Фоновая Пони

III — Основы

Дорогой Дневник,

Что определяет пони? Её сны? Её мысли и амбиции? Или свершения, которых она надеется достичь, прежде чем умрёт? Или, может, её страхи и тревоги, все те многочисленные вещи и явления, которых она боится на протяжении своей жизни?

Пока я жила в Кантерлоте — пока я была рядом с семьёй — я чётко знала, каким будет моё будущее. Я знала, какую карьеру я выберу. Я знала тип жеребца, за которого выйду замуж. Я даже знала, каких жеребят я бы хотела растить. Если бы кто-то спросил меня тогда: «Что определяет пони?», я бы ответила: «Совокупность всех талантов».

В это было легко поверить, пока у меня ещё был дом. Когда я прибыла в Понивилль, когда я была брошена за ледяной занавес вечной ночи, я будто прошла испытание огнём, что выжег всё, лишил меня всех тех убеждений, которые я считала незыблемыми.

Я не думаю, что кто-нибудь в принципе готов к тому, чтобы стать бездомным, ибо какова тогда ценность всей той совокупности талантов, если ни один из них не гарантирует ни еды, ни постели, ни объятий, которым можно отдаться, оставив позади все тревоги? Многие годы сочинения музыки и философских измышлений не подготовили меня к ночам, что я провела в поисках пропитания на улицах или места для сна в остовах заброшенных зданий. Были моменты, в которые я готова была поддаться смертному страху. У любой нормальной пони не осталось бы никакого выбора, кроме как сдаться.

Но вскоре я также обнаружила, что никто не может быть готов к такому благословению, которым была наделена я. Если пони определяет его дом и ничто другое, тогда я построена из камней, что принесли пони куда сильнее и щедрее меня. Немало душ здесь, в Понивилле, и они никогда не смогут услышать песен, что пою им я. Но трагично ли это? Раньше я так считала, но теперь знаю, что это не так, ибо здание, выстроенное из кирпичей моих мелодий, уже твёрдо стоит в их сердцах и на их языках. Я знаю об этом, ибо в безмерной щедрости своей они поделились со мною этими основами.

Стоило мне услышать её шаги, как сотрясавшая моё тело дрожь прекратилась. Это точно должна была быть она — я знала, что никто кроме неё никогда не ходит по тропинке между моим домом и её фермой. Сквозь рёв летнего ливня до моих ушей донеслось шарканье копыт по деревянному настилу веранды.

Я подняла взгляд от бумаги, на которую наносила последние штрихи нотной записи «Плача Ночи». Пламя в кирпичном камине передо мной уже опало до тусклого сияния углей. Я была столь погружена в работу, что бесплотные ледяные ветра меня почти не беспокоили. Дождь упорно гремел по дощечкам гонта[1], и я по-прежнему слышала, как она нерешительно топчется снаружи. Мне было скорее любопытно, чем беспокойно. Поправив рукава толстовки, я встала, пересекла хижину и распахнула входную дверь.

Ахнув от неожиданности, Эпплджек подпрыгнула и развернулась лицом ко входу. Редко мне доводилось видеть её напуганной… равно как и промокшей до невозможности. Несчастная кобыла стояла на моём крыльце, мокрая от головы до кончика хвоста. Её веснушчатое лицо, осаждаемое приступами дрожи и красным сиянием стыда, обрамляли мокрые светлые пряди.

— Приветствую, — сказала я с безмятежной улыбкой, удерживая магией дверь. — Так себе денёк для прогулок, согласитесь?

— О. Простите, — пробормотала Эпплджек и поёжилась. Мир позади неё закрывал плотный занавес подлинного водопада. Извилистая тропинка, проходящая мимо хижины, давно превратилась в тёмно-коричневый грязевой поток. Яркий полуденный свет преломлялся призрачно-серым сиянием на фоне леса, тянущегося с другой стороны тропы.

— Эм… Ёлки, всё похож плохо, очень плохо, — она застенчиво усмехнулась. Я заметила у неё под животом корзинку, обёрнутую промокшими полотенцами: она будто бы пыталась защитить свёрток последними ещё сухими частичками своей шкуры от ещё большего загрязнения. — Я ток хотела отдышаться чуть, от этого тартарового потопа. Я погляжу, эти пегасы больше не удосужаиваются нас предупредить по-нормальному.

Я пожала плечами.

— Для меня этот дождь такая же неожиданность. Обычно я днём хожу по делам. А сегодня — вот, так сошлось, что я дома, работаю кое над чем, — я мило улыбнулась. — Кстати о доме. Вам, похоже, не помешает смена обстановки.

— О, мэм, даж не думайте! — Эпплджек помотала головой и указала на неистовый ливень. — Уверена, он закончится… эм… когда-нить. Не волнуйтесь. Я от вас уже скоро отстану. Я и не собиралась ведь навязываться…

— И какой же я буду пони, если оставлю вас тонуть под дождём? — я отошла назад на несколько шагов и указала внутрь хижины. — Забирайтесь внутрь. У меня тут есть камин. Позвольте мне вас отогреть.

— Эм… — Эпплджек закусила губу. Она поглядела на меня, затем на дождь, на свою корзинку, а потом снова на меня. — Вы вот точно уверены, что я не помешаю?

Я лукаво улыбнулась.

— Тащите свой мокрый хвост внутрь, пока я не передумала!

— Что ж, ладно… — она вздрогнула и, скромно шаркая, вошла в хижину, таща за собой корзину. — Фух. Знаете, я чото не припомню этого местечка, что странно — я ведь постоянно хожу этой дорожкой. Разве где-то тут раньш не стоял брошенный амбар?

— Вполне мог стоять, — сказала я с улыбкой и закрыла за ней дверь, оставив промозглую сырость снаружи. — Я тут в городке, относительно говоря, недавно.

— Ну, тогда здорова вам, и добро пожаловать в соседи, — сказала Эпплджек. Я пододвинула к ней ведро и она, уловив намёк, положила шляпу на пол и начала выжимать над ним свои длинные светлые пряди. — Клянусь, всё ж, эта хижина будто за ночь тут выросла.

— М-м-м-м… Не совсем, — сказала я и, подойдя к камину, подхватила магией пару новых поленьев с металлической стойки сбоку. — Но я вас не виню за то, что вы её не замечали.

Я кинула немного топлива в камин, чтобы вновь распалить его. Вскоре по хижине снова разлилось яркое синяние, на этот раз согревая не только меня.

— Я не… из тех пони, что легко привлекают к себе внимание. Так что неудивительно, что у моего дома та же привычка.

— Я заметила яблони, там, между хижиной и сараем на заднем дворе, — сказала она. Затем, помедлив, закатила глаза и ухмыльнулась самой себе. — Хех. Конечно же, я заметила в первую очередь яблони.

— Вам ни к чему себя в этом винить.

— Я заметила, они привиты. Вы их сами посадили?

— М-м-м-м… — я прошла мимо кровати и открыла деревянный шкаф, полный свежих полотенец. — Да. Но мне кое-кто помог.

— У меня целый сад, с сотнями таких же, буквально чуть дальше по дороге.

— Значит, мы соседи! — я улыбнулась ей.

— Хех. Пожалуй, да. Терь мне неудобно, что не сказала вам «здорово» пораньше. Вот те и моё тухлое гостеприимство, — она замолчала, окидывая взглядом стены дома. — Хех… Ну вы только посмотрите, а!

— Хмм? — я подошла к ней. Проследив направление её взгляда, я поняла, что она смотрит на многочисленные музыкальные инструменты, развешанные на стенах. Мы обе были окружены весьма знакомым мне ассортиментом флейт, гитар, арф, колокольчиков, скрипок, виолончелей и кларнетов — всё это висело на металлических крепежах на стенах освещённого огнём интерьера хижины.

— О. Хех… Я музыкант, — протянула я, так, будто эти слова могли лаконично объяснить этот обступивший нас со всех сторон подлинный лес оркестровых инструментов. — Отчасти, потому я и не живу в центре. От всего этого грохота, который я обязательно буду учинять, местные быстренько забудут своё гостеприимство и прогонят пинком по крупу.

— Чо? Вы сочиняете музыку, что-ли?

— Я ищу её.

— Я… — Эпплджек, закончив выжимать мокрую гриву, закусила губу. — Я, кажись, не поняла.

— Я тоже, — улыбнулась я и передала ей полотенце. — Пока я не найду, что ищу — я не понимаю. А потом настаёт очередь следующей тайны.

Она приняла у меня полотенце, и я вновь подошла к камину, чтобы добавить в огонь очередную порцию дров.

— Кстати, меня зовут Лира. Лира Хартстрингс.

— Эпплджек, — представилась она, будто в первый раз.

Это всегда «первый раз», и я не могу не поддаться снова и снова её очарованию. В голосе этой пони есть особый мелодичный тон, который звучит, когда ей кажется, что она никогда вам прежде не представлялась. И, надо сказать, говор Эпплджек — это музыка, о которой скрипки могут только мечтать. Я не могу дождаться дня, когда мне доведётся услышать ее представление вновь. Именно потому моя жизнь есть симфония.

— И, честное слово, я не собиралась никого напрягать, — продолжила она. — Я бы дошла до дому тихо и спокойно, если б этот ливень начался хоть минутку позже.

— К чему такой долгий путь в обход города, если позволите поинтересоваться?

— Потому что вот, — Эпплджек накинула полотенце себе на шею и начала распутывать корзинку, освобождая её от промокшей ткани. — О, Селестию молю, не испорться… фух!

Она выдохнула с облегчением, явив на янтарный свет камина маленькую куклу-аликорна. Игрушка была суха — пожалуй, она была самым сухим предметом в хижине; и Эпплджек прижалась к ней носом будто к собственному младенцу.

— Я бы вот прям со скалы прыгнула, если б с ней чо плохое случилось.

— Что ж, ваш секрет в надёжных копытах, мисс Эпплджек, — сказала я, глупо подмигнув.

— А? — она моргнула, поглядев на меня, затем нахмурилась.

— Эй, тихо! Эт ничо такого! — прочистив горло, она положила куклу обратно в корзину. — Она моей малой сестрёнки, Эпплблум. Ма подарила ей эту куклу, прям перед тем, как они с Па трагично погибли. Пусть они покоятся с миром.

Она уселась и вздохнула, млея в тепле камина, а затем продолжила говорить:

— У Эпплблум ща пони-оспа. Она со всеми Эпплами случается в этом возрасте. У меня самой болезнь тож была явно не отдыхом в постельке из лепестков роз, так что я хочу, чтоб у неё всё прошло легче. Сходила в город, отдала куклу подремонтировать и почистить, но вот дорога назад… ну… — она указала на стену хижины, за которой по-прежнему гулким эхом разносился шум шквального дождя, затапливающего мир. — У меня чуть сердце не лопнуло. Никак нельзя, чтоб кукла испортилась. Мож, вы теперь поймёте, почему я вот так вот захватила ваше крыльцо.

— Вы ничего не захватывали, Эпплджек, — спокойно сказала я. — Я прекрасно вас понимаю. Но, если позволите мне заметить, не о кукле вам стоит сейчас беспокоиться. Вот… — я сходила к койке и подтянула шерстяное одеяло. — Не хватало ещё одному члену семьи Эпплов слечь с чем-нибудь мерзким.

— О, прошу вас, мисс Хартстрингс, я не могу…

— Ш-ш-ш, — я обернула одеяло вокруг Эпплджек и пододвинула её поближе к камину. — Вы можете. Просто расслабьтесь. Вы прошли через настоящий, дождём промоченный кошмар. Это меньшее, что я могу для вас сделать.

Она сделала глубокий дрожащий вдох и вскоре с комфортом устроилась у огня, просыхая в уютном тепле.

— Хм-м-м… Пожалуй, эт очень приятно.

— Я тоже так думаю, — улыбнулась я.

