Andere Leben

Глава 8

Рехте Флюгел с лёгкостью преодолел эквестрийскую границу. Эквестрийские ВС никогда не могли похвастаться высокой боеспособностью. А ВВС ещё и славились отсутствием дисциплины. Так что стычка с воздушным патрулём стоила всего 700 поддельных бит. Свежеиспечённый Стронгвинг был на полпути к Кантерлоту.
Вдруг из-за ночных туч показалась радуга. Казалось бы, какая ночью радуга? Но Рехте знал, откуда она. Да, какой к Дискорду Рехте!? Сейчас он был вовсе не Рехте Флюгелом — агентом ФСП (федеральной службы посыльных), и даже не Стронгвингом, как было написано в миграционной карте. Сейчас, любуясь Клаудсдейлом, он снова был молодым курсантом лётной академии. Курсантом, по вине которого погиб новичок. Ведь знал, что новеньких не следует подрезать на виражах. Именно после этого события, не в силах выдержать чувства вины и взглядов окружающих, он был вынужден скитаться, пока не добрался до Западной Федерации. Там и осел, став гонцом. Получил крышу над головой, и море работы, которая помогала ему перестать думать о том случае хоть на время. Забавно, как работа на тех, кто экспериментирует с генами, чья культура строится на войне и порабощении, помогала ему забыть о собственном злодеянии. Главное, не заглядывать в содержимое посылок и не открывать писем.
Каждый раз, когда он летел в Кантерлот с пакетами, он останавливался полюбоваться на свой город. И каждый раз думал, заглянуть ли? Поймут ли? Простят ли? И каждый раз сам себе отвечал на свой вопрос и летел дальше.

Блюден Ральф проснулся в крайне скверном настроении. Уже больше месяца он был вынужден жить в самом грязном промышленном районе Кантерлота, радом со сталлионградцами, этими невоспитанными, грубыми, тупоголовыми пьяницами, у которых нет ничего, кроме их силы и жуткого акцента! И пить с ними не лучшая затея. Хотя он и подозревал, что вовсе не сидр причина головной боли, а «сталлионградское приветствие», которое он попросил показать. Бутылка об голову ещё никому ничего кроме шишек и порезов не приносила.
Идиллию его утренней мизапонии прервал стук в дверь. С трудом встав и надев очки, шпион поплёлся к двери. Стук тем временем лишь нарастал.
− Да иду, иду, болван! Наверняка это сосед Копытоф снова хочет занять денег.
Тем временем стук нарастал, в дверь стучали не переставая.
− Ну, неужели у тебя настолько трубы горят, алкашня понаехавшая?!
К удивлению Ральфа, когда он открыл дверь, за ней стоял вовсе не Копытоф, и даже не вчерашний собутыльник Седлоф, а пегас серой окраски с золотистой гривой и такими же золотистыми глазами.
− Чего тебе надо, болван?
− Эквестрийская почта рада приветствовать вас. Вам письмо, мистер Ралоф, — улыбаясь, и не обращая внимания на оскорбление, сказал пегас.
− Меня зовут Ральф! Болван! Ты вообще кто? Кобылка? Жеребец?
− Извините, сэр. Я не хотела вас обидеть. Просто вы живёте в этом районе, и я подумала... — всё так же с улыбкой и, не обращая внимания на явные оскорбления, молвила серая пегаска.
− Много думать на работе вредно, быстро вылетишь! Проверенный факт. Ещё, что есть для меня? Если нет, то пошла вон, я плохо себя чувствую.
− Эквестрийская почта рада, что смогла доставить вам письмо и желает скорейшего выздоровления. А это лично от меня, — сказала пегаска, и буквально через секунду у копыт Ральфа лежала пачка маффинов. И уже через мгновение пегаса не было.
Это был один из немногих случаев, когда Блюден Ральф улыбнулся и даже почувствовал некоторые угрызения совести. Впрочем, через пару минут он уже вдумчиво изучал содержание письма.
«Дорогой профессор, хотим Вам сообщить, что нам снова нужны результаты полевых исследований относительно некоторых животных, с недавних пор, проживающих на территории Эквестрии. Подробности, а так же условия оплаты Вы можете обсудить сегодня вечером в таверне „Пенная Кружка“ с аспирантом, которого я вам пришлю. С уважением, декан нашего института, кафедра зоологии, господин Вайтхон».
Ральф усмехнулся.
− Этому болвану Шварцхорну снова нужна моя помощь. А я-то думал, что он меня забыл совсем. Почти год прошёл с момента последнего заказа. Ха, как тот болван визжал-то, когда я его резал. И зачем ему понадобилось убивать того офицера гвардии, эквестрийская армия и так не боеспособна, хоть каждого отправь проходить офицерские курсы. — Произнёс он в пустоту.
Лишь один факт портил удовольствие Блюдена. А именно то, что район, в котором располагалось место встречи, являлся одним из самых плохих районов Кантерлота. «Перьедёрка»- а именно так в народе прозвали этот район, являлся любимым местом различного сброда: пегасьих и грифоньих молодёжных банд, а так же птичек покрупнее, чем уличная шпана.

