Сабрина. Начало
Глава 7. Зимний лес
После долгого перерыва вернулся к написанию. Кажется, творческий кризис почти преодолён, ну и занят был.
Когда я вышел к замёрзшему озеру, уже начало темнеть.
На берегу лежала здоровенная коряга. Я толкнул её плечом, убедившись, что она прочная. С подветренной стороны — со стороны берега — снега почти не было, и, если натянуть плащ-палатку поперек, закрепив одну сторону на коряге, то возможно, утром проснусь. Даже можно было попытаться развести костерок.
Я подавил идиотский смешок. Идти ещё дней десять по заснеженному лесу. У меня автомат, (почему то не «слонобой», и даже не привычная «плётка» — то есть войсковая винтовка) два патрона, плащ-палатка, несколько сухарей.
Хотя патроны те ещё. Такой тупоносый патрон можно было зарядить в магазин, но с высокой вероятностью, он бы заклинил автомат. Кроме того, пуля была подпилена крестообразно… С такими в плен лучше не попадать. Точнее, в плен меня бы просто не взяли.
Единственное, что давало шанс, это очень тёплый комбинезон и зажигалка. Миссия практически невыполнима.
Однако, по расстоянию, на котором найдут от исходной точки мой труп, будут судить, как рано я сдался… Дурь какая в голову лезет, однако.
Не рассуждая, я присел за корягу, сначала окинув взглядом ту сторону, откуда пришёл, а потом осторожно высунул самый краешек носа из-за деревяшки, скосив глаза максимально влево. По льду озера двигался какой-то белый силуэт.
Глаза у меня, правда, были уже не те, что в юности, но впрочем, ещё очень даже. Но тут обознаться было трудно. По льду озера двигалась принцесса Селестия собственной персоной.
Я очень осторожно дослал патрон в патронник (делать так нельзя, но ничего не попишешь) однако железо всё равно лязгнуло. Кобылица остановилась, закрутила головой, не понимая, что её встревожило.
В этот миг лёд под ней подломился, и аликорн с головой ушла в воду.
Матерясь на все корки, я отбросил ствол и побежал к полынье. Хотя я прекрасно соображал, что мне не вытащить из проруби аликорна раз в пять меня тяжелее, я всё же плюхнулся на пузо, и «доехал» до края полыньи. По уму надо было протянуть ей ремень автомата, но я его зачем-то бросил. Над водой появилась белая голова. Грива, однако, против всех законов физики, продолжала струиться назад. Мы «сцепились» копытами, и она по крайней мере могла теперь нормально дышать, не ныряя в ледяную воду. Но это, конечно, не могло продолжаться долго.
«Почему она не телепортируется? — подумал я, — или не поднимет себя магией? Я же видел в учебных фильмах, на что они способны. И почему молчит?»
В самом деле, тишина стояла жуткая.
Селестия приподняла голову, открыла рот, и я с удивлением увидел ряд игольчатых клыков. А в следующий миг лёд подо мной треснул, и мы вместе ушли в ледяную купель. Странно, но мне не было холодно. И видно было хорошо до самого дна, и оттуда, снизу, пробивался свет. Не солнечный, и не от лампочки, а тот самый, последний, от дробящихся ядер…
Я помотал головой и проснулся. Блин, который день херня снится. Наверно, «общение» с Луной не пошло на пользу. Она мастерски умеет влиять на разум «контрагентов», что прорывается потом в снах. В древние времена её даже считали богиней ночи. Типа, она контролирует сны всех пони в Эквестрии… Впрочем, будь это так, она являла бы собой совершенно непредставимый разум, которому и пытаться-то противостоять смешно. А так нет, кобыла как кобыла, с определёнными слабостями и глупостями. Но в момент моего выстрела, она могла неосознанно шарахнуть «по площадям», в том числе и по мне, своим колдовством. Так-то обычно мне ничего не снится. Иначе, с моей работой, совсем недалеко до дурдома.
В комнате дешёвого отеля было довольно холодно. Наверно, поэтому мне и приснился зимний лес. Проклятый труп или любимое тело. Почему ты не можешь отдать концы легко, или хотя бы не мучить меня? Это теперь суетиться, искать «виновника торжества». Чего бы проще, околеть сейчас на кровати, и больше не думать никогда ни о чём…
Помыться надо. У многих военных в голове непроизвольно тикает счётчик «автономности», выражаемый в количестве глаженых и чистых комплектов одежды, в полноте холодильника, и во времени от последнего мытья, стрижки и т. д.
Я грустно обозрел душевую, но… А что ты хотел за такие деньги? Зато здесь не спрашивали документов. Лет тому много назад правительство исподволь пыталось ввести тотальную слежку за гражданами. Искореняли вот такие вот отельчики, вводили какую-то идиотскую электронную систему платежей… И наткнулись на глухой, но упорный саботаж. Никто не хотел так платить, никто не желал терять приватность… Нет, вложив море золота, тенденцию можно было переломить, особенно за счёт молодых зебр, для которых электронный платёж, это не тотальный тебя, птенца, контроль, а забавная такая игра во взрослых, но — побились, побились, и отступились… И слава кому-нибудь. Не хочу, чтоб кто-то знал, на сколько дней я ухожу в запой. (Вообще-то я ни разу не был в запое, но всё равно не хочу.)
С расследованием моим дело шло плохо.
«Канал», то есть пролив в двести миль между Зебрикой и Эквестрией, я пересёк на обычной контрабандной лодке. То есть они, будто бы , ловят водоросли… В канале есть микроостровок, куда приплывают настоящие промысловики и втридорога продают эти водоросли (немного, по центнеру) контрабандистам. Если вдруг остановит береговая охрана, то вот он, улов. Маленький, ну так мы же невезучие бедняки. Конечно, об этом острове знали все на свете, кроме принцесс, но делали вид, что там как бы никого и ничего нет.
