Антропология
XVIII. Прошлые жизни
— Единорогом, — повторила Одри, осев обратно на стул.
Лира кивнула и села напротив.
— Я не знаю, как я на самом деле оказалась в Эквестрии — там, где я жила, — но это произошло, когда я исчезла из этого мира.
— Итак… значит та тайна, которую ты скрывала от меня всё это время… в том, что ты единорог.
— Я была единорогом, — поправила её Лира. — Ещё меньше месяца назад, я не знала, что я на самом деле человек. Я всю жизнь изучала людей, но Принцесса Селестия сказала мне, что вы всё-таки существуете, и что вы всё ещё живете здесь…
Одри подняла руку, оборвав её.
— Нет. Просто… замолчи.
Лира пожала плечами.
— Ты хотела, что бы я сказала правду.
— Конечно. И я хочу правду. Ты упоминала несколько вещей о своём доме, и ты, вроде бы, говорила не об единорогах, — Одри запнулась, вспоминая. — Например, ты упоминала мать, работающую на метеорологической станции.
— Ну, да, она не единорог. Она пегас, и она работает на погодной фабрике в Клаудсдейле. Она занимается производством дождевых облаков.
Одри помотала головой.
— Нет, это… просто смешно. Ты говоришь, что ты мне всё это время лгала?
— Я не лгала. Я не говорила тебе всей правды, но я никогда тебе не лгала, — Лира посмотрела на свою подвеску и подняла её так, чтобы Одри могла увидеть этот выполненный в форме лиры амулет. — Видишь? Это подарок Принцессы. Она дала мне её перед тем, как я сюда попала.
— И что, ты собираешься мне сказать, что это какая-нибудь волшебная штуковина?
— Нет, магия так не работает. Я ничего не могу сделать без своего рога, — сказала Лира. — Я потеряла его, когда стала человеком. Я, впрочем, и не слишком жалею, ведь у меня есть они.
Она выставила вперёд руки.
Одри чуть не рассмеялась ей в лицо.
— Ты несешь сейчас безумную чушь. Ты это понимаешь?
— Я знаю, это слишком тяжело принять. Вот почему я этого ни разу не упоминала. К тому же я не хочу назад в Эквестрию. Я хочу найти настоящих родителей. Моих родителей-людей.
— Итак… Ты мне не рассказала ничего только потому, что ты единорог, пытающийся вжиться в человеческое общество.
— Именно.
Одри отстранённо усмехнулась.
— Ты на самом деле в это веришь?
Лира уставилась на неё.
— Конечно. Я не была в человеческом мире очень долго. И сейчас я по-прежнему привыкаю к нему. Когда я сюда впервые попала, я была ошеломлена. Де-Мойн настолько больше Понивилля…
— Понивилля? — переспросила Одри.
— Ага, я там раньше жила.
— Он… — она не могла подобрать слов. — Забудь.
— Ты — мой самый первый человеческий друг. До того, как я встретила тебя, люди казались ужасно далёкими. Я, наверное, даже не задумывалась о том, что они такие же, как и я. Но ты показала мне, что мы одинаковы. Ты меня многому научила. Я не знаю, что бы делала без твоей помощи.
— Ты была единорогом до того момента, как я тебя встретила?
Лира кивнула.
— В тот день я покинула дом, — сказала она. — Ты… ты мне теперь веришь?
— Конечно же нет. Вся эта ерунда о единорогах… это полная бессмыслица! Мне даже не надо говорить, что единорогов не существует, Лира.
Слова казались эхом того, что она уже слышала неоднократно — только с обратным смыслом. Лира уставилась на неё.
— Ты как Бон-Бон.
— Кто?
— Моя соседка. Она никогда мне не верила.
— Именно! Если она не верила тебе о единорогах, то с чего ты вообще решила, что поверю я?
— Нет, она не верила в людей. Пони думают, что мы — вымышленные существа из старых историй. Большинство из них вообще не слышало о нас, даже при том, что вокруг осталась целая куча доказательств существования людей. Так было до того, как я узнала, кто я такая.
Именно это, наконец, заставило Одри рассмеяться, и её смех звучал жестоко.