Рехте Флюгел шагал по Кантерлоту, опасаясь, что его вычислят. Хотя он и понимал, что это практически невозможно: полная перекраска перед заданием, контактные линзы, изменяющие цвет глаз, а так же идеально подделанная миграционная карта, исключали возможность раскрытия. А то, что он был эквестрийцем и не имел акцента, и вовсе делало его задание элементарным. Дополнял прикрытие амулет, который отвлекал внимание от носителя. Именно отвлекал внимание, а не делал невидимым.
Да, Федерацию можно было обвинять во многом, но только не в недостаточно финансировании вооружённых сил и разведслужб, которые даже после всех поражений страны, считались лучшими. Даже теперь, когда народ был на гране нищеты, все, кто имел хоть какое-то отношение силовым структурам, жили на доупадочном уровне.
Теперь лишь оставалось найти «Пенную Кружку». Вот с этим-то и были проблемы. Этот город слишком быстро меняется. Во время своего последнего визита сюда, Рехте таких названий не знал, хотя топографы и вручили ему самые свежие версии карт. И сейчас на месте бара была парикмахерская, на месте парикмахерской был книжный магазин, а на месте книжного магазина — спа-салон. В общем, свойство любой живой экономики. И теперь его карта мало соответствовала действительности. Надо бы спросить.
— Мисс, вы не подскажете, где здесь находиться таверна «Пивная Кружка»? — сказал Рехте, подойдя к молодой единорожке с кьютимаркой в виде трёх драгоценных камней.
— Ах, дорогуша, я искренне не советую вам туда наведываться. В этот клоповник для bâtards. Вы, ma chérie, судя по выправке, никак не меньше чем офицер. Скажите, какую лётную академию вы заканчивали? У вас такие сильные крылья. Вы военный?
Флюгел почувствовал как после слов «лётная академия» земля начала уходить у него из-под ног. Перед глазами снова проплыла картина семилетней давности. Задвоилось в глазах. Снова эти воспоминания...
«— Эй, новичок, спорим, я тебя обгоню!..
— ...получай...
—...что ты творишь...
—...НЕЕТ!..
—-...ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?!.
—...УБИЙЦА! УБИРИАЙСЯ ПРОЧЬ!..
—...я, я не хотел...
—...Сын, нам надо серьёзно поговорить...
—...пошёл вон отсюда, убийца!..
—...я не хотел!..
—...получай, выродок! Как таких как ты только облака носят!?.
—... Отец, Мать, я должен уйти...
—... Убираешься? Скатертью дорожка, погань! Ещё бы своих родителей захватил с собой...»
— Monsieur, с вами всё в порядке? Вы плачете?
Рехте действительно не смог сдержать слёз. Снова.
— П-простите, нет, ничего. Я в порядке. Так вы знаете, как туда пройти? — спросил он дрожащим голосом.
— Вот, возьмите карту, там всё указанно. à propos de la Déesse, сколько же суеты с этой тканью. Шить на него гораздо сложнее, чем могло показаться...
Флюгел не обратил внимания на эти слова. Самое главное, как ему казалось, он уже узнал.

