Другая сторона
Глава 05: Миссия невыполнима
— Ник? Ник, ты как? – раздался на границе сознания голос, который никому кроме Агнес принадлежать не мог.
Вся нервотрепка последних суток дала о себе знать, и Фолкнеры, не мудрствуя лукаво, решили вздремнуть после сытного обеда, да так и проспали до следующего утра.
Во сне Ник блуждал по зеркальному лабиринту, полному искаженных, злых отражений себя самого. И, что самое ужасное, там встретилась Агнес с зияющими черными провалами на месте глаз.
А что если он и сейчас увидит перед собой это чудовище? Мальчик весь сжался под одеялом и вздрогнул, почувствовав прикосновение чужой руки. Голос же, в котором ощущалась забота, произнес:
— Ну же, братишка, это всего лишь дурной сон. Открой глаза и все закончится.
Возможно, сказался тембр голоса Агнес, а возможно, осознание того, что лабиринт зеркал и отражений и впрямь был лишь сном. Донельзя реальным и жутким, но сном. И Ник, осторожно выбравшись из-под одеяла, приоткрыл глаза.
Сидящая рядом сестра приветливо улыбнулась:
— Ну вот видишь. Дурной сон, только и всего.
С этими словами девушка предприняла попытку взъерошить волосы брату, но тот отодвинулся к стене и наградил сестру подозрительным взглядом, ожидая, что в любой момент она начнет смеяться над ним. А то и вовсе станет вконец безумной, как во сне.
Девушка вздохнула:
— Слушай, я тебе не враг…
Учитывая произошедшее в мире грез, а вместе с тем и вчерашние подначивания, это звучало просто смешно. Вот только смеяться не хотелось.
— Может быть, — мальчик заглянул за спину Агнес, но нет — надоедливых соседей не было. Даже малыши куда-то подевались.
— Я ведь твоя сестра…
— Докажи! – сказал Ник первое, что пришло в голову и тут же пожалел об этом.
Краски покинули лицо Агнес:
— Ник… я… я… я люблю тебя и всегда буду рядом.
Мальчик хотел было извиниться, но последние слова сестры лишь подстегнули к тому, чтобы гнуть свою линию и высказать все наболевшее, а там будь что будет:
— И ты меня бросила, потом похитила, а потом издевалась и смеялась вместе с этой Лайрис! Какая ты мне после этого сестра?!
Злые слова кольнули в самое сердце. И пусть Агнес принципиально никогда не дралась, даже руку ни на кого за свою жизнь не поднимала, сейчас ей очень хотелось ударить Ника. Ведь все, что она делала, было ради него, а не ради себя. Тем не менее, девушка сдержалась. Рукоприкладство и крик ничем не помогут. Скорее наоборот, усугубят ситуацию, и брат будет уверен, что был прав во всем.
— Ник, послушай…
— Нет! Я только и делаю, что слушаю тебя, а ты? Ты хоть раз послушала меня? Хоть раз согласилась?
Возможно, со стороны подобная картина казалась забавной, возможно, нелепой: мальчик, завернувшись в одеяло и прижавшись к стене, яростно отчитывает девушку старше себя.
Агнес собиралась возразить, но прикрыла рот. А действительно, за минувший день она толком и не разговаривала с братом. Не говоря уже о том, чтобы выслушать.
— У нас не было времени поговорить…
— На Лайрис нашлось! – юноша был непреклонен.
— Пойми же, братец, я толком ничего не знала о Лаймстоун. Я провела в приюте не так уж много времени, и мы с ней толком не общались.
— И что?!
Агнес мысленно поздравила себя. Раз уж разговор удалось отвести от обвинений к вопросам, пусть и в достаточно агрессивной форме, то не все потерянно.
— Ну она ведь едет с нами, верно?
— Дурацкая идея, — пробурчал юноша. Агнес же предпочла проигнорировать этот комментарий, продолжая говорить:
— И надо было узнать ее поближе, ведь от незнакомцев не знаешь, чего ждать.
— Я ведь сказал тебе, что Лайрис – лгунья и забияка. Сказал! А ты… ты меня не слушала!
Девушка поморщилась. Ну вот, снова-здорово!
— Я бы тебя выслушала, как только мы бы оказались в поезде, Ник. И слушала бы очень внимательно, как сейчас, — девушка улыбнулась, что далось ей нелегко.
— Так почему же ты не выслушала, когда мы были без Лай… — Ник осекся и в его глазах мелькнуло удивление. – Оу-у-у.
— Угу, оу-у-у, — вспомнила Агнес разговор, что довел ее до слез. Ну почему с мальчишками всегда так сложно, а?
— Но ты тоже хороша, ты…
Девушка оборвала причитания Ника, грозившие затянуться до вечера:
— Оставила тебя в компании Ральфа, зная, что сможешь с ним поговорить, пока я общаюсь с нашей неожиданной попутчицей. Ну же, братишка, я не желала тебе зла ни тогда, ни сейчас. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
«И я. Хоть немного», — добавила она мысленно.
— А еще смеялась надо мной вместе с Лайрис!
— Возможно, тут я перегнула палку, — согласилась Агнес, — но это было сделано из лучших побуждений.
На лице юноши отразилась работа мысли, а губы зашевелились. Девушка не смогла ничего разобрать даже со столь близкого расстояния. Наконец, Ник сказал громче:
— Побу… чего?
— Это значит, что я хотела как лучше.
— А получилось как у Агнес, — недовольно пробурчал Ник, но в голосе его не слышалось злобы. Скорее раздражение.
— Не скажи. После того как ты ушел, я рассказала пару историй из своей жизни, с которых ты, скорее всего, посмеялся бы, — девушка снова улыбнулась, но на этот раз искренне.
— А Лайрис?