— Что, кстати, напоминает мне о камине у нас на ферме, — сказала она, прижимая края одеяла плотнее к телу. В её зелёных глазах танцевали отражения искрящих углей. — Его мой Па построил. Он мне сказал однажды, что воспользовался теми нечерченными чертежами, которые его отец и отец его отца использовали, когда семья Эпплов впервые обосновалась в этой части Эквестрии. Можете представить? Так много домов, и все они построены вокруг одинакового очага.

— Это наглядно показывает… — я устроилась с другого края камина и мягко посмотрела на Эпплджек. — …что можно создавать прекрасные вещи, когда у тебя заложены хорошие основы.

Двенадцать месяцев тому назад я была хнычущей размазнёй. Я лежала на боку в тёмном углу амбара на краю города, свернувшись в клубок и закрыв лицо парой дрожащих копыт. Только леденящий холод, продиравший меня до костей, мог в своей болезненности поспорить со скорбью, которая терзала мою душу. Уже несколько дней этот мороз, это замогильное дыхание, что гнало меня в страхе по улицам Понивилля, было моим беспощадным врагом. Но в тот момент, тем не менее, прячась там, в заброшенном амбаре, среди пыли и сена, я приветствовала это ледяное чувство, ибо дрожь, которую оно на меня насылало, стряхивала мои слёзы и заставляла считать, что всё происходящее со мной — на самом деле лишь иллюзия.

Судорожным от икания дыханием я обоняла деревенские ароматы, клубящиеся меж стен амбара. Эти руины были мне родственной душой — столь же потерянным и забытым кусочком истории. Моя седельная сумка, полная жалких пожитков, была брошена в угол, когда я, спотыкаясь, вошла сюда, и тогда, в редких солнечных лучах, тонкими иглами пробивающихся сквозь щели дощатой кровли амбара, я с трудом могла отличить лиру от случайных останков разбросанного по полу фермерского инвентаря.

Ещё один всхлип, ещё один приступ дрожи: я слышала, как мой голос прорвался жалким писком сквозь крепко сжатые губы, и голос этот был совершенно чуждым для моего слуха. О, как бы я тоже хотела забыть себя, — думала я. Жизнь моя не казалась бы столь невыносимой, не будь у меня воспоминаний о тех чувствах, что по-прежнему охотятся за мной как гончие псы. Воспоминаний о безумной пони, сеющей по городу разрушения, о лице Твайлайт Спаркл, глядящей сквозь меня, будто я невидимка и об огромной высоте, что легла у меня под ногами, когда я встала на крыше ратуши, качаясь на самом краю…

Я застонала и зарыла лицо в копыта. Я казалась себе маленьким жеребёнком. Я пыталась бежать отсюда, назад, на восток. Если бы я только могла добраться домой, в Кантерлот, я бы так и поступила. Но не успела я пробежать и пол-мили от границы Понивилля, как чудовищная стена холода обрушилась на меня, холода столь обжигающего, что я начала терять чувствительность ног. Я бросилась назад, к центру городка, где собралась с силами и попыталась отправиться на этот раз на запад. После того же расстояния, оставленного позади, неслышимый буран вновь ударил по моему телу, и мне пришлось вернуться обратно, в сердце моей внезапно возникшей тюрьмы.

Не было никакого смысла молить пони о помощи. На самом деле, я даже не хотела на них смотреть. Жители Понивилля были веселы. У них был для этого повод, но я не ненавидела их за это. Я ненавидела себя. Оказываясь у них на пути, сталкиваясь с их радужными ожиданиями, я лишь всё больше осознавала, как холодна, голодна и испугана я была. Так что я поступила так, как эти три фактора меня вынуждали — я спряталась.

Я убежала на западный край города, где холод был достаточно слаб, чтобы его можно было терпеть, но достаточно суров, чтобы держать меня в сознании, и забилась в пустое нутро этого заброшенного амбара на обочине просёлочной дорожки. Я хотела собраться с мыслями, но вскоре поняла, что такое решение этой задачи даже невозможнее, чем мне казалось. Мне нужно было собраться с духом, но тот стремительно рассыпался на сотни мелких кусочков, которые вместе уже не соединить, как нельзя собрать слезы, стекающие по моим копытам на грязный пол и солому.

Даже если бы я и могла привести себя в норму, я не знала, хочу ли. Мне не нравилась перспектива того, к чему душа моя будет прикована, той судьбы, которую я не могла предсказать. Одно дело — быть бездомной. Но быть безымянной? Ты можешь жить в особняке, купленным за самое большое в мире состояние. У тебя может быть миллион домов, миллион акров земли с миллионом слуг, живущих на ней только ради следования твоим приказаниям. Ты можешь даже владеть клочком земли на самом священном кладбище мира, ждущим твоего часа. Но пока ты безымянен, у тебя нет пристанища, нет Дома, ни в этой жизни, ни в том мире, что лежит за ней.

Я размышляла об этом, я плакала, дрожала в отчаянии, лежала без сил, когда впервые появилась она.

— Земли ради! — её протяжный голос эхом отразился от ветхих стен амбара. До меня доносился шорох четырёх копыт по ту сторону деревянной дверной рамы. Из сияющего внешнего мира во тьму амбара вошла фигура. — Кажись, я чото слышала! Эй… Есть кто? Кто-нибудь? Кто здесь?

Я и не подозревала, что во мне ещё сохранилась какая-то энергия, но, тем не менее, я вдруг вскинулась на ноги с громким тяжёлым вдохом. Я повернулась к ней, и первое, что я увидела, — это её веснушки. Яркая полоска света выхватила зеленые глаза и самую тёплую из виденных мною за три голодных дня улыбку.

— Ух ты! Здорово тебе! — она помахала обоими передними копытами над головой, чтобы показать, что не желает зла. Я увидела коричневую шляпу, до смешного длинную светлую гриву и две корзины яблок, висевших у неё по бокам. — Расслабься, сахарок. Я совсем не хотела тя пугать.

Она выглядела как само определение сильной, бесстрашной, работящей земной пони. И вдруг, все эти черты разом растаяли и переплавились во взгляд, полный мягкости и сестринской заботы.

— Ой, дорогуша, выглядишь ты совсем плохо! Я слышала, как ты плачешь как бедная вдова у дороги в никуда. С тобой всё хорошо?

Что я могла ей сказать? Что могу я сказать кому угодно, что будет иметь хоть малейшее значение? Жизнь дала мне молоток и стамеску, но мой мир обратился в грязь и песок. Я даже почти пожалела, что не прикинулась мёртвой вместо того, чтобы ей отвечать. Может, я бы тогда осталась незамеченной, каким и должен быть призрак, которым я стала.

Вместо этого она твёрдо посмотрела на меня и сказала:

— Ты ведь понимаешь, что этот амбар тут стоит брошенным уже десятки лет, ага? Твой дом далеко?

Её слова были вкусными, они звучали как успокаивающая музыка, которую мне не выпадала прежде удача услышать, и доброта их смогла выжать ещё больше влаги из моих глаз. Я лишь шмыгнула носом, потому как не могла оторвать взгляд — не от неё, а от корзин красных фруктов, украшающих её фигуру по бокам. Внезапно я осознала, насколько сухо у меня во рту. Послышался глухой бурлящий рокот, будто сотряслась деревянная постройка у нас над головой.

Она тоже услышала этот звук, но, будучи в более ясном сознании, правильно распознала его.

— Хе-хех… Голодная, да? — она ухмыльнулась, следя за направлением моего взгляда. — Что ж, давай познакомимся как надо, а? Меня зовут Эпплджек. Держи.

Повернув голову себе за спину, она ловко подхватила носом фрукт и кинула его мне.

— Держи апельсин. Хе-хе-хех… кхм. Это старая семейная шутка.

Но я уже её не слышала. Вкусовые сосочки на моём языке кричали криком мне в уши — я заглотила яблоко меньше чем за минуту. Давясь, но не возражая против того, я завела несколько мягких кусочков, как упирающееся стадо, себе в глотку. Догрызя яблоко до сердцевины, я засомневалась, помогло ли оно мне утихомирить голод, но, по крайней мере, оно совершенно точно высушило слёзы.

Эпплджек присвистнула.

— Тпру, лошадка! Тише, девочка![2]Хе-хе-хех… Хорошо, что я их мою перед тем, как отнести на рынок, а? — она уселась на задние ноги передо мной. — Что ж, я те сказала своё имя. Думаю, мне, повезёт-таки услышать твоё??

Я содрогнулась, избегая её взгляда, равно как и вопроса. Даже сейчас, мне кажется, я говорю своё имя вслух только для себя, чтобы успокоиться. Его, определённо, придумала не я, и если бы я решила найти подходящую ему замену, я бы выбрала лиру. Разве может что-то лучше выразить мою сущность? Но важным для меня в тот момент было нечто иное, чем холод и голод. Эпплджек была такой настоящей, такой тёплой, такой… материальной. Я готова была сделать всё, сказать что угодно, лишь бы разбить подступающий горизонт одиночества, грозящий затопить собой всё.

— Лира, — в конце концов выдавила я. — Лира Хартстрингс.

— Лира, — кивнув, отчётливо прошептала она. Дотронувшись копытом полей шляпы, она приподняла головной убор и безмятежно улыбнулась. — Оченно красивое имя у тя, Лира.

Взгляд мой тут же вновь подёрнулся дымкой. Я чувствовала биение своего сердца. Я хотела обнять её. Я хотела, чтобы она обняла меня. Я хотела тепла, безопасности, счастья, и я знала — ничто из этого не продлится долго. Ничто из всего этого не продлится долго. Мне надо было закончить разговор тогда раз и навсегда. Мне нужно было взять свои седельные сумки и убежать галопом из амбара, спрятаться в лесу, где куда менее одарённые интеллектом существа улыбались бы мне, кормили бы меня и напоминали бы мне, что я всё ещё достойна любви. Как напоминал тогда успокаивающий голос Эпплджек, лаской своей изгоняющий дрожь из моих членов, будто и не была я покрытой грязью и потёками слёз оборванкой.

— Я знаю этот город как свои четыре копыта, — продолжила Эпплджек. — И я скажу, я тя прежде тут ни разу не видела, Лира. Ты тут типа навестить семью? Есть тут кто, к кому я тя отвести могу? Зачем тут убиваться, в этом грязном старом амбаре, а?

Она моргнула, и скосила на меня глаза.

— Эм… Мисс Хартстрингс?

Поначалу я не могла понять, почему она задает мне так много вопросов. Но едва фигура её качнулась и начала тонуть в безграничных тенях, до меня дошло. Я теряла сознание. Я упала в обморок как какая-то жалкая дамочка, потеряв чувствительность тела. Голод, похоже, не столь утомителен, пока не напомнишь себе, что ты ещё способен есть пищу. Это чувство лишило мои ноги опоры, а когда я очнулась — мир показался мне в тысячу раз ярче, чем внутренности амбара. Я увидела землю, проплывающую подо мной, и когда я подняла взгляд, то увидела качающийся горизонт.

— Эй, очнулась! — я почувствовала вибрацию голоса Эпплджек. Сделав дрожащий вдох, я поняла, что она тащит меня, перекинув через спину. Грунтовая дорога вела к красному амбару, таящемуся меж садов, полных вкусных яблок, и я плыла над землёй к этому сияющему центру. Мир за пределами Понивилля становился всё холоднее и холоднее, но тепло тела и дыхания Эпплджек расплавили мою дрожь.

— Просто расслабься, сахарок. Я тебя несу в безопасное место. С тобой всё будет просто замечательно.

— Здесь… — я, будучи переброшенной через спину, боролась за ровность дыхания. Дни панического бега по улицам Понивилля принесли боль моим ногам, которую я только сейчас начала ощущать. — Здесь ты живёшь?