Официально появляться в Зебрике, с любым из моих комплектов документов, было теперь смертельно опасно. Кто и на каком уровне задействован в «операции внутри операции», я , понятное дело, не знал, но подозревал, что команда могла быть спущена очень свысока, и теперь некий зебр-турист может оказаться «разыскиваемым живым или мёртвым» по обвинению в массовых убийствах, и ещё в чём нибудь.
К счастью, я предполагал, лет так 10 назад, что возможно, мне придётся уходить через пролив, и в одном из прибрежных городишек, в отделении банка, сделал небольшой анонимный вклад «под условное слово». Хвала богам, цифровизация сдохла, толком не родившись, и брать банк штурмом мне не пришлось.
Первым пунктом плана я собирался посетить своего комполка, который единственный был полностью в курсе. Было еще двое молодых особистов, которые ломились тогда в кабинет, но их морды, не говоря об именах-званиях-должностях, я теперь не помнил. Да и не представлялись они мне. Остальные же, с которыми я работал по вопросам документов, внедрения, билетов, лодки, винтовки и др. — отвечали лишь за маленькую часть подготовки к операции, не подозревая, насколько она беспрецендентна.
Выйдя в отставку, наш комполка поселился в Фессонии — одной из старейших и богатейших областей Зебрики. Хрен знает когда, это будто бы была земля какого-то легендарного царя… Об этом он и написал мне в письме, что ты-де, конечно, алкаш, но если хочешь начать новую жизнь, приезжай ко мне, устрою тебя на работу истопником. Обратный адрес на конверте… Кто в курсе, тому достаточно.
Конечно, приехав в город, я не попёрся к нему сразу. Поизучал местность, плакаты у околотка, зашёл в библиотеку, почитал подшивку газет за пару месяцев. Он жил не под своим именем, но конверт подписал тем, под которым жил.
И им же озаглавлен был некролог известному благотворителю и меценату, который переехал в наш город не так давно, но успел стяжать любовь жителей, бла-бла-бла…
Вот так вот. Инсульт. Ему было 62 года. Возраст приличный, и хотя он гнул монеты-пятиалики в трубку, и бегал «полосу» быстрее молодых, но в самом деле, бывает. Богатырей хватает кондрашка, а глисты, вроде меня, доживают до ста.
Только одна вещь смущала. Он умер ровно за сутки до «исторического» мейнхеттенского выстрела.
Если это не совпадение, то можно расценивать как пощёчину: я тебя настолько ни во что не ставлю, что убиваю твоего командира за сутки до того, как ты исполнишь мою волю. И ты всё равно её исполнишь, потому что я так тебе предопределил(а).
Нет, это бред. Паранойя. Я просто не должен был сюда добраться и это всё узнать. А гнев не помощник.
Чтож, вторая зацепка, это Немая, её контакты и её начальство. Ох и стрёмно же лезть в дела магов! Им, конечно, многое запрещено. Запреты были прописаны в Конвенции о правилах ведения войны, между Коллегией Курфюрстов с одной стороны и принцессами Селестией и Луной с другой стороны, лет тому пятьсот назад, и изначально касались правил обращения с пленными. В частности, какие магические методы получения информации нельзя применять к противникам. Но тут уже возмутилось общество. То есть, к вражеским пленным это, это, и вот то применять нельзя, а к своим подданным можно? А тут никто не охренел? Таким образом, магов существенно ограничили, но ходили слухи (а я знал это доподлинно), что в некоторых подвалах клали полосатый орган на то, что подписали давно истлевшие в могилах правители областей пять веков назад.
Таким образом, я хорошо понимал, чем рискую. Впрочем, страховка еще никому не вредила, поэтому, написав на конверте адрес, я опустил письмо в почтовый ящик, на той самой улице, где жил мой командир. Это будет моя, пусть слабая, но ответная пощечина.
Издали я посмотрел на никогда ранее не виденный коттедж. У полковника (капраза), вроде бы, был сын. Он не пошёл по военной стезе (строго говоря, своего ребёнка, если б он у меня был, я бы тоже предпочёл держать подальше, чай не феодализм на дворе, где, чтобы быть кем-то, надо быть военным). И по идее, он должен был унаследовать имение. А посему, приближаться к дому с моей стороны было плохим подарком наследникам, но всё же я счёл это допустимой дерзостью. В конце концов, осуществление моего плана не подразумевало оставление «затейников» в живом виде, а если я проиграю, они должны удовлетвориться глумлением над моим трупом.
Я стоял в тени небольшой вишни (профессиональная привычка), и наблюдал, как какая-то молодая кобылка выкатила на террасу коляску с жеребёнком. Вслед за ней вышел, видимо, муж, и видимо, сын полковника… Я смотрел на это всё, непроизвольно перейдя в режим «тихого дыхания», чуть искоса.
Как другой мир, честное слово. Так из пещеры, с помощью неведомого волшебства, наш доисторический предок взирал бы на своих потомков. Освещённых электрическим светом, и весело наряжающих, скажем, ёлку. Вот оно, мол, как бывает. Как же так оно вышло, что я тот, кто я есть? И почему они такие слабые, при таком отце?
«Проклятые вопросы, — думал я, двигаясь к автовокзалу. — Хорошо было бы быть нерассуждающим придатком к винтовке. Надо будет в следующем письме задать эти вопросы своему визави по переписке. Мы ведь, можно сказать, были близки, вдруг ответит.
И вновь я сел на рейсовый автобус, теперь идущий в столицу. Занял последнее сиденье слева. Там, где чаще всего погибают в ДТП. Если судьбе будет неугодно, чтоб я доехал, я ей подыграю.