Антропология
XX. Снова дома
Лира застыла на мгновенье. Ошибки быть не могло. Этот человек — женщина с фотографии. Она смотрела на неё каждый день с того самого момента, как покинула Эквестрию. Её настоящая мать. И она держала табличку с именем Лиры.
Лира почувствовала, что ноги сами понесли её навстречу — это было почти подсознательное действие.
— В-вы… — начала она.
Женщина смотрела на неё, будто не могла поверить своим глазам.
— Лира?
Лира смогла лишь кивнуть в ответ. Она помнила, как люди приветствовали друг друга, и потому предложила рукопожатие, но вместо этого мать обхватила её руками и крепко обняла.
Они медленно разжали объятья, после чего на лице матери мелькнуло на мгновенье странное выражение:
— Твои глаза…
— Что с ними такое?
— Нет… ничего, — сказала она. — Не о чем волноваться. Лира…
Она покачала головой.
— Когда твой отец сказал, что нашёл тебя и с тобой поговорил, я ему не поверила.
Лира почувствовала, что что-то не так. Она оглянулась вокруг, разглядывая толпы людей.
— Где же он, кстати?
— Ему нужно было забрать Хлою из дневного лагеря, но они оба будут дома вскоре после нас.
— Моя сестра… — Лира широко улыбалась. — Не могу дождаться, чтобы с ней познакомиться! Я довольно хороша с детьми, кстати. Я очень буду рада её увидеть!
Мать кивнула.
— Но пока мы не убедимся… Мы не хотим говорить ей, кто ты такая. По крайней мере, как мы думаем, кто ты такая. По-прежнему есть шанс, что ты не…
— Я понимаю, — сказала Лира, на самом деле не понимая. Сунув руку в сумку, она вытащила фоторамку. — Эм, у меня есть эта фотография, и…
— Я видела её в электронном письме… Я помню это фото. Оно было среди пропавших вещей из твоей комнаты.
— Значит, это всё доказывает, да? Что ещё нужно?
— Лира, конечно, мы верим тебе, но для нас это было нелегко. Мы бы всё отдали, чтобы узнать, что же с тобой случилось той ночью.
— Ага, я тоже, — сказала Лира. Она рассеянно потянулась и поправила сумку на плече. — Хотела бы рассказать вам, что тогда случилось, но…
— Ты не помнишь.
— Ничего.
— Ты знаешь, как ты получила её? — мать указала на фото, которое Лира всё ещё держала перед собой.
В ночь после выступления на Гранд Галопинг Гала. После того, как сама Принцесса Селестия сказала Лире, что вся её жизнь была ложью, она лежала без сна в своей детской комнате. И тогда Дьюи — единорог, который удочерил неведомое существо из иного мира, — дал ей эту фотографию, и, казалось, всё повернулось вдруг к лучшему. И вот сейчас наступил тот самый момент, которого Лира ждала, на который она надеялась с тех самых пор, как покинула Эквестрию.
— Я… я не помню, откуда эта фотография взялась, — услышала она собственный голос. — Она была со мной всю мою жизнь. Больше я ничего об этом не знаю.
Мать вздохнула, а по её лицу пробежала тень.
— Что ж, нам, пожалуй, пора ехать домой.
— О, эм… мне надо получить багаж. У меня его забрали, перед тем, как я села в самолёт, — объяснилась Лира.
— Я не забыла, — мать заметила выражение лица Лиры. Она вскинула голову в поиске висящих под потолком табличек, и затем сказала: — Не волнуйся так. Твои вещи будут на выдаче багажа. Этот аэропорт — настоящий кошмар. Нам приходилось уже через это проходить несколько раз. И каждый раз не легче.
— Ты здесь уже бывала? — сказала Лира. — Это был мой первый полёт… на самолёте, я имею в виду.
Мать бросила на неё странный взгляд, но лишь на мгновенье.
— Следуй за мной. Постараемся не заблудиться.