— Лира, я признаю, это чертовски хорошая история. Она даже почти осмыслена — неспроста у тебя папа писатель. Ты правда отлично умеешь придумывать истории. Только… — она посерьёзнела. — Ты всё равно веришь во всё, что говоришь, да?
— Конечно, — сказала Лира.
Проблема была в том, что у неё не было никаких доказательств. Даже если бы они и были, разве это что-нибудь бы поменяло? Бон-Бон так и не изменила своего мнения, несмотря на все свидетельства, которые Лира обнаружила, — истинные свидетельства, как оказалось. Принцесса Селестия подтвердила все подозрения Лиры, и вот она стала настоящим человеком.
— Никогда бы не подумала, что мне придётся убеждать человека в реальности единорогов… — пробормотала Лира.
— Поверь мне, я тоже не ожидала такого разговора, — сказала Одри. — Пожалуйста… Не упоминай ничего подобного при родителях.
— Я и не собиралась. Я просто хотела стать человеком. Я сначала даже тебе не хотела этого говорить…
— Хорошо. Потому что ты им нравишься, Лира. Они позволили тебе остаться гораздо дольше, чем я ожидала. Но если ты начнешь нести им эту чушь о том, что была единорогом в Понилэнде, или где там…
— В Понивилле.
— Неважно. Суть в том, что они подумают, что ты сошла с ума. И будут правы.
Лира задавалась вопросом, зачем она вообще начала этот разговор. Она должна была догадаться, чем это кончится. Человеческий мир в итоге не так уж и отличался от Эквестрии, правда?
— Ладно… — промямлила она.
— Мы свяжемся с твоими родителями. Узнаем, действительно ли они твои родители. Думаю, тебе будет лучше, когда ты найдешь постоянное место для жизни, это тебе поможет разобраться, что реально, а что нет.
— Ещё одно, — сказала Лира, подняв палец. — Ты ведь знаешь, что такое единороги, так?
— Конечно, но я не понимаю…
— Откуда ты знаешь, что они такое?
— Ну… О них есть истории. Но они лишь выдумка. Просто фантазия, — сказала Одри. — Лира, если это всё из-за того, что такие истории пишет твой папа, он сам, скорее всего, тебе скажет, что всё это…
— У нас в Эквестрии были истории о людях. Не так уж и много, но если поискать, их можно найти. И это потому, что люди существовали там, потому что все эти истории были основаны на реальности.
Одри приложила руку к лицу.
— Для тебя это, может быть, кажется логичным аргументом, но на самом деле под этим всем нет никакого основания.
— Я не много знаю о том, что ещё есть общего у наших миров, но есть множество вещей, которые совпадают. Мы даже знали, что в Эквестрии была Франция, хотя большинство пони даже не считали её реальным местом, — сказала Лира. — Они вряд ли бы поверили, что я туда попала.
— Когда ты успела побывать во Франции? Ты же из Пенсильвании. Или, по крайней мере, ты так считаешь, — сказала Одри.
Лира вскинула голову.
— Но ты ведь сказала… Ты сказала, что Де-Мойн — французское слово.
— Мы в Америке. И здесь можно встретить целую кучу иностранных слов.
— Погоди, мы… — Лира опустила взгляд на ноги. — Но я никогда не слышала об Америке. Она не упоминалась в эквестрийских исторических книгах, которые я читала.
— Ты ни разу не слышала об Америке? — спросила Одри. Она покачала головой и встала. — Лира… Тебе действительно нужна помощь. Слушай, я попробую найти способ связаться с твоим отцом. Только ты… я не знаю. Позволь мне с этим разобраться самой.
Лира вернулась в гостевую комнату, упала на кровать и уставилась в потолок. Поначалу она не собиралась говорить людям об Эквестрии. Этому было несколько причин. Она хотела вжиться в этот мир, и она была бы его частью, если бы её не выдернуло из него все эти годы тому назад. Ещё одна причина была в том, что там, откуда она пришла, вид, населяющий этот мир, оказался причиной собственного уничтожения.
Также была проблема в том, что у неё не было доказательства существования другого мира, и люди, скорее всего, будут считать её сумасшедшей из-за одного только подобного предположения. Конечно, это было самое плохое. Одри не верила даже в единорогов.
