Fallout: Equestria - Ископаемое (The Fossil)
Глава 14: Катаклизм
"Ископаемое" (The Fossil)
Авторы: Lucky Ticket и Alnair.
Редактор: California.
– Мам, ну почему я не единорог, как наш папа?
Уткнувшись мокрым носом в подушку, я лежала на животе и тихонько всхлипывала. От пролитых мной горьких слёз лицо матери выглядело неясным и размытым.
– Глупенькая Дэзлин... – мама присела рядом и стала гладить меня по голове, но я и не думала успокаиваться. Какое там! Моё сердце переполняла обида: на задиристых сверстников, на глупых, ничего не понимающих взрослых и на отвернувшуюся от меня судьбу – тогда я ещё верила в это понятие. Поэтому вместо того, чтобы принять мамину ласку, я резким движением выскользнула из-под её копыта и для верности отгородилась подушкой. Но мама не придала этому никакого значения и тут же попыталась нарушить чётко обозначенную мной границу. Похоже, она не понимала, насколько у меня всё было серьёзно.
– Отстань, – пробубнила я в скомканное одеяло и придвинулась поближе к стенке. Довольно грубо даже по моим меркам, но ведь так трудно рассказать другим о том, что тебя тревожит.
Судя по скрипу кроватных пружин и сердитому шипению дверного привода, мама ушла в соседнюю комнату, но я была настолько поглощена собой и своими проблемами, что даже не попыталась извиниться перед ней. В том нежном возрасте я совсем не стыдилась испытывать жалость к себе. Это ужасно гадкое чувство нередко облегчало жизнь!
“Ну почему, почему я не единорог?” – думала я про себя, и на глаза вновь наворачивались слёзы. Но теперь мой вопрос не был обращён к кому-либо. Он просто повторялся по кругу подобно фрагменту мелодии с поцарапанной пластинки. Страшно подумать, но если бы в тот момент ко мне в комнату заглянул какой-нибудь великий волшебник прошлого и предложил стать настоящим единорогом в обмен на мои ущербные крылья, я бы не раздумывая согласилась.
Ну, а какие тут могли быть сомнения? В отличие от других рас пони, единороги с самого рождения обладали настоящим даром. Магия не просто облегчала их быт, она давала им поистине безграничные возможности к самосовершенствованию. Вот только пользовались этим немногие. Воспринимая свой дар чем-то самим собой разумеющимся, данным им по праву рождения, единороги совсем не ценили его. Сомневаюсь, что они использовали и десятую часть того потенциала, которым их наградила природа. Мне же не досталось и сотой доли того, что полагалось полноценному пегасу.
Это было ужасно несправедливо!
Видя, как кто-нибудь из единорогов пользовался магией, будь то телекинез или бытовое заклинание освещения, я каждый раз испытывала жгучую зависть, замешанную пополам с ненавистью. Причём, как ни странно, последнее чувство было направлено не столько на них, сколько на меня саму.
“Почему я не такая, как они? Почему они – всё, а я – ничто? На кой ляд мне вообще сдались эти крылья, если здесь всё равно негде летать?! Уж лучше бы я родилась земнопони. Те хотя бы держатся друг за друга...” – думала я, свернувшись в клубок из нервов и сомнений. И эти самоуничижительные мысли очень успешно подкреплялись соответствующим отношением единорогов к моей персоне. Даже те, кто не насмехались надо мной в открытую, всем своим видом показывали, что они никогда не признают меня равной себе.
Уж что-что, а снобизм в нашем Стойле процветал всегда, передаваясь из поколения в поколение – от отца к сыну и от матери к дочери. С одной стороны, это уберегало наше подземное общество от излишне резких движений, способных его разрушить, с другой же, укрепляло механизм общественного порицания. Иными словами, в нашем Стойле было принято открыто обсуждать и осуждать тех, кто не соответствовал определённым стандартам и нормам поведения. Угадайте, кто попадал под раздачу первым?
За спиной раздался шум – это мама вернулась из соседней комнаты с какой-то потрёпанной книжкой. Положив её на прикроватный столик, так, что с моего места разглядеть что-либо было невозможно в принципе, она присела рядом. Цель была достигнута: преисполненная любопытства, я приподнялась на локтях и даже вытянула шею, но мама нарочно села так, чтобы заслонить обзор. Поймав мой заинтересованный взгляд, тихим голосом, словно она собиралась рассказать какую-то невероятно важную тайну, мама произнесла:
– Знаешь, когда я была совсем маленькой, примерно как ты сейчас, я очень сильно жалела, что не родилась пегасом.
“Чего-о?!” – от удивления я даже перестала всхлипывать, настолько это звучало неправдоподобно и дико.
– Да ты просто пытаешься меня утешить, – насупившись, сказала я.
– Вовсе нет, милая. Это чистая правда. Смотри… – с этими словами мама взяла ту загадочную книгу со стола и положила её передо мной.
Самодельная обложка из грубого картона не выглядела для меня чем-то необычным. В конце концов личные библиотеки жителей Стойла в основном и состояли из таких вот восстановленных книжек. Но у этой книги было одно явное отличие: всю переднюю крышку обложки занимал детский рисунок, выполненный на обычном тетрадном листе в линейку. И пусть он выглядел довольно небрежно, я бы даже сказала – коряво, жёлтая черногривая пегаска, стоявшая с расправленными крыльями на самом краю утёса, чем-то сразу мне понравилась.
– Это же ты нарисовала? – спросила я у матери, бережно разглаживая отклеившийся уголок рисунка.
– Да, я. Сразу, как прочитала. Из-за того, что у неё потерялись первые страницы, я до сих пор не знаю точного названия этой книги, но для себя я всегда называла её “Дэрин Ду и Затерянный Заоблачный Город”.
– Дэ-рин Ду... – произнесла я медленно, чуть ли не по слогам, словно проверяя, насколько это имя подходило пегаске с рисунка. А ведь оно чертовски подходило ей!
– Дэрин – археолог и разгадывает загадки, – продолжила мама.
– Архи... кто? Это как архитектор? – переспросила я, услышав незнакомое для себя слово.
– Вот прочтёшь и сама всё узнаешь, – мама улыбнулась и приобняла меня, а затем поцеловала в лоб. – А сейчас мне пора идти. Через полчаса – смена.
Так я и познакомилась с Дэрин Ду. А та, в свою очередь, научила меня проще относиться к жизненным неурядицам. Наверное, это смешно звучит, но пегаска со страниц приключенческой книги на долгое время стала для меня примером, если не сказать эталоном. Благодаря мисс Ду я поняла, что и сама чего-то стою вне зависимости от мнения окружающих. Конечно, это вовсе не означало, что я сразу стала жить в гармонии с собой, а обидчики, словно по волшебству, перестали меня доставать. Такое бывает лишь в халтурных подростковых романах. Но, изменив своё отношение к жизни, я стала реже нарываться на неприятности, а через какое-то время – неслыханное дело – подружилась с единорожкой по имени Коппер Вайр, жившей практически на другом конце Стойла и поэтому ранее не попадавшейся мне на глаза.
Несмотря на то, что Коппер была младше меня почти на четыре года, это совсем не помешало нам найти общий язык. Уже тогда юная кобылка отличалась острым умом, хорошей памятью и, что немаловажно – любовью к чтению. На последнем, пожалуй, мы и сошлись.
Как говорится, подобное тянется к подобному. И пусть Коппер не прогуливала школу, просиживая целые дни в Библиотеке, как это делала я, но ещё до нашего с ней знакомства за этой пони закрепилась слава зазнайки и зубрилки. Полагаю, не без оснований.
Что примечательно, благодаря нашей неожиданной дружбе, я почерпнула больше сведений о единорогах, чем из библиотечных книг и папиных рассказов вместе взятых. Постепенно я стала лучше понимать, что ими движет, к чему они больше склонны, узнала, какие вещи с ними лучше вообще никогда не обсуждать. Наконец, в ходе длительных наблюдений за самой Коппер, я поняла, что единорогам магия даётся вовсе не так просто, как это может показаться со стороны, и что для развития своих способностей им приходится очень много работать над собой.
Я хорошо помню вечера, когда сидя за пухлым учебником практической магии Коппер вдруг застревала на каком-то особенно сложном упражнении и вдруг впадала в отчаяние. В такие моменты на её лице читалась невероятно знакомая мне грусть и боязнь быть осмеянной! Но как только моя подруга находила решение проблемы, её лицо начинало светиться ярче любой, даже самой мощной лампочки в Стойле.
Общение с Коппер привело к неизбежному знакомству со всей её многочисленной роднёй. Поскольку в этой семье единорогов и земнопони было примерно поровну, атмосфера здесь царила весьма эмоциональная и хаотичная, но при этом невероятно дружественная: здесь никто не ставил себя выше других, а все праздники проходили за общим столом, таким огромным, что в разложенном состоянии он занимал чуть ли не всю комнату. Даже я со своим необычным происхождением вполне неплохо вписалась в суматошную жизнь этого семейства, и пусть они относились ко мне как к обычной земнопони, меня это более чем устраивало.
Постепенно мы с Коппер стали друзьями не разлей вода: у нас были общие игры и общие тайны, общие радости и общие горести, а впоследствии – общая работа и общий отдых. Помимо всего прочего, мы помногу и подолгу обсуждали наши сходства и наши же различия, и благодаря таким беседам Коппер помогла мне понять, что единороги – вовсе не баловни судьбы, и что далеко не каждый из них родился с серебряной ложкой во рту. В конце концов именно от Коппер я узнала о том, что врождённая склонность к магии у единорога была почти таким же маловероятным событием, как появление меня на свет пегасом! Ничего себе!
По всему выходило, что мои главные обидчики выпячивали свои магические умения лишь для того, чтобы не выглядеть перед остальными “земнопони с рогом”! Это были пустышки – злые, завистливые, трусливые и вдобавок невероятно ленивые. Пожалуй, единственной их отличительной чертой являлось поразительное умение настроить толпу против тех, кто им не нравился. Уверена, некоторые из этих пони не успокоились даже после моего ухода из Стойла, но мне уже давно было глубоко наплевать на них. Как можно всерьёз воспринимать мнение тех, у кого за душой нет ничего кроме зависти и злобы?
Хотя в плане последних вещей и сама была ох, как хороша… Ну, в своё время.
Завидовала ли я единорогам теперь? Если только самую малость. Завидовала ли я им прямо сейчас? Определённо – нет.
Удар серой пони пришёлся аккурат по тому месту, где у единорога располагается рог. Окажись на моём месте, скажем, Коппер, она осталась бы инвалидом на всю жизнь. И пусть Джестер наносила удар плашмя, словно веслом, но той силы, с которой полированное дерево врезалось мне лоб, хватило бы с избытком.
До какой-то степени я была рада, что моя бывшая подопечная не путешествует сейчас вместе с нами. В отличие от Джестер и Свити, чей выбор был совершенно осознанным, Коппер увязалась бы за мной просто так – за компанию, совершенно не задумываясь о возможных последствиях. Нет уж, в надёжных лапах здоровяка Базилевса она хотя бы не натворит новых глупостей.
Не то что я...
Как-то так повелось, что за каждую совершённую мною глупость больше всего страдала именно голова, причём, страдала она в самом прямом смысле этого слова. Вот и этот раз не стал исключением. Шутка ли: две потери сознания только за последние сутки! Очень плохая тенденция. Даже не знаю, что сейчас беспокоило меня сильнее: здоровенная шишка на лбу, желание желудка исторгнуть наружу зелье Джестер, а заодно и себя, или же нарастающая потребность отойти по нужде куда-нибудь в укромный угол. Но, несмотря на настойчивые намёки со стороны организма, я так и лежала на боку, стараясь лишний раз не шевелиться: вдруг от этого станет ещё хуже!
– Додо? – послышался над самым ухом знакомый певучий голос.
“Свити!”
По глазам резануло неожиданно ярким светом, и в поле зрения появились физиономии моих подруг. Правда, сейчас я склонялась к тому, чтобы вычеркнуть одну из них из этого списка.
– Джестер... Зачем? – выдавила я из себя. Похоже, в моём организме не осталось ни капли воды.
– Я так и знала, что ты раскаешься в содеянном! – произнесла Джестер назидательным тоном.
“Что-о-о?!!”
Увидев гримасу полнейшего непонимания на моём лице, серая пони добавила:
– Чую, во второй раз ты вряд ли захочешь пить эту дрянь.
– Да уж не сомневайся… – зло процедила я. – Ну а бить то меня было зачем? Голова, между прочим, у меня самое ценное!
– Ты бы себя видела! Нет, я конечно могла оставить тебя кататься по полу и пускать слюни…
“Неужели всё было настолько плохо?” – в ответ на эту мысль желудок отозвался новым спазмом, и я сжалась от боли, вот только на Джестер это не произвело какого-то особого впечатления.
– Ты тут не страдай, а лучше выпей это, – полузебра протянула мне деревянную плошку с какой-то зелёной жидкостью. Сразу запахло затхлой водой и ещё чем-то очень резким.
– А это ещё что за мерзость?
– Сорбент. Антидот на основе игвельского мха. Он впитает часть отравы и быстро выведет её из организма. Эффективная штука...
– Да упаси Небо!
– ...Будешь, как новенькая, – закончила Джестер свою мысль.
– Не буду. В смысле – пить это не буду! – прокричала я, демонстративно стиснув зубы.
Но серая пони оказалась совершенно безжалостна к моим возражениям.
– Будешь, Дэзлин, будешь, – неожиданно жёстко произнесла она, сверкнув глазами.
“Дэзлин?..” – впервые за очень долгое время Джестер назвала меня моим настоящим именем, и пока я приходила в себя от услышанного, полузебра умудрилась вылить всё содержимое плошки прямо мне в рот!
Да чёрт бы побрал эту серую с её странными рецептами! Горечь была такая, что из глаз брызнули слёзы, а вслед за ними появилось и жгучее желание сократить численность полузебр на планете как минимум на одну особь!
– Гхээ. Воды, – прохрипела я и, получив желаемое, быстро осушила вместительную фляжку до дна. Пожалуй, это и стало моей главной ошибкой: весь объем только что залитых жидкостей ураганом вышел в обратном направлении, но, к моему великому сожалению, полосатая зараза успела отскочить в сторону.
Как ни странно, довольно скоро мне действительно полегчало. Более того, поднявшись, наконец, на ноги, я не почувствовала ни былой слабости, ни головокружения, ни даже тошноты. Разве что ныла вскочившая на лбу шишка.
Возможно, под видом антидота Джестер отпотчевала меня чем-то более сильным и эффективным. Возможно, она даже чувствовала свою ответственность за моё нынешнее состояние. Возможно… но даже если это было так, серая пони ни за что не призналась бы мне в этом.
Мысли ворочались с огромной неохотой. Недавние лёгкость и эйфория сменились апатией и медлительностью. И если раньше любой предмет в комнате мог рассказать о себе десятки интереснейших историй, то теперь мне с трудом удавалось различить не только формы попадавших в моё поле зрения вещей, но даже их цвета. Вообще, всё вокруг казалось каким-то обесцвеченным. Даже розовые пряди в гриве у Свити Бот выглядели непривычно блеклыми и с заметной примесью серого цвета.
“А вот и та расплата, о которой говорила Джестер”, – зло подумала я, подслеповато щурясь на ярком свету. Только сейчас моя больная голова сообразила, откуда он мог взяться в этом небольшом помещении без окон.
Да, в это было трудно поверить, но под самым потолком комнаты горели продолговатые ртутные лампы! Некоторые из стеклянных трубок почернели или даже лопнули, но и тех, что работали, вполне хватало для того, чтобы все тени в комнате стали размытыми. Все кроме одной: распластанная неподалёку от входной двери Тень пожилой операционистки вопреки всем законам физики сохраняла свои очертания. На фоне гладкой и абсолютно пустой стены она смотрелась особенно жутко.
– Это вы тут… свет организовали? – спросила я у серой пони, указав на ближайший к нам плафон.
– А я уж было подумала, что моё зелье действительно улучшает внимание, – ответила она голосом, полным разочарования. – Нет, Додо, это сделала ты. Сразу, как ввалилась сюда. При помощи во-о-он того выключателя, – для большей доходчивости она подошла вплотную к стене и пощёлкала туда-сюда встроенной в неё кнопкой. От сочетания звука и неприятного мерцания ламп голова тут же отозвалась тупой болью.
– Надо же... – пробурчала я недовольным голосом, но Джестер посмотрела на меня так, что даже без её ответа я почувствовала себя полной идиоткой.
Как же я сейчас мечтала о холодном компрессе на лоб! Из-за отсутствия окон, комната представляла собой адскую парилку даже по меркам местного эквестрийского приполярья. М-да. Только теперь я по достоинству оценила иронию сложившейся в городе ситуации.
Однако не только я страдала от здешней духоты.
– Ну-ка посмотрим… – промурлыкала Свити Бот за моей спиной. Всё это время она сидела напротив видавшего виды напольного вентилятора и от нечего делать перебирала что-то внутри него. Наконец, приладив защитный кожух на место, Свити щёлкнула копытом по тумблеру, и не смазанный механизм грозно заревел, обдав кобылку целым облаком пыли и заодно растрепав её безупречно уложенную гриву. – Гляди, Додо, работает! – радостно прокричала она сквозь скрежет.
– Да уж вижу, – ответила я поморщившись словно от зубной боли. Этот ужасный звук… Впрочем, сейчас любой громкий звук был для меня ужасным. Даже звонкий и мелодичный голос экиноида.
– Где-то в этом здании находится автономный источник энергии, – с видом бывалого эксперта заключила она.
– А, ну-ну, – буркнула я, выдернув шнур из розетки от греха подальше. Ещё немного и обмотка электродвигателя задымилась бы от перегрева.
“Ха, автономный, как же” – представив себе дизельный генератор, который все эти двести лет проработал без обслуживания, я тихо фыркнула. Скорее всего, электричество поступало в город извне. Вот только откуда?
Солнечные батареи – ой, вряд ли. Не думаю, что до катастрофы солнце было здесь частым гостем. Сила ветра? Да, Поларштерн располагался, что называется, на семи ветрах, но ставить ветрогенераторы там, где их лопасти моментально покроются ледяной коркой, я бы точно не стала. Ещё оставалась энергия приливной волны, но, судя по карте, Поларштен находился довольно далеко от морского побережья. А что если…
Вспомнив пересохшую реку, грязно-коричневой полосой протекавшую под мостом, я поняла, что забыла о самом очевидном и реальном варианте: гидроэлектростанции расположенной вверх по течению. Пусть я и не видела на грифоньей карте никакого водохранилища, его могли вырыть позже. Да, пожалуй, это больше всего походило на правду.
И, тем не менее, версию Свити Бот тоже не стоило отметать сразу, ведь проводя свои опасные опыты, учёные должны были полностью обезопасить себя от сбоев в подаче электроэнергии, а значит, они вполне могли создать нечто такое, что работало бы на каком-то новом, мне не известном принципе.
Так или иначе, наряду с опасностью схватиться за оголённый провод, у нас появилась и приятная возможность обследовать здание не только с помощью фонариков. Определённо, это была хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что в здании могли находиться охранные системы вроде электрических заграждений, боевых роботов и знакомых мне не понаслышке самонаводящихся турелей.
Бр-р-р.
Поделившись этими соображениями с подругами, я уселась за рабочее место операционистки и стала внимательно изучать пульт с рядами пронумерованных кнопок. Больше всего меня интересовала приборная панель, занимавшая правую его часть. Удивительно, но судя по горящим лампочкам индикации, пневмосистема по-прежнему работала! Меня даже посетила шальная мысль о том, что из-за катастрофы конечный адресат мог так и не забрать свой пакет. Конечно, вероятность такого события была исчезающе мала, но всё же!
