Фоновая Пони

XVIII — Крещендо

— Мои маленькие пони, — заговорила Принцесса Селестия, величественно распахнув крылья по сторонам. — Я рада присутствовать на этой встрече в вашем прекрасном городе Понивилле. Хоть он и не самый большой город в Эквестрии, внимание мое к нему отнюдь не мало. Я забочусь о каждом моем драгоценном подданном, и ваше скромное сообщество я посетила с мыслями о каждом из вас.

Великое множество жителей городка со светлыми лицами и сияющими глазами собралось перед ней в вестибюле отеля. Ряд за рядом пони восторженно кланялись восседающему у дальней стены аликорну. От нее толпу отделяли мускулистые пегасы-стражники в сверкающей броне; они оглядывали собравшихся суровым и подозрительным взором заместо добронравной правительницы, которая такого взгляда по отношению к своим подданным позволить себе не могла. Там же присутствовала и Твайлайт Спаркл, и она гордо улыбалась, стоя бок о бок со своей наставницей.

Опустив кратко рог, Селестия кивнула многочисленным подданым.

— Мир и гармония — это сущность наших душ; мы следовали этой вере с самого начала времен. И посему я предстаю перед вами с открытым сердцем, дабы ваши волнения касательно благополучия Понивилля и Эквестрии в целом могли без помех меня достичь. Я так понимаю, ваш возлюбленный Мэр уже утвердила порядок вопросов. Вы можете приступать не торопясь: весь мой вечер посвящен только вам, мои драгоценные подданные.

Пони загалдели, переговариваясь между собой, пока Мэр не взмахнула копытом и не заставила всех замолчать громким свистом. Улыбнувшись, она указала на жеребца в первом ряду собравшейся в вестибюле толпы.

— Ваше Величество, позвольте представить вам Колд Гарденс, владельца цветочного магазина Восходящее Солнце, что располагается в восточном районе города.

Жеребец вышел из толпы и вежливо поклонился. Застенчиво потерев копыта друг о друга, он обратился к возвышающемуся перед ним сияющему аликорну:

— Ваше Высочество, позвольте сначала выразить свою радость от привилегии и чести находиться в вашем обществе. С тех пор, как я впервые увидел вас на Празднике Летнего Солнца в Орландоутсе в 983 году, я был очарован вашей мудростью и красотой.

— 983… — произнесла Селестия со спокойной и задумчивой улыбкой. — Это был хороший год для подсолнухов.

Колд Гарденс моргнул. Порозовев щеками, он улыбнулся и кивнул.

— Да! Да, они в том году были повсюду. Когда я был маленьким, я б-был ими просто очарован. После того Праздника Летнего Солнца, каждый раз, когда я гляжу на подсолнух, я вспоминаю о вашем величии и могуществе, — он сглотнул и продолжил: — Я искренне верю, что именно вы послужили для меня вдохновением и побудили меня искать свой особый талант в садоводстве, Ваше Величество.

— И это приносит мне великую радость, — сказала она. — Но чем я могу помочь вам сегодня, мистер Гарденс?

— Ну, В-Ваше Высочество… — он вновь сглотнул и ткнул копытом в сторону выхода из отеля. — В этом году в Понивилле случилась в некотором роде засуха. Она не настолько плоха, как сухой сезон 997 года, но некоторые местные растения завяли от нехватки влаги. Нам пришлось построить вторую теплицу, только чтобы предотвратить вымирание нескольких местных видов цветов. И я знаю, что в-вы были в этом году ужасно заняты, из-за проблемами с драконом в горах к западу, не говоря уж о чудесном воссоединении вас с вашей сестрой, Принцессой Луной…

— Уверяю вас, ни на секунду я не рассеивала своего внимания настолько, чтобы не заметить проблем моих подданных, — перебила с улыбкой Селестия. — Я вполне в курсе этой засухи, о которой вы говорите. И, я понимаю, это именно вы попросили городскую администрацию Понивилля написать публичную петицию о помощи с погодой два месяца тому назад?

Жеребец моргнул.

— О, да, конечно! Да, это был я! Вы… вы хотите сказать, что в-в самом деле потратили на ее чтение время? Эм, Ваше Высочество?

Она тепло усмехнулась:

— О, безусловно. В конце концов, в комплекте с бессмертием обычно идет и хроническая бессонница.

Многие пони засмеялись и весело захихикали. Твайалайт улыбнулась.

Селестия продолжила говорить:

— Я прочитала то письмо, мистер Гарденс, и я немедленно отправила запрос в Погодную Комиссию Клаудсдейла, чтобы назначить на середину апреля дополнительную неделю осадков. Тем не менее, после продолжительных исследований, группа пегасов-метеорологов доложила мне, что дополнительные осадки не дадут никакого окончательного решения растущей проблемы с засухой. Посему я поговорила с вашим Мэром и предложила ей ирригационную программу. С учетом того, что многие из вас — земные пони, такой проект не должен стать для вас большой проблемой…

Принцесса продолжала говорить, но ее голос стал глуше за стеной из множества тел столпившихся в зале пони. Причиной тому было то, что я в это время пробиралась, прижавшись к полу, между ног, плеч и боков плотно стоящих горожан. Поглядывая наверх, я изо всех сил сжимала челюсти, стараясь не стучать зубами.

Едва я завидела лицо Принцессы, ее розовые глаза, ее будто озаренную звездным сиянием гриву, как сердце мое тут же подскочило к самому горлу. Она была великолепна, она была прекрасна, она была богиней. И именно в помощи богини я нуждалась в тот момент больше всего.

Я бросила взгляд налево, потом направо. С обеих сторон на устрашающе могучих ногах стояли стражи-пегасы. С той позиции, с которой я на них смотрела, мне казалось, будто их защищенные броней шеи тянутся до самого потолка. Безо всяких сомнений: один взмах их крыльев, и они мгновенно смогут достичь любого участка вестибюля. И все же, даже зная об этом, я все равно должна была рискнуть сделать решительный шаг. Принцесса сказала, что проведет здесь весь вечер, но это не оправдание для моего промедления.

Стараясь удерживать дрожь под контролем, я подтянула рукава толстовки ниже к копытам и, вжавшись в пол, поползла сквозь толпу. Я передвигала свои миниатюрные ноги медленно, тихо, в надежде, что тени окружающих сокроют мое приближение к трону Принцессы. Я чуяла тревожное дыхание скромных деревенских жителей; мои уши подрагивали в такт биению их сердец. Голос Богини Солнца становился все громче, сотрясая мои кости, выдаивая слезы из моих янтарных глаз.

—…и благодаря земному заклинанию от кантерлотского королевского геологического подразделения, акведуки должны сохранять структурную целостность в течение еще по крайней мере двадцати пяти лет, — Селестия склонила голову вперед. — Находите ли вы такое решение осуществимым?

— О, безусловно, Ваше Высочество! — с жаром кивая, воскликнул Колд Гарденс. Он улыбнулся, сверкая глазами от радости. — Благодарю вас за вашу мудрость. Понивилль с пользой применит ваш совет.

— И, возможно, когда я прибуду сюда в следующий раз, у вас будет больше прекрасных подсолнухов на витрине! — сказала Селестия, получив в ответ многочисленные смешки и согласные возгласы. Она обернулась к главе города. — Мэр?

— Кхм. Сибси с центрального рынка хочет вас спр…

Я наступила на копыто кобылы. По воздуху прокатился громкий возглас, от чего я дернулась в сторону и врезалась в другого пони сбоку. Вскоре, уже весь вестибюль заполнился возмущенными криками:

— Эй, смотри что делаешь!

— Какого сена с тобой творится?

— Подожди своей очереди!

Я не отвечала. Я не могла. Все пони в толпе уже оборачивались на меня. Каждое лицо глядело теперь на изможденную бродягу-единорога. Вскоре даже стражи уже тянули в любопытстве шеи. Мир замерзал; я задыхалась и дрожала.

— Эээ… — Мэр, наконец, вышла, ступая боком, перед Принцессой, и прищурилась на меня. — Что за дела?

Я зашипела сквозь зубы и, оттолкнув с дороги пони, побежала вперед. Мир качнулся, а потом затянулся мутной дымкой от слез отчаяния, текущих у меня из глаз рекой. Сияющее лицо Селестии казалось мерцающей в тумане свечой. Я закричала ей, из страха, что уже окончательно теряю все:

— Принцесса! Принцесса, помогите мне! — кричала я. — Принцесса, я проклята! Я проклята, и м-мне нужно ваше благословение!

— Эй, ты! Стой! — я почувствовала жар крыльев стражей еще до того, как они схватили меня. Казалось, будто мое тело пронзили обломки потолка: со всех сторон меня прижали к полу окованные металлом копыта.

Я закричала от боли и вырвала копыто из захвата их мускулистых ног. Рыдая, я воскликнула в сторону центрального помоста:

— Спасите меня, Принцесса! Пожалуйста! Я обречена без вашей помощи!

— Ох, чтоб мне, — я услышала ворчание кого-то рядом с Твайлайт. — На каждом важном событии обязательно найдется хоть один ненормальный.

— Принцесса! Я-я… — сдавленно прозвучал голос Твайлайт, который стал неразборчивым бормотанием за целым лесом ног, поднимающих меня на копыта. — Я не знаю, что сказать! Я никогда раньше не видела в городе этого единорога…

Я сморщилась и ахнула от боли, когда один из стражей грубо потащил меня к выходу из вестибюля, прочь от моего спасения.

— Нет, прошу вас! — кричала я. — Вы должны меня выслушать!

Я пыталась найти глазами Селестию, но ее восхитительный лик затерялся в море испуганных лиц пони, что пораженно разинув рот следили за происходящим.

— Я молю вас! Если вы меня прогоните, у меня может не найтись больше вообще никакого шанса на спасение!

— Вы дальше не пройдете, мэм! — буркнул мне в ухо страж.

— Именно так! — другой развернул меня силой и потащил к выходу, где другие стражи открывали двери прямиком в яркий солнечный день. — Никто не вламывается к Принцессе без приглашения!

— Нет! Прошу вас! — рыдала я, забыв в истерике о приличиях. Я не хотела остаться одной. Я не хотела вновь стать забытой. — Она должна об этом услышать! Только она может снять с меня это проклятье!

Солнечный свет ослеплял. Я слышала пение птиц и цикад, и они вместе напоминали мне оглушительную канонаду.

— Подождите.

Мир снаружи затопило в священном сиянии, разгоревшимся у меня за спиной. Я больше не двигалась: стражи застыли на месте. Я качнулась, как вяло провисший маятник, когда они резко развернули меня и поставили перед лицом самого восхитительного зрелища, которое я только видела за всю свою жизнь. Селестия вышла вперед из-за стола в конце зала и, заставив пони расступиться, безбоязненно встала передо мной.

— Не уводите ее. Дайте ей сказать…

Страж дернулся вперед:

— Но, Ваше Величество…

— Для меня важны интересы всех моих подданных, — сказала она, не отрывая от моих черт взгляда своих идеальных глаз. Я ощущала любовь, а не осуждение, и оттого тихо заплакала. — Если в моей власти избавить этого единорога от ее бед, то таковым будет мой священный долг.

Стражи повиновались. Я это поняла, потому что упала вдруг на все четыре ноги со счастливым всхлипом, пронесшимся по всему телу. Я поползла в сторону Принцессы, содрогаясь и впервые радуясь холоду своего проклятья, ибо теперь я знала — это лишь порог моего спасения. Я подняла залитое ручейками слез лицо и уставилась храбро прямиком на источник озарявшего меня священного света.

— О, будьте благословлены. Будьте благословлены, Ваше Величество. Вы даже не представляете, через что я прошла…

— Шшш… — Селестия потянулась ко мне. Обернув меня крыльями, она прижала к себе маленького испуганного жеребенка, в которого я обратилась. Если бы я могла вечно лежать в ее успокаивающих душу объятьях, я бы, возможно, ничего не желала бы больше на свете. Но у самых границ всего по-прежнему поджидало ледяное проклятье, ждало оно меня и за пределами нежного тепла ее крыльев. Я услышала ее тихий голос: — Успокойся. Все хорошо. Восстанови дыхание, моя маленькая пони, и поведай, что тебя тревожит.

Я шмыгнула носом. Я улыбнулась. Я встала и открыла рот, чтобы заговорить. А потом мои глаза зацепились за что-то. Я повернула голову.

Рядом с Селестией стояла Твайлайт, но при этом ее там не было. На нее опустился фиолетовый туман, и чем дольше я смотрела, тем больше она становилась, подобно всеобъемлющей тени, которая уже поглотила всех пони в комнате и грозилась поглотить и свою сестру в том числе. В яркой вспышке белесого лучистого света, она распахнула костяные крылья и разрезала в клочья стены отеля. Она открыла рот, и всюду разлилось эхо неспетых колоколов, как раз за мгновенье до того, как ее череп сокрыл собой серебряный шлем, закрывший следом и все мое дрожащее поле зрения тоже.

— Ночь Кошмаров! Страшно — жуть!

Я ахнула и отпрыгнула от трех жеребят.

На меня глядели, широко улыбаясь, принцесса, божья коровка и астронавт. У каждой висело на шее по ярко разукрашенному бумажному пакету.

— Дай нам сладостей куснуть! — хором закончили они.

Я попятилась и врезалась задом в фонарный столб, озаренный мягким сиянием. Мое дыхание вырвалось в холодный воздух октябрьской ночи клочком тумана.

— Что… Где?.. — я замолчала; мой голос звучал приглушенно. Я протянула копыто к лицу и обнаружила, что вся целиком замотана в белоснежные бинты. — Ночь… Комшаров?..

— Ну, девчонки, неча пугать народ! — ко мне на трясущихся ногах подковыляла Бабуля Смит и подтолкнула маленьких кобылок носом к дому-дереву в центре Понивилля. — Вы за конфетами в двери стучаться должны, а не лезть к прохожим, мелкота сумасшедшая! Давайте, топайте! Мне до инфаркта даж пугалок не надо!

— Веселой Ночи Кошмаров! — пропела мне кобылка в платье принцессы.

— Тьфу! — божья коровка, которую Бабуля Смит толкала дальше по улице, закатила глаза. — Где это вообще видано, чтоб мумия таскала с собой арфу?

Я моргнула растерянно. Ахнув, я потянулась во все стороны по своим лейлиниям. Нащупав у себя на бедре бархатный мешочек, я бесстрашно вытащила Вестник Ночи из сумки, которая скрывала его от чужих глаз. От сверкающей рамы золотого инструмента отразилось калейдоскопическое сияние ламп и фонарей, и я тут же коснулась его черных струн. Спустя уже считанные минуты, я успешно закончила исполнение «Реквиема по Сумраку». Холод ночи разом растаял, едва мой разум накрыла обжигающая волна осознания моего предназначения. Я зашипела сквозь стиснутые зубы и сдернула с губ плотно намотанные бинты, чтобы было легче дышать.

