Алфавит теней: Истории на Ночь Кошмаров
Естественный отбор
Флаттершай стояла на лужайке перед домиком и хмуро глядела на кашу.
Каша не оставляла сомнений в своей принадлежности к царству птичьих: всё вокруг было усеяно перьями. Многим пони не пришло бы и в голову, что от одной птички может остаться столько оперения, однако Флаттершай видела такое не впервой и знала, как это происходит.
По большей части это был бесцветный белый пух, усеивавший лужайку от края до края. Но кое-где её глаз подмечал более крепкие маховые и покровные перья серого цвета с пятнами синего. Значит, голубая сойка… о, а вот и голова. Как правило, у птиц не очень-то выразительные морды, но у этой пташки вид был довольно удивлённый.
Замечательное начало дня. Флаттершай ещё даже позавтракала, а уже убирает за кем-то — лаской, наверное, или лисой. Характер у этих зверюг не из приятных, и что бы ни съело пернатую бедняжку, оно разорвало её на части.
— Никто ничего не видел? — уточнила она у сидевшего рядом Энджела. Кролик покачал ушастой головкой.
Другие животные, обитавшие в доме Флаттершай, держались на почтительном расстоянии и не мешали. Они не боялись — они же дикие, и смерть для них просто одна из составляющих жизни. Безвременная кончина сойки, может, и необычна для лужайки рядом с её домиком, но не для леса. Если животное не намеревается полакомиться мясом, оно вряд ли будет вертеться у свежего трупика, а пегаска и так неплохо их кормила.
Она поглядела вдаль, где темнела рощица, граничащая с Вечнодиким лесом. Где-то там спал хищный зверь с набитым брюхом. Но в чём можно винить дикое животное? Лиса, ласка, рысь — хищники ведут себя сообразно своей природе. Чуть попозже надо будет наведаться в лес и отыскать незваного гостя. Пара слов вполне убедит его не возвращаться.
Флаттершай начала сметать перья в кучу. В отличие от её питомцев, у других пони могут возникнуть некоторые вопросы. Иногда им не хватало её понимания, что такое дикая природа.
Даже под полуденным солнцем в роще близ домика Флаттершай царила тень. Половина листьев на деревьях облетела с приходом осени, но оставшиеся — в своём буйстве красок — умудрялись не пропускать солнечные лучи. Мягкий, поросший мхом полог леса был погружён в вечные сумерки.
Флаттершай принесла с собой всё, что осталось от сойки. Она вытряхнула перья, голову и кусочки требухи из свёртка, обтёрла мешковину о свежий мох и затолкала обратно в сумку.
— Ау? — позвала она. — Если ты рядом, можешь меня не бояться. Я только хочу поговорить.
Ответом ей была лишь тишина. Пегаска прождала несколько часов, намереваясь проводить голодного хищника домой, но кроме одного любопытного бурундука и очень терпеливой змеи к ней никто не явился. Наконец, солнце начало клониться к горизонту, и она, вздохнув, подсадила бурундука на ветку подальше от рептилии и распрощалась с обоими.
Некоторым тайнам, похоже, суждено остаться неразгаданными.
Всё следующее утро Флаттершай провела в Понивилле, бегая по делам. Ещё не порозовело небо на востоке, а она уже была на ногах и вернулась домой далеко за полдень, нагруженная продуктами. Скоро пора обедать — она давно хотела приготовить свежий салат из рукколы и помидоров.
Флаттершай замерла у самого входа. Крепкая дубовая дверь была вся покрыта царапинами, а порог усеивала тонкая стружка.
Пегаска внимательно изучила отметины и осмотрелась. В ближайших кустах и траве, кажется, никто не прятался. Она медленно отворила дверь, шмыгнула внутрь и заперлась.
— Кто-нибудь знает, кто поцарапал дверь? — спросила она у зверьков в гостиной. Кое-кто из них даже прекратил играться и посмотрел в её сторону, но не более.
