Кровь героев

Can I close my eyes now?
So I can perfectly see how
The magic appears and takes darkness from this place
Maybe then I can learn
How to make them all burn
These stories of old, so I can write new ones

Triosphere – “Storyteller”

Под копытами податливо проминалась земля, поросшая почти непроглядным слоем высокой, упругой травы. Из зелёного, плавно колышущегося покрова тут и там торчали разномастные, одинаково мрачные куски гранита. Я поднял голову и глубоко вдохнул, вглядываясь в чистое небо. Зажмурился на пару секунд, а затем открыл глаза и выдохнул.

Сколько ни повторяй в уме, что кладбище – столь же обычное место, как библиотека, вокзал или площадь – на деле не так уж и просто убедить себя в этом. Детские страшилки о духах умерших и о восставших из праха мертвецах; о скелетах, что безлунной ночью бродят по засохшим лесам и пустым равнинам, желая лишь одного – вдохнуть ещё хоть частичку жизни, поменяться местом с живыми, забрать себе их время… Эти истории живут в нас, пока где-то глубоко внутри живёт и детская вера в чудо. В то, что смерть – ещё не конец. В то, что из небытия можно вернуться, пусть даже и ценой ещё чьей-то жизни.

А кладбища остаются не только местом последнего упокоения ушедших, но и местом, где им легче нас услышать; напоминанием не только о них, но и о нас – о том, кем мы когда-то были и чем неизбежно станем?

Возможно, именно эти размышления вынудили меня прямиком с железнодорожного вокзала отправиться на погост провинциального городка, в котором я никогда раньше не бывал, где некого навещать и ни одно высеченное в камне имя ничего мне не сказало. Говоря по правде, я до сих пор не имею ни малейшего понятия о том, что конкретно меня туда привело.

И, если уж быть совершенно откровенным, я даже не помню, как именно там оказался. Наверняка опять с головой погрузился в размышления о будущей книге и совершенно не отдавал себе отчёта в том, куда несли меня ноги.

Пошатавшись ещё по кладбищу – пусть мне и было там порядком не по себе, и я был бы счастлив поскорее оттуда убраться, но, как уже было сказано, дороги не запоминал, да и к тому же, как в последствии оказалось, забрёл на самую старую и запущенную часть погоста – какое-то время спустя, я наконец-то выбрался обратно на ведущую в город дорогу.

Сказать, что после этого я облегчённо вздохнул, было бы преступлением против надлежащей литературному языку выразительности. Вот уж не то слово: не успел сойти с поезда, а приключения уже начались. Но жаловаться не буду, ведь именно для того и было предпринято моё маленькое, не претендующее ни на какие лавры путешествие. Сменить обстановку, набраться свежих впечатлений и побороть затянувшийся сверх всякой меры творческий кризис.

Если так подумать, было бы странно, не закостеней мой литературный язык после столь долгого простоя, не утрать он выразительности.

Но по чернильному следу, оставленному на некогда чистом, словно только что выпавший снег, листе, нетрудно догадаться моё перо вновь пустилось в пляс, а большего я, покупая билет до Понивилля, пожалуй, не смел и желать. Так что, не став дожидаться, пока привередливое вдохновение вновь пустится в бега, схвачу-ка его, так сказать, за хвост, и поведаю о последовавших за этим событиях. Ведь хотя до первых параграфов моей следующей книги ещё далеко – в голове пока нехотя ворочаются лишь смутные очертания идеи, которые мне ещё только предстоит воплотить, облекая в строгую форму слов – ничто не мешает запечатлеть на бумаге в формате дневника очарование провинциального городка; побочную цель моей поездки.

Кто знает: быть может, собранный сейчас материал мне ещё пригодится. Всё-таки фраза «размять перья» одинаково хорошо подходит не только пегасам, но и нашей писательской братии.

Итак, выбравшись наконец-то из гранитного леса и выйдя сквозь лишённую каких-либо надписей или знаков деревянную арку – «мертвецы в рекламе не нуждаются», подумалось мне, помню, в тот момент с ноткой нервозного чёрного юмора – я неспешно зашагал по залёгшей под сенью деревьев дороге навстречу заждавшемуся меня Понивиллю.

Фигура речи, само собою. Ведь, как уже было упомянуто, бывать здесь мне раньше не доводилось, о визите я никого не уведомлял, а потому, случись вдруг, что кто-то, невзирая на это, меня ожидал и даже успел заждаться, я был бы не только крайне удивлён, но и не на шутку встревожен. Нужно признать, годы, проведённые на писательском поприще, принесли мне некоторую известность в стенах родного Кантерлота и даже за его пределами, так что не хватало бы мне ещё вместо работы целыми днями отбиваться от толп назойливых поклонников. Нет у писателя лучших друзей, чем Тишина и Одиночество.

Но, впрочем, я тем более зря отвлекаюсь, ведь опасения моим не суждено было оправдаться: на показавшихся бы любому столичному жителю непривычно пустыми улицах Понивилля не обнаружилось не только ни единого назойливого фаната, но и ни единого фаната вовсе: интерес местных, признаться, не дотягивал даже до моих представлений о простом провинциальном любопытстве. Во времена былые это могло бы даже ударить по моему самолюбию. Во времена былые, но не теперь – с годами я научился фокусироваться на деле, не расточая внимания на восторженные слова почитателей и презрительно задранные носы критиков. Всему своё время. А пока в моей голове зрела Идея и ей не терпелось вырваться на свободу.

Но у путешествия наобум есть очевидная специфика, а потому мне в первую голову предстояло устроиться где-нибудь на постой. Писательство – дело трудоёмкое, а Тишина и Одиночество не любят шумных улиц. Урчание пустого желудка не должно прерывать беседы – с хорошими друзьями так не обращаются.

И само собой, учитя это перед отправкой в путь налегке, я взял с собой всё необходимое, так что в седельных сумках помимо пары пустых журналов, россыпи писчих перьев и чернильниц позвякивали остатки прошлых гонораров. Остатки остатками, но бока они оттягивали довольно ощутимо, и переживать за своё будущее я был пока что не намерен. Даже наоборот: планировал подыскать для работы идеальное место, каких бы затрат мне это не стоило.

Дело двигалось к полудню, тени становились всё короче, солнце начало ощутимо припекать, а захолустный Понивилль всё никак не думал просыпаться. Бродя на пару с растущим нетерпением среди непривычно низких деревянных зданий и безуспешно разглядывая витрины в поисках вывески постоялого двора, я вскоре достаточно отчаялся, чтобы, только заприметив мелькнувший над домами цветастый силуэт, хрипло окрикнуть:

 – Эй! Наверху! – я закашлялся; вот чего в моих сумках не было, так это фляги с водой.

Всего не предусмотришь; с самого утра ничего не пил, и на тот момент в горле уже основательно пересохло.

 – Эй! – вновь отчаянно воззвал я к опустевшему небу.

 – Это ты мне?

Голубая пегаска выпорхнула из-за крыши и зависла рядом с чердачным окном, недоверчиво щурясь.

 – Да

В жизни я всегда отличался лаконичностью – не то, что на бумаге.

Она нырнула вниз и встала передо мной с расправленными крыльями даже быстрее, чем я успел испугаться столь угрожающего манёвра. Пегаска всё продолжала изучающе сверлить меня взглядом.

 – Ты сам-то кто?

А! Вот и хвалёное провинциальное гостеприимство. От кантерлотской гвардии на боевом посту можно ожидать большей обходительности.

 – Сторителлер.

Я выждал пару секунд. Реакции не последовало. Похоже, ответ её не удовлетворил.

 – Писатель.

Пегаска саркастично задрала бровь.

 – Из Кантерлота. Прибыл утром на поезде.

 – А! Турист, – кобылка мигом сложила крылья; подозрительная гримаса на её лице сменилась кривой ухмылкой, и я только теперь обратил внимание на то, какая она миниатюрная, – Я Рэйнбоу Дэш.

Тут пегаска неожиданно протянула мне переднее копыто, задрав нос и распушив свой радужный хвост, будто павлин. Я недоумённо уставился на протянутое копыто: не думает же она?..

 – Ну, ты чего там? Уснул?

Я нерешительно потянулся к копыту, по-прежнему не веря, что провинциальная нахалка требует его поцеловать.

Тут она неожиданно цокнула поднятым копытом об моё.

 – Оч приятно. Так чего хотел-то?

Я смущённо откашлялся.

 – Да вот. Уже час тут брожу, ищу постоялый двор… А ещё водички попить бы не отказался.

Радужная пегаска потёрла подбородок.

 – А нет у нас тут постоялого двора, приезжие просто дома у кого-нибудь подселяются. Я б тебе свой предложила, да ты ж, если спросонья выпадешь, костей не соберёшь, – кобыла резко расхохоталась.

 – Хех. Да. Очень… смешно.

 – Ага, умора. Но если серьёзно… – она покрутила головой, – О! Зайди вон к Рэрити. Насчёт комнаты сомневаюсь, но водичкой напоит стопудово.

 – Рэрити?.. – начал озираться я.

 – Ага. Вон та круглая башенька. Ну всё, пока.

Услышав хлопок крыльев и обернувшись, пегаски я перед собой уже не обнаружил – исчезла дуновением ветерка столь же быстро, как появилась – а потому мне больше ничего не оставалось, кроме как двинуться по залитой солнцем мостовой к единственной, насколько хватало глаз, круглой «башеньке».

Приблизившись, я разглядел над входом вывеску. «Карусель бутик». Слегка претенциозно, как мне тогда показалось. Может отделение какого-то столичного ателье?.. К несчастью, я никогда не интересовался модой, а потому просто и без лишних раздумий распахнул перед собой дверь. «Бутик» встретил меня мелодичным перезвоном дверного колокольчика, полумраком и прохладой. Внутри витал незнакомый, но очень приятный аромат. Основой, несомненно, были нотки дорогих духов, но мне отчего-то вдруг почудилось, будто я ненароком забрёл на официальный приём с костюмами, лакомствами и напитками. Нужно ли говорить, что жажда моя в тот момент напомнила о себе с новой силой?

Впрочем, воздушные занавески на окнах смягчали свет полуденного солнца, окутывая изящную мебель и наряженные в роскошные платья поникены нежно-фиолетовым сиянием. У противоположной стены виднелись занавешенные ниши с зеркалами, а в глубине помещения был небольшой постамент. Нарушать царившее в бутике умиротворение вовсе не хотелось – им хотелось любоваться.

Обнаружить в провинциальном городке подобное сокровище я ожидал меньше всего.

 – Спа-айк, это ты? – позвали из глубины помещения.