— Ото-ж! Ферма Сладкое Яблоко, родина самых лучших красных фруктов во всей Эквестрии! — мы прошли мимо деревянной ограды и тележек для яблок. До меня доносились звуки домашнего скота и запах сена. — Но мы с семьёй можем устроить тебе экскурсию попозже. У тебя, кажись, оченно злая лихорадка, Лира. Тебе надо согреться.

Едва услышав это, я ахнула.

— Ты… т-ты помнишь моё имя?

— Ну конечно же, дорогуша! Хех… Семья Эпплов, конечно, простой народ, но это вовсе не значит, что мы простаки!

Иногда мне кажется, что единственный в мире неисчерпаемый ресурс — это слёзы. Закрыв глаза, я улыбнулась — хрупкой, распадающейся на осколки улыбкой — и крепче ухватилась за Эпплджек. Мир вокруг меня был ярок, будто праведный огонь выжигал истрёпанные лохмотья кошмарной дымки, что нависала над моей головой все последние дни.

Меня почти расстроило то, что меня сняли со спины. Я открыла глаза, внезапно осознав, что нахожусь в доме этой благословенной кобылки, уложена на диван в середине старинной гостиной, полной семейных фотографий и самодельных домашних украшений. Передо мной был камин, и он был пуст, как и я внутри. Его вид пробудил во мне дрожь, и Эпплджек, должно быть, заметила это, ибо вскоре она уже хватала сухие дрова с металлической стойки.

— Вот, дай-ка мне его зажечь. Устраивайся поудобнее, а я пойду за Бабулей Смит, чтоб она сделала тебе суп.

— Бабуля… Смит?.. — прошептала я. И в тот момент мои уши встали торчком, уловив голоса в дальнем конце дома. Эпплджек была здесь не одна. Это место было живым, и я чувствовала свою чужеродность, сидя на безукоризненно чистом семейном диване, со своими взъерошенными волосами и запятнанной шкурой.

— Её зовут Лира Хартстрингс, Бабуля! — услышала я направленный через весь дом крик Эпплджек, в продолжение разговора, о котором я в своём отуплённом состоянии лишь отчасти была осведомлена. — Я её нашла у самой границы города! Бедняжка, кажется, уже очень давно не знала никакого гостеприимства.

— Сп… — я закусила губу, ёжась от новой волны дрожи. — Спасибо вам большое, м-мисс Эпплджек. Но вам не стоило так напрягаться только лишь чтобы… чтобы…

Мой голос затих, ибо я вдруг погрузилась в целое море согревающего жара. Запылал камин, и мои уши с наслаждением встретили вкусное пощёлкивание горящего дерева, а моё тело буквально растеклось по каждой складке дивана.

— О-о-о-о-о-о-о-о Селестия, это прекрасно, — прошептала я с пьяной улыбкой.

Ответная улыбка Эпплджек была куда очаровательнее.

— Ничо не лечит болезнь лучше тепла камина в доме Эпплов, — она подмигнула. — Яблочки, как щас помню, была у меня пони-оспа. Я сворачивалась здесь у огня, и так пережидала лихорадку в тепле и уюте.

— Я не больна,— сказала я так вежливо, как только смогла. — Я…

Я ощутила болезненный комок у себя в горле. Я не хотела слишком злоупотреблять щедростью этой кобылки, но, в то же время, то был первый раз за множество дней, когда я могла… расслабиться и забыться. Я хотела выплеснуть на кого-нибудь все свои проблемы, но не хотела отягощать других тем, что, скорее всего, никто вообще не в состоянии понять.

— Я растеряна, Эпплджек, — выпалила я. Торопливо проведя копытом по растрёпанной гриве, я сдержала всхлипы прежде, чем они успели начаться. — Я так растеряна… и я не знаю, с чего мне начать.

— Что ж, не знаю, как насчёт тебя, но я считаю, что лучшего начала, чем дом не найти.

— Дом?

— Дом определяет пони, по крайней мере, я всегда в это верила, — она поставила металлический защитный экран перед выложенным кирпичом очагом и подошла ко мне. — Когда-то давно, когда я была просто маленькой кобылкой, я покинула эту ферму и отправилась в большой город, думая, будто смогу жить другой жизнью, не так, как остальная семья. И клянусь, то было одно из самых-самых тупых решений в моей жизни. Хех. Я чуть глаза себе не выплакала за те несколько дней, пока не прибежала обратно домой. И с тех пор всё у меня в полном порядке.

Она встала надо мной и нежно провела копытом по моей гриве, подцепляя то торчащий из неё листок, то соломинку, которые я в изобилии собрала на себя в том амбаре.

— Иногда мы покидаем наш дом, пусть даже сбегая тем самым из места, дороже которого для нас в мире нет, — потому что мы так жаждем найти себя. И чо тогда происходит? Мы только теряемся ещё больше.

— Я не сбегала из дома, Эпплджек, — сказала я с тихим вздохом. Невидимый порыв ветра настиг меня из ниоткуда. Горящий очаг вдруг оказался в долгих милях от меня, стоило только образам Кантерлота замелькать перед глазами. — Я бы всё отдала, чтобы вернуться туда. Но я не могу.

— И почему же, сахарок?

Я закусила губу. По шкуре побежали мурашки. Я прижала передние ноги к груди, борясь с ледяными тенями так долго, как только могла. Эпплджек была очень добра ко мне. И меньше всего мне хотелось награждать её видом истощённого гостя, упавшего без чувств посреди гостиной. Никогда ещё в своей жизни я не предвидела, что стану такой, какая я есть сейчас: бездомной бродягой, единорогом без рода и титула. Всю свою жизнь я наблюдала бродяг, побирающихся по дальним тёмным улицам Кантерлота, и я всегда смотрела на них одновременно с жалостью и любопытством. А теперь я оказалась на их месте, источая тот же омерзительный запах. Но даже у тех убогих душ было больше надежды, чем у меня. Даже если я смогла бы добраться до дома, смогла бы я претендовать на то, что прежде было по праву моим? Могли ли родители мне хоть чем-то помочь?

Мама. Папа.

— Ничего, — прошептала я дрожащими губами. — Ничего не осталось у меня, к чему я могла бы вернуться.

Я вжалась глубже в диван. На мгновенье мне захотелось, чтобы это был гроб.

— Хм-м-м… Что ж, пока что у нас здесь есть для тебя местечко, сахарок, — сказала Эпплджек. Её самоотверженность уступала лишь яркой улыбке на лице, с которой она быстро подошла к шкафу, открыла его и принялась копаться в рядах висящей внутри одежды. — И у меня ещё кой-чо есть для тя. В самый раз штука, от твоей лихорадочной дрожи.

После мгновения усердного копания она вытащила наружу серый предмет одежды, ухватив его ртом. Она положила его рядом со мной.

— Вот, пожалста. Я эту вещицу надевала часто, когда была чуть моложе, чтоб работать в садах осенью. Конеш, в последнее время я редко её ношу, потомушт вырастила себе вторую шкуру. Хех.

Я посмотрела на неё, потом на подарок. После внимательного изучения я поняла, что это толстовка-свитер с длинными рукавами. Без задней мысли, я окутала одежду сиянием телекинеза и осторожно накинула её на переднюю часть тела. Наконец после некоторой борьбы я просунула копыта в рукава и села с комфортом, что дала мне толстовка, обернувшая дрожащие ноги. Вскоре мурашки ушли, будто куртка впитывала тепло, плывущее ко мне от камина. Оглядываясь назад, я нередко задумываюсь, что больше тепла принёс мне этот щедрый жест сам по себе. Эпплджек желала подарить мне частичку себя, и я будто бы оказалась в беспрерывных её объятьях. Я не могла не улыбнуться, ибо я вспомнила, каково это — быть в компании пони, для которого ты значишь больше, чем какой-то чужак. Я была более чем готова назвать эту вежливую и чуткую кобылу словом «друг».

— С-спасибо. Правда, Эпплджек, — сказала я, свернувшись клубочком у подлокотника кресла, купаясь в тёплом сиянии очага. — Спасибо за всё. Как бы я хотела тебе отплатить...

— Мой дом — это твой дом, — она лишь пожала плечами. — Расслабься, отдохни и приди в себя. Позже мы посмотрим, как тебе помочь с поиском своего места. Хорошо?

Я тихо-тихо хихикнула.

— Конечно, хорошо, — я улыбнулась, оставив серые рукава толстовки свешиваться с копыт, преумножая тепло. Когда я была маленькой, я нередко завидовала Твайлайт Спаркл, желая, чтоб у меня тоже был старший брат, который бы заботился обо мне, пока родителей нет дома. Мне всегда было интересно, каково это. — Хотя не знаю, есть ли в мире место с таким же прекрасным камином, как у тебя.

— Эт хороший камин, — сказала, кивнув, Эпплджек. — Мой Па построил его. «Всегда старайся заложить хорошее основание», говаривал он. «Остальное сделает время, без сучка без задоринки всё будет работать, только если основание твёрдо.»

Она посмотрела на мгновенье в огонь. Казалось, она внезапно постарела, хотя и сохранила куда больше сил, чем другие пони, в лицах которых я вижу эту хрупкую меланхолию.

— Я думаю, я всегда придавала этим словам много весу. Мой Па был основанием моей жизни.

Я плавала в облаке головокружительного тепла, но всё же по-прежнему осознавала вес слов моего нового друга.

— Я уверена, он бы тобой гордился, — сказала я.

— Хм-м-м. Мне остается только дать ему повод гордиться ещё больше, — её зеленые глаза сверкнули мельком, когда она улыбнулась и затем прошла мимо меня. — Пойду узнаю, как там суп Бабули поживает. Вернусь мигом.

— Ага, хорошо, — сказала я, устраиваясь поудобнее на диване. Передо мной на защитном экране камина плясали искры. Я глядела в пламя, отпуская мысли о недавних событиях расплавиться и утечь прочь. Я натянула капюшон свитера-толстовки на рог и глубоко вздохнула, прогоняя прочь мрачную часть себя, что контролировала мои дрожащие в страхе ноги столь много полных отчаяния ночных часов.

Это была моя первая за последние дни возможность сесть и хорошенько подумать. В результате нечто тёмное и таинственное всплыло в моем сознании, нечто, что танцевало на гребнях волн, по которым я плыла всё последнее время. Чем больше я размышляла об этом, тем больше вздрагивали мои уши, ибо, как я осознала, я раскапывала из темных глубин моей души мелодию. Некий бессмертный напев, что рождался в закоулках разума и оставался неспетым с того самого момента, когда я — испуганная и замерзающая жертва вечной ночи — содрогнувшись, очнулась в тёмном переулке.

Будучи столь погружённой в эти размышления, я слишком поздно заметила жёлтую фигуру, возникшую где-то на краю моего бокового зрения… вдруг остановившуюся и ахнувшую.

Я оглянулась на звук. Предо мной возник маленький жеребёнок с большими янтарными глазами. Красный бант болтался на алой гриве: маленькая кобылка дрожала. Не мне одной было холодно? Нет, дело не в этом. Она меня испугалась.

— О, здравствуй, — сказала я настолько мягким и безобидным голосом, насколько смогла. Я улыбнулась и слегка наклонилась. — Ты, должно быть, сестра Эпплджек.

Девочка сделала шаг назад, глядя на меня большими, как тарелки, глазами.

— Э-э-э… — она растерянно разинула рот, а на радужках её глаз заплясал белый отблеск, будто лунный свет на волнующейся глади пруда. — Э-э-э-э-э-э… Эйджей?!

— Ш-ш-ш… всё нормально! — я криво улыбнулась. — Думаю, твоя сестра забыла упомянуть, что у неё гости…

— Чо такое, Эпплблум? — знакомый оранжевый силуэт быстрым шагом вошёл в комнату, затем немедленно застыл на месте. Моё сердце дрогнуло, ибо Эпплджек вдруг закричала: — Эпплблум! Уходи отсюда! Быстро!