Окрылённая этой идеей, я принялась искать какую-нибудь кнопку реверса, способную направить капсулу с заветным жёлтым конвертом прямиком в мои копыта. И, действительно, на пульте вскоре обнаружился небольшой тумблер, обозначенный как “Возврат корреспонденции”. Переключив рычажок в активное положение, о чём тут же сообщила крохотная зелёная лампочка, я плавно надавила на кнопку под номером 16 и… ничего не произошло.
Впрочем, чего ещё я могла ожидать? Может, лампочки на пульте и горели, а вот давления в трубах уже давно не было. Стоило мне постучать по манометру, как стрелка тут же опала, оставив на пожелтевшем диске циферблата грязный коричневый след.
“Приржавела”, – подумала я, нагибаясь к люку обслуживания, где моему взору предстало сплетение труб и свыше десятка больших красных вентилей, оставленных в положении “открыто”. Конечно, для порядка я покрутила их и так, и сяк, но безрезультатно. Не помогла даже толстенная книга со стола операционистки, которая на поверку оказалась не инструкцией по пользованию пневмосистемой, как я думала, а всего лишь журналом, куда заносились данные об отправке капсул с корреспонденцией. Но в отличие от синих коленкоровых тетрадей, извлечённых Джестер из тёмного несгораемого шкафа, этот увесистый фолиант так и пролежал снаружи в раскрытом виде все эти долгие годы, и если бы не то обстоятельство, что в помещение сортировочного узла не проникал уличный свет, я бы вряд ли разглядела на его страницах хоть что-нибудь.
“Всё, здесь больше нечего ловить”, – заключила я, вглядываясь в строки бледного текста скорее для порядка. Подпорченная временем бумага хранила на себе следы довольно размашистого почерка с очень слабым нажимом, из чего становилось ясно, что записи велись единорогом. Плавные скруглённые буквы читались с большим трудом, и мне приходилось сильно напрягать зрение, но даже так большая часть написанного ускользала от меня.
Однако ближе к концу страницы почерк неожиданно сменился.
“Да не может быть!” – я чуть не прикусила язык, и было от чего: первая же строка, выведенная этим новым, более твёрдым и уверенным почерком звучала так: “09:32. Отправитель – Барбара Э. Сид, Мэйнхэттен. Получатель – отдел Пространственно-Временных Связей, зона 16, комната 1/13-А”.
Прочитав запись до конца, я непроизвольно стукнула копытами друг о друга. Так вот откуда мой мозг взял цифру 16! Удивительно, но сцена, привидевшаяся мне в наркотическом бреду, имела под собой вполне реальную основу! Теперь дело оставалось за малым: отыскать где-то карту этого огромного научного центра и выяснить местоположение отдела… хм, как его... “Пространственно-Временных Связей”, да? Звучало как какая-то дешёвая фантастика… Но, с другой стороны, где как не в этих стенах могли реализоваться самые смелые фантазии довоенных писателей и художников?
Едва уняв сбитое радостью дыхание, я окликнула своих подруг:
– Девочки, а у меня для вас кое-что есть!
Вполне возможно, что в тот момент моя широкая улыбка просияла ярче любой из улыбок Свити Бот.
Найти план здания оказалось гораздо проще, чем я думала. Будучи серьёзной организацией, Институт имел своё собственное справочное бюро прямо в вестибюле Главного корпуса. Именно там, на столе, среди многочисленных листовок и пёстрых брошюр лежала целая стопка буклетов для новоприбывших сотрудников. Из них я и узнала, что для удобства здание поделили на так называемые “зоны”, каждой из которых был присвоен свой порядковый номер и цвет.
В каждой зоне проводились исследования определённой направленности. К примеру, в зоне номер 3 изучали феномен пирокинеза и противоположный ему криокинез, в 5-ой – распространение радиоволн, наконец, 16-я зона, где работал наш загадочный адресат, занималась вопросами квантовой механики, в том числе и пресловутыми пространственно-временными связями.
Согласно схеме, отпечатанной на оборотной стороне буклета, интересовавший нас отдел располагался чуть ниже середины башни Главного корпуса: бирюзовая штриховка заполняла весь тринадцатый этаж здания, а в паре мест даже прихватывала часть четырнадцатого.
“Что ж, Додо, опять тебе наверх”, – от одной мысли, что мне вновь придётся карабкаться по полуразрушенным лестницам, лавируя между давно опостылевшими Тенями, я тихо застонала. Но что толку? Деваться-то всё равно было некуда. Это только книги сплошь состоят из ярких приключений, а рутина если и описывается, то очень кратко и без лишних подробностей. Но то ведь книги, а здесь у нас жизнь во всём её многообразии. Так что расслабься, Додо, и получай удовольствие. Разве не ты хотела поглядеть на эпицентр загадочной поларштернской катастрофы? А, всё-таки ты? Ну так и не ной, размазня!
Ого-о! А вот это уже походило на раздвоение личности. Внутри меня словно заговорила другая я, спавшая всё это время: жёсткая, местами довольно циничная и уж точно гораздо более упёртая. Совсем не та глупая, наивная девочка, которой я покинула родной дом. М-да, ещё пара ударов головой, и вы точно не узнаете эту пони.
– Ты чего это там бормочешь? – спросила Джестер, осматривая помещение на предмет чего-нибудь полезного.
– Я?.. Да ничего.
И правда, что это на меня вдруг нашло?
Раздав подругам по буклету и прихватив на всякий случай ещё парочку сверху, я направилась к широкой двойной двери, за которой угадывались очертания просторного помещения высотой в три этажа, как минимум.
Дверь состояла из толстых прозрачных панелей, которые в свете фонарика переливались необычайно чистым сиреневым цветом. Если это и было стекло, то оно явно не имело ничего общего с теми стёклами, которые попадались мне прежде.
Всё верно: новые технологии, новые материалы и новые идеи находили своё применение именно здесь, в самом сердце города. Вспоминая гранитные плиты облицовки и тяжёлые дубовые створки с латунными ручками, я всё больше убеждалась в том, что величественные, но громоздкие здания Поларштерна были не чем иным, как защитной оболочкой. Подобно ореховой скорлупе, призванной уберечь ядрышко от вредителей и гнили, каменные стены Института Арканных Исследований надёжно хранили те ростки прогресса, благодаря которым Эквестрия намеревалась шагнуть в светлое будущее – эру Принцессы Твайлайт Спаркл.
Вот только история распорядилась иначе…
Коснувшись полукруглой дверной ручки со вставками из цветного стекла, я с благоговением провела кончиком копыта по ребристой поверхности и только потом толкнула дверь от себя.
Так сложилось, что в моей прежней жизни было очень мало по-настоящему красивых вещей. Два столетия вынужденной подземной изоляции приучили пони к простым, незатейливым изделиям, лишённым какой-либо эстетической ценности. Всё, что у нас сохранилось от прежних времён – это классическая музыка и те дурацкие правила этикета, которые на фоне поедания варёных овощей из стойл-тековских алюминиевых тарелок выглядели до ужаса нелепо и смешно.
Да, в моей комнате хранилось кое-что из так называемого “старья”, но то были лишь крупицы, жалкие остатки Старого Мира, давно поблёкшие и, как правило, уже не использовавшиеся по своему прямому назначению. Что-то досталось мне от предков, живших ещё до падения бомб, а что-то удалось выменять у коллег или выудить из недр подсобных помещений. Надо ли говорить, что все эти вещи были для меня почти сокровищами?
И всё же гораздо чаще мне приходилось довольствоваться созерцанием рисунков и фотографий из каталогов, журналов и книг. Это во многом сформировало моё восприятие и привело к тому, что я привыкла “осязать” вещи только глазами. Что ж, похоже, пришло время навёрстывать упущенное.
Скрип дверного механизма прозвучал тихо и немного жалобно. Из погружённого во мрак зала повеяло прохладой и даже каким-то подобием сырости. Удивительно, но в этой части здания по-прежнему работала вентиляция!
Помещение оказалось огромным. Скользя по украшенным лепниной стенам и по впадинам кессонированного потолка, лучи наших фонариков растворялись в темноте. И хотя вверху виднелись узкие прямоугольные окна, погоды нам это, увы, не делало. Да, повисшая прямо над шпилем Института аномалия была очень яркой и мощной, однако само расположение искусственной звезды мешало её лучам проникать внутрь здания через окна. В таких условиях возможность нарваться на Тени возрастала в разы, и поэтому стоя на самом пороге с ярко горящими фонариками, мы с удвоенным усердием исследовали каждый квадратный метр пола.
Однако по каким-то неясным причинам Теней в зале не оказалось. С одной стороны, эта новость приятно обнадёживала, с другой же, давала повод задуматься: а не скрывалось ли в темноте зала что-нибудь похуже? Но тут, как говорится, не попробуешь – не узнаешь.
Вызвав на экран ПипБака радарную сетку Л.У.М.а, я более-менее успокоилась и первой ступила на покрытый ровным слоем пыли мрамор.
“Ого, какая удача! Археологическая выставка!” – подумала я, поравнявшись с небольшой кубической витриной, где за пыльным стеклом лежали круглые золотые пластины, покрытые по краям не то миниатюрными узорами, не то древними руническими символами. Центр каждой из пластин украшал крупный драгоценный камень. Как назло, освещение в этом зале не работало, и мне приходилось светить фонариком, чтобы разглядеть хоть что-нибудь.
Что странно, ни один из камней не был вмурован в основу намертво. Каждый из них висел на некотором расстоянии от поверхности диска на десятках, если не сотнях мельчайших золотых проволочек. Богини, да они были едва толще любого из волосков в моей гриве! Такое соединение выглядело настолько ненадёжным, что у меня тут же возник вопрос: как эти хрупкие проволочки до сих пор не отломились просто под весом самих камней?
В надежде найти ответ, я стала изучать пояснительный текст под витриной, и тут меня постигло сильное разочарование. Дело в том, что в тексте не было ни единого слова про артефакты из далёкого прошлого. Потемневшая от времени латунная табличка гласила: “Зондовые платы ЭР-60, С-45, И-300/350-У для кристаллов Третьего поколения”.
– Что? Какие-какие платы? – пробормотала я, удивлённо разглядывая странные блестящие штуковины, ещё недавно казавшиеся мне ритуальными украшениями из какой-нибудь древней гробницы.
– Зондовые, – с готовностью подсказала Свити Бот.
– Нет, ты не поняла. Что это вообще такое?
– Зондовые платы используются для проверки целостности структуры искусственных кристаллов, – начала моя подруга хорошо поставленным голосом экскурсовода. – Да-да, то, что ты видишь в центре каждой из них – вовсе не натуральные драгоценные камни, как может показаться. Все эти кристаллы были синтезированы, – единорожка сделала явный акцент на последнем слове.
Её подсказка тут же возымела действие: вместо непонятных древних рун я стала видеть условные значки и цифры, а более пристальный взгляд смог зацепить и вполне современные буквы эквестрийского алфавита, просто очень маленькие. В довершение ко всему, на одном из дисков я разглядела уже знакомое клеймо – остроконечную снежинку Поларштерна.
И всё-таки порой Свити выражалась слишком наукообразно даже для меня. Да, я хорошо знала, что такое синтетическая ткань, но совершенно не представляла, как могут выглядеть синтетические камни.
– Синтезированы? Это как? – спросила я искренне надеясь, что подобный вопрос не окажется слишком глупым для инженера моего уровня.
– Думаю, для тебя не секрет, что благодаря своей способности накапливать и отдавать магическую энергию настоящие рубины, сапфиры и изумруды даже в наши далёкие от процветания времена ценятся очень высоко. А между тем, во время Великой Войны, их стоимость исчислялась не ценными бумагами или золотыми монетами, а жизнями граждан Эквестрии.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я уже рассказывала, что ближе к концу Войны произошёл огромный скачок в плане развития оборонных технологий. Его результатом явилось то, что даже самые обычные винтовки вроде твоего “Скаута” начали снабжать сложной электронной начинкой, а силовую броню солдат под завязку нагрузили многочисленными датчиками, сенсорами и лечебными талисманами. Повсеместное применение электроники поставило перед эквестрийскими конструкторами очень высокие требования к надёжности отдельных узлов, и именно драгоценные камни стали гарантией того, что винтовка не даст осечку, снаряд долетит до цели, а медицинский модуль вовремя введёт в организм боевой стимулятор или лечебное зелье. Многие тогда посчитали, что применение передовых технологий приведёт Эквестрию к безоговорочной победе в затянувшейся войне, однако всё сложилось совершенно иначе: навязав Зебрике гонку вооружений, наши генералы, сами того не зная, загнали себя в ловушку. Да, поначалу казалось, что эквестрийская армия достигла невиданных ранее успехов. Новейшая техника уверенно штурмовала укреплённые позиции зебр, а потери среди личного состава сократились как минимум втрое. Но затем ситуация начала в корне меняться: попадая в копыта зебр, образцы оружия и техники пони тщательно исследовались, успешно копировались и впоследствии подвергалась существенным доработкам, причём, настолько удачным, что зачастую исходный образец проигрывал такой копии по всем параметрам. Но самым неприятным было даже не это. Очень скоро выяснилось, что при сохранении заданных темпов производства запасов драгоценных камней надолго не хватит. К тому моменту ресурс всех разрабатываемых месторождений оказался исчерпан на 75%, а введение в строй шахт Северного и Восточного регионов требовал привлечения новых ресурсов, в том числе, всё тех же драгоценных камней...
Да, определённо Свити затянула со вступлением.
– Какая ирония, – бесцеремонно перебила я её. – Может, перейдём ближе к делу?
– Ой, прости. Я опять увлеклась, да? – мне показалось, или задорный огонёк в глазах экиноида потускнел? Видит небо, я совсем не хотела её расстраивать.
– Ну... есть немного, – ответила я уже гораздо мягче. – Продолжай.
– Хорошо. Так на чём я остановилась?.. А, точно! Когда возникший дефицит поставил под угрозу боеспособность эквестрийской армии, Министерство Военных Технологий обратилось за помощью к самой Принцессе Твайлайт. Рассмотрев все доступные на тот момент варианты, учёные из её министерства справедливо посчитали, что лучшими заменителями драгоценных камней могут быть только их точные копии, но выращенные в лабораторных условиях. И они не прогадали. Искусственные кристаллы практически не уступают настоящим камням ни в качестве, ни в долговечности. Достаточно сказать, что в моём теле применяется 46 таких кристаллов, и в одной только работе логических контуров задействованы 18 из них! Это – кристаллы Пятого поколения и они существенно отличаются от тех, что представлены на витрине, главным образом…
Едва речь зашла о конструктивных особенностях искусственной кобылки, в её голосе стали отчётливо слышны нотки гордости. И если раньше мне только казалось, что говоря о себе, Свити словно бы отключала обычно присущую ей сдержанность, явно привитую высшим довоенным обществом, то теперь я окончательно убедилась в этом. Интересно, были ли такие приступы самолюбования следствием заложенной в неё программы, или же искусственная кобылка сама смогла составить мнение о себе? А может, дело было в особенностях характера её прототипа? Правда, последнее – вряд ли. Всё-таки мне было сложно представить, что великая Свити Белль точно так же расхваливала свои вокальные данные перед собравшимися почитателями. Хотя...
– Ты меня слушаешь, Додо? – раздался звонкий голос над самым ухом.
“А? Что?”
– Самым внимательным образом, – пробормотала я, понимая, что это неправда. – Ты что-то там рассказывала про кристаллы...
– Пятого поколения. Верно, – кивнула она, – но мы, пожалуй, слишком углубились в частности.
“Да неужели?” – съязвила я про себя, но вслух ничего не сказала. Поэтому Свити словно перелистнула страницу у себя в голове и сходу начала зачитывать новый абзац познавательного текста:
– Дело в том, что поздние поколения кристаллов мало отличаются друг от друга. Тем интереснее обратиться к истории создания так называемого “Нулевого поколения”, ведь именно его появление предрешило огромный скачок в развитии вычислительной техники Эквестрии. Я говорю о переходе от аналогового метода записи данных к цифровому.
“Ого! А вот это уже интересно”.
Будучи рядовым электриком, я слабо представляла себе принцип работы мейнфреймов и терминалов. Поэтому, теперь я смотрела на Свити с неподдельным вниманием и заинтересованностью. Она же, окончательно войдя в режим энциклопедии продолжала вещать:
– Перед тем, как синтетические кристаллы пошли в серию, учёными был проведён целый ряд контрольных тестов. Они проверяли получившиеся изделия на соответствие физическим параметрам прототипов – начиная с оптических свойств вроде отражения и преломления и заканчивая электропроводностью. В итоге учёные с удивлением обнаружили, что несмотря на схожий химический состав и практически идентичные физические характеристики, искусственные камни существенно отличалась от своих прототипов. Догадываешься чем?
Я отрицательно мотнула головой.
– Тогда слушай. Как я уже говорила, многие камни, добытые из недр земли являются превосходными природными аккумуляторами магической энергии. А вот искусственные кристаллы не могут похвастаться такой энергоёмкостью. Но их сильная сторона совсем в другом: благодаря некоторым особенностям структуры они способны нести внутри себя бинарный код. Вернее, даже не так: в них можно хранить огромные объёмы бинарного кода. И, знаешь, Додо, ты уже встречала эту технологию в чистом виде.
– Ты же сейчас про “Колыбель”, верно? – предположила я, вспоминая все свои контакты с вычислительной техникой из прошлого.
– Нет, не про неё. С “Колыбелью” всё... несколько сложнее. Я же имею в виду куда более примитивное изделие.
– Это какое?
– Нашу общую любимицу Коко.
Услышав последние слова единорожки, я так и прыснула со смеху. А вот сама Свити, к моему удивлению, сохранила абсолютно серьёзное выражение лица. Похоже, наша “трудная девочка” не на шутку раздражала экиноида, и мне оставалось только гадать, чем именно.
– Так вот, Додо, – продолжила Свити Бот после неловкой паузы. – Если небольшой натуральный рубин можно использовать только как ячейку памяти, действующую по принципу “заряжена/не заряжена”, то внутри его синтезированного двойника может поместиться несколько небольших книг или целый набор команд для дальнобойных артиллерийских орудий. Или даже…
Но она не докончила.
– Эгей, всезнайки, а как вам такое?! – прогорланила Джестер на весь зал, и в ту же секунду густая темнота сбоку от меня вспыхнула мириадами крохотных огоньков цвета янтаря. Они были словно те звёзды, которые я наблюдала со смотровой площадки “Каденции”, только несоизмеримо более тёплые и близкие. А потом, вслед за этими мерцающими точками включилась подсветка встроенного в стену вертикального панно, и я обомлела.
Панно оказалось огромной картой Эквестрии, выполненной из декоративных пород камня. Занимая всю центральную часть стены, удивительная карта переливалась драгоценными камнями всех форм, цветов и размеров. Те из них, что были покрупнее, отмечали наиболее значимые населённые пункты и промышленные центры этого некогда великого государства. Именно они сияли приятным и успокаивающим янтарным светом.
С обеих сторон от карты располагались узкие секции из белого мрамора: левая была целиком отведена под ряды условных обозначений, а в правой помещался позолоченный текст, из которого следовало, что все драгоценные камни, использованные в отделке карты – синтезированы, и не где-нибудь, а в научных лабораториях Поларштерна.
В самом низу карты на витой ленте золотыми буквами было выложено “Haяmoniaa Nos Sustinae”. Я уже встречала этот девиз на довоенных монетах. В переводе со староэквестрийского он означал: “Нас поддерживает Гармония”. Венчал же карту государственный герб, выполненный в виде Круга Гармонии, окружённого бриллиантовыми звёздами. Конечно, это могли быть какие-нибудь топазы или горный хрусталь, но мне хотелось думать, что герб украшали именно бриллианты, пусть и созданные где-то здесь, в этих стенах.