«Пункт выдачи багажа» оказался большой комнатой с чем-то вроде подвижной дорожки, ползущей через всё помещение. Тонны чемоданов медленно проплывали мимо, причём многие из них выглядели совершенно одинаково. Лира пыталась вспомнить, как выглядят её собственные вещи… Она надеялась, что они всё-таки здесь. Вся эта система казалась бессмысленной — зачем вообще забирать вещи, если они оказывались в итоге в том же месте?
Она наблюдала за тем, как люди поднимали чемоданы с ленты и катили их прочь. Толпа потихоньку редела.
— И, эм… куда ты раньше летала? Ты сказала, что бывала здесь раньше, — сказала Лира. Она ни на секунду не отрывала глаз от ленты выдачи багажа.
— В основном конвенты и что-то в этом роде, но мы также пару раз летали на семейные каникулы, когда Хлоя уже подросла.
— И всегда всё было вот так? Со всей этой охраной и прочим? — спросила Лира. Прямо перед ней встал мужчина и взял с дорожки чемодан.
— В последнее время стало гораздо строже. Трудно поверить, что прошло уже больше десяти лет.
По её тону Лира предположила, что должна знать, что она имела в виду, но в те времена, когда это неизвестное ей событие произошло, она ещё была пони.
Она заметила чемодан, сразу вспомнив, как он выглядел. Он двигался к ней, проходя через поворот. Она приготовилась его ухватить — ей нужно сделать это быстро. Ручка глядела в противоположную от неё сторону… Когда он проезжал мимо, она быстро потянулась, развернула его обеими руками, затем сжала пальцами ручку, потянула его вверх и поставила на пол перед собой.
— Вот и он. Готова? — спросила мать.
— У меня ещё гитара, — сказала Лира. Она совсем не хотела её терять. Футляр было узнать гораздо легче, чем чемодан, так что едва он покажется за поворотом…
— Я слышала, ты музыкант.
Лира кивнула.
— Ага. Ну, гитара как бы для меня в новинку. Я только-только её освоила.
Её глаза были прикованы к массе багажа, продолжающей проплывать мимо. Гитарный футляр легко опознать по его длинной неровной форме. Не говоря уж о том, что она видела его каждый день, идя на репетиции и возвращаясь обратно. Она будет по ним скучать…
— Ещё одна творческая личность в семье. Ты прекрасно впишешься.
— Я надеюсь, — сказала Лира.
Она заметила гитару Нэтана — её гитару — и вытащила с ленты. На мгновенье она было забеспокоилась, что потеряет инструмент, но теперь все вещи были при ней, она нашла свою мать, и это принесло ей огромное облегчение.
— Вот и всё, значит. Готова идти домой, Лира? — спросила мама.
— Это… наша машина? — спросила Лира, обходя автомобиль кругом и внимательно его рассматривая. Машина, в целом, не отличалась от тех, которые она видела раньше. Большая. Красная. Не та же самая, что на старой фотографии, но ведь фото было сделано много лет тому назад.
— Конечно, — сказала мать, открывая заднюю дверь. — Можешь сложить вещи сюда.
Лира уложила всё на заднее сиденье, а затем забралась на переднее. Справа, ведь ведущие машину люди всегда сидят слева. Она уже осваивалась. Этот автомобиль принадлежит её семье… Её другие родители не владели даже собственной повозкой. Не то чтобы, впрочем, в этом была какая-то необходимость. По крайней мере, покка они не собирались покинуть город, ведь всё в городах пони располагалось в пределах небольшой пешей прогулки.
Они находились в тёмном здании, абсолютно таком же, в каком мама Одри припарковала свою машину в другом аэропорту. Те же самые холодные серые стены, пол и потолок. Странно было видеть, насколько же здесь всё одинаково. Как будто она находилась в том же самом городе. Когда Лира узнала, что отправится за шестьсот миль, она ожидала увидеть что-то совершенно иное. Подумать только, сколь разнообразны были города Эквестрии, как по-разному они ощущались, когда она их посещала, и как близко они располагались друг к другу по расстоянию.
Они ехали какое-то время кругами по зданию, а затем выехали на яркий солнечный свет. Это было так странно. Казалось, сейчас должен был быть уже поздний вечер, но в этом чувстве, скорее всего, виновато сегодняшнее раннее пробуждение.