Честно говоря, было бы удивительно, если бы хоть один мог внятно ответить. Она любила всех своих друзей, но, Селестия помилуй, особого ума в их маленьких головушках не водилось. Даже Энджел, самый давний её помощник, с трудом понимал сложные чувства пони. Видимо, для кроликов мир выглядит проще.
Тут пригодится помощь того, кто не спит после захода солнца и сможет проследить за домиком ночью. Она вспорхнула к балкам, где в тени сидел, нахохлившись, едва различимый силуэт.
— Здравствуй, Филя, — прошептала она, усаживаясь рядом. Тот проснулся и неторопливо поднял веки, пегаска поманила его копытом, и он наклонился, чтобы выслушать указания.
На следующее утро Филя пропал. Флаттершай несколько часов летала по лесу и останавливалась у каждого дерева с дуплом, где могла бы обитать сова. И в некоторых действительно жили филины — но совсем не тот, что нужен был ей.
Домой она возвратилась поздно и опоздала к обеду, чему голодные лесные зверушки не обрадовались. Она извинилась и насыпала птицам зерна, нарезала дыню для черепах, а Энджелу вручила посахарённую морковку. Никто не знал, куда подевался Филя.
Вскоре село солнце. Животные отдались во власть биологических ритмов. Флаттершай грелась у камина, крепко задумавшись. Рядом посапывал Энджел, то и дело подрыгивая ножками во сне. Интересно, задумалась она, он за кем-то гонится или убегает?
Очень вероятно, что в лесу по соседству поселился какой-то зверь. И он, этот зверь, в её маленьких друзьях видел весьма доступное лакомство. Ничего возмутительного в этом не было; в конце концов, кошки заслуживали точно такое же право на жизнь, как птицы, хоть пернатым и могло это не нравится. Кошки просто следовали инстинктам.
Но, так или иначе, нельзя позволять дикому хищнику безнаказанно наведываться к ней домой. Жилище Флаттершай — островок безопасности. Пускай в лесу за окном бал правила дикая природа, однако внутри этих стен она, Флаттершай, была богиней.
С этим нужно было как-то разобраться. Пегаска заботливо уложила Энджела в корзинку и сама отправилась готовиться ко сну.
Из объятий грёз Флаттершай вырвал шум у двери: кто-то скрёбся. Она прислушалась сквозь зыбкую пелену полудрёмы.
Ничего из ряда вон выходящего, в конце концов у неё жило несколько десятков животных с когтями — кто угодно может проситься в спальню. Как правило, она просто не обращала внимания на назойливого нарушителя спокойствия, пока тот, устав, заскучав или обидевшись, не уходил в другое место.
Посему она не стала выбираться из-под одеяла.
Через какое-то время скребущие звуки прекратились. Пегаска улыбнулась и снова погрузилась в пучины сна.
Поутру животные заметно нервничали, и Флаттершай их прекрасно понимала: кто-то изодрал почти все стены и двери в доме. Только её спальня и подвал, запертый наглухо, не пострадали от когтей неведомого вандала. Во всех же остальных комнатах пол был усыпан стружкой и штукатурной крошкой.
Она на скорое копыто пересчитала всех. Недоставало пары птиц, но тут не скажешь наверняка: пернатые прилетают и улетают когда вздумается, не задерживаясь подолгу. Насест Фили под потолком, вон, до сих пор пустовал.
— Энджел, — обратилась она к кролику, — если у тебя есть какие-то соображения, я с радостью их выслушаю.
Тот ничего не сказал, впрочем, как всегда. Они вдвоём приступили к уборке.
— Постой, — удивлённо переспросила Твайлайт Спаркл. — Он внутри твоего дома?
— Похоже на то, — ответила Флаттершай. — Иначе я просто не представляю, как бы он смог исцарапать все стены.
Твайлайт замерла с открытым ртом, осёкшись на полуслове. Одарила её странным взглядом — она так по-хитрому её оскорбила? Но следом молча кивнула: какое оскорбление — это же Флаттершай, и ведёт она себя, ну, как… Флаттершай.
— Тебя это не беспокоит? Ты не переживаешь, что ночью может что-нибудь случиться?
