Caelestia, aeterna regina

Ночь перед Летним Солнцем

Написание местоимений, относящихся к Селестии одновременно с большой и с маленькой букв — это не баг, а фича.

В этих просторных мраморных чертогах ночью никогда не было по настоящему темно. Льющийся из высоких сводчатых окон серебристый лунный свет отражался от белых стен и потолка, украшенного фресками и позолоченной лепниной, и мягко растекался по всему помещению. В нем вобще отсутствовали какие бы то ни было светильники — ни высоких желтых восковых свечей, ни разноцветных матовых кристаллов, ни пузатых ламп. Ведь Солнечная Принцесса одинаково хорошо видела при любом освещении. А там где освещения не было вовсе — само Ее присутствие способно было прорезать тьму.

То тут, то там лежали россыпью упругие подушки, обшитые красным бархатом и перевитые золоченными шнурами, однако большую часть пола занимал пушистый ковер — древний дар от множества благодарных подданных, сотканный из их собственной шерсти, которую они обрили и принесли известному некогда на весь континент мастеру из Седловой Арабии вместе с немалой суммой в золоте, за заказ. Но узнав, для кого будет предназначен будущий шедевр, мастер лишь возвел глаза к небу и с поклоном принял материал, так и не взяв деньги. Из года в год Принцесса с помощью магии следила чтобы он оставался таким же, как и в день когда был соткан. И хотя Ей не страшен был даже холод черной пустоты за пределами мира, она очень ценила то тепло которое он дарил — тепло тех, кого уже столетия как не было в живых.

В углу стоял массивный приземистый письменный стол рядом с которым возвышался занимавший всю стену стеллаж загруженный папками, свитками, книгами и просто листами бумаги. И стол и стеллаж были сделаны совсем уж в незапамятные времена, намного раньше ковра, одним работящим и немногословным земнопони, который жил в селении неподалеку от замка, руины которых теперь поглотил Вечнодикий Лес. Магия и здесь играла свою роль в сохранности, но сами изделия были сработаны с таким ответственным подходом к делу, столь крепко и качественно, что ее требовалось совсем чуть-чуть.

На столе, даже в неверном отраженном свете, лучилась золотом чернильница из огромного желтого бриллианта — примирительный дар поверженного древнего Драконьего Лорда. Он обработал кристалл собственными когтями и зубами. Рядом с чернильницей, в стаканчике из тоже желтого, но на этот раз берилла, стояло огромное белое маховое перо — Принцесса писала своим собственным. Стаканчик этот когда-то был сделан копытами стародавних, ныне исчезнувших, жителей Дурноземья.

Среди всей этой роскоши, каждый предмет которой (кроме разве что подушек), однако, имел ценность значительно превосходящую свою денежную стоимость, расположилась сама хозяйка царских палат. Селестия величественно возлежала на ковре, подобрав к животу элегантные точеные ноги, расслабив и чуть приоткрыв свои большие белоснежные крылья, которые теперь окружали ее как два облака, слегка шевелясь в такт ровному, спокойному дыханию, которое мерно приподнимало и опускало объемистые бока. Голова покоилась на одной из подушек. Волосы многоцветной гривы были почти недвижимы, застывшей блестящей шелковой волной расплескавшись по широкому лбу, обтекая, как будто утес, длинный острый рог и почти касаясь прикрытых глаз, окутывали по лебединому изящную, но крепкую и сильную шею. Хвост цветастой рекой струился по ковру, напоминая Радужный Водопад.

Но спало лишь тело.

Могучий, нездешний разум, как всегда, ни на мгновение не терял контроля над происходящем вокруг — и в физическом, и в астральном мирах. Для Селестии не существовало снов. Кроме тех, которые Она вызывала бы сознательно, притворившись частью своей сущности что она обычная живая пони.

Но вот веки дернулись и глаза, взмахнув длинными ресницами, распахнулись — душа решила, что телу хватит отдыха. Принцесса присобрала крылья и слегка качнувшись приподнялась на передних ногах, упершись ими в пол, а затем медленно и величественно поднялась, разогнув и задние. Она стрельнула глазами по сторонам, как будто чтобы убедиться что никто не подсматривает, и… встряхнулась, как обычный работяга в поле. Крылья вспушились, хвост и грива хлестко ударили по воздуху, расправившись как парус и вновь возобновили свое плавное течение, как бы от несуществующего ветра, прерванное отдыхом.