Задыхаясь, маленький жеребёнок шмыгнул к своей сестре. Я смотрела, в растерянности моргая, как Эпплблум спряталась позади кобылы. Эпплджек стояла в угрожающей позе, закрывая её и буравя взглядом меня, сидящую на диване. От всей её доброты и гостеприимства не осталось и следа, всё разлетелось осколками, разбившись об обвиняющий нахмуренный взгляд, твёрдый как алмаз.

— И кто-же ты, подери тебя сеном, такая?! И чего ты делаешь в моём доме?!

— Ч-что?! — ахнула я. Моё сердце тяжело застучало, будто намеревалось сию же секунду пробить в толстовке дыру. — Но… но… я просто… я думала…

— И это чо, на тебе моя куртка?! — воскликнула Эпплджек, сурово прищурившись. До моих ушей доносилось хныканье Эпплблум, укрывающейся копытами, прячущей лицо. Позади сестёр, из соседней комнаты подошла старая зелёношкурая кобыла, привлечённая творящимся здесь жестоком беспорядком.

— Ты чо, лазала в моих вещах?! — продолжила Эпплджек, почти презительно. — Колись!

— Эпплджек, я…

— Ты… Ты знаешь моё имя? — Эпплджек наклонила голову набок. Её гнев был на мгновенье потушен растерянностью, но вскоре это облако покинуло её сознание, вновь сменившись презрением. — Тебя кто-то подговорил? Если так — это не смешно! Нам хватило компашки буйных жеребчиков, которые разносили нам амбар несколько месяцев назад! Этой ферме больше беспорядки не нужны! Ну так ты будешь мне отвечать, или нет?!

— Я не понимаю! Я же Лира, помнишь? Мы же только что… — я остановилась на полуслове. Моё сердце на мгновенье застыло, и я почувствовала, как тепло гостиной вновь растворяется в пустоте. Следующий мой выдох был всхлипом, ибо я получила напоминание о собственной глупости. — О благая Селестия, это снова происходит...

— Чего снова происходит?! Чтоб тебя, барышня! Я тебя спрашиваю, с чегой-то ты вломилась в наш дом?!

— Слушай… Эм… — я встала с дивана на слабые дрожащие ноги. — Это… я не…

Я сглотнула и сделала от них шаг назад, махая копытом.

— Я не знаю, как объяснить э-эту…

— А ты попытайся! — по-железному твёрдое и ледяное лицо Эпплджек приблизилось ко мне. Огонь озарял каждую жесткую линию её лица, не оставив и капли света для веснушек. — Пока я не позвала полицию.

— Я же говорила с тобой буквально секунду назад, Эпплджек! Ты принесла меня сюда с окраины города…

— Принесла тебя сюда?! Я тебя впервые в жизни вижу!

— Я знаю, тебе так кажется… но… я клянусь! — я сглотнула и принялась заикаться как жеребёнок-врунишка, отчаянно пытающийся избежать ремня. — Мы разговаривали! Ты разожгла камин! Ты дала мне эту куртку…

— Интересные дела. Ты считаешь, что я тупая?

— Н-нет! Ради милости Луны, я не говорю, что ты… — я остановилась на месте. Дрожь моя возросла четырёхкратно. Я чувствовала, будто мои кости обращаются в лёд. Взгляд рассеянно поплыл по рядам семейных портретов, опоясывающим гостиную. Я не видела ничего, кроме лиц незнакомцев, вроде этих трёх душ, что сгрудились предо мной. Они были для меня незнакомцами, и останутся таковыми навсегда. Лицо моё исказила гримаса, будто я рожала знакомый мне ужас… — Извините… я… м-мне… надо идти!..

— Ну уж нет…

Я развернулась и отчаянным галопом бросилась к дальнему концу дома.

— Простите меня!

— Эпплджек!.. — раздался голос старой кобылы. — Она убегает!

— Нет уж, не убежит! Маки?!

Их крики стихли, едва я свернула рывком за угол и понеслась к входной двери. Но вместо неё я врезалась во что-то большое и красное.

— Умф! — Я упала на задние ноги, чувствуя тошноту. Взглянув наверх, я ахнула. — А-ах!

Надо мной возвышался огромный жеребец. Его красная шкура переливалась волнами моря железных мышц. В любой другой ситуации он был бы для такой кобылки как я прелестнейшим видом. Но в этот момент, тем не менее, он выглядел угрожающе, как плотоядный минотавр.

— Большой Макинтош! — услышала я голос пожилой кобылы, перекрикивающий приближающийся из комнаты позади меня цокот копыт Эпплджек. — Хватай её, пока не сбежала!..

Я стиснула зубы, бросая быстрые взгляды направо и налево. Я заметила ванную комнату на расстоянии прыжка. И едва красный громила бросился на меня, я выскользнула из-под его ног и кинулась к двери. Ручка засияла телекинезом, и я залетела внутрь, магически захлопнув дверь за собой. Дом затрясся от копыт пони, бросившихся по моему следу. Я поскользнулась на коврике и чуть не упала, удержавшись на своих четырёх как раз вовремя, чтобы успеть запереть дверь и прижать её всем своим весом.

Дверь дрогнула раз, потом ещё. Я закричала и прижалась к ней, дрожа, в отчаянии надеясь, что хрупкий бастион моего оголодавшего тела и искрящей магии выстоит против праведного гнева целой семьи.

— О Селестия. О Селестия, прошу тебя… — я начала рыдать. Слёзы скапливались на воротнике толстовки, подаренной мне призраком. Дверь содрогнулась в третий раз, и я чуть не опрокинулась, изо всех сил удерживаясь на копытах, скользящих по гладкой плитке.

— Открой дверь! — услышала я голос Эпплджек. — Клянусь, я тебя не трону, девочка. Но — падуумай сама — тебе придётся объясниться!

Я услышала бормотание одного из членов семьи прямо за дверью:

— Ты разве не знаешь, что полиция может тебя посадить за вторжение в чужой дом?

— Пожалуйста! Просто оставьте меня в покое! — плакала я, почти задыхаясь. Я шептала, прижавшись к деревянной поверхности двери: — Полиция ничего не сделает! Поверьте мне! Никто не может ничего сделать со мной. О благословенная Луна…

Я икнула и сползла по двери на пол, сжав голову копытами и крупно трясясь. Мелодия звучала сейчас громче, будто хотела вырваться у меня из черепа и залить стены ванной тем, что останется от моей души.

— Я просто хочу, чтобы кто-то помог мне, как почти помогли вы. Разве я слишком многого прошу?

С другой стороны не пришло ответа. Я сидела, шмыгая носом, обнимая задние ноги и трясясь, наверное, уже минуту… две минуты… три. Я моргнула, вытерла глаза серым рукавом и взглянула наверх.

— Э-эй? — нервно проговорила я. И вновь, нет ответа. — М-мисс Эпплджек? Эпплблум? — я сглотнула. — М-маки?

Тишина.

Я встала, медленно двигаясь в задумчивости. Я долго смотрела на дверную ручку, но в итоге, наконец, собралась с силами и отпёрла замок телекинезом. Толкнув светящуюся дверь, я высунула голову в коридор. Там никого не было видно. Я успокоила захлебывающееся дыхание ровно настолько, чтобы тихо проскользнуть по коридору. Под копытом скрипнула доска. Напряжённо морщась, я крохотными шажками подошла к порогу гостиной, где эта катастрофа началась, и тихо заглянула за угол.

Эпплджек стояла перед камином, задом ко мне.

— Хм-м-м… кажись, жуткая растрата дров посреди лета, — она опустила шляпу и почесала светлую гриву, глядя на потрескивающий очаг. — И кому эта идея в голову пришла? Эпплблум?

— Эт не я, сис! — ответил маленький жёлтый жеребёнок, проходя мимо. — Мне ж нельзя класть туда дрова без спросу у тя или Большого Мака! Ты ж это мне гришь каждый раз.

— Вот ты себя там возомнила такой послушной вдруг ни с того ни с сего, но чо-то я сомневаюсь…

— Эй! Чегой-то ты сомневаешься-то?!

— Э… Не надо тут друг на друга шипеть, девочки! — старая кобыла уселась на кресло-качалку и улыбнулась, наслаждаясь теплом камина. — Мне старик-доктор прописал такое дело для моих костей, кстати говоря. Хех-ехех-хех. Ох-х-х… Эпплблум, будь хорошей девочкой, сходи за бабушкиным пледом. Вот хорошая моя кобылка.

— Конечно, Бабуля Смит.

— Я, пожалуй, пойду, помогу Большому Маку с делами, — пробормотала Эпплджек, бредя к задней двери дома.

— Разрази меня гром![3] — она улыбнулась и покачала головой, уходя в алеющий закат. — И куда утекает время? Я, наверное, уже старею.

— Хи-хи-хи-хи… — не сдержалась Эпплблум, укрывая бабушку пледом. Издалека было видно, как Эпплджек закатила глаза и скрылась из виду.

Закусив губу, я отошла от этой развернувшейся передо мной сцены. Я стояла, не дыша, в коридоре, наедине со своей дрожью. Я бросила быстрый взгляд на отражение в круглом зеркале на стене. По ту сторону стекла на меня глядел заляпанный грязью единорог с всклокоченной гривой. Подняв копыто, я потеребила свисающий за головой капюшон. Именно в этот момент я осознала предел дружбы, который отмерен мне в этой жизни.

Желудок вновь забурчал. Я бросила печальный взгляд на выход из дома, но он будто магическим образом отдалялся от меня, равно как и вина за то, что я намеревалась сделать далее. За смазанное мгновенье я галопом вбежала на кухню семьи Эпплов. Я открыла дверцы первого же шкафчика, попавшегося на глаза. Там я обнаружила буханки хлеба, которые немедленно смахнула в передний карман толстовки. Здесь ещё было множество других вещей, на этой кухне — дорогие и соблазнительные безделушки, которые я могла бы продать за немало битов в центре Понивилля — но я не стала отвлекаться на то, чтобы коснуться хотя бы одной. Это было моё первое ограбление, и оно было маленьким. Я торопливо помолилась Селестии, чтобы оно стало последним, и побежала прочь с фермы, в отчаянном рывке к моей лире, будто только она теперь могла сказать, что же отныне есть «дом».

Я заметила Эпплджек, как только она завернула на следующее утро за поворот тропинки. Прошла всего одна ночь после моего небольшого «происшествия» на её ферме, и я с того момента не проспала ни секунды. Моё тело поддерживала дрожь, а желудок был полон краденого хлеба. Несмотря на сочетание вины и одиночества, я не пряталась в углу амбара, как должна была бы. Я стояла на его пороге, на виду у оранжевой пони, что неспешно шагала по грунтовой дорожке.

Конечно же, она увидела меня. К моему беспокойству, смешанному с облегчением, она неподвижно встала посреди дороги и улыбнулась.

— Опа, здорово! — её улыбка электризовала. Она, как мне казалось, вполне могла по яркости заменить собой рассвет. — Не ждала тут повстречать пони в такую рань!

Она поёрзала под весом двух яблочных корзин на боках.

— Охота позавтракать? Обычно продаю одно яблоко за один бит, но сёдня я ся щедрой чувствую, так что могу и два за один.

Её веснушки, как далёкий образ любящей сестры, которой у меня не было и не будет более никогда, услаждали мне взгляд. Чем дольше я смотрела на них, тем больше её лицо будило во мне память о кухонных шкафчиках, которые мои копыта распахивали и вычищали один за другим. Я оторвала взгляд от неё, отрекаясь также и от вида вкусных яблок, что она желала продать мне.

— Эм… Спасибо, но не надо, мэм. Я… эм… я тут просто жду кое-кого.

— Неужели? Кого-нибудь, кого я знаю? У меня тут, в этом городке, друзей уже накопилось будь здоров.