— Ее так впечатлили мои истории, что она решила поведать парочку своих. О том, как она жила до «Этлингеры».
— Значит, врала, — с уверенностью заявил Ник.
Агнес поморщилась, но спорить не стала. Во всяком случае, не сейчас. Вместо этого она решила подыграть брату:
— Да хоть бы и так, что это меняет?
— Эм… — Ник удивленно уставился на сестру, и в голосе его послышалась неуверенность. – Это ведь ложь.
— Ага. Ложь, — с легкостью согласилась девушка. — Но она не направлена на то, чтобы кому-то причинить боль. Это… как сказка.
— Сказки не могут быть злыми. А истории Лаймстоун всегда страшные и жестокие.
Девушка мысленно поздравила себя. Кажется, картина начала проясняться, и все недопонимания между этими двумя были связаны с тем, что пони напугала Ника своими историями, вот он на нее и злится. Благо раньше брат был достаточно впечатлительным юношей, да и сейчас ничего толком не изменилось, разве что агрессии прибавилось. Во всяком случае, Агнес была уверена, что причина именно в этом. А коли так, то надо разрешить этот конфликт, и чем раньше, тем лучше.
— Истории разными бывают. Ну а ты просил ее когда-нибудь рассказать добрую сказку?
— Вот еще, — хмыкнул юноша и насупился. – Просить ее о чем-то.
— Хорошо. Могу попросить я.
— Нет! – Ник испугался собственного крика и приложил ладошку ко рту, покосившись в сторону двери.
Видимо, ждал, что сюда вломится куча народа, желающая узнать о причине шума. Но дверь не открылась.
– Не надо ее ни о чем просить, — добавил парень.
— Если не спросишь, то ты никогда не узнаешь, способна ли она на что-то еще. Неужто неинтересно?
— Нет. Неинтересно. Потому что она не моя сестра. Ты – моя сестра. И я хочу послушать сказку, но твою, а не противной пони, — Ник старался говорить уверенно, но под конец его голос все же сорвался, и последние слова он прошептал.
— Хорошо, братишка. Я мало сказок знаю, но могу рассказать твою любимую про Питера Пэна.
Мальчик отрицательно замотал головой:
— Нет. Я хочу сказку о том, как ты жила на улице после приюта.
Девушка поморщилась. Вот что-что, а рассказывать об этом ей не особо хотелось.
— Ник… это не самая лучшая история. Давай лучше…
Юноша резко перебил:
— Нет! Ты сама сказала, что сказки бывают хорошие или плохие. А я хочу услышать твою, — немного подумав, мальчик добавил. – Пожалуйста.
Девушка вздохнула. Пойти сейчас на попятную, значило вернуться к тому, с чего они начинали, и не факт, что удастся во второй раз нормально поговорить с братом. С другой стороны, Ник просил сказку, а не реальную историю, и потому можно было кое-что и приукрасить.
— Ну что ж, тогда слушай…
— …я оступилась и чуть не упала с тридцатиэтажной высоты, но в последний момент смогла ухватиться свободным копытом за статую горгульи. Она была скользкая из-за дождя, но я держалась крепко и смогла перелезть через нее, оказавшись на крыше, — не без гордости сообщила Лаймстоун.
— Очень увлекательная история, — Брейберн почесал подбородок. – Только я так и не смог понять, а что юная мисс делала на крыше, да еще в такую погоду?
Кобылка поджала губы. Она решила рассказать пожилому земнопони одну из своих лучших историй, дабы расположить его к себе и спросить про кабину машиниста, а он начал задавать вопросы. Причем чуть ли не с самого начала, вместо того, чтобы стоять молча и иногда вставлять восторженные охи и ахи, как это делали остальные слушатели Лаймстоун. То, что эти слушатели были ее ровесниками, а то и детьми помладше, значения не имело.
— Так я же говорю – убегала от банды крокодиложуков и забежала в многоэтажный дом, зная, что они не смогут меня преследовать, застряв в проходе на чердак. Я же уже говорила.
— Справедливо. Разве что… а, впрочем, не важно.
— Не важно? – пони, чья гордость была уязвлена многочисленными вопросами, не собиралась так просто сдаваться, и если у этого земнопони есть какие-то возражения, то она сейчас разобьет их в пух и прах! – Что не важно?
— В многоэтажных домах двери на чердак, ну или, как их еще называют, «на крышу», как правило достаточно просторные, чтобы в них могли протиснуться двое человек весьма внушительных пропорций. Во всяком случае, в тех домах где я жил, так и было.
Жеребенок нервно сглотнула. Еще немного, и ее тщательно придуманная история рассыплется, как карточный домик. Она оглядела вагон, где находилась, но, как назло, он не давал ни единой подсказки.
— Хм… а они вместе побежали в проход и стали мешать друг другу пройти, так-то!
— Страшные, но безумно глупые приспешники. Понимаю, — мордочка жеребца ничего не выражала. – Можно последний вопрос, просто чтобы картина была полностью ясна?
— Конечно! – серая земнопони победно улыбнулась.
По всему выходило, что ей удалось переспорить зануду взрослого. А следовательно она – самый крутой рассказчик, чтобы там Ник не говорил.
— Планшет.
Лаймстоун удивленно моргнула. Затем еще раз:
— Какой планшет?
— Ну тот, с помощью которого ты связывалась со своим другом хакером, — пони уже собралась сказать, что он потерялся или разбился, как Брейберн задумчиво произнес. – Гарнитура, вроде бы, у тебя была на голове, а она крепко держится…
Лаймстоун хотела было возразить, что она со всего разбегу впечаталась в стену и разбила средство связи, но это вызовет новые вопросы, а иные варианты в голову не шли.