Без труда отыскав на карте Мэйнхэттен и Кантерлот, я подняла взгляд значительно выше – к самому морскому побережью. Именно там располагался портовый город Мэрманск. Теперь оставалось сместиться чуть левее и ниже… Есть! Среди бело-коричневых пятен гор янтарным пятиугольником горел сравнительно небольшой Штальбарн! Я поймала себя на мысли, что где-то рядом с ним находился и покинутый мною дом, но, разумеется, даже на этой удивительной карте он отмечен не был.
И всё равно карта потрясала своей проработкой, точностью а, главное, сохранностью. Если в реальной жизни величественные города уже давно обратились в каменную крошку, присыпанную сверху радиоактивным пеплом, то воплощённая в камне Эквестрия по-прежнему демонстрировала всю мощь своего промышленного потенциала. Многочисленные месторождения драгоценных камней были обозначены разноцветными переливающимися ромбами, а точёные трапеции из чёрных и белых агатов отмечали открытые сравнительно недавно месторождения нефти и природного газа.
Помню, бабушка Тёртл рассказывала мне об этих новых полезных ископаемых. Кто-то из её далёких предков успел поработать на нефтеналивной станции. Я хорошо запомнила фотографию с рослым усатым жеребцом в оранжевой каске. Держа здоровенный разводной ключ в зубах, он позировал на фоне новых блестящих цистерн, украшенных логотипом в виде жёлтого круга с чёрной каплей посередине. Судя по песку и силуэтам в белых накидках, станция находилась где-то на границе с Седловской Арабией.
Примечательно, что нефть и газ первоначально рассматривались только в качестве вынужденных заменителей экспортного угля зебр, однако в конечном счёте их эффективность превысила все мыслимые ожидания. Не прошло и пары десятков лет, как вся страна перешла на нефтепродукты.
Бензин, керосин, дизельное топливо... Казалось бы, пони Эквестрии получили всё, о чём они так долго мечтали. Тут бы и закончить эту войну, но оказалось слишком поздно: борьба уже давно шла не за природные ресурсы и даже не за спорные территории, поэтому открытие альтернативных источников энергии только подлило масла в огонь.
“Да… Если бы не внезапно возникшая над городом аномалия, этой карты бы тут уже давно не было”, – размышляла я, глядя на идеально подогнанные кусочки малахита, лазурита и бирюзы. Все вместе они составляли изящную береговую линию Залива Подковы – вот ведь тонкая, кропотливая работа! Карта была настоящим произведением искусства, достойным висеть не где-нибудь, а в Королевском Замке Кантерлота среди его знаменитых витражей.
Наверное, я любовалась бы всей этой красотой ещё очень долго, но тут прямо над головой раздался резкий неприятный хлопок, и нас троих окатило градом осколков. Сразу стало темно. Закрыв голову крыльями, я инстинктивно нырнула за ближайшую колонну и опомнилась лишь тогда, когда в моих зубах оказался пистолет – уже заряженный и взведённый. Если нас и застали врасплох, это ещё не значило, что мы сдадимся без боя! Я ощущала себя сжатой пружиной, готовой распрямиться в любой момент. Похоже, гнетущая атмосфера мёртвого города сыграла в этом не последнюю роль.
Однако всё закончилось совсем не так, как я того ожидала.
– Всё, барышни, ложная тревога, – отчётливо и громко произнесла Джестер, и её голос отразился где-то под самым потолком. Затем она включила свой налобный фонарик и принялась водить головой туда-сюда. Наконец, белый луч выхватил из темноты прямоугольный железный плафон, ранее освещавший панно с картой. Расколотая надвое ртутная лампа болталась в своих креплениях, а на полу поблёскивали кусочки стекла; в воздухе неприятно пахло горелой проводкой.
Из-за соседней колонны выглянула Свити Бот.
– Девочки, у вас всё в порядке? – спросила она взволнованно.
– Да. Просто хорошего понемногу, – ответила ей Джестер, переместив фонарик с каменного панно куда-то вглубь зала. Я же убрала пистолет обратно в кобуру и пояснила:
– Лампа лопнула... От старости. Нам нужно идти.
Россыпь янтарных огоньков городов больше не напоминала мне о звёздах. Это были тлеющие угольки на месте огромного чёрного пожарища. Последнему ощущению сильно способствовал запах подгоревшей проводки, с которым не справлялась даже непрерывно жужжавшая под потолком вентиляция. Джестер была права: хорошего, действительно, понемногу.
И всё бы ничего, но после инцидента с лампой меня не покидало чувство того, что кто-то смотрит мне в спину. Сначала я грешила на подруг, но даже когда те ушли вперёд, неприятный зуд между лопатками остался со мной. И да, я не мылась уже несколько дней к ряду, но, уж поверьте, здесь были ощущения совсем иного рода. И они мне очень не нравились.
К сожалению или к счастью, ни тщательный осмотр зала, ни даже сканирование его Л.У.М.ом не увенчались успехом. Ощущение слежки, впрочем, тоже никуда не делось. Оно лишь немного притупилось, смешавшись с другими жалобами организма на нелёгкую походную жизнь.
Чёрт возьми, Поларштерн нравился мне всё меньше и меньше. Хотелось поскорее отыскать конверт и, наконец, исчезнуть отсюда. Усталость накапливалась, и это меня никак не радовало.
Вот зал с картой остался позади, и в дальнем конце мраморной колоннады замаячили двустворчатые двери скоростных лифтов. Крохотные жёлтые огоньки над проёмами по-прежнему указывали те этажи, на которых застрял каждый из лифтов, а стеклянные кнопки вызова призывно горели белым призрачным светом.
“Ну уж, дудки! Туда я ни за что не полезу!”
Пусть внешне лифты и выглядели совершенно исправными, у меня не было ни малейшего желания испытывать древнюю механику на прочность.
“Так что зря тут сияете”, – я нарочно отвела глаза в сторону и вдруг увидела такое, из-за чего моё сердце провалилось куда-то в самый низ живота, а тело будто пронзило электричеством. В абсолютной черноте бокового коридора прямо в воздухе висели три изумрудно-зелёных цифры, и все вместе они составляли число 148 – номер Стойла Эмеральд Грин!
Я попыталась унять дрожь в ногах, но куда там! В каком-то десятке метров от меня находился вход в подземное убежище, породившее одно из самых уродливых существ, каких знала Северная Пустошь. Ведь что может быть ужаснее пони, получающей нескрываемое удовольствие от убийства себе подобных?
– Д-жестер, Свити, поглядите туда, в коридор! – прохрипела я изрядно просевшим голосом.
– Что такое, Додо? – отозвалась серая пони. – Хочешь сказать, у вас под землёй таких не было?
“Что? Каких “таких” не было?!”
– Нет, дело в том… – я осеклась, уставившись на зловещие зелёные цифры. Теперь они были другими – 11:49! Прежде чем я смогла найти причину столь радикальных изменений, единица с краю и точки посередине погасли, отчего число вновь стало трёхзначным – 149.
Проклятье! В конце коридора висели часы. Всего-навсего неисправные электронные часы с круглыми лампочками зелёного цвета, а всё остальное было лишь игрой воображения! Похоже, кое-кто здесь потихоньку начинал ехать крышей.
– Так в чём там дело? – полюбопытствовала полузебра в ответ на моё замешательство.
– А в том, Джестер… что нам надо прямо туда! – вовремя нашлась я. – Дверь выходит на лестницу.
Сквозь стекло действительно маячили ступени лестничного марша.
Лестницы… Сказать, что я их теперь ненавидела – значило ничего не сказать! В нашем Стойле было всего две лестницы с широкими и удобными ступенями. В остальных местах подъём и спуск осуществлялся по наклонным пандусам либо при помощи служебных лифтов. Здесь же в каждом лестничном марше было никак не меньше дюжины ступеней!
И да, теперь я точно знала, где и на чём сэкономили строители Института: выветренный бетон крошился буквально под ногами, обнажая ржавые прутья арматуры, а кое-где и вовсе неприятно пружинил словно я ступала по промятому диванному матрасу. Но если я могла в случае чего зависнуть в воздухе и затем перелететь на безопасное место, то у моих подруг такой возможности не было. Особенно я беспокоилась за Свити Бот: при её немалом весе провалиться в лестничный колодец ничего не стоило. Проклятье, теперь я точно знала, какие кошмары будут мне сниться до конца жизни…
Одно только радовало: ни в холле, ни у лифтов, ни даже на этой злополучной лестнице мы не встретили ни одной Тени. Это хоть и немного, но облегчало наш подъём. Наконец, усталые и запыхавшиеся мы ввалились в просторный и бесконечно длинный коридор 13-го этажа и, проклиная всё подряд, принялись выискивать нужную дверь.
Вопреки ожиданиям, комната 1/13-А оказалась не каким-нибудь захудалым кабинетом с парой рабочих столов и узким окном на улицу, а вполне себе просторным помещением, весь центр которого был занят многочисленными приборами неизвестного назначения. Вдоль ближней стены в несколько рядов громоздились совершенно одинаковые железные контейнеры. Выглядели они весьма необычно: на металлический каркас из угловых профилей были натянуты листы сетки с мелкими ячейками, судя по характерным зелёным окислам – медной. У каждого контейнера на лицевой стороне имелась дверца, над которой крепилась эмалированная табличка с порядковым номером. Одни дверцы были распахнуты настежь, другие – закрыты на щеколды. Среди прочих выделялся контейнер под номером 17, стоявший крайним в верхнем ряду. По непонятной причине его боковая стенка выгнулась наружу, да так, что посередине образовалась рваная дыра с почерневшими краями. Что бы ни хранилось внутри этих контейнеров, оно явно было огнеопасным. Или же нет?
Присмотревшись, я заметила ещё одну странность: от основания каждого контейнера отходили толстые изолированные провода. Неужели, на медные нити проволоки подавалось напряжение? Но зачем? Ответа на этот вопрос не знала даже Свити. Она лишь упомянула что-то про “экранирование” и предложила поискать информацию в архиве отдела, который ещё предстояло отыскать.
Но если функция сетчатых контейнеров хоть как-то угадывалась, то назначение приборов, заполнявших пространство комнаты 1/13-А так и осталось для нас тайной. Длинные станины с кучей штурвалов и рычагов, громоздкие оптические системы с линзами и зеркалами, наконец, высокие железные шкафы со стрелочными приборами и выпуклыми экранами, на мой взгляд, с одинаковым успехом могли использоваться как для расщепления материи, так и для проведения спектрального анализа магического излучения. Не имея учёной степени, разобраться в этой мешанине техники не представлялось возможным.
Очень скоро мы нашли приёмное отверстие пневмопровода. Оно выходило из полукруглой хромированной колонны с парой лампочек индикации и единственной кнопкой с надписью “Отправка”. Поскольку колонна одновременно служила и стеллажом для хранения почтовых капсул, мы обследовали её сверху до низу, но ни в приёмном отверстии, ни в капсулах, вожделенного конверта не оказалось.
– Да что ж всё так сложно-то?! – рявкнула я, зашвыривая последний футляр с красной продольной полосой в кучку ему подобных. От удара пластиковые цилиндрики покатились во все стороны, а я направилась к ближайшей запертой двери и стала дубасить по ней изо всех сил – сначала передними, а потом уже и задними копытами.
Сказать по правде, мне просто хотелось выпустить пар, но эффект превзошёл все ожидания: с сухим хрустом дверь ввалилась внутрь, явив моему взору пространство кабинета, уставленного мониторами и какой-то сложной записывающей аппаратурой.
“Архив”, прочитала я на покорёженной мною дверной табличке.
“Что ж, Свити, будь по-твоему”.
Мониторы ожили, а древний проектор отобразил на пожелтевшем экране знакомый логотип с остроконечной снежинкой. Только теперь он был вписан в круг и поэтому очень напоминал большой зелёный глаз, зорко следивший за нами.
Чертовски неуютное ощущение.
Коснувшись клавиатуры, я активировала управляющую консоль, отчего “глаз” к моей радости уменьшился до миниатюры в углу, а по центру экрана возникло сообщение: “Н/8чно-?:%%ледователь%кий Ин%титут Поларш?ерна. Д8бр8 пож/ловать”, под которым шла куда более разборчивая, но при этом совсем не обнадёживающая приписка: “Потеряна связь с центральным мейнфреймом. Основная база данных недоступна. Обо всех неполадках следует сообщать в технический отдел – зона 3, комната 22. Телефон: 3 гудок 22-588 или 22-589. Все заявки оформляются по форме 75/4. Вы также можете перейти в режим работы с локальными базами данных. Для этого нужно указать номер зоны и код отдела и затем нажать кнопку ввода”.
На моё счастье возле основного терминала лежал пухлый справочник, по которому, пусть и с трудом, мне удалось отыскать нужный код. Прожевав причудливое буквенно-цифровое заклинание, терминал довольно пискнул и разродился новой табличкой: “Вы собираетесь загрузить закрытую базу данных. Для получения доступа к информации необходимо войти в систему”.
Ну что тут скажешь! Хорошо хоть имя пользователя было вшито в этот терминал намертво. Когда-то за ним работал некий доктор Брандт. Теперь оставалось только подобрать пароль.
“Интересно, удастся ли провернуть старый трюк с подключением к ячейке памяти?” – подумала я, выуживая из сумок самодельный шлейф. Всё-таки теперь вместо изящного и функционального ПипБака-3000 у меня на ноге красовались дрова, доставшиеся от Бэбс Сид.
Но тут я поймала обеспокоенный взгляд Свити Бот.
– Додо, ты же не собираешься использовать это… – единорожка задумалась, подбирая нужное слово. – Не сертифицированное оборудование.
– Очень даже собираюсь, – ответила я, выискивая глазами подходящий порт у терминала.
– Нет, так не пойдёт, – с этими словами Свити откинула клапан своей сумки и достала из неё блестящее хромированное кольцо, всё сплошь обмотанное проводами. – Не самый удобный вариант, но с ним вероятность успеха взлома повышается до 85%.
“Неужели она таскала эту конструкцию с собой как раз для такого случая?” – подумала я, но потом разглядела, что ворох проводов оканчивался дюжиной разъёмов всевозможных стандартов. Размотав все провода, кобылка безошибочно выбрала нужный разъем, и вставила его в соответствующий порт на корпусе терминала. А затем я стала свидетелем довольно редкого явления: борозды на роге экиноида засветились, и из бокового кармана её седельной сумки выплыла уже знакомая мне серебристая “подвеска”, окутанная слабым сиянием. Искусственная пони пользовалась телекинезом! Без телекинеза воткнуть длинный штекер в это необычное кольцо-концентратор было практически невозможно. Водрузив блестящий разъем себе за ухо, Свити закрыла глаза и замерла словно статуя. Впрочем, я уже привыкла к таким “зависаниям” и больше за неё не тревожилась.
– Готово, – сообщила единорожка через пару минут, и на поцарапанном пластиковом экране тут же появилось приветствие, обращённое к тому самому доктору Брандту. Затем экран мигнул и, ура, передо мной возник долгожданный файловый менеджер.
Ох и сколько же всего тут было!
– Джестер, на тебе шкафы, картотека и письменный стол. А мы со Свити будем разбираться со всем этим. И начнём мы, пожалуй, с личных файлов этого... Брандта.
– То есть пока вы там будете пялиться на непристойные фотки с кобылками, Джестер занимайся взломом каких-то там шкафов? – возмутилась полузебра.
– Ну, давай поменяемся, – спокойно ответила я, разворачивая на весь экран первый попавшийся файл с круговыми и столбчатыми диаграммами.
– Так, где ледоруб? – пробурчала Джестер после непродолжительной паузы, и совсем скоро за моей спиной слышался привычный уху грохот вскрываемых картотечных ящиков.
– Ну что, Свити, и как мы будем работать со всей этой кучей данных?
– По ключевым словам. Ты будешь называть их, а я постараюсь отобрать всю необходимую информацию.
– Тогда начнём со слов проект, эксперимент и опыты.
– Хорошо, – кобылка кивнула и погрузилась в управление терминалом. Не прошло и полминуты, как в специально созданном для этого каталоге разместились отобранные ей файлы.
– Ого, так быстро!
– На этом терминале стоит весьма развитая поисковая программа. Теперь смотри: у нас тут не так много полезного. Большинство файлов – это сводные показатели тех или иных приборов – просто цифры, привязанные ко времени. Ещё есть разные текстовые заметки и, судя по всему, аудиодневник. Но это не так интересно. Я тут обнаружила целую директорию с видеоматериалами! К сожалению, большинство из них безвозвратно повреждены, но – ты не поверишь – практически целым сохранился последний файл. Возможно, он был записан в день катастрофы. Проблема в том, что из-за своего большого объёма он несколько испорчен. Видеоряд придется восстанавливать, на это нужно много процессорного времени. Затем я смогу воспроизвести его, но только реальном времени: если попытаться его перемотать, файл просто сбросится на самое начало.
– Хорошо, приступай.
Пока Свити приводила в порядок видеозапись двухсотлетней давности, я просматривала те немногие уцелевшие файлы, которые ей удалось найти. По правде сказать, их состояние также оставляло желать лучшего. Ещё пара-тройка десятилетий, и уже никто не смог бы прочитать эти данные. Конечно, рассыпающиеся на квадраты, смазанные фотографии, полотна текста, перемежающиеся с какой-то откровенной белибердой из служебных символов и разъехавшиеся во все стороны таблицы были не лучшими источниками информации, но даже их хватило для того, чтобы общих чертах разобраться, чем же всё-таки занимались сотрудники Отдела Пространственно-Временных Связей и лично доктор Брандт. Последний интересовал меня больше всех, ведь по моим прикидкам именно ему предназначался жёлтый полиэтиленовый пакет из Мэйнхэттена.
За полчаса “бумажной”, как я называла её про себя, работы с текстовыми файлами, я узнала, что основным направлением деятельности Отдела был некий проект “Розентротт”, названный, как можно было догадаться, в честь величайшего учёного предвоенной эпохи – Амелии Розентротт, чьи передовые исследования в области физики привели к огромному скачку в развитии немагических технологий в Эквестрии. Будучи земнопони, Амелия всегда смотрела на проблемы в области науки и техники под иным углом, нежели её коллеги-единороги. В конце концов, именно ей принадлежали знаменитые слова: “Любая достаточно развитая технология неотличима от магии”.
К тому моменту, как Свити закончила восстанавливать видеозапись, я уже знала, что проект “Розентротт” во многом соответствовал этому принципу. Весь 13-й этаж Института в поте лица трудился над созданием технологии, позволяющей осуществлять нуль-транспортировку объектов без помощи магии в привычном её понимании. Дело в том, что любые заклинания телепортации, доступные единорогам, от природы были ограничены как по массе перемещаемой материи, так и по расстоянию, на которое её можно было отправить. Точно также, например, как любые пони были ограничены по весу, который они могут поднять. И, в надежде победить этот недостаток, учёные Отдела решили пойти на компромисс, попытавшись совместить в одном проекте магию единорогов и технические достижения земнопони.
Но так как найденные в памяти терминала документы не давали никаких оценок происходящему, мне оставалось лишь догадываться, чем закончилась серия этих экспериментов. И я уже догадывалась…
– Додо, всё готово.
Ох, Свити… воистину, иногда она вела себя словно кухонный комбайн или микроволновка, старательно оповещая окрестности о готовности выполнять дальнейшие указания. Разве что не пищала...