Признаться, я растерялся. Не возьмусь утверждать, была ли тому виной породившая недоверие к моему собственному голосу жажда, желание ещё хоть немного насладиться зрелищем, прозвучавшие в голосе кобылы и моментально напомнившие о детстве материнские нотки, или же всё это разом.

Тем не менее, опомнился я лишь когда в проёме одной из дверей показалась белая единорожка.

 – Спайк! – с лёгким раздражением повторила она, а затем, заметив меня, растерянно остановилась, – О.

Примерно в этот момент я осознал, что всё это время любовался оправой, упуская из виду роскошный сапфир. С безупречной синей гривой и голубыми глазами.

 – Эм. Здравствуйте и добро пожаловать в «Карусель бутик». Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – по-прежнему слегка растеряно, но уже без малейших следов раздражения в голосе пропела она.

Я мысленно отвесил себе подзатыльник.

 – Смиренно прошу прощения за свои манеры, сударыня, – выдавил я, стараясь совладать с голосом,– Моё имя Сторителлер, я лишь этим утром прибыл из Кантерлота и посетил ваш роскошный бутик по совету Рэйнбоу… Дэш? – кобыла утвердительно кивнула, слегка приподняв бровь, – Так как она заверила меня, что здесь можно испить воды.

 – Похоже, и мне в свою очередь стоит перед Вами извиниться. Понивилль не так часто посещают гости из столицы, а потому этикет и правила хорошего тона многим здесь попросту неизвестны. Но, впрочем, это не повод для остальных из нас забывать о них, не так ли? Меня зовут Рэрити, и Рэйнбоу Дэш правильно поступила, направив Вас сюда. Прошу, присаживайтесь, отдохните, а я тем временем заварю чай…

Рэрити изящно упорхнула обратно в проём, из которого только что появилась, и пока я на протяжении следующих пяти минут вовсю любовался внутренним убранством бутика, давая отдых ногам, оттуда доносились деликатный звон посуды, шорох и постукивание открываемых ящиков, со временем утонувшие в свисте закипевшего чайника.

Направляясь сюда, я искренне надеялся, что мне просто вынесут стакан воды, на попытку вежливо представиться ушли последние силы, и жажда после этого стала поистине мучительной. Ожидать званый полдник в мои планы ну никак не входило. Хватило бы черпака и бочки с водой, но вездесущий кантерлотский этикет настиг меня даже здесь. «А чего ещё ты ожидал, заходя в единственный в округе “бутик”?» – мысленно корил я себя.

Впрочем, все мучения окупились сторицей, развеявшись как по волшебству, когда хозяйка опустила на столик рядом со мной поднос с полным серебряным сервизом, где среди всего прочего оказались и дурманящее-вкусно пахнущие круассаны.

 – Ещё раз извините, – поднимая чайник магией, заговорила единорожка, – Я не ожидала гостей, так что придётся довольствоваться тем, что осталось от завтрака. Надеюсь, Спайк дома хорошо пообедал. Если, конечно, он сегодня вообще объявится.

 – Ну что вы. Это куда лучше того, на что я рассчитывал. Ещё раз простите, что явился без предупреждения. А Спайк это?..

Спросив, я принялся аккуратно помешивать чай, одновременно любуясь собеседницей.

 – Дракон. Он вызвался сегодня помочь мне с платьями, – кобыла слегка улыбнулась, похоже прочитав всё у меня на лице, – Нет, я совершенно серьёзно. Он ещё совсем маленький, но уже настоящий джентелькольт… Если можно так сказать. Сразу видно, что Вы здесь недавно: весь город его обожает.

Пытаясь переварить эту информацию, я опустил глаза к парящей перед лицом чашке и осторожно попробовал. Чай был вкуснейший. Наверняка лучшее, что ей удалось достать. И ещё в нём чувствовался лёгкий привкус каких-то трав. Возможно, всё дело в жажде, но на тот момент я мог поклясться, что в жизни не пробовал ничего вкуснее. Осторожно помешивая, мне удалось достаточно его остудить, так что за пробным глотком немедленно последовал второй.

 – Невероятно вкусно, спасибо. Так значит, у вас тут в Понивилле живёт маленький дракон и помогает с платьями? А в остальное время Вы, значит, в одиночку с бутиком управляетесь?

Улыбка единорожки стала шире:

 – Да. Одна. Спайк просто прелесть, уверяю Вас. Вам совершенно не следует его опасаться. Он, конечно, типичный жеребёнок, и порой с ним хватает проблем, но у него доброе сердце. Твайлайт удалось должным образом его воспитать, и я в свою очередь делаю всё, что в моих силах, чтобы он не забывал о хороших манерах. Кстати, они с Твайлайт недавно переехали сюда из Кантерлота, как и Вы.

Я дожевал круассан и принялся наливать себе ещё чаю. Похоже, она не шутила.

 – А Вы, значит, путешествуете в одиночестве? Что же привело Вас в Понивилль?

С владелицей бутика по имени Рэрити мы беседовали ещё долго: все формальности давно уже были соблюдены, а мы всё щебетали, делясь друг с другом подробностями своих столь непохожих профессий и почти диаметрально противоположными взглядами на столичный бомонд с его манерами. Но, как ни странно, ни то ни другое не вызвало у нас ни малейших проблем.

Рэрити с упоением рассказывала о придирчивости и модной близорукости кантерлотской элиты, а затем с неподдельным интересом слушала о том, как я вынужден всеми правдами и неправдами избегать бесконечно-однообразных фуршетов с издателями.

Творческие личности, мы с приятным удивлением обнаружили между собой много общего. Рэрити крайне тактично и ненавязчиво переводила беседу на разговоры о личном, а при обсуждении профессиональных тем ухитрялась тонко и к месту шутить.

И в кои-то веки даже подчёркнуто-великосветские манеры – именно в её исполнении –  меня ничуть не смутили. В Рэрити при этом чувствовалась лёгкость и естественность. Не возникало привычного ощущения, будто общаешься с напыщенной маской.

Но вскоре серебряный поднос опустел, напомнив нам о времени.

 – Ну что ж, похоже, пора и честь знать, – я поставил чашку на поднос и принялся вылезать из-за стола.

 – Ой, что Вы, не глупите. Не хватало Вам ещё весь остаток дня блуждать по городу в поисках ночлега. Я уже всё решила: оставайтесь у меня.

Я растеряно уселся обратно. Уходить не хотелось.

 – По-моему, я итак уже весьма злоупотребил гостеприимством…

 – Сущие глупости. Вы только сегодня приехали, а я живу здесь всю жизнь, и уж поверьте: лучшего места Вы не найдёте. Взять даже моих подруг: Твайлайт и Спайк живут в библиотеке, а это, по сути, проходной двор. У Рэйнбоу дом на облаке, Вам туда не забраться. У Флаттершай одна спальня, а кроме того, в её доме полно живности. У Пинки и Эпплов и без Вас полон дом; покоя Вам там не будет. А мой бутик стоит на окраине: идеальное место для творчества. Ну не ютиться же Вам в каком-нибудь углу среди лавок и суеты!

 – Что ж, если Вы и правда считаете, что это хорошая идея… Надеюсь, я не помешаю.

Рэрити мягко соскользнула с дивана, после чего направилась в сторону кухни, неся за собой опустевший сервиз.

 – Ничуть. Идёмте, – я встал и поспешно направился следом.

Мы дошли до дверного проёма, и моему взгляду открылась чистая, ухоженная кухня. За окнами виднелся пасторальный пейзаж Понивилля со вздымающимися тут и там деревьями и проглядывающими среди их зелёных крон строениями – в основном деревянными, в два этажа, с крытыми соломой крышами. На холме за рекой с перекинутыми через неё каменными мостиками возвышался шпиль массивного строения с флюгером в виде яблока.

– Помню-помню, Вы упомянули, что предпочитаете работать по ночам, но это так же не должно стать проблемой, – Рэрити опустила поднос на стол и направилась дальше.

 – Помимо того, что я тоже нередко засиживаюсь за работой допоздна, шитьё и писательство – не самые шумные занятия, так что мы с Вами абсолютно ничем не должны друг другу помешать.

Я принялся подниматься вслед за ней на второй этаж по широкой, слегка изогнутой лестнице.

 – У вас очень интересное здание, – попробовал я поддержать разговор, – Невероятно красивое, позвольте заметить. Насколько я вижу, Понивиллю в целом не свойственны подобные изыски.

 – О, здесь хватает интересных строений: начиная от сугубо утилитарных фермерских домов и вплоть до библиотеки Твайлайт, устроенной внутри огромного дуба. Одна городская ратуша чего стоит. Есть, впрочем, и вкрапления других стилей. Типично клаудсдэйлский дом на облаке Рэйнбоу Дэш например. Мой же бутик строился с оглядкой на Кантерлот, но Вам, конечно, виднее, насколько хорошо это получилось.

Поднявшись на второй этаж и сделав пару шагов по коридору, единорожка распахнула передо мной одну из дверей.

 – Я не эксперт в архитектуре, но, смею заверить, в Кантерлоте бы Ваш бутик смотрелся к месту. Более того, он бы и там привлекал к себе все взгляды. Как и Вы сами.

Кобыла обернулась.

 – Ну прекратите! Я не против пары комплиментов, но это уже совершенно бесстыдная лесть!

Лёгкая улыбка дала мне понять, что Рэрити возмущается лишь для вида.

 – Вот. Здесь я и предлагаю Вам остановиться. Ничего особенного, конечно…

Я сделал шаг вперёд, и моим глазам открылась небольшая, уютная комнатка: изогнутая внешняя стена с одним окном, через которое можно было теперь уже как следует разглядеть залитый полуденным светом город; из обстановки лишь просторная кровать с тумбочкой у одной стены и небольшой стол – у другой. Да, «ничего особенного, конечно»…

 – Нет, что вы. Это просто прекрасно.

Рэрити просияла:

 – Правда?! Вам нравится?

 – Очень. Мне, как писателю, многого не надо: стол, чтобы сложить писчие принадлежности, да кровать, чтоб как следует отдохнуть, – я ухмыльнулся, – у Вас тут точно никакой писатель не живёт?

 – Это гостевая комната, здесь вообще никто не живёт, – заверила меня хозяйка.

 – Вы настоящий подарок судьбы. Тогда к вопросу оплаты…

 – О, что Вы, что Вы. В этом нет необходимости.

Вот этого я уже никак не ожидал.

 – Но как же… Я настаиваю…

 – И слышать ничего не желаю. Я не нуждаюсь в деньгах, и мне теперь уже совершенно ясно, что приютить творческую личность вроде Вас – мой долг.