Затем была недолгая поездка из аэропорта до дома. Они проехали по городу, который, каким бы невозможным это ни казалось, был даже больше, чем Де-Мойн. Здания были гораздо выше и все выстроены в разных стилях. Одно было блестящим, практически как гигантское зеркало, и оно стояло прямо напротив башни, сделанной из светло-серого камня. Это её родной город…
Всё верно. Им он и был. Она видела это место почти год тому назад, в своих снах… На этот раз Бон-Бон не собиралась её будить, потому что теперь она в самом деле находится здесь. Она прильнула к окну, изогнувшись, чтобы заглянуть вверх.
— Ты жила в Айове? Там мало больших городов, вроде.
Лира пожала плечами.
— Ну, я жила не там… Точнее, я не помню, где я жила. Мне… кажется, я жила в маленьком городке.
Это верно — Филадельфия заставила бы даже Мейнхеттен казаться заштатной деревенькой, не говоря уж о Понивилле.
В окне проплывали здания, магазины, рестораны; она старалась успеть прочитать все их вывески. То странное чувство, которое по первости она приняла за дежавю, обратилось в нечто большее: некоторые из отелей в самом деле имели такие же названия, что и стоявшие в Де-Мойне, как если бы их просто взяли из одного города и вставили в другой.
Они ехали через город довольно долго, но высокие здания в итоге начали уступать домам поменьше. Они пересекли мост через широкую бурую реку, ехали вдоль неё какое-то время, а затем свернули в район, укрытый меж деревьев. Лес становился гуще и гуще, а расстояния между домами увеличивались всё больше по мере того, как они продвигались дальше. В итоге остался один лес с раскиданными по нему то здесь, то там одинокими домами.
Вот, наконец, и он.
Лира видела этот дом много раз, но только на фотографии. И вот, внезапно, он оказался прямо перед ней.
Как только машина остановилась, Лира отщёлкнула ремень и открыла дверь. Ступив на брусчатку, она просто встала без движения.
Не так уж много изменилось здесь за пятнадцать лет. Она ведь по-прежнему узнавала свой дом. Он был очень велик: широкий, два этажа, а подъезд к нему оказался длиннее, чем ей представлялось. На фотографии также не было видно всех этих деревьев, что его окружали со всех сторон.
— Мы дома, Лира, — она услышала голос матери.
Этот дом — её дом, осознала Лира — был хорош. Действительно хорош.
Она вошла в прихожую с лестницей сбоку. Здесь был балкон, идущий вдоль стен, и наверху она увидела дверь, ведущую в какую-то комнату. Прямо перед собой она увидела открытый вход в гостиную. Свет, приглушённый и разбитый на мелкие пятнышки листвой, лился сквозь широкие окна. Уже сейчас она могла сказать, что этот дом как минимум в два раза больше дома Одри.
Пройдя немного дальше, она увидела картину на стене. Большой красный дракон, сидящий на вершине горы сокровищ. Она никогда прежде не видела дракона вблизи или в его пещере, но он выглядел в точности так, как их описывали другие пони. И детали были точны — хоть у драконов и огромное разнообразие форм и размеров. В углу было приписано имя — Селена М.
— Это одна из моих самых ранних работ, — сказала мать, заметив, что Лира разглядывает картину.
— Ты её написала? — спросила Лира, ткнув пальцем, а затем повернулась обратно, чтобы рассмотреть получше. — Откуда ты узнала, как выглядит дракон?
— Я опиралась на Толкиена. Ты читала Хоббита?
— Нет… Я не знаю такого, — Лира помотала головой. Похоже, речь идёт о человеческой книге. — Значит, я правильно слышала, что ты художница.
— Мы с твоим отцом разделяем любовь к фэнтези. Так мы и встретились, на самом деле, много лет тому назад, — сказала мама. — Я рисовала обложки для его книг, начиная с Голоса во Тьме. Она была первой.