– Запускай, – сказала я, закусив губу. Сейчас я чувствовала себя как врач во время операции – сосредоточенной, немного напряженной и возбужденной. Листая файлы, я вошла в своего рода рабочий режим, и, сказать по правде, мне нравилось это ощущение: с одной стороны, я почти забыла про усталость, с другой же, для эмоций места тоже не осталось.
– Слава небесам, хоть кино посмотрим, – Джестер с раздражением отбросила в сторону очередной выдвижной ящик. – Копаться в здешних бумажках без толку. Судя по датам, весь этот шлак устарел ещё до Войны.
Поскольку видеопоток с камер шёл без звука, а сама запись длилась больше часа, я решила сэкономить время и попросила Свити запустить в параллель аудиозаметки доктора Брандта. И если на видео первые десять минут ничего не происходило, то звуковой ряд сразу оказался насыщен информацией под завязку. Впрочем, мне захотелось зевать уже на пятой минуте его прослушивания.
Записи были короткие, но невероятно однообразные. Вначале раздавался короткий звуковой сигнал, после которого невзрачный и совершенно безэмоциональный голос жеребца средних лет зачитывал информацию, причём, всегда по одной и той же форме: имя учёного, дата эксперимента, порядковый номер так называемого “образца”, длительность облучения, вектор перемещения в пространстве и, наконец, расстояние этого перемещения, если, конечно, эксперимент заканчивался удачей. В случае же неудачи отмечалась её причина. Как правило, ей становилась поломка оборудования и выведение образца из строя.
Изредка вместо Брандта на записи звучал некий “младший научный сотрудник Эверс”. В отличие от своего патрона, он говорил довольно отрывисто, расставляя ударения там, где надо и не надо. И если бы не эта занятная манера речи, я, пожалуй, и уснула бы прямо возле терминала.
В тот момент, когда мне всё же захотелось отключить аудиозапись, краем глаза я заметила, что в ротонду организованной толпой вошли пони в белых как снег халатах, их было никак не меньше дюжины. Часть из них прошла ротонду поперёк и скрылась из виду, а остальные сгрудились возле какого-то стола, образовав некоторое подобие очереди. Приглядевшись, я поняла, что их проверял рослый единорог в сером костюме. В его телекинетическом поле виднелся переносной металлодетектор, который то и дело вспыхивал красным огоньком.
Оператор трансляции приблизил камеру, и я увидела целую горку металлических предметов вроде связок ключей, часов, зажигалок, канцелярских скрепок, авторучек и блестящих монет. Там же валялась заколка для гривы и несколько пар серёжек. Очень разумная мера предосторожности. Я легко представила, как под воздействием каких-нибудь малоизученных волн все эти железяки могли нагреться до приличных температур или даже спровоцировать поражение электрическим током.
Продемонстрировав, что все меры безопасности соблюдены, оператор отвёл камеру назад. И в тот самый момент, когда очередь уже рассосалась, и учёные направились в центр помещения, в ротонду буквально влетел ещё один участник событий – ярко-рыжий земнопони с гривой цвета сена. Добравшись до пресловутого столика, он начал судорожно рыться в карманах халата, выкладывая на столик всё подряд. Глядя на такую торопливую манеру поведения, я практически сразу уверилась в том, что это был не кто иной, как младший научный сотрудник Эверс. Так или иначе, среди прочих вещей это молодое дарование вынуло из кармана какой-то жёлтый предмет, нечаянно уронив его на пол.
– Свити! Останови запись! – крикнула я что было мочи, и подёрнувшийся неприятной рябью экран тут же застыл. Крупный жёлтый прямоугольник занимал собой целых четыре шашечки кафельного пола, но из-за качества записи тонкая красно-белая полоса, шедшая по одной из его сторон едва угадывалась. Однако мне этого оказалось достаточно.
Проследовав мимо совершенно обалдевшей Джестер, я подошла вплотную к экрану проектора и ткнула копытом в правый край кадра.
– Вы же это тоже видите, правда? – обратилась я к подругам, на что они неожиданно энергично закивали. – Свити, запускай!
Фигуры на экране вновь ожили: недотёпа Эверс наклонился чтобы подобрать конверт Барбары Сид и запихнул его обратно к себе в карман, затем пони в сером костюме в последний раз провёл над ним своим металлодетектором и пропустил опоздавшего к своим коллегам.
Но не успел Эверс дойти до испытательной площадки, как изображение рассыпалось на разноцветные квадраты и застыло, а когда картинка вновь прояснилась, эксперимент уже шёл полным ходом. Восемь добровольцев, в числе которых был и сам Эверс, стояли на высоком помосте посреди ротонды, окутанные каким-то слабым свечением.
Съёмка велась сразу с нескольких камер, каждая из которых отслеживала ту или иную зону проводимого эксперимента: вот умудрённый сединами единорог переключает что-то на пульте управления, вот его молодая ассистентка-земнопони отмечает в блокноте какие-то данные, а вот какой-то пегас в оранжевой каске, зависнув под самым потолком, переключает какие-то рычажки на распределительном щите!
Однако насладиться работой своего коллеги мне не удалось. Камера переключилась, показав добровольцев крупным планом. Я видела на лицах волнение, и в то же самое время гордость за то, что именно им выпала честь сделать ещё один большой шаг для Эквестрийской науки.
Как только начался эфир, видео перестало быть похожим на запись с камеры безопасности. Оказалось, что для освещения этого события привлекли целый штат телевизионщиков! Судя по смене кадров, монтаж делали в прямом эфире: я видела такое на записях старых спортивных мероприятий. Но я недооценила размах, с которым был обставлен этот, казалось бы, сугубо научный эксперимент! Пока в ротонде шли последние проверки и приготовления, оператор трансляции переключился на камеру, установленную на улице. Оказалось, что в нескольких точках города, преимущественно – в городских парках и скверах, в день эксперимента установили несколько экранов, перед которыми собралось практически всё население Поларштерна. Я не сразу поняла, что не так, но, наконец, сообразила: листва деревьев и кустов была зеленая, а жители города были одеты очень легко: жеребцы в элегантных костюмах и белых рубашках, кобылки в лёгких платьях и с яркими синими лентами, наконец, жеребята: кто помладше – в нарядных костюмчиках, кто постарше – в форме скаутов. Я как-то даже не задумывалась о том, что в летнее время этом северном городе могло быть настолько тепло без всяких аномалий! Выходит, Северная Пустошь не всегда была покрыта бесконечными снегами? И, судя по этим нарядным платьям и лентам, как на праздник, все готовились к поистине историческому событию.
Но вот камера снова вернула нас в здание Института. Учёные и добровольцы всё ещё стояли в ротонде, зато на экране появился обратный отсчёт, и в углу экрана возникло маленькое изображение кобылки-диктора, которая воодушевленно что-то рассказывала в микрофон. Увы, нам ничего из этого не было слышно.
Когда на часах осталось всего пятнадцать секунд, диктор наконец умолкла, и шеренга добровольцев заняла кадр целиком. Устройства на заднем плане, напитанные энергией, начали светиться вмонтированными в них кристаллами, и даже без звука я ощутила, как нарастает напряжение и участников, и техники. Когда на часах осталось всего 5 секунд, младший научный сотрудник Эверс не сдержался и, явно вопреки дисциплине, помахал в камеру.
Но вот обратный отсчёт закончился, и по комнате разлился яркий пульсирующий свет. Первыми засветились кончики копыт добровольцев. Сияние постепенно поднималось вверх, охватив испытуемых уже целиком. За ним уже невозможно было различить ни лиц, ни даже глаз. И тут моё внимание привлекла одна небольшая чёрная точка, которую я сначала приняла за соринку на объективе камеры. Но в этот момент оператор переключил ракурс, и стало ясно, что никакая это не соринка! Абсолютно чёрное пятно, зияющая дыра в потоке ослепительного света разрасталась на боку младшего научного сотрудника Эверса, в том самом месте, где у него в кармане лежал злополучный пакет!
По испуганному лицу кобылки-диктора я поняла, что что-то пошло не так! Аппаратура в комнате задымилась от перегрузки, в то время как белое сияние безуспешно пыталось поглотить возникшую в его центре черноту. Камера переключилась на пульт руководителя проекта, и стало видно, что жеребец предпринимал безуспешные попытки стабилизировать ситуацию, а то и вовсе отключить установку. Я увидела, как кто-то из ассистентов бросился было на помощь, но тот самый пегас-техник решительно остановил его: весь вид техника говорил, что сейчас прикасаться к чему-либо было подобно смерти .
Сколько бы энергии ни подавали на эту установку, древняя магия, содержавшаяся в конверте, явно была сильнее: чёрное пятно будто всасывало в себя окружающее пространство. Очертания фигур добровольцев исказились, растянувшись в высоту чуть ли не втрое… И затем вдруг схлопнулись!
Мне показалось, что в ротонде произошёл взрыв жар-бомбы: волна света на некоторое время ослепила камеру. А когда прибор, наконец, восстановил изображение, я увидела, что вокруг никого не было. Не было ни испытуемых, ни ассистента, ни техника. Но что самое страшное – не было диктора в углу экрана.
Находясь в глубоком шоке от увиденного, еще в течение четверти часа я сидела, прилипнув носом к экрану, надеясь увидеть хоть какие-то изменения, но поступавшая из ротонды картинка оставалась неизменной.
– Святая Селестия, – наконец, выдохнула я.
– Додо, – отвлекла меня Свити, – судя по информации о файле, он будет длиться ещё сорок минут. Продолжать?
Всё правильно. Даже после исчезновения оператора запись шла до последнего.
– Нет, не надо, – я, наконец, отвела глаза от экрана. – Тут мы уже больше ничего не увидим.
Джестер, которая всё это время простояла, опёршись на гранатомёт, и не проронила ни слова, не меняя позы, взглянула на меня. Я уже знала, что если у серой пони такой спокойный, лишенный вечной хитринки взгляд, то это значит, что она чем-то сильно встревожена.
– Выходит, конверт-то наш – тютю?
Оглядевшись вокруг, я попыталась найти какую-нибудь подсказку среди окружающих нас вещей.
– Не знаю, – честно ответила ей я. – Но если мы повсюду встречаем эти Тени, а ещё над городом висит климатическая аномалия, то, знаешь… Сдается мне, что им не удалось завершить свой эксперимент.
Глядя на то, как менялась в лице Джестер, можно было легко представить себе немой диалог, происходивший между нами: непонимание, недоверие, удивление читались в её взгляде друг за другом.
– Да, Джестер, это значит, что нам придётся его завершить.
– Ты ведь это сейчас вполне серьёзно, да?
– Более чем.
Но если решение нашей проблемы пришло само собой, то как претворить в жизнь этот скороспелый план, я по-прежнему не имела ни малейшего понятия. Успокаивало одно: на лице Джестер наконец появилось нормальное для неё выражение недоброго азарта.
– Тогда чего же мы ждём? – полосатая пони подхватила свою сумку, гранатомёт и первой направилась к выходу.
Когда мы выбрались в коридор, моё внимание привлёк громоздкий телефонный аппарат, стоявший в тёмном углу на столе дежурного. Вроде бы, ничего особенного: покрытый толстым слоем пыли чёрный карболитовый корпус с пожелтевшими от времени кнопками и громоздким железным рычагом, на котором обычно покоилась трубка. Похожие штуковины висели в нашем Стойле на каждом этаже.
Вот только у этого аппарата трубка была почему-то снята.
Ну и как тут удержаться от соблазна подойти к нему поближе и приложить трубку к уху? Что я и сделала, мужественно выдержав на себе пристальный и почти осуждающий взгляд Джестер. По правде сказать, я ожидала услышать гудки или же бесконечно наматывающее круги сервисное сообщение, озвученное голосом какой-нибудь давно умершей кобылки, но вместо этого меня встретила зловещая тишина, из которой постепенно выделился тревожный шорох, явно не имевший никакого отношения к электрическому сигналу. Что-то поскрипывало внутри самой трубки: возможно, набившийся в неё песок, а может, порошок, высыпавшийся из проржавевшего капсюля – не знаю. Помню, в одной из книг про далёкие путешествия рассказывалось, что если приложить к уху морскую раковину, внутри неё можно услышать плеск волн. Если описанное в книге было правдой, вероятно, здесь наблюдался какой-то схожий эффект.
Внезапно шум усилился, превратившись в леденящее душу шипение. Всего пары мгновений хватило, чтобы понять: источником звука была не трубка, о, нет. Источник находился позади меня! Выронив трубку, я увидела, что прямо мне в лицо, расставив когтистые лапы, летит нечто по-настоящему омерзительное. Зелёная подсветка ПипБака выхватила уродливые уши, белёсые незрячие глаза и острые клыки. Затем, не менее острые когти больно полоснули мой бок, и сквозь собственный крик я услышала глухой шлепок почти у самого уха. Гадкая образина, пригвождённая к полу деревянным прикладом, издала предсмертный вопль и растеклась по полу красно-бурой кашицей.
– Что это за... – громкое шипение со всех сторон оповестило нас о том, что расслабляться было рано. Нас окружала стая каких-то существ, отдалённо напоминавших…
– Это кошки, Додо, – сообщила Свити Бот, доставая из сумки свой револьвер. – Класс: млекопитающие, отряд: хищные, семейство: felidae – кошачьи…
Я перебила её:
– Отлично, Свити. И что с ними не так?
– Вот да, просвети нас, – прокричала Джестер, выцеливая одну из тварей в коробе вентиляции под потолком. – А то они как-то неважно выглядят. Может, заболели?
БАХ! – выстрел из обреза в закрытом помещении оказался оглушительным – до звона в ушах. С потолка посыпалась побелка и кровавые ошмётки; резко запахло порохом.
– Отсутствие шерстяного покрова, омертвение тканей под воздействием неизвестного излучения, отсутствие сердцебиения…
Хлоп-хлоп! – два выстрела из моего пистолета свалили ещё одну клыкастую уродину.
– Проще говоря, гули, – заключила Джестер, стряхивая с себя по меньшей мере три шипящих сгустка грязно-коричневой кожи.
В горячке боя спрашивать у Джестер, кто такие гули было глупо и неудобно, но судя по внешнему виду и поведению этих животных, ни разума, ни полноценной жизни в их телах уже не осталось. Да и сами тела напрочь сгнили.
Богини! Неужели этих чудовищ вывели сами учёные?!
Сообразив, что тратить патроны неразумно, Свити стала в буквальном смысле месить нападавших своими мощными копытами. И как бы это ни было мерзко, вскоре и мы с Джестер последовали её примеру.
Задачу облегчало то, что эти существа были слепыми. Кидаясь на нас, они чаще всего промахивались, либо ловили зуботычины прямо в прыжке – последнем в их недожизни.
Хрясь! – удар моих задних ног отправил одну из тварей в полёт до ближайшей стены. Издав невнятный звук, лысая мерзость сползла на пол и больше уже не двигалась. Тогда, морщась от боли в боку, я напрыгнула на её соседку, вдавив той голову в пол. Под копытами противно захлюпало, а в нос ударил отвратительный запах гнилого мяса. Глядеть себе под ноги я не стала – лишь отскочила немного в сторону. И вовремя: в опасной близости от моего лица с диким воплем пронеслась ещё одна из так называемых “кошек”.
Богини, я чуть не лишилась глаз!
Внезапно рядом возникла Свити. Её сиреневые локоны небрежно торчали во все стороны, а белоснежная шерсть на копытах свалялась и побурела. Виляя задней частью туловища, кобылка пыталась раздавить особо настойчивого представителя felidae при помощи ударов о картотечный шкаф.
Красные точки на моём Л.У.М.е гасли одна за другой, и вскоре всё было кончено. На изгвазданном полу тут и там лежали изуродованные тела давно умерших существ, непонятно каким образом задержавшихся на этом свете. Пошатываясь на негнущихся ногах, я ощущала, как волна адреналина отступала, а дыхание приходило в норму. Мне ужасно хотелось смыть с одежды и шерсти омерзительную, склизкую бурую массу. Но воды у нас и так оставалось совсем немного, поэтому, отыскав в каком-то шкафу полуистлевший лабораторный халат, я принялась попросту стирать с себя гниющие останки, изо всех сил надеясь, что не заработаю себе страшного воспаления или заражения крови.
За время этой процедуры меня едва не стошнило, а вот у Джестер желудок был явно выносливей моего, впрочем, как и нервы: перемещаясь от одного мёртвого тела к другому, она внимательно их осматривала и с каждым разом хмурилась всё сильнее. Наконец, полузебра перевернула один из трупов на бок, так что даже с расстояния я разглядела какой-то символ прямо у него на бедре.
– Вот они, твои образцы, – сказала она мрачным голосом.
Подавив отвращение, я приблизилась к ближайшему трупу и увидела на сморщенной коже татуировку в виде расплывчатой цифры 7.
“Так вот что её так напрягло”, – сложив в уме два и два, я поняла, что напавшие на нас существа когда-то действительно были кошками, которых учёные использовали в качестве подопытных для проекта “Розентротт”! Сомнений быть не могло: тело животного с размозжённой головой имело татуировку в виде цифры 13, а у валявшееся неподалёку твари с перебитым позвоночником на боку значилась цифра 4. Теперь становилось очевидным, что это их держали в тех странных контейнерах с экранирующей сеткой. Жуть.
От этого открытия у меня по спине поползли мурашки. Пожалуй, мало кто мог так беспристрастно описывать результаты своих опытов, как это делал доктор Брандт. Уверена, что и те восемь добровольцев из ротонды тоже рассматривались им как “образцы”, которые могли быть “утрачены” или “потребовать замены”. Высокие цели доктора Брандта никак не оправдывали такой подход в моих глазах, но то была я, выросшая в безопасности и комфорте. Мне не доводилось терять близких или переживать воздушные налёты в подвале собственного дома. Боюсь, что в те далёкие годы меня бы просто не поняли, как я не понимала их сейчас.
– Так, девчонки, теперь ваша очередь вытираться, – швырнув порядком испачканный халат к ногам Джестер, я развернула буклет и стала высматривать кратчайший путь до лестничной клетки. После того, что мы увидели на архивной записи стало ясно одно: нам предстоит подняться на самый верх. Теперь нас ждал последний этаж широкой части здания, а дальше начиналась круглая башня, увенчанная ротондой с остроконечным шпилем.
То есть, ещё больше лестниц. Агрх!
Ободряло одно: конверт, ради которого мы прошагали чуть ли не половину Северной Пустоши на момент эксперимента находился в ротонде. В тот момент я просто сияла от того, что моя интуиция привела меня в нужное место, что мои ожидания всё-таки оправдаются. Но вот чего я не могла ожидать, так это того, насколько значимым в судьбе города окажется случайное появление этого предмета. Впрочем, не ожидала этого и Барбара Сид. Пытаясь уберечь Эквестрию от бед, она сама того не зная сгубила одну из её главных надежд.
– Додо, замри! – крик Джестер был настолько внезапным, что я невольно застыла, не смея опустить ногу на пол.
– Что там?
– Пагубная привычка расслабляться раньше, чем всё закончится. Ты чуть не угодила в Тень.
“Я... Что?!” – спину мигом прошиб холодный пот, а глаза невольно опустились вниз, на тот сравнительно тёмный участок паркета, где сейчас должно было стоять моё копыто.
“Жеребец, средних лет, единорог”, – лихорадочно защёлкало в мозгу. “Ещё немного и…”
Меня замутило. С трудом переступив на безопасный участок пола, я оглядела пространство коридора и заметила ещё несколько тёмных пятен, словно стекавших со стен на пол.
– Знаете, девочки.... А ведь без них бродить по этим коридорам было как-то... скучно! Вы не находите? – отметила я нарочито весёлым голосом.