Сгорбившись, я прислонилась к фонарному столбу и устало оглядела улицы городка. Счастливые пони, разодетые в самые разнообразные костюмы самых разнообразных цветов, ходили повсюду туда-сюда. Я увидела Каррот Топ в костюме дьявола, Эпплджек в виде огородного пугала, а Дерпи… в образе… ну, пожалуй, самое главное, — я помнила их имена.

— Сейчас Ночь Кошмаров, — пробормотала я и сухо сглотнула.

Сделав еще несколько жадных вдохов, я оглянулась на центр города, где была возведена большая сцена. За кафедрой стояла Мэр, а по бокам ее окружали музыканты, играющие жутковато звучащую народную музыку. Я скользнула взглядом по ее разноцветному клоунскому парику и перевела глаза на купол ночных небес, растянувшийся во все стороны над нашими головами. Солнце зашло больше часа назад. Празднования официально начались, но ничто из происходящего не несло мне покоя.

— Где же она? — я оглядывала сверкающий огоньками горизонт.

Над кронами деревьев зависла фиолетовая вечерняя дымка. Лунный свет истекал с небес сияющими лентами, что резонировали от ее величия и красоты, но ее самой не было и следа.

— Она уже должна была сюда прибыть, — я закусила губу. — Неужели она… неужели она передумала?

Я помотала головой и почувствовала, как начали распутываться несколько лент моего собранного на скорое копыто костюма. Осторожно подобрав бинты телекинезом, я вновь обернула их поплотнее.

— Нет, принцессе не подобает отменять все в последнюю секунду, — сказала я. Но мое лицо само сморщилось в полной страха гримасе. — Или я не права?

Я вновь уставилась на лучи лунного света. Я думала о Принцессе Луне. Я думала об Алебастре и о том жутком деле, с которым он ей помогал около тысячи лет тому назад. Действительно ли Принцесса Ночного Светила в полной мере вложила свою душу во что-нибудь, или вакуум, оставленный Принцессой Арией, сам притянул ее навстречу судьбе? Что вообще побудило ее прийти на Ночь Кошмаров? Разве это не последнее, чего Луна пожелала бы сделать? И почему именно Понивилль?

— Она придет, — пробормотала я. — Она будет здесь. Мне просто… — я обняла Вестник Ночи, задрожала и вновь заиграла ноты Реквиема с самого начала, как делала уже бессчетное множество ночей до того, без остановки, в тревожном ожидании этого величайшего момента. Это мой единственный шанс, моя последняя возможность передать песнь Луне, чтобы Луна смогла навести мост через пропасть между ней и ее сестрой. — Мне просто нужно продолжать играть. Мне просто нужно продолжать вспоминать.

Шагая мимо, пони моргали на меня с любопытством, очевидно, не ожидая увидеть менестреля, играющего посреди улицы во время Ночи Кошмаров. Удивляясь неожиданному дополнению к празднеству, они улыбались и махали мумифицированной незнакомке, возникшей вдруг в их рядах.

Я отвернулась от них и зажмурила крепко глаза. Я отпустила музыку на волю, и она затопила неостановимый поток веселых голосов и детского пения, которым полнилась каждая улочка города.

— Не теряй сосредоточения. Не забывай, кто ты такая. Ты Лира. Лира Хартстрингс.

Мой разум вращался вокруг разбитых воспоминаний, а мир кругом растворялся и таял.

— Ты проклята, и ты должна заставить Арию сыграть с тобой «Дуэт Запустения». Ты должна медитировать под музыку. Музыка — это все. Мелодия…

— О, до чего небесной красоты мелодия!

Я резко распахнула глаза. Я обернулась и сфокусировала взгляд.

— Но дорогая, вы, похоже, просто замерзаете! — улыбнулась мне Рэрити, чья белоснежная шкурка и такие же зубы ярко сияли в утреннем свете. — Скажите мне, вы больны?

Я дрожала. Стуча зубами, я глянула вниз. Рядом со мной стоял деревянный ящик, а внутри сверкали золотые биты, которые модистка туда опустила. Я задвинула коробку за фонарный столб и вновь посмотрела на нее.

— О, я в полном порядке, мэм, — выдавила я, выводя на струнах лиры разобранную на фрагменты мелодию Плача, только на тот момент я еще не знала, что это Плач. Или уже знала? — Просто температура моего тела… ниже, чем у среднестатистического пони, — сказала я, и почувствовала, как беспомощно затихают мои слова. Заглянув через плечо Рэрити, я увидела там Морнинг Дью, который на другом краю городка протягивал мятно-зеленой единорожке золотой тюльпан. Она покраснела. Она выглядела такой пораженной и такой влюбленной одновременно... — Подобна ангелу…

— Меня прет твоя крутая толстовка!

— А? — я споткнулась. По всему полу библиотеки рассыпались книги. — Ах!

— Ого! Осторожнее, косоногая! — усмехнулся Спайк, чудесным образом умудрившись поймать половину фолиантов в одном храбром прыжке вперед. — Фух! И кто говорил, что каждый раз прибирать беспорядок за Твайлайт ничего мне не дало!

Он встал, отряхнул пыль с обложек и своего чешуйчатого локтя и протянул книги мне.

— Вот, пожалуйста, мисс…

— Хартстрингс, — пробормотала я. Я подняла с нервным видом его книги и еще несколько других и положила их на залитый солнцем стол у окна. — И у меня… у меня в голове застряла новая мелодия, — пробормотала я, разглядывая пыль, витающую в золотом сиянии дня, и размышляя, нет ли в полете этих крохотных пылинок больше смысла и предназначения, чем в моих словах. — Я не понимаю, в чем вообще смысл всего этого, но я знаю, что я должна… должна продолжать и-играть мелодию.

— Вы музыкант, что ли?

— Ну конечно же! — воскликнула я. — Или ты думаешь, эта Метка значит, что я пишу книги? — я обернулась. Мои глаза нервно дрогнули.

Карамель и Винд Вистлер склонились друг к другу. Их губы встретились в свете свечей под сводами украшенной к свадьбе Ратуши. Многочисленные пони на своих местах перед алтарем на помосте радостно закричали и затопали копытами. Сверху посыпались облака лепестков, которые разбрасывала пара зависших над молодоженами пегасов.

Пара потерлась носами. Глаза Карамеля блеснули от навернувшихся слез. Он поглядел через всю толпу прямиком на меня.

И я закричала в ответ:

— Почему?!

В тусклом свете умрающего вечера моя грива развевалась на ветру, гуляющем над крышами Понивилля. Я цеплялась за карниз городской Ратуши, а подо мной на земле стоял Карамель.

— Почему бы мне просто не прыгнуть?! — я была безумна. Я была призраком. Я рыдала и смеялась одновременно. — Почему бы мне не закончить этот кошмар раз и навсегда?!

Он поднял взгляд на меня, и его глаза были подобны голубым бассейнам, в которые я собиралась прыгнуть. А затем волны расступились, дав дорогу его спокойному, твердому голосу:

— Потому что ты особенная, ты драгоценная, и в этом мире останется куда меньше радости, если ты решишь его покинуть.

Я задыхалась; мой пот мешался со слезами. Больше не оставалось ничего, что еще можно выплеснуть. Я была пуста: лишь сосуд, который жаждет принять в себя душу. Я потянулась к ней, и ее розовые глаза отразили маленького отчаявшегося единорога.

— Играй свою музыку, девочка, — сказала Принцесса Селестия. Позади нее все лица в вестибюле слились в одно теплое море любопытных взглядов. — Раз ты считаешь, что это поможет.

— О, благодарю вас, — выдавила я, встала и начала перебирать струны лиры дрожащим копытом. — Я обещаю, вам все станет понятно…

Я остановилась; мои ноги застыли на месте. Я исполняла не Элегию №1. Это была совершенно иная мелодия. Но как это возможно? Я знала только три элегии.

— Что это?

— Что же еще? Конечно же, Ночь Кошмаров, глупая кобылка! — широко улыбнулась мне в лицо розовая пони в костюме курицы. — Баа-куудк!

— Аааа! — Реквием закончился, и я упала спиной в стог сена. Я ехала в телеге в компании нескольких пони под фиолетовым светом мерцающих звезд.

— Хихихи! — Пинки Пай откинулась назад и распушила белые перья, тряся из стороны в сторону красным гребешком костюма курицы. — Что такое?! Петух клюнул? — она обернулась и глянула на проплывающую мимо нас площадку с играми.

— Оооо! Вот и наша остановка! — она похлопала кучку жеребяток по плечам и наклонилась над передом телеги. — Большой Мак! Тормози здесь! Нас тут ждут супер крутющие игры!

— Ааааага, — телега неторопливо затормозила, и Пинки Пай, ведя за собой своих маленьких суетливо ковыляющих друзей, скатилась с телеги навстречу веселому блеску праздничной ночи.

— Главное тут — попасть из тыквометателя в очко! — радостно бормотала Пинки, объясняя детям правила. — Но традиция была такой не всегда! Многие века тому назад пони устраивали настоящие войны, споря о том, надо ли кидать сами мишени на что-нибудь или наоборот. Короче, все в итоге закончилась кучей других значений слова «очко»! Хихихи!

Я села в телеге прямо, глотая ртом воздух. Я глянула себе на копыта. Вместо обычной лиры на моих ногах покоился Вестник Ночи. Я подумала, что никто не обратил внимания на великолепие священного инструмента, только лишь потому, что всех отвлекала ужасная безвкусица костюмов окружающих.

— Ладно… ладно… — я вспотела, пока слезала с телеги. Большой Мак глянул на меня искоса с беспокойством. Я поспешила сбежать от его взгляда и скрыться за палаткой, уставленной резными тыквами со свечами внутри. — Мне нужно просто сохранять спокойствие, — проговорила я себе под нос, разглаживая белоснежные бинты, обернутые вокруг моего тела. — Мне нужно сосредоточиться. Реквием действует все слабее. Мне нужно исполнять его чаще, чтобы он работал. Но он должен сработать на Луне. Это будет первый раз, когда она его услышит с тех самых пор, как… — я сглотнула.

Передо мной к большой сцене подтягивались толпы пони, чтобы услышать, как Зекора будет рассказывать легенду о Найтмэр Мун. Чем дольше я глядела, тем сильнее костюмы и разноцветные шкуры казались мне мозаикой тысячелетней давности. Я видела улицы Кантерлота в огне, и призрачных пони, вешавшихся только ради того, чтобы сбежать от проклятого голоса Арии.

Шипя сквозь зубы, я зажмурилась и в очередной раз заиграла «Реквием по Сумраку».

— Она придет сюда. Она услышит тебя. Все будет иначе, чем с Селестией. Будет иначе, — я сглотнула, почувствовав накатывающую на меня новую волну дрожи. Я сильнее потянула струны Вестника Ночи, прислушиваясь к ударам моего сердца в промежутках между аккордами. — Сосредоточься на песне; сосредоточься на мелодии. Она — это ты. В ней твоя суть. В ней…

— Берегись! — раздался со спины голос Тандерлейна. — Убирайся от леса!

Я распахнула глаза. Я сидела под деревом, в лучах угасающего вечера, с лирой в копытах. Поросшая густой травой земля завибрировала от могучего гула: мимо меня неслись пони, выдохшиеся от усталости, роняющие с каждым ярдом посуду для пикника и припасы. Я встала, глядя поверх их спин.

За парком на окраине Понивилля возвышалась изумрудная громада Вечносвободного Леса. Из-за деревьев, топоча по земле сверкающими ногами, появилось самое большое существо, которое я только видела собственными глазами. Сияя полупрозрачными хищными клыками, огромная туша Малой Медведицы встала на задние ноги над двумя невинными пони. Пришедшая на пикник пара задрожала, вцепившись друг в друга, когда гигантское чудовище зарычало и замахнулось у них над головами когтистой лапой, собираясь одним движением рассечь их на четыре части.

— Только не снова! — завопила кобыла, прячущаяся за деревом у меня за спиной. — Почему эта штука не может спать себе спокойно?!

— Какая разница! — воскликнул жеребец. — Пони в беде!

— Тандерлейн! — задыхаясь, крикнула Блоссомфорс, летя назад из центра города. — Я только что послала предупреждение Принцессе через дракона Твайлайт… — она ахнула, широко распахнув глаза. — Благие небеса! Она уже здесь!

— Вы что, с ума сошли?! — крикнул сверху Тандерлейн, приложив копыта ко рту. — Бегите!

Сначала я подумала, что он кричит той паре, но потом обнаружила, что к этой обреченной компании присоединилась третья пони. Я прищурилась, и тут же ощутила, как кольнуло мое сердце: я узнала ее. Она спокойно вышла на эту сцену, добровольно утопив себя в тени возвышающегося над ее головой монстра. И затем мягчайший и нежнейший звук разлился в воздухе.

Чудовище замерло с поднятой лапой, грозившей разорвать двух пони на части. Низко и зловеще зарычав, оно перевело свое внимание на поющую пегаску.

Флаттершай пела Малой Медведице спокойную и тихую колыбельную. Ее голос был мягок и нежен, но при этом даже наблюдавшие издалека и перепуганные на смерть пони прекрасно слышали ее пение, ибо у всех, как у одного, от шока и напряжения перехватило дыхание.

Двое пони рядом с Флаттершай поднялись на дрожащие ноги. Они медленно попятились, не сводя застывших от ужаса глаз с существа, которое остановила простая песня. И пока Флаттершай удерживала монстра на месте убаюкивающим голосом, один пони вдруг наступил случайно на ветку. Внезапный треск разбил концентрацию Флаттершай, и следующая ее нота не попала в ряд.

Медведица раздраженно помотала мордой. Зашипев, она вновь занесла когтистую лапу и устремила ее прямиком к хрупкому черепу Флаттершай.

Наблюдавшие за происходящим пони ахнули… и вот, они вновь затаили дыхание, ибо замах монстра остановился всего за фут от тела пегаски. К ней только что присоединился единорог, закрыв краткий разрыв в колыбельной мелодичным аккомпанементом золотых струн.

Я встала в тени чудовища бок о бок с Флаттершай. Холод, засевший в костях, сотрясал мои члены, но при этом я все равно старалась изо всех сил подражать спокойствию храброй пегаски. Вместе мы успокоили чудовище песней. Мы чувствовали всем телом биение гигантского сердца, и каждый удар отделял от другого все больший и больший промежуток времени. В итоге чудовище село на зад, убрало когти и задышало гораздо ровнее.

Я оглянулась назад и сверкнула искрой с рога, посылая Тандерлейну сигнал.

В его глазах блеснула готовность. Он глянул вниз на двух пони рядом со мной и Флаттершай. Понимающе кивнув, он подозвал жестом Блоссомфорс, и оба пегаса медленно подлетели к нам. Подхватив копытами двух пони, они понесли их прочь от опасности.