Всё это слишком сильно напоминало события последней недели в Понивилле. Бон-Бон думала, что Лира сошла с ума и хотела, чтобы она бросила эту «человеческую» одержимость; чтобы она заткнулась об этом и никогда больше не упоминала эту тему. Ей удалось успокоить свою соседку, но это было нелегко.
Доказательства в Эквестрии были везде. И, конечно, люди жили там прежде, и они оставили после себя свои изобретения. А потом они вымерли. Она это ещё не упомянула Одри. Мысли о той войне стали только тяжелее с тех пор, как она начала считать себя человеком, а не пони.
И вновь… Её жизнь в Эквестрии казалась совсем другой жизнью, и в то же время это было буквально вчера. Лира привыкла садиться каждый вечер ужинать за один стол с Одри и её семьей, но когда она думала о том, что живёт в одном доме с существами, доказательства существования которых она так старательно искала, это по-прежнему её изумляло, как в самый первый раз.
Они, впрочем, всю жизнь ни разу не видели единорогов. И те пони, которых она повстречала несколько недель назад, когда появилась вдруг на дороге, не были и близко похожи на обитателей Эквестрии. Они даже не умели говорить.
Лира отстранённо окинула взглядом пальцы. В любом случае, она может повторить то же самое, что проделала с Бон-Бон в последнюю неделю в Понивилле. Она просто не будет упоминать единорогов, и, может, ей удастся убедить Одри, что она оставила это позади. Что она не сошла с ума.
Она знала об этом мире даже меньше, чем думала. Всё это время она находилась в месте под названием «Америка». Судя по реакции Одри, Франция по-прежнему была реальна, но Лира не имела ни малейшего понятия, как далеко она находится. Судя по всему, не близко.
Она вздохнула. Что же она скажет своей настоящей семье?
Одри нашла отца в гостиной за ноутбуком, и медленно к нему приблизилась. К этому вопросу надо подойти деликатно…
— Пап?
— Да? — он не поднял глаз от экрана.
— Я знаю, это несколько неожиданно, но… мы нашли родителей Лиры, — сказала она.
Он сразу же прекратил печатать и повернул голову к ней.
— Ты уверена?
Одри кивнула.
Она рассказала ему всё о том, как один из друзей Лиры по группе узнал её отца, а также упомянула новостные статьи, которые они нашли. Короче говоря, всю историю, исключая их недавний разговор, — даже без него всё и так было уже достаточно безумно.
— Я не понимаю, как кто-то не догадался раньше. Томас Микелакос. Ты слышал о нём? Мне кажется, он довольно известен.
— Я не слышал это имя. Но ты уверена, что это он? Я не понимаю, как никто ещё не…
— Почему они не узнали его? — сказала Одри. Ну, у Лиры было для этого прекрасное объяснение… — Я сама не знаю. Но фотографии совпадают, и в новостях говорилось о её пропаже в год, соответствующий её возрасту… Я не знаю, можем ли мы сказать что-нибудь точно, но всё очень похоже на правду.
— Дай мне самому посмотреть, прежде чем мы примем решение, — сказал он. — И она ничего не рассказывала о том, где была?
Ага. Её вовсе не похищали. Она жила в волшебной стране с единорогами. Никакого повода для беспокойства: там всё было в бабочках и радугах. Но вместо этого Одри сказала:
— Нет… По-прежнему ничего. Мне всё ещё кажется, что с ней, должно быть, что-то случилось. Типа…
Он кивнул. Ничего не надо было говорить; они обсудили такую возможность уже несколько раз.
— И Лира по-прежнему ничего не говорит. Ты показала ей, что обнаружила, да?
— Конечно. Она сказала… Она сказала, что не помнит об этом ничего.
Они оба какое-то время молчали.
— Но, Одри…
— Да?
— Если окажется, что это не её семья, с Лирой надо будет что-то делать. Она замечательная девочка, но она не может здесь больше оставаться.
— Я знаю…
— Я сейчас закончу, и мы пойдём посмотрим, что вы нашли.
Одри направилась обратно наверх.