Я в растерянности подошёл к окну, не зная, как и благодарить щедрую единорожку. На глаза попался примостившийся рядом сундук с откинутой крышкой. Внутри были игрушки: какие-то свитки, мяч, плюшевый розовый кролик…

 – Можете оставаться сколько пожелаете.

Я развернулся и, подойдя к прикроватной тумбочке, поднял стоявшую там рамку с фотографией.

 – Простите если лезу не в своё дело, но… А кто это такая?

Рэрити кинула на фотографию мимолётный взгляд, а затем буквально вырвала её из моего телекинетического поля, поднеся почти вплотную к своему лицу. Выражение доброжелательности молниеносно сменилось гримасой крайнего сосредоточения, а затем и удивления.

 – Я… Я не знаю, – она растерянно подняла на меня глаза.

 – Прошу прощения, но… То есть как это – «не знаете»?

На фотографии была запечатлена Рэрити – прямо как здесь и сейчас передо мной: белая шёрстка, голубые глаза, роскошная грива… И рядом с ней – маленькая единорожка с такой же белой шёрсткой, розово-фиолетовой гривой и зелёными глазами.

Обе кобылки счастливо улыбались удачливому фотографу.

 – Я н-не знаю кто это такая!

Мне вдруг неудержимо захотелось как можно быстрее выйти наружу. С самого начала было ясно, что дело тут не чисто – слишком уж удачно всё складывалось. И теперь, оказавшись в комнате с сумасшедшей, мне не хотелось даже корить себя за доверчивость. Я начал опасаться за свою жизнь.

Но, когда попытался сделать шаг, мои копыта словно приросли к полу – он затягивал меня в глубину, под землю, словно зыбучий песок, и шансов на бегство уже не оставалось.

 – П-правда! Вы должны мне поверить!

Губы кобылы едва заметно дрожали; я тоже вздрогнул и морок внезапно пропал. Выложенный плиткой пастельных тонов пол с ковриком в виде ромашки меня больше не затягивал. Да и куда бы он меня затянул – на первый этаж что ли?.. Я глубоко вздохнул.

 – Всё в порядке. Я Вам верю.

Рэрити шмыгнула носом. Она готова была расплакаться.

 – Правда?.. Почему?

 – Не знаю. Может быть потому, что Вы готовите такой вкусный чай.

Единорожка благодарно улыбнулась.

 – Ну хватит Вам. Я ведь честно не знаю кто эта кобылка и откуда в моём доме её фотография.

Рэрити вновь поднесла рамку к лицу и принялась её разглядывать.

 – А что насчёт игрушек? Они ваши?

Рэрити вопросительно взглянула на меня, а я в свою очередь кивнул ей на сундучок у окна. Единорожка поставила фотографию обратно на тумбочку и принялась одну за другой доставать из сундука игрушки.

 – Нет… Нет… Нет… Это тоже не моё, – она осмотрела дно сундука, а затем сложила вещи обратно, – Боюсь, для этого у меня тоже нет объяснения.

 – Крайне загадочно, – поддакнул я, всё ещё раздумывая, не лучше ли покинуть бутик, пока ещё не поздно.

 – Позвольте, – Рэрити в очередной раз выхватила фотографию, которую я задумчиво крутил перед глазами, а затем сдвинула заднюю стенку и вытащила фотокарточку из рамки, – На обороте ничего: только дата. Судя по всему, снято почти год назад, но я по-прежнему не помню эту кобылку и даже ума не приложу, зачем мне было с ней фотографироваться.

 – Вы похожи. Может это дальняя родственница?

 – Да нет у меня дальних родственников. Если только…

Единорожка грозно сощурилась.

 – Если только?.. – осторожно поинтересовался я.

 – Пинки Пай! Или Рэйнбоу Дэш!

Кобыла принялась гневно расхаживать по комнате.

 – Или они обе!.. Ну конечно! Это сговор!.. Ну я им!..

 – Думаете, в этом замешаны ваши подруги?..

 – Ой. Простите пожалуйста, – Рэрити наконец про меня вспомнила и остановилась, – Рэйнбоу и Пинки обожают разные глупые розыгрыши…

Единорожка рванулась к окну и принялась, насупившись, разглядывать окрестности. Насколько я мог судить, снаружи ничего не поменялось: те же деревянные домики, то же полуденное солнце…

Похоже, Рэрити пришла тому же заключению.

 – А вот это на них не похоже. Да и, по правде говоря, никак не объясняет фотографии, о которой я ничегошеньки не помню.

Кобыла растерянно повернулась, будто ожидая объяснений, но я лишь неопределённо развёл в воздухе копытом.

 – Хотя знаете что. Это всё совершенно не ваши проблемы. Я схожу, побеседую, с Пинки и Рэйнбоу, а Вы пока тут устраивайтесь. Наша договорённость остаётся в силе… Если, конечно, Вас это не побеспокоит?

Я начал набирать воздух для ответа, но хозяйка бутика меня опередила:

 – Уверяю, волноваться тут совсем не о чем. Правда-правда. Вы очень меня обяжете, – белая единорожка, просительно уставившись мне в глаза, быстро захлопала ресницами.

 – Конечно, – выдохнул я, – Всё в силе. Будет интересно узнать решение этой загадки.

 – Великолепно! Чувствуйте себя как дома! – на прощание пропела она, выбегая из комнаты.

Когда цокот её копыт достаточно удалился и вслед хозяйке мелодично звякнул дверной колокольчик, я в кои-то веки облегчённо выдохнул. А затем подбежал к двери и, захлопнув, как следует осмотрел её. Слава Селестии, там оказалась достаточно внушительная защёлка. Заперевшись, я поднял сундучок с игрушками и подпёр им дверь, после чего попытался открыть её магией. Результат оказался удовлетворительным, так что я быстро привёл комнату в первозданный вид и, с облегчением скинув на пол седельные сумки, развалился на кровати: «ну и денёк! А ведь ещё не вечер»…

И вот таким замысловатым образом – пусть даже и с горем пополам – мои насущные вопросы оказались решены чуть ли не наилучшим образом. Денежная экономия никому ещё не вредила, но лично для меня это всего лишь приятная мелочь относительно возможности спокойно работать над своей книгой. Остаётся лишь надеяться, что вся эта история с неизвестной кобылкой и фотографией не примет нежелательного развития и мне не придётся впопыхах съезжать, подыскивая себе угол на диване в каком-нибудь закутке. В таком случае эту поездку можно будет без отлагательств счесть неудавшейся. Что это за город такой, если здесь даже гостиницы нет? Куда меня занесло?

С другой стороны, даже в формате дневника, который, надеюсь, никто никогда не прочитает, хотелось бы зафиксировать, что волнуюсь я в данный момент отнюдь не только о себе и своей работе. До всей этой истории с загадочной кобылкой моё знакомство с Рэрити шло наиболее благоприятным образом, и, должен признаться, в мыслях своих я всё чаще возвращаюсь к возможной перспективе остаться в Понивилле насовсем. Пишу это и чувствую, как лицо полыхает: хозяйка бутика совершенно меня очаровала. Вот – теперь я борюсь с желанием как можно скорее сжечь этот лист и уже по-настоящему надеюсь, что написанного никто не прочтёт. Особенно она. Лучше бы мне впредь держать этот журнал при себе.

Но я отвлекаюсь. Поездка в Понивилль была не первой в череде самонадеянных идей, а началось всё, конечно же, с дерзновенного желания покинуть насиженную нишу подросткового приключенческого рассказа в пользу большой, взрослой литературы. Идея романа-эпопеи, что более глубоко затронет вечные темы жизни и смерти, любви и дружбы – всего самого главного, из чего соткано наше существование; что даёт ему начало и знаменует его конец. Я решил замахнуться на то, что ведёт нас на жизненном пути, и в конечном итоге является его смыслом.

Стоило однажды подумать об этом, и, как это всегда бывает, залёгшее в глубинах разума семя идеи начало прорастать; из тьмы воображения стали проступать неясные контуры сюжетных линий, черты персонажей, наброски ключевых сцен… Книга, как и картина, начинается с широких мазков, и только в процессе кропотливой работы обрастает деталями, лишь при должном усердии художника становясь почти неотличима от реальности.

Взять даже всю эту историю с хозяйкой бутика, согласившейся бесплатно поселить у себя столичного писаку, а затем чуть с ума не сошедшей при обнаружении в якобы пустовавшей комнате фотографии с маленькой кобылкой, которую она по её утверждению не помнит.

Случай яркий, но из ряда ли вон выходящий? Если так подумать, в жизни каждого пони случается необъяснимое. Но это лишь на первый взгляд. Этот случай может стать для провинциального городка событием, которое старожилы будут вспоминать десятилетиями. А может оказаться замят, оставшись известным лишь самой хозяйке бутика, останавливавшемуся у неё мимолётом столичному автору… Да паре её подруг, которых Рэрити по первости заподозрила в злом розыгрыше.

И всё же, что-то подсказывает мне: эта история не столь проста; и мы здесь наткнулись на происшествие более глубокое. Однажды мне довелось читать историю о пони, который попросту забыл событие, причинившее ему огромное количество душевной боли и лишений, и теперь раз за разом возвращаюсь к мысли об этом. Автор истории всегда замечательно чувствовал внутреннее состояние своих героев, и это описано это было крайне похоже на правду.

Что если с этой комнатой, фотографией и игрушками в жизни Рэрити так же связана какая-то невероятно трагичная история? А я по незнанию влез сюда, разбередив старые раны? Ведь маленькая кобылка может оказаться близкой родственницей или даже ещё хуже: её собственным жеребёнком, серьёзно пострадавшим или даже погибшим в столь нежном возрасте. Да что там – это может уже являться событием, о котором жужжит весь город. История о бедняге Рэрити, потерявшей жеребёнка, а затем от горя лишившейся и самой памяти о нём. И кем в этой истории предстоит стать мне? Неловким жеребцом, ненароком обрушившим хрустальный замок её иллюзий? Одним из множества фоновых персонажей, длящих беспросветную драму искалеченного бытия? Или настоящим рыцарем в сверкающих доспехах, что силой своей любви вызволит принцессу из магического плена?

Ну вот – теперь мне, похоже, следует отказаться от притязаний на эпопею в пользу аляповатого дамского романа. Ничего не могу с собой поделать: так уж работает писательский ум, строчка за строчкой из яркого образа или сцены, из этого клубка перепутанных, недооформленных вероятностей ткущий стройную ткань своего произведения.