В это время мы с Флаттершай начали отходить, пятясь от расслабленной Медведицы. Едва она опустила тяжелые веки, мы тут же бросились бежать к дальнему краю парка. Прежде чем она успела понять, что мы сбежали, с высоких небес рухнул вниз отряд эквестрийской стражи, призванной из Кантерлота. Они стремительно закружили вокруг Медведицы. Небесный медведь, рыча, несколько раз взмахнул на них лапами, но они были слишком быстры для его когтей. В гневе и растерянности монстр, наконец, развернулся и бросился прочь в чащу Вечносвободного Леса. Стражники зависли над первыми деревьями, бдительно следя за тем, чтобы существо не вздумало вернуться.

Когда мы с Флаттершай добежали до толпы на вершине травянистого холма, нас тут же омыла волна радостных приветствий. Рядом приземлились Тандерлейн и Блоссомфорс. Как только спасенная пара в целости и сохранности вернулась на твердую землю, они тут же бросились к Флаттершай и заключили ее в нежные объятья.

— О, спасибо тебе, спасибо, Флаттершай!

— Нам был бы конец, если бы не ты!

— Ты настоящее счастье для нашей деревни! Настоящее счастье!

— Мммм… — Флаттершай покраснела и копнула копытом землю. — Я просто не хотела, чтобы кто-то пострадал…

Я уставилась на происходящее, внезапно обнаружив, что меня оттеснили прочь. На мгновенье я не понимала, почему все пони столпились вокруг нее, полностью игнорируя при этом меня. А затем я увидела истекающее из моего рта облако пара и мне захотелось вздохнуть обреченно. Но вместо этого я улыбнулась и тихо вошла в самое сердце толпы.

— Ого, Флаттершай! — громко воскликнула я. — Вы определенно очень храбро поступили!

— А? — она оглянулась на меня будто в первый раз. Румянец у нее на щеках стал еще гуще раза в два. — О, я не знаю…

— Вы не знаете? — я широко улыбнулась. — Разве не вы — самая пугливая пони во всем городе? Я слышала, что вы боитесь даже собственной тени!

Многие пони вокруг рассмеялись и похлопали Флаттершай по спине. С мягкой улыбкой она тихо ответила мне:

— Вы правы. Я боюсь за себя, даже слишком часто, пожалуй. Но… — она переступила с ноги на ногу. — Полагаю, все иначе, когда я боюсь за других.

Я моргнула, чувствуя, как у меня с губ срывается тихий вздох.

— Все, значит, и правда так просто? — подумала я вслух, глядя сквозь нее. — Страха за других для вас достаточно, чтобы сдвинуть горы…

— Ну, я не знаю ничего насчет гор, — сказала она. — Но… эм… зато я могу, пожалуй, неплохо петь.

Пони вновь засмеялись и, обнимая ее, вновь принялись поздравлять радостными возгласами.

Я улыбнулась, прижав к груди лиру, и прошептала:

— Действительно, очень неплохо.

— Аааа! — закричала Пинки Пай. — Это Найтмэр Мун! Бегите!

Я ахнула сквозь закрывающие рот бинты. Я развернулась, тяжело дыша, и поглядела наверх, на звездный свет. Из облаков вырвались вспышки молний, и из бурлящих туч вылетела колесница, запряженная в двух сарозийцев в полуночной броне. Воздух заполнился резкими вздохами и испуганными вскриками. Шум угас столь же быстро, как и начался; повозка пролетела прямо над нашими головами. Подобно черной тени сойдя со своего сидения, в центр Понивилля ступила Принцесса Ночи. Взмахом копыта она скинула капюшон, явив свету выточенное льдами древних времен лицо, суровое, но, при этом, все равно пугающе прекрасное.

Все пони вокруг в ужасе падали на землю. Я успела раньше всех, поддавшись кошмарному холоду, от которого сотрясалось мое сердце в такт с каждым могучим шагом Принцессы. Ее плащ распался, обернувшись стаей пищащих летучих мышей, и она, распахнув крылья, заговорила с непревзойденным величием:

— Жители Понивилля! Мы почтили вашу крохотную деревушку нашим визитом, дабы вы узрели истинную Принцессу Ночи! — проревела она, сотрясая своим голосом мою душу до основания. Я чувствовала дрожь каждого пони в деревне через самую земную твердь у себя под ногами. Ни единая душа не рисковала поднять взгляда к ее лицу; величие Луны было равно как ослепительным, так и ужасающим. — Не воплощенье кошмара отныне мы, но пони, что желает вашей любви и почтения!

От звона в ушах, который вызвало ее восклицание королевским кантерлотским голосом, у меня чуть не раскололась пополам голова. Я должна была кричать ей в ответ. Я должна была бежать галопом прямиком к ней. Я должна была поднести Вестник Ночи прямо под ее взор и играть Реквием по ее давно потерянной Принцессе Сумрака. Но я не могла пошевелиться. Я не чувствовала своих ног дальше кончиков дрожащих копыт.

— Вместе мы обратим это ужасающее празднество в прекрасный и щедрый пир! — воскликнула она потусторонним голосом.

В первый раз, с тех пор, как она приземлилась, я открыла залитые слезами глаза. Я не видела ее, но при этом будто видела все равно. Все остальные пони пропали, и она возвышалась передо мной, как часть Запустения и его дара мне. С гневом и омерзением на лице под серебряным шлемом, меж двух ониксовых крыл, она смотрела на меня сверху вниз. Я была ничем, и она пришла обратить меня в ничто песней Арии, как диктовал ей ее долг с того самого момента, как Ноктюрн преобразил ее, и за что она была изгнана из земного царства. Она — бич Эквестрии, убийца рассвета, и этим она стала ради сохранения слов ее сестры, которые она едва понимала, но которые при этом выморозили всякую жизнь и тепло из ее костей.

Найтмэр Мун была тенью Арии, придатком мертвой богини. Она не знала об этом, но ей это не мешало петь ее песнь мне, повелевая мне стать ничем.

И каким-то образом, так или иначе, часть моей души отказалась. Вот почему я так и не угодила в цепи, и вот почему я не смогла замолчать навсегда.

— Нет! Ты должна слушать меня! — закричала я супротив потоков шума и грохота. — Ты должна услышать что-то другое, кроме ее песни! Ты должна стать чем-то, чем тебе никогда не было возможности стать! — я шипела и рычала. — Ты должна восстать до высот, которые ты боялась преодолеть! Ты должна отыскать в душе храбрость, чтобы помнить ее, и чтобы у нее хватило смелости исполнить со мной Дуэт!

Найтмэр Мун не сказала ничего. Она возвышалась надо мной, и при этом, казалось, она удалялась прочь. Вдалеке вспыхнула молния, сокрыв расстояние между нами стеной ледяных туманов Царства Неспетых. Мы были ни здесь ни там, ни сейчас ни тогда. Это был фрагмент воспоминаний, и он испарялся из моей головы, оставляя меня в холодном вакууме, в котором я могла кричать лишь только на себя и на тьму.

— Нет! — зарычала я, вытягивая копыта вперед, пока те не коснулись в пустоте Вестника Ночи. Я прижала его к груди, как прижимала Мундансер, сидя с ней в шкафу моей спальни, и уворачиваясь от веток деревьев и кустов, когда несла Скуталу через лес к хрупким обломкам всякого оставшегося во вселенной тепла. — Я не забуду, Найтмэр Мун! — слова на могиле Гранит Шафла плавились и сливались: то слезы в моих глазах застлали от меня улыбку на лице Небулуса. Я крепко зажмурила глаза и разрыдалась в ветрах кружащегося вокруг меня вихря. — Я не останусь одна! — где-то высоко, над грозовыми тучами, зазвучал Реквием. Его нелегко было услышать поверх стонов и лязга цепей. — Я отказываюсь быть одной! Я отказываюсь! Я…

— Тьфу! — прозвучал резкий возглас Рейнбоу Дэш. — Только вот мне не хватало попасться с поличным на этом тупом чаепитии!

— Ну, это все не так уж и много значит, Рейнбоу, — сказала сидящая за столом Сахарного Уголка Рэрити и поставила допитую чашечку кофе. Изящно промокнув губы салфеткой, она встала и опустила левитацией седельную сумку себе за плечи. — Хойти Тойти пригласил только меня. Обычно я была бы в восторге от возможности привести с собой кого-нибудь еще. Тем не менее, боюсь, что твое обычное… э… поведение не слишком-то будет уместно на этом вечере. Этому известному светскому льву Кантерлота в этих напряженных деловых переговорах компанию составить должна только я. Я сильно сомневаюсь, что даже если я смогу привести тебя с собой, тебе будут в хоть малейшей мере интересны наши разговоры.

— Пфф! Тоже мне! Мне сегодня и так есть чем заняться!

— О, правда? — Рэрити вежливо улыбнулась, положив два бита на стол в качестве чаевых. — Вы с Пинки Пай намереваетесь в очередной раз распространять по городу шутовство и проказы?

— Э, ну… нет… — Рейнбоу Дэш опустила уши. Глянув в сторону, она поводила копытами по кафельному полу и пробормотала: — Она на этих выходных везет по поручению Кейков заказ в Троттингем, и она еще собиралась взять с собой Эпплджек, чтобы та порекламировала свою семейную выпечку…

— Ну, быть может, Флаттершай или Твайлайт…

— Они уехали в Кантерлот к брату Твайлайт на какую-то скучную церемонию награждения, — пробормотала Рейнбоу, водя туда-сюда чайной ложкой по столешнице. — Мммф… Поганые какие-то выходные…

— О? Мне ужасно жаль об этом слышать…

— Но у меня ведь все равно куча дел! — сказала Рейнбоу Дэш, вскинув уши и шкодливо улыбаясь. — Я только что разучила несколько совершенно новых радикальных трюков! Так что я хочу опробовать их над северной частью города! Как раз к тому моменту, когда я хочу провернуть Пиратский Блиц, обещает подуть крепкий западный ветер!

— О, ты имеешь в виду то невероятно сомнительное представление, которое, по идее, должно очаровать Вондерболтов?

— Ооооо да! — Рейнбоу Дэш подлетела к потолку и широко улыбнулась, ярко сияя рубиновыми глазами. — Так что почему бы тебе с Хот Топиком не сделать попозже перерыв и не посмотреть, как я режу ветер пополам?!

— Хойти Тойти, — поправила Рарити. — И мне ужасно жаль тебя разочаровывать, Рейнбоу Дэш, но в его представления о хорошем времяпровождении это не входит. Он прибыл в Понивилль исключительно по делу, и я собираюсь говорить с ним только на серьезные темы, — она отошла от стола и мягко помахала копытом. — Хотя это вовсе не значит, что ты не можешь потренироваться для Вондерболтов сама! Пока-пока!

— Ага. Э, увидимся, — пробормотала Рейнбоу Дэш. Она вновь опустила уши, сгорбившись у края стола, и вздохнула, уставившись с возникшей вдруг в глазах усталостью в полированное дерево столешницы.

И вот, в этот момент ее голубые уши дрогнули. Несколько секунд спустя они дрогнули вновь. Она моргнула, ощутив в теле электризующую дрожь от пугающе знакомого ритма. Распрямившись, Рейнбоу торопливо оглядывала комнату, пока ее ярко сияющие глаза не остановились на мне.

Я сидела на табурете, прислонившись спиной к стене. Прикрытые рукавами копыта перебирали струны лиры, извлекая задорную мелодию, гулявшую меж стен ярко окрашенного заведения.

У нее отвисла челюсть. Наклонив голову набок, она вскинула бровь и выдавила:

— Это же… это же «Последний полет Командера Харрикейна»?

— Ммммхммм… — легко улыбнулась я, прикидываясь, что не смотрю на нее. — Всего лишь простая мелодия, которую мне нравится репетировать время от времени.

— «Всего лишь простая мелодия»? — встала на дыбы Рейнбоу Дэш. — Это же увертюра, которую играет Клаудсдейлский оркестр перед каждым выступлением Вондерболтов в их родном городе! — ее голос надломился: — Это же самая эпичная мелодия, какая есть! Как можно ее так круто играть и называть это просто «репетицией»?

— Потому что я только разогреваюсь.

— Разогреваетесь для чего?

— «Взлет и Падение Стратополиса»

Она метнулась к моему столику как молния и зависла надо мной.

— Хотите сказать, что знаете все композиции из «Симфонии Летящих Туч»?

— Ну, я надеюсь, — сказала я, глянув на нее со скучающим видом. — Знать части про и Харрикейна и Стратополис без малейшего понятия об остальном великом произведении пегасов непросто.

— Это так круто! — широко заулыбалась Рейнбоу Дэш. — Спитфайр ведет свои командные выступления под всю симфонию целиком! Я раньше думала, что вся эта старая ерунда с оркестрами — это тупо, но она под нее летает так, что получается очень эпично!

Я легко захихикала.

— Потому что это и правда очень эпично. Музыканты-пегасы всегда знали толк в пафосе и эффектной помпезности. Их музыка откровенно громкая, утомительная даже, но при этом отчаянно уверенная в себе, как и большинство летающих пони.

— Хехехех… это вы точно заметили! — задорно улыбаясь, сказала Рейнбоу Дэш.

— Тем не менее, у меня не очень хорошо получается правильно запомнить концовку «Симфонии Летящих Туч», — сказала я. — Мне не помешала бы лишняя пара ушей, чтобы подсказать, где я попадаю не в ту ноту. Под конец она становится довольно громкой, а я слишком сосредоточена на темпе, чтобы самой четко понимать, как все звучит в целом.

— Пфф. Похоже, та еще куча скучной работы, — пробурчала она.

— О, ну, если вам есть чем еще заняться, я не буду отнимать ваше время, — сказала я.

— А? — она моргнула и вновь прижала уши. — Н-ни за что! Я не… — она поморщилась, перестала хлопать крыльями и опустилась передо мной на пол. — Я хотела сказать, я-я бы с радостью вам помогла. Если вы, конечно, считаете, что вы крутая и можете, значит, тусовать с такими пони, как самый быстрый летун Понивилля! Хехех…

Я глянула на лиру, затем на нее.

— Я? Крутая?

— К-конечно! — напряженно улыбнулась она. — Я посмотрю, вам, вроде… э… может п-пригодиться компания. Да…

Я перестала играть. Я медленно кивнула, улыбаясь.

— Компания — звучит прекрасно. Этот вечер слишком хорош для одиночества.

Рейнбоу не ответила ничего. Она опустила взгляд на копыта, дрогнув нервно крыльями.

Ради ее же блага, я тут же заговорила:

— Так вы знаете последние ноты «Симфонии Летящих Туч»?

— Что, вы хотите, чтобы я ее напела, что ли?

— Хехехе… Ну, начать можно и с этого.

— Что ж, ладно, — Рейнбоу Дэш прочистила горло и села рядом со мной со счастливым видом. — Попробуем…

Твайлайт нежно ударяет палочкой в копытце по соответствующим клавишам ксилофона. Она гордо улыбается и оглядывается на меня.

— Вот так! Вот так получается звук, как раскатистый гром!

— Тьфу! — Мундансер стонет раздраженно, лежа на моей кровати с полной цветистых картинок книжкой сказок. — Пегасы такие надутые! Почему у них вообще все, куда ни глянь, выходит таким громким и раздражающим?