Свет от экрана компьютера Одри освещал ей лицо в тёмной комнате. Стояла поздняя ночь. Мама тоже ознакомилась с этими новостями. Она слышала о книжных сериях, которые написал отец Лиры, хотя сама их не читала. Эпическое фэнтези не относилось к числу её любимых жанров.
Всё-таки в истории пропажи Лиры Микелакос пятнадцать лет назад всё вставало на свои места. Теперь осталось лишь связаться с семьёй. Лира попросила её заняться этим, так как она не имела ни малейшего понятия, что такое электронная почта.
Зачем ей было так всё усложнять?
Она, впрочем, в последнее время начала ориентироваться лучше. В первое время, когда Одри только встретила её, Лира была совершенно беспомощна. Жалкое зрелище. Одри просто хотела сделать хорошее дело, а потому разрешила ей остаться на несколько дней… обернувшихся несколькими неделями. Она не могла ей не помочь, ведь одинокая в (относительно) большом городе девочка, очевидно, сбежавшая из дома, просто напрашивалась на неприятности. Кто знает, где бы оказалась Лира, если бы Одри не помогла ей? Если бы она вообще осталась жива. Это, конечно, наверняка просто преувеличение… но такое было возможно.
Довольно тяжело было убедить родителей, что эта случайная зелёноволосая незнакомка, пытающаяся есть цветы — не конченая сумасшедшая. Они не должны услышать ни слова о единорогах. Одри должна это проконтролировать. Чем скорее ей удастся убедить их дать ей разобраться самой, тем лучше.
Расспросы Лиры о её прошлом в лоб далеко не увели. Одри предположила, что, может, завоевание её доверия развяжет ей язык. Так и случилось.
Итак, Лира считала, что пришла из некоего «Понивилля» — оригинальное имя, должно быть потратила на его придумку кучу времени — и что она была единорогом. В человека её превратила волшебная принцесса, и сейчас она пытается вжиться в человеческое общество. Это был самый ужасный её бред, безусловно, куда более опасный, чем всё остальное, но при этом гениальный.
Первоначальные подозрения Одри о семейном насилии окончательно вычеркивать нельзя. Среди прочих вариантов они казались самыми правдоподобными. Исходя из того, что она была Лирой Микелакос (а на это указывало вполне достаточно доказательств) и она была похищена в младенчестве, кто знает, через что она прошла? Она просто блокировала плохие воспоминания. Должна была. Нечто в её поведении в тот момент, когда она открыла свой маленький «секрет», красноречиво говорило, что она верит каждому своему слову.
Когда они в первый раз встретились, ей показалось, что Лира — весьма интересная личность. И да, она действительно была интересна, это верно. Одри положила голову на руки и застонала. Чем быстрее она с этим покончит, тем лучше.
Одри нетерпеливо постучала по пробелу, пробуждая компьютер от сна. Она открыла браузер и снова зашла на официальную страничку Томаса Микелакоса. Страничка эта была лишь яркой рекламой его книжных серий. Он сколотил себе состояние на книгах о фэнтезийных мирах, а Лира заявляла, что пришла из такого мира. Не слишком ли опасно будет отправлять её туда, пусть даже это её настоящая семья?
С другой стороны, она вела себя так, будто не хотела быть единорогом. Беря в расчёт, чем годы её жизни в этом «Понивилле» скорее всего были, неудивительно, что ей хотелось оставить всё это в прошлом. Её целью был поиск родителей и нормальная человеческая жизнь. Вполне безобидная цель.
Но в то же время… Она считала, что была единорогом. Среди всего прочего — единорогом. Как такое вообще воспринимать?
Лире нужна помощь. Пока её бред не станет по-настоящему опасным… Терапия, лекарства. Скорее всего, дорогое дело. Отправлять её в дорогу через полстраны — не самая лучшая в настоящий момент идея, но сейчас семья Одри не могла позволить себе ей чем-либо помочь. А теперь у Лиры есть собственная семья, которая о ней может позаботиться, если, конечно, она сможет до неё добраться.
Потребовалось перелопатить немалую часть сайта, но Одри, наконец, нашла на странице адрес почты автора. Скорее всего, она только для фанатских писем и прочих подобных вещей, но другого способа связаться не было. Она обсудила это с родителями — что ей делать, что ему написать.