Возможно, всё закончится совсем иначе: Рэрити вернётся от подруг смущённой, или же и вовсе приведёт домой маленькую единорожку, а мне придётся освобождать комнату ненароком забытой родственницы.

Возможно даже, это действительно розыгрыш, но целью его стала вовсе не Рэрити, а я. В таком случае некоторые совпадения вроде удачно встретившейся на пути радужной пегаски, направившей меня прямиком сюда, перестают казаться случайными. Мне, конечно, по-прежнему не под силу понять подобный юмор, но, с другой стороны, когда же шутников это останавливало? А ведь возможны и более мрачные варианты развития событий: не хватало мне ещё оказаться запертым в доме пары сумасшедших фанаток… Брр. Не хочется даже думать об этом.

Ещё можно взглянуть на эту историю с позиции автора приключенческой и мистической литературы. Даже странно, что я, являясь таковым, подумал об этом только сейчас.

Потеря памяти, пропавший жеребёнок… Здесь ведь, в общем-то, и думать нечего. Сильное, злое колдовство. Страшные истории о жертвоприношениях и злых единорогах, променявших остатки сострадания на магическую силу. Магические артефакты древности, места силы…

А в центре этой истории несчастный жеребёнок, угодивший в жернова могущественных сил безжалостного, взрослого мира. И при этом не следует забывать, что словом «история» называются не только выдумки писак вроде меня – всё это с высокой долей достоверности происходило в прошлом, выковывая формы настоящего, а значит, может и повториться в будущем.

Ого! А ведь, похоже,  меня не на шутку зацепила вся эта история с фотографией! И если утром мне не терпелось побыстрее усесться за работу над романом, то теперь оказывается столь же трудно оторваться от… Чего? Дневника? Мыслей о Рэрити? Или от попыток превратить реальность в захватывающую историю?

Похоже, мои издатели оказались правы: провинциальный воздух действительно наполняет творческие паруса, заставляя воображение нестись по волнам в попытке совладать со стихией. Слегка не соответствует моим ожиданиям, и хочется надеяться, что всё это не станет лишь очередной стеной прокрастинации, вставшей между мной и воплощением задуманного. Стеной, возведённой мной самим из кирпичиков слов, скреплённых раствором идеи…

Я что – и правда сейчас всё это написал? Так. Решено. Настало время отложить дневник и заняться уже, наконец, делом. Или хотя бы отдохнуть как следует. Голова жужжит. Сейчас главное не перегореть раньше времени. Впереди ещё много работы.

Вот внизу звякнула входная дверь – может быть Рэрити нашла ответы. Дальше больше. Завтра будет новый день.

Вечер следующего дня. Вот. Если уж взялся вести дневник, пожалуй, следует соблюдать все правила. Смотрю я на количество исписанных накануне страниц и ужасаюсь собственной продуктивности. Впрочем, обо всём по порядку. Начну с того, на чём остановился накануне.

Моя хозяйка вернулась в ещё большем смятении: её проказливые подруги, как оказалось, не только не имели отношения к каким-либо розыгрышам и игрушкам с фотографиями, но, в свою очередь, тоже не смогли сказать ничего определённого о запечатлённой вместе с Рэрити кобылке.

Хозяйка бутика, теперь уже не на шутку обеспокоившись, решила безотлагательно нанести визит своим родителям, но и это не принесло никаких результатов. Невзирая на очевидное внешнее сходство двух запечатлённых кобыл, реакцией всех видевших фотокарточку пони стали лишь беспокойство и смятение.

Рэрити вернулась в бутик уже на закате – как нетрудно понять, я был настолько поглощён созданием хроники своих приключений, что напрочь потерял счёт времени. Не помню даже как стемнело: услышав звон дверного колокольчика и отложив перо, я вдруг обнаружил себя в гостевой комнате, освещённой по сути одним лишь сиянием моего рога. Не первый подобный случай – видимо сказалась привычка работать по ночам.

Я спустился по совершенно преобразившейся в магическом сиянии лестнице навстречу хозяйке в надежде услышать про благополучное разрешение ситуации, но, как уже было сказано, вопросов с момента нашего расставания лишь прибавилось.

Белая единорожка стояла на первом этаже бутика словно призрак, от её рога исходило сияние, а сбоку и чуть позади парила злополучная фотография. Глаза кобылы смотрели куда-то в сторону, роскошные занавески отбрасывали длинные тени, а притаившиеся в нишах зеркала отражали бледный свет, создавая в помещении бутика мрачную, таинственную атмосферу. На секунду мне показалось, что мы находимся где-то очень глубоко под землёй. Снаружи не доносилось ни звука и окна застыли отполированными кусками обсидиана – разглядеть в них можно было лишь смутные отражения интерьера.

Тут Рэрити, вскинув голову, уставилась прямиком на меня. Признаюсь, в тот момент я пожалел, что не заперся в гостевой комнате наверху. Меня по-прежнему обуревали сомнения касательно ясности её рассудка, а ещё в свою защиту должен признаться, что после нескольких часов вдохновлённого бумагомарания вкупе с поддержанием иллюминации я даже несмотря на весь опыт чувствую себя выжатым как лимон – даже находясь на пике творческой формы. Надо ли говорить, что после столь насыщенного событиями дня соображал я уже с трудом?

 – Ох. Я совсем про Вас забыла. Простите, пожалуйста.

Лишь в этот момент, сделав несколько шагов ей навстречу, я в должной мере осознал выражение лица хозяйки.

 – Так, успокойтесь. Сейчас я принесу воды, и Вы обо всём расскажете.

Я проводил Рэрити к дивану, на который она в полдень точно так же усаживала меня. Хозяйка бутика не возражала – на неё сегодня тоже немало свалилось.

Дождавшись, пока она сядет, я на всякий случай ещё раз внимательно на неё поглядел. Единорожка всё так же отстранённо глядела в пол, так что я осторожно перехватил по-прежнему парившую рядом злополучную фотографию и положил её на столик, прежде чем отправиться, наконец, на кухню. Я был полон решительности захватить заодно и свечи; мы итак уже едва с ног не падали, а разговор, судя по всему, предстоял тяжёлый.

Но на этот счёт я ошибся: попив воды и немного успокоившись, Рэрити вкратце пересказала проделанный ею и практически не принёсший результатов маршрут, а я, приняв во внимание её состояние, решил оставить свои теории при себе.

Мы нехотя умяли пару найденных на кухне сладких булочек и единогласно решили, что утро вечера мудренее.

Я всё же закрыл дверь своей комнаты на защёлку: кто стал бы меня винить? Думаю, Рэрити в эту ночь поступила так же. Если уж мне во всей этой ситуации было настолько неспокойно, представляю, сколько смелости понадобилось кобыле, чтобы пустить на ночлег в свой дом незнакомого жеребца, когда вокруг творится такое. А ведь у неё было ничуть не меньше оснований подозревать мою вовлечённость.

В общем, я не мог знать наверняка, что именно стало тому причиной: великодушие или же злой умысел, но на дурочку она отнюдь не походила.

Невзирая на все перипетии предыдущего дня, я похоже уснул даже раньше, чем голова упала на подушку, а по пробуждении узрел прочертившие комнату солнечные лучи.

Рэрити встретила меня внизу, и, рассыпаясь в извинениях, сообщила, что из припасов в бутике не осталось ничего кроме чая: она собиралась сходить на рынок вчера днём, но планам этим не суждено было сбыться.

В полной мере осознавая собственную роль в сложившейся ситуации, я предложил хозяйке помощь, но она заверила, что уже почти отошла от вчерашнего и не посмеет взваливать на гостя свои проблемы.

Все отчаянные попытки унять урчание животов одним лишь только чаем с треском провалились, разговор на голодный желудок не клеился, а потому Рэрити великодушно и с безупречным тактом предложила направить меня в отличное кафе неподалёку, пока она пополняет запасы.

Я согласился, выслушал инструкции и, захватив из комнаты свои седельные сумки, отправился в путь. Провожая меня, позади напутственно звякнул дверной колокольчик, солнце неспешно карабкалось от леса к зениту, заливая раскинувшуюся под копытами мостовую ярким светом, а всё ещё по-весеннему прохладный ветерок доносил из тенистых зарослей дурманяще-сладкий аромат утреней росы. День обещал быть знойным.

Но как бы мне – уроженцу каменного Кантерлота – ни хотелось в тот момент устремиться, бросив всё, в чащобу, чтобы, всеми чувствами впитывая новые ощущения, законспектировать их для последующего использования в готовящемся романе, спорить с яростно протестующим желудком оказалось абсолютно бесполезно, и я с сожалением отложил свою лесную прогулку на потом, вместо этого направившись по мощёной дороге прямиком в город.

Рекомендованное Рэрити кафе с вывеской в виде трилистника клевера оказалось премилым заведением с оформленными в виде грибов столиками под открытым небом. Погода располагала, а потому, получив свой заказ в виде орехового бургера и двойной порции картошки, я устроился за одним из тех самых столиков и принялся утолять разыгравшийся аппетит, запивая лакомства яблочным соком и лишь изредка, урывками поглядывая по сторонам.

 – Растущему организму необходимо питание, а? – произнёс рядом насмешливый голос. Я поднял глаза и обнаружил на противоположной стороне своего столика приветливо улыбающуюся земную кобылку вишнёвой расцветки.

 – Мадам?..

 – Недавно в городе? Я всегда захожу сюда подкрепиться перед занятиями, но тебя здесь вижу впервые, – жизнерадостно одарив меня этой информацией, она ловко отхватила здоровенный кусок пирога с незнамо как оказавшейся на моём столике тарелки, запила его из столь же загадочным образом очутившейся на моём столике кружки и принялась энергично жевать, уставившись на меня, по всей видимости, в ожидании ответа.

 – Вчера приехал, – после великосветских бесед с Рэрити эта почти детская непосредственность настолько застала меня врасплох, что даже недоеденный завтрак моментально оказался позабыт.

 – Откуда? – она дожевала и опять присёрбнула из кружки.

 – Кантерлот.

 – А! Из столицы. И как вам здешняя кухня?

 – По правде говоря, чудесно. Может быть в чём-то и не настолько изысканно, как у нас, но простота и свежий воздух творят чудеса. Особенно когда перед этим не ел почти сутки.

 – То-то я смотрю, уминаешь, себя позабыв, – хихикнула кобыла, – Ну что ж ты так?

 – Заработался, – не желая вдаваться в деликатные подробности, буркнул я.

 – А чем вообще занимаешься-то?

Выпалив с неуёмным энтузиазмом очередной вопрос, она принялась ловить на тарелке ртом последний кусок пирога.