Сидящая на полу спальни Твайлайт хмурится на нее.

— Не надо над ними смеяться! Это их культура!

— Ну, культура у них тупая, значит, — говорит Мундансер, дьявольски при этом улыбаясь. — Видели вообще когда-нибудь, как они одеваются на представлениях?! Хихихи… будто собрались на войну с облаками!

— Эй! Эта бронированная униформа очень эффектно выглядит! У пегасов, в конце концов, богатые военные традиции! — Твайлайт бросает взгляд на меня. — Ты об этом должна знать, Лира! У тебя в прошлом году был друг по переписке — пегас. Скажи Мундансер, что ты узнала!

— Конеееечно! Займи сторону Твайлайт! — Мундансер переворачивает страницу и свешивает с кровати ноги. — Старсвирл всегда был любимчиком Селестии, а не Луны!

— Мундансер, мы не играем сейчас в принцесс! Мы говорим о старой эквестрийской музыке!

— Может мы об этом болтать будем в пончиковой, например? Я жажду карамельной обсыпки, как никто другой!

— Ооохххх… Ты иногда полная балда!

— Хахахаха!

— Что?

— Где ты вообще раскопала такое слово? Это глупое слово!

— Именно! Оно и значит — «глупая пони, которая не хочет ничему учиться!»

— Эй! И что это вообще значит?!

— Я тебе только сказала, что…

— Возьми свои слова назад!

— Я ничего такого не имела в виду!

— Нет, имела!

— Не-а!

— А-га!

— Не-а!

— А-га!

Я хочу их разнять. Я знаю, что в этом моя роль. Но каждый раз, когда я наклоняюсь вперед и открываю рот, я видела, как пышущий паром поезд отъезжает от станции, унося Мундансер в Филлидельфию, прочь из моей жизни. Я сидела на скамейке и обнимала себя, ощущая, как наваливаются на меня со всех сторон волны холода. Этот темный угол Понивилля был так холоден, что даже мои слезы замерзали, не успевая долетать до земли.

— Дорогой дневник, — выдавила я.

Я сидела в одинокой палатке у стены заброшенного амбара на северной окраине города. Передо мной лежали первые пустые страницы книги, и над их белизной я занесла левитацией ручку.

— Я слышу музыку, и я знаю, что я живу. Я чувствую мелодии, и так я понимаю, что могу мыслить. В моем сердце таится ритм, и он наполняет меня чувством предназначения. Но почему?

Сглотнув ком в горле, я подняла взгляд. Я протянула копыто и, расстегнув молнию, откинула клапан палатки. Снаружи взорвалось магическое устройство, раскидав Твайлайт Спаркл, доктора Хувза и Рейнбоу Дэш по полу библиотеки.

— Как же я могу спасать этих пони, если я не могу спасти даже саму себя?

Морнинг Дью шевельнулся на полу теплицы; его веки задрожали. Он лежал на том же месте, куда упал, потеряв сознание, и я трясла его копытами.

— Могу ли я дать им музыку? — я сглотнула, почти что рыдая: — Могу ли я дать им себя?

Осенний ветер взметнул красивую седеющую гриву Небулуса, пока он смотрел на меня, сквозь меня.

Та же самая слеза, что катилась по его щеке, катилась и по моей.

— Я просто хочу вернуться домой, — сказала я, разглядывая шахматную доску, над которой заснул Гранит Шафл в наливающихся темнотой тенях уходящего дня. — Неужели я п-прошу слишком многого?

— Эта мелодия… — проговорила Принцесса Селестия. Ее розовые глаза застыли от нахлынувшей эмоции, у которой не было имени. — Как… она называется?

— «Прелюдия к Теням», Ваше Величество, — сказала я, не прерывая игры. Свет по углам вестибюля стал ярче. Пони щурились вокруг и неуверенно перешептывались. — Сейчас вы уже должны заметить ее магический эффект.

— Я и правда… ощущаю о-определенную перемену в воздухе, — сказала Селестия. Она дрогнула широкими крыльями. — Но этот ритм… эта мелодия…

— Вы должны ее знать, — сказала я. — Вы делились ею с Твайлайт, — я улыбнулась; слезы высыхали у меня на щеках. — А она поделилась ею со мной.

Многие пони обернулись на Твайлайт. Она сделала шаг назад с растерянностью на лице.

— Но… но… Я-я никогда не видела этого единорога за всю мою жизнь! Принцесса Селестия, я…

— Шшш… — в глазах Селестии затлела далекая искра. Она приоткрыла пораженно рот. Ее зрачки сжались в точки, а царственное лицо мертвенно побледнело. — Следом идет сэгуэ[1], так? Следом… следом идет еще одна композиция…

— Да! Да, так и есть! — воскликнула я и затряслась всем телом, переходя к следующему произведению. — Вы ее тоже должны знать! Хотя я сомневаюсь, что вы когда-нибудь слышали элегии в нужном порядке!

— Э… элегии… — проговорила она отстраненным, призрачным голосом.

— Да! Следующая называется… называется… — я застыла на месте, ибо впервые мелодия оказалась не той, какую я ожидала. Я ее знала, но при этом, нет. — Реквием? Но… — я подняла взгляд и задрожала губами. — Но где?..

— Эй, берегись, а!

Прямо на меня, заслонив собой луну, летела огромная тыква.

Ахнув, я вцепилась в Вестник Ночи и перекатилась в сторону. Большой овощ взорвался у меня за спиной в целом море пульпы и семян, скопившемся перед рядом мишеней. Поморщившись, я распрямилась и оглядела центр Понивилля.

— Каким таким сеном ты отравилась, сахарок?! — крикнуло мне веснушчатое пугало, стоящее в нескольких ярдах от меня у ряда миниатюрных катапульт. Принцесса Луна и кобылоподобный Старсвирл Бородатый стояли рядом. — Не видела предупреждений, шоль? Тут тыквенный тир же!

— Простите! Я… я… — я сглотнула и побежала прочь, чтобы вновь слиться с фоном. — Я не хотела вам помешать.

— Да никак ты не помешала! Нам главное, шоб не зашибло никого! — Эпплджек обернулась и улыбнулась Луне, которая укладывала своими королевскими копытами очередную тыкву на катапульту. — Все свободно!

— Стреляйте, принцесса! — сказал Старсвирл голосом Твайлайт Спаркл.

Катапульта взметнулась. Все пони в городе проследили взглядом полет превращенной в снаряд тыквы, которая пронеслась по воздуху как оранжевый метеорит и взорвалась, размазав пульпу по самому центру большой мишени.

— Урааа! — воскликнула Принцесса Луна пожалуй даже слишком радостно. — Веселье удвоилось!

Возбужденно толпаящиеся позади нее пони радостно закричали слова поддержки. Воздух вновь заполнился весельем и праздничным настроением.

Хотела бы я быть частью этого праздника. Я сидела на самом краю и изо всех сил пыталась восстановить дыхание. Насколько я выпала из реальности? На минуты? На часы? Я подняла взгляд наверх. По-прежнему стояла ночь, но сколько еще оставалось? Я теряла чувство времени, и я теряла себя саму в том числе. Если я не начну действовать уже совсем скоро, я потеряю и Луну, и тогда пропадет всякий шанс пересечь мост, ведущий к Арии. Если я вообще смогу…

— Услышьте меня, селяне! — восторженно возвестила Принцесса, расплавив мою ледяную дрожь. — Все вы! Зовите меня Луна!

Я сделала глубокий вдох и опустила Вестник Ночи в плюшевый мешочек.

— Люблю тебя до гроба, Алебастр, — проговорила я сквозь намотанные на рот слои марли. — Но я не собираюсь становиться тобой.

Я твердо прошагала к маячащей впереди Принцессе. От меня ее отделяло всего несколько ярдов: я видела, как она опустила голову к бочке с плавающими в воде яблоками, и схватила… маленького жеребчика-пирата? Погодите…

— Аааа! — закудахтала издалека розовая курица. — Найтмэр Мун пожирает Пипсквика! Бежим!

По воздуху пронеслась волна паники, погнав маленького жеребенка на меня и прочь от Луны.

— Помогите! Мне пожрали спину!

Он слепо врезался в мою заднюю левую ногу. Я потеряла равновесие и, крякнув, упала набок. Вестник Ночи с лязгом упал рядом со мной на землю, хаотически забренчав ониксовыми струнами.

— Ыыххх! — поморщилась я от режущего уши и разламывающего голову звука.

— Хаахаахаах!

Я подняла лицо, покрытое инеем и окруженное замерзшими локонами гривы.

Передо мной, на вайнпегском кладбище, выписывая пируэты, с могилы на могилу скакал драконеквус. В бесконечном запустении вокруг нас завис серый мир, и он им наслаждался.

— Видишь ли, Арфо, когда нас загоняют в угол, мы действительно способны на что угодно, и делаем все, чтобы достичь желаемого, — пел Дискорд. — С честью или бесчестием, вселенная богата на отговорки и бедна на совесть. Ты хочешь узнать, почему существует жестокость? Исключительно потому, что существую я.

Я нахмурилась. Я зарычала. Я встала и закричала на него:

— Ты эгоист! — глотнув воздуха, я взвыла вновь: — В твоей власти — все могущество космоса, и ты выбираешь заточение?! Хотела бы я ненавидеть тебя, но ты не стоишь даже моего плевка! Это ты должен быть забытым! Это ты должен был выпасть из реальности! — я стукнула копытом по земле, и из-под моей ноги по всей вселенной пошли черные ветвистые трещины. — Неудивительно, что твоя возлюбленная изгнала тебя из Царства Неспетых! Даже у богини, которая правит немертвыми, не нашлось в своем королевстве места для столь жалкого существа!

Он остановился в пируэте и окинул меня скучающим взглядом.

— Ой, в самом деле, Мятная. Ты это уже просто назло говоришь. Не будь такой жестокой.

— Жестокой? Жестокой?! — прошипела я. — Ты не имеешь никакого представления о жестокости!

Крякнув от напряжения, я ударила доской прямо ему по лицу.

Стрейт Едж крутанулся от удара, плюнув кровью на кирпичную стену переулка. Я нависала над его содрогающимся телом в темно-серой дымке лунной ночи.

— Я могу быть ужасно, ужасно жестокой! — я грохнула доской по его спине, выбив из него всхрип боли. Кусок дерева раскололся пополам, треснул, как и мой голос. — Все это время! Я могла бы проклясть Понивилль, как мстительный призрак, но я решила принести ему счастье! И ради чего?! — я вновь подняла доску в лучах лунного света. — Я все равно тот же проклятый призрак, играющий те же проклятые песни! И что мне это дало?!

— М-мне было так страшно… — сказала она, шмыгая носом. Перевернувшись, Скуталу задрожала в обнимающей ее паре голубых ног. — Рейнбоу Дэш! Ты меня нашла! Я знала, что ты придешь и спасешь меня!

Я тяжело дышала, глядя широко распахнутыми глазами поверх костра, который развела для меня Клауд Кикер. Холодный дикий пейзаж наблюдал в молчаливой торжественности за этой сакральной сценой.

— Просто расслабься, мелочь, — сказала Рейнбоу Дэш, качая дрожащее тельце Скуталу. — Мы еще не выбрались из леса. Я отнесу тебя к Твайлайт. Она знает приемчик, чтоб ты стала как новенькая…

И когда два пегаса взметнулись в небеса, унося с собой в копытах жеребенка, я свернулась и задрожала. Не от холода, но на этот раз от плача. Слезы текли по лицу, а я смотрела сквозь них на потрескивающие угольки. Единственная причина, по которой вселенная так холодна, заключается в том, что в ней очень мало этех хрупких кусочков тепла и их очень трудно найти. Но при этом… их можно найти.

— Простите меня, — прорыдала я. Шла очередная ночь, которую я проводила в компании теней, укрытая стенами хижины. Дюжины музыкальных инструментов висели на стропилах у меня над головой, и они были столь же бесполезны, как и я сама. — Я не знаю, кто меня сможет услышать… или у кого мне просить прощения…

Под печальными лучами лунного света, затекающими сквозь окна дома, я вытерла слезы рукавами толстовки. Маленький рыжий кот подошел ко мне и потерся, мяукнул тревожно. Я погладила его, но на улыбку мне уже не хватило сил.

— Но я правда очень жалею о том, что я сделала. Так что пожалуйста… пожалуйста…

Ал залез мне на передние ноги. Я обняла его, прижала нежно к груди, дрожа и заливаясь слезами.

— Прости меня. Искупи меня. Забери меня отсюда. Я узнала так много… Я узнала так много, и я хочу о-отдать все эти знания назад…

Я зажмурила глаза и зарылась носом в теплую кошачью шерсть.

— А что? Сегодня чей-то день рождения, что ли? — спросила Пинки.

Я подняла взгляд от парковой скамейки.

Она стояла передо мной и широко улыбалась в лучах вечернего солнца. Но эта улыбка, впрочем, растаяла, едва она увидела мои слезы.

— Оооо… Что, особенная единорожка не получила приглашения на вечеринку, да?

Я шмыгнула носом и отвела от нее взгляд. Бормоча себе под нос, я проговорила:

— Нет никакой вечеринки, Пинки. Все нормально. Можешь идти своей дорогой.

— Почему? — она подпрыгнула на месте с новой улыбкой на пастельного цвета лице. — Я только что встретила полную незнакомку, которая знает мое имя! Такое случается не каждый день! Хихи! А как тебя зовут?

— Мммм… — у меня не было никакого настроения с ней говорить. У меня не было никакого настроения вообще ни на что. Я заговорила исключительно потому, что только так я могла удержаться и не разрыдаться, как сраженная скорбью вдова. — Лира. Лира Хартстрингс.

— Лира, а? Хммм… Думаю, если бы тебя звали «Кусочек Сыра», то ты бы…

— Правда, Пинки! — перебила я, хмурясь вопреки слезам. — Я в порядке! Просто оставь меня в покое! Я… — я закусила губу, мучительно скривившись. Цвет уходил из парка прямо на моих глазах. Я чувствовала, как мир затягивает туман, подобно могильному савану, что натягивался поверх каждой минуты моей жизни. — Я одинока. Я… я т-так одинока, и н-нет ничего, что я, или ты, или кто угодно может с этим поделать, — я подавилась и зарыла лицо в копыта. — Я останусь здесь навсегда безо всякой надежды выбраться. Никто не сможет мне помочь. Это как…

— …будто ты невидимка, хотя делаешь все так г-громко и ярко, как только можешь, буквально в лицо каждому. Они просто не хотят, чтобы т-ты была частью их жизней, и даже твой собственный дом кажется тебе холодным, чуждым местом, в котором тебя не ждут…

Я подняла взгляд, шмыгая носом. И у меня положительно перехватило дыхание от увиденного.