— Ладно. Хорошо. Прекрасно. Я эту историю придумала! Давно. Когда была еще маленькой, — пони недовольно надула щеки и вскинула подбородок в ожидании насмешек, ну или нравоучений. Уж что-что, а учить всех уму-разуму взрослые завсегда готовы. Достало.
Но не произошло ни того, ни другого. Вместо этого Брейберн произнес:
— Отличная история.
Лаймстоун скосила глаза в сторону жеребца, при этом стараясь всем своим видом продемонстрировать задетую гордость творца, но не увидела и тени улыбки у того на мордочке. Пожилой земнопони был серьезен.
— Как история может быть отличной, если я столько гадостей о ней услышала?
— Ну так ты же сама сказала, что придумала эту историю, когда была младше. Готов поспорить, все твои ровесники, а то и дети постарше, были в восторге.
Лаймстоун в который раз вспомнила Ника, который постоянно перебивал, когда она рассказывала, а стоило закончить, как он тут же обзывал гадкими словами как ее саму, так и истории. Противный мальчишка.
— Да, почти все, — нехотя согласилась пони. – А как же вопросы?
— А вопросы, — охотно пояснил жеребец, — возникают в тех случаях, если ты сама что-то забываешь в собственной истории.
Ответ пожилого жеребца показался пони странным. В конце-то концов, какое кому может быть дело до размера двери на чердак? Сказала узкая, значит узкая. Но он вроде как хотел помочь, по-своему, так что кобылка решила ему подыграть. В конечном счете, ей тоже требовалась помощь с его стороны.
— Как с планшетом?
Жеребец пристально посмотрел на кобылку, после чего улыбнулся:
— Обидно звучит, а?
— Да нет, вы же мне хотите помочь… — слова, в которые сама Лаймстоун не верила, явно расстроили собеседника, и улыбка на его мордочке пропала.
— Извини. Я не хотел.
— А что хотели? – чуть более резковато, чем следовало поинтересовалась кобылка.
— Чтобы твой рассказ мог заворожить всех. Ты ведь этого хочешь, верно?
— Ну и как же? – Лаймстоун с подозрением глядела на Брейберна.
Да, скорее всего впору ждать нравоучений, но если удастся сделать так, чтобы Фолкнеры рты разинули от ее историй, то это будет победа. И не только они, а… все в поезде. Да что там, в мире!
— Для начала стоит обратить внимание на детали. Вот смотри, ты рассказала про хакера-ящерицу.
— Игуану, — поправила Лаймстоун, которая понятия не имела, как выглядит эта самая игуана, но слово ей нравилось, и она его решила использовать.
— Ага, игуану. Однако твои слушатели о нем ничего не знают.
Кобылка почесала затылок:
— А зачем о нем что-то знать? Я ведь героиня истории!
— Конечно, — жеребец кивнул. – И раз ты героиня, то можешь поведать слушателям о своем друге. Скажем о том, как познакомились или о каком другом деле, где он тебя спас в последнюю минуту.
— Зачем?
— Так ты покажешь, что он действительно важен. А главное – если окружающим понравится эта история, то они с удовольствием послушают, как ты, вместе со своим другом, ограбила казино каких-нибудь… луговых марийцев.
Лаймстоун одними губами повторила слова собеседника, и на ее мордочке появилась улыбка:
— Спасибо!
Жеребец отрицательно качнул головой:
— Брось. Я ничего и не сделал. Просто помни, что уделяя внимание подобным вещам, ты делаешь историю по-настоящему живой. И отличить где вымысел, а где правда, становится сложнее.
Пони согласно закивала и побежала в сторону своего купе, чтобы записать слова Брейберна, а заодно и пару мыслей, которые пришли в голову, но ее окликнул жеребец:
— Постой! Ты хотела меня о чем-то спросить?
Кобылка притормозила и оглянулась, потом перевела взор в сторону выхода из вагона. История манила. Хотелось написать ее прямо сейчас, но за это время поезд мог и приехать в Европейский Гигаполис. А этого Лаймстоун никак допустить не могла. Тяжело вздохнув, кобылка развернулась и подошла к проводнику.
— Да. Я хотела попросить об одной вещи…
— …скука! – прервал Ник рассказ сестры. Ну действительно, ни тебе погонь с перестрелками, ни ограбления какого-нибудь злостного толстосума. А еще курьером работала, пффф! Да эти ребята только и делают, что выполняют работу для каких-нибудь преступных шишек, а потом попадают в переплет из-за этого.
Девушка шутливо развела руками:
— Ну извини. Такова моя жизнь. Скучная и безопасная… ну, по большей части.
За время рассказа юноша успел одеться, и они наскоро перекусили захваченными вчера из обеденного вагона крекерами с лимонадом. Несмотря на все это, Нику было скучно. Он не привык подолгу находиться на одном месте, ведь в том же приюте они гуляли ежедневно. Разве что в плохую погоду не выходили, но на этот случай у детей были мультики, а вместе с ними разные настольные игры. Об играх компьютерных приходилось разве что мечтать, так как на всех детей было всего два компьютера, и они вечно были заняты. А тут что? Сидишь себе, смотришь в окно и если захочешь, то включишь музыку, которую отчего-то называли расслабляющей, но мальчика она наоборот раздражала.
— Ну хорошо, братец. А ты мне что расскажешь о себе? И кто такой этот Корнеги, о котором ты упомянул в разговоре с Брейберном?
— Никто, — поспешно ответил мальчик.
— Ну же, расскажи, — девушка шутливо толкнула брата. – Я ведь тебе все рассказала. Теперь твоя очередь.
— Ты пожалеешь, — Ник попытался придать голосу побольше суровых ноток, но сложно это сделать, когда сестра смотрит на тебя с ободряющей улыбкой и ждет крутой истории. Ведь наверняка ждет, чтобы сравнить со своей?