 – Писатель, – вздохнув, удовлетворил я её любопытство, – Зовут Сторителлер…

 – М-м! Фто-та жнакомая.

 – Многие так говорят, но читать вам вряд ли доводилось: я пишу в основном небольшие приключенческие рассказы для жеребят.

 – Да нет. Похоже, именно потому и слышала: я ведь преподаю в местной школе. О! О!!! У меня только что возникла замечательная идея.

«Влип» – понял я.

 – А что если сегодня мы устроим жеребятам особенный урок? Профессиональный писатель рассказывает о своём ремесле.

 – Ну-у…

 – Вроде как «День семьи», только для одного пони. Возможно даже «встреча с читателями»!.. И раздача автографов! Прямо как в Кантерлоте или Мэйнхэттэне.

 – Э…

 – Подумать только, мы же можем вот так запросто превратить для них обычный урок в настоящее событие, показать, что никакие расстояния не помеха, а жизнь полна возможностей.

 – Да?..

 – Ну конечно же! Ваша история становления писателем может вдохновить жеребят, развеять их сомнения, показать, что мечты осуществимы. Перед ними ведь сейчас открыты абсолютно все дороги и у них ещё полно времени на воплощение даже самых сокровенных идей. Единственное, чего им сейчас не хватает – это веры в себя. И наш с вами долг – вселить в них эту уверенность. Разве не для этого вы пишите свои книги?

Я ошарашено глядел на неё какое-то время, пока наконец не нашёл в себе силы кивнуть.

 – Вот и отлично. Можно не торопиться – до звонка ещё пятнадцать минут. Кстати, меня зовут Чирили.

 – …Очень приятно.

Именно таким образом я оказался помимо своей воли втянут в историю под кодовым названием «здравствуйте, дети, как вы уже догадались, сегодня у нас будет слегка необычный урок».

День выдался чуточку прохладнее, чем думалось мне поначалу: над оставшимся за спиной лесом поднималось лёгкое марево, и солнце, по-прежнему не торопясь воцариться над Эквестрией, пока безуспешно пыталось развеять эту дымку. В небе не было видно окончательно оформившихся облаков, и возможно именно поэтому там не было видно ни единого пегаса. Одним словом, день выдался замечательный: светлый, но не жаркий. И всё же каждое дуновение прохладного ветерка ледяной волной разбивалось о нагретый утренним солнцем утёс моего затылка, вынуждая то и дело исподволь озираться на проглядывавшую за бежевыми домами тёмную громаду леса. Гулять по нему почему-то уже не хотелось.

На Понивилль легла странная полутень. Не знаю: может лишь для меня – горного жителя – это выглядело чем-то необычным, а может виной всему и вовсе был мой неизбывный страх публичных выступлений вкупе с полнейшей неготовностью к грядущему мастер-классу и ощущением важности момента, появившимся под внушением Чирили.

 – Переживать тут не о чем, – заверила она меня, – Любая информация будет полезна.

«Мне бы твою уверенность».

Понивилльская школа оказалась пастельно-красным одноэтажным зданием с покатой крышей. Она ютилась в тени множества разлапистых дубов, проглядывая средь крон белой оторочкой остроугольных скатов крыши и маленького, почти игрушечного крылечка. Насколько я сумел разглядеть за зарослями кустарника, здание сверху донизу украсили небольшие виньетки, тёмные провалы окон увенчались узорами в форме сердечек, а на крыше взгромоздилась крошечная колокольня. Среди аккуратных белых оградок и листвы с одной стороны школы проглядывал флагшток с колышущимся на ветру треугольным вымпелом, а с другой – задний дворик и игровая площадка.

Пройдя мимо клумбы с вывеской в виде книги и небольшой живой скульптуры, превратившей один из кустов в надевшего шапочку выпускника пони, Чирили не сбавляя шага направилась к входной двери, так что я, спеша следом, успел лишь немного покрутить на ходу головой.

В полумраке помещения я моментально оказался под прицелом десятка пар глаз и сглотнул. Ещё секунду назад болтавшие друг с другом, досыпавшие на крошечных партах и глазевшие в окна жеребята при нашем появлении мигом забыли скуку.

Чирили произнесла свою коронную фразу про «слегка необычный урок», добавила к этому «нашего сегодняшнего гостя зовут Сторителлер, он приехал в Понивилль из Кантерлота для работы над новой книгой, и расскажет вам о своей работе», а после отошла к своему столу.

Жеребята же всё продолжали сверлить меня глазами.

 – Кхе-кхе. Да, всё верно, моё имя Сторителлер, и-и… Говоря по правде, я не готовил никакой речи, так что… Может быть, начнём сразу с вопросов?

В классе повисла гробовая тишина. Я выждал несколько секунд, а затем украдкой глянул на Чирили. Она сидела за учительским столом, уткнувшись в бумаги – помощи с той стороны можно было не ждать.

 – Вопросы?.. Абсолютно любые?.. Вы ведь наверняка любите читать.

Тишина стала ощутимо давящей. И тут кудрявая кобылка в очках со второго ряда неуверенно вытянула копыто.

 – Да! – чуть более резко чем следовало воскликнул я, хватаясь за спасительную соломинку, а затем как только мог воодушевляюще улыбнулся, – Спрашивай.

 – Эм… Так Вы пвиехави пифать пво Понивилль?

 – Э-э… Вообще-то, к сожалению, нет. И хотя ваш замечательный городок, несомненно, стоит того, чтобы про него написать – а мне хватило лишь одного дня, чтобы это понять – моя книга будет скорее об Эквестрии в целом, ну, или о том, какой она могла быть…

Под впечатлением от собственной тирады, я сделал небольшую паузу, чтобы набрать воздуха и оценить обстановку. Жеребята вроде бы слушали, но новых копыт над партами пока не показалось.

 – Видите ли, творчество всегда интроспективно… То есть, я хочу сказать, что такая вещь, как книга, создаётся, как правило, одним пони. И именно на него при этом ложится вся работа. Но откуда писатель – или творец в более широком смысле – берёт всё то, что записывает потом на бумаге?

Жеребята не торопились подыгрывать.

 – У себя из головы! Конечно, на первый это кажется очевидным, но не всё так просто. Смотрите: ведь в нашей голове вещи тоже не появляются из ниоткуда. Точно так же, как не появляются из ниоткуда слова. Мы можем выдумать новое слово, но если оно ничего не означает, не строится по законам нашего языка и, что самое важное, никому или почти никому кроме нас неизвестно, то зачем оно нужно? Выдумав, мы сами же его и забудем через пять минут, ведь так? Вот и наш разум строится на общих и известных всем словах или образах, понятиях. Понимаете?

Не знаю, на что конкретно я рассчитывал…

 – В общем, если ещё проще, я приехал в Понивилль, чтобы набраться новых ощущений, испытать новые эмоции, ухватить новые образы… Как слова для своего словаря, чтобы потом вплести их в свою книгу, сделав её более… Живой. Но ещё помимо этого, отправляясь в Понивилль, я хотел найти тихое место, где бы меня никто не отвлекал, где бы я смог заглянуть внутрь себя, нащупав в глубине своего разума историю, которую бы мне хотелось рассказать. …Я ответил на твой вопрос?

Кудрявая кобылка медленно кивнула и поправила копытом сползшие на нос очки.

 – Ведь почему так важно, создавая историю или любое другое произведение искусства, использовать понятные всем слова и образы? Само собой, чтобы нашу историю можно было прочитать, а прочитав – понять. Лично мне за всю мою карьеру не попалось ещё ни единой книги, которая бы повествовала об абсолютно оторванных от реальности местах, существах и событиях. Равно как и ни единой хорошей истории, написанной сплошь непонятными словами. Поэтому в художественной литературе, то есть в книгах о вымышленных событиях, главным является принцип подавления недоверия. Читатель должен поверить в то, что описываемая история могла произойти на самом деле, а потому задача писателя –  рассказать её как можно более убедительно.

С задней парты замахали копытом.

 – Да? Розовая кобылка на задней парте, у тебя вопрос?

 – А зачем?

 – Зачем подавлять недоверие?

Она кивнула.

 – Хм-м. Как бы вам так объяснить?..

Я повернулся и сделал пару неспешных шагов по направлению к двери, а затем так же неспешно прогулялся обратно, после чего вновь обратился к классу.

 – А вот скажите-ка мне, жеребята, зачем мы вообще создаём произведения искусства? Книги, скульптуры, картины, сочиняем музыку и так далее?

На этот раз поднялось более воодушевляющее количество копыт, и я принялся указывать на жеребят, давая слово одному за другим.

 – Они красивые.

 – Чтобы порадовать!

 – Поделиться!

 – Сдевать подавок.

 – Абсолютно верно. Всё то, что вы перечислили, называется эмоции. Когда мы любуемся красивой картиной, нам становится приятно. Когда на ней нарисованы радостные пони, мы тоже начинаем радоваться. Если нам дарят красивую картину, и она нам нравится, мы радуемся не только тому, что можем теперь в любой момент на неё смотреть, но и тому, что наши друзья не забыли о нас и наверняка хорошо постарались, чтобы сделать такой подходящий для нас подарок. Видите ли, создавая новое произведение искусства, творец испытывает и вкладывает в него свои эмоции. Потому что как иначе нарисовать радость, если только не испытывая радость?

Я мимолётно отметил, что одна явно скучавшая до сих пор серая кобылка с аккуратно заплетённой в косу белой гривой при этих словах начала слегка кивать мне в такт.

 – Задача художника в том, чтобы, испытав эмоцию – кстати, вовсе не обязательно приятную; взрослея, вы поймёте, что без грусти не бывает радости, точно так же как невозможно на белом листе написать книгу без чёрных чернил – так вот, задача художника, испытав эмоцию, пропустив её через себя, облечь её затем в образ, в понятные любому слова. Чтобы читатель или тот, кто смотрит на картину, мог затем испытать ту же самую эмоцию. А художник через картину мог поделиться своими мыслями, своей радостью и грустью. Так же надёжно, как, читая слово «яблоко», мы представляем себе яблоко.

 – Яблоко не эмоция, – фыркнул жеребчик с задней парты.

 – Но оно может вызывать эмоции: если я дам тебе яблоко, ты обрадуешься, а если заберу, то расстроишься, – я подмигнул, – Ну хорошо, давайте на примерах. Что лично вам нравится читать, молодой жеребчик?

Одноклассники один за другим начали с улыбками на него оглядываться. Жеребёнок смутился:

 – Комиксы про Капитана Брайта.