Пинки сидела передо мной, сгорбившись неподвижно, как гаргулия, и по ее щеке стекали одна за другой две слезы. Она глянула спокойно мне в глаза и сказала:

— И потому они отталкивают тебя прочь и т-тебе нужно прикладывать каждую частичку силы воли, что еще осталась в твоем сердце, чтобы идти против течения, чтобы улыбаться, потому что ты должна, потому что единственная пони, которая на самом деле может принести тебе радость, — это только ты сама, и ты это знаешь…

— П-Пинки… — выдавила я, сглотнув ком в горле и разинув рот на нее. — Ты… ты плачешь…

Она сделала глубокий дрожащий вдох и медленно кивнула.

— Может быть, и плачу…

— Но… но… — я прищурилась на нее. — Ты никогда не плачешь!

На ее влажных губах медленно расцвела улыбка.

— Плакать — это всегда невеселое дело. Смеяться на мой вкус к-куда лучше, так что я смеюсь каждый раз, когда выпадает возможность, — она ранимо глянула на меня и сказала: — Но ты мне кажешься такой пони, которая привыкла плакать постоянно. И вот я увидела тебя и подумала… — она пожала плечами и тихо хихикнула. — Хихи… Почему бы нам не попробовать поменяться местами хоть раз? — она шмыгнула носом и прошептала: — Мы б-бы могли превратить это в игру.

Я глядела на нее, лишившись дара речи, пока храбрая часть моей души не усмехнулась, а затем засмеялась, а затем расхохоталась. Я согнулась пополам, отчего лицо у меня порозовело от напряжения в этой взрывной вспышке смеха. Я хлопнула копытами по скамейке и чуть не свалилась на траву под ней. Я смеялась, и смеялась, и смеялась; в конце концов ко мне присоединилась и Пинки. И когда у нас потекли слезы уже по другой причине, я вытерла щеки насухо и болезненно прищурилась на нее.

— «Кусочек Сыра», — буркнула я, качая головой. — Что тебя вообще стукнуло меня так назвать?

— Хихихи! — она шмыгнула носом последний раз и широко улыбнулась. — Потому что я вспоминаю, насколько замечателен сыр на вкус, особенно когда он жареный и на бутерброде. От жареного сыра на бутерброде мне весело внутри, и мне хочется улыбаться. Хихихи… И когда я вижу тебя и слышу твое имя, мне тоже хочется улыбаться.

— Но тебе от всего хочется улыбаться.

— Нет, — мягко покачала она головой. — От всего мне хочется улыбаться по-разному.

Я улыбнулась ей, чувствуя приятную теплоту, разливающуюся в сердце. Я подалась вперед и обняла ее, и она ответила мне тем же. Ее мягкая, пышная грива щекотала мне шею. Мне хотелось захихикать, и я захихикала.

— Хихихи! — я чуть ли не падаю со стула посреди университетского двора. — А помнишь, как ты сунула Твайлайт перо в Астрономический Альманах…

— И убедила ее, что она днем ранее так захлопнула книгу, что раздавила голубя?! — восклицает Мундансер, сияюще улыбаясь.

— Да! Хихихи! — я хлопаю копытом по столу, чуть не скинув на пол тетради. Прочие студенты закатывают глаза, неторопливо проходя мимо нас на занятия. — Она даже не ходила в парк почти целый год! Она и по сей день икает, едва завидит клюющую крошки птицу!

— Что?! Ха! Да ладно!

— Зачем мне тебе врать?! — я смеюсь и вновь втыкаю металлическую вилку в свою тарелку, полную столовского салата. — Оооооххх, Мундансер, как ты можешь быть такой жестокой к бедной кобылке?

— Ну так подай на меня в суд! Она просто все принимает слишком близко к сердцу! — говорит Мундансер, обмахивая раскрасневшиеся щеки и роясь в набитой преподавательскими методичками седельной сумке. — Да еще и в таком юном возрасте!

— Она вроде от нас отдалилась, заметила?

— Да, — говорит Мундансер. — Но, скорее, она уплыла дальше против течения. Как рыба.

— Миленькая рыба, — произношу я, подмигнув.

— Хмммм… — она потягивает шею и говорит: — Я тебе так скажу: то, что она оставила нас, балбесок, позади — это самое лучшее ее решение в жизни.

— И какого сена это значит вообще?

— Сама посмотри! — Мундансер указывает копытом на возвышающиеся над крышей ближайшего корпуса башни королевского замка Кантерлот. — Она, можно сказать, сидит по правое копыто от трона Селестии!

— Не сидит!

— Ты вообще бывала в тронном зале?

— Она ученица магии у Принцессы, а не королевский советник! — я возвращаюсь к салату, жую пару листочков, глотаю и говорю: — И нельзя сказать, что она нас забыла, например. Она нам шлет каждый месяц письма. Мы, в конце концов, ее лучшие друзья.

— Лира, мы ее единственные друзья, — монотонно заявляет Мундансер. Она теребит лямки седельной сумки, а на лице у нее вдруг на мгновенье возникает унылое выражение. — Я всегда ее доставала, чтобы она почаще выходила в пони, но она ни разу не послушалась. Клянусь, ей куда интереснее коллекционировать книги, чем расширять свою социальную сеть.

— Каждому свое. У Твайлайт — учеба, у тебя — вечеринки, а у меня — музыка.

— Ага. Твоя скучная, повторяющаяся, унылокрупая музыка.

— Эй! — глухо протестую я сквозь набитый в рот салат.

Она злорадно хихикает.

— Я шучу, девочка, шучу, — тем не менее, она вздыхает и тихо говорит: — И все же, наверное, нам правда очень повезло, что наша дружба продержалась так долго.

Я подбираю последние кусочки зелени.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты помнишь наши маленькие встречи и все такое? — говорит Мундансер. — Из нас с ней вышли хреновые принцессы; мы, по сути, только и делали, что грызли друг другу глотки.

— И что? Все жеребята бывают маленькими демонятами.

— Эта отговорка, может быть, сработает для меня, но для Твайлайт? — Мундансер глядит на меня. — Признай, Лира. Мы — полные противоположности друг друга, готовые в любую секунду взорваться. Ты была тем клеем, который нас удерживал вместе. Если бы не ты, Твайлайт осталась бы раздражающей ботанкой из соседнего дома вместо того удивительного единорога, в которого она выросла.

— Я всего-то старалась как могла, чтобы вы обе были счастливы, — улыбаюсь я. — Мне нравилось быть рядом с вами. Все ведь очень просто, не так ли?

— Мне кажется, ты меня все-таки не понимаешь, Лира, — Мундансер распрямляется. Ее лицо впервые становится серьезным, и вот это меня пугает. — Есть что-то такое в тебе, где-то в глубине, под всей этой неуклюжей внешностью; что-то доброе, целостное, надежное и умиротворенное. Где-то там прячется единорог, который искренне хочет счастья для каждого.

— Оооо… — я улыбаюсь и слегка краснею. — Ты стремно смотришься, когда пытаешься сопли разводить.

— Нет, я серьезно, — говорит она с мягкой улыбкой. — Ты всегда была рядом со мной, когда я нуждалась в тебе. Мне кажется, я никогда тебя не благодарила, но, полагаю, это потому, что я никогда толком и не могла. Ты далеко пошла и высоко забралась, только чтобы сделать меня и Твайлайт счастливее, и… и…

— Да?..

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Мне кажется, музыка — это все-таки не совсем твое, особенно когда ты ходишь на все эти свои занудные тоскливые занятия и все такое.

Я закатываю глаза.

— Расскажи мне чего-нибудь новенькое, Мундансер.

Она отвечает на вызов.

— Что ж, хорошо, — она заглядывает мне в глаза. — Я верю, что впереди тебя ждут великие вещи, Лира Хартстрингс.

Я делаю глубокий вдох, не зная, чем мне ответить. И потому я даю волю первым же импульсивным словам, что готовы вырваться у меня изо рта:

— Ну, если великая Мундансер способна снизойти с подобной скромностью, чтобы такое сказать, то, может, и правда, я рождена для эпичных дел.

Она хихикает.

Я усмехаюсь и бросаю в миску вилку. Звон от нее долог и звучен. Мундансер не обращает на него внимания и продолжает хихикать, а я гляжу в миску, навострив уши на эти вибрирующие звуки. Тон меняется, пугающе напоминая серию аккордов, что вдруг расцветают в моем юном разуме.

— «Реквием по Сумраку», — проговорила я. Ониксовые струны Вестника Ночи еще вибрировали, но я их уже почти не слышала, еще до того, как они затихли окончательно. На самом деле, я не слышала вообще ничего. Ночное небо над Понивиллем безумно кружилось во вспышках молний, а среди облаков над толпой разодетых в костюмы пони левитировала Принцесса Луна, крича сверху вниз во всю свою королевскую глотку:

— Раз вы порешили бояться своей принцессы, а не любить ее, — громогласно вещала она, задрав голову к воронке из ветра и облаков. — И бесчестить ее сим оскорбительным праздником… — она достигла апогея своего гнева и ее глаза засияли белым огнем. — Сим мы повелеваем отменить Ночь Кошмаров! Навсегда!

Ее монументальный возглас подчеркнула ветвистая молния. Взметнувшись в небеса, она полетела к окраине города, к краю Вечносвободного Леса, и скрылась в итоге от моего внимательного взгляда.

— Нет! — завопила я и тут же испугалась мощности эха от моего возгласа. Я оглянулась кругом и заметила, что все пони вокруг уныло разбредались, сгорбившись и повесив головы в депрессивной печали. Паруса их души провисли в мертвом штиле. Этот вечер явно значил для них очень много.

— Никакой больше Ночи Кошмаров, — выдавил жеребчик-подросток.

— Это… сумасшествие какое-то, — сказала стоящая рядом с ним кобылка.

— Блин. А все ведь шло как надо, — заявила Эпплджек у покосившейся палатки, полной сладостей и конфет. — Луне было хорошо. Всем пони в городе было хорошо. А теперь только посмотрите на них…

Я услышала плач маленькой кобылки. Окинув взглядом почти опустевешую рыночную площадь, я увидела там немало родителей, которые пытались утешить своих жеребят. Пони срывали с себя костюмы и медленно брели с удрученными лицами по домам. Я не знаю, почему я сочувствовала им, позабыв про беду, нависающую над собственной головой, но я им сочувствовала все равно.

Пока Твайлайт беседовала с Эпплджек, до меня также доносились и слова из разговора загримированного под клоуна Мэра и Зекоры:

— Это настоящая катастрофа! Может, если бы Принцесса Луна объявила о своем прибытии заранее, можно было бы избежать подобной неловкости!

— Верю, оскорбить никого она не желала, — проговорила Зекора. — Пони испугались: шуму она натворила немало.

— Меня терзает соблазн пойти и поговорить с ней, но я не знаю, чего я этим добьюсь! — воскликнула Мэр. — Ее Величество, похоже, уже все для себя твердо решила.

— Боюсь, ни к чему над этим проливать пот. Луна, наверно, уж давно летит в Кантерлот.

— Скорее, наоборот, — сказала Мэр. — Уже несколько пони мне сообщило, что сарозийская стража разбила лагерь на северо-востоке города. Скорее всего, Принцесса пробудет там какое-то время…

Я ахнула.

— Вы хотите сказать, что она здесь поставила палатку?! Прямо в Понивилле?!

Клоун и зебра одновременно обернулись на меня. Они вздрогнули от неожиданности, увидев буквально вплотную к себе мятно-зеленую мумию, которая явно прекрасно слышала их разговор.

Я и сама не заметила, насколько близко к ним подошла.

— Эм… — я слегка покраснела и попятилась. — Северо-восточная сторона города. Поняла. Спасибо.

Зекора моргнула и перевела голубые глаза в сторону мэра.

— И по сей день меня пугает голос всякого пони, что вдруг звучит из местного фона.

— Не вас одну, мисс Зекора.

Их голоса стихли, ибо я развернулась и понеслась галопом к площади в центре города. Я застучала зубами от обжигающе холодного ветра осенней ночи. Я разогналась и понеслась к лежащему за домами парку; у ног болтался на бегу бархатный мешочек, свисавший с забинтованного бока. Едва оставив позади последний переулок, я завидела фиолетовые силуэты палаток и сарозийскую повозку рядом с ними.

Несмотря на утомительный бег, я широко улыбалась. Наконец-то! Принцесса обязательно должна быть здесь, где можно спрячаться от пошедших вкривь и вкось событий фестиваля. Мне плевать на то, что сегодня разбились надежды многих пони на Ночь Кошмаров; если все пройдет как надо, придет рассвет и я выйду навстречу его лучам уже живой пони, которая их сможет утешить. Я наконец-то смогу разделить их смех, их тепло, их дружбу. Я смогу…

— Селестия помоги… Морнинг! — крикнула Амброзия.

Я ахнула. Я затормозила около Рамбла и лежащего без сознания жеребца. Перед нами возвышалось покосившееся здание отеля.

— Пожалуйста, мисс! — взмолился Рамбл. — Помогите мне его перетащить!

— Песня, — всхлипнула я про себя.

Я огляделась в недоумении из стороны в сторону. Я увидела вдали выстроившихся в ряд рабочих, пораженных моим геройством. Под копытами лежали провода, уходящие внутрь дома.

— Я… — я зашипела и содрогнулась. — Я перестала играть Реквием! — я лихорадочно оглянулась на залитый солнцем город. Здесь не было ни палаток, ни вообще какого либо следа сарозийцев. — Провалиться мне, я не хочу здесь быть…

— Ааа! — завопил Рамбл.

Я глянула вверх и поняла почему. Отель рушился, и на нас с Морнинг Дью, грозя раздавить, падала целая стена из обломков. С героическим воплем я воздвигла между нами и стеной зеленый щит, отражая тяжелые куски камня. Этого мне сейчас хотелось меньше всего.

— Моя лира… — я зажмурила глаза и зашипела сквозь какофонию взрыва. — Где она? Мне надо… мне надо…

— В чем же дело?! Слишком застенчивая? — пропел надменный голос.

Я резко вдохнула и подняла взгляд на яркую, цветистую сцену.

— А-а?!

Там на меня широко ухмылялась сереброгривая шоукобыла.

— Я бы тоже кротко дрожала от страха, если бы мне предложили выступить на сцене бок о бок с Великой и Могучей Трикси! — тесная толпа пони, окружавшая меня со всех сторон, усмехнулась ее словам. — Думаешь, твоих музыкальных талантов хватит, чтобы затмить величие Великой и Могучей Трикси?! Ну так запрыгивай сюда и покажи нам, на что ты способна, менестрель!

— У меня… у меня нет с собой лиры… — просипела я и попятилась, потея и дрожа. Я неловко столкнулась по пути с несколькими пешеходами, пытаясь продраться сквозь толпу. — Я тогда была такой глупой, — прошептала я себе под нос. — Я ни разу не брала с собой из палатки лиру! О чем я?..

— Только посмотрите на нее! Поначалу я думала, что она мне завидует! — помпезно кричала шоукобыла толпе. — Но теперь Великая и Могучая Трикси видит, что она аж зеленая. Позеленела от страха!

Меня со всех сторон окружал смех и хохот. Я крепко сжала зубы и побежала галопом, прорываясь меж разноцветных тел.