— Я её читала… — сказала Лира. Она вспомнила обложку. — Так, эм… Я помню картинку на ней. Меня она заставила задуматься… Ты когда-нибудь… ездила на спине у пони?
Мама рассмеялась — приятный и лёгкий звук.
— Я занималась в своё время верховой ездой. Но это было много лет тому назад.
Лира кивнула. Она не знала, что сказать по этому поводу.
— Почему ты спрашиваешь? Ты тоже занималась ездой?
— Н-нет. Конечно, нет, — ответила Лира. — Просто… ну… неважно.
Она торопливо прошла мимо картины в соседнюю комнату.
Гостиная была столь же просторной, как и прихожая, и чувство открытости усиливалось широкими окнами в задней стене. Здесь был сложенный из булыжника камин, а также висящий над ним меч, вид которого шокировал Лиру. Она собиралась спросить о нём, но заметила кое-что на кофейном столике перед диваном, что было ещё страннее.
— Что это такое? — спросила Лира и осторожно протянула руку, чтобы подобрать одну из стоящих там маленьких фигурок, но остановилась в последний момент.
— Это твоей сестрёнки — Хлои.
— О… Да? — голос Лиры задрожал.
Она бы подумала, что это просто маленькие фигурки лошадок. Белых лошадок, наделённых определенной грациозностью, как у Принцессы Селестии, но всё же не выглядящих так же, как эквестрийские пони. Они были не такими крепко сбитыми. Лица были другими. Но она заметила, что у них были рога.
— Ну, ты знаешь, какие они, маленькие девочки. Почти все проходят в своё время через «единорожью» фазу, хотя бы ненадолго, — сказала мать и рассмеялась. — А я, возможно, так и не выросла из своей.
— Эм… точно, — Лира нервно улыбнулась. — Я… я думаю, пожалуй, я уже покончила с единорогами… и магией.
Мама просто кивнула.
— Лира… Мы очень многое пропустили из твоей жизни. Мы не знали, какой ты была в этом возрасте… — улыбка пропала с её лица.
Когда Лира была в этом возрасте, она на самом деле была единорогом, изучала магию и только-только обнаружила в первый раз информацию о людях. Насколько же различались эти два мира? Она стояла здесь перед человеком и говорила с ним о том, что драконы и единороги — это просто сказки, придуманные для развлечения детей. Это было как говорить с Твайлайт, только наоборот.
— После того, как мы потеряли тебя… Ну, мы оба не хотели снова проходить через такое. Но мы знали, что по-прежнему хотим ребенка…
— Мне кажется, что произошедшее со мной нормой не было.
— Ты, наверное, права насчёт этого.
Они обе услышали, как открылась дверь, а затем в прихожей раздались быстрые шаги. В гостиную вбежала маленькая девочка… и остановилась, увидев Лиру. Сёстры глядели друг на друга, не говоря ни слова.
— Вы кто?
— Эм… я… — Лира не могла подобрать слов.
— Хлоя, мы ведь говорили тебе, что у нас будет гость, помнишь? — спросила мама.
Следом за девочкой из прихожей вышел мужчина. Он был высоким, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой вокруг рта, такой же серебряно-серой, как и его волосы. Едва войдя в комнату, он тут же остановился, заметив Лиру.
— Ты уже приехала…
Лира кивнула. Она не знала, что ей сказать. Хотя она и не видела этих людей прежде (а они были людьми, что по-прежнему было для неё удивительной вещью самой по себе), что-то в них казалось очень знакомым. Располагающим.
— Хлоя… — мужчина вновь обрёл голос. — Это Лира. Она будет жить у нас какое-то время.
— А почему у неё такие волосы?
Лира должна была признать, её интересовал тот же вопрос. И у матери и у сестры были тёмно-каштановые волосы.
— П-потому что… мне нравится этот цвет, вот я и крашу их в него, — она быстро и нервно улыбнулась. На задворках сознания у неё зародилась мысль, что, пожалуй, стоит научиться пользоваться краской для волос, чтобы поменять их цвет на оригинальный, какой он и должен быть.