Этот квартал был именно таким, каким Рехте его и представлял. Грязные, обшарпанные домишки. Грязь под копытами, подворотни, в которые без железного панциря, каски и противогаза лучше не входить, дабы избежать отравления продуктами гниения мусора и колотых ран.
Нужную таверну было найти нелегко, так как ни основ каллиграфии, ни основ орфографии в этом квартале не знали. Поэтому приходилось ориентироваться на картинки, и сопутствующие дополнительные признаки.
Вывески, на которых было криво вырезано сердце, а возле дверей стояли палатки торговцев различными смесями и мазями были отброшены сразу же.
Затем пришла очередь заведений, возле которых ошивались явно нездоровые и бледные организмы.
— Дегенераты, — прошипел Рехте и сплюнул себе под ноги. Служба гонцом приучила его к железной дисциплине, а устав исключал употребление алкоголя и более тяжёлых веществ, даже в свободное от работы время.
В конце концов, он нашёл нужное здание. И табличка, и рисунок были выполнены на удивление ровно и, даже, опрятно. А возле входа висела доска объявлений. Флюгела побороло не любопытство, а скорее сам факт того, что тут кто-либо умеет писать. Объявление гласило:
«Требуется мечник широких взглядов для проведения исследования Башни на болотах. Обращаться к алхимику Калькштейну»
— Мечник, широких взглядов. Хе-хе, долго же он будет искать такого, — не без сарказма усмехнулся про себя шпион.
Практически тут же к этой самой доске подошёл серый единорог с белой гривой и страшным шрамом ото лба и до щеки, внимательно прочитал объявление, сорвал его и отправился далее. Странно, но обычно меч носят на поясе, а он тащил на спине два меча, как вёсла или лук.
— Бывает же. Думаю, лимит чудных совпадений на сегодня исчерпан.
Внутри таверны было довольно сносно, но лишь по меркам этого района. В воздухе витал запах грубо приготовленной еды, а так же некоторых, кхм, естественных выделений.
Рехте Флюгел подошёл к стойке.
— Сидра.
— Нету, вышел весь, — с явной неприязнью в голосе ответил жирный земнопони, не отрываясь от просмотра журнала.
— Но, я хочу выпить сидра, — пара звонких монет подкрепили это утверждение.
— На! Пей и проваливай! Здесь военных не любят, — трактирщик с явным неудовольствием оторвался от просмотра журнала, и всё же налил сидра.
Действительно, можно одеться как местный и вести себя соответствующе, но выправку не скроешь.
Тут на плечо посыльного легло копыто.
— Что надо? — не отрываясь от сидра, спросил он.
— Проваливай отсюда, шпик королевский! Думаешь, погону сорвал, и никто не узнает? — прорычала здоровая детина, обдав Рехте смесью ароматов чеснока, дрянной похлёбки и перегара.
— Я просто хочу попить сидра.
— Дык, мы тебе сейчас с ентим подмогём! — проорал второй пегас, и изо всех сил ударил Флюгела по копыту, в котором тот держал кружку.
— Сэр, за каждую разбитую о чью-нибудь голову кружку, придётся заплатить, — не вовремя встрял трактирщик.
Но, посыльный уже никого не слушал. Глупо было со стороны этих идиотов лезть к нему. Любой курьер ФСП был обучен бою с кинжалом, на случай попытки перехвата пакетов.
В один момент кинжал оказался в копыте Рехте. Ещё мгновенье, и первый упал, зажимая глубокий порез на той самой ноге, которой он выбил кружку с сидром. Видя такое положение дел, второй начал пятиться, но почти сразу же получил кинжалом по уху, которое теперь напоминало раздвоенный язык змеи.
— Вон пошли, дегенераты! — прошипел Флюгел.
Оба пегаса поспешили к выходу, нашёптывая проклятья и няньча свои порезы.
— Мне нужна комната.
— Для вас — сто бит, — голос хозяина заметно дрожал, как и его второй подбородок.
— Отлично, — маленький мешок упал на стол. Хозяин тут же его жадно схватил.
— И ещё, ближе к вечеру сюда заглянет пегас, спросит аспиранта. Укажите ему, в какой я комнате. Вот ещё двести бит, для понятливости и расторопности, — второй мешок упал на стойку.
— Не желаете чего-либо отведать, сэр? — голос трактирщика стал слаще мёда и нежнее облака.
— Здесь? Уж лучше сразу ампулу с цианидом, сударь, — усмехнулся Рех.