Селестия медленно подошла к окну, возле которого на небольшом столике неярко краснел начищенный до блеска медный чайник, с длинным изогнутым носиком и фигурной ручкой, и медное же ситечко для заварки на блюдце, окруженные чашками под стать. Когда-то такие делали в Троттингэме.

Рог аликорницы мигнул и чайник немедленно наполнился чистой родниковой водой, которая появилась с едва слышным хлопком телепортации, а ситечко точно так же оказалось заполненным заваркой, прямо из безмятежно стоящей в серванте дворцовой кухни банки.

Селестия строго посмотрела на чайник, рог снова едва засветился и через несколько мгновений вода забурлила, закипая. Она взяла телекинезом ситечко и опустила в чашку одновременно подхватив чайник и наливая кипятку из него. В воздухе, с тем же хлопком, возник сгусток меда и, подождав пока заварится чай, опустился в кипяток.

Принцесса поднесла чашку ко рту и развернулась к окну. Луна осветила ее прекрасное удлиненное лицо, матовый рог из мраморного стал серебрянным.

Ноздри аликорницы раздулись вдыхая холодный предрассветный воздух смешанный с теплым ароматом свежезаваренного чая. Она осторожно отхлебнула из чашки и оторвав взгляд от линии горизонта, просматривающейся на много десятков миль с высоты Кантерлотской горы, подняла глаза вверх — на полную луну.

Принцесса задержалась на ней надолго, рассматривая рельеф гор и долин, которые образовывали силуэт головы аликорна, и даже перестала прихлебывать чай как будто ведя безмолвный диалог с луной. Наконец она прикрыла глаза, сокрушенно покачала головой и залпом осушила всю чашку.

За спиной раздался робкий стук в дверь комнаты — нужный в основном как проявление вежливости посетителя, потому что Селестия почувствовала приближение своего секретаря намного раньше чем та дошла до двери в ее покои.

— Да! Войди. — промолвила Принцесса.

Серая единорожка с густой коричневой гривой отворила тяжелую двустворчатую дверь и вошла, неся поднос с фарфоровым заварочным чайником и чашкой.

— О, Ваше Величество уже изволили встать! — проговорила Рэйвен, — Не желаете ли чаю?

— Благодарю, я уже напилась. — немного виновато ответила Селестия. Она знала, как ответственно ее секретарь относилась к своим обязанностям. — Вот, попей и ты, если хочешь. — Принцесса не оборачиваясь подхватила заварочник — с подноса, чайник с кипятком — со столика и налила чаю в чашку, телепортировав заодно еще один сгусток меда с кухни. Она почувствовала как легкая обида единорожки превратилась в трепещущую благодарность за оказанную честь. Почтительно взяв чашку телекинезом, та принялась пить.

Селестия подошла к высокому овальному зеркалу в раме у стены. Она подняла с подушки и опустила себе на голову золотую диадему, закрепив ее за ушами. Слеветировала к себе лежащий в углу позолоченный нагрудник и одела его, ловко застегнув пряжки сбруи. Быстро скользнула копытами в золотые копытные башмаки. Осмотрела себя, критично прищурив глаза.

— Все ли готово, Рэйвен? — спросила она, ради приличия, прекрасно зная ответ на свой вопрос.

— Безусловно, Ваше Величество! — ответила единорожка, начинавшая раскладывать на письменном столе документы, необходимые Принцессе на сегодня.

Селестия молча кивнула, одарив верную помощницу теплой улыбкой, а затем отворила телекинезом двери и вышла прочь.