Я закусила губу, в неловкости прислонившись к деревянной дверной раме амбара.

— Вы… вы её не знаете, — я вздохнула и провела копытом по гриве, отчаянно стараясь не выглядеть столь жалкой бездомной бродягой, которой я, безусловно, ей казалась. — Но, может… возможно, вы её однажды узнаете.

Я попыталась улыбнуться; проще было бы отрастить себе пегасьи крылья и улететь в небеса.

— Ты в порядке, сахарок? Эт, конеш, не моё дело, но выглядишь ты мрачновато, — Эпплджек поправила шляпу и бросила на меня сочувствующий взгляд, тёплый, как огонь в камине. — Эт красивое утро. Ни к чему бороздить рогом землю. Те над посмотреть в небо, ради разнообразия.

Я почувствовала, как уголки моих губ, наконец, поползли вверх — это движение было мной совершенно неконтролируемо. Я дышала теперь чуть легче, и дрожь вроде как начала стихать.

— Я просто… эм… — я начала говорить прежде, чем поняла, что слова срываются с моих губ. Я задалась вопросом, сколько ещё мне придётся запинаться, прежде чем я смогу выдать истину, хоть как-то подходящую к данной ситуации. — Я просто думала насчёт этого амбара…

— Да? И что с ним?

— Кому он принадлежит? — я глянула на убогую деревянную постройку, в которой провела целых две беспокойных ночи. Где-то там, внутри, лежали, как проклятые сокровища в усеянном занозами саркофаге, мои лира и седельная сумка. — Им вообще кто-то владеет?

Эпплджек тихо хихикнула и, подойдя, встала бок о бок со мной.

— Лучше спросить — кому он вообще нужен? — она безжалостно пнула раму, из-за чего вертикальная доска беспомощно упала между нами на землю. — Наскока я помню, этот амбар старше меня. Ма и Па никогда о нём не заговаривали. Возможно, конеш, он принадлежал семье Филти Рича, пока те не подались в розничную торговлю, но эт, должно быть, было много лет тому назад. Неа, если я правильно понимаю, эт земля ничейная, бери кто хошь. Хотя сомневаюсь как-то, что она кому-то вообще нужна.

Она глянула на плотный ряд деревьев, что отделяли грунтовую дорожку от задней части старой постройки.

— Даже если эти деревья срубить, понадобится сотня пони, или куча магии, чтоб смягчить почву для посадки чего-нить полезного. Короч говоря, дорогуша, амбар этот уже у всех из памяти выпал… как и много чего ещё, что в наши дни осталось от Понивилля.

Я посмотрела на постройку, проведя с любовью копытом по раме.

— Я знаю кое-что о выпадении из памяти… — прошептала я отстранённо.

— Хммф. Забавно.

Я глянула на неё с любопытством:

— Разве?

— Не, не это, — она потёрла подбородок, кося глаза куда-то ниже моей шеи. — У меня раньше была такая же куртка.

Я сглотнула и нервно поправила длинные рукава.

— Неужели?..

— Хм-м-мф-ф… Хе-хех… Но я её не надевала уже кучу лет.

Я подняла бровь.

— Полагаю, из-за того, что часто работая на холодном воздухе, вы отрастили себе вторую шкуру?

От этих слов у Эпплджек дёрнулись нижние веки.

— Ну, эт ловко сказано.

Я глубоко вдохнула, затем прочистила горло, оглядываясь на хрупкие стены амбара.

— Скажите мне… Как можно честно… эм… заработать немного денег в этом городке?

— Денег?

— Битов, ага, — я кивнула и посмотрела на неё. — Вы не знаете, кто-нибудь здесь нанимает пони…

Я закусила губу, обдумывая невозможность мысли, которую высказывала.

—… для разовых работ?

— Если хошь узнать чо-нить о вакансиях, прост сходи, взгляни на доску объявлений на центральной улице, — сказала Эпплджек. — Хотя я сомневаюсь, что ты найдёшь чо-нить кроме постоянных работ.

Я сглотнула и опустила глаза на землю.

— Точно. Могла догадаться…

— Хотя, уверена, что для музыканта разовой работёнки найдется в достатке, — весело сказала она.

— Музыканта?

— Ну же, не тупи, девочка![5] — усмехнувшись, она показала на мою Метку. — Ты ж получила эт не потому-шт любишь лизать марки, а?

— М-мой особый талант, — пробормотала я мертвенным голосом, будто у меня в голове вдруг возник кусок льда. — Точно…

Я оглянулась на лежащую вдалеке внутри амбара кучу соломы, в которой была спрятана лира.

— Хм-м-м… — я повернулась обратно к Эпплджек и указала на её Метку. — Я вижу, ваш талант — продажа апельсинов.

Она моргнула, глядя на меня, затем фыркнула. Чуть было не уронив шляпу, она громко расхохоталась. Я присоединилась к ней, хихикая.

И, внезапно, день стал теплее.

Когда Эпплджек завернула за поворот дороги, она сразу остановилась, глядя на деревянный амбар. Это, разумеется, был тот же самый деревянный амбар, мимо которого она проходила каждое утро на пути в город, только теперь рядом с ним была поставлена зелёная палатка.

— Эт ещё чо за ерунда?.. — она с любопытством скосила на неё глаза. Уши фермерши щекотала мягкая мелодия, доносящаяся сквозь ветви деревьев, возвышавшихся по обе стороны тропинки. — В город чо, цирк приехал?

— Или, может, странствующий менестрель?

Эпплджек посмотрела на меня.

— А? — она вздрогнула, когда ей на поля шляпы приземлилось четыре золотых бита.

Я стояла на пороге амбара, прислонившись к полуразвалившемуся косяку, и перебирала струны лиры.

— Столько хватит на пару ваших вкусных яблок, мэм?

Эпплджек оглянулась на указанные мной корзины, свисавшие у неё с боков. Она опустила шляпу и подобрала биты.

— Ну, честн говоря, барышня, этого хватит на четыре.

Я улыбнулась ей старательно отрепетированной полуулыбкой, которая у меня стала получаться всё лучше и лучше за многочисленные недели, проведённые за игрой в городе.

— Что ж, в таком случае, пусть будет четыре. Они выглядят совершенно восхитительно, и у меня как раз есть свободные биты.

— Вот как? — сказала Эпплджек, подбирая четыре лучших фрукта из своих корзин и складывая их в пакетик. — Я вижу, вы в отпуске?

— Более-менее да, и, кстати, должна сказать, этот город выглядит ярче и ярче с каждым новым днём. Я подумываю о том, чтоб задержаться здесь подольше, — продолжая играть, я пододвинулась к ней. — Вы, я погляжу, в отличной форме, если позволите мне так сказать, мэм. Скажите мне, вы работаете на ферме?

— Хех, на самом деле, да, работаю, — она криво улыбнулась и протянула мне на копыте пакетик с яблоками. — И если вы точн собираетесь тут остаться надолго, тогда вы бы рано или поздно обо мне и моей семье узнали. Мы растим яблоки здесь уже давно.

— Давно, хм? — я осторожно взяла пакет сияющими искорками телекинеза и положила рядом с палаткой у амбара. — Тогда вы, возможно, сможете кое-что мне подсказать.

— Выкладывайте.

— Этот амбар: он кажется заброшенным. Это так?

— Ну, эм… вроде как, да.

— То же касается и этой земли?

— Ага, насколько я знаю.

Я глубокомысленно улыбнулась.

— Итак, полагаю, эта постройка стоит тут без цели?

— К чему вы ведёте? — Эпплджек бросила взгляд в мою сторону. — Собираетесь его снести?

— Ну, возможно, — я снова коснулась струн и игриво пнула задним копытом деревянную стену постройки. — У вас, случаем, нет ли опыта в этом деле?

— Хах! Извините, барышня, но вам не ко мне.

— О?

— Я б хотела вам чего посоветовать, но правда в том, что я ничего не понимаю в сносах амбаров. Но вот постройка амбаров — эт другое дело, — она обмахнула себя шляпой, спасаясь от жара утреннего солнца, затем надела её обратно на светлую гриву. — На самом деле, я не раз видела, как мой Па строил кучу всего в своё время. Пусть он покоится с миром.

Шумно выдохнув, она пробормотала:

— Он мог строить бревенчатые хижины хоть во сне, если б захотел.

Я подняла бровь.

— Бревенчатые хижины?

— На раз плюнуть! Его даж в этих местах так и прозвали: «Домосад». Хех. Но — ага, — она отошла обратно на грунтовую дорожку. — Мне пора на рынок. Но всё ж, если хотите узнать чо-нить о снесении амбаров — поспрашивайте пони в городе.

— Кого, например?

Когда Эпплджек завернула за поворот дороги, она тут же замерла, услышав рык. По воздуху летали деревянные щепки вместе с размытым разноцветным пятном, то возникающим в поле зрения, то исчезающим из него.

— Рейнбоу Дэш? — фермерша напряжённо покосилась на этот беспорядок, сотрясающий утренний воздух. Она медленно отодвинулась к краю дороги, поражённая зрелищем доска за доской разрываемого на части амбара знакомой ей голубой пегаской, которая с силой прошивала насквозь своим ловким телом деревянную постройку.

— Ой-ёй, девочка! — она пригнулась, когда волна ошмётков дерева посыпалась ей на голову. — Смотри куда ныряешь! Серьёзно! Я чо, войну проспала?

— Держи, — к ней магически подлетел шлем.

— Тебе он пригодится, — сказала я с улыбкой, стоя рядом со своей палаткой и припасами. — Ей иногда немного срывает резьбу, но оттого только интересней наблюдать.

— Эм… Думаю, да, действительно срывает, — Эпплджек сняла шляпу и неловко накинула шлем на её место. — Мне вот интересно малость: что здесь вообще творится?

— А что тут так трудно для понимания? Здесь стоит амбар, и скоро его тут не будет. Не так ли, мисс…Рейнбоу Дэш, я права?

— Хы-ы-ы-ы-ы-ы-ых! — пегаска в защитных очках увлеченно расширяла огромную зияющую дыру в стене амбара. Она впилась зубами в несущую балку и, расшатав её, приготовилась вышибить кусок потолка задними копытами. — Ха-а-ах!..

— Ээ-гей?! — крикнула я, сложив рупор из передних копыт. — Земля вызывает Рейнбоу Дэш!

— Чего?! — Рейнбоу Дэш посмотрела на меня сверху вниз. Постепенно гримаса берсерка у неё на лице растаяла, сменившись недоумением. Каждую накатывающую на неё волну растерянности она встречала, часто моргая. — Погодите. Чего? Как вас там, ещё раз?

— Лира.

— Какая Лира?

— Лира Хартстрингс, — я наклонилась вперёд, сверкая рогом сквозь дырку в шлеме, будто это можно было выдать за символ доверия. — Помнишь? Я — та пони, которая платит тебе пятьдесят битов за то, чтобы снести этот амбар до основания.

— Погоди-ка, — Рейнбоу Дэш взлетела над нами, ярко сияя рубиновыми глазами. — Ты хочешь мне сказать, что мне не только можно всё ломать, но ещё и заработать на этом?

— Однозначно! — я широко улыбнулась.

— Охрененно круто! — она свернулась кольцом в воздухе и рванулась ракетой к ещё стоящим останкам постройки. — Подавись, амбар! Р-р-р-р-р-р!

Послышался раскатистый, взрывной грохот. Мы с Эпплджек сжались под дождём щепок.

— Что ж, я погляжу, вы в городе новенькая! — проворчала Эпплджек, отряхивая налетевшую древесную труху с корзин полных яблок. — Но вы, должно быть, хорошенько так расщедрились для ЭрДи, чтоб уболтать её на тяжелую работу с утра пораньш!

— Она ваша подруга?