Вечерний Кантерлот расцветал. Казалось, он, словно феникс, переродился. От дневной суеты и напускной деловитости не осталось и следа. Повсюду прогуливались элегантно одетые жители города. Открывались рестораны и кафе, повсюду играла живая музыка, представляющая собой смесь английского, французского, ирландского фолка с классической музыкой. Благодушная улыбка была на каждом лице.
Лишь одно нарушало вечернюю идиллию: бродяга, который шёл по главной улице. В отличие от остальных кантерлотцев, он был одет довольно просто, даже слишком просто: в простую накидку из грубой ткани. Лицо его имело крайне недовольный вид. Небритость, запах перегара и множество мелких порезов на голове лишь усиливали чувство брезгливости горожан. Но самое странное заключалось в том, что бродяга имел свой собственный меч. В Кантерлоте ношение меча говорило о том, что данный пони принадлежит либо к офицерству, либо к дворянству. Вид пегаса же исключал всякие мысли о его принадлежности к данным социальным слоям. Со всех сторон на него сыпались презрительные взгляды.
Блюден Ральф так же презирал и ненавидел этих напыщенных болванов. Было время, когда на него, офицера эквестрийских ВВС засматривались все кобылки. И действительно, было на что смотреть. Молодой, статный, подающий надежды пегас. А сейчас?
Всё началось с операции по обезвреживанию секты, поклоняющейся Найтмер Мун. Его, как одного из самых быстрых пегасов, оставили охранять скученных культистов, до приезда конвоя. Тогда один из членов секты и начал ему рассказывать про «Орден Ночи». Ральф, по началу, не придал значения этим словам сумасшедшего. Но потом начал сомневаться. Всё больше и больше времени он проводил в библиотеках, где и испортил своё зрение.
Прошло совсем немного времени, и он уже вовсю вербовал новых членов «Ордена Ночи», или, как он переименовал его — «Полуночники». На серьёзную деятельность не хватало ни духа, ни ресурсов. Поэтому, они промышляли тем, что вносили путаницу в работу эквестрийской армии. Подделать, изъять, похить документ, это был их уровень. Такая деятельность не могла долго оставаться в тайне, и он был выведен на чистую воду Дийкстрой. Состоялся суд. Сигизмунд требовал, что бы его: «Послали к своей богине на Луну», Но, Селестия учла, что Ральф почти ничего не успел совершить, и смягчила наказание. Над ним провели процедуру «гражданской казни». Его лишили всех званий, наград, прав собственности, возможности вновь поступить на гос. службу.
Слухи об этом громком деле быстро долетели до ФРУ (федерального разведывательного управления). И уже через месяц Блюден Ральф стал внештатным оперативником Федерации.
И сейчас, идя по улице, он презирал всех этих пони.
— Тупые болваны. Знать, элита! Так заняты вылизыванием зада Селестии, что не видят, что она тиран! Ну, ничего, я вам всем отомщу за вашу недальновидность, — бормотал он себе под нос.
Ральф почти дошёл о места встречи, когда его окружила стайка молодых грифонов.
— Эй, дядя, помоги молодёжи на учебники, — глумливо произнёс самый крупный, видимо вожак сей банды.
— Шли бы вы отсюда, петушки. Дядя злой.
— Эй, Гильда, слышала какой дядя дерзкий?
— Слышала, Шнаббе. Сейчас я дёрну-ка я его плащ, посмотрим, что он там прячет.
Не успела она поднести лапу к плащу, как тут же получила колоссальной силы удар в солнечное сплетение и повалилась на землю, судорожно пытаясь вдохнуть.
— Анус себе дёрни, курица, — произнёс Ральф, дополнив утверждение плевком на грифониху.
— Есть ещё желающие меня за что-либо дёрнуть? — прорычал он, выхватив меч и описав им в воздухе шипящую «мельницу».
Фактически, прорычал он это уже в пустоту, так как сразу после того, как он достал меч, банда исчезла в неизвестном направлении, бросив Гильду.