 – Отлично, отлично. Нечего стесняться, каждый находит что-нибудь себе по душе. И что конкретно тебе в нём нравится? Чем Капитан Брайт так хорош?

 – Ну, он ловит преступников. Весь преступный мир Мэйнхэттэна его опасается, потому что Капитан Брайт всегда знает, какие улики нужно собрать.

 – Замечательно, а вот вам что нравится, юная леди? Если, конечно, Вы не против поделиться.

 – Ну, мне нравится серия книг про Деринг Ду.

 – К стыду своему, не слышал. Просветите?..

 – Ну, она всегда отправляется в разные старые места, чтобы найти редкие предметы. А злобный Ауизотль и жадина доктор Кабалерон пытаются ей помешать.

 – Приключения? Великолепно. А теперь смотрите: чтобы представить яблоко, нам достаточно прочитать слово «яблоко». Но ведь яблоки тоже не все одинаковые. Некоторые из них зелёные и кислые, другие красные и сочные. Третьи лежалые и гнилые. Червивые и нет. И всё это просто яблоки. В историях о пони присутствуют герои, такие как Деринг Ду и Капитан Брайт, и там описываются события куда сложнее, чем кислое яблоко.

Некоторые жеребята захихикали.

 – Чтобы передать, как непросто порой Капитану Брайту упрятать за решётку хитрого преступника и с каким облегчением Деринг Ду покидает таинственные развалины, унося в седельной сумке древний артефакт – чтобы передать вам все эти эмоции, нужно куда больше изобретательности. Именно для этого в книгах и нужны герои, и именно для этого авторы историй о героях искусно подавляют наше недоверие – чтобы, веря в правдивость истории, сопереживая её героям, мы могли испытать настоящие эмоции, заложенные настоящим, живым автором. Не только прочитать, но и в полной мере прочувствовать то, что он хотел нам сказать. Зачем он долгими часами вслушивался в свой внутренний голос, перебирая слова описаний и выстраивая для нас этот чёткий образ.

Из под крыши раздался мелодичный трезвон.

 – Браво, браво! Жеребята, давайте поблагодарим мистера Сторителлера за это замечательное объяснение.

Вместо ожидаемого нестройного хора голосов, жеребята устроили мне лучшую овацию, на которую только был способен десяток пар их совсем крохотных копыт.

И тут мой взгляд упал на пустовавшую весь урок парту в переднем ряду: она зияла словно дырка на месте выпавшего переднего зуба, а две уныло просидевшие весь урок по бокам  кобылки только подчёркивали разительный контраст. Ведь всё это время я, сам того не сознавая, обращался только к дальним рядам.

Жеребята повскакивали со своих мест и, оставив на партах тетрадки, гурьбой понеслись на улицу.

А я всё стоял, уставившись на пустую, крохотную парту. Внезапно заглядывавший сквозь листву в школьные окна свет померк, а в нос мне ударил резкий запах сырой земли и гнили. Я стоял в опустевшем классе на том же самом месте – в окружении расставленных ровными, аккуратными рядами брошенных парт. В продолговатом, похожем ящик, помещении с низким потолком. И вновь чувствовал, как копыта вязнут в дощатом поле будто в болоте, а у меня опять не хватает сил вытащить их обратно.

 – Уважаемый писатель, – дёрнув головой, я узрел в дверном проёме силуэт Чирили, – Звонок прозвенел, можете быть свободны.

Я на негнущихся ногах проковылял к ней.

 – Что, не ожидали такого успеха? – со смехом в голосе продолжила кобыла, – Я же говорила: волноваться не о чем. Надо был меня послушать.

 – Подождите!

Собравшаяся уже, по всей видимости, провожать меня учительница, обернулась и приподняла бровь.

 – А вы бы не могли записать для меня имена всех жеребят, присутствовавших сегодня на уроке?

 – Могу конечно, но зачем?

 – Да так… Пришла в голову мысль отправить им по книге с автографом.

 Чирили озарила меня улыбкой:

 – Отличная идея! И как это я сразу не сообразила? Сама ведь предлагала устроить нечто вроде автограф-сессии, а напутственное слово, обращённое непосредственно к тебе автором хорошей книги... Какой замечательный источник вдохновения! Одну минутку!

Вишнёвая кобылка ринулась мимо меня обратно в класс и принялась копаться в ящиках стола с целью найти хоть какую-нибудь бумажку. Я же тем временем, встав рядом, незаметно выудил из своей седельной сумки блокнот и, вытянув шею, принялся писать.

 – Вот, держите, – она протянула мне листок, – А что это Вы там пишете?

 – А это Вам.

Кобылка пробежала глазами опустившуюся перед ней на стол записку:

«Прекрасной Чирили в память о неловком завтраке при грибах и совместном взращивании цветов жизни. Тешу надежду однажды вместе поужинать.

 

С бесконечным почтением, кантерлотский писака

 

Сторителлер»

 

 – О-о, – подняла она глаза, предварительно спрятав записку в ящик – Ну, думаю, это можно устроить.

Чирили направилась к выходу, по пути неслабо толкнув меня боком. Извиняться она, конечно, и не подумала. Да уж, слыхал я, конечно, что земные кобылы бывают прямолинейны…

Выйдя следом и попрощавшись, я проводил глазами копошившуюся на площадке за школой малышню, а затем зашагал по пыльной дороге обратно в город.

Время неуклонно близилось к полудню, от утренней свежести почти уже не осталось и следа. Дождавшись на всякий случай, пока школа окончательно скроется за домами, я выудил из седельной сумки список учеников, который дала мне Чирили. За ним последовали перо, чернильница, и второй список – его я переписал из классного журнала самостоятельно.

Не обнаружив поблизости ни одного стола или лавочки, я принялся прямо на дороге сверять имена, подчёркивая повторяющиеся и щурясь от солнца. Их там было всего около дюжины, и вскоре лишь одно оказалось неподчёркнутым. После быстрой повторной проверки ошибки были исключены. Свити Белль присутствовала в классном журнале, но её не было на уроке. И я готов был поклясться, что, когда я делал свой список, ни один из учеников не был помечен в журнале как отсутствующий.

Уж Чирили-то в отличие от меня наверняка не нужны были списки, чтобы заметить, что кто-то не пришёл на урок. Но что, если она вдруг забыла о существовании ученика? Тогда, при виде класса, отсутствие забытого ученика должно было точно так же остаться незамеченным. Не было нужды смотреть в классный журнал и что-либо там отмечать. Не было возможности наткнуться в журнале на незнакомое имя…

В ошеломлении я засунул бумагу и писчие принадлежности обратно в сумку, оставшись стоять посреди улицы и пялиться себе под ноги.

Ведь я был более чем уверен, что обратный путь до школы с целью расспросить о Свити Белль станет пустой тратой времени. Белая кобылка исчезла из памяти целого города, оставшись лишь на бумаге.

Что же с тобой стряслось, Свити Белль? И кто тебя спасёт? Капитан Брайт из полиции Мэйнхэттэна? В какие опасные и полные ловушек древние развалины должна ринуться Дэринг Ду, чтобы вырвать из жадных лап зла похищенный из оправы Понивилля крохотный, но неповторимый, а потому и абсолютно бесценный бриллиант?

Но Капитан Брайт и Дэринг Ду не придут на помощь. Они навсегда останутся на страницах книг, куда их так заботливо поместил очередной бесполезный выдумщик, способный лишь мечтать о подвигах.

Жеребятам из класса Чирили ещё рано знать о том, что именно объединяет всех столь любимых ими героев. И почему моя следующая книга будет уже не для жеребят. Вечные темы жизни и смерти, любви и дружбы; того, из чего соткано наше существование, что ведёт нас, и в конечном итоге наделяет полный боли и утрат путь хоть каким-либо смыслом…

Писателям вообще нравятся смыслы. Нам нравится докапываться до сути, очищая образы, эмоции и идеи от лишней шелухи. Деконструировать реальность, чтобы затем конструировать миф.

Мы берём понятие «жеребёнок» и, приводя его к общему знаменателю, на выходе получаем чистоту и наивность, неуёмную энергию и свежий взгляд.

Стремящуюся в будущее бесконечность перспектив.

Мы берём понятие «герой» и на выходе получаем готовность пожертвовать своей жизнью ради спасения окружающих. Чтобы жеребята могли расти, учиться, читать хорошие книжки и без страха двигаться навстречу своей мечте. Это великая цель, и нередко герои ради её достижения платят столь же великую цену.

Судьбы складываются по-разному, героя делает стечение обстоятельств, и, к несчастью, очень часто выбор приходится совершать в считанные мгновенья – пока ещё не слишком поздно. Не все решившие заплатить эту цену успевают оставить потомство, взрастить новое поколение героев.

Но их род не прерывается. Кровь героев чернильными завитками ложится на листы, увековечивая их подвиг. Чтобы у духа героизма однажды появился наследник, способный в час великой жертвы сделать правильный выбор.

Но что-то меня понесло. А тем временем я всё стоял на жарком солнце посреди понивилльской улицы, безуспешно пытаясь облечь все эти разом нахлынувшие мысли в слова, и рассеяно глядя себе под копыта.

 – Эй! Э-эй! – я поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть приземляющуюся рядом точь-в-точь как накануне радужную пегаску, – Ты чего там? Обронил что-то?

 – А… Нет. Ты ведь Рэйнбоу…

 – Да-да, – пегаска нетерпеливо сощурилась, вновь не спеша сложить крылья, будто бы в попытке перегородить мне дорогу, – Так чего это ты тут делаешь? А?!

 – Да так. Думаю об одной пропавшей кобылке.

Пегаска, сделав пару энергичных шагов, остановилась в угрожающей близости от меня и шумно выдохнула:

 – Во-от как?! И что же ты о ней думаешь?!

Я вновь поймал себя на мысли о том, какая она крохотная: даже будучи средних размеров жеребцом, я всё равно весил раза так в два больше.

 – Я узнал её имя.

Кобыла открыла, было, рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого лишь закрыла его обратно.

 – Вот как? – теперь прищур из вызывающего стал просто скептичным, – Ты, конечно, не в курсе, но у нас тут уже вроде как целый клуб думающих об этой кобылке. Твайлайт попросила найти тебя и привести на собрание.

 – Твайлайт? Это та – с драконом?

 – Да-а! Это та! С драконом, – Рэйнбоу закатила глаза, а затем, наконец, сложила крылья и мотнула радужной чёлкой – Давай за мной.

Мы прошли до моста через реку, пересекли его, а, попав в черту города, повернули налево. Дальше путь лежал между уже примелькавшихся мне бежевых двухэтажных домов. Самым примечательным зрелищем за всё это время стала лавка, на вывеске которой красовались перо и диван. Признаюсь, смысл её от меня ускользнул: подушки они там набивают что ли?