— Мне просто надо сосредоточиться! — кричала я, двигаясь к северу города. — Реквием придет ко мне только если я буду думать о том, что мне нужно сделать! Если я просто буду думать о д-доме… — я закрыла глаза и прошептала. — Я хочу домой. Я хочу домой. Я хочу…

— Не… ыххх… не могу добраться до дома. Это шо… за тропинка? Палатка? Охххх… — рядом со мной зазвучал знакомый голос с тягучим ацентом. — Шоб ему провалиться, этому кубку — он слишком тяжелый. Хорошо б… мммфф… если б он б-был сделан из п-перьев… ехех…

Я моргнула, сидя рядом с палаткой. Я встала на ноги и, прислушиваясь, вытянула шею. Из-за поворота тропинки выходила оранжевая кобылка-фермерша. За ней, на тропинке к центру Понивилля, тянулась цепочка глубоких следов, вдоль которой валялись кое-где по обочине яблоки. Эпплджек отчаянно пыталась удержать в равновесии у себя на боках две большие корзины, полные фруктов. Эти до смешного высокие кучи яблок дополнял собой золотой кубок, увеличив и без того безжалостный вес ее груза.

— Ыыххх… надо д-добраться до дома… — она выглядела переутомленной. Под глазами у нее темнели мешки, а золотая грива, обычно восхитительная и прекрасно ухоженная, выбилась из-под удерживающих ее в одном пучке красных лент и превратилась в измочаленное гнездо. — Большой Мак и семья… я им н-нужна…

У нее затряслись ноги. Она опустила зеленые глаза, и на мгновенье мне показалось, что она вот-вот рухнет без сил и заснет. Но, как оказалось, она не упала и не заснула, потому что ее мягко обволокло зеленое облако телекинеза и вернуло назад на копыта.

— Похоже, кое-кто очень много работал, — сказала я с мягкой улыбкой.

— Ммммхмммм… эм… — она распахнула глаза. — Ш-шо? А?

— За что кубок? Побили всеэквестрийский рекорд бессонницы?

— Мммм-нет… это… — она зевнула и сонно качнулась. — Награда почетной пони пони пони или шо-то такое… — ее лицо расслабилось и губы на мгновенье сложились в полубессознательную блаженную улыбку. — Жуть какая классная и блестящая. Кажись, город мне благодарен был за спасение от стада бегущих коров, но… — она вновь протяжно зевнула: шкурка натянулась у нее на лице, отчего слегка побледнели веснушки на щеках. — Мне явн не помешает еще пару лишних часиков в сутках… н-на лягание яблонь…

Ее тело взлетело в воздух, будто на невидимой мягкой кровати, а затем опустилось вновь. Она поморщилась от неожиданности, ощутив, что неловко лежит на чьей-то движущейся спине.

— Хммммф… — я уверена, она распахнула глаза, но я в тот момент не видела ее лица. — Шо, п-провалиться мне, происходит?..

— Ничего такого, о чем стоит волноваться, мисс Эпплджек, — тихо сказала я, несмотря на все напряжение. Она хорошо сложенная пони: спортивная, мускулистая. Тем не менее, правильно приложив телекинетические силы, я смогла выдержать ее вес у себя на спине. Твердо шагая, я понесла ее по дороге к сияющим вдали видам фермы Сладкое Яблоко. — Просто небольшая вам добрососедская помощь от меня.

— Ыыыххх… — она зашипела: — Не нужна мне ничья помощь! Я… я… — ее протесты длились недолго: их тут же заглушил могучий зевок. — Я могу собрать в-все яблоки сама!..

— О, безусловно! — воскликнула я и усмехнулась слегка. Кубок левитировал перед нами, отражая в своих полированных боках ее усталое лицо, лежащее на моей бледно-голубой гриве как на мягкой подушке. — Я только помогу вам добраться до дома и там вы уже примитесь за свою работу, мисс Эпплджек, вот и все.

— Хммммм… а мой урожай?

Я оглянулась на две корзины яблок, оставленные у стены заброшенного амбара.

— Я прослежу, чтобы они тоже добрались до Фермы Сладкое Яблоко.

— Мммм… — она пробормотала мне в шею: — Тольк не своруйте ничего…

Я усмехнулась.

— Даже не подумаю. Яблоки — они в вашей крови. Украсть их у вас — все равно что вырвать самые основы вашей жизни у вас из-под ног.

— Мммм… основы… — веснушчатые щеки Эпплджек поднялись в пьяной улыбке. В золотом отражении на кубке я увидела, как она отвернулась к теплым летним ветрам и пробормотала, заикаясь: — К-каждому доброму дому они нужны. Так… так мой Па м-меня когда-то учил…

Я улыбнулась:

— Что ж, он вырастил замечательную дочь…

— Да… Да, эт т-точно… — и ее голос затих, сменившись первым из многих тихих похрапываний.

Я продолжала нести ее по пологому склону к ферме. Я думала об основах, о структуре, о музыкальных тактах и об аранжировке. Я напевала простую мелодию — подобие той музыки, что застряла у меня в голове, только гораздо медленнее, так, чтобы звучание ее напоминало нежную колыбельную для работавшей не покладая копыт кобылы, которая без сил лежала у меня на спине.

— Я называю ее «Закатное Болеро», — сказала я голосом тихим и будто далеким. На вестибюль отеля опустилась тишина, когда я заиграла его Принцессе Солнца. — Каждый раз, когда я слышу его, мое сердце взметается к небесам. Кажется, будто эта мелодия была написана, чтобы пони почувствовали жизнь в своем теле, — я сглотнула и наклонилась вперед. — А как чувствуете себя вы, Ваше Величество?

Принцесса Селестия сидела на белоснежных задних ногах и морщила лоб в непрекращающихся ни на мгновенье тяжких раздумьях. Я не знала, услышала ли она вообще мой вопрос.

Меня тревожило это молчание. Я видела в ее розовых глазах отражение мятно-зеленой единорожки, которая с каждой секундой выглядела все изможденней.

— Ваше Высочество? — спросила я поверх звона струн. — Эта… эта мелодия вам знакома?

— Вы когда-то играли ее мне, Принцесса, — подала голос Твайлайт, с беспокойством глядя на неподвижную, как камень, наставницу. — Вы… вы можете что-нибудь о ней сказать?

Губы величественного аликорна, наконец, шевельнулись:

— В этой музыке есть структура, нечто такое, чего я раньше не ощущала. В таком порядке, в таком звучании, я ощущаю какую-то основу под ней… — она тяжко сглотнула. — Моя маленькая пони, каким образом ты наткнулась на эти композиции?

— Ее засунули мне прямо в голову, — сказала я. — В тот самый день, когда на меня пало проклятье.

— Какое проклятье? — спросила Твайлайт.

— Проклятье, которое заставляет всех вас, каждого из вас забыть обо мне, если я потрачу слишком много времени на объяснения! Пожалуйста, Ваше Величество! — я потянулась к ней, готовая залиться слезами. — Вы должны услышать третью элегию. И тогда, может быть, вы сможете все мне объяснить. В них кроется предназначение. Предназначение есть во всем. Мы все в этом мире ради чего-то, и мне нужно узнать, ради чего здесь я, чтобы я смогла освободиться от… освободиться от…

Лицо Принцессы исказила гримаса, черты ее корчились от неназываемой боли; она будто рожала нечто.

Твайлайт тут же потеряла самообладание от беспокойства:

— Ваше Величество! Что случилось?

— Песня… — Селестия заплакала, почти как жеребенок. В ее глазах мелькнул цвет, которого я прежде не видела. — Ее песня… — выдавила она.

— А? — воскликнула Твайлайт, затаив в растерянности дыхание.

Я поглядела на Твайлайт. В моей голове блуждали мысли о текучих оттенках фиолетового. О звездной пыли, запустении, и о вселенной. И прежде, чем я поняла, что происходит, золотые струны лиры поменялись местами и я заиграла что-то совершенно иное. К тому моменту, как замолчал Реквием, отель растворился, сменившись вершиной холма, с которой открывался вид на сарозийские палатки. Мимо повозки, разговаривая между собой, прошли два пегаса с листообразными ушами.

Резко вдохнув, я пригнулась за штабелем ящиков, отмеченных королевскими гербами Кантерлота. Я задрожала и вцепилась в Вестник Ночи, наблюдая за тем, как всего в паре футов от меня маршируют мимо два стражника.

— Что Ее Величество задумала на этот раз?

— Похоже, она все-таки решила выйти на празднество, — оба стража обернулись на залитый факельным светом Понивилль, к которому от лагеря уходила тропинка. — Я рад видеть, что Ее Высочество развлекается вместе с гражданскими.

— И эта большая толпа вопящих детей — обязательное условие?

— Ты как Принцесса, брат, — сказал другой, блеснув в лунном свете клыками. — Ты слишком редко выходишь в пони. Если бы ты не сидел взаперти, может быть, понял бы, что некоторым пони нравится пугаться.

— Я прожил всю свою жизнь, стараясь изо всех сил, чтобы другие пони не впадали при виде меня в панику.

— И вот именно потому нам очень повезло жить в этом веке. У Принцессы появился новый шанс уладить отношения с дневными пони, а значит, и у нас тоже, — он махнул копытом в сторону палаток. — Пойдем, нам еще надо подготовиться к возвращению Ее Высочества, когда она захочет отдохнуть.

— Я займу первую стражу, брат, а ты тогда осмотри внешний периметр.

— Хорошо, — оба поднялись в воздух и облетели палатку с разных сторон.

Я распласталась, прижавшись всем телом к ящикам. Сделав несколько глубоких вдохов, я бросила взгляд возбужденных глаз в сторону Понивилля. Насколько я выпала из реальности на этот раз? Тем не менее, как ни странно, больше это значения не имело.

— Что ж, значит, она передумала, — улыбаясь, выдавила я. — Это не страшно. Она сюда рано или поздно вернется.

Я сглотнула и крепче прижала к груди Вестник Ночи. Я не осмеливалась играть, из страха, что ночная стража услышит меня, а потому я тихо напевала мелодию себе под нос и, в промежутках между куплетами, бормотала вслух:

— Она сюда вернется и я с ней встречусь, — я сглотнула. — Но как мне избежать повторения того, что случилось с Селестией? Как мне убедиться, что она отошлет прочь только меня, а не весь Понивилль целиком? Как…

— Вот этот вопрос я и задаю себе каждый раз! — воскликнула Рэрити, которая, закатив глаза, ходила вокруг разукрашенного рюшем красного платья на поникене посреди бутика. — Как мне было знать, что все это ударит мне прямо по носу?! То есть, Флаттершай-то по носу не ударило ничего! В конце концов, она сейчас вовсю наслаждается своим шансом сиять по всей Эквестрии! Да, она и должна, безусловно! Я просто никогда бы не подумала, что ее тихий и застенчивый характер с такой легкостью… ыыыххх… украдет у меня внимание Фото Финиш!

— Зачастую мне кажется, что никто ничье величие не крадет, — сказала я с мягкой, сочувственной улыбкой. — Скорее, я скажу, что величие входит к нам в дом неожиданно.

— О, я была бы не прочь, если бы ко мне входило величие, снова и снова, пока я не лопну! — воскликнула Рэрити. Она вдруг элегантно скосила глаза к носу и с такой силой потянула нитку, что та порвалась. — Ооой… — на ее белоснежных щеках яростным пламенем разгорелся румянец. — Пожалуй, последняя фраза вышла несколько неприличной…

Я захихикала и улыбнулась.

— Все нормально, Рэрити. Я вас очень даже хорошо поняла.

— Я знаю, что вы в этих местах новенькая, мисс…

— Хартстрингс.

— И я должна вас поблагодарить, что вы так покорно слушали, как я несу и несу всякую ерунду, как бешеная боевая лошадь, но я не знаю, действительно ли вы меня понимаете в полной мере! — она села со вздохом на ближайшую кушетку, повесив бесполезную иголку с порванной ниткой на бледных копытах. — Я не хочу славы и богатства исключительно ради этой самой славы и богатства. Я хочу их заработать. Я хочу заработать себе имя. И, что важнее всего, я хочу заниматься по-настоящему любимым делом, делом, к которому лежит мое сердце, — она задумчиво поглядела на меня мягким, уязвимым взглядом голубых глаз. — Мода — это не просто путь, который я выбрала для своей карьеры, это сущность моей души. Это самый корень моего естества.

— Это дело, которое вами движет, — сказала я, мягко кивнув. Я сделала несколько шагов вперед и села перед ней. — Это дело, которое придает вам мотивации даже тогда, когда в вашей жизни не осталось больше ничего… — я сглотнула. — Включая и ваших друзей.

Она шмыгнула носом и горько улыбнулась мне.

— Именно…

— Я знаю, что если я потеряю все… — сказала я. — Если все, что для меня важно, больше не будет для меня достижимо, у меня все равно останется внутренний стержень, часть моей души, которую я никогда не отпущу. Ибо она определяет суть моей души, она двигает меня вперед, даже если там ожидает одна лишь тьма, — я перевела взгляд на залитое солнцем окно и тепло улыбнулась:

— Это моя любовь к музыке. Если у меня не останется ее, у меня не останется больше ничего. Это мое естество, мое я. И именно она привела меня сегодня к вам, — я обернулась к ней и улыбнулась, сверкнув зубами. — Душа каждого пони резонирует согласно звукам разных мелодий, и ваша мгновенно затягивает, как наркотик, хотя ей, мне кажется, не помешает избавиться от некоторой меланхоличности.

Она сделала глубокий вдох, изящно поправив гриву копытом.

— Знаете что? Вы правы! Вы абсолютно правы! — она гордо встала в полный рост и улыбнулась. — Мне не следует завидовать успеху Флаттершай! Я должна его восхвалять! Она моя лучшая, любимейшая подруга, и раз настал ее момент сиять, то я отнюдь не намерена ее чураться! — она пробежала галопом по бутику к головокружительной красоты платью по-королевски величественных красных и синих тканей, которое ожидало модистку, вися на своей вешалке. — Я непременно посещу показ мод сегодняшним вечером и покажу ей свою поддержку! И выглядеть я буду при этом блистательнейше! — она закусила губу и слегка покраснела. — Потому что… эм… нет ничего плохого в том, чтобы прекрасно выглядеть, аплодируя подруге, так ведь?

Я усмехнулась, закрыв с улыбкой глаза.

— Определенно ничего плохого, мисс Рэрити. Определенно ничего… — я открыла глаза среди бледных туманов, и сердце мое тут же остановилось.

Подо мной растянулась древняя ржавая платформа, испещренная то там, то здесь стонущими пони в оковах. Над ними ревело и грохотало вьющимися нитями воды Царство Неспетых, озаряемое яркими вспышками молний. В вышине, над всем этим хаосом, подобно неутомимому стражу, завис трон Принцессы Арии. Концентрические сферы внутри сфер мерцали в сумраке, отражая собой гром, гуляющий неугасающими волнами по кошмарному ландшафту.