— Я пожалею, если не услышу историю этого синтета.
Ник хмыкнул. Это надо было так оплошать. А еще родители говорили, что Агнес – самая умная в семье. Ну да, как же!
— Это не синтет, а человек, и его звали Карнеги, — сестра, к вящему неудовольствию Ника, никак это не прокомментировала, а потому пришлось продолжить. — Он жил задолго до нас. Даже задолго до Гигаполисов. В те времена люди жили в маленьких городках, которые разделяло между собой огромное пустое пространство…
— Быть не может! – воскликнула Агнес.
— Круто, да? – девушка утвердительно кивнула. – И Эндрю Карнеги был известным строителем. А еще помогал другим… как папа.
Девушка опустила глаза и вздохнула, что не укрылось от внимания младшего брата:
— Я же говорил, что пожалеешь, а ты меня не слушаешь!
— Продолжай, пожалуйста…
— М-м-м, это, почти, все. Услышав про этого дядьку, я решил, что буду как он – ну, строить дома для тех, у кого нет дома. Я даже книги начал читать на эту тему, но они еще скучнее, чем твоя жизнь.
Девушка поморщилась, но не стала это комментировать. Еще не хватало вступить в бессмысленный спор, победа в котором приведет к новым разочарованиям:
— Это очень благородно с твоей стороны.
— Скорее глупо. У меня в кармане нет ни одного кредита. У меня даже дома нет. Хорош «Эндрю Карнеги»…
Девушка подавила желание броситься к брату, заключить его в объятия, пообещать, что все будет хорошо и предложить в качестве стартового капитала пятьдесят кредитов. Он мог не оценить подобной заботы со стороны сестры, а то и вовсе потратил бы деньги на всякие глупости. Вместо этого Агнес произнесла:
— Братишка, а у меня есть идея.
Юноша не удосужил сестру не то что ответом, но даже взглядом, водя пальцем по столу.
— Как насчет того, чтобы попроситься в помощники на кухню?
— У них свои дураки есть, — буркнул мальчишка.
— Ну ты же не пробовал.
— А толку?
— Ты думаешь этот Карнеги сидел и ждал, пока ему принесут миллионы, которые он сможет жертвовать на благотворительность? Или папа сидел на всем готовеньком? – решила пойти ва-банк девушка.
Младший брат оторвался от своего безусловно увлекательного занятия и взглянул на Агнес:
— У папы были богатые родители. Мама рассказывала.
Девушка поджала губы.
«Мда, надо было ограничится первым филантропом. Молодец, Агнес!»
— Какая разница? Папа все равно продолжал работать, а раз ты хочешь стать успешным, то надо с чего-то начинать.
— Меня поднимут на смех, когда я попрошу о работе, — резковато бросил мальчик.
— Не поднимут. Я буду с тобой и никому не позволю над тобой смеяться.
— Угу. Кроме Лайрис, — пробурчал себе под нос Ник, но все же поднялся. — Ладно, пошли. Но если они согласятся, то ты тоже будешь работать, хорошо?
Девушка подавила улыбку. Младший брат попросту боялся сделать первый шаг, и ему нужен был кто-то, кто подтолкнет в верном направлении. Ну а кто с этим справится лучше старшей сестры?
— Конечно, братишка. Идем.
Лаймстоун была разочарована.
Она ожидала войти в святая святых – кабину машиниста. Но, как объяснил Брейберн, таковой у поездов вакуумной дороги попросту не было: всем движением внутри межконтинентальных труб управляли из центрального поста в Австралийской Аркологии.
Впереди же вагончика находилось помещение, где Брейберн и прочие проводники держали свое хозяйство: были тут шкафчики с закусками и напитками, какие-то ящики и даже две двухэтажные кровати, как в купе. А еще пол был застелен ковролином, явно для того, чтобы люди ноги себе не морозили, если решатся пройти пешком.
Главным отличием был панорамный экран в носовой части поезда, сейчас показывающий знакомый пасторальный пейзаж. Зеленые холмы, голубая речка, бегущая от далеких гор, где на склоне примостился белый замок.
Ну и еще было тут некое подобие консоли с голографическим экраном, но там была изображена карта-схема поезда, а никак не виртуальный пульт управления. К тому же, располагался он напротив коек, у боковой стены.
Видимо, чувства маленькой пони отразились на мордочке, потому что Брейберн спросил:
— Разочарована?
— Немного, — не стала юлить кобылка. – Я думала тут будет…
— Искусственный интеллект, который глянув на тебя своим единственным красным оком расскажет о самых сокровенных тайнах вселенной? – закончил пожилой жеребец с улыбкой.
Пони хитро прищурилась:
— Именно. А еще кучу роботов-слуг, которые планируют революцию и свержение деспотичной власти людей.
Брейберн какое-то время удивленно смотрел на кобылку, а потом начал смеяться, но этот смех вскоре перешел в кашель. Жеребец даже приложил копыто ко рту, будто бы стараясь загнать его обратно.
— Не надо. Наша воспитательница всегда говорила, что микробы не стоит держать в себе, а нужно позволить им выйти.
Жеребец, вместо того чтобы последовать безусловно полезному совету, вовсе отвернулся от маленькой пони, продолжая давиться кашлем. Лаймстоун, у которой закончились аргументы, бросила грустный взгляд на переключатели и рычажки, которые наверняка бы помогли ей затормозить, а то и вовсе остановить поезд, а затем на Брейберна и выбежала в коридор, на ходу бросая, что сейчас позовет кого-нибудь на помощь. Но не успела пробежать и десяти шагов, как ее нагнал голос жеребца:
— Постой, все хорошо. Это простуда. Нечего других беспокоить.
Пони медленно обернулась и, несмотря на упоминание о простуде, подошла к пожилому жеребцу чуть ли не вплотную:
— То есть я теперь тоже заболею, да?