Она потратила несколько долгих минут, набирая сообщение и перечитывая его несколько раз. Ей не хотелось, чтобы письмо выглядело как статья из школьной газеты. Было ли оно слишком формальным? Или недостаточно? Она попыталась сформулировать часть о проблемах Лиры как можно мягче. Если она изобразит её слишком безумной, это поставит под риск ту часть истории, которая была на самом деле правдой.
Мистер Микелакос,
Меня зовут Одри Лорен. Мне шестнадцать лет и я живу в Де-Мойне, штат Айова. Несколько недель назад я встретила девушку моего возраста, проходившую через город и представившуюся Лирой. Она в данный момент живёт в моём доме и работает в качестве музыканта-любителя. Она не знала своей фамилии и сказала, что ищет своих биологических родителей после того, как обнаружила, что была удочерена.
Совсем недавно мы узнали вас и вашу жену на фотографии, которую Лира носит с собой. Она никогда не слышала о вас, но её имя и возраст соответствуют вашей пропавшей дочери.
Лира отказывается говорить мне что-либо правдивое о своём прошлом или о том, кем были её прошлые опекуны. Она, по-видимому, страдает от навязчивых идей и нуждается в лекарствах или помощи специалиста.
Одри остановилась на этой строчке. Лучше ей не упоминать, сколь серьёзными эти навязчивые идеи были. Дочь этого человека похитили, и он не видел её много лет. Не было никакой возможности упомянуть здесь ещё и «кстати говоря, она считает, что была единорогом», чтобы это не прозвучало, как жестокая шутка.
Я так понимаю, когда ваша дочь была похищена пятнадцать лет назад, также было украдено несколько вещей. Если эта фотография была среди них, я не вижу иной причины, по которой она к ней могла попасть.
Пожалуйста, ответьте.
Она присоединила к письму сделанную ей фотографию Лириной фоторамки с изображением её родителей. У неё не было сканера, и, помимо этого, сама рамка может помочь как доказательство, что фото не было скопировано. К тому же она добавила фотографию самой Лиры.
— Ради Бога, надеюсь, вы проверяете эту почту, — пробормотала Одри, нажав «отправить».
Прошло уже несколько дней с тех пор, как они обнаружили её родителей. Лира начала уже чувствовать себя неуютно в этом доме. В тот день она просто сидела на кровати с гитарой, не играя на ней, и даже её не включив. Она начала проводить много времени в одиночестве, просто размышляя.
Родители Одри начали расспрашивать Лиру о том, что она помнит о своей приёмной семье, и она обратила внимание на то, как менялось лицо Одри каждый раз, когда поднимался этот вопрос. Одри практически умоляла её не говорить ничего.
Они по-прежнему были вполне гостеприимны, но вопросы продолжались. Лира хотела отправиться в Филлидельфию — Филадельфию, поправила она себя — и жить нормальной человеческой жизнью, о которой всё это время мечтала. Она представляла, что именно так и жила в этом доме, но, на самом деле, она все эти недели была лишь чужаком. Теперь же она, наконец, нашла настоящие связи с человеческим миром.
Что ж… может быть. Они по-прежнему не…
— Я получила ответ.
Лира уставилась на только что вошедшую в комнату Одри. Что-то было в её выражении лица, показывающее, что не всё идёт по плану.
— От папы? Что он сказал? — спросила Лира, нахмурившись. Она положила инструмент рядом с собой.
Одри села рядом. Её руки были сложены на груди, а сама она смотрела себе на колени.
— Что ж, в первую очередь… Его не удалось убедить до конца, что ты его дочь.
Лира наклонилась ближе.
— Что? Но ведь компьютер сказал…
— Они искали тебя многие годы после твоего исчезновения. Очевидно, они хотели вернуть свою дочь, но в итоге оставили всякую надежду на то, что ты ещё жива, — сказала Одри. — Но… ты не первая, кто заявляла им, что она Лира Микелакос.
— То есть… кто-то притворялся мной? Почему?
— У него пропала дочь, и у него куча денег. Подумай сама, — сказала Одри. — Он не хочет подставлять свою семью под лишние волнения. Но он заинтересовался фотографией. Ни одна пропавшая с тобой вещь не была обнаружена, но он сказал, что эта фотография точно была из их числа.