– Да как-то, знаешь, нет, – неожиданно серьёзно буркнула Джестер, и я почувствовала себя так, словно меня окатили водой из ведра. Наступило неловкое молчание, которое никто из нас троих так и не рискнул нарушить до тех пор, пока за поворотом не показалось пространство рекреации.
– Ты посмотри, какая толкучка! – воскликнула серая пони, мигом забыв о недавней серьёзности.
– Да уж...
Тени вернулись. Когда-то их обладатели толпились возле высоких двойных дверей помещения, обозначенного как “Лекторий”. Судя по отпечатавшимся на приоткрытой створке силуэтам, эти пони внимательно прислушивались к тому, что происходило там, внутри. К счастью для нас, группа любопытствующих настолько плотно жалась к дверям, что обойти её не составило особого труда. Из этого следовало, что к моменту катастрофы лекция уже началась, и снаружи остались лишь те, кому попросту не хватило места.
Поравнявшись с дверным проёмом я осторожно просунула голову внутрь, да так и застыла в немом ужасе от увиденного.
Они все были там. В смысле, все сотрудники Института! Именно поэтому Тени не встретились нам ни в коридорах, ни на лестницах, ни в кабинетах. Огромный зал Лектория, свет в который проникал через полукруглый остеклённый купол, едва вмещал внутри себя неоднородный сгусток тьмы, этакую супер-Тень, являвшую собой то немногое, что осталось от сотен талантливых учёных со всех концов Эквестрии. Тёмно-красные кресла с торчащими из прорех хлопьями поролона были устланы истлевшей одеждой, среди которой в лучах зловещей звезды тут и там поблёскивали стёкла очков, металлические корпуса часов и диктофонов и запаянные в пожелтевший пластик именные бейджи.
Это было действительно жутко. Нет, меня проняло не самим осознанием того, что в одном этом помещении погибло множество пони, а тем, как именно они погибли.
Медленно повернув голову в сторону сцены, я разглядела длинный транспарант, на котором угловатыми буквами было выведено: “Отдел Пространственно-Временных Связей представляет: Массовая телепортация и способы её применения в условиях активных боевых действий”. Под этой изрядно выцветшей надписью висел огромный матерчатый экран с тёмной прорехой посередине. По всей видимости, собравшиеся здесь сотрудники Института наблюдали за ходом эксперимента в реальном времени. Понимали ли они, что случилось непоправимое или им казалось, что эксперимент шёл по плану? А ведь из-за перепадов напряжения трансляция из ротонды могла прерваться чуть раньше.
И тут мне представилась картина, как прямо сквозь стеклянный купол бьёт нестерпимо яркий свет, как всполошённые учёные пытаются прикрыть глаза копытами и как накрахмаленные лабораторные халаты плавно оседают на пол. Когда же к этому мысленному видению прибавился тихий звон монет, катящихся по ступеням полукруглого зала вниз, по направлению к кафедре докладчика, я с огромным трудом пересилила себя и неуклюже подалась назад, прямо в сторону Джестер. Только услышав её ругань и почувствовав, что меня трясут, я более-менее пришла в себя.
– Джестер, лучше даже... не п-пробуй, – я пыталась сказать что-то связное, но у меня почему-то никак не получалось. – Там внутри что-то... очень неправильное. Нужно беречь силы… для подъёма… и нервы тоже.
По встревоженному лицу серой пони было видно, что в кои-то веки она восприняла меня всерьёз.
Ротонда Института представляла собой круглое, пустое помещение, полностью лишенное какой-либо мебели. Через огромные, от пола до потолка, окна без штор комнату заливали жаркие лучи искусственного солнца, отчего в помещении было невероятно тяжело дышать. Мы словно оказались в давно заброшенной оранжерее, где для полноты картины не хватало лишь огромной засохшей пальмы по самому центру.
Забавная всё-таки вещь – дежавю, пусть и вызванное намеренно. Стоило нам подняться по изящной винтовой лестнице как я ощутила, что уже была здесь, пусть даже и не физически. Видеозаписи, запечатлевшей эксперимент, вполне хватило для того чтобы обстановка просторного зала с высоким полукруглым потолком показалась мне очень знакомой.
Судя по всему, раньше это помещение предназначалось для разного рода научных чтений и отчётных заседаний. Ещё бы: из окон ротонды открывался поистине завораживающий вид на весь город. Мне было легко представить, как стоя на фоне этой живописной панорамы, сам ректор Института отчитывался на камеру об очередных достижениях своих сотрудников.
Однако, на финальной стадии проекта “Розентротт” архитектура ротонды явно претерпела ряд существенных изменений.
Прямо по центру зала в кафельный пол был вмонтирован уже знакомый по видеозаписи железный помост, который всем своим видом напоминал подиум со старых фотографий модных показов. Удивительно, но круглая платформа высотой в три ступени была абсолютно пуста – в том смысле, что на железном полу в мелкую сетку не оказалось и следа Теней участников эксперимента. Хотелось надеяться, что установка не испепелила их в первые же секунды.
Сама установка состояла из восьми одинаковых модулей-пилонов, установленных в простенках между окнами, и конического излучателя, висевшего прямо под потолком на манер причудливой люстры. От вынужденного соседства классического интерьера и будто бы случайно оказавшихся здесь вкраплений инженерной мысли из далёкого будущего кружилась голова. Ещё бы: каждый из пилонов представлял собой высокий угловатый объект сложной формы, опутанный бесчисленными проводами и украшенный вертикальным рядом из семи различных драгоценных камней. Но, в отличие от синтетических кристаллов, встреченных мною ранее, эти камни выглядели настоящими, и это при том, что любой такой кристалл был размером с голову жеребёнка! Приблизившись к одному из отключенных модулей, я убедилась в своей правоте: в свете фонарика стали видны сложнейшие сети арканных матриц! Фантастика!
Чтобы не мешать передвижениям учёных, все провода, шлейфы и кабели, шедшие от пилонов к излучателю, были смонтированы не на полу, а у самого потолка; там же висели и телекамеры, транслировавшие ход эксперимента на экраны по всему городу.
Немного в стороне от круглой железной платформы стояла одинокая тумба, на которой был установлен один-единственный терминал. Благодаря трансляции, я знала, что именно с него велось управление установкой. Вот же как глупо вышло: эту тумбу с терминалом поставили здесь именно для того, чтобы руководитель проекта “Розентротт” мог всё отменить! Он должен был заметить любую неточность, малейшее несоответствие параметров. Но не заметил… Уверена, в тот момент мысли доктора Брандта были заняты совершенно другими вещами: уровнем энергии, настройкой и калибровкой электроники. О том, что главная опасность скрывалась в кармане халата одного из добровольцев никто не мог и предполагать. В конце концов, формально, все предосторожности были соблюдены ещё до того, как учёные взошли на помост.
Оставив подруг позади, я решительно направилась к тумбе. В отличие от всех терминалов, которые мне доводилось видеть раньше, у этого не было клавиатуры. Ну, в привычном понимании. Её заменял квадратный алюминиевый чемодан, от которого прямо к корпусу терминала тянулось несколько толстых шлейфов. Под приоткрытой крышкой находился пульт управления с большим количеством разных кнопок, ползунков и лампочек.
Удивительно, но судя по всему, терминал работал без остановки все эти годы! Под сантиметровым слоем пыли мерцала бледная оранжевая надпись: “Режим энергосбережения. Нажмите любую клавишу”.
“Отлично. Теперь осталось только найти на пульте эту самую “любую” клавишу”, – подумала я, разглядывая чёрный шильдик с инструкцией, привинченный к крышке чемодана. “Да где же она?.. А, так вот оно что!” – судя по инструкции, система активировалась поворотом небольшого ключа, который мало того, что сейчас не был повёрнут в нужное положение, так ещё и едва не вываливался из своего гнезда. Похоже, автоматика сама вытолкнула его наружу.
”Ну что, начнём, пожалуй?” – пододвинув пульт к себе, я набрала побольше воздуха и не жалея сил дунула на запылённый экран терминала.
Результат превзошел все мои ожидания! Стекла в ротонде с хрустом лопнули, брызнув внутрь бесчисленными осколками, и я едва успела прикрыть глаза рукавом куртки. Когда же я вновь обрела зрение, то увидела, как сквозь оконный проем на меня мчалось что-то прозрачное и большое. Прежде, чем мне удалось его как следует разглядеть, это что-то ухватило меня за загривок, сбило с ног и с силой прижало лицом к полу, да так, что я едва не порезалась о рассыпанные по кафелю осколки. Перед глазами возникли тяжелые армейские ботинки, и щекой я почувствовала холод оружейного металла.
“Ну всё, добегались”, – кое-как вывернув голову, я увидела прямо над собой вооруженного пегаса. Вернее, это для себя я решила, что нападавший был пегасом. В конце концов у него было четыре ноги и мощные крылья с перьями. Вот только голова этого… существа смотрелась пугающе неестественно. Она была закрыта глухим железным шлемом с чёрными пластиковыми вставками без единого намёка на какое-нибудь стеклянное забрало, окуляры прибора ночного видения или, скажем, наиболее уместную в данном случае полоску визора. Вместо этого в шлем было встроено небольшое прямоугольное устройство, на матовой поверхности которого не виднелось даже маленькой лампочки, из-за чего странный пегас выглядел слепым.
С первого взгляда было понятно, что это подобие пони не имело ничего общего с обычными солдатами Анклава. Тело и ноги пегаса были закрыты бронёй, представлявшей собой хитроумное сочетание металла, керамики, каких-то ремней и кусков плотной ткани серой камуфляжной расцветки. И пусть это необычное обмундирование выглядело несколько мешковато и бесформенно, оно совсем не сковывало движения бойца.
Скосив глаза, я увидела, что мои подруги находятся не в лучшем положении: Джестер точно так же заломили двое бойцов, а Свити удерживали аж трое, но дёргаться не пытался никто, даже гибкая и непредсказуемая полузебра: на нас троих буквально из воздуха материализовалось целых восемь тяжеловооружённых пегасов, облаченных в броню и камуфляж.
В мгновение ока вся ротонда превратилась в немую сцену. Ещё бы: в сложившейся ситуации достаточно было неловко дёрнуться или попытаться подать голос, чтобы расстаться с жизнью. Любой из нападавших без труда мог одним движением снести голову любой из нас.
Однако истинный хозяин этой вечеринки не заставил нас ждать слишком долго: на лестнице, по которой мы попали в ротонду, послышались шаги, и за нашими спинами раздался ущербный, хрипящий голос, который было невозможно спутать никогда и ни с чем.
– Не могу сказать, что рада снова видеть вас, мисс Даск.
Эмеральд Грин. Старая знакомая, у которой были все причины убить меня прямо на месте. И всё же, она не отдала приказа стрелять. По её команде бронированные пегасы подняли нас с пола и разоружили, просто свалив все наши вещи в кучу. Затем они отступили, заняв позиции по кругу, около пилонов установки, и перекрыв всю ротонду секторами обстрела. Работали они чётко, слаженно и, что самое неприятное – молча. Наконец-то я смогла их как следует рассмотреть. Стоя на собственных ногах, делать это было как-то удобнее. Теперь я разглядела среди брони и мешковатого снаряжения тонкие провода, трубки и непонятные металлические конструкции, напоминавшие сложно изогнутый каркас.
– Я догадывалась, что у вас есть сообщники, мисс Даск, – прохрипела Грин, вышагивая кругами и буквально сверля нас холодным, злым взглядом своих раскосых зеленых глаз. – Ничего удивительного в том, что вы связались с подобным отребьем из Пустоши, тут другого и не водится.
Встав напротив Джестер, которая была ниже Грин почти на голову, она окинула ту взглядом, преисполненным отвращения.
– Ну и компанию же вы себе подобрали: нищая полукровка – жертва промискуитета и дылда-проститутка, подстилка для мутантов.
В ответ на это Джестер злобно прошипела поток отборной брани, общий смысл которой сводился к предложению Грин травмировать себя через половые органы.
– Удивительно, что с такими… помощниками вам удалось причинить нам столь крупные неприятности, – обойдя всех троих, Грин уставилась прямо на меня. – Но думаю, в этом мало вашей заслуги. Уверена, вам помогло предательство. Предательство и вредительство. Тех, кто в этом виноват, скоро найдут и, скорее всего, повесят. Надеюсь, что повесят, хотя могут и просто расстрелять.
Грин снова принялась вышагивать перед нами. Я прекрасно чувствовала напряжение, исходившее от неё.
– Сначала я думала, что вы, мисс Даск, мешаете нашим задачам. Но кто бы мог подумать, что в свободном полете вы принесете куда больше пользы, чем в тюрьме или в могиле. Вы сделали большую часть работы и, в итоге, привели нас сюда.
Видимо, мне плохо удавалось скрывать свои эмоции. Увидев мою реакцию на свои слова, Грин вскинула брови в наигранном удивлении:
– Как, вы не понимаете, откуда мы знаем? Мисс Даск, позвольте, я расскажу вам, против чего вы боретесь, покорно исполняя роль слепого оружия. Роль инструмента для тех, кто преследует свои личные цели в ущерб общему благополучию нации.
Грин сделала жест, и один из солдат протянул ей небольшой белый шар, сделанный из неизвестного материала, более всего напоминавшего пластик. Пегаска дотронулась до одной лишь ей известной точки на шаре, и тот пришёл в движение. Верхняя половина шара раскрылась шестью лепестками, демонстрируя сложную механическую начинку, собранную вокруг тёмно-красного рубина с арканной матрицей.
Нижняя половина устройства была полностью симметрична верхней. Грин бросила устройство на землю, и оно превратилось в отвратительный гибрид медузы и паука на шести ногах-лепестках.
– Удивительное устройство, не правда ли? Это арахнопод. Он имеет два альтернативных способа передвижения. Поскольку это шар – он может катиться с приличной скоростью. Но у него есть ноги, которые могут быть использованы для передвижения по любой неровной поверхности. Жаль, что так он перемещается гораздо медленнее, чем катится, – будто вторя словам Грин, устройство сложилось обратно в шарик и покатилось по полу, на ходу меняя траекторию. – Особенно меня забавляет, как он справляется с лестницами, – ухмыльнулась пегаска, сделав акцент на последнем слове.
Шарообразный робот некоторое время не проявлял никакой активности, затем взял разгон с места и как ни в чем не бывало вкатился вверх по стене, после чего оттолкнулся от неё прямо в сторону Грин. Скорее всего, устройством управляла она или кто-то из солдат. Не знаю, что задумала пегаска, но ей и впрямь удалось меня удивить.
– Как он взобрался по стене?
Грин торжествовала. Похоже, для неё моё удивление было сродни удивлению дикаря, впервые увидевшего электрический свет. Было странно смотреть, как на её лице, обычно совершенно холодном и непроницаемом, засияло выражение превосходства. Грин наслаждалась собой. В тот момент она даже показалась мне красивой, и это создавало особенно неприятный контраст с её хриплым, каркающим голосом.
Учёные Анклава разработали эту технологию уже после Великой Войны, когда пелена Облачного Занавеса отгородила пегасов от всего остального мира. Как ни странно, наше обособленное положение привело к небывалому технологическому прорыву. Я могу с уверенностью сказать, что процветающая Эквестрия не знала ничего подобного ни до, ни во время Войны. Дрон покрыт материалом, способным изменять свои свойства под воздействием спарк-импульсов. Один его слой позволяет приклеиваться к поверхностям, а другой – делает арахнопод невидимым.
С этими словами белый шарик, который Грин держала перед собой, исчез! Наслаждаясь представлением, Грин провела копытом прямо у меня перед носом, и я увидела, что устройство на самом деле никуда не делось, но его покрытие, словно экран, отображало картинку с противоположной стороны с небольшой задержкой, из-за чего казалось, что Грин держит облачко раскалённого воздуха.
Так вот откуда взялось ощущение, будто за мной кто-то следил...
– Здорово, правда? – Грин попыталась изобразить улыбку, но она вышла похожей, скорее, на оскал. Странно, что на досуге она не затачивала себе зубы для поддержания образа. – Мы – единственные, кто продолжает развитие мира, уничтоженного Великой Войной. А предатели из числа тех, кто был нам братьями, используют против нас варваров и мутантов, которые мечтают, живя в грязи и нищете в своей радиоактивной помойке, затащить в неё всех остальных! На ту ли сторону вы встали, мисс Даск?
Конечно, Грин явно была старше и намного сильнее меня, да и не стоило, наверное, мне открывать рот под дулами восьми автоматов, но этот поток оскорблений начал меня здорово задевать.
– Именно поэтому ты со своими мордоворотами копаешься в мусоре из той самой помойки?
Удар в солнечное сплетение выбил у меня весь воздух из легких. Я упала, изо всех сил стараясь сделать вдох. Пожалуй, если бы не бронежилет, некогда принадлежавший Грин, ходить мне с парой сломанных рёбер. А ведь она даже не замахивалась...
– Вы влезли в дело государственной важности, мисс Даск. Документы, которые вы похитили из моего кабинета, будут пострашнее жар-бомбы. Вы уже причинили достаточно неудобств, чтобы я могла уничтожить вас с вашей жалкой бандой прямо сейчас. Так что на вашем месте я бы думала, что говорить.
Наклонившись, Грин взяла меня за подбородок. Как я ни старалась, но от её удара на глазах выступили слёзы. Пегаска смотрела на меня сверху вниз, прямо в глаза.
– Ты была рождена свободной. Твоё место в небе, а не на земле.
Грин говорила тихо, и сквозь хрип я услышала нотки её собственного голоса. Наверное, раньше был очень красив. Что же с ней стало?
– Чего ты от меня хочешь?
Пронзив меня долгим, пристальным взглядом, словно она пыталась заглянуть ко мне в душу, Грин грубо оттолкнула меня от себя и затем, повернувшись спиной, привычным голосом прокаркала:
– Я хочу, чтобы вы активировали систему и завершили эксперимент, мисс Даск. Завершили его и вернули нам утраченный конверт с древним манускриптом.
Меня буквально трясло от её наглости. Грин говорила так, словно этот конверт в самом деле принадлежал ей!
– С чего ты вообще решила, что я знаю, как это сделать? – собрав остатки храбрости, спросила я.
– Потому что если вы не знаете, как это сделать, у меня больше нет причин оставлять вас в живых. А может... – пегаска обернулась, и на её лице не осталось и тени той, кого я недавно видела перед собой, – мне начать с вашей полосатой сообщницы?
“Да чтоб ты сдохла, тварь!”
– А что если его там вообще не окажется? Что тогда? – почти прокричала я, глядя на Грин как на полоумную.
– Тем будет хуже для вас. Приступайте!
Впервые в жизни мне не оставили выбора. В ходе нашей неприятной беседы у меня появилось стойкое ощущение, что Грин не совсем эмоционально стабильна. Интересно, она всегда была такой, или это заварушка, которую мы устроили за Облачным Занавесом обошлась ей слишком дорого? Кто бы ни стоял над Эмеральд Грин, он был достаточно могущественным для того, чтобы устроить ей значительные неприятности.
Я подошла к терминалу и, вдавив стартовый ключ до упора, провернула его в гнезде пульта, а затем сделала то, что от меня просило устройство: нажала первую попавшуюся клавишу. Экран на мгновение погас, пока система выходила из режима энергосбережения, а затем озарился целой палитрой графиков, бегущих списков и прочих диаграмм. И посреди всего этого великолепия, в самом центре экрана, висело сообщение, которое могло означать только плохое: “Ошибка! Необработанное исключение ввода-вывода: превышен допустимый объем памяти”. Единственная на всю рабочую область графическая “клавиша” с надписью “Продолжить” была не менее бескомпромиссна, чем Эмеральд Грин.