Я размышлял об этом до тех пор, пока взору моему не предстал огромный дуб. В нём были окна и дверь с изображением зажжённой свечи, на могучих ветвях умостились аккуратные площадки балконов, а рядом с дверью под фонарём уместилась табличка с изображением книги.

И верно: ведь Рэрити что-то говорила мне про устроенную в дубе библиотеку, но, признаться, я напрочь позабыл об этом, услышав о драконе. Так значит, вот здесь и живёт с ним эта загадочная Твайлайт?

 – Ты идёшь? – с нетерпением обернулась ко мне Рэйнбоу, должно быть, уже в десятый раз за десять минут, – Клянусь, даже Рэрити со всем своим барахлом дотащилась бы быстрее…

Я всё глазел на гигантское дерево, задрав голову, а она уже по-хозяйски распахнула дверь, выразительно встав рядом:

 – Кхе-кхем!

«Провинциальное гостеприимство» – вспомнил я и, заходя, столь же старательно, не спеша вытер копыта о коврик, ответив на её прямолинейность своим непробиваемым кантерлотским этикетом.

Признаться, внутри понивилльская библиотека поражала едва ли не сильнее, чем снаружи: никаких тут тебе привычных уставленных томами полок во всю стену. Полки там заменили вырезанные в изогнутых стенах ниши, а самих книг оказалось не так уж и много. Помимо этого у стен виднелась пара книжных стендов, а центр помещения занял круглый стол, увенчанный по центру вырезанной, как и всё тут, из дерева головой пони. Потолок оказался украшен огромным стилизованным изображением солнца. «Свет знаний» – как поэтично.

 – Они наверху; шевели копытами.

Я покорно направился к уходящей вверх лестнице, успев по пути приметить ещё одну дверь – предположительно в подвал. Этот дуб был поистине огромен. Когда же мы, наконец, вскарабкались на второй этаж, глазам моим предстало долгожданное зрелище.

 – А вот и он! – торжественно воскликнула Рэрити, а затем, изящно процокав навстречу, провозгласила, – Позвольте представить: Сторителлер, писатель из Кантерлота, а это…

 – Да подвинься ты! – протолкнулась мимо нас Рэйнбоу, – Этот твой писатель самый неторопливый единорог в Эквестрии!

 – Рэйнбоу Дэш! – воскликнула белая единорожка, – Где твои манеры?!

 – Манеры-шманеры…

Рэрити возмущённо фыркнула.

 – У-у-у! – пегаска потёрла лицо сгибом копыта, – Ну я ведь уже привела его, что ещё ты от меня хочешь?!

 – Девочки, вы обе по-своему правы, – вперёд вышла фиолетовая единорожка, – Спасибо, Рэйнбоу, но теперь нам действительно не помешает представиться. Я Твайлайт Спаркл, а вы, значит, Сторителлер?..

 – К Вашим услушам.

 – Хм. Звучит знакомо.

 – Многие так говорят; одно из тех имён, я полагаю.

 – Не знаю, – Твайлайт задумчиво отвела взгляд, – Уверена, я где-то его слышала…

 – Вощем так! – не выдержала Рэйнбоу, – Это Эпплджек, Пинки Пай и Флаттершай; можем мы уже поговорить о деле?!

 – Конечно-конечно, – успокоила Твайлайт, – Поскольку Вы уже в курсе всей истории, мы решили, что будет правильным…

 – Он знает имя!

Все присутствующие уставились на радужную пегаску.

 – Да чего?! Он знает имя кобылки с фотографии – только что сам мне сказал!

Все присутствующие уставились на меня.

 – Ого-о! Так что ж ты молчала?! – нарушила затянувшуюся паузу розовая кобыла с кудряшками.

Рэйнбоу вспорхнула на метр ввысь и принялась с мычанием тереть лицо уже сразу двумя копытами.

 – Кхм, да. Мисс Чирили, встретив меня в кафе за завтраком, предложила рассказать жеребятам о тонкостях писательской профессии, и после урока меня вдруг… Осенило. Я проверил классный журнал и обнаружил там имя пропавшей кобылки. По крайней мере, я так думаю.

С этими словами я продемонстрировал оба списка.

 – А почему их два? – не отрывая глаз от парящих в воздухе листков, поинтересовалась Твайлайт.

 – Не хотел раньше времени ставить город на уши рассказами о пропавшем жеребёнке. Решил сначала посоветоваться с Рэрити.

 – О, благодарю! Очень деликатно с Вашей стороны. Скажите, а как Вам понравилось то кафе?..

 – РЭРИТИ! – прорычала сквозь зубы Рэйнбоу.

 – Что-о!? Я же говорила, мистер Сторителлер – истинный джентелькольт. Тебе бы не мешало поучиться у него хорошим манерам.

Радужная пегаска потешно покривлялась в такт её словам, а розовая кобыла с кудряшками захихикала.

 – Сви-ти Белль… – покрутила Твайлайт на языке, – Кому-нибудь знакомо это имя?

 – Никогда о такой не слышал.

Обернувшись на новый голос, я обомлел. В дверном проёме с подносом в лапах стоял крохотный чешуйчатый дракончик. Фиолетовый, с зелёным гребнем и такими же зелёными глазами. Вертикальные зрачки-щели остановились на мне.

 – Это Спайк, дракон Твайлайт! – поспешила оборвать формальности радужная пегаска.

 – Именно так он и вошёл в историю, – хмыкнул тот, водружая на столик у стены поднос с целой уймой чайных кружечек и разных сопутствующих угощений.

 – Спайк мне как брат, мы вместе с самого детства, – пояснила хозяйка, наливая чай – Спайк, это Сторителлер, он сейчас живёт у Рэрити.

При этих словах дракончик почему-то растеряно уставился на меня.

 – Расслабься, приятель. Ему просто негде было остановиться, – успокоила Спайка оранжевая кобыла в широкополой шляпе, но тот лишь сложил лапы на груди и сощурился на меня точь-в-точь как Рэйнбоу.

Надо было срочно менять тему.

 – В общем, насколько я могу судить, никто в городе её не помнит; остались лишь вещественные свидетельства в виде фотографии и имени в школьном журнале. Насчёт причин ничего сказать не могу, но наиболее логичным следующим шагом мне видится поиск других записей. Теперь мы хотя бы знаем, что именно искать.

 – Воу-воу-воу! «Знаем, что искать»?! – в который уже раз вмешалась радужная пегаска, –  А откуда мы знаем, что это всё вообще не выдумки?

 – Рэйнбоу, ты же видела фотографию, – возразила Твайлайт.

 – Да я не о том! С чего это вы все вдруг решили, что ему можно доверять?!

Собравшиеся уставились на меня, но, должен признать, оказалось не так уж и просто отыскать аргументы в свою защиту.

 – Рэйнбоу Дэш, да что с тобой сегодня такое?! – вступилась Рэрити, – Это грубо даже по твоим стандартам! Сторителлер мой гость, и…

 – …И тебе даже не пришло на ум, что это всё могут быть его проделки?!

 – Дэш, притормози-ка… – попыталась вмешаться кобыла в шляпе.

 – Ой да ла-адно! Этот тип объявляется в городе, просит попить водички, и тут БАЦ! Они с Рэрити находят фотографию неизвестной кобылки…

 – Фотографию, где Я, – поправила та, сделав ударение на этом слове, – С неизвестной кобылкой…

 – …Которую никто не по-омнит! – издевательски протянула Рэйнбоу ей в лицо, – А мы все знаем, что это зна-ачит!

Тут она вдруг, осёкшись, поглядела на Твайлайт.

 – В общем, магия. Тёмная магия. А он – единорог!

 – …Как и ещё двое из присутствующих! – моментально возразила Рэрити, – Ты вообще представляешь, сколько в Понивилле единорогов?

 – Рэйнбоу… – укоризненно начала Твайлайт.

 – А в тот день, когда он тут объявился, поезда из Кантерлота не было! Я только что узнала на вокзале. Как вам такое, а? – пегаска зависла в воздухе, триумфально подбоченившись.

 – Ну не знаю. Эт может быть простое совпадение, – неуверенно протянула кобыла в шляпе.

 – Не многовато-ли совпадений? – Рэйнбоу Дэш продолжала вещать, пока присутствующие молча переваривали услышанное, – Да как вы не понимаете? Может он только этого и хочет! Может ему надо переполошить весь город для… Для отвода глаз! Может это ченжлинг… Или даже сама королева Кризалис!

Пегаска обличительно ткнула в мою сторону копытом, но после всего услышанного я даже этого не осознал. Кто такой ченжлинг? И кто такая королева Кризалис? Что за дурдом здесь творится?..

Твайлайт закрыла глаза и по комнате будто бы прокатилась волна тёплого воздуха.

 – Видишь, никакой он не ченжлинг.

Я растеряно поглядел на свои копыта: будь я чьей-то королевой, я бы знал.

 – РЭЙНБОУ! – теперь уже настал черёд Рэрити рычать сквозь зубы, – Он не ченжлинг. Никто здесь не ченжлинг!

 – Не знаю, радоваться этому или огорчаться… – разочарованно пробормотал дракончик.

 – Спайк, и ты туда же?..

 – Прости, Рэрити, – вступилась за него Твайлайт, – Но ты же понимаешь, нам следовало убедиться.

 – Конечно-конечно. На тебя я не обижена, – белая единорожка закрыла глаза и, прикоснувшись копытом к шее, выдохнула, – Это всё?

Фиолетовая единорожка с некоторой неуверенностью склонила голову в кивке.

 – В таком случае… Мы уходим!

Рэрити, крутанувшись на месте, принялась энергично спускаться по лестнице. Пару секунд спустя до меня дошло значение слова «мы».

 – До свидания. Простите, что так получилось.

Дракончик Спайк показал когтями на свои глаза, а затем, щурясь, на меня.

 – И Вы простите, – извинилась за всех Твайлайт.

«Ну», – спускаясь по лестнице, не мог не отметить я, «это было интересно». Значит, вот эти кобылы собираются искать пропавшего жеребёнка? Но слова радужной пегаски всё-таки засели у меня в голове. Я вдруг с удивлением осознал, что не очень-то помню утро предыдущего дня.

 – Прошу простить моих подруг, – Рэрити ждала меня у выхода из библиотеки, – Они просто чудо, когда узнаешь их поближе. Даже Рэйнбоу Дэш. Ума не приложу, что в неё сегодня вселилось. Она, конечно, и в лучшие дни не подарок, но это уже что-то совершенно неслыханное.