Дверь в таверну распахнулась. Трактирщик мгновенно понял, что это именно тот, о ком говорил тот щедрый паренёк. Возможно, этот будет так же щедр.
— Милостивый государь, Вам, наверно, надо в комнату номер четырнадцать? — хозяин чуть ли не подпрыгивал от усердия.
— Отвали, болван. Не смей прикасаться ко мне!
Трактирщику было странно слышать такое от пегаса, который, судя по виду, жил в хлеву.
Рехте был встревожен. Уж полночь близится, а Блюдена всё нет. Внезапно раздался стук. Флюгел в прямом смысле слова подлетел к двери.
— Мистер Блюден Ральф, это вы?
—Я, болван! Открывай!
— Пароль?
— Сколопендроморф, болван!
На душе у Рехте полегчало. Но, главный шок был только впереди. Он никак не ожидал, что одним из лучших агентов ФРУ на вид окажется полуседым, бомжеватого вида алкоголиком лет сорока.
— Чего вылупился, болван?! Давай к делу. Какая оплата?
— Аванс в десять тысяч эквестрийских бит. Чеком. И по факту выполнения задачи — еще сто тысяч на указанный банковский счёт.
— Отлично. Хоть, снова нормальный вид обрету. Я согласен. Пошли отсюда.
— Нет, я тут ещё переночую.
— Ох, не совету, парень. В этой дыре блох и вшей больше чем на самой грязной шлюхе во всей Эквестрии. А я, поверь, толк в шлюхах знаю.
— Что же ты предлагаешь?
— Пошли отсюда, снимем номера в клоповнике поприличнее этого.
— У меня не осталось свободных денег.
— У меня есть немного. Хватит на два номера.
— Зачем Вы это делаете?
— Ты на меня похож. В молодости. Такой же исполнительный, верный, самонадеянный.