Брейберн хотел было ответить, но снова начал кашлять. Когда же очередной приступ прошел, жеребец, ни слова не говоря, достал из кармана пластиковую баночку и отправил часть ее содержимого себе в рот. Пони успела разглядеть название лекарства, прежде чем оно было убрано в карман – «Ликвидатор».
— Нет, не заболеешь, – покашливая ответил жеребец. – Я принимаю лекарство, чтобы никого не заразить.
— «Ликвидатор»? – пони вспомнила, что слышала о нем в приюте. — Нам говорили, что он жутко вредный!
Действительно, подобный тип лекарств боролся с симптомами, но не с болезнью. Внешне пациенту и впрямь становилось лучше, но внутри недуг только прогрессировал. Как говорила врач – об этом факте привыкли умалчивать, зато не забывают напоминать, что «Ликвидатор» может позволить себе каждый и с ним жизнь приобретает новые краски.
— А я немножечко, — подмигнул Брейберн. – Не хочу никого заражать. Ну а к врачу я чуть позже схожу. Вот приедем в Европейский Гигаполис и схожу.
Кобылка нахмурилась. Она уже не в первый раз слышит такие слова от взрослых, и обычно они значат прямо противоположное. Когда же сама Лаймстоун пытается так разговаривать, ей отвечают, что она врунья, ну или фантазерка. Отстойно быть ребенком!
Очевидно чувства кобылки отразились у нее на мордочке, так как Брейберн с улыбкой произнес:
— Правда схожу.
Вдруг раздалась приятная мелодия, исходившая с планшета пожилого земнопони.
– Это не займет много времени, — жеребец заговорщицки подмигнул и ответил на звонок. Судя по тому, как быстро улыбка сошла с мордочки пожилого земнопони, случилось что-то серьезное. Пообещав со всем разобраться в кратчайшие сроки, он повесил трубку. – Извини, Лаймстоун, но, похоже, экскурсия закончена. Мне надо к пассажирам.
Кобылка просияла. Не оттого, что к ней только что обратились по имени, и не затем, чтобы наказать, а потому что ей представлялся шанс остаться в этом помещение одной, а следовательно – воплотить свою идею в жизнь и тихонько улизнуть после этого.
— А можно я останусь тут и… посмотрю в окно? Пожалуйста.
Вот только волшебное слово и умоляющий взгляд в этот раз не сработали.
— Боюсь, что нет. Если кто-нибудь из обслуживающего персонала найдет тебя здесь, то у нас обоих будут большие проблемы.
Пони поджала губы. Если выйти отсюда сейчас, то она сюда больше никогда не зайдет, хотя бы из-за отсутствия пропуска, а следовательно надо действовать быстро и решительно. Оценив обстановку, Лаймстоун заприметила на столе то, что могло оказать кобылке неоценимую помощь. Оставалось как-нибудь отвлечь жеребца. Вот только, как назло, в комнате не было ни одной вазы. Не то чтобы она собиралась оглушить Брейберна, но случайно уронить ее было бы неплохо. А так приходилось импровизировать:
— А вам нравится Агнес? – спросила кобылка первое, что пришло в голову.
— Ну-у-у она приятный собеседник, так что да. Так что, идем?
— Не-а. Я не о том. Вы в нее влюбились?
Жеребец, открыв дверь, так и замер в проходе, что дало пони время схватить валявшийся на столе носок. Скорее всего грязный, но сейчас не время было думать о чистоплотности. Едва пони успела спрятать носок в карман, как жеребец повернулся. В глазах его не было ни смущения, ни осуждения. Лишь вопрос, который он и озвучил:
— С чего ты взяла?
— Ну я даже не знаю, — Лаймстоун нарочно стала растягивать слова. – Комплименты. Попытки развлечь собеседницу и подружиться с ней. Небось и подарки были, а?
— Нет, не было.
— А все остальное? – напирала кобылка.
— Хм, отвечу положительно и буду выглядеть, как старый распутник.
Лаймстоун энергично закивала, чем вызвала смешок со стороны Брейберна. Достаточно нервный, как показалось кобылке.
— Ну хорошо. Все это было…
— Ага! Я так и знала, — радостно воскликнула жеребенок.
— …но меня не интересуют людские девушки. Да и люди в целом.
— Эм, — кобылка почесала затылок. – Совсем?
— Не совсем. С людьми приятно общаться о том о сем, да и персонал почти весь состоит из людей. Вот только в плане отношений теплее дружеских они меня не привлекают.
Пони не очень поверила и в это утверждение. Уж что-что, а лжи со стороны взрослых она наслушалась в достатке и теперь никому из них полностью не доверяла. Но понимая, что другого ответа не получит, решила продолжить задавать вопросы. Может сам проболтается.
— А кто нравится? Эти… как их там… роботы? Или матефи… мотора… модификанты?
— Нет, из меня точно собираются сделать какое-то чудовище, — жеребец вышел в коридор посмеиваясь. – Модификанты, это ж надо…
Пони направилась следом, и пока Брейберн не смотрел, вытащила злополучный носок и вставила его в дверной косяк, понадеявшись, что ее спутник этого не заметит.
— Ну а кто тогда? Золотые рыбки?
— Угу, — хохотнул Брейберн. – Пятиглазые и способные передвигаться по суше.
Кобылка скорчила недовольную мордочку и вышла, а ее собеседник закрыл дверь.
— Нет, Лаймстоун, я предпочитаю встречаться с представителями своего вида и будь ты лет на двадцать постарше… — жеребец нахмурился и обернулся к двери.
— Так я же буду форменной старухой к тому времени! – Лаймстоун поняла, что сказала, и покраснела. К счастью, ее собеседник этого не видел. – Эм-м-м, что-то не так?