Я содрогнулась, ощущая холод мокрой толстовки, облепившей мне передние ноги. Вестник Ночи висел передо мной в левитационном захвате, и несмотря на все свое великолепие, он, как я знала, не способен сейчас мне помочь, если когда-либо мог вообще. Сохраняя молчание, я нахмурила в недоумении лоб и поглядела на висящий в небе трон Арии.

— Это… это воспоминание? — спросила я сухим и безжизненным голосом. Сглотнув, я добавила: — Или это прямо сейчас?

Сферы внутри сфер медленно полетели прочь, как всегда избегая меня. Туманы наползли на платформу, укрывая навечно неживых пони.

Шмыгнув носом, я тихо прошептала в разделяющее меня и Принцессу Сумрака расстояние:

— Мы воспоминания… или мы песни? Неужели все наши деяния на протяжении наших жизней — лишь одна-единственная строчка в длинной хронике, которую никому из нас не доведется написать самому? Или же мы хор, что продолжает несмотря ни на что петь, радуясь жизни и всем тем сюрпризам, что она нам несет?

Она не сказала ни слова. Вселенная тянулась во все стороны в бесконечность, и в ее пустоте меня впервые перестало терзать одиночество, потому что я была единственной пони, которая должна была услышать сказанное.

— Ты — хранитель архива, Ария, — сказала я; черты мои заострились, стали твердыми. — Зачем еще тебе собирать столько душ, если ты не убеждена, что есть нечто драгоценное, что непременно должно быть сохранено?

Я сделала несколько шагов вперед, шаркнув по металлу платформы. Скорее в Тартаре выпадет снег, чем я смогу догнать улетающие сферы, но я и не собиралась этого делать. По крайней мере, не таким способом.

— Я хочу быть той драгоценностью, — проговорила я в пустоту. — Я хочу вернуть себе свою жизнь. Луна не может мне с этим помочь, и, возможно, не сможешь и ты, — сказала я. Я перевела глаза на бурлящие потоки и лежащий за ними хаос, что грозил поглотить меня и все остальное одним смертоносным броском. — Никто не сможет помочь мне, кроме меня самой. Это моя песня. Я слышала эту мелодию всю свою жизнь, — я подняла взгляд в небеса, на этот раз хмурясь. — Кто ты такая, чтобы забирать ее у меня?

Гром и молнии свирепствовали в небесах, но я практически не обращала на них внимания. Все казалось мне шепотом по сравнению с гулким голосом, раздающимся меж моих ушей.

— Кто ты такая? — я закинула голову назад, шипя, рыдая и смеясь одновременно. — Кто я такая?!

— Подруга моего детства, по крайней мере, до прошлой недели, — устало сказала Твайлайт.

Я опустила голову и посмотрела на другую сторону стола.

— О? — тихо спросила я голосом полным тепла и сочувствия. — Что между вами случилось?

Твайлайт поерзала на месте, удерживая копыто на открытой книге, на которую она почти уже не обращала внимания. Свет свечей Сахарного Уголка согревал нас в вечернем полумраке.

— Не стоит… не стоит забивать себе голову этой моей ерундой, — сказала она, нервно усмехнувшись. — Вы ведь приезжая в этом городке, мисс Хартстрингс. Вам ни к чему слушать причитания скромной библиотекарши о ее проблемах.

— Я никуда не спешу, — сказала я, наклонившись над столом с мягкой улыбкой. — Пожалуйста, продолжайте.

Она пожала плечами.

— Пожалуй, мы с Мундансер всегда были разными. И все же, нам каким-то образом удавалось удерживать наши отношения в норме, несмотря на все наши бесчисленные столкновения лбами. Если так подумать, то я вообще не представляю, как мы друг друга не задушили за все эти годы. И вот только сейчас, из-за этого учебного проекта, над которым мы должны были вместе работать… — Твайлайт не таясь болезненно поморщилась.

Я опустила задумчиво взгляд на столешницу и выдохнула через ноздри.

— Это… непросто — сохранить самые драгоценные части наших личностей, особенно по мере взросления. Все изнашивается, мы становимся хрупкими. Мы можем в этом винить… что-то, что в нашей жизни отсутствует, но редко когда все настолько просто. Мы все неизбежно теряем многое…

— Но что насчет обретения?

Я подняла на нее взгляд.

Она улыбалась мне.

— Я поначалу убивалась по Мундансер. Да что там, я провела в слезах несколько ночей подряд, — она провела копытом по гриве с фиолетовой полосой и глянула в сторону. — И вот тогда я нашла для себя помощь. Рэрити… Пинки… Эпплджек и Флаттершай, Рейнбоу Дэш… — она шмыгнула раз носом, но губы ее сами собой складывались в нежную улыбку. — Они были рядом. Они утешили меня. Вот тогда я осознала, что я потеряла много, но обрела, на самом деле, гораздо больше. У жизни есть способы удивить вас: она просто дарит вам что-нибудь, когда вы этого, как вам кажется, совершенно не заслуживаете или не можете себе позволить…

— Вы ученый, — сказала я, вопросительно на нее прищурившись. — Разве вы не согласны с утверждением, что все в мире конечно во времени? Разве вы не знаете, что это в природе вещей — растворяться со временем, уходить прочь по пути наименьшего сопротивления?

— Да, я ученый, — сказала Твайлайт. — Но… Но я помимо этого еще и живая пони… — она глянула на меня. — И я чувствую, мисс Хартстрингс. Некоторые из моих чувств можно объяснить, но нельзя от них избавиться. После стольких многих лет, я осознаю, что одними экспериментами нельзя закрыть дыру на месте сердца, или залечить рану, которую нанесло время, или… или…

Она содрогнулась, но ее лицо тут же закаменело в храброй улыбке, адресованной мне.

— Я верю в дружбу, мисс Хартстрингс, — по ее щеке прокатилась слеза, но на лице у нее по-прежнему было написано счастье. — Я верю в дружбу. Она — самая могущественная сила во вселенной. Она объединяет, когда все остальное лишь разрушает. Она несет гармонию хаотичному миру. Она дает тепло, которым мы можем наслаждаться, пока не придет наше время. Зачем же еще мы в этом мире, если не для того, чтобы вместе строить дружбу так, как мы только можем, собравшись всеми вместе? Я очень долго прожила одна, наедине со своей учебой и мыслями, и я постоянно ощущала, как что-то терзает мою душу, — она вновь шмыгнула носом и хрипло усмехнулась. — Я о-ожидала рождения, мисс Хартстрингс. Мне кажется… нет, я знаю, что среди нас очень много подобных мне в прошлые дни — ожидающих рождения, ожидающих, когда они начнут жить. И мой долг на этом свете — искать таких пони, предлагать им мою дружбу и распространять повсюду тепло, пока еще не слишком поздно.

Я поглядела на нее, ибо вновь почувствовала на своей шкуре ледяное касание проклятья. Я улыбнулась тому уютному теплу, о котором говорила она, и сказала:

— Если бы у меня было время, мисс Спаркл, если бы у меня были возможности и блага этого мира, я бы написала об этом симфонию.

Не потеряв и секунды, она ответила мне:

— Так почему бы вам не написать ее прямо сейчас? Ничего вас не останавливает.

— Ничего меня не останавливает… — повторила я приглушенным бинтами голосом, когда у меня над головой скользнула темная тень. Я поглядела наверх и увидела Принцессу Луну, плавно спускающуюся с небес. Горизонт на востоке едва заметно мерцал; ее сестра уже была готова приступить к делу.

— Ваше Величество… — два сарозийца тут же поклонились своей прибывшей Принцессе.

— Вольно, мои верные подданные, — ответила Луна. Впервые ее голос звучал тихо, сдержанно и по-праздничному счастливо. Она встала перед стерегущими вход в обширную полуночно-синюю палатку стражниками, напевая себе под нос вместо того, чтобы кричать. — Эта земля — мирная земля. Я ценю вашу верность, но считаю, что этим утром нам нет нужды в излишней бдительности.

Стражи обменялись взглядами. Их янтарные глаза с вертикальными зрачками вновь устремились на аликорна.

— Не желает ли Ваше Величество немедленно возвратиться в Замок Кантерлот?

— Нет, — заявила она, твердым шагом входя в палатку. — В грядущий день нас ожидает немало других… торжеств.

— День, Ваше Величество?

— Истинно так. Твайлайт Спаркл и ее друзья желают показать нам заведение сахаров и углов. Ответить отказом на их щедрое предложение было бы величайшей грубостью с нашей стороны. А посему, если у нас нет срочных дел, мы останемся в Понивилле по меньшей мере на еще один день.

— Принято, Ваше Высочество.

— Не забудьте надеть солнцезащитную броню, мои подданные! — воскликнула она, остановившись на пороге. — Грядет рассвет! Я бы не хотела видеть, как лучи солнца обжигают ваши гладкие шкуры!

С этими словами она, наконец, пригнулась и скрылась в палатке.

Прошло несколько секунд, и стражи обменялись взглядами. На лицах обоих на кратчайший момент возникли теплые улыбки. А затем они, как им было приказано, принялись обмундировываться в дневную броню.

Я наблюдала за ними, дрожа — но на этот раз дрожа от нетерпения. Принцесса Луна вернулась. Больше мой путь к ней не преграждали табуны паникующих пони. Осталось только два стража и они были очень заняты сменой брони, готовя свои тела к обжигающему свету восхода. Сколь бы отчаянно я ни желала встречи с Принцессой, я была не настолько глупа, чтобы посчитать, будто смогу хоть на мгновенье избежать зорких глаз двух сарозийцев, какими бы занятыми они сейчас ни казались. В то же время, я знала, что скорее снег выпадет в Тартаре, чем они разрешат мне поговорить с Луной. Мне нужно воспользоваться доступными мне средствами себе на пользу и, возможно, всего лишь возможно, мне удастся пробиться к ней.

Я открыла бархатный мешочек и бросила его на землю у штабеля ящиков. Подняв Вестник Ночи перед собой, я храбро вдохнула и затем еще храбрее вышла из укрытия. Я направилась прямиком к паре стражей и охраняемой ими палатке, выставив перед собой золотой инструмент в магическом захвате.

— Стоять! — они мгновенно бросили свое дело и сурово пригвоздили меня взглядом. Я заметила блеск острых лезвий холодной стали, выглядывающих из крыльевых пластин их брони. Я читала в дневнике Алебастра о традиционном оружии его народа, способном с легкостью разрезать даже крепкий дуб. Я содрогнулась от мыслей о том, что оно может сотворить с мягкой плотью маленького единорога.

— Кто идет?!

— С праздника? — громко спросил второй страж, издалека изучая своими вертикальными зрачками бинты на моем теле. — Торжества этой ночи уже закончены, гражданин! Возвращайтесь домой отдыхать. Принцесса не желает видеть никого до позднего вечера!

— Вы н-не понимаете, — проговорила я, держа Вестник Ночи между нами, как золотой щит. — Принцесса всю свою ж-жизнь д-должна была повидать кое-кого. Она об этом просто еще не знает.

— Что за безумие вы нам толкуете? — спросил первый страж.

Другой прищурился на мой сияющий инструмент.

— Что это у вас? Остановитесь немедленно!

— Ни шагу вперед!

Я застыла на месте, но сделала я не только это. Я зажмурила глаза и заиграла на древней лире мелодию.

— Пожалуйста, простите меня за то, что я собираюсь сделать. Но я должна повидать Принцессу. Вы не понимаете серьезность моего положения, и я не могу вас в этом винить.

— Положите немедленно инструмент! Что вы… — восклицание стража прервал резкий вдох. — Что это, во имя Тартара?!

— Спаси нас Матриарх! — рыкнул второй голос. — Я ничего не вижу!

Я резко выдохнула и открыла глаза. По окончании «Сонаты Тьмы» их глаза зачаровала музыкальная магия, но мои она не тронула. Они оба ослепли и метались теперь в черноте и растерянности, паникуя от этой внезапной потери.

— Простите. Долго это не продлится, — я быстро пошла к палатке. — Мне просто нужно было вас чем-то занять, чтобы я могла поговорить с Принцессой…

Вдруг раздался высокий тонкий крик и оба стража взметнулись прямо на меня в боевом построении.

Ахнув от полной неожиданности, я бросилась на траву. Они буквально едва-едва меня не задели — пролетели над самой головой и, врезавшись вместо меня в повозку, опрокинули ее с колес.

Я бросила на них взгляд, хватая ртом воздух. Пока по лицу, подобно горным рекам, стекал пот, я вскочила на копыта и вновь попыталась прорваться галопом к палатке.

Еще один вопль: они развернулись и вновь понеслись на меня.

Я отпрыгнула с криком, с трудом увернувшись от их массивных тел. Штабель деревянных ящиков обрушился под моей спиной, осыпая меня щепой, пока стражи-близнецы стояли на земле, вращая головами из стороны в сторону.

Встав на ноги и панически задыхаясь, я мысленно дала себе пощечину.

— Ну конечно! Это же сарозийцы! — я сплюнула на землю, хрипло рыча. — У них же есть эхолокация, идиотка! Отчаянная, жалкая идиотка!

— Прекращай немедля свое вероломство! — прорычал один страж, слепо крутя головой из стороны в сторону. — Нам ни к чему причинять тебе вред, пони!

— Сдавайся и все закончится! — крикнул второй.

Я глянула на клапан палатки, затем на них. Воспользовавшись телекинезом, я сняла со своего тела бинты. Затаив дыхание, я сместила вес вперед и крепко ударила копытом по земле.

Одновременно закричав, как летучие мыши, оба сарозийца развернулись и понеслись на меня, как ракеты.

— Ыыххх! — я метнула в них море бинтов и ловко отпрыгнула в сторону.

Воздух засвистел от режущих воздух крыльев, рвущих в клочья белые ленты. Один рухнул на землю, запутавшись в их хаотичном переплетении, подняв еще больше шума.

Я не собиралась тратить ни секунды, чтобы полюбоваться на свою жалкую победу. Я сорвалась в галоп и понеслась ко входному клапану, предвкушая увидеть прекрасное лицо Луны и полуночную синеву ее глаз.

В мою спину впились два тяжелых копыта, успешно сбив меня с ног.

— Ыыыххх! — я упала на землю под весом одного из стражей. — Ыххх… Нет! — завопила я.

— Не шагу вперед! — зашипел он мне в ухо. Его голос звенел сквозь тонкие клыки, а острая подкова угрожающе сдавливала мою терзаемую болью шею. — Тебя предупредили!

— Ты задержал ее, брат?! — крикнул второй, выпутавшись из бинтов.

— Следуй за моим голосом! Она здесь!

— Мммфф… ах! — сдавленно буркнула я под его весом. Залитые слезами глаза метались из стороны в сторону. В считанных дюймах от палатки и от меня самой я увидела на траве Вестник Ночи. Тяжело дыша, я подняла его телекинезом и начала перебирать струны.

— Я сказал, стой! — рыкнул оседлавший меня стражник.

