Цена бессмертия
Глава 02. Под сенью Леса
Иллюстрация Dalagar
…Множество деревьев, растущих рядом, у большинства народов зовется лесом. Иногда язык достаточно богат, чтобы не понадобились уточнения вроде «лиственный», «хвойный» или «тропический».
Но в языке Кервидерии насчитывалось несколько десятков слов, в понимании иноземцев переводящихся как «лес».
Лес разнообразен и многолик. Разве можно сравнивать густые и даже непролазные чащобы, светлые боры и тёмные ельники, древесные крепости у границ и живые города оленей?
Трое оленят лежали на поляне в лесу, который от города, в их понимании, отличался совершенно незначительно: отсутствие построек или подлеска, живописно накиданные тут и там полянки, полные цветов и кустов с ягодами и орехами.
Вся троица тяжело дышала: набегавшись и наигравшись, друзья умылись в ручье и сейчас решили передохнуть.
Молодой витранг Рилл, лёжа на животе, коснулся кристальным копытцем земли и сосредоточился. Магия неохотно отозвалась: призрачные лозы, будто состоящие из голубоватого, как глаза самого оленёнка, света, потянулись в сторону скинутых седельных сумок.
— Лентяй, — фыркнула лежащая рядом перитонка Мисти, отбросив копытцем от мордочки непослушную прядь растрёпанной гривы яркого рыжего цвета. С её веснушками это придавало мордочке юной лани совершенно хулиганский вид.
Надо сказать, далеко не всегда соответствующий содержанию.
— Мне надо упражняться, — привычно парировал Рилл, успехи которого в практической магии и вправду оставляли желать лучшего, если верить словам учителя.
— Возьми мне тоже, — попросил третий из оленят, черногривый и тёмный Эйкорн, которого Лес не наградил ни крыльями, ни волшебными копытцами. Но зато фордир был сильнее и выносливее друзей, и куда лучше ориентировался в лесу.
Тем временем магия витранга расстегнула одну из сумок, достала оттуда флягу и стаканчики из коры на всех. Рилл, не слушая друзей, всегда таскал с собой посуду, так как считал, что пить из горла «некультурно».
И хотя сейчас сезонным напитком был ягодный сок, в рюкзаке Рилла лежала фляга с берёзовым, пусть уже и не таким вкусным, как весной.
Мисти благодарно кивнула, когда к ней первой подлетел стаканчик с прохладным напитком. Она могла ворчать и подкалывать Рилла, но тот всегда наперед думал о друзьях. Даже когда выпендривался со своей магией там, где можно было сделать два шага.
Отговаривался, конечно, тем, что ему-де «нужна практика», но юная лань насквозь видела это желание подчеркнуть свои особенности.
Впрочем, витранг и насчет самой Мисти как-то заметил, что она даже над тропинками иногда летает, лениво маша крылышками, хотя награждена от природы целыми четырьмя стройными ногами.
Когда прохладный сок утолил жажду оленят, перитонка заметила:
— Скучно просто валяться. Давайте играть во «Что я вижу на твоем боку».
— Опять?! – закатил глаза Рилл. — Ты каждую неделю ищешь в своих пятнышках новый смысл! И нас заставляешь!
Мисти смущённо прижала ушки и отвела взгляд зеленых глаз. Было немного стыдно, но появления пятнометки маленькая лань ждала больше других.
Детские пятна на боку любого оленя по мере взросления собираются в знак судьбы и особого таланта. Но если у заокеанских друзей-пони метка появляется неожиданно, когда талант проявляет себя наиболее ярко, то у оленей процесс идёт медленно.
«И даже мучительно», — подумалось юной перитонке, которой так хотелось поскорее узнать свою судьбу!
Но дурацкие пятна на боку как будто замерли на одном месте, даже не думая складываться в осмысленный узор. По крайней мере, так казалось.
Среди оленят упорно ходили слухи, что если найти свой талант, то пятна сойдутся в метку быстрее. И хотя взрослые отрицали это, но наверняка просто из вредности.
— Да ладно, — усмехнулся лежащий на спине Эйкорн. — Тебе жалко, что ли?
При этом он подмигнул Мисти, и та благодарно улыбнулась: ее затеи чаще всего находили поддержку именно у фордира. Ну а Рилл присоединялся последним, просто чтобы не идти против друзей.
Вообще, лесной харт был настолько зауряден внешне, что по поводу пятнометки не переживал. И даже готов был спорить, что узором на его боку будет жёлудь: ровно то, что означает имя Эйкорн. Весьма распространенное под сенью Леса, к слову.
Не были редкостью и тёмно-бурая шкурка, почти чёрная вьющаяся грива и золотистые глаза.
Мисти же, которая со своей яркой шкуркой и вечно взлохмаченной рыжей гривой внешне была похожа на противный Лесу огонь, иногда комплексовала по этому поводу, но изо всех сил старалась не показывать вида.
Из всех трёх друзей больше всего за внешностью следил Рилл. И не потому, что был пижоном и модником. Хотя и это, по мнению Мисти, тоже. Просто магия оленей включает в себя зельеварение, а попадание в котел выпавших волос, мусора с одежды или шкуры, чревато печальными последствиями. И хорошо, если только для заклинания, а заклинатель и окружение останутся невредимыми.
По любому Кругу друидов ходило немало слухов о том, что некий незадачливый витранг-неряха пренебрёг правилами и во что-то превратился, превратил друзей или перенёсся на край света... Байки были разные, но мораль была одна: изготовление зелий требует аккуратности!
Тёмно-фиолетовая грива Рилла была длинной и прямой, но во время занятий он иногда стягивал её в хвост на затылке. Серо-голубую шкурку витранг тоже приглаживал щёткой и часто носил свою ученическую мантию, чтобы уберечься от лесного мусора.
— Ладно, — фыркнул юный волшебник, привставая. — Кто первый?
— На своей метке я вижу желудь, — решительно заявил Эйкорн. — Видел его раньше и сейчас вижу. У тебя, Рилл, там очевидно будет пень, а у Мисти – заноза.
— Вот как так можно, — поморщился оленёнок. – Сам же поддержал, а теперь что? Фу таким быть.
— Я и в прошлый раз это говорил, и ещё повторю… — буркнул в ответ фордир.
— У тебя просто отсутствует воображение, — улыбнулась Мисти, которую нисколько не задела эта шпилька. – Я вижу на метке Рилла бабочку.
— Почему? – растерялся юный волшебник. — В прошлый раз ты говорила о цветке…
— С той же вероятностью это может быть бабочка