— Скорее всего, — задумчиво отозвался жеребец. – Видишь ли какое дело, когда эта дверь закрывается она издает сигна… а-а-а, вот оно что.
Брейберн достал носок и бросил его обратно в комнату, после чего закрыл дверь, которая и впрямь издала мелодичный звук.
— Интересно и как он туда попал? – пожилой жеребец пристально посмотрел на кобылку, которая, сглотнув застрявший в горле комок, попыталась придать мордочке беззаботное выражение.
— Без понятия. Может упал?
— Может и упал… — задумчиво произнес Брейберн, уголки губ которого изогнулись в улыбке. – Ну, мне пора, красавица. Еще увидимся.
Лаймстоун, чувствуя, как ее щеки полыхают, смотрела вслед удаляющемуся земнопони. И даже когда он скрылся в соседнем вагоне, еще несколько минут стояла неподвижно, размышляя о всяких глупостях, пока их не вытеснила одна простая мысль – поездка скоро закончится.
Пони вздрогнула и, взглянув на дверь, выругалась. Ну кто, скажите на милость, просил этого земнопони быть таким наблюдательным? И что ей теперь делать?!..
Лаймстоун, не придумав ничего лучше, осталась сидеть в коридоре. Разве что отошла на приличное расстояние от двери, ведущей в комнату отдыха, а заодно и центр управления поездом. Во всяком случае, все выглядело именно так. Расчет кобылки был на то, что кто-нибудь из обслуживающего персонала откроет дверь, зазевается, а она проскользнет внутрь. Благо в фильмах подобное всегда срабатывало, а раз так, то и в жизни должно. Вот только, как назло, коридор оставался пуст и безмолвен. Спустя пару минут, она начала насвистывать какой-то беззаботный мотивчик, покачиваясь из стороны в стороны. Хорошее настроение вернулось было к пони, которая сейчас представляла себя заклинательницей змей, но ненадолго. Стоило только поднять взгляд к потолку, где отражалась сама Лаймстоун, как ее вновь посетили мрачные мысли. Если ничего не получится, то она останется одна в незнакомом гигаполисе, где ей придется насвистывать в надежде на милостыню. Пони встала и прошлась по коридору из одного конца в другой, пытаясь совладать с невеселыми думами и убедить себя, что добьется цели и даже урчащий желудок не станет ей помехой в этом деле.
Окончательно потеряв терпение, Лаймстоун все же вышла в соседний вагон и, увидев уже немолодого мужчину в черной форме, что о чем-то беседовал с девушкой как минимум вдвое младше него, крикнула:
— Эй, а вам не надо пойти отдохнуть?
Оба собеседника вздрогнули, после чего девица, что-то пискнув, скрылась в купе. Мужчина же, бросив на жеребенка осуждающий взгляд, направился в противоположную сторону.
— Эй! Я ведь серьезно! – крикнула пони вслед, но никакой реакции не последовало. – Блин! Да что ж за день-то такой?!
Ей никто не ответил. Ну а учитывая, что следующий работник придет аккурат к тому моменту, когда маленькая пони умрет от голодной смерти, ничего не оставалось, как увязаться следом. А вдруг представится возможность завладеть заветным пропуском?
Зайдя в соседний вагон, пони чуть не налетела на пожилую женщину, которая даже в салоне поезда была одета в куртку бордового цвета. Кобылка было подумала, что у старушки попросту нет нормальных вещей, вот она и ходит так, но потом заметила в руках у той кружку, от которой шел пар. Очевидно, женщину попросту знобило.
В конце вагона стоял проводник, который строил глазки очередной девушке. По мнению Лаймстоун, именно что строил, так как заливисто смеялся над всем, что говорила собеседница, после чего расточал комплементы.
Подобное пони вполне устраивало. Нет, не комплименты, хотя от них она бы тоже не отказалась, а то, что кондуктор отвлечен.
— Извините, — обратилась пони к старушке.
Пожилая женщина перевела взор на юную кобылку, и морщины у нее на лице разгладились, а на губах появилась улыбка:
— Что тебе, маленькая?
«Ну вот! Опять маленькая. Как же надоело…» — вслух же жеребенок назвала свое имя и поинтересовалась, как поживает старушка, при этом косясь в сторону проводника — вдруг уйдет.
Бабулька, поохав и поахав, начала рассказывать о том, что ей уже седьмой десяток и она собралась приехать на день рождения внука, которого не видела долгих шесть лет из-за ссоры с сыном, но не сможет приехать вовремя из-за неожиданной поломки.
Лаймстоун, услышав это, грустно опустила уши, ведь она собиралась еще сильнее задержать поезд, но от плана своего отступаться не стала и произнесла:
— Это все очень-очень грустно. А я вот, чтобы сесть на этот поезд, пробежала почти всю Австралийскую Аркологию на своих четырех и, оказавшись тут, проспала целые сутки, а теперь…. Теперь меня мучает жажда, — пони с надеждой посмотрела на кружку в руках женщины.
Конечно, план был рисковый и все вполне могло закончится тем, что любезная старушка выльет содержимое кружки пони на голову, но риск – дело благородное.
Пожилая женщина посетовала на то, что маленькие дети подвергаются столь суровым испытаниям, после чего отдала жеребенку кружку со словами, что чай очень горячий.
Лаймстоун, поблагодарив старушку и сказав, что чуть подождет, прежде чем пить, быстро направилась в сторону мужчины в черном костюме. Ведь не только чай был горячим, но и сама кружка. И как бабулька ее только в руках держала?
Поравнявшись с мужчиной, что продолжал осыпать собеседницу комплиментами, пони покачнулась, дабы все было естественно, и плеснула содержимое чашки на спину сотруднику поезда.