— Ага, причём верная, хотя иногда она — скорее верная боль в заднице, — Эпплджек спрятала ухмылку, которая, впрочем, прокралась ей в голос. — Например, когда она случайно пригоняет дождевое облако на не тот край яблоневых садов.

— Эй! — над головой мелькнула спектральная молния и снова скрылась в амбаре. — Я всё слышала.

— Вы владеете фермой? — спросила я, откашливаясь от очередного облака обломков.

— Кхм. А-а-ага. Ферма «Сладкое Яблоко».

— Вот это я понимаю, товарное имя.

— Э. Ну, когда надо, так и есть. А чо? Вы намылились влезть в продажу яблок? Поздняк, эт дело у нас в городке уже схвачено.

— Нет, дело не в этом, — сказала я, бросив взгляд на сеющую своей работой хаос Рейнбоу Дэш. Всё больше и больше пятен солнечного света падало на дорожную пыль по мере того, как амбар медленно распадался у нас на глазах. — Я надеялась найти пони, у которой есть какой-нибудь опыт относительно местной земли. Мне, видите ли, нужен кое-какой совет.

— Правда? И какой же вам нужен совет?

— Видите ли я… эм… — я помялась немного, стоя на месте, и мягко улыбнулась. — Я остановилась тут в городе… это вроде как каникулы, более-менее. Но я думаю, что останусь тут на гораздо больший срок, чем ожидала. То есть… почему бы и нет? Хех… это красивая деревушка.

— Я всегда так считала, — сказала Эпплджек с улыбкой.

— Вы, случаем, не знаете ли какого-нибудь пони, кто хорошо разбирается в строительстве?

— Строительстве чего?

— О… — я глубоко вдохнула, глянула на ряд дубов, окружвших рушащийся амбар и прошептала: — Бревенчатых хижин.

Эпплджек мгновенно просияла.

— Отож, ещё как! Хе-хе-хех… забавно, что вы эт помянули!

Я сглотнула и прошептала:

— И не говорите…

— Я как раз знаю кой-чего об этом деле! — она улыбнулась. — Мой Па мог строить бревенчатые избы хоть прям во сне. Он меня научил всему, чо я знаю. Пусть покоится он в мире.

— Мои соболезнования.

— Весьма признательна.

— Что ж… — я поправила рукава толстовки и повернулась к Эпплджек. — Если вы не против, могу ли я спросить… с чего лучше всего начать?

— Начать надо с хорошего, крепкого топора.

Я моргнула. По какой-то абсурдной причине, этого я не ожидала.

— О?

— Хе-хе-хе-хех… — Эпплджек хитро на меня покосилась. — Если, конешн, у вас нет лишних денег, чтоб древесинку купить…

Она указала на лес.

— ...для вас, похоже, тут работенки будет навалом. Именно так каждая семья в этих местах и начинала.

— Да, — я сглотнула и выдавила храбрую улыбку. — Полагаю, это логично. Эм…

Я почесала шею и скромно посмотрела в сторону.

— Могу ли я побеспокоить вас вопросом, где я могу достать подходящий топор… не говоря уж и о других инструментах?

— Эй! Да без проблем! — Эпплджек прислонилась к ближайшему дереву и ухмыльнулась. — Хотя вам, наверно, придется эт всё записать, если вы, конечно, сможете сосредоточиться, когда Рейнбоу Дэш обрушивает нам на голову реконструкцию Лунной Гражданской Войны. Не так ли, Рейнбоу?

— Хы-ых-х-х-х… а? Чего? — Рейнбоу Дэш остановилась и зависла у нас над головами, тяжело дыша и потея. — Эпплджек? Почему на тебе шлем?

Она скрестила глаза и хлопнула защитными очками на резинке себя по лицу.

— На кое сено это мне вообще?

— Ты чо, головой жахнулась особо крепко там что ли? — Эпплджек едва сдержалась, чтоб не расхохотаться. — Те лучше ся поберечь, пока не покончишь с заданием мисс Хартстрингс!

— Каким заданием?! — нахмурилась Рейнбоу Дэш. — Что ещё за мисс Хартстрингс?!

— Эй, привет! — я помахала ей с улыбкой. — Я заплачу тебе сотню битов за то, что ты снесёшь этот амбар до основания!

— Погодите-ка. Ты хочешь сказать, что мне не только можно всё ломать, но ещё и заработать на этом? Охрененно круто! Р-р-р-р-р-р-р-р!

Едва завернув за поворот дороги, Эпплджек тут же нахмурилась. Медленно шагая среди падающих на землю янтарно-жёлтых листьев, она прямым ходом направилась навстречу ритмичному стуку.

— Э… мэм? Вам, случаем, помощь не нужна?

— Н-н-н-н… нет! — воскликнула я. Возглас этот вышел как злобный рык, но я уже слишком утомилась, чтобы извиняться. Потея, я размахивала левитирующим топором в трёх футах от себя, прорубаясь сквозь толстый ствол дуба. Рог пульсировал во лбу, а невидимые нити магической силы звенели в агонии от того, что я напрягала свои телекинетические мышцы до предела их прочности. — У меня всё под контролем! Осталось только убедить это долбаное дерево со мной сотрудничать! Н-н-н-нр-р!

Я вновь махнула летающим топором. Древесные щепки и опилки брызнули над плоским участком расчищенной земли у дорожки. Как бы я ни рубила, ни колошматила и ни крошила дерево топором, структура его древесины не показывала никаких признаков того, что она в обозримом будущем готова сломаться.

— Кхм. Как мне не было бы неприятно влезать в чужое дело… — улыбнулась мягко Эпплджек и обошла, держа безопасную дистанцию, вокруг неуклюже работающей меня. — … но я оченно бы хотела, чтоб вы дали мне показать вам как надо.

— М-м-мф-ф… Разве вам… — рубила я. — …не нужно… — кромсала я. — … идти на… — молотила я. — Соревнование Железного Пони?.. …А-а-ай!

Задыхаясь, я упала на изнеженную свою задницу, а топор шмякнулся в грязь рядом.

— И сколько уже пони знает об этом деле между мной и Рейнбоу? Готова поспорить, она небось хвалилась всему городу, так что даж совсем чужой пони обо всём узнал. — Эпплджек подошла и тронула копытом ручку топора. — Но, серьёзно, всё-таки. Можно мне?

Я несколько раз глубоко вдохнула, вытерла пот со лба и махнула ей.

— Да как хотите…

— Что ж, ладно, — она улыбнулась и подхватила топор зубами. Подойдя к дереву, она приложила инструмент к нему и остановилась, глянув на меня. — Вишь ли, дорогуша, ты эт всё непрально делаешь. Если нужн срубить какое-нить дерево, типа этого красавца, то нужн рассчитать, куда у него больше всего весу опирается, штоб направить его куда надо, когда оно падать будет.

Она обошла дерево кругом и хлопнула по части ствола, перпендикулярной тому месту, где я столь жалким образом в нём ковырялась.

— Вот здесь вот — самое лучшее место. А потом, когда выберешь пральное место, рубить над вот так.

Эпплджек снова зажала топор во рту. Натянув мышцы во всём теле и впившись копытами в землю, она начала раз за разом вгонять лезвие всем весом в толщу ствола. Сколы были весьма заметно наклонены — топор врезался в дерево под сорокапятиградусным углом вниз. Едва диагональный разрез прошёл половину толщи ствола, Эпплджек направила взмахи топора горизонтально, так, что стало видно, как аккуратная зарубка начала возникать в самой толще дерева.

— Э-э-э… — мне оставалось только смотреть на нее, разинув рот, и чесать в затылке. — У вас, наверное, очень, очень крепкие зубы.

Эпплджек закончила работу и выплюнула топор обратно на землю.

— Хм-м… А-ага, думаю, должно быть, так и есть, — она даже не вспотела. Она обошла дерево кругом, на сторону, противоположную зарубке, и сосредоточенно скосила туда глаза. — Я с деревьями работаю всю свою жизнь. Живу на яблочной ферме, там, за углом. Не сомневаюсь, вы когда-нибудь да слышали о ферме «Сладкое Яблоко».

— Вполне возможно, что слышала, — сказала я с улыбкой. — Кстати, спасибо за помощь…

— Э нет, мы ещё не закончили, сахарок, — Эпплджек указала на кору. — Теперь надо врубиться прямо в ствол с другой стороны от надреза. И как только прорубишь чо осталось от толщи — дерево упадет в направлении косой зарубки. Улавливаешь?

— Улавливаю, — я подошла к дереву и, приготовившись, подняла левитацией топор. — Хотя должна спросить, вы всегда проводите утро, помогая случайным встречным единорогам валить деревья?

— И чо ж такого в вас случайного? — Эпплджек отошла на безопасное расстояние и ухмыльнулась. — Вы тут приехали в Понивилль и хотите здесь поселиться, как честная пони, если я правильно поняла. Так что для меня эт было б как-то не по-соседски, просто пройти мимо и позволить вам вот так ни за чо сжечь себе этот ваш магический рог!

— Хех… — я сосредоточилась и принялась рубить дерево параллельно горизонтальному надрезу, что она сделала у основания зарубки. — Вы так говорите, будто любой пони, кто попадется на вашем пути — ваш сосед.

— Да, пожалуй… — Эпплджек отряхнула шляпу, наблюдая за моей работой. — Эт реальн хорошая стратегия, как по мне. Золотое правило не такое уж золотое, если его не полируешь, общаясь с каждым встречным, как думаете, а?

Я остановилась на мгновенье, чтоб помедитировать над этой фразой. Вдохнув чистейший осенний воздух, я улыбнулась, будто получив прилив энергии.

— Это очень хороший жизненный принцип, мэм, — я продолжила рубить. По всей своей длине дерево неустойчиво дрожало, медленно отклоняясь в сторону, в которую Эпплджек его направила со знанием дела своим надрезом. — Неудивительно, что вы — идеальный кандидат на звание Железного Пони.

— Хех. Не хочу вас расстраивать, но вряд ли я заработаю этот титул только лишь за добродушие.

— Позвольте с вами не согласиться.

— Забавно…

— Хм-м-м-м?

— О, да ничо такого… — Эпплджек потёрла подбородок. — Поклясться могу, я помню, где-то здесь раньше стоял амбар.

— Уверена, он последовал примеру всех остальных порядочных бесполезных вещей, — прошептала я, производя последние, финальные удары. — Он исчез.

Дерево треснуло и начало отклоняться назад.

— И-и-и-и… Вот и всё! — я отошла назад, широко улыбаясь.

— Кхм. Щас лучше бы было кричать «берегись», барышня.

— О. Эм… — я глубоко вдохнула и открыла рот. И в этот момент земля содрогнулась от грохота. Оторвавшиеся от рухнувшего на землю дерева листья взметнулись во все стороны. Я моргнула и слегка покраснела. — …берегись?

— Фр-рх-хе-хе-хе-хе-хех.

Я оглянулась на хихикающую кобылу и улыбнулась.

— Полагаю, я не могу просто вырезать в стволе нору и в ней жить, да?

— Вам надо делать зарубки глубже, мисс… мисс…

— Хартстрингс, — сказала я, с лёгким кряхтением вытёсывая топором пазы с боков дубовых брёвен. Деревья, что ещё остались стоять вокруг расчищенной площадки, были голыми, полностью лишёнными листьев. Жгучий холод висел в воздухе, подгоняя меня в подготовке к укладке следующего ряда деревянных балок дома, медленно вырастающего на обочине дороги. — И у меня всё идет хорошо. Я очень бы не хотела вас напрягать в столь прекрасный день.

— Глупости не говорите! — Эпплджек, улыбаясь, помахала копытом. Вокруг её шеи был намотан одноцветный коричневый шарф, защищающий от кусачего ноябрьского холода. — Я всегда на пути домой не тороплюсь, как раз на случай, если мне попадутся пони навродь вас, кому нужно бы копыто помощи протянуть.