Я, конечно, мало что понимала в программном обеспечении, но какие-то основы логики позволяли предположить, что система вела регистрацию данных эксперимента, который некому было завершить. Теперь же этот журнал данных оказался переполнен, и на такой исход дела программа явно рассчитана не была. В самом деле, сложно вообразить себе программу, готовую в течение двухсот лет непрерывно выполнять операцию регистрации. Однако, слово “исключение” подсказывало мне, что если я сейчас соглашусь с требованием, она банально “вылетит”, то есть в нашем случае прекратит работу самым непредсказуемым и неприятным способом.
Я оглянулась. Солдаты всё так же держали моих подруг на прицеле. Грин стояла рядом с Джестер и молча смотрела на меня: ей оружие не было нужно вовсе. Несколько бойцов также обратили ко мне свои слепые лица с глухими чёрными полимерными забралами. У меня не было страха, не было паники. Я холодно и трезво понимала, что время для разговоров прошло. Эти точно не будут угрожать, кричать и брызгать слюной. Просто молча убьют, и мне повезет, если это будет пуля в лоб, а не перелом позвоночника или прошитое насквозь легкое. Так что в моём положении было уже всё равно, что произойдёт дальше.
Глубоко вдохнув, я нажала клавишу “Выполнить”, после чего чёрный фон программы мгновенно сменился тревожно-красным и заполнился кучей каких-то символов. Затем раздался короткий писк, экран терминала погас, а слабое гудение, шедшее от его корпуса стихло. Да, я ожидала, что ошибка приведет к “вылету” программы, но не всей же системы целиком! Впрочем, толком испугаться я не успела: на экране вновь появились оранжевые буквы, сопровождаемые бодро мигающим курсором: “Базовая Система Ввода Вывода “Медальон”, версия 2.75”. Через несколько секунд чернота сменилась крупной эмблемой Министерства Арканных Наук, и как только она пропала, на экране терминала одно за другим начали появляться окна.
Верхнюю часть экрана занял график с подписью “Электропитание”. Согласно легенде, на нём должны были присутствовать сразу три кривые: “Потребление”, “Резерв” и “Требуется (оценка)”. Система обновляла значения каждую секунду, но сейчас на график выглядел практически пустым и безжизненным. Жирная красная линия “Потребление” держалась на самом минимуме, где-то у нижнего края графика, а вот белая пунктирная горизонталь, отмеченная как “Требуется” находилась чётко на самой верхней границе графика и всем своим видом показывала, что она залезла бы гораздо выше, если бы только могла. Что ж, просто и доходчиво: в данный момент вся система пожирала ту малую толику энергии, что была в её распоряжении и хотела ещё. Но где же мне было взять столько свободной энергии?
Ответ нашёлся тут же, под графиком. Большая секция “Источники” делилась на два окна, озаглавленных как “СКАР-1” и “ГЭС “Северная”. График “ГЭС” пустовал, а прямо над ним красным цветом горело сообщение “Аварийный сброс воды”. Другой график был заполнен процентов на пятнадцать.
– Что такое СКАР-1? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Специальный Компактный Атомный Реактор, модель 1, – ответила Свити. Ну, конечно, кто как не она должен был знать всё про довоенные технологии. – Сравнительно небольшая экспериментальная установка, которая использовалась в основном для научных и учебных целей. На таких реакторах отрабатывалась технология, позволившая бы создавать жар-бомбы без использования магии. Однако основной её задачей, разумеется, являлась выработка электроэнергии в мирных целях.
“А, ну да. Разумеется”, – фыркнула я.
Как ни странно, в этот раз больше всех удивилась Эмеральд Грин.
– Где вы умудрились найти образованное тело в Пустоши, мисс Даск?
“Места надо знать”, – хотела было я огрызнуться в ответ, но благоразумно промолчала. Сейчас не следовало злить пегаску ещё больше, да и себя накручивать тоже не имело смысла. Единственное, чем, действительно, стоило заняться – это как следует изучить схему распределения электроэнергии. Что если мне удастся придумать какую-нибудь хитрость, благодаря которой я смогу потянуть время, а то и вовсе повернуть ситуацию в нашу пользу?
Если суммировать всё, что я видела на экране, выходило следующее: в момент эксперимента телепортационная установка питалась сразу от двух источников – от какого-то “атомного реактора”, который, похоже, находился где-то прямо под нами и от гидроэлектростанции, которая сейчас почему-то бездействовала. Я вспомнила, что Свити однажды уже употребляла слово “реактор”, но я понятия не имела что значило “атомный”, и поэтому мне меньше всего хотелось иметь дело с этой штукой. А вот с плотиной всё было значительно проще: пусть и в общих чертах, но я представляла себе, как она выглядела и как работала. Поразмыслив таким образом, я крутанула переключатель “Режим” и активировала секцию, отвечавшую за управление плотиной. Надо отдать конструкторам должное: при выборе той или иной секции, пульт заботливо подсвечивал янтарным светом доступные мне регуляторы и кнопки.
Схема управления плотиной выглядела на экране терминала до смешного просто. По-сути, она представляла собой диаграмму из шести тёмно-синих столбцов – по количеству гидроагрегатов электростанции. Каждый столбец отмечал положение водяной заслонки своего гидроагрегата, и сейчас все заслонки находились в положении “закрыто”. Не удивительно, что под диаграммой, среди цифровых показателей, вроде вырабатываемой мощности и скорости вращения гидроагрегатов, сплошь стояли нули.
Немного помедлив, я дотронулась до регуляторов на пульте. Программа не стала выдавать никаких предупреждений или сообщений – она просто выполняла команды. Вслед за движениями ползунков, установивших на экране желаемое положение заслонок, на диаграмме медленно поползли указатели их реального положения. Затем система самостоятельно погасила огонёк “аварийный сброс воды”, вместо которого загорелся зелёный индикатор “водосброс сухой”, и красная кривая “Потребление” на графике электропитания сдвинулась с мёртвой точки.
Удивительно всё же, насколько живучей была вся эта древняя рухлядь! Раньше я бы не задумываясь сказала, что за двести лет полного простоя любую даже самую прочную плотину должно полностью смыть.
Выставив желаемое положение заслонок на две трети, я вернулась обратно в главное меню и с удовлетворением отметила, что кривая “Потребление” продолжила расти. И всё бы ничего, но белая пунктирная линия “Требуется” по-прежнему располагалась в самом верху графика, а жёлтая кривая “Резерв” так и вовсе отсутствовала.
“М-да, так мы далеко не уедем. Придётся рискнуть!”
Повинуясь движению ползунков, все шесть указателей положения заслонок медленно поползли вверх, пока не добрались до своего максимума, и почти сразу же на терминале высветилось небольшое, но очень тревожное сообщение: “Критическая нагрузка на гидроагрегаты!”
“И всё, Додо. Поступай как знаешь”.
По идее, раз мы увеличиваем подачу энергии, а потребление всё еще зашкаливает, значит в системе имеется какое-то невероятно мощное сопротивление. Похожим образом вели себя тельферы в Стойле, после того, как кто-то из моих коллег догадался заменить сгоревшие предохранители в лебёдках на “жучки” из жетонов для игровых автоматов. А ведь в “Стойл-Тек” всё делали на совесть. И жетоны тоже…
Всё моё нутро электрика вопило: “Додо, срочно ищи схему здания, хватай фонарь в зубы и беги искать, куда уходит вся нагрузка!”, но вряд ли Грин согласилась бы на такое.
Что ж, если сейчас что-то не выдержит и рванёт, у нас появится шанс вырваться на свободу. Если, конечно, мы выживем после этого… О, да! Тактика, достойная Джестер.
“Была не была!” – я откинула со лба слипшиеся от пота волосы.
Ох и жарко же тут было! Впрочем, пусть и в переносном смысле, сейчас я собиралась поддать ещё жару. За неимением лучших примеров реактор представлялся мне чем-то вроде большой угольной топки, непостижимым образом доведённой инженерами до автоматизированного обслуживания.
Вновь крутанув колёсико “Режим”, я активировала окно “СКАР-1”. Чем бы в итоге ни был этот… атомарный реактор или как его там, он давал энергию, и им можно было управлять!
Как и окно управления плотиной, окно управления реактором раскрыло передо мной свой набор графиков и схему этого самого реактора. Но прежде, чем я смогла что либо сделать, экран перегородило сообщение: “Внимание! Последняя закладка топлива была произведена 50 лет назад. Выполнить перезакладку?”
50 лет! Меня тогда и в проекте не было! Всё это время система управления реактором следила за уровнем выработки топлива и, примерно пару раз в столетие, просыпалась чтобы подсыпать новую порцию угля, или на чём там эта штука работает. И вовсе не факт, что я доживу до того дня, когда автоматика проснётся вновь.
Я ответила утвердительно, и терминал развернул трёхмерную схему реактора практически на весь экран. Каркасная модель медленно вращалась вокруг своей оси, и, провалиться мне на этом самом месте, если я понимала хоть что-нибудь в этом переплетении трубок и линий. Больше всего реактор напоминал своим видом пчелиные соты, в которые были погружены связки из длинных узких трубок.
Правую половину экрана теперь занимала плохонькая, размытая и почти бесцветная картинка с телекамеры, установленной в помещении реактора. Судя по всему, верхняя часть реактора находилась как раз на уровне пола того помещения. Сквозь помехи и откровенно ущербное качество видео я смогла разглядеть, как что-то вроде козлового крана подъехало по рельсам и остановилось прямо над реактором. На раме крана были закреплены две гибкие ленты с крюками. Одна такая лента подвозила новое топливо, а по старой уезжало уже отработанное. Само топливо на поверку оказалось длинными квадратными сборками из кучи прямых чёрных трубок. При помощи лебёдки козловой кран вынимал сборку и отправлял её по гибкой ленте в недра служебных помещений – словно комбинезон в химчистке, – а затем опускал в ту же точку свежую сборку.
Процесс этот оказался довольно длительным и занудным. Однако реактор при этом не только не переставал выделять энергию: с каждой новой свежей сборкой уровень энергии неуклонно возрастал! Складывалось ощущение, что там, в реакторе новые сборки топлива постепенно разгорались, выходя на свою рабочую мощность.
Доверив работу автоматике, я вдруг поняла, что очень скоро моё бездействие может вызвать лишние вопросы. Тогда, коснувшись колёсика-переключателя “Режим”, я стала медленно крутить его, переходя от одного окна программы к другому. И примерно на пятом щелчке моему взору предстало окно, которое я до этого не видела: “Координаты отправки”. Не смотри на меня сейчас дула автоматов, я бы, наверное, звонко шлёпнула себя по лбу. И как я только могла забыть о самом главном?! Запуская установку, я даже не удосужилась узнать, куда именно будет доставлен конверт, если, конечно для этого хватит энергии. Ведь не зная конечных координат, я, считай, выбросила бы конверт неизвестно куда! И где бы я потом его искала?
Всё-таки меня радовала утилитарность интерфейса телепортационной установки. Что называется, ничего лишнего. Для проведения нуль-транспортировки чего-либо, я должна была знать всего 6 числовых значений: три координаты для точки отправки и три – для места назначения соответственно, поэтому, не мудрствуя лукаво, я изменила координаты точки назначения, вписав вместо цифр, введённых учёными, те, что стояли в строке “точка отправки”. Теперь если техномагический агрегат сработает как надо, конверт возникнет прямо у нас перед носом.
Подтвердив замену данных, я вернулась к окну управления реактором.
Несмотря на то, что операция определённо затягивалась, солдатам Грин следовало отдать должное: они не только не проявляли признаков нетерпения, они даже не пошевелились. Ни дать ни взять – статуи. И если от жары у меня пот градом катился по носу, эти ни разу не почесались, несмотря на то, что всё это время стояли в полной боевой выкладке, да ещё в своих жутковатых железных шлемах.
Эмеральд Грин пока тоже сохраняла спокойствие. Работая с терминалом, я пыталась “просчитать” её. Пегаска могла потерять терпение и начать шуметь, и это было бы хуже для всех нас. Похоже, что она и сама это хорошо понимала. В конце концов, у неё было всё время мира, а терпения ей было не занимать. Она знала, что я не смогу колдовать над терминалом бесконечно. Рано или поздно она получит тот или иной результат. А с такими солдатами, с такой дисциплиной, ждать ей было легко. Впрочем, так же легко было потерять бдительность. Нельзя сохранять бдительность слишком долго, это я знала по себе.
Вернувшись обратно к терминалу, я закрыла окно управления реактором. График “Потребление” устойчиво рос, а плотина ГЭС всё так же устойчиво работала. Мне оставалось только ждать.
И ожидание принесло свои плоды: когда кривая “Потребление” добралась до первой трети экрана, белая пунктирная линия “Требуется” сдвинулась с места и поползла вниз! С замиранием сердца, в полной тишине я следила за разноцветными линиями на экране монитора. Белый пунктир спускался всё ниже, и, глядя за его движением, я старалась не дышать, хоть и понимала, что это никак не могло повлиять на древние, не обслуживаемые уже два века системы, к тому же расположенные неизвестно где. По мере того, как количество энергии в системе росло, аппаратура в комнате оживала. Первыми включились вентиляторы охлаждения. И пусть в такой жаре поток раскаленного воздуха в лицо совсем не освежал, всё равно это был добрый знак.
Один за другим на пилонах у стен ротонды зажглись кристаллы с магическими матрицами. Попутно включилось и другое оборудование, смонтированное уже на стенах: какие-то распределительные щиты и короба с мигающими лампочками, начали крутиться давно бесполезные бобины регистраторов с магнитофонными лентами. Всё это вместе начало издавать заметный гул, от которого становилось совсем не по себе. Но что было ещё хуже – в комнате появился устойчивый неприятный запах – не то обгорающей пыли, не то обгорающей проводки, не то просто запах озона.
Тем не менее, белая пунктирная прямая спускалась всё ниже. Вот линии на экране разделяет всего сантиметр, вот уже половина… Какое-то из устройств под потолком начало издавать тонкий, на грани слуха, но жутко противный писк, мешавший сосредоточиться. Устройства-пилоны стали передавать на пол мелкую вибрацию. Честно говоря, вот теперь мне стало по-настоящему страшно. С таким потреблением тока напряжение в установках было достаточным для того, чтобы пробой вызывал дуговой разряд прямиком через воздух!
Вот только отступать было некуда: пунктирная линия вплотную подобралась к красной кривой потребления энергии. От запаха обгорающей проводки кружилась голова и першило в горле. Невозможно было даже предположить, что может произойти, когда они пересекутся. Планировать что-либо было тоже бесполезно, поэтому я просто старалась оглядеться и как можно лучше запомнить расположение всего вокруг: солдат, Грин, моих подруг, окон, лестницы, аппаратуры…
Отвлекшись от экрана, я не заметила момент, когда линии соприкоснулись.
В одночасье всё пошло кувырком! Сначала взорвалась установка. Взорвались сразу все кристаллы, брызнув разноцветными осколками во все стороны. Из каждого пилона ударила струя практически прозрачной, бесцветной энергии. Боюсь, если бы моя голова оказалась на пути такой струи, её бы попросту срезало, но даже находясь на расстоянии, я ощутила эту страшную мощь. Когда потоки столкнулись, раздался громкий хлопок, если даже не взрыв, причём, такой силы, что меня сбило с ног. На какой-то момент я потеряла ориентацию в пространстве.
А потом всё стало красно. Весь мир вокруг в мгновение ока заволокло красным туманом, в котором пропала и ротонда, и Грин, и солдаты. И лишь одна ярко светящаяся точка, этакая маленькая звёздочка, висела в самом центре зала над круглой платформой, где когда-то стояли участники эксперимента!
Я моргнула, и это оказалось большой ошибкой. От густой алой мглы всё стало мокрым и липким: одежда, волосы, ресницы. Во рту появился противный вкус крови, и стало трудно дышать.
Кровь! Ротонду заволокло туманом из крови! Подавив подступивший к горлу рвотный позыв, я заставила себя подняться и сделать прыжок к светящейся точке. В воздухе висел и c шипением запекался слоем крови сложенный в несколько раз, раскалённый лист магической бумаги! Ещё одна часть манускрипта о Пере Тау!
А рядом со мной, целый и невредимый, но весь перепачканный в крови, дисплей терминала истошно мигал такими же кроваво-красными оповещениями, что-то про аварийное стравливание давления и недопустимую скорость вращения турбин. Одно оповещение выглядело особенно тревожно и занимало чуть ли не пол-экрана: “Вибрации гидроагрегата!”. На заднем фоне виднелась ярко-жёлтая кривая “Резерв”, занимавшая всё свободное пространство графика.
Разбираться в том, что всё это значило, мне было некогда. Надо было действовать! Схватив омерзительный липкий листок зубами, я бросилась в ту сторону, где, по идее, должны были лежать наши вещи.
Но пробежала я недалеко: у Эмеральд Грин были те же намерения, что и у меня! Вид её был поистине ужасен: грива, пропитавшаяся кровью и слипшаяся, пропитанная кровью одежда, в сочетании с бешеным взглядом. Я невольно шарахнулась в сторону, но Грин меня опередила: точно рассчитанный удар в горло заставил меня рефлекторно разжать зубы и остановиться, а короткий удар под колено – упасть на пол и корчиться от внезапно нахлынувшей боли.
Пегаска очень хорошо знала, куда и зачем надо бить.
Пока я пыталась сделать вдох, Грин подняла листок с пола и убрала его в свой подсумок. Она не торопилась. Сейчас весь мир для меня сжался до этого маленького пятачка кафельной плитки, где были я, кровавый туман и Эмеральд Грин. И для зелёной пегаски я только что стала отработанным материалом. Она получила то, что хотела, и теперь у неё не было ни единой причины оставлять меня в живых. В её взгляде я не видела ни раздумий, ни сомнений. В её взгляде я увидела только то, как она рассчитывала последний удар. Сейчас ей было удобнее всего сломать мне шею. Мощный удар всем телом, сверху вниз. Сила притяжения сделает этот удар неотвратимым. Вот и конец приключений для Додо. Если только…
В тот момент, когда Грин, полностью подтверждая мой прогноз, подошла ко мне на расстояние удара, я с силой вдавила кнопки ПипБака, активируя матрицу заклинания замедления времени. Все звуки словно остановились, мир приобрел уже знакомую мне небывалую чёткость, и я увидела, как одна за другой сжимались мышцы, поднимая сильное и блестящее от крови тело Эмеральд Грин на дыбы. Я видела, как взлетели пропитанные кровью волосы её гривы, видела её глаза прямо перед собой. В них не было ни гнева, ни ярости, только расчёт, расчет единственного удара. Расчет, который не должен был оправдаться.
Стиснув зубы, я заставила себя встать на ноги. В горле неудержимо першило, из глаз текли слёзы, но мои ноги и крылья были целы и невредимы, и в этом заключалась главная ошибка Эмеральд Грин. Оттолкнувшись от пола изо всех сил, вложив энергию всего своего тела, я встала на дыбы. Грин собиралась бить сверху вниз, поэтому я оказалась немного быстрее.
Передние ноги совершенно не приспособлены для удара вперед. Тех, кто пытался так бить, в Стойле дразнили последними словами. Но я и не собиралась драться, нет. На какое-то мгновение мы с Грин зависли друг перед другом, лицом к лицу. В замедленном движении я увидела, как успели раскрыться от удивления её глаза. “Что, не ожидала?” – я даже позволила себе нарисовать злорадную ухмылку на лице. И с этим выражением лица, изо всех сил напрягая самые слабые мышцы в своём теле, я распрямила правую ногу прямо в нос Эмеральд Грин.