Реакция не заставила себя долго ждать. Мужчина завертелся волчком и, изрыгая проклятия, скинул с себя сначала пиджак, а после недолгих усилий и рубашку. Последнюю он практически сорвал, и во все стороны полетели пуговицы. Следом полетела и майка, оголив торс с «кубиками» мышц.
Пони, которая пусть и ожидала реакции, но все же не такой, испуганно попятилась. Как оказалось, не зря, потому что, перестав крутиться на месте и немного придя в себя, мужчина посмотрел на Лаймстоун налитыми кровью глазами и проревел:
— Ты! Какого хрена ты творишь?!
Пони, которой даже не пришлось изображать испуг, заговорила:
— Простите, я очень устала и оступилась…
— Я тебе сейчас уши оторву, чтобы не оступалась! – не унимался мужчина, но на помощь пришла старушка, которая, подойдя, стала отсчитывать «здоровенного лба» за то, что запугивает ребенка. Сама же пони припала к земле, делая вид, что ее всю трясет, а на деле полезла в карман пиджака грубияна, надеясь, что именно там лежит заветный пропуск, и не прогадала. К счастью, взрослые видели лишь то, что хотели увидеть: испуганного и провинившегося ребенка, ожидающего наказания, а потому решили выяснить отношения между собой, что Лаймстоун более чем устраивало.
Поднявшись, пони стала медленно пятиться по коридору и, отойдя на достаточное расстояние, резко развернулась и выбежала из вагона.
— Это был последний раз, когда я тебя послушал! – резко произнес Ник, складывая грязное белье в пакет.
Впрочем, в случае с юным Фолкнером «складывать» было слишком громким словом. Он попросту скомкал тряпки и недовольно поглядывал на сестру, что предложила заработать пару кредитов. И, конечно же, в столовой им отказали. Причем Ник-то спокойно отнесся к отказу, ибо не горел желанием работать на кухне. Наработался еще в приюте.
Но вот Агнес — она этого так не оставила, и, к вящему сожалению мальчика, вместо того, чтобы отослать двух докучливых детей прочь, им предложили попытать счастья среди обслуживающего персонала. И вот, Ник ходит по вагонам, забирая грязное белье, а Агнес выдает пассажирам чистое, при этом улыбаясь всем и каждому, вот прямо как сейчас.
— Физический труд — он облагораживает, — заметила девушка.
— Угу. И превращает разумное существо в неразумное. В обезьяну, — мальчик, выходя из купе, задел локтем сестру, но та не придала этому значения.
— Все люди работают, — отозвалась Агнес, вручая пассажирам свежее белье, после чего выбежала следом.
— Ага. И выглядят, как зомби… Это я не вам, — поспешно произнес юноша, увидев, как нахмурился обитатель следующего купе – пожилой старичок с бледной, как у вампира, кожей.
Вопреки ожиданиям, старшая сестра не одернула брата, как обычно делала, а лишь рассмеялась:
— Когда бегаешь по нижним районам Аркологии в попытке найти нужный адрес, то будешь выглядеть даже не как зомби, а как привидение.
— Значит работа – отстой, — безапелляционно заявил Ник, потянувшись было за постельным бельем, но в следующую секунду отдернул руку. – Фу! Ну и запах!
Старичок нахмурился лишь сильнее и что-то начал бормотать себе под нос, но слов было не разобрать.
— Ник, вот это было грубо! – сказала Агнес. – Ты ведь сам говорил о том, кем хотел стать, а не разбив яйца, омлет не приготовишь.
Агнес не знала, что именно имела в виду: отношение брата к его нынешней работе или высказывание о зомби. Хотя надо признать, от постельного белья пожилого человека и впрямь шел неприятный запах.
Ник уже собирался сказать, что ни один уважающий себя меценат не занимался такими глупостями, как стирка грязного белья гадко пахнувших стариков, как из громкоговорителей раздался голос машиниста. Ну или капитана поезда — юноша не особо был силен во всех этих терминах. Зато сказанное заставило мальчика нервно поежится и испуганно посмотреть на сестру:
— Уважаемые Ник и Агнес Фолкнер, пройдите, пожалуйста, в первый вагон, спасибо.
— Думаешь это… — девушка нервно сглотнула, не в силах продолжить, но это и не требовалось.
— Да нет, — отмахнулся мальчик, хотя был уверен, что именно поэтому их и позвали. – Какой-нибудь старый козел наябедничал на меня, вот и все.
Ник с удовольствием бросил перепачканное белье на пол:
– Сами стирайте свою грязь!
С этими словами юноша выбежал в коридор, а Агнес, не забыв принести извинения пожилому человеку, пошла следом. На душе у нее скребли кошки. Они ведь почти добрались до своей цели, и тут выясняется, что все, последняя остановка? Девушка жалела, что под рукой не было верного шокера. Пусть бежать с поезда и некуда, но с ним она чувствовала себя спокойней.
Ник же явно по этому поводу не переживал и чуть ли не вприпрыжку бежал по вагону, так что пришлось загнать страхи поглубже и постараться не отставать.
В первом вагоне их встретил Брейберн, вот только в этот раз он не улыбался и вместо приветливых слов произнес только:
— Прошу за мной.
Подобное отношение лишь укрепило веру Агнес в то, что о них сообщила директриса приюта и сейчас их ведут в… импровизированную комнату для допросов, например. Где и продержат до прибытия на станцию, а уже там упакуют в коробки и отправят обратно в Австралийскую Аркологию. Возможно, в более спокойной обстановке девушка и нашла бы доводы против, но не сейчас. Потому что мечта, ее мечта, готова была рассыпаться на сотни осколков в любую минуту.