— Что ж, я вам благодарна. Мне правда, правда надо его закончить, — заявила я, потея и тщательно концентрируясь, чтобы сделать идеальный паз, который бы подошёл к остальным уже сложенным мной бревнам. — Я и так уже кучу времени потратила. Магия никогда не заменит подлинный опыт, если вы понимаете, о чём я.

— Однозначно. Всегда жалела единорогов... — начала было говорить Эпплджек, но, спохватившись, моргнула и покраснела. — Эм. Без обид.

Я улыбнулась, не прерывая работу.

— Без обид.

— Эт просто оттого, что вы все возомнили себе, будто можете кую угодно грязную работу наотлично сделать этими вашими замечательными рогами. Две моих лучших подруги — единороги, и я знаю совершен точн, что, когда они большие тяжести поднимают, у них потом болит голова. Думаю, оно хорошо, что вы не торопитесь. Я только вот жалею, что не довелось мне заметить вас пораньше и пораньше помочь.

— О, мисс Эпплджек… — я улыбнулась, высекая топором последние штрихи в древесине. — Поверьте мне. Вам волноваться не о чем.

— Ну, если настаиваете. Готовы уложить всё на место?

— Поможете с направлением?

— Не вопрос!

Я глубоко вдохнула, напрягла мышцы и направила по рогу мощный поток магии. Бревно поднялось целиком в воздух и проплыло над протоптанной площадкой к прямоугольному фундаменту, который я уже заложила. Следуя указаниям Эпплджек, я осторожно положила бревно так, что его пазы сошлись с пазами уложенных брёвен.

— Так, сюда… Вот так, отлично! И-и-ха! Видите? Готова поспорить, оно легло куда лучше предыдущих!

— Я уже это вижу, — шумно выдохнула я, поправляя воротник и вытирая пот с шеи. Я искренне улыбнулась кобыле: — Спасибо вам, Эпплджек. Без вас я бы не справилась.

— Пф-ф, — она пожала плечами и поправила шарф. — Я только подкинула вам совет, а вы уже меня благодарите, будто я ваш работник какой-нибудь. Я просто рада помочь, мисс Хартстрингс. Главное, не забудьте положить раствор между бревнами.[6] Я вам могу показать как, если хотите. Мой отец был экспертом по постройке бревенчатых хижин, знаете ли.

— Неужели? — я сделала большой глоток холодного осеннего воздуха и мягко посмотрела на неё. — Могу ли я поинтересоваться, не оттого ли, что он построил большую часть этого городка?

— Забавно, что вы об этом спросили, барышня, — дыхание Эпплджек, стоящей рядом со мной на плоской деревянной платформе лесов, покидало рот клубами густого пара. Работая вместе, мы заканчивали закладку штукатурки под верхние брёвна завершённых стен хижины. — Многие об этом даже не подозревают, но Понивилль вырос втрое, пока мой Па был жив. Это он в ответе за многие решения городского совета, в том числе и за расширение кварталов социального жилья в северной части города.

— Правда? — криво улыбнулась я, кладя новую порцию извести. Снежинки кружили и ложились белыми пятнышками на синий брезент, игравший роль временной крыши хижины. — Значит, интересовали его не только яблоки-яблоки-яблоки?

— Эй! Нет ничо плохого в яблоках-яблоках-яблоках! — Эпплджек на мгновенье нахмурилась в ответ на моё жеребячье хихиканье. Она окинула взглядом со спокойной улыбкой заснеженную стену леса и сказала: — Мой Па верил, что себя надо обеспечивать всем самому, но совесть его распространялась куда дальше того. Для него каждый встречный был пони в нужде, и он ни на секунду не прекращал работать, чтобы все они получили такой же шанс сиять в жизни, какой получил он. А что, по мне, так из него бы вышел превосходный мэр…

Она тяжко вздохнула и опустила зелёные глаза.

— Если б судьба ему с Ма улыбнулась…

— Сожалею, — прошептала я.

— Хех. Ни к чему, — она улыбнулась, вновь подняв взгляд на меня. — Я ни о чём не жалею, потому что Па научил меня всему, что мне нужно знать, чтоб поддерживать семью и всех, кого я люблю.

— Мне кажется, вы очень счастливая пони, Эпплджек, — не могла не пробормотать я. Работа остановилась на мгновенье, пока я боролась с волной холода. — Знать, где и подле кого ваше место…

— Мой Па постоянно говорил: «Всегда будь уверена, что закладываешь хорошее основание. Остальное сделает время, без сучка без задоринки всё будет работать, только если основание твёрдо», — она посмотрела мне в глаза, сказав эти знакомые слова. — И, как я это понимаю, мисс Хартстрингс, все мы в этой жизненной суете на равных. И разве есть способ лучше насладиться ей, чем сделать всё по совести? Прямо вот сейчас нет другого места в мире, которому я бы подходила лучше, чем вот это, где я помогаю вам.

Я тихо вздохнула и поправила рукава толстовки, чувствуя жаркие пальцы каминного тепла в дальнем углу моей памяти.

— Миру нужно больше таких пони как вы, Эпплджек.

— Хех… — её щеки слегка покраснели. — Чепуха! Я ведь просто делаю то, что, как мне сказали, делать правильно. Тут куча пони, куда более добрососедски настроенных, чем я.

— Да? — я наклонилась ближе к настилу и положила новую порцию извести. — И кто же, например?

— Ну вот, возьмём для примеру одну пони, — Эпплджек передала мне очередной кирпич. — Бабуля Смит уверена, что это кобыла. Биг Мак думает, что это один из местных мулов. Кто бы это ни был, мы ни разу не увидели и следа этой личности, но эт ей не мешает заходить последние месяца три каждое субботнее утро и оставлять корзинку с подарком у нас под задней дверью.

— О? — я наслаждалась теплом костра, разведённого вплотную к частично достроенной стене хижины. Потянувшись к нагреваемому корыту цемента, я подхватила немного смеси и намазала её на кирпич, после чего положила оный на медленно растущую дымовую трубу, примыкающую к северной стене дома. — И что же это за корзинка с подарком?

— И это-то самое смешное — две буханки хлеба, и каждый раз они ещё горяченные… будто только-только из местной пекарни!

— Хех… — я безмятежно улыбнулась самой себе, укладывая кирпичи всё выше и выше, следуя руководству Эпплджек. — Кто-то, должно быть, считает, что вам не хватает хлебопекарных навыков.

— Ха! Ещё чего. Но всё ж, мы так и не смогли выяснить, ни кто из городского народа приносит нам подарки, ни почему это делают тайком. Но я жаловаться не собираюсь! Хлеб вкусный, и мне не надо регулярно печь самой. Больше времени для работы на ферме выходит.

— Не сказала бы, что это такой уж ценный подарок.

— Лучшие подарки — это такие вещи, в которых мы нуждаемся, а не которые хотим, — она выдохнула клуб пара на морозном зимнем воздухе и махнула копытом на медленно растущую каминную трубу. — Например, кому ещё в голову придёт проводить Вечер Тёплого Очага, достраивая последние части бревенчатой хижины?

— Я сама виновата, — проговорила я. — Надо было закончить с этим ещё давно.

— По крайней мере, вы твёрдо нацелились на работу, — она улыбнулась и подмигнула мне. — Готовность учиться, даже если работаешь на износ — это отличная рабочая этика.

— Я должна сказать спасибо вам, Эпплджек, — сказала я весело, с широкой улыбкой вытирая пятно цемента у себя со лба. — Камин — это целиком ваши старания. Я очень рада, что покончила с ним быстрее, чем успела кончиться зима.

— Что ж, думаю, он вам всё равно может пригодиться, если вдруг заморозки ударят, — сказала Эпплджек, передавая мне очередную пару гвоздей. Белый снежный мир лежал позади неё. Она стояла на лесах, одетая в зелёную безрукавку и коричневую шляпу. — Однако ж, эт всё-таки отличная труба. Но прям щас лучше б нам поскорее закончить с вашей крышей.

— Очень вам благодарна, Эпплджек, — буркнула я, крайне сосредоточенно прибивая последние несколько досок кровельной дранки к крыше бревенчатой хижины. — Но я и так отняла у вас кучу времени. Разве вам не надо сажать семена?

— Скажете тоже, будто ещё кто-то на ногах кроме нас в такую рань. Хех, — она описала глазами круг и сказала, бросив взгляд в сторону центра Понивилля поверх голых древесных крон: — Будем, пожалуй, делать дела по мере их поступления. Зима, мож и будет убрана к завтрашнему утру, но впереди ещё несколько недель холодной весны. Плохо будет, если ваш дом к тому времени так и не будет достроен.

— Вы ведь очень важная пони в этом городе, я правильно понимаю? — улыбнулась я, прибивая очередные куски дранки. — Могу представить, сколько все владельцы ферм вам должны каждую весну за очистку их полей от снега.

— Хех… Я довольно неплохо умею лаять приказы, да, если вы на это намекаете, — Эпплджек ухмыльнулась с проблеском гордости. — Но я б с радостью выкинула мегафон и взялась бы за плуг, если б это помогло закончить всё вовремя хоть раз.

— Что вы имеете в виду?

Эпплджек вздохнула.

— Я имею в виду, что каждый год Понивилль опаздывает с Уборкой Зимы, и во многом из-за того, что маловато здесь таких ранних пташек вроде нас с вами.

— Хм-м… — я забила последний гвоздь и посмотрела на неё. — Похоже, вам не помешает некоторая организованность.

— Хотелось бы с вами тут согласиться, но меня хватает только на расчистку полей и посадку семян, и тут я стараюсь изо всех сил. Я, мож и не совсем ко времени успеваю, но сеном клянусь, я могу быть пунктуальной.

— Вы не просто находчивы, Эпплджек, — сказала я с улыбкой. Почувствовав краткий порыв холодного ветра, я поправила воротник толстовки на шее и заявила: — Вы из тех кобыл, что протягивают копыто помощи всякому пони на вашем пути. И пока только об этом ваша забота, кого волнует, за сколько времени вы управляетесь? Неужели вы думаете, что только земля нуждается в Уборке? Пони ведь на ней живут, знаете ли.

— Хм-м-м… Думаю, эт хороший взгляд на это всё, — Эпплджек почесала подбородок и вздохнула: — Всё ж, я скорей отдам последний бит за то, чтоб успеть хоть раз.

— Ну, может, я могу в этом году вам помочь! — я положила молоток и извернулась, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. — Таково моё предложение. Если, конечно, вы не против того, что чужак возьмётся участвовать в вашей работе.

— Хех… — Эпплджек ухмыльнулась. — Если вы душой настроены помочь, и у вас есть четыре сильных копыта, чтоб этот настрой направлять — никакой вы не чужак.

— Слова вашего отца?

— На самом деле мои собственные, хотя я б солгала, если б сказала, что он меня на них не вдохновил, — она подмигнула. — Итак, кажись, надо вам достать безрукавку, или чего-нить в этом духе.

— Смотря какую… — я пробежалась копытом по гриве и улыбнулась ледяному воздуху. — Они бывают бежевого цвета?

— А для чего эти палки? — я оторвала взгляд от ряда цветущих побегов, торчащих из земли. — Пони из садового магазинчика про них толком ничего не объяснила.

Эпплджек подошла к рядку юных яблонь.

— Они для того, чтоб деревья росли прямо и как надо. Штука прививания в том, что саженцы не слишком-то готовы расти как надо, держась одними корнями. Так что, подвязав молодые деревца к палкам, вы защитите их от заваливания или чего похуже.

Я усмехнулась. Над нашими головами мелодично пела стая птиц, низко пролетавшая над распускающимися листьями деревьев, что окружали залитую солнцем полянку с моей хижиной.

— Вы, должно быть, знаете яблони как свои четыре копыта.

— Хотела бы, чтоб они сами себя так же знали. Жизнь была бы куда как проще, если б деревья сами себя сажали.