— Хлоя, почему бы тебе не пойти к себе наверх ненадолго? — сказал отец, склонившись над девочкой и положив руку ей на плечо.
Хлоя кивнула и, бросив последний взгляд на Лиру, направилась наверх.
Лира повернулась на звук шагов, удаляющихся вверх по лестнице. Они вскоре затихли. Затем она снова поглядела на своего отца, потом на мать. Их лица были теми же самыми, что и на фотографии. Самые первые настоящие человеческие лица, которые она вообще видела.
Наконец, отец спросил:
— Полёт прошёл хорошо?
Она почесала затылок.
— Вполне нормально.
Он посмотрел на диван позади неё и указал на него.
— Пожалуйста, садись. Устраивайся поудобнее.
Она так и сделала, чувствуя усталость, несмотря на то, что просидела все те многие часы, пока летела сюда. Но, всё-таки, те обстоятельства трудно было назвать расслабляющими: шум и подъём на высоту в тысячи футов в небо этому не способствовали.
— Прошло так много лет… — произнёс отец. Он пересёк комнату и уселся рядом с ней. — Мы думали, нам никогда не узнать, что с тобой произошло.
И, при определённой удаче, они не узнают никогда. Она бросила ещё один взгляд на игрушечных единорогов на столе.
— Я бы тоже хотела узнать… но всё так, как я и сказала тебе по телефону. Я не могу вспомнить никаких событий до того, как остановилась у семьи Одри.
— Как ты нашла нас?
— У меня был… друг. Рэндэл. Я играла с ним в группе, — сказала Лира. Я показала ему твою фотографию, и он тебя узнал. По книгам. И тогда Одри нашла на компьютере новостную статью…
Отец кивнул.
— Мы не собираемся на этот раз ничего сообщать журналистам. Когда ты пропала, они только усложнили нам жизнь.
— Мы просто рады, что ты, наконец-то, дома, — сказала мама, обняв её за плечи рукой.
Лира улыбнулась.
— Я тоже. Но есть ещё кое-что…
— Да?
— Я не ела целый день. У вас есть чего-нибудь перекусить?
Родители удивились, когда Лира сказала им, что она вегетарианка. Она столкнулась с трудностью выбора, что ей съесть, так что просто взяла яблоко из фруктовой корзинки на кухне. Она не ела их уже довольно давно. Наверное, с тех самых пор, как они с Бон-Бон доели тот гигантский мешок, который её соседку вынудили купить.
За едой они поговорили. Неловкость, казалось, так до конца и не ушла, хотя потребовалось всего несколько минут, чтобы все открылись друг другу. Она рассказала им о Де-Мойне. Больше ей ничего не хотелось им рассказывать. Затем она перевела разговор на вопросы об их жизни, решив, что в самом деле уже рассказала достаточно.
— Тот меч над камином… — сказала она.
— О, это интересная история… — при его упоминании на лице отца возникла улыбка. — Это подарок от фаната. У меня десятки подобных историй, которые я мог бы рассказать… Я ведь пишу уже давно. Я начал ещё до того, как ты родилась.
— Это ведь оружие…
— Лезвие затуплено. Парень, который мне его подарил, на самом деле владеет кузницей, и он захотел воссоздать для меня клинок Эрриана. Я встретился с ним на конвенте.
Лира кивнула.
— Я читала одну твою книгу. Ты, похоже, правда заинтересован в… магии. Я этого не совсем понимаю.
— Эти вещи притягивают людей к фэнтези. Все хотят сбежать куда-то иногда, в мир гораздо интереснее, собственного. Мне кажется, это нам помогает.
Он поглядел через стол на жену, затем снова на Лиру.
Она посмотрела на яблоко, отметив про себя, как хорошо оно лежит в руке.
— Может, ты и прав насчёт этого…
После обеда ей показали её комнату. Это была та же самая комната, в которой она, по словам родителей, жила, будучи младенцем. Помещение было с тех пор обставлено заново, и почти не использовалось.
Отец поставил чемодан у двери.
— Тебе нужна помощь с раскладыванием вещей?
Лира помотала головой.