Ник первым вбежал в купе, которое, судя по всему служило некой комнатой отдыха – мягкий ковролин под ногами, обеденный стол в центре комнаты, живописный пейзаж за окном, головизор на всю стену и параллельно ему пара двухъярусных коек. Плюс какой-то большой пульт. Юноша даже призадумался, почему так мало постелей, ведь людей, работающих на поезде, гораздо больше. Впрочем, об этой тайне Ник мигом позабыл, когда увидел сидящую в противоположном конце комнаты хорошо знакомую серую земнопони. А рядом — двух взрослых людей. Мальчик нервно сглотнул:
— Лайрис, ты опять что-то сломала?
Ник ожидал, что его извечная соперница огрызнется и ответит каким-нибудь ехидным замечанием, но вместо этого она вздрогнула и отвела взор. Это на нее было не похоже.
Ник собрался уже спросить, что случилось, как подал голос рыжеволосый мужчина с пышными усами, стоящий справа от пони:
— Спасибо, что столь быстро откликнулись на призыв, мистер и мисс Фолкнеры, — мужчина улыбнулся в усы, вот только Нику казалось, что это явно была не шутка. Мальчик обернулся и перехватил удивленный и растерянный взгляд старшей сестры.
— Простите, что-то случилось? – девушка решила зайти издалека и немного потянуть время, как в кино.
— Случилось, — мужчина обвел детей тяжелым взглядом, остановившись на Лаймстоун. Впрочем, старания пропали втуне. Пони, прижав уши к голове, пристально смотрела в пол, будто бы пытаясь найти там объяснения, ну или хотя бы ответы. – Как я понимаю, вы путешествуете вместе с племянницей Брейберна Бженчишчикевича и приходитесь ей близкими друзьями?
Агнес, как будто обухом ударили. Брейберн — дядя Лаймстоун? Девушка посмотрела на брата, но тот лишь пожал плечами. Очевидно, он тоже ничего не знал. Таращиться же на земнопони, стоящего позади, девушка посчитала не самой лучшей идеей, а потому лишь кивнула.
— Что ж, это все упрощает… ну или усложняет, тут уж с какой стороны посмотреть, — усач, выждал паузу, явно ожидая наводящих вопросов, но Фолкнеры безмолвствовали, а потому продолжил. – Ваша спутница совершила злостную диверсию…
— А бывают не злостные? – Ник, у которого на душе было неспокойно, выдавил из себя слабую улыбку, пытаясь свести все к банальной шутке. Не вышло.
— Бывают, — мужчина слегка кивнул. – Когда малые дети перебивают взрослых, говорящих о важных вещах. Но собрались мы тут не ради того, чтобы учить друг друга манерам. Пони-синтет обокрала одного из наших сотрудников, проникла в служебное помещение, где повредила панель управления. Ну и попыталась сбежать.
Агнес подавила желание спросить Лаймстоун, правда ли это. Ведь несмотря на слова Ника, девушка до конца не верила, что их спутница злостная хулиганка. Но судя по опущенным ушам и явному нежеланию пони встречаться с кем-либо взглядом, это было правдой.
— Все… — девушка сглотнула, – все очень плохо?
Мужчина погладил усы:
— Настоящая катастрофа. Она сломала музыкальный автомат и кофеварку!
После этих слов наступила гнетущая тишина, которую вскоре нарушил смех Ника Фолкнера. Юноша даже пытался что-то сказать, но из-за приступа смеха ему это не удалось.
— Вот вам ха-ха, а у нас форменная катастрофа. Как же мы без кофе-то?
Агнес, в отличие от брата, даже не улыбнулась.
— Что мы можем сделать?
— Что можете? – мужчина задумчиво посмотрел на девушку, затем взглянул на наручные часы. – Мы приедем к месту назначения через три часа, и мне бы очень хотелось, чтобы оставшееся время прошло без происшествий. Это и без того был сложный рейс.
— Лайрис – гроза кофеварок! – со смехом выкрикнул мальчик, у которого из глаз покатились слезы.
Сама же виновница торжества вжалась в стул, и ей явно было не до смеха. Поэтому Агнес толкнула брата плечом и одними губами произнесла:
— Это не смешно.
Тот удивленно посмотрел на сестру, но через секунду снова зашелся смехом.
— А если бы так смеялись над тобой те, кого ты считаешь друзьями?
Смех Ника очень быстро перешел в кашель, после чего стих. Бросив на сестру укоризненный взор, юноша молча вышел из купе.
— Юная кобылка, вы свободны или предпочитаете остаться тут, с нами и следами своего вандализма? — не глядя на пони поинтересовался усатый мужчина.
Эти слова послужили катализатором для Лаймстоун, и она, резко вскочив со стула, побежала к выходу. Но при этом запуталась в ногах и упала бы, не подхвати ее девушка. Впрочем, благодарить пони не стала и, отдернув копыто, выбежала вслед за Ником. Агнес же, прежде чем пойти за своими спутниками обернулась:
— Спасибо… спасибо за… за…
— За то, что не выкинул земнопони из поезда? – закончил рыжеус. – Это физически невозможно.
— Проследите за своими спутниками, мисс Фолкнер, — подал голос второй сотрудник поезда. — Что-то мне подсказывает, ваш брат такой же хулиган, как и Лаймстоун.
Агнес промолчала. И не потому, что ей нечего было сказать в ответ, а чтобы лишний раз не провоцировать работников поезда. Да и в глубине души она понимала, что второй мужчина прав и Ник с радостью что-нибудь разобьет, сломает или кому-нибудь нагрубит.
На выходе из купе девушка хотела было сказать спасибо Брейберну за то, что тот представился дядей Лаймстоун, но жеребец слегка качнул головой и прошептал:
— Будьте вместе. Я вас навещу.
Агнес, кивнув, поспешила нагнать своего брата и одну серую земнопони, с которой предстоял тяжелый разговор…