— Ну и в чём бы тогда был интерес?

— Эт я и твержу постоянно брату моему — Большому Маку, — она обошла рядом со мной зеленеющий газон свежепосаженной травы.

— Одной весной он нас подговорил сажать груши. Мне по-прежнему кошмары снятся о том лете, — пробормотала она, с лёгкой дрожью. — С тех пор мы договорились, что я дела в семье веду, а не он. Хе-хех.

— Думаю, из него скорее вышел бы неплохой талисман на вашу эмблему, — сказала я, подмигнув.

— Фу, — она закатила глаза. — Можете спросить половину кобыл в городе, и, думаю, они с радостью согласятся. Никаких дубинок в мире не хватит их отгонять, Селестией клянусь.

— Кстати говоря, о лете, — я глянула на вход в хижину. — Могли бы вы дать мне кое-какой совет насчёт добавления деревянного навеса на вход?

— Что, типа как веранда, что ли?

— Ага, — сказала я, кивнув. — Этот городок куда красивее, чем мое предыдущее место жительства, и я была бы не прочь провести вечер-другой, сидя здесь.

Я пожала плечами.

— И, ну, никогда не знаешь, когда вдруг может пойти дождь.

Уютно обёрнутая шерстяным одеялом Эпплджек подняла глаза от камина и бросила на меня взгляд искоса.

— Оченно мне интересно, вот, — она говорила тихим шёпотом, едва слышимым сквозь рёв ливня, грохочущего по стенам хижины. — Что же такой музыкант, как вы, делает на окраине города? Большинство творческого народу собирается ближе к центру Понивилля. Кажись, жутко жаль, что такая добрая пони ютится в таком одиноком углу.

— Поверьте мне… — я дышала легко, делясь с ней теплом потрескивающего камина. — Я и вполовину не столь одинока, как вам кажется.

— К вам часто ходят гости?

— О… иногда, — я улыбнулась. — Одна подруга, например, взяла в привычку заглядывать сюда регулярно.

— О, да? Как её зовут? Готова поспорить, я её знаю.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как выражение моего лица переплавляется в нечто холодное и меланхоличное.

— Нет. К сожалению, вы её не знаете.

— Что ж, рада слышать, что вы не совсем одинока. Ну и, в конце концов, у вас тут уютная маленькая хижина, — она снова улыбнулась, глядя в мягко-красное сияние огня. — Должно быть, оченно мирная жизнь.

— Да. Очень.

— Не против, если я спрошу: а чем вы занимаетесь по жизни?

— Чем занимаюсь по жизни? — повторила я, оглядывая ряды музыкальных инструментов, окружающие нас на стенах. — Я… живу. Я живу, чтобы жить счастливо, чтобы сочинять аккомпанемент красоте, которую наблюдаю, чтобы записывать всё то, что печально и что утеряно, ибо все мрачные моменты в жизни есть лишь тени того тепла и той радости, для осознания которых мы зачастую слишком заняты.

Я поправила серые рукава толстовки и улыбнулась.

— Но я никогда не бываю слишком занята. Я пони, что слушает, Эпплджек, и гораздо чаще, чем наоборот, мне нравится то, что я слышу, ведь в чём же смысл ненавидеть те немногие достойные любви ценности, что были нам даны? Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, чем же я была благословлена. Но я благодарна за то время. Это ведь как строить дом: можно изучить много нового в процессе возведения стен и крыши в первый раз. И едва он закончен, он перестает быть лишь продуктом твоего труда, и только труда. Скорее, это сумма всей любви и поддержки, которую дают нам наши любимые друзья. В итоге, дом — это скорее продолжение тебя, нечто, что не может существовать без основ, заложенных теми, кто для тебя важен, — я закрыла глаза и спокойно вздохнула. — Пока я живу здесь, все мои новообретённые друзья живут вместе со мной, и посему это место есть нечто постоянное… как память, что никогда не угасает. И разве можно называть это одиночеством?

Я, на самом деле, не ждала ответа на свою прочувствованную речь, но не ожидала я и абсолютной тишины. По мере того, как секунды уносились прочь, сияние огня угасало за закрытыми веками. Я почувствовала, как холодный ветер пронёсся по хижине, хотя все окна были закрыты. Когда я открыла глаза, я увидела пар, срывающийся с моих губ. С неизбежным стуком зубов я глянула в сторону.

— Эпплджек?..

Она тёрла копытом лоб, отходя от краткого приступа головокружения. И едва придя в себя, она широко распахнула глаза.

— Какого сена?.. — растерянность мгновенно расцвела в панику, пока она судорожно оглядывалась на странное окружение, ощущая складки шерстяного одеяла, обволакивающие её, как смирительная рубашка. — Где… ради Селестии…

— Эпплджек…

— А-а! — ахнула она и подпрыгнула, чуть не споткнувшись о корзинку с куклой для Эпплблум. — Ш-что случилось? Что я здесь делаю? Почему у меня грива мокрая?!..

Эпплджек начала дрожать, как та хрупкая душа, которую она однажды вынесла на себе из амбара, в месте давно забытом, в стародавние времена.

— О-ой яблочки гнилые… Я что, потеряла сознание под дождём, да?

— Пожалуйста… — я встала и подняла передние копыта. — Просто успокойтесь…

— Извините, я не хотела быть вам обузой, мэм. Просто, это так…. — она закусила губу и пробежала копытом по мокрым прядям, дрожа всем телом. Я никогда прежде не видела Эпплджек такой слабой или испуганной. Мне немедленно захотелось её обнять. Никто никогда не должен чувствовать на своих плечах вес целого мира, рассыпающегося на части. Никто, кроме меня. Если бы хижина рухнула, обратившись в пыль над нашими головами, я готова поспорить, она бы была напугана куда меньше.

— Как я могла отключиться под ливнем? — её голос ломался, будто она качалась на грани чего-то, чего я едва ли была достойна быть свидетелем. — Что со мной такое? Я никогда вот так… так…

— Эпплджек… Послушайте меня… — я подошла к ней и положила копыта ей на плечи, заставляя её взгляд утонуть в моем. — Вы сильная кобыла. И нужно немало сил, чтобы доверять другим пони. Так что поверьте мне, пожалуйста. Всё нормально. Вы попали под дождь, и я вас приняла у себя.

Я убедительно улыбнулась, замещая тепло, что она потеряла, отойдя от камина.

— Мой дом… это ваш дом.

Постепенно дрожь Эпплджек унялась, как всегда унималась моя… благодаря ей, бессчётное число раз в прошлом. Она сглотнула и кивнула, а её губы слегка изогнулись.

— Думаю, эт хорошо звучит.

— Должно звучать ещё лучше, — сказала я с улыбкой, подталкивая её обратно к камину, чтобы она вновь погрузилась в тёплое сияние. — Я ведь, в конце концов, музыкант.

Я обернула одеяло вокруг плеч растерянной кобылы, помогая ей успокоиться. Ливень по-прежнему бушевал за стенами.

— А что насчёт вас? Вы продаете апельсины?

Эпплджек моргнула, глядя на меня. Поначалу звук был такой, будто она, заикаясь, пыталась что-то сказать, но вскоре она уже хохотала как та замечательная пони, научившая меня махать топором. Вскоре её дыхание выровнялось.

— Кхм… Так, эм, думаю, у вас есть имя? Стыдно даж, что я не знаю, кто меня так тепло принял.

— Лира, — сказала я, слегка кивнув. — Лира Хартстрингс.

— Лира, — повторила она, пока её взгляд, полный жеребячьего удивления, танцевал по музыкальным инструментам, развешанным над головой. — Вот эт оченно красивое имя…

— Хм-м-м-м… Мне говорили, да.

Мы проговорили с ней два с половиной часа, за которые Эпплджек ни разу меня не забыла, и моя благодарность судьбе за это была безмерна. Большую часть из того, что она мне рассказывала, составляли истории, которые я уже прежде слышала за все прошлые месяцы осторожного выведывания информации из множества её веснушчатых забывчивых прототипов, которых я была благословлена повстречать в прошлом. Ни разу мне не пришло и мысли прервать её байки, как бы знакомо они ни звучали. Сладчайшие мелодии, что мы слышим в нашей жизни — это те, что мы жаждем слушать снова и снова. Никакой проигрыватель не способен соперничать с Эпплджек. Она — симфония, которую я имела счастье посещать неоднократно, и каждый раз она была достойна выхода на бис.

Ливень прекратился. Я нехотя помогла ей собрать вещи. Пока она неловко теребила шляпу, я лично завернула в полотенца корзину с игрушкой Эпплблум. Я отдала ей корзинку, и мы расстались. Молчаливая частичка моей души чувствовала, будто я, наконец, нашла свою старшую сестру, которую буквально сразу же провожаю в долгое путешествие.

Я наблюдала с крыльца хижины, как Эпплджек пробирается по грязи. Как я и предсказывала, настал момент, когда она остановилась на своём пути, как раз перед тем, как завернуть за поворот. Я продолжала наблюдать, ибо что-то, очевидно, грузом легло на мысли Эпплджек, нечто тяжелее простой забывчивости. Я увидела, как она покачала на весу корзинку, будто прикидывая, насколько она вдруг потяжелела. Она торопливо развернула полотенца, защищающие содержимое от воды. Шокированное выражение её лица, что за тем последовало, не способен был бы изобразить ни один художник. Она сунулась в корзину, ибо в ней, рядом с куклой Эпплблум, лежали две буханки хлеба, сегодняшней свежести, ещё источающие тепло и аромат.

Эпплджек сжала губы. Шепча безмолвные слова удивления, она обвела взглядом горизонт. Она видела деревья, грязь, туманную радугу и даже одну странную бревенчатую хижину. Но она не видела меня.

Я уже вновь скрылась в доме и, устроившись под одеялами перед камином, работала над последними строчками нотной записи «Плача Ночи». Скоро я покончу с этой композицией, и последним этапом перед её магическим исполнением останется добыча ингредиентов, что послужат мне защитным буфером. Я помнила, что произошло во время моего прошлого эксперимента. Пугающий холодок пробежал по моему позвоночнику, так что я пододвинулась поближе к огню.

Но затем я почувствовала на своем теле складки толстовки, и они показались мне сестринскими объятиями, что никогда не кончались и согревали меня куда сильнее, чем способны когда-либо согреть горящие поленья. Ещё одной ночью я заснула с улыбкой вместо слёз.

Я не беспокоилась о золе в камине, разлетающейся за пределы очага. В конце концов, у очага было заложено хорошее основание.

Я не знаю, как долго займут поиски моего дома, но до тех пор, пока я живу, я никогда не останусь без соседей.

---

[1] Деревянный настил крыши

[2] Чисто для информации. Слово nelly, которое, как вы наверняка слышали, часто употребляет Эпплджек – означает именно что лошадку, на южном диалекте. Именно в таком вот уменьшительном обращении.

[3] В оригинале – Heavens to Betsy! – и это очень старое американское выражение. Этимологию его не знает никто. То есть, совсем. Есть гипотезы, что это “оприличенная” версия восклицания “Hell's Bells”.

[4] Удивительно, но факт. Восклицание shucks, которым пользуются пони, может иметь это значение. А также – чушь, ерунда, и прочее. Продолжаем издеваться над речью Эпплджек.

[5] Издевательства над речью Эпплджек — это магия. Ее знаменитое What in tarnation было здесь. Мы будем помнить и скорбеть. Что интересно, это словечко – не изобретение Эпплджек. Именно в таком написании оно включено во все более-менее серьезные словари. И означает почему-то «проклятье!». Ок. И придание анафеме. С осуждением на вечные муки. Ох, Эпплджек, Эпплджек.

[6] Традиционное американское строительство бревенчатых домов (еще индейское, вроде как) предполагает как раз таки использование извести, в качестве прокладки между бревнами. Тогда как в России используется пакля.