Утром Рехте вылетел в направлении Федерации. Вдруг его сбила с толка радужная черта, появившаяся перед ним. И ещё одна, и ещё.
Радуга. Клаудс. В душе Флюгела снова что-то оборвалось. Сейчас или никогда! Я должен поговорить с родителями! Плевал я на правила!
В город он проник без проблем, лишь раз показав стражникам на входе свою миграционную карту. Как и ожидалось, никто его не узнал, но всё равно ему казалось, что абсолютно каждый пегас смотрит на него с презрением и ненавистью. И вот, наконец, он дошёл до своего дома и постучался. Дверь открыла молодая пегаска оранжевого цвета с карими глазами.
— Тебе кого, родной? — заспанным голосом спросила она?
— Мне бы семью Вортекс повидать.
— Опоздал ты, парень. Тут уже пять лет как никто из Вортексов не живёт. Вообще никто из Вортексов не живёт уже.
Рех чувствовал, как учащается сердцебиение, меркнет в глазах, а крылья расправляются настолько, насколько никогда не расправлялись.
— Что, что случилось? — проговори он хриплым голосом.
— Эх, давно тебя не было, приятель. Страшная, страшная трагедия. Вот что было. И за что такое горе на всю семью? Слушай: был у Вортексов сынок. Гордый был парень. Подавал надежды, но совершенно неуправляемый, сорвиголова. Подрезал новичка, тот разбился. Не в силах вынести чувства вины свалили из города. Мать его после этого с головой ладить перестала. Сидела дома, в одну точку глядела. И так целый год. Затем полетела на скалу, и, сложив крылья, вниз бросилась. На камни. Хоронили в закрытом гробу. Муж пить начал. За два года совершенно в алкаша превратился. Однажды упился радужной водкой и отправился в полёт. Попал в шторм. Ничего не нашли. Просто положили в гроб его фотографию и закопали рядом с женой.
Рехте чувствовал, как глаза начинают предательски щипать, а в горле нарастает ком. Ноги совершенно не держали его. Вдруг и недр дома раздался голос.
— Спит, кто это?
— Да так, друг семьи Вортексов, судя по всему. Я ему как раз рассказываю, что случилось.
— Оуу, бедняга. Даже самому страшному врагу такого не пожелаю.
Флюгел не выдержал. Упал на облака и взвыл. Рвал на себе гриву и рыдал. Вдруг решение пришло само собой. Кинжал...
— Эй, ты что задумал, не дури!
Рех уже не слушал. До горла оставалось пара миллиметров. Но тут пощёчина свалила его с ног. Толи пощёчина была слишком сильной, то ли сказывалось эмоциональное напряжение, но Флюгел обмяк и провалился в обморок.
— Ну вот. СОАРИН! Иди сюда, помоги мне его затащить в дом, я его вырубила, кажись.
Вокруг крыльца начала собираться толпа. Спитфаер пришлось приложить немало усилий, что бы разогнать её.
— Вон! Пошли все вон! Нет тут ничего интересного! У парня горе!
В себя курьер пришёл уже внутри дома.
— О, очнулся наш горе-суецидник, — не без иронии произнёс Соарин.
— Так, а теперь скажи кто ты? Откуда у тебя кинжал, и почему ты так воспринял новость о смерти Вортексов? — это уже Спит начала допрос.
Очень, очень плохо. Рехте нарушил одно из основных правил — никаких личных дел во время выполнения задания. Никогда. А теперь вот расплачиваться. Знал ведь, что от прошлого не уйдёшь, и добром это не кончится...
— Так кто ты, родной? — более настойчиво повторила пегаска.
Мозг Флюгела лихорадочно работал, пытаясь выстроить правдоподобную легенду. В академии ФСП учили и этому, на случай задержания агента.
— Я, я долгое время был другом семьи, — начал неуверенно он.
— Но затем, был вынужден отлучиться, в связи с тем, что мне предложили более выгодную работу за границей. Я не ожидал, что в моё отсутствие всё так вот случится, — его голос снова задрожал.
— Ну-ну, успокойся, парень. Да, жизнь не сахар порой бывает.
Но, надо же двигаться дальше. Если бы все лишь грустили о тех, кого с нами нет... Так и с ума сойти можно, — обняв, начала утешать его рыжая пегаска. Соарин едва заметно скривил лицо.
— Ну, а откуда у тебя этот кинжал? — Соарин не без удовольствия вертел в копытах сталь.
— Я курьер, нам такие выдают, на случай опасности.
— В любом случае, парень, назад мы его тебе не отдадим. Дабы ты снова с собой ничего не сделал.
А вот это просто отвратительный поворот. Нет ничего хуже, чем потерять личное оружие. Без его наличия при возвращении даже отлично выполненное задание объявлялось проваленным, а потерявший оружие — дезертиром. Со всеми вытекающими последствиями. А последствия зависли от милости трибунала. Впрочем, как раз милости от трибунала жать не приходилось. Либо рудники, либо казнь. Третьего не дано.
— Господин, верните мне его. Устав организации запрещает мне терять табельное оружие. Меня могут оштрафовать, а скорее всего даже уволят. А у меня две маленькие дочки. А с такой характеристикой, я вряд ли найду себе новую работу, — даже страх не пришлось изображать. Рехте, он действительно так боялся рудников и смерти. Неизвестно, чего больше. Хотя, про дочек всё же враньё, для большего драматизма.
— Ты что, на Западную Федерацию работаешь что ли? С такими-то правилами? Ты ещё скажи, что тебя за это убить могут, — усмехнулся голубой пегас.
— И ты, имея двух дочерей, хотел покончить с собой?! Ну, ты идиот! — взвилась Спитифаер.
Да, сыроватая легенда вышла. Но, учитывая эмоциональное состояние Рехте, глупо было надеяться на большее.
— Где их могила?
— Кладбище «Покой», за Понивилем, сектор К-7. Ах да, парень, хоть родственников у них тут и не осталось, за могилой постоянно ухаживает какая-то коричневая единорожка.
Нет, сегодня точно день шокирующих откровений. Хотя и отрадно, что хоть одна новость выбивалась из чёрной колеи. Он знал и помнил Эбьюлисон Бьюти. Это была его первая любовь. Он любил её, встречался с ней. Ровно до того момента. И вот теперь судьба снова сталкивает его с ней.
— Я... Мне пора. Верните мой кинжал.
— Нет, я же сказал тебе. Если ты с собой что-то сделаешь этим кинжалом, то это будет на моей совести.
— Я и без кинжала могу с собой что-то сделать. Но, не волнуйся, я только что понял, ради чего стоит прожить хотя бы один день.
— Соарин, парень прав, верни ему кинжал. Ничто не мешает ему просто взлететь повыше и сложить крылья. А тебе родной, я вот что скажу: когда в следующий раз захочешь покончить с собой, пойди молча в стойло, и повесься на вожжах. Нечего в свои дела посторонних впутывать. А теперь, давай, лети. Ты и так помешал.

Нужный участок нашёлся довольно быстро. Рехте просто сидел, и думал, как сложилась бы его жизнь, поступи он иначе тогда. Сотни тысяч вариантов проносились у него в голове. Пока его не окликнул столь знакомый и желанный голос.
— Я знала, что ты придешь, Пост Вортекс, — раздался нежный, как бархат, и слегка печальный голос.
— Н-но как?! Как ты меня узнала?! Я же... — в его голосе слышалось неподдельное удивление. Десятки тысяч септимов на краски, линзы, поддельные документы. Мучительная операция по смене кьютмарки, очищение шаблона микрожестов и привычек. И теперь его так просто раскрыла старая знакомая?!
Всё же, никакие деньги и технологии не победят истинное чувство.
— Думал, перекрасился, замалевал кьютимарку, и я тебя не узнаю, глупенький? Я ждала тебя. Ждала тебя семь мучительных лет. Порой мне казалось, что ты не прилетишь, но я верила. И вот, ты здесь, — по лицу единорожки катились слёзы. Слёзы счастья и надежды.
Рех даже не раздумывал, просто подошел и обнял её. Первое правило идёт к Дискорду на рога! Сейчас он был готов всё послать в задницу Найтмэр Мун.