— Я справлюсь. У меня их не так уж и много.
— Тогда я оставлю тебя обустраиваться, Лира.
Он бросил на неё взгляд, развернулся и вышел.
Лира не знала, чего, на самом деле, ожидала. Ведь это, в конце концов, просто комната.
Она была просто обставлена: кровать, комод и тумбочка, всё сделано из тёмного полированного дерева. Ничего шикарного, но выглядит, в целом, очень мило. Окно выходило на задний двор, который, по большей части, был просто лесом. После ночёвок в гостевой комнате дома Одри, где она привыкла засыпать под звуки изредка проезжающей машины или сирены вдали, здесь жизнь будет во многом похожа на жизнь в Эквестрии.
Пятнадцать лет назад, точнее, на настоящий момент, уже почти шестнадцать — она находилась здесь, когда что-то открылось в этой комнате и выбросило её посреди садов Кантерлота. Человеческий ребенок, первый, увиденный в Эквестрии больше чем за тысячу лет. Весьма значительное событие, хотя она и оказалась в итоге просто очередным лицом в толпе обывателей Понивилля.
Но что если предположить, что ничего подобного не происходило? Что если предположить, что она осталась здесь? Она бы выросла с родителями-людьми, ходила бы в школу — на самом деле, она бы наверняка всё ещё посещала бы её и прожила бы потом всю свою жизнь в Филадельфии обычным человеком.
Она, скорее всего, оказалась бы такой же, как и остальная семья. Очарованная магией, драконами и… единорогами. Совершенно не осознавая, сколь прекрасен её родной мир по сравнению с фантазией. Большинство единорогов, с которыми была знакома Лира, совершенно не представляли из себя ничего интересного. У неё было несколько друзей в Эквестрии… Но, впрочем, не как здесь. Даже оставив позади своих друзей из Де-Мойна, она с лёгкостью найдет новых в Филадельфии.
Лира опустилась на корточки перед комодом и начала перекладывать вещи из чемодана в ящики. Покончив с этим, она прислонила гитару к углу комнаты. Маленькая сумка всё ещё лежала на кровати. Она достала фотографию и поставила её на комод. Задумавшись на мгновенье, она распаковала лиру и положила рядом.
Когда все вещи были разложены по своим местам, Лира растянулась на кровати, заложив руки за голову, и уставилась в потолок.
Она здесь. В своём доме. Она вернулась.
Её папа писал книги о магии… и о войне. Её мама была художницей, писавшей картины, которые выглядели почти как Эквестрия. И её маленькая сестрёнка была, очевидно, одержима единорогами.
Сегодняшний день был по-настоящему утомительным. Она даже не заметила, как заснула.
Человеческий доктор светил Лире ярким светом в зрачки. Она сощурила заслезившиеся глаза, пытаясь укрыться от луча. Вскоре доктор закончил и выключил фонарик.
Это был всего лишь второй день в Филадельфии. Лира в первый раз пошла на приём к доктору, уже будучи человеком. Сидя на странным образом неудобной, несмотря на мягкость, кушетке, она отметила про себя, что приём во многом был знакомым по Эквестрии делом. Даже кабинет выглядел похоже — за исключением анатомических диаграмм, которые она при любой возможности с интересом изучала. Детальные диаграммы человеческого тела… Она даже представить себе не могла, что была бы готова отдать за них несколько лет тому назад.
Доктор, молодой человек с аккуратно причёсанными тёмными волосами и прямоугольными очками, спросил её о прививках от болезней, о которых она даже не слышала. По-видимому, люди могут заболеть, например, «куриной оспой».[1] Она чуть было не ляпнула, что уже болела пони-оспой, когда была маленькой кобылкой, но остановила себя, до того, как успела сказать хоть слово. Ей всё равно было интересно, болезни каких ещё видов были заразны для людей. Ей пришлось перетерпеть несколько уколов в нежную кожу обеих рук. Было даже больнее, чем от уколов, которые ей делали, когда она была пони.