Лира вздохнула с облегчением.
— Вот видишь? Я же говорила. Это и есть доказательство, ведь так?
— В каком-то роде, да, действительно. Только не говори ему ничего безумного, хорошо?
— Ты имеешь в виду, об Эквес…
— Да, об этом. Ни слова.
Лира нервно рассмеялась.
— Что ты, конечно нет. Я не единорог. Я… пошутила, вот и всё.
— Так ты собираешься сказать своей семье, где ты была последние пятнадцать лет? Уверена, они хотели бы знать.
— Ну…
Одри покачала головой.
— Что бы ты ни решила рассказать им, пожалуйста, помни, что ты по-прежнему на тонком льду. И меньше всего тебе надо, чтобы они посчитали, будто ты просто хочешь воспользоваться их положением.
— Я бы никогда так не поступила.
— Лира… Несмотря ни на что, я по-прежнему тебе доверяю. Может, я и не должна бы… Может, ты сумасшедшая, — Одри дала ей маленький лист бумаги. — Вот номер, который он мне прислал. Сейчас у тебя есть только один вариант — просто взять телефон и ему позвонить.
С телефоном в одной руке и кусочком бумаги в другой, Лира сидела и вспоминала, как ввести номер в это устройство. Действие было весьма простым. И всё же она сейчас держала телефон в руках всего лишь второй раз в жизни, а прошлый раз был уже довольно давно. И это не говоря уж о том, что она собирается первый раз в жизни говорить со своим отцом.
Она сделала глубокий вдох. Она наблюдала за семейными отношениями в доме Одри. Они хорошо ладили по большей части. Но Одри всегда была человеком и знала своих родителей всю свою жизнь. А этот человек — что немаловажно, он всё-таки был человеком — был для неё полным незнакомцем. Она не чувствовала такого беспокойства от разговора с людьми с тех самых пор, как они ей впервые повстречались.
Лира стиснула зубы и с силой нажала на нужные кнопки, одну за другой.
— Эм… привет… — ответа не было, только прерывистые гудки. — Эй? Кто-нибудь…
— Да? Кто это? — из маленького устройства неожиданно раздался мужской голос.
Она замерла, но, спустя некоторое время, наконец, обрела голос.
— Меня зовут Лира, — сказала она тихо и замолчала, ожидая ответа. Он тоже не сказал ни слова. Подождав немного, она продолжила: — Вы… Томас Микелакос?
— Да… — его голос неожиданно стал тише. Может, он сейчас нервничал не меньше неё. Он ничего не говорил какое-то время, но затем сказал: — Я прочитал о вас в письме.
— Вы… прочитали? — ей было тяжело подобрать слова, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Ваша… подруга написала мне…
— Одри? Ага, она отправила письмо. Я не знаю, как пользоваться компьютером, — она коротко и нервно рассмеялась.
Ещё одна долгая пауза.
— Как давно у вас эта фотография?
— С… с моего раннего детства. Я не знала, кто вы такие. Ещё один мой друг читал ваши книги. Он мне о них сказал. О тех, что про магию.
— Лира… — было что-то странное в том, как он произнёс её имя, так, будто он отвык его говорить. — Где ты была все эти годы?
Этот вопрос был неизбежен. У него было право знать правду. И при этом он, скорее всего, ей не поверит. И если семья — её единственная реальная связь с этим миром и её единственный настоящий дом — если они откажутся от неё, то у неё не останется ничего.
Она помнила ту ночь, когда Дьюи показал ей эту фотографию. Это была одна из последних её ночей в Эквестрии. После того, как она увидела этих людей, даже не зная, кто они такие, оставаться в Эквестрии больше было невмоготу. И теперь она говорила с человеком с этой картинки.
Если она хочет жить здесь, в Пенсильвании, то лучше ей оставить Эквестрию позади. Навсегда.
— По правде говоря… — она почесала голову. — Я не помню, что со мной произошло.
— В письме говорилось, что ты была… в растерянности.
— Ага, — голос Лиры дрожал. — Всё было как-то смутно.
Вновь наступила тишина, а спустя некоторое время, снова раздался голос:
— С тобой всё хорошо?
