Не учи учёного

15. Мудрость

— Ардент, я сожалею о том, что произошло в ресторане.

Нэйсей замер, словно на середине почти сделанного шага вперёд обнаружил перед собой засасывающий разлом пропасти. Стало понятно, что пирожные, пружинящие вверх-вниз в воздухе рядом с Твайлайт, предназначались вовсе не для её перекуса, а для его задабривания. И от этого что-то из груди канцлера, забыто задрожав, скатилось в живот и стянуло всё там морозными спазмами. Он был так же не уверен о том, как называется это чувство и относить его к разряду физических или психологических, как все выходные не был уверен, принять шаг Твайлайт на новую территорию или заставить себя проигнорировать его.

Конечно, присутствие слова «заставить» в ином варианте мгновенно выдавало истинное, подспудное отношение Ардента к произошедшему, но… она сожалеет?

От того, что снова придётся подавлять свои чувства, заковываться в латы и быть профессионалом и никем более, надсадно заныло внутри.

Твайлайт прижала уши, не глядя канцлеру в глаза:

— Я не знаю, что на меня нашло, ведь я могла просто потрогать твою рубашку копытом. На ногаве. Как полагается хорошему другу. Но т-твои слова о свидании… да ещё и с намёком на то, что оно не деловое… В общем, я повела себя, как незрелая кобылка-подросток, — обличила себя принцесса, зажмурившись, но открыто вскинув подбородок, — и, фактически, вторглась в твоё личное пространство, не спросив разрешения, хотя чётко знала, что оно для тебя значит. Поэтому… я сожалею о том, что произошло в ресторане, и прошу прощения. Этого больше не повторится.

Нэйсей раз за разом повторял в голове её последние слова, эхом отталкивая их от стен черепа и раскладывая на отдельные ноты. Он расщеплял каждую из них, разматывая до самой сути, и баюкал в ушах жалкую, уничижительную интонацию.

Она сожалела о том, что это больше не повторится.

— Знаешь, а жаль, — задумчиво сказал Ардент, и Твайлайт мгновенно вскинула на него глаза — свои большие и открытые глаза, в которых неприкрыто вспыхнула надежда. — Но в одном ты права: мы вовсе не незрелые подростки и можем открыто обсудить то, что между нами начинает происходить. Я прав?

Она с жаром покивала, садясь за стол напротив Нэйсея и мостиком через ров устанавливая между ними пирожные.

— Я не знала, какие тебе нравятся, поэтому взяла ассорти, — пояснила Твайлайт смущённо.

— Никакие, — напрямик ответил Ардент, и принцесса сжалась, поняв, что её душевный порыв ушёл в молоко. — Но это не означает, что я не рад, если ты съешь их сама, и тебе с успокаивающей порцией глюкозы окажется приятнее меня слушать, — он подтолкнул красивую коробочку к аликорнице и достал коньячный бокал.

— Прямо сейчас?! — ужаснулась она, даже вскинув взъерошившиеся крылья. — Сейчас же понедельник!

— День тяжёлый, — согласился канцлер, наливая привычную порцию коньяка. — Когда, как не в самый трудный день, порадовать себя коньяком со сладостями. Пей, пока моего внутреннего начальника нет на месте.

— Я надеюсь, — пробормотала Твайлайт, телекинезом поднося к губам бокал, — то, что ты собираешься мне сказать, окажется тостом, а не заупокойной речью.

Ардент усмехнулся её вымученной шутке. Он поставил локти на стол и положил на копыта подбородок, спокойно рассматривая выбирающую одно из ярких пирожных принцессу:

— Я планировал провести остаток своих дней, в одиночестве работая над тем, что начал ещё в юности. И тут, как снег на голову, сваливаешься ты и переворачиваешь всё с ног на голову: то, над чем я работал, надо сносить и строить заново, да ещё и не одному. Не надо говорить, что всё не так, потому что именно так я поначалу и воспринимал, и это всё определяет. Но потом я узнал, что каждое моё превосходство — это результат твоей уступки. И я не чувствовал себя униженным, одураченным или пристыженным: ты сделала всё так, что я испытал искреннюю благодарность. Мне так давно не приходилось никого благодарить, Твайлайт. Я забыл, насколько это, оказывается, приятно — когда что-то искренне и безвозмездно делают для тебя и ради тебя самого, потому что ты — это ты, и больше никакой причины здесь нет. Но после того, как я вспомнил об этом, я вспомнил одну мудрость, которой тоже раньше пренебрегал.

— Какую? — нетерпеливо шепнула принцесса, когда нерешительное молчание канцлера затянулось.

— Некоторые стены возводят не для того, чтобы никто не проник внутрь, а для того, чтобы узнать, кому не всё равно настолько, что он эти стены проломит, — с расстановкой выговорил Нэйсей, глядя Твайлайт в глаза, и её губы дрогнули в улыбке.

— Понкрат.

— У тебя хорошая память на диалоги, — улыбнулся в ответ Ардент. — Да, это любимый философ моей юности, и сейчас я понимаю, что чутьём был тогда более мудр, чем сейчас. И, значит, настало время следовать ещё одному выражению Понкрата: «заговори, чтобы я тебя увидел».

Канцлер взял перерыв на бесшумный вдох и выдох, прежде чем мягко сказать:

— Я испытываю к тебе симпатию, Твайлайт. Я склонен считать, что ты — то, чего мне не хватало. Ты назойливая, упрямая, непримиримая спорщица-идеалистка, но я думал о том, что будет, если ты исчезнешь. Знаешь, я грущу при этой мысли сильнее, чем злюсь при мысли о том, что ты наводишь хаос в ЭОА, стоит мне только отвернуться.

Принцесса хихикнула, плотнее сомкнув губы, чтобы изо рта случайно не вылетели подтаявшие крошки безе.

— Да, — усмехнулся тоже Нэйсей. — Словом, исходя из вышеизложенного: о том, что произошло в ресторане, я не сожалею. Более того: я согласен на то, чтобы ты вот так разнообразила наше общение. Это… увлекательно.

Твайлайт с улыбкой допила последние капли коньяка:

— А я не против, если ты будешь разъяснять, как я наглею, надевая корону на заседания, зажимая меня в пустынных углах.

— Твайлайт, если ты в надежде на это будешь наглеть и чудить чаще положенного, я буду не зажимать тебя в пустынных углах, а растягивать поперёк лавки.

— Звучит интересно.

И она подмигнула.