Но она понимала истинную причину, по которой её сюда привели. Точнее, в некотором роде понимала. Она не представляла, как это будет проделано, но…
— Вы собираетесь узнать, настоящая ли я Лира Микелакос, да?
Доктор кивнул.
— Мы уже взяли анализы. Они направлены в лабораторию, и на получение результата уйдёт примерно неделя, может, чуть больше.
Он, скорее всего, говорил о тех скребках, взятых у неё изо рта. Она никак не могла понять, зачем. Может, люди пользовались зельями, как Зекора? Они в некоторых случаях могут заменять собой магию. Что же ещё им делать с её анализами?
Доктор молчал, строча что-то на закреплённой на планшете бумаге. Лира сидела на скамейке, держась пальцами за край.
— Это мой настоящий цвет глаз, — сказала она.
— В вашей семье у всех карие глаза.
— Ну, эм…
— Янтарный цвет не слишком широко распространен. Но нельзя отбрасывать возможность смены цвета глаз в раннем возрасте, хотя такие случаи крайне редки.
— Они… всегда были такими. Насколько я помню, — она смотрела на что угодно в кабинете, только не на него.
— Лира, помните ли вы…
— Я уже сказала вам, и я то же самое говорила папе уже много раз. Я не помню ничего из того, что было до моего прихода в Де-Мойн, — сказала Лира.
— Вы там жили?
— Да. То есть, типа того. Я прожила несколько недель у другой семьи.
Он кивнул, сделав ещё несколько заметок. Лиру очень раздражало, что она не могла разглядеть его записи.
— Как вы попали в город?
— Я, эм… — Лира помедлила. — Я туда пришла пешком.
— И откуда вы шли?
Она вздохнула.
— Я больше ничего не знаю. Я правда не могу вам ничего больше рассказать.
Не сказав ни слова, доктор записал ещё несколько строк на планшете. Лира поёрзала и повернулась к одной из диаграмм на стене. Внутренность человеческого уха. Она ощупала своё, обратив внимание на то, какое оно жёсткое. Гораздо жёстче, чем у пони. Она также заметила ощутимую разницу в чувствительности — им было гораздо труднее двигать самостоятельно.
— Вы говорили со своими… эм, родителями, по поводу терапии? — он посмотрел на неё поверх очков.
Она повернулась лицом прямо к нему.
— Я не сумасшедшая.
Он улыбнулся.
— Никто вас не называет сумасшедшей. Мы просто беспокоимся о вашем эмоциональном состоянии. О том, как вы приспосабливаетесь к вашей новой жизни.
Последние три слова привлекли её внимание.
— Что вы под этим имеете в виду?
— Лично у меня не так уж много опыта в случаях, подобных вашему, но приспособление детей к жизни с их вновь обретёнными семьями может быть весьма тяжёлым. И не только для вас, но, также, и для ваших родителей. И особенно для вашей маленькой сестры.
— О. Думаю, вы правы.
— Вы чувствуете себя как дома, когда вы с ними?
Она внезапно вспомнила те фигурки белых единорогов на столике. Они не были похожи на знакомых ей пони, но всё же имели слишком много с ними общего, чтобы их отбросить.
— Да, пожалуй, можно сказать и так.
— Рад это слышать, — сказал он. — Хотя я всё равно дам вашему отцу телефон моего знакомого психиатра.
Она вздохнула. Что-то было в том, как он произнёс «вашему отцу» — так, будто он не верил до конца в её, Лиры, подлинность. Она заметила то же самое и в родителях — будто они хотели поверить, что она и есть их настоящая дочь, но им приходилось это повторять самим себе снова и снова, и всё равно не находить сил поверить до конца.
— Мне нужны только результаты этого теста. Когда мы узнаем, на самом ли я деле Лира Микелакос? — и ей также хотелось бы знать, что же на самом деле они собираются делать, так как для других людей слов «тест на отцовство» было вполне достаточно.
— Результаты будут готовы примерно через неделю.
Она откинулась назад, прислонившись спиной к зеркалу на стене. Всего лишь неделя. И тогда у неё будут ответы на все её вопросы.
[1] Ветрянкой