Мне не нужна была убийственная сила. Мне не нужно было ломать ей кости. Тот, кто хотя бы раз дрался в коридорах между уроками, с детства знает, что удар в нос – решающий аргумент в любой потасовке! Безумная боль, от которой из глаз летят искры и льются слёзы даже у самых суровых здоровяков – вот то слабое место, заложенное в нас от природы. И Эмеральд Грин пропустила этот удар.
Я тоже знала, куда надо бить.
Действие заклинания закончилось, и время рывком вернулось к своему нормальному течению. Застигнутая врасплох, Грин потеряла баланс и неловко завалилась назад. Мешкать было нельзя, сейчас или никогда! Развернувшись на месте и прижав уши, я со всех ног припустила к лестнице, моля Небо о том, что мои подруги догадались сделать то же самое. Принять бой в этой ротонде было равносильно драке в туалете с газонокосилкой: здесь было так же мало места, а против нас была такая же превосходящая сила.
Уходящие вниз перила показались из кровавого тумана внезапно и не совсем там, где я их ожидала увидеть. Едва не ударившись лбом об угловой столб, я изменила курс и чуть не полетела по лестнице кувырком, поскользнувшись на скользких от крови каменных ступенях. Пролёты лестницы мелькали один за другим, и, оказавшись внизу, я бросилась сломя голову. Сквозь туман не было видно ничего. Он был везде, даже у меня под одеждой, в глазах, в ушах, и создавал невероятный дискомфорт. Из-за него было трудно дышать и саднило в груди.
Я бежала, едва разбирая дорогу, и изо всех сил старалась не врезаться в какую-нибудь открытую дверь или, упаси Селестия, в капитальную стену. Пакет – вернее, уже даже не пакет, а сам лист с манускриптом – остался у Грин. Если в нём указано местоположение Храма Тау, то всё остальное больше не имело значения. Не имела значения вся та лирика, которая содержалась на других, ранее найденных страницах. Нужно любой ценой отобрать у неё этот документ, нужно…
– Додо!
Прежде, чем я среагировала, Свити Бот с силой втащила меня в какой-то захламлённый кабинет. Хвала Богиням, она была цела! Ну, то есть, по крайней мере она до сих представляла из себя единое целое, потому что вид её был не менее жутким, чем у Эмеральд Грин. Бывшая ещё недавно снежно-белой, её шерсть стала тёмно-красной от впитавшейся крови, а некогда бережно уложенная грива чёрными сосульками свисала прямо на глаза. Судя по тому, как вздымались её плечи, в таких условиях ей тоже было тяжело дышать. Только бы этот кровавый туман не нанёс её механизмам непоправимого вреда!
– Ты в порядке? – выпалили мы с ней в один голос.
Стараясь не обращать внимания на инфернальный вид обычно болезненно аккуратной единорожки, я улыбнулась.
– Со мной всё хорошо. А где Джестер?
– Она… снаружи.
– Что значит “снаружи”?!
– Когда взорвалась эта установка, Джестер выпрыгнула в окно с твоим ледорубом в зубах.
“Этого только не хватало! Что за чушь она несёт?” – видя мою реакцию, Свити попыталась меня успокоить.
– Додо, я думаю, что она что-то задумала, и она знает, что делает. У неё был очень уверенный вид.
Она думает! Джестер не умеет летать, и какой бы она ни была загадочной и ловкой, ей не пережить падение с высоты многоэтажного здания. В ротонде остались девять вооружённых пегасов, и ни один нормальный – я говорю, нормальный, в отличие от меня – пегас не станет спускаться по лестнице, если можно просто вылететь в окно! Джестер мгновенно обнаружат и убьют! Проклятье, проклятье, проклятье!
– Свити, мы должны туда вернуться! – прокричала я страшным, хрипящим голосом.
Как бы мне не хотелось сбежать отсюда побыстрее, я просто не могла оставить подругу в ротонде одну! Я изо всех сил старалась не думать о том, что будет, если Джестер ошиблась.
– Додо, я уверена, что у неё есть план! – возразила Свити Бот.
Услышав её слова, я остановилась, как вкопанная. Милая Свити, раньше бы я, наверное, тебя послушала. Но это “раньше” прошло. Сейчас я понятия не имела, что делать дальше, а это значило, что я должна была поступать так, как мне велит моя совесть, и я не собиралась тратить время на глупые пререкания. Глядя Свити прямо в глаза, я сделала шаг в её сторону.
– Конечно же, у неё есть план, – я постаралась вложить в свои слова столько яда, сколько могла. – И, может быть, она тебе даже успела про него рассказать? А может, в её план входило, что мы вернёмся её спасти? Она мой друг, Свити, такой же, как и ты. И пусть даже небо рухнет нам на голову, я не собираюсь терять друзей в этом аду. Ну, ты со мной?
Свити невольно отступила назад, и я с каким-то мазохистским удовлетворением отметила, что, в тот момент была действительно страшна , раз смогла напугать даже робота.
Свити нахмурилась, давая какие-то свои оценки происходящему, и на долю секунды я даже испугалась, что перегнула палку. Но, к моему облегчению, Свити кивнула.
– Я с тобой, Додо.
Я выглянула в коридор. Кровавая взвесь потихоньку оседала липкими лужами на полу, стекала багровыми подтёками по стенам, но всё еще было плохо видно, что происходит вокруг. Верно же говорят, у страха глаза велики: только что я бежала по этому коридору со всех ног, теперь же я постоянно прощупывала пространство перед собой. Липкое и влажное ощущение по всему телу постоянно напоминало о себе, да еще и во рту непрерывно было солоно от крови.
“Ничего не поделаешь, Додо, терпи”.
Только сейчас я осознала, что все наши вещи остались наверху. А без них нам здесь долго не протянуть даже и в отсутствие Грин и её солдат. Переглянувшись со Свити, мы начали восхождение обратно в ротонду.
Откуда только взялась вся эта кровь? В том, что это была именно она, сомнений уже не оставалось. Довоенные материалы отделки здания сейчас активно впитывали красную жижу, и буквально на глазах разбухали и разрушались. Тут и там от стен стали отслаиваться обои, а ковровая дорожка, по которой мы шли, почти мгновенно превратилась в расползающуюся кашу. Казалось, что пересушенное двухсотлетним солнцем и, наконец, дорвавшееся до влаги здание стремительно разрушалось, как ему и было положено.
Мы поднялись по душному, жаркому лестничному колодцу главной лестницы. Между нами и ротондой оставался всего один короткий коридор. Раскалённый камень здания активно отдавал тепло, нагревая влажный воздух. Проклятая кровь забивала нос, и, в конце концов, плюнув на всё, я стала сморкаться прямо себе под ноги, на ходу утираясь липким рукавом.
Наверное, если бы не все эти неприятности, я бы успела вовремя понять, что что-то не так. Что кроме нас здесь ещё кто-то есть.
Солдат Грин!
Я столкнулась с чёрным слепым шлемом в буквальном смысле нос к носу, едва не ударившись об него головой. Сложно сказать, для кого это была большая неожиданность: издав нечленораздельный гортанный звук, солдат с места отпрыгнул назад.
То, что произошло дальше, заняло не больше нескольких секунд, но для меня они без всяких заклинаний растянулись в целую вечность. Ошалело встряхнув головой, солдат вскинул крылья, которым едва хватило места в коридоре. Под крыльями у него находилась сложная система креплений, что-то вроде железной механической портупеи, на которой было закреплено по короткому, компактному воронёному стволу. Я почувствовала, как Свити Бот с силой прижала меня за загривок к полу, уводя с линии огня. Да уж, силы ей было не занимать. Впрочем, какой в этом смысл, если нас всё равно сейчас изрешетят? Лицом к лицу у нас не было шансов. Я очень хотела зажмурить глаза, но это было выше моих сил.
А затем голова солдата почему-то запрокинулась, и из шлема раздался не то крик, не то какое-то истошное шипение или бульканье, и солдат, как стоял, повалился на пол. Его голова в шлеме из черного полимера упала на липкий и насквозь промокший ковёр, прямо перед моим лицом. В шее солдата торчал мой ледоруб!
– Девочки, вы как раз вовремя! – ударом ноги Джестер выбила ледоруб из позвоночника поверженного врага, словно топор из дерева. – Селестия, ну, у вас и видок!
Сказать по правде, у самой Джестер вид был не лучше: её волосы, собранные в косички, пропитались кровью и выглядели скорее как кишки. Кишки на голове. Отвратительно… Тем не менее, я была рада её видеть как никогда!
– Додо, ты долго ещё будешь там валяться? Свити, отпусти ты её уже, – полузебра ухмылялась, но я видела, что ей, как и всем нам, тяжело. Её выдавал нетипичный для неё взгляд исподлобья и тяжелое дыхание. – Пойдемте скорее, что я вам покажу!
Я поднялась на ноги, а вот Свити явно не торопилась уходить. Словно завороженная, она разглядывала труп нашего врага. Из глубокой рваной раны вытекала омерзительная смесь из крови и чёрной маслянистой субстанции. В ране виднелись обломки металлического позвоночника, раскуроченного ледорубом. Кровеносные сосуды шли бок о бок с чёрными пластиковыми трубками.
– Свити? – голос Джестер вдруг стал встревоженным. – Надеюсь, это был не твой родственник?
Свити, впрочем, на шутку не отреагировала.
– Я знаю, что это такое, Додо! В моей базе данных есть эта информация, – Свити выглядела не на шутку напуганной, то ли своим знанием, то ли тем, что это знание вообще оказалось у неё в голове. – Это гибридные солдаты, Додо. Солдаты, показавшие самые высокие результаты в тактике и взаимодействии. Их физические возможности были перманентно усилены посредством хирургического вмешательства: внешний металлический каркас представляет собой единое целое со скелетом, органы чувств улучшены за счет арканных устройств и встроены в шлем: да, шлем у них теперь вместо черепа. Но самое главное – у них хирургически удалены отдельные области мозга. Они идеально убивают, но они не способны ни на что больше. Проект создания этих суперсолдат появился еще во время Войны, долгое время разрабатывался, но был прекращён. Я думала, его закрыли и похоронили навсегда...
Джестер присвистнула.
– Так вот какой дивный новый мир обещала нам Грин.
Свити подняла глаза на некогда серую, а теперь уже бордово-бурую пони.
– Джестер, ты не понимаешь. Меня построили на основе этого проекта! У меня с ними половина общих запчастей! Это архитектура, разработанная госпожой Эпплблум!
– И что? – Джестер угрюмо вытирала ледоруб от чёрного масла, глядя на Свити с непроницаемым выражением лица. – Ты теперь, типа, какая-то долбаная машина для убийства или что?
– Нет, – Свити перевела взгляд обратно на труп солдата. – То есть, я думаю, что нет. В конце концов, у меня есть свобода воли. В смысле, мне не вырезали мозг, как ему. Просто, понимаешь, мне теперь будет неуютно жить, зная, что у меня не защищена задняя часть шеи.
– Эта часть всегда открытая. – Джестер наконец оттёрла ледоруб и всё так же угрюмо повесила его себе на пояс. – Шлемы, которые её закрывали, вышли из моды тысячу лет назад, потому что в них было неудобно крутить головой. Ладно, пойдёмте наверх. Вы должны это увидеть.
Джестер нас не обманула. Когда мы поднялись обратно в ротонду, усыпанную битым стеклом и покрытую свернувшейся кровью, нашим глазам открылось зрелище, от которого я невольно ахнула.
Багрово-красный, весь в темных подтеках, город больше не освещала искусственная звезда, однако горизонт светился закатным заревом настоящего солнца. На фоне привычно затянутого сизыми тучами неба Северной Пустоши клином летели 8 точек – Грин и её маленькая армия.
Когда мы, наконец, выбрались на улицу, стало уже ощутимо прохладнее. Северная Пустошь решительно отбирала по праву принадлежавший ей город. Здания ещё держали тепло, но воздух стремительно остывал, а мы все были насквозь промокшие. И если мы не хотели замёрзнуть насмерть, нам нужно было двигаться. Ещё тогда, в ротонде, Джестер засекла направление, в котором выдвинулась Грин со своими “машинами для убийства”. Судя по имевшейся у нас карте, в единственным значимым объектом в этой части города был железнодорожный терминал. Похоже, у пегаски там был какой-то перевалочный пункт или лагерь.
К моей радости, противника не заинтересовали наши вещи. Не считая моей винтовки, всё так и лежало брошенным в общей куче. Хм, вот уж не думала, что Грин будет промышлять воровством. Или это была её маленькая месть за бронежилет? Тем не менее, мы были более-менее экипированы.
Тени, впрочем, тоже пропали. Очевидно, Тени и искусственное солнце были двумя проявлениями одного целого. Чтобы чем-то занять свой мозг, я начала складывать детали мозаики, воссоздавая картину того, что же тут произошло. В записях доктора Брандта говорилось, что для телепортации мало открыть портал. Необходимо иметь начальную и конечную точку. Надо взять материю, перенести её в “лимб” – так учёные называли межпространство, – а затем вывести её в конченой точке и закрыть портал.
Очевидно, что эксперимент пошёл наперекосяк именно из-за конверта Бэбс Сид, который волею судеб оказался в кармане бедняги Эверса. Не в силах справиться с этой аномальной материей, установка телепортации начала потреблять всё больше энергии, при этом захватывая всё больше живой материи вокруг себя. А когда потребление стало слишком велико, автоматика решила, что произошло короткое замыкание и выключила подачу энергии вовсе, тем самым переведя реактор в аварийный режим.
В результате этого сбоя вся захваченная материя – то есть все живые существа – оказались запертым в “лимбе” навечно. Но почему остались Тени? Судя по тому, что я испытала коснувшись одной из них, это были отпечатки душ. Потеряв телесную оболочку, души жителей Поларштерна намертво вплавились в пространство. Скорее всего, у этого явления было своё научное объяснение и даже название. И, наверняка, можно было объяснить почему конверт Бэбс Сид оказался невредимым даже под действием той чудовищной силы, что на мельчайшие частицы расщепила все тела в “лимбе”, а сегодня вывалила их на город в виде идеального красного тумана. Кошки в экранированных клетках подвергались телепортации, но постепенно превратились в чудовищ. Выходит, установка, созданная учёными содержала в себе серьёзный просчёт: она могла передать материю, но при этом нарушалась целостность души – ну, или той сущности, которая делает живое существо, собственно, живым. Мне вспомнилась Аннбьорг – несчастная девушка из погибшей археологической экспедиции. То, во что она превратилась, внешне очень напоминало полумёртвых кошек из Поларштерна. Выходит, то заклятие, ловушка, в которую она вступила, умела отрезать души не хуже зловещей установки в ротонде…
Мои размышления прервала вспышка света. От неожиданности я даже дёрнулась в сторону, стремясь уйти с линии огня, но через мгновение осознала, что это была молния! Столь резкое столкновение горячих и холодных воздушных масс над городом грозило знатным ливнем! Тучи сгущались прямо на глазах; и без того тусклый вечерний свет превращался в сумрак. Несколько первых капель воды упали мне на лицо. Пора было двигаться, и в темпе!
Мы припустили бодрой рысью, стараясь экономить силы и дыхание. Лететь, чтобы нарваться на пули наших врагов всё равно не имело смысла. Раз враг превосходил нас числом, нужно было разработать хотя бы подобие плана. А без информации об окружающей обстановке, это было бессмысленно.
Молнии сверкали одна за одной, и оглушительные раскаты грома раздавались прямо над нашими головами. Природа словно взбесилась, что было немудрено: холодные воздушные массы, в течение двух веков осаждавшие город, наконец, сломили сопротивление аномальной жары. Я вам скажу: ради подобных удивительных вещей стоило вляпываться в такие передряги!
Не успели мы пробежать и пары кварталов, как дождь уже разразился вовсю, смывая тёмную кровь с мостовой, со стен и, что было здорово, с нашей шерсти и одежды. Тёмно-красная вода собиралась водоворотами возле дренажных решёток, которые никогда не рассчитывались на столь серьёзные ливни. Небольшие лужи в мгновение ока превратились в целые озёра, и мелкий мусор, столетия лежавший на тротуарах, отправился в плавание по улицам города. За спиной раздался грохот – это вывалилось несколько кирпичей из стены одного из наиболее ветхих зданий. Потоки воды вымывали из фундаментов строений пересушенный, раскрошившийся от старости и жары бетон.
В городе становилось небезопасно ходить по улицам.
Следуя за солдатами Грин, мы добрались до места, где пролегала граница между административным кварталом и промзоной. В отличие от центра города, застройка здесь была уже не такой изящной: каменная архитектура уступила место листам гофрированной жести, сварным металлоконструкциям и заборам из сетки. Внешне, здесь всё было подчинено утилитарности складских помещений, грузовых терминалов и гаражей. А ещё из этого района города открывался вид на городскую стену, теперь подсвеченную мощными прожекторами-искателями. Вообще, после моего вмешательства в план электроснабжения, в куче мест по всему городу заработало освещение. С одной стороны, это было удобно, с другой же, отдельные освещенные районы среди мёртвого, перепачканного кровью города смотрелись противоестественно и жутко.
Пока Джестер возилась с перекрывшей нашу дорогу калиткой, у нас над головой пролетели чёрные силуэты Грин и её солдат. В этот раз они тащили с собой какой-то крупногабаритный контейнер с приделанной к его днищу спарк-установкой – прямо как у “Небесного Бандита”. Это и позволило нам немного их опередить. Мы двигались в правильном направлении, и это было первым добрым знаком посреди всех наших бед. Наконец, замок калитки поддался, и мы тихо пробрались внутрь.
Перед нами, через дорогу, находилась освещенная площадка, заставленная остовами грузовых фургонов. Пегасы Грин уже приземлились и под непрекращающимся дождём спешно открывали грузовой контейнер. Спрятавшись за мусорными баками, мы наблюдали, как из недр контейнера неспешно выехала какая-то установка с несколькими странными креслами овальной формы.
– Это док-станция, – шепнула мне Свити Бот, – что-то вроде “Колыбели”, но гораздо проще. На таких станциях шла подзарядка первых прототипов силовой брони, пока не был создан достаточно компактный источник энергии.
– Кажется, наши оловянные солдатики устали, а? – Джестер деловито заряжала гранатомёт. Может, дождаться, пока они уйдут на покой?
– Док-станция рассчитана на четверых, – возразила Свити. – Додо, твоя рация ещё работает?
Повернув регулятор, я убедилась, что батарейка была ещё жива.
– Вот так, – услышала я голос экиноида прямо у себя в ухе, – я смогу связаться с тобой бесшумно.
В самом деле, чтобы сказать это Свити не открывала рта.
Одолжив у Джестер складную подзорную трубу, я высунулась над крышкой мусорного бака, стараясь рассмотреть хоть какие-то детали, которые могли бы помочь мне спланировать дальнейшие действия. Четверо солдат уже расположились в креслах док-станции, остальные стойко несли караул прямо под струями дождя. Я увидела как Эмеральд Грин пыталась заставить работать длинноволновую походную радиостанцию, но при такой скверной погоде у неё не было шансов – вызванные грозой электромагнитные возмущения наглухо отрезали её от баз за облаками.
Двигая подзорной трубой слева направо, я нечаянно задела трубой пустую бутылку, выставленную прямо на крышке бака. Мгновенно оценив последствия своего недосмотра, я невольно зажмурила глаза. Разумеется, бутылка упала прямо на асфальт с противоположной от нас стороны со звоном, который едва ли мог заглушить шум дождя. Раскат грома мог бы нас спасти, но в этот раз удача была явно не на нашей стороне.
Солдаты Грин встрепенулись. Я не слышала слов – модифицированные бойцы издавали какие-то приглушенные, неразборчивые звуки. Припав к оптическим прицелам, они начали выискивать источник шума.