— Я живу с медведем, — заметила Флаттершай. — А ты с драконом и перевоспитанной чародейкой, строившей безумные планы по уничтожению мира и самого времени, чтобы отомстить. Ещё я дружу с всемогущим воплощением хаоса. Так что, нет, царапающего стены зверя у себя в доме я не боюсь.
— Но при этом тебя, ну, — Твайлайт с сомнением посмотрела на неё, — до сих пор порой пугают пони?
Флаттершай, пригубив чай, поставила чашку на стол.
— Пони могут быть подвержены злу, Твайлайт, зверями же просто движут инстинкты. Они не страшны, надо просто их понимать.
На следующую ночь Флаттершай уже была готова, когда её разбудят скребущие звуки.
Она выпорхнула из постели, делая плавные, бесшумные взмахи крыльями. Подлетела к двери. С каждой секундой шуршание становилось всё громче.
Флаттершай попыталась представить, каких же габаритов должен быть зверь, чтобы так трясти дверь. Весьма, рассудила она, крупный — размерами не медведь, но где-то примерно с пони.
Пегаска, набрав в грудь побольше воздуха, собралась с силами и распахнула дверь.
Ничего. Лишь чернота. В темноте Флаттершай осмотрела гостиную, пол и, так как некоторые животные любят прятаться под крышей, потолок. По-прежнему ничего.
Тишину нарушало лишь мирное посапывание зверушек. Оно успокаивало и убаюкивало её не хуже дождя, накрапывающего по стеклу. Ещё пару минут она тщетно обшаривала дом в поисках виновника всего этого безобразия, пока, наконец, не сдалась и возвратилась в постель.
Этой ночью Флаттершай снилось, как она гонится за кем-то. А потом — как гонятся за ней. Снилась охота, кровь, сырая плоть. Снились друзья и враги — как она смеется, парит, плывёт, даже спит с ними. Иными словами, совершенно обыкновенные сны. О таких, может, стыдно заикнуться в беседе, но видеть их не предосудительно.
На следующий день подруги ей говорили, что она чаще улыбается. Громче смеется. Что-то в ней преисполнилось живости.
Ночью, когда зверь снова заскрёбся, Флаттершай была ни в одном глазу. Она прождала с самого вечера. Бесшумная, будто ястреб, она пролетела над спальней, неспешно отворила дверь и опустилась в коридоре.
Царапанье доносилось из гостиной. Флаттершай подождала, пока глаза привыкнут к бледному лунному свету, льющемуся из окон, а затем шагнула к лестнице. Шум становился громче.
К скрёбу прибавилось странное утробное ворчание. Флаттершай замерла у края лестницы. Затем медленно — по ступеньке за шаг — начала спускаться, предусмотрительно не наступая на скрипучие места. Она хорошо этому научилась за то время, когда ночью приходилось бесшумно ходить по дому, чтобы не будить зверьков. В считанные мгновенья она была внизу и тут увидела источник шума.
Это был пони. Пегас. Сгорбился над чем-то, рвёт копытами. Видимо, Флаттершай невольно ахнула — существо встрепенулось и обернулось на звук. Вся морда была вымазана в крови. Но отчётливее всего было видно его глаза: ярко-голубые огоньки, тлеющие во тьме. Ярко-голубые, как у неё, горящие похотью, голодом и дикостью. Не-Флаттершай разинула пасть, обнажая острые как бритва зубы, кто-то вдруг закричал, и тут…
Флаттершай очнулась, лежа на кровати, и подавила рвущийся крик. Тело будто парализовало. Но наваждение быстро таяло, оставив в памяти лишь горящие глаза, пока через миг не забылись и они, а Флаттершай уже не понимала, чего так перепугалась.
Вдруг у неё перехватило горло. Она захрипела, закашляла — и схаркнула клочок пуха. Пушистое пёрышко сиротливо спланировало на матрас, приковав к себе взгляд.
В глубине домика, кажется, опять заскрёб неведомый гость.
Надо бы пойти проверить.