Насколько я понял, Рэрити направилась слегка иной дорогой по улицам, на которых я раньше не бывал.

 – Да, право же, ничего страшного. Говоря по правде, я думаю, что она могла быть права.

Белая единорожка на ходу удивлённо обернулась.

 – Я не очень-то хорошо помню прошлое утро, и начинаю думать, что всё это и правда со мной как-то связано… Но я не из тех, кто заставляет маленьких кобылок исчезнуть и подбрасывает прекрасным леди их фотографии! В этом я абсолютно уверен.

 – О, конечно же. Лично я в этом даже и не сомневалась. Наверняка это всё – какое-то жуткое совпадение.

 – Рэрити, Вы слишком добры. Даже я уже начал сомневаться.

 – А я не начала. И не начну. Рэйнбоу всегда торопится делать выводы и действовать. При этом не утруждаясь, к несчастью, поставить себя на место другого пони.

За вздымающимися вокруг соломенными крышами стал маячить шпиль понивилльской мэрии, которой я уже вдоволь успел полюбоваться, следуя за Чирили по пути в школу. Оттуда и до бутика совсем недалеко.

 – Что ж. Благодарю за доверие. Постараюсь его оправдать, – я решил сменить тему, – Кстати, помнится, Вы спрашивали, как мне понравилось кафе «Клевер»…

Так, за беседой, мы и дошли до дома. Рэрити отправилась готовить обед, клятвенно пообещав компенсировать им завтрачное фиаско, и никакие мои увещевания оказались не в силах её переубедить. Кажется, теперь она винит себя ещё и в произошедшем у Твайлайт. Я же, в свою очередь, готов обо всём забыть: похоже, каждый новый день в этом городке переворачивает всё с ног на голову, а мне остаётся лишь смириться с этим.

Снизу уже доносятся интересные запахи, и я только сейчас понял, насколько сильно вымотался за день. Пожалуй, пойду прилягу.

Я не мог пошевелиться, а при попытке повернуться на бок уткнулся в жёсткую стену. Рог пронзила саднящая боль. Дёрнул копытом, но оно лишь, шоркнув, глухо ударило по доске сверху. На меня что-то посыпалось. Пахло отсырелым деревом и землёй. Я вдруг понял, что мои глаза открыты, но абсолютно ничего не видят. Было очень душно. Жуткий, животный страх дрожью пробрал до костей, вся шерсть встала дыбом. В панике я принялся исступлённо метаться, раз за разом утыкаясь копытами и головой в ровные доски. Выхода не было, я начал задыхаться, и вдруг, почувствовав у себя на рёбрах касание, замер: тонкие ветви тянулись откуда-то снизу, и я вдруг с пронзительной ясностью осознал, что на концах у них копыта. Сделав последний безумный рывок, я ударил по крышке всеми четырьмя копытами…

И проснулся. В окно едва проникал тусклый свет. Сев и отдышавшись, я увидел сброшенное на пол одеяло. В углах комнаты залегли глубокие тени, сердце по-прежнему бешено колотилось и потому, спрыгнув с кровати, я на всякий случай заглянул под неё.

Там что-то было! Отпрянув, я лишь секунду спустя догадался посветить себе рогом. Это была книга. И почему только во сне магия никогда не работает? Ну, зато теперь я мог быть уверен, что больше не сплю.

Сконцентрировавшись, я вытащил и осмотрел книгу. «Сторителлер – Рассказы» – красовалось на обложке. Не вспомнив такого издания, я раскрыл книгу и принялся разглядывать титульный лист. «Типография “Изящный оттиск”»… «Мэйнхэттэн»? Меня никогда не издавали в Мэйнхэттэне. А вот тут в годе издания ошибка. Тоже мне, Мэйнхэттэн… И на другом листе тоже…

И я вдруг понял, что это не ошибка. Сердце ёкнуло: вот она. Связь. Принялся суматошно листать страницы, и мне под ноги упала карта. Подняв, я развернул её.

В северо-западном уголке ютился Понивилль, от него к краю карты на север уходил небольшой отрезок железной дороги; с юго-востока город огибала река, а за ней всю остальную поверхность карты заняла громада под названием «Лес Эверфри». На территории леса обнаружилось множество ландшафтных отметок, длинными линиями тянулись пролёгшие сквозь заросли реки и тропы.

От самого города громаду Эверфри красной линией пересекла извилистая линия с отметкой «Надёжная тропа». И чем дальше от красной линии, тем меньше отметок попадалось на карте. Чуть в стороне, за одной из развилок ютилась «Хижина Зекоры», а заканчивалась «Надёжная тропа» «Руинами Замка двух сестёр».

Я глазам своим не поверил. Легендарные руины замка двух правящих сестёр?! Здесь – в паре часов ходьбы от Понивилля?! Все, кто хоть что-то о них писал, сходились во мнении, что во время изгнания Найтмэр Мун замок был начисто стёрт с лица земли…

И конечно же, в бумажном конверте на корешке моей книги обнаружилась карточка библиотеки «Золотой дуб» и имя последнего читателя – Свити Белль.

Я оторопело направился вниз, спеша поделиться с Рэрити новой находкой, но её там не оказалось. Меня ждала лишь записка. «Не стала Вас будить. Твайлайт попросила сходить к родителям, поискать информацию о Свити Белль. Обед на столе – не ждите, угощайтесь».

Да какие уж тут угощения. Мне было жизненно необходимо проверить свою догадку. Быстро нацепив седельные сумки и сунув туда книгу со вложенной в неё картой, я скорым шагом направился на то место, с которого началось моё знакомство с городом.

В воздухе пахло дождём. Сырость, что с самого утра собиралась над лесом, теперь готовилась обрушиться на город градом тяжёлых капель.

К тому моменту, как я добрался до зарослей кустарника и деревянной арки, уже начало смеркаться. Лучшего момента для визита на кладбище выдумать было невозможно. Я побрёл меж рядов надгробий, пытаясь вспомнить свой путь, и где-то минут через пять мне наконец удалось отыскать то самое место.

Был ли виной тому поднявшийся вдруг промозглый ветер, или же не до конца ещё растворившиеся в пучинах памяти отголоски жуткого сна, но, встав у могилы, я трепетал, словно готовый сорваться с ветки осенний лист.

Огляделся: да, вне всякого сомнения, это было то самое место. Невысокое надгробие, поросшее как и всё в этой части кладбища высокой травой. Мне даже не нужно было оглядываться, чтобы понять: тучи за спиной тяжелели с каждой секундой. Из-за леса на крыльях крепнущего ветра начали долетать отдалённые раскаты грома. Пегасов нигде не было видно; во всём происходящем было что-то очень неправильное.

Собравшись с духом, я вытянул копыто к надгробию и в попытке разогнать навалившиеся сумерки, и, отодвинув траву, посветил себе рогом.

«Сторителлер».

Вот здесь меня и закопали. Тридцать два года назад.

Хоть убей, не помню. Ха. Ха. Ха.

Забыв о надвигающейся буре, я – сам мрачнее тучи – добрёл до бутика. Рэрити так и не вернулась, и я, должно быть, не меньше часа одиноко сидел на уютном диванчике в темноте, перечитывая при свете рога собственные записи. А дочитав, принялся просто пялиться во тьму, пока очередная вспышка молнии за окном не вырвала меня из прострации, принеся с собой сокрушительный раскат грома.

Смысла рассиживаться больше нет: хороший писатель умеет очистить историю от лишней шелухи, разглядеть в хаотичном сплетении сюжетных линий те немногие, что ведут к финалу. Нет для нас большего подарка, чем история, которая сочиняет себя сама и её остаётся лишь записать.

Хороший писатель изучает реальность, чтобы создать убедительную выдумку. Но это так же означает, что реальность и выдумка работают по общим законам, и, научившись предсказывать и менять одно, ты неизбежно учишься предсказывать и менять другое.

И теперь я, кажется, понимаю, как закончится эта история.

Завтра над вымокшим за ночь Понивиллем как всегда взойдёт ласковое солнце. Белая кобылка ещё немного понежится в постели, но вскоре не выдержит и стремглав помчится на кухню, чтобы поскорее отведать приготовленный Рэрити завтрак, а затем побежит скакать по лужам навстречу друзьям, играм и новым знаниям.

Думаю, она не вспомнит предыдущие два дня: свой поход по тёмному лесу к развалинам древнего замка; то, как отыскала в одном из рассыпающихся томов подходящее заклинание, цены за использование которого не понимала. А я хочу думать, что она её просто не понимала. И искренне надеюсь, что для неё это останется лишь страшным сном.

Возможно, единорожка Твайлайт, обнаружив на столе библиотеки две книги, с удивлением прочтёт на них смутно знакомое имя. На одной будет золотистый оттиск «Рассказы», а на второй – наспех выведенное пером «Кровь героев».

Может она даже наконец вспомнит это имя – одну из тех книг, что так нравились ей в детстве; книгу, чей автор бесследно исчез ещё до её рождения. И до тех пор, пока малютка Свити Белль не решила вернуть его к жизни.

Мне предстоит сложный путь сквозь мглу и непогоду, и я ни в чём не могу быть уверен.

Но раз уж у неё получилось, я сделаю всё возможное, чтобы найти и обратить это заклинание вспять.

Мне очень хочется верить, что именно так это всё и закончится.

Твайлайт, я понимаю, во всё это трудно будет поверить. Более чем возможно, что за исключением моего журнала памяти о последних двух днях ни у кого не останется. И даже проверив все факты, Вам будет трудно поверить, что это не розыгрыш, не мистификация и не западня.

Но Вы показались мне здравомыслящей и ответственной кобылой. Это заклинание – ужасное проклятие, но одновременно и великий дар. Вне всякого сомнения, оно должно быть сохранено и надёжно спрятано, но я не готов и дальше рисковать жизнью маленькой кобылки даже ради этого. Время не ждёт. Смысл посетивших меня озарений можно трактовать по-разному, но лично я уверен: сама судьба сейчас подталкивает меня к выбору. И хотя моя воля свободна, я уже больше не сомневаюсь в его правильности.

Уверен, убедившись в правдивости этой истории, Вы примете все необходимые меры предосторожности. Если моя затея удастся, Вы найдёте все мои вещи в руинах рядом со злополучной книгой. Можете оставить их себе в качестве компенсации за беспокойство. Простите, что взваливаю это на Вас, но Рэрити итак уже досталось: говорить ей или нет, решать Вам.

Полагаюсь на Ваше благоразумие. Прощайте.