Кантерлотский замок, шедевр единорожьего зодчества, приветствовал ее за дверью, раскрывая перед медленно ступающей Принцессой одну из своих бессчетных граней — огромный коридор с высоченным потолком, где мог бы свободно играть в салки целый летный класс пегасов. Потолок опирался на могучие колонны с вычурной, богато украшенной позолотой и драгоценными камнями капителью. Внешнюю стену украшали мозаичные окна, в своих сценах повествовавшие об истории страны. О деяниях давно ушедших пони, многих из которых Принцесса хорошо помнила…

Вдоль всего коридора, через равные промежутки определенные колоннами, застыли королевские гвардейцы. Пегас, земнопони, единорог, пегас, земнопони, единорог — идеально вышколенные, подобранные по росту и весу, в начищенных парадных доспехах.

Устав караульной службы во дворце был очень строг, но все равно периодически Селестия замечала как взгляд то одного то другого жеребца отклонялся от нормали и украдкой скользил по ее движущейся фигуре — смущенные, почтительные, восхищенные и одновременно жадные взгляды. Любующиеся ее алебастрово-белой безупречной шерстью, восхищяющиеся ее сильными широкими крыльями, игрой мышц, заставлявшей золотое солнце на ее обширных бедрах танцевать гипнотизирующий танец при каждом шаге, жадно ловящие каждое движение, каждое покачивание ее длинного хвоста…

От этих взглядов Она чувствовала себя живой. Не только Правительницей, Хозяйкой Солнца, Божественной Белой Кобылой, неотъемлемой частью мира — но просто живой.

Кобылой, способной завладеть умами жеребцов, не прибегая к телепатии. Селестия загадочно улыбнулась и подавила смешок, вспомнив про порядки древних городов-государств, гаремы единорожьих принцесс античности… О нет! Она совершенно не собиралась повторять нечто подобное. Для сильного телепата вроде нее сами чувства были достаточно реальны и приятны. Сестрица Лулу могла бы тут не согласиться, но…

Улыбка сползла с лица Солнечной Принцессы. Далеко не в первый раз за бессчетное количество лет.

Шествуя по почти километровому коридору, отмечая расстояние по стоящим гвардейцам Селестия подумала что именно ее маленькие пони стали для нее как верстовые столбы, как яркие бакены, отмечая вехи ее существования, не давая реальности застыть как картина оставив только Солнце, Небо, Землю, всегда одинаково текущую Воду и Ее.

Жизнь пони с недосягаемой высоты Ее бессмертия казалась книгой — увлекательной ли, веселой ли, грустной или однообразной, в событиях которой она могла принимать или не принять участие. Но Селестия с некоторых (очень давних) пор «читала» их очень осторожно — потому что всегда знала конец каждой. И ей неизменно было больно, когда очередная «книга» закрывалась…

Но прочь грустные мысли! Принцесса прошла коридор, спустилась по длинной винтовой лестнице, прошла еще несколько залов дворцового комплекса и наконец вышла на обширнейшую терассу. Стоящие по периметру гвардейцы задули в горны, провозглашая Ее появление. С площади донесся гул восхищенных голосов, заколыхалось разноцветное море подданных, несколько затененное сумерками.

Селестия задрала голову к темно-синему ночному небу. Ее рог ярко засветился.

Сперва Принцесса, простерев Свою волю сквозь не знающее координат астральное измерение, схватилась за луну. Скрывая чувство, которая она при этом испытала, Селестия заставила ее закатится за горизонт.

Рог живой богини засветился еще ярче, освещая уже всю площадь. Золотистая аура окутала всю Ее фигуру. С отчетливым шелестом Она распахнула впечатляющие белые крылья и одним взмахом вознеслась над площадью, зависнув вертикально, снова заставив собравшихся ахнуть.

Горизонт прочертила яркая полоса. Сияние нарастало, вокруг становилось все светлее и светлее. И наконец из-за горизонта показался край огромного золотого диска. Солнце величаво вышло в небесный океан, становясь все ярче и сокращая свой видимый диаметр.

Пони разразились криками радости и обожания. Селестия с теплой, доброй улыбкой любовалась ими, даже забыв для приличия взмахивать крыльями.

Тут ее взгляд упал на небольшую, лавандового цвета кобылку-единорожку, еще совсем жеребенка, стоящую в первых рядах зрителей.

«Неужели?»

В одно мгновение Селестия знала, что эту «книгу» Ей нужно будет прочесть со всем возможным вниманием.