(Просто прослушайте композицию http://prostopleer.com/tracks/4550719SdmS)

— Пойдём ко мне, пожалуйста, Пост.
— Идём, осколок моей мечты.

Они сидели и говорили. Порой важно просто поговорить. Он рассказывал ей всё, как ушёл, куда ушел, на кого работает. А она лишь кивала. Пока они не дошли до главного вопроса.
— Ну, а как ты? Нашла себе кого?
— Нет.
— Я никогда не поверю, что у такой привлекательной кобылки не было поклонников за эти семь лет.
— Были, но у них был один огромный недостаток. Они не были тобой.
— И ты все семь лет ждала, что я вернусь?
— Как видишь, не напрасно. А ты, у тебя кто-то был?
— Да, была ты. Каждый день моё настроение зависело от того, приснишься ли ты мне, увижу ли я во сне, как ты снова читаешь мои стихи и, смущаясь, целуешь меня в щёку. Увижу ли я, как ты хохочешь, кидая в меня снежки телекинезом, а я от них улетаю.
— Пост, останься. Я не хочу тебя снова потерять, — Слёзы стояли в глазах молодой единорожки.
Рехте был готов убить себя за то, что снова заставил плакать это самое прекрасное создание во всей Вселенной.
— Я, я, правда, хочу, но не могу. Честно. Не имею права. Я потом снова улечу, я должен. А ты снова останешься, одна...
Эбьюлисон Бьюти даже не пыталась отговорить его словами. Просто подошла и поцеловала его. Так, как целуют только самое близкое создание на земле. За окном сверкнула молния, чуть позже послышался гром. Такой удачи и ожидать было нельзя. Единорожке пришлось прервать поцелуй.
— Останься хотя бы на ночь, Пост. На улице ливень с грозой, и идти он будет довольно долго, погода не лётная.
Рехте и сам хотел остаться, и вот теперь, фортуна дарила ему такой шанс. Будто бы подталкивала его к этому выбору и давала хоть какое-то оправдание нарушению дисциплины и инструкции. Дождь, шторм, гроза. Погода нелётная, даже глава крылатого легиона «Люфт Тод», Альгемайн Гельфлюгерте Криг, подтвердит это.
— Я, пожалуй, да... — пробормотал посыльный.
Вместо ответа Бьюти снова потянулась к нему...

(эту часть я писать не буду, поэтому вот вам мелодия, фантазируйте http://prostopleer.com/tracks/5397741lu79)

Рехте Флюгел проснулся рано утром. Он знал, что должен сделать. Остаться он не мог, потому что знал, что Федерация делает с ренегатами. Возможно, за ним придёт тот самый Ральф. Хотя, собственная судьба дано перестала его волновать, он боялся за НЕЁ.
Стол, ручка, бумага. Что же, когда-то он писал стихи. Может, снова попробовать?


Богиня Зимы, Сокровище Тьмы,
Осколок моей Мечты...
Пойми, я простой ренегат,
А ты — чародейка Бьен,
А Ночь коротка,
Мы вместе пока,
Но, скоро настанет День...

Я забуду эту ночь, как сон, и боль свою стерплю:
Ты — дитя страны, а я — простой изгой,
Никогда не говорил тебе, что я тебя люблю,
А теперь... теперь ты знаешь это, Бьен...

Прости и прощай, мой друг,
Живи и забудь про грусть,
На свете нет сил таких, чтоб смогли
Обратно меня вернуть...

Косо, криво, зато от души. Слова любви и расставания вообще лишь в романах бывают красивыми. В жизни же это обычно вот такие вот скомканные откровения, которые поймёт лишь тот, кому это адресовано.
Последний раз, взглянув на спящую единорожку, Рех, собрав всю свою волю в копыто, вышел за дверь и полетел на запад.