— Конечно. Ничего плохого со мной не случилось. Но я плохо помню, что было до того, как я пришла в Де-Мойн. Одри и её семья приютили меня на какое-то время. До этого… я не помню, как я здесь оказалась.
Звучало слабо, она это понимала. Ей просто слишком мало известно о человеческом мире, чтобы придумать убедительную ложь, хотя она и размышляла об этом последние несколько дней. Она даже не знала, что такое эта «Америка», хотя и находилась в самом её центре.
— Ты не помнишь ничего? — спросил он.
— Хотела бы помнить.
Она беспокойно болтала ногами. Самой странной частью разговора по телефону было то, что она не могла видеть своего собеседника. Не могла видеть, что он делает, как он выглядит. И это только усложняло разговор с отцом.
— Итак… Зелёные волосы, а?
— Что? — Лира оглянулась. Она была в комнате одна. Откуда он узнал?
— Твоя подруга Одри прислала мне твою фотографию. Я ожидал совсем не такого, скажу по меньшей мере, — улыбка в его голосе звучала натянуто. Она это поняла и без возможности видеть его собственными глазами.
— Э… да, пожалуй, — Лира слабо улыбнулась. Люди считали, что она красит волосы.
Она на самом деле не знала, какого цвета волосы у неё должны были быть изначально — очевидно, родилась она не с зелёными. Родители это знали, в отличие от неё.
— Ты музыкант? Я правильно помню?
— Да. В основном, гитара.
Снова долгая тишина.
— Я слышала, что вы пишете книги о магии.
— Да… думаю, можно так сказать, но в фэнтези в последнее время куда больше всего, чем просто магии.
— Мне, на самом деле, она не очень интересна… — сказала Лира.
— Тогда ты от нас отличаешься, наверное. Моя жена рисует иллюстрации для большинства моих книг, и… твоя сестра… ну, она…
С тех пор, как Одри упомянула её, читая статью на компьютере, Лире не терпелось узнать о ней побольше.
— Как её зовут? — Лира наклонилась вперед.
— Хлоя.
— Я бы хотела с ней встретиться, — Лира улыбнулась. Она привыкла к роли единственного ребёнка в семье, но она хорошо ладила с маленькими кобылками. Её сестра, должно быть, в том же возрасте, что и Меткоискатели.
— Я ещё не сказал им о тебе. Просто… — она услышала его вздох. — Лира, я бы очень хотел тебе поверить, но я не могу не соблюдать осторожность. Ты не врёшь о том, где ты взяла эту фотографию?
— Конечно же нет! Она у меня с тех пор, как… как я себя помню!
— Ты сказала, что не помнишь ничего.
— Ну, не ничего… Но эта фотография, у меня она определённо уже… — Несколько недель. — Несколько лет, — сказала она вместо правды.
Что ж, Дьюи держал её при себе много лет, да и где ещё ей было взять фотографию людей? К тому же они не собирались вообще ей говорить правду. До самого конца они просто хотели, чтобы она была обычным единорогом. Откуда им было знать, что это невозможно?
— Если бы ты только могла рассказать мне, что случилось, куда ты пропала после… ну…
— Я не могу. Извините.
Оба замолчали. Затем, он снова заговорил:
— Ты бы могла приехать сюда? В Пенсильванию?
— А? То есть… Наверное… — Лира не имела ни малейшего понятия, где эта Пенсильвания находилось относительно Де-Мойна, но, возможно, туда реально попасть каким-нибудь образом. — Вы всё-таки верите мне?
— Я, может быть, просто надеюсь.
— Мне правда больше некуда пойти. Спасибо вам большое… — прошептала она.
— И последнее. Я могу поговорить с семьёй, у которой ты живешь?
— Эм, конечно… Я пойду поищу кого-нибудь… Мне просто передать им телефон? Извините, я просто в этом совсем новенькая…
— Не страшно.
Она убрала телефон от уха, предположив, что может просто ходить по дому, пока не найдёт родителей Одри. Похоже, существовал определённый этикет, которому люди следовали, когда разговаривали по этим штукам; она наблюдала это неоднократно, но так и не поняла, что нужно делать.
Но самое важное… Она наконец-то идёт домой.