— Я отберу у нее инструмент! — сказал другой, летя прямиком на звуки элегии. — Во имя Принцессы!.. — он протянул к нему копыто, как раз когда его зрение начало проясняться.

И как раз этот самый момент идеально совпал с окончанием «Прелюдии к Теням». Свет на восточном горизонте усилился, превысив в десятки раз великолепие обычного рассвета. Но я еще не закончила. Извернувшись, я прицелила на них рог и, закричав, пустила все оставшиеся у меня силы на заклинание света.

Пульсирующий луч маяка, который вырвался с моего рога, меня ослепил. И он, безо всяких сомнений, подействовал на них гораздо сильнее. Нас омыл обжигающий белый свет, оставив после себя мне награду — неразборчивые вопли боли сарозийцев. Первый страж спрыгнул с меня, беспомощно столкнувшись со своим сослуживцем. Оба они отшатнулись и побежали прочь от магического луча, громко скрежеща копытами по земле, пока издаваемые ими звуки не стали лишь блаженно неразборчивыми далекими вибрациями.

— Ааахх! Колдовство!

— Брат, ты ее слышишь?! Куда она делась?!

— Так жжет… так горячо… я н-не… не чувствую…

У меня не осталось времени на сочувствие. Задыхаясь, я поднялась на копыта. Почувствовав, как с меня начали сползать остатки бинтов, я побежала в том направлении, которое, как я молилась, было дорогой к палатке. Нога запуталась в свисающих лентах костюма. Вскрикнув, я упала лицом вперед и проехалась носом по волнующейся ткани. Резко вдохнув, я слепо нащупала в затопившем все сиянии вход внутрь. Я ломанулась в него, рыдая и умоляя.

— Принцесса! — ахнула я, закричала я. — Принцесса… что… что случилось?!

— Мать… — проговорила Селестия. По ее лицу стекали рекой слезы, а зрачки под волной чистого ужаса сжались в точки. — О благословенная Мать, ч-что мы наделали?

— Принцесса?! — воскликнула Твайлайт, побледнев в панике. Пони в вестибюле отеля дрожали и тревожно переговаривались. Селестийские стражи подошли к нам и протянули с беспокойством на лицах копыта к аликорну. Твайлайт глянула на меня; у нее дрожали губы. — Что в-вы наделали?!

— Я-я не понимаю! — выкрикнула я, прижимая лиру к груди. Я едва перевалила через половину «Марша Приливов», когда на величественных чертах Богини Солнца возникла вдруг заметная реакция. Она начала трястись, как ребенок, и даже блестки в ее пастельного цвета гриве ощутимо потускнели. Тени, казалось, гнули стены, будто отель рушился прямо нам на головы. Я вдруг обратила внимание на звучащий на фоне глухой басовый гул, будто издалека на нас катилась гигантская волна земли и камня. — Я просто хотела, чтобы она помогла мне опознать эту музыку! Я не знаю, почему она… почему она…

Комната содрогнулась. С потолка посыпались мусор и пыль. Мэр закачалась на ногах, нервно сглатывая и прося всех сохранять спокойствие. Но было уже слишком поздно: половина пони уже выбежала в панике из вестибюля, а другая столпилась вокруг Принцессы, умоляя ее дать объяснение или моля о помощи, о спасении от чего-то столь ужасного, что оно даже не заслуживало имени.

— Сестра… — проговорила Селестия. — Моя дорогая сестра, что же случилось с тобой?..

— Луна?! — воскликнула Твайлайт. Она сухо сглотнула, а в полных беспокойства глазах заблестели слезы. — Но с ней все хорошо, Ваше Высочество! Элементы Гармонии избавились от Найтмэр Мун…

— Нет… — Селестия медленно покачала головой, давясь плачем от скорби, что была старше самого времени. — Восстановить уже невозможно. Остается только заключение, проклятое заточение, — она зашипела сквозь стиснутые зубы и выдавила: — Мать, это ведь ты боялась больше всех. Мы должны были ей помочь. Разве мы недостаточно ее любили? — она опустила голову, и грива опала безжизненно, как флаг сдавшейся армии. Она зарычала тихо: — Теперь уже слишком поздно, и долг защиты нашего царства лежит на мне. Твоя скорбь — это моя скорбь. Прости меня…

— Ваше Высочество! — крикнули стражи.

— Началось ужасное землетрясение!

— Следуйте отсюда за нами!

— Принцесса! — крикнула Твайлайт. Она безрезультатно тянула аликорна за обитые золотом копыта. — Пожалуйста! Мы должны уходить! Вы меня пугаете! Вы…

— Простите, — сказала она. Она подняла голову, и я увидела, как ее глаза сверкнули фиолетовой яростью. Они, казалось, смотрели прямо в мою трясущуюся в панике душу. — Но я должна это стереть. Я должна защитить песню.

Сказав это, она открыла рот, и комнату заполнил глубокий гул, подобный монотонно гудящей ноте в большом хоре монахов.

Один из стражей задергался на месте. Он ахнул и забормотал что-то бессвязно, а его броня начала сползать с тела. Золотые пластины поднялись в воздух, распались на части и растворились в рое разноцветных насекомых.

— Что?!.. — ахнула Твайлайт. Позади нее раздался крик. Она резко развернулась.

Там, в центре сцены, Мэр ползла прочь от подиума. Деревянная конструкция распалась и, повиснув в воздухе, преобразовалась в щебечущее облако параспрайтов.

Над нашими головами погасли огоньки свечей, когда люстры под потолком развалились на множество крылатых существ, принявшихся пожирать всякую материю, что попадется им на глаза. Вскоре весь вестибюль заполнился бессчетными жужжащими параспрайтами, закружившимися вокруг Принцессы жутким циклоном.

— Нет! — рыдая, крикнула я. — Э-этого не должно было случиться! — я увернулась от падающего обломка здания, сжавшись под облаком трепещущих крыльями новорожденных жуков. — Я просто хотела свободы! Я не понимаю! Почему…

— Пой ее песнь! — крикнула Селестия. Ее голос внезапно стал буквально оглушительным — его громкость была раза в два выше Кантерлотского королевского голоса. — Пой ее песнь и становись… — она дернулась. — П-пой ее песнь и с-становись… — она скривилась, сражаясь со священной песней до последней секунды. Затем она, замахав копытами, сотворила плотную стену телекинеза, которая вышвырнула всех пони из вестибюля на солнечный свет. — Нет! Уходи! Только ты должна оставаться ничем!

— Ааах! — закричала Твайлайт, летя на ударной волне мимо меня. Несколько стражей улетели за ней следом. Наконец, меня тоже сбило с копыт и зашвырнуло через весь вестибюль отеля. Последнее, что я увидела, была фигура Селестии, что стала вдруг хрупкой и тонкой, будто ломающейся и гнущейся под весом теней призрака-аликорна с широко распахнутыми костяными крыльями. И затем все здание отеля взорвалось, разметав обломки и многочисленных параспрайтов по всему Понивиллю, вместе со всеми моими надеждами, мечтами, вместе со всеми моими воспоминаниями.

Не осталось ничего, кроме песни, что повторялась снова и снова у меня в голове, пока я лежала на земле и дрожала. Я подавилась плачем, который никак не хотел покидать моего горла. Я пыталась вспомнить мелодию, что лежала в глубине под этим всем, суть моего естества, которое упорно желало идти вперед. Тем не менее, от моих судорожных спазмов меня пробудил ее голос:

— Что значит сие внезапное вторжение ?!

Резко вдохнув, я распахнула глаза. Слепота спала с глаз. Яркий свет моей магии потух, затушив и побочные эффекты «Прелюдии к Теням». Задрожав, я подняла взгляд.

Луна смотрела на меня сверху вниз; ее лоб прорезали глубокие суровые морщины. Стоило мне закрыть глаза, и я видела снова и снова, как обретал форму над ее чертами цвета оникса серебряный шлем, и от того моя холодная дрожь становилась только сильнее.

— Ты здесь ради конфет или проказ? Прости, моя маленькая пони, но празднование Ночи Кошмаров подошло к концу. Я желаю в эти утренние часы уединения и покоя…

— Ваше… В-ваше Высочество, — выдавила я. Я встала перед ней на трясущихся ногах. — Я… я-я прошу прощения, но мне необходимо поговорить с вами…

— Мои стражи, — проговорила она, блуждая взглядом полуночно-синих глаз по земле у входа в палатку. — Весь этот шум и крики… — она прищурилась. Из центра палатки подул магический ветер. Ее грива угрожающе взметнулась и она зашипела на меня: — Это ты ответственна за их внезапную пропажу? Если ты тронула хоть шерстинку на их ушах…

— Вы ждете песню! — яростно выкрикнула я, внезапно отыскав в себе храбрость сурово глядеть ей в глаза. Я подняла между нами Вестник Ночи. — Это песня, которую вы слышали всю свою жизнь. Вы не осознавали этого поначалу, но вы всегда знали эту симфонию, потому что эта песня — это часть вас, Луна! Равно как и часть Селестии! И часть Матриарха!

Луна хотела уже резко ответить, но вместо того с ее губ сорвался пораженный вздох. Она отшатнулась от меня, или, правильнее сказать, от того, что я держала перед собой левитацией.

— Это… — она прищурилась на Вестник Ночи. — Я видела…

По ее изящным ногам пробежала дрожь, а с губ сорвался холодный вздох, и, казалось, изменился сам ее голос:

— Мы видели п-прежде сей предмет в присутствии нашем…

Я сглотнула. Я вспомнила об Алебастре и о том, что его больше нет, что он не сможет спасти меня от того, что меня ждет.

— Существует мелодия, Ваше Величество, — сказала я. — Мелодия, что является частью всех нас. Это музыка, что мы слышим с самого нашего рождения, ибо она определяет саму нашу природу.

Я дрожала перед ней крупной дрожью, как тот испуганный единорог в центре Понивилля у ног Найтмэр Мун. Но, в отличие от жертвы кануна Праздника Летнего Солнца, парадом на этот раз командовала я.

— Но одной из нас, к сожалению, не довелось слышать эту мелодию. Вы знаете, о ком я говорю, пусть даже все, во что вас заставили поверить, говорит вам, что ее не существует.

— Мы… — лицо Луны болезненно вытянулось. По лбу катились капли пота, а промокшая грива обвисла вдоль шеи. — Мы не д-должны… не должны г-говорить о… о…

— О чем? — твердо смотрела я на нее, стиснув зубы. — Что отсутствует в вашей жизни, чего вы должны восполнять, латая заплатками подобных речей? — я храбро сделала шаг вперед, поднося вместе с собой Вестник Ночи. — Вы еще не были рождены, когда она уже была сокрыта, Луна. Песня еще не породила вас. Когда вы обнаружили, что что-то отсутствует в вашей жизни, реакцией вашей было непонимание и страх. Найтмэр Мун была лишь случайностью, продуктом недоразумения. И это все потому, что никто никогда не даровал вам права помнить, спокойно и однозначно, о том, что всегда было частью вас, что у вас когда-то украли, — я глубоко вдохнула и сказала. — Но вы можете забрать все назад. Вы можете вновь отыскать свою музыку.

— Что принесла ты н-нам?! — просипела, задыхаясь, Луна. — Сие… сие суть уловка твоя?

— Не уловка, — прошептала я. — Воссоединение.

Луна зарычала:

— У нас нет времени на забавные речи сии об...

— Арии, — сказала я.

Она резко вдохнула и затаила дыхание в дрожащей груди.

— Принцесса Ария, — повторила я, сопровождая свои слова нежным перебором струн, с которым я начала исполнять «Реквием по Сумраку» под ее взором. — Есть причина в том, что вы рыдаете по ночам и по-прежнему не можете оставить позади вину и сожаления возрастом уже больше тысячи лет. То, чего не хватает в вашей жизни, Ваше Величество… Это не просто песня, это больше, чем чувство. Это ваша сестра, Богиня Сумрака, пропавший переход между солнцем и луной!

— Ария… — проговорила тихо она, уронив из широко распахнутых глаз единственную слезу. Ветер теперь дул с могучей силой, грозясь сорвать палатку с колышков.

— И ты должна открыть для меня этот переход, Луна! — крикнула я. — У нее есть песнь, которую ты должна петь! Мы все должны ее петь! — ревела я уже поверх растущего грохота, но стоя твердо, укрывшись за Вестником Ночи, как за щитом. — И-ибо все мы в этом мире не просто так! Наша цель — соединять, а не разделять!

— Наша возлюбленная сестра, — плакала Луна, сияя ярко-фиолетовым светом в глазах. Она опустилась бессильно на задние ноги, а вокруг нас полуночно-синяя ткань трепалась и рвалась в клочья. — Мы… м-мы должны защитить… должны з-защитить…

Я ахнула. В голове пронеслись воспоминания о параспрайтах, о крике Селестии, о крыле Кантерлотского Замка, взорванном сарозийской бомбой.

— Нет! — выкрикнула я. — Ты будешь петь ее песнь, и ты сделаешь меня ничем!

Луна дрогнула, опустив на меня взгляд залитых сиянием глаз.

— Сделай меня ничем! — кричала я. — Ибо я есть ничто! — обрывки парусины палатки и куски земли полетели мне прямо в лицо. Я склонила голову против ветра и стиснула зубы, прикладывая все усилия, какие только есть, чтобы закончить для подрагивающих ушей Луны Реквием. — Пошли меня к ней! Одна мелодия должна найти другую, чтобы заиграл дуэт!

— Мы… мы должны… — Луна сжалась, зашипела, а затем прорычала с согласием: — Я должна любить ее…

— Пой ее! — взревела я поверх хаотичного грохота.

И она запела, открыв широко рот, послав в меня пушечный снаряд священного грохота. Я видела, как вокруг нее формируются созвездия, и каждое из них отражало бледное совершенство луны. Между нами закрутилась спиралью колонна сжатого воздуха. Меня снесло с копыт, и я услышала, как рвались в клочья основы Небесных Твердей. Звук был похож на плач, на рыдающий голос Матриарха, и затем вновь опустилась полная тишина, ибо меня выкинуло за пределы звука, света и материи, всосало в нотный такт, который был записан еще до рассвета Творения. Я тащила Вестник Ночи вслед за собой, плывя в калейдоскопической пустоте меж измерений. Перед моими копытами, что болтались беспомощно в пустоте, я увидела молнии и безумие Царства Неспетых, таящееся за выходом из портала. Только вот, я плыла над платформами, летела мимо стенающих душ, прикованных к лежащему внизу адскому ландшафту. Передо мной возник трон Принцессы Арии. Сферы выровнялись, и в них открылся проход. Я пролетела сквозь него на волне дыхания ее сестры, и, лишенная всякой способности кричать, я вошла в мир, где даже воспоминания не имеют никакого значения. Но несмотря на это, я храбро думала о многих важных вещах: об океански-голубых глазах Морнинг Дью, о Маме и Папе, склонившихся надо мной на празднике Теплого Очага, об улыбке Твайлайт и о смехе Мундансер.

А потом я не думала ни о чем, ибо все было тьмой.

[1] Музыкальный термин. Продолжение.