Я нырнула за мусорный бак и, пытаясь унять сердцебиение, начала стремительно соображать. Бежать в сторону другого укрытия – значило выдать себя с головой и подставиться под пули: в том, что эти ребята теперь церемониться не будут, у меня сомнений не было. Но, с другой стороны, сидеть на месте и ждать значило предоставить свою жизнь воле случая, а этого я никак не могла допустить. Надо было срочно что-то предпринять! Но что?!
Мои размышления прервал появившийся из ниоткуда низкий, нарастающий рокот шедший из-за Стены. Земля под ногами заметно завибрировала. Похоже, что этот новый эффект не укрылся и от солдат Грин, которые словно забыв о недавнем переполохе синхронно направили головы в сторону одной из башен защитного периметра.
Как оказалось, источником странного рокота была волна воды! Мы узнали об этом в тот момент, когда она с умопомрачительной силой ударилась в городскую Стену и взмыла над ней, заставив нас всех невольно задрать голову вверх. Зависнув на долю секунды, толща воды обрушилась на город. Я только успела ахнуть в изумлении, как Стену сотряс еще один сокрушительный удар, которому позавидовала бы и артиллерия Облачного Разбойника! От земли до самого верха железобетонную Стену расколола широкая чёрная трещина, и в следующий момент от укрепления откололось несколько крупных фрагментов. Поток воды хлынул в промоину, увлекая за собой куски арматуры и железобетона.
– Пресвятая Селестия, бежим отсюда!!! – наплевав на маскировку, выдохнула я.
При виде многометровой волны это получилось как-то само собой. Вскочив на ноги, мы припустили что есть сил.
– Додо, нам надо убраться с улицы, подняться наверх! – услышала я взволнованный голос в рации.
Взмыв в воздух, я увидела неподалеку какое-то административное здание с плоской крышей и, прежде чем в мою сторону начали стрелять, упала в пике. Воздух пронзил свист пуль, но к тому моменту я уже бежала вместе с подругами в нужном направлении. Позади слышался рокот воды, искавшей себе проход между зданиями.
Поворот за угол, ещё один. Слишком медленно: как бы быстро мы ни бежали, вода настигала нас с каждой секундой. Вот первые холодные капли коснулись моих задних ног; еще мгновение – и уже передними ногами я подняла облако брызг. Вот мимо Джестер пролетела какая-то железная урна, чудом не приложив её по затылку. Вот вода коснулась уже Свити, и мне оставалось лишь надеяться на то, что она не боялась замочить ноги! Но нет, Свити как ни в чём не бывало продолжила свой бег, а поток воды устремился вперед, пронося мимо нас мусор и обломки.
Снова поворот: сзади нас в кирпичную стену врезалась продуктовая тележка. Уличные фонари между домами, едва зажегшиеся впервые за две сотни лет, начали гаснуть перед нами один за другим, испуская снопы искр, словно сама Тьма пыталась нас догнать.
Если я правильно запомнила, то до нужного нам дома остался всего один поворот. Проклятье! Переулок перегородил фургон: газетный киоск на колёсах, который уже успело облепить невесть откуда взявшимися бумажками, пакетами и другим мусором. Надо было либо перебраться через преграду, либо менять маршрут. Но я не успела принять решение.
Позади раздались всплески, словно что-то тяжёлое упало в воду сверху. Я обернулась, но сначала ничего не увидела. Впрочем, это продолжалось недолго: внезапно в воздухе засверкали фиолетовые молнии, и буквально из ниоткуда материализовались трое солдат Эмеральд Грин!
Вот теперь всё стало совсем плохо! От этих пощады не жди.
Но похоже, разрушающийся город был на нашей стороне: потоком воды в переулок вынесло железный светофорный столб со встроенной солнечной батареей! В аккумуляторе светофора даже осталось немного энергии, всё-таки она копилась на протяжении двухсот лет. И сложно было придумать что-то более нелепое: ярко-зеленая подкова, которая когда-то разрешала переход улицы, с разгону прилетела одному из солдат прямо по затылку!
Веса столба оказалось достаточно, чтобы сбить с ног всех наших преследователей: организованное, слаженное нападение в мгновение ока в буквальном смысле захлебнулось!
Воспользовавшись моментом, я ударила по кнопкам ПипБака, вызвав заклинание замедления времени. Звуки уже привычно стали глухими и низкими. Вот поверженный солдат вскакивает обратно на ноги, и я вижу как вода стекает по чёрному шлему – я бы точно не смогла так быстро оправиться от такого удара. Вот Джестер кидает во врагов круглый металлический предмет, в котором я сразу узнаю светошумовую гранату из запасов Анклава. Вот Свити кричит что-то очень низкий басом – в замедленном времени слов разобрать невозможно. Впрочем, всё понятно и так: надо делать ноги! Перепрыгнув через светофорный столб, втроём, не сговариваясь мы кидаемся к ближайшей двери. Каждый шаг поднимает в воздух брызги воды, и я слышу, как позади меня жужжат пронизывающие воздух пули.
Всё это продолжалось каких-то несколько секунд, пока на сработал таймер З.П.С. Не без тревоги я отметила, что заряд батареи ПипБака сократился почти вдвое. Но этого оказалось вполне достаточно. Теперь мы были внутри, они были снаружи, и это давало нам шанс.
На улице раздался тихий хлопок: это под водой бестолково сработала граната, подняв лишь ещё больше брызг. И всё же, теперь инициатива перешла к нам: едва один из солдат сунул голову в дверной проём, как стоявшая за углом Джестер тут же всадила ему двойной заряд дроби чуть пониже уха. Во все стороны брызнули осколки чёрного полимера, покрывавшего боковины шлема, а вместе с ними и ошмётки мозга. Глядя на то, как оседает напичканное металлом тело, я успела подумать, что оставить этим солдатам живой мозг было явно не лучшей идеей их создателей, ибо эта немаловажная деталь работала у них хуже всего. Так или иначе, потеря бойца должна была немного охладить их пыл.
Плохо было то, что в нашем подъезде не оказалось окон. Фактически, у нас была только одна дорога: вверх, но не тут-то было: лестница оказалась пожарной и была заперта решёткой.
В дверной проём залетела граната. В ужасе, я не своим голосом закричала: “Ложись!” – но, к моему удивлению, смертоносный заряд до воды не долетел. Объятый зелёным свечением телекинеза Свити Бот он отправился в обратную сторону!
В отличие от светошумовой, эта граната взорвалась что надо: даже с улицы хлопок, отраженный стенами подъезда, оглушил меня; шальной осколок пролетел куда-то под потолок и с шипением упал в воду. Что плохо, перекрытие двери не выдержало и обвалилось, превратив дверной проем в узкий лаз, ощерившийся прутьями арматуры. Пора было выбираться из этого каменного мешка! А значит, сперва надо было убрать с дороги решетку.
– Посторонись! – рявкнула Джестер тоном, не терпящим возражений. Увидев в её копытах излюбленный инструмент разрушения, мы со Свити едва успели отпрыгнуть прочь. Раздался хлопок, но ничего не произошло!
– Проклятье! – полосатая пони передёрнула помповый механизм, выбрасывая отсыревший заряд. Честно говоря, стрелять из гранатомёта в закрытом пространстве было не лучшей идеей. Особенно если ты только что едва не погиб от похожего взрыва.
– Отойди, – мягко сказала Свити Бот. Обхватив ногами прутья решётки, Свити потянула её на себя. Тонкая арматура выгнулась, норовя разорваться, но выдержала – под усилием Свити, вся конструкция целиком со скрежетом вырвалась из бетонной стены. Едва не упав с ног, Свити отшвырнула искореженную преграду в сторону.
– Готово! – надо отдать Свити должное, ей удалось произвести впечатление даже на видавшую виды Джестер, которой потребовался тычок локтем, чтобы выйти из ступора. Пока мы карабкались вверх по обветшалой лестнице, она недовольно бормотала себе под нос что-то про “проклятые машины для убийства”, но в данный момент это не имело значения.
Забавно, но для того чтобы расчистить путь наверх Свити потребовалось усилие сравнимое с работой гидравлики погрузочного крана, а вот чтобы выбить дверь на крышу, хватило и моего несильного пинка.
Зрелище, которое открылось нам с высоты, было ужасающим: все прилегающие улицы и цокольные этажи домов были полностью затоплены, тут и там громоздились кучи из мусора, техники и смытых с улиц металлоконструкций, а через огромную дыру в Стене, которую было видно даже отсюда, фонтаном хлестала вода. Резкий сброс нагрузки с гидроагрегатов ГЭС, обеспечивавшей город электричеством, в сочетании с аномально сильным ливнем, добили и без того ветхую плотину, и её прорвало с катастрофическими последствиями!
Но будто этого страшного потопа было мало. Откуда-то из-за Стены донесся скрежет, от которого под моими ногами задрожала крыша, а затем последовал удар страшной силы; и без того немалая брешь в Стене существенно расширилась под натиском какого-то огромного цилиндрического механизма. Сопровождаемая новым потоком воды, конструкция из металла, сама по себе размером чуть ли не с дом ввалилась внутрь и покатилась по кварталу, перемалывая в крошку камень, бетон и кирпич… Из одного бока этой громадины торчали искорёженные лопасти.
“Гидроагрегат!”
Турбина, которую не обслуживали со времён войны, держалась на своём месте, пока на ней присутствовала нагрузка. Но после снятия нагрузки скорость её вращения стала настолько высокой, что опоры не выдержали. Это означало, что в скором времени на город обрушится не только весь объем водохранилища, но и остатки дамбы!
Похоже, грядущая ночь станет для Поларштерна последней.
Подгоняемый напором воды, гидроагрегат смял несколько грузовых фургонов, словно какие-нибудь пакетики из-под сока и заодно снёс док-станцию вместе с подключенной к ней четверкой солдат, в одно мгновение превратив её в невразумительное месиво из железа и внутренностей. Подключенные к док-станции гибридные солдаты оказались совершенно беспомощны перед доброй тысячей тонн неостановимого железа. Кашу из внутренностей – то, что оставалось в их телах от живого существа – тут же смыло водой.
Но гвоздём программы в этой феерии разрушений было то, что теперь чёртова турбина надвигалась прямо на наш дом!
– Э-э-э, девочки, ретируемся!
Исполинский агрегат катился по кварталу, круша и сминая всё на своём пути.
– Додо, – произнесла Свити пугающе спокойным тоном, заряжая револьвер телекинезом, – бери Джестер, отнеси её на другой дом. Потом вернешься за мной.
– Но…
– Шевелитесь! – глаза единорожки светились красным, не оставляя и малейшего манёвра для возражений.
Схватив полосатую пони в охапку, я взмыла в воздух. Нам предстояло перелететь метров тридцать до соседней крыши – не проблема, если не считать возможной встречи с противником или зенитного огня.
Преодолев бушующую бездну, в которую превратилась затопленная улица, я опустила Джестер на ещё теплую соседнюю крышу. Оглянувшись назад, я увидела то, чего боялась больше всего: навстречу Свити с чердачной лестницы выскочил один из наших преследователей.
Солдат с порога открыл огонь длинной очередью из закрепленных по бокам автоматических орудий. Я видела, как пули срывают со Свити куски комбинезона, гривы, шерсти! Но чтобы остановить её, этого было явно недостаточно: Свити неумолимо шла прямо навстречу врагу, одну за другой всаживая пули в киборга. Одна, две, три... Когда барабан револьвера опустел, Свити бросилась прямо на врага. Похоже, что солдат был в шоке: он никак не ожидал такого отпора! Изорванная и изуродованная, но полная решимости,Свити с разгону врезалась в него, повалив на землю. Всё, что я разглядела после этого – это как бывшая когда-то белоснежной кобылка раз за разом ударяла рослого гибридного солдата, пока тот не затих.
Взмахнув крыльями, я понеслась было на помощь подруге, но в этот момент стена дома напротив рассыпалась на отдельные кирпичи, и моему взору предстало всё величие уже здорово помятой турбины! Перекатившись через дорогу, исполинский механизм врезался в стену дома, где до сих пор оставалась Свити, и остановился. Но этого удара оказалось достаточно, чтобы весь дом начал оседать. Крыша пошла трещинами и обвалилась, увлекая за собой Свити Бот.
– Свити!
В мгновение ока дом превратился в сплошное облако рыжей пыли. Когда же пыль рассеялась, я увидела лишь бесформенную груду кирпичей, из которой торчали остатки рам, перил и железобетонных перекрытий – этакий остров посреди моря.
Я пошла на снижение, совсем не думая о мягкой посадке. Пробег по кирпичному берегу закончился парой новых синяков, но сейчас мне было как-то не до своих болячек.
– Свити, я здесь! Ты слышишь? Я найду тебя! – прокричала я, мало задумываясь о вооружённом пегасе, который мог находить где-то неподалёку.
К чёрту! Я не собиралась оставлять Свити здесь! Если надо будет, я перекидаю всю эту гору кирпича, но вытащу её!
К счастью, мне не пришлось этого делать. Единорожка сама себя обнаружила, пробив ногой верхний слой кирпичей. Прыгнув к ней, я помогла ей выбраться.
Вид у Свити был, конечно, ужасный, вполне подобающий экиноиду, в которого только что всадили два магазина пуль. Тут и там, сквозь шерсть и остатки комбинезона проглядывал металл и механика. Полностью была содрана шерсть на подбородке и на щеке, отчего зубы обнажились в жуткой ухмылке. И самое страшное: её рог, сломанный пополам, висел на проводе. Но, хвала небесам, хотя бы оба глаза у неё были на месте, и слегка светились зелёным светом.
Джестер, очевидно, испугавшись, что я действительно сейчас начну раскапывать руины, успела спуститься с соседнего дома и добраться до нас.
– Свити, ты как?
– Эффективность системы семьдесят четыре процента, – произнесла Свити бесстрастно, и я напряглась, но промолчала, потому что Свити тут же улыбнулась, – Не бойся, Додо, я с вами. Думаю, могло быть и хуже.
– Но… Твой рог?
Свити скосила глаза к переносице, а затем взялась за обломок рога и с силой оторвала его.
– Придется пока что без него. Думаю, это можно починить в “Колыбели”, – она протянула обломок мне. – А это пусть будет у тебя. На память.
– Правильно, – подала голос Джестер. – У каждой девочки должен быть рог в сумочке.
Мы обе обернулись на серую пони, с выражением крайнего неодобрения. В конце концов, всему должен быть предел. И её шуткам – тоже. Похоже, Джестер уловила наш настрой и как будто даже стушевалась.
– Ну, вы понимаете?
Ответить ей мы не успели. Нас прервал шум осыпающихся кирпичей. Не сговариваясь, мы обернулись на звук, с оружием в зубах. По груде строительного мусора, которая ещё недавно была домом, взбирался последний солдат, но с ним явно происходило что-то не то: движения пегаса были дёрганые и нечёткие, как у годовалого жеребёнка. Каждый шаг давался ему с видимым трудом. Казалось, он забывал, куда шёл, потом вдруг будто вспоминал, менял курс, и так снова и снова. Мне даже захотелось помахать ему и крикнуть: “Эгей, железка, мы здесь!”, – но в конце концов солдат просто рухнул ничком.
– Что это с ним? – спросила Джестер, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Заряд батареи, – ответила Свити.
– Иссяк, – закончила за неё я.
Джестер выглядела удивленной.
– Это как?
– Их опорно-двигательный аппарат нуждается в подзарядке, – объяснила единорожка. – Додо, можно твою аптечку?
– Конечно.
Достав из аптечки бинт, Свити принялась наматывать его на лицо на манер платка.
– В отличие от меня, у них нет автономного источника энергии. Слишком старая технология. В живых тканях хватит веществ для сердца и мозга на некоторое время. Теперь его, наверное, ждёт смерть от истощения или удушья.
– Отвратительно, – буркнула Джестер, вставляя в гранатомет свежую гранату. – Отвратительная жизнь и отвратительная смерть. Что ж получается, мы всех победили?
– Ещё не всех… – задумчиво ответила я, глядя в сторону железнодорожного терминала. На улице уже стало темнеть, и заметно приподнятый над водой терминал остался единственным зданием в городе, где горел свет.
Длинный сигарообразный поезд нёсся прочь из Поларштерна, туда, где железнодорожное полотно терялось в вечернем сумраке на фоне гор. Вереницей желтых пятен свет из окон отражался в бескрайней водной глади. Теперь вся долина Поларштерна была покрыта слоем воды, едва достигавшим железнодорожного полотна. Казалось, поезд ехал прямо по воде. Совсем скоро вырвавшаяся на свободу река найдет своё старое русло, и это мелкое море исчезнет. Северная Пустошь заберёт то, что всегда принадлежало ей по праву, и вся долина, скорее всего, превратится в бескрайний ледяной каток с торчащими остовами наиболее прочных зданий…
Поезд оказался автоматическим челноком, который курсировал всего между двумя станциями. Конечный пункт на перроне был обозначен как “аркология “Энигма”. Я понятия не имела, что такое “аркология”, но я совершенно точно знала, что именно туда сбежала Эмеральд Грин, на точно таком же поезде. Я знала это благодаря информационным табло, развешанным в терминале. Схема маршрута, которую можно было найти в каждом вагоне, сообщала, что поезд должен достичь горного хребта, пройти сквозь него в тоннеле, а затем пойти вдоль горной цепи, практически по склону.
Глядя на отражение в тёмной воде, я думала о том, что Эмеральд Грин по глупой прихоти судьбы в одночасье превратилась из охотника в добычу, хоть и по-прежнему опасную, имеющую силы бороться.
Энигма… По-староэквестрийски – enigmae, что означает “загадка”. Очень подходящее название. Сидя на мягкой подушке у окна я гадала – что нас ждёт? Чем является «Энигма» для Грин: логовом затравленного зверя или же неприступной цитаделью, денно и нощно охраняемой её союзниками?
Состав набрал ход, свет в вагоне разгорелся в полную силу, и из динамика под потолком раздался голос:
“Поезд покидает Поларштерн вне расписания. До прибытия в аркологию “Энигма” остается сорок пять минут. Просьба подготовить билеты для проверки. Желаем вам счастливого пути.”
В этот момент наш вагон въехал в тоннель, и за окном стало совсем темно.
– Додо, – окликнула меня Свити, – я думаю, у меня есть для тебя кое-что, что будет тебе очень интересно.
Это было настолько неожиданно, что усталость как ветром сдуло. Свити протянула мне свой универсальный переходник с кучей разъемов. Телекинез, который и до этого давался Свити с немалым трудом, со сломанным рогом стал для неё попросту невозможен.
– Думаю, у нас достаточно времени. Подключи это к своему ПипБаку.
Сгорая от любопытства, я воткнула подходящий разъем в устройство на ноге и помогла Свити справиться с блестящим разъемом-подвеской, отметив про себя дальновидность инженера, который не стал размещать всю периферию в её роге. Как только я подключила кабель, на дисплее ПипБака почти сразу появилась зеленая полоска и подпись “копирование – 0%”.
– Что это? – полоска немного продвинулась, а цифра сменилась на “1%”.
– Начиная с определенной серии, СтойлТек начал оснащать ПипБаки беспроводным радиомодулем. На твоём устройстве, например, такого нет.
Несмотря на то, что ей сегодня пришлось, пожалуй, тяжелее всех, Свити нашла в себе силы улыбнуться той стороной лица, которая осталась неповрежденной.
– Это файлы с ПипБака твоей знакомой Эмеральд Грин.
~ ~ ~
Заметка: следующий уровень (15)
Новая способность: Путеводная звезда. Страдания и невзгоды пробуждают в вас настоящего лидера. Когда ваше здоровье заметно снижается, каждый из компаньонов получает повышенное сопротивление к урону.