Детский Мир

Одна лошадиная сила

Перед нами простирается алгебраически-идиллический пейзаж. Ряды стройных яблонь, поделённые на сектора ради удобного распределения работ. Тёмный и рыхлый гумус под ногами. Ясное небо и чистый горизонт. Умеренная влажность и нормальное давление.

Какая бы буря магнитная могла сотрясти эту унылую абсолютность?

Между деревьями неукоснительно движется глыба. По саду бродит Эпплджек.

Как всегда, она шла со своими сборными корзинами. На удивление, ей одной удавалось справляться с предстоящим графиком и тащить яблоки без особой на то спешки.

Отдельно дерзкие деревья ломались от её мощных задних копыт и их приходилось убирать восвояси, чем занималась Эппл Блум — её младшая сестра.

После каждого захода сестрицы младшая предпочитала вопросительно кивнуть в сторону старшей; и та машинально выдавала вздох утверждения ради пары спокойных минут лежанья на сене и колючем полу, куда Эпплджек утыкала свисший жёсткий подбородок.

Её могучее тело могло пронести и съесть целую гору спелых фруктов, но отнюдь не могло справляться со своею тягой. По природе стадные животные лошади и вынуждены инстинктивно бежать вперёд, чтобы не отстать от столь же инертного табуна.

На ферме же не было никого, кроме неё и младшей сестры. Могла ли она предположить, что такое настоящий дикий табун?

Тем не менее, эта трудящаяся и простая лошадка была тем ещё элементом честности в хрупкой экосистеме.

Эпплблум скрылась в саду, а ЭйДжей осталась дальше лежать на пузе и прищурившись всматриваться в аккуратно сложенную пирамиду из яблок, уставившуюся на неё с противоположного угла амбара. Оказаться наедине с самим собой, да ещё и в полной тишине, не столь ужасно, как оказаться в сходном положении, но напротив столь грубой иронии. Её спина же привычно отнекивалась, чтобы отдохнуть свои положенные двадцать минут.

Эппл Блум стукнула копытом в ставни. Перерыв был окончен. Отряхнувшись от сена и других нечеловеческих помех, Эпплджек пошатнулась в сторону света.

К счастью, день смог обогнать её упрямую волю и уже клонился к закату. Ей с сестрой не оставалось ничего другого, как отложить свои дела и увидеть какой-нибудь очередной сон про подсчёт доходов с домохозяйства.

Но на ферму спустилась полновесная ночь.

Всё, что усыпляло и вводило в заблуждение нас и наше восприятие стало задыхаться, топиться в глубоком и мутном мраке. Поднялся сильный, почти невидимый ветер, который витал где-то наверху, шевеля развесистые яблочные кроны. Фрактальные плеяды веток трещали от его напора, но не ломались, и их цепи только смиренно бряцали в потоке воздуха. Солнечная ванна куда-то смылась, отлила словно морской штиль, оставив томиться во тьме только тусклым фарам усадебных окон.

Соловая шёрстка Эпплджек как будто тоже постепенно исчезала, тая в рыжем отсвете каминного пламени.

Оставшиеся члены семейства Эппл ютились в старом фамильном доме, страдавшем от плохого освещения и отсутствия тепла, как в каком-нибудь злачном средневековом замке на одинокой возвышенности.

Усадьба была двухэтажная, сбитая из крепких дубовых досок, не дающих ей продуваться от сквозняка и протекать при длительной непогоде. Главным её украшением была чистая просторная кухня, забитая вёдрами с холодным компотом, сушёными яблоками, пастилой и другими блюдами собственного производства.

В одном из шкафчиков лежали не столь близкие и банальные апельсины, которые достались Эппл Блум от одной подруги, жившей в Мэйнхэттене. Один раз она пыталась очистить их от кожуры и съесть за обедом, однако эфирный запах цитруса так раздражал нюх Эпплджек, привыкшей к своей регулярной трапезе, что внезапно нахлынувшая на Эпплблум магия исчезла. Она вновь разучилась их чистить.

Вообще, старшая сестрица своими манерами больше напоминала домашнюю кошку, совершающую каждодневный обход местечек и дрыгающая при любой попытке застать её врасплох. Со стороны казалось, что Эпплджек не замечает и боится мира вокруг, но в душе она понимала, чем его непостоянство обернётся для неё самой.

ЭйДжей долго и пристально смотрела на огонь, пока её немногословный ум не начал расплываться в этом вечном зрелище. Наверное, сестра уже дремлет где-то в своей комнате, прижавшись к шерстяному пледу.

"Также и мне следует прислушаться к своей будничной усталости и проснуться утром."

Бубнящий внутренний голос продолжился и после. Предсонный бред перетёк в фазу медленного сна.

В её голове иногда возникали образы вербального характера, походящие на осколки каких-то заумных мыслей или фраз, но увы, они были слишком разъяты, чтобы кто-то мог восстановить их доподлинно. К тому же, Эпплджек бы тогда незамедлительно очнулась.

Она двигала глазными яблоками, производя секундное усилие, чтобы отмести все странные толки и возвратиться в состояние дрёмы.

Прошло несколько часов, но необходимый покой так и не наступил. Тело Эпплджек воротило из стороны в сторону. Поток несуразицы становился всё интенсивнее, пока мысли окончательно не перешли в раздражающее паранормальное гудение, доносившееся издали, как свист приближающегося паровоза.

Вдруг в висках затрещало, и вибрации разом прекратились. Сон начал обретать визуальную форму. Эпплджек грезилось, что она стоит перед закрытым окном и наблюдает за опорой шелестящей яблони.

Всё это время она с кем-то разговаривала. Было невозможно узнать, кто именно передавал эти трансляции, но видение само выдавало подсказки.

Перед тем как сеанс был окончен, голос прошептал:

От перспектив полей и зла початой нивы
Укроет лёгкая сутулость:
Зри в корень белизны той ивы,
Что веткою тебя коснулась!

Раннее утро. Эпплджек медленно поднялась с коврика, на котором лежала всё это время, помечая глазом разные уголки помещения: "Ничего удивительного в том, что все предметы лежат на своих местах. Зачем, в конце концов, привидениям нужна скупая деревянная мебель и домашняя утварь?"

Камин потух. Ноги подёрнуло от холода.

"Возможно, во сне знобило."

Интонация рассудка начала приобретать свой особый характер. Разум Эпплджек внезапно проредился: "Может быть, осенняя холодрыга так студит мои мозги?".

Она рассуждала быстро и вдохновенно, задавая ворох подобных приземлённых вопросиков, забывая про сон и тот сомнительный визит. Главное, что желанное слово наконец-таки пришло к ней. Адресант был неизвестен, но он производил впечатление интересного собеседника, который может своевременно придти на выручку. И пускай он был бредом, ночным кошмаром или каким-нибудь волшебным существом, вроде Великого Сеятеля. В сущности он был реален.

Как было можно разубедить её в такой щепетильный момент?

Минуя всё, ЭйДжей вышла наружу. Небо стояло высоко, и воздух был донельзя ледяной и разреженный. Дышать приходилось рывками, но они только придавали сил и упорства.

Её ошёломлённый дух спустился вниз, к месту привычной работы. Полуголые деревья были окутаны синим утренним туманом, и Эпплджек всё ковыляла и ковыляла в суровой атмосфере, пока её глаза не сосредоточились на листке, с которого виднелась большая капля росы.

Пони приноровилась. В ней пробудилось детское, давно позабытое любопытство, и она играючи лягнула яблоню.

Результат превзошёл многие ожидания. Крона ни с того ни с сего размахнулась, раскачалась маятником. Сучья яблони больно врезали Эпплджек по носу. Вода с листьев разбрызгалась и образовала блестящую лужицу на мокрой почве.

Эпплджек случайно заглянула в неё. Оттуда виднелись не её крупные изумрудные глаза, а какая-то мерзкая пародия, фальшь: мелькающие на фоне предрассветного нимба угольные бусинки, таращившиеся с затемнённой лошадиной морды, недоумевающей, такой глупой и смешной, на которой только что раскрылась свежая багровая ранка.

Гримаса застыла в маске первородного ужаса. Отчаявшись, Эпплджек попятилась назад. Но её зеркальное подобие так и стояло в этой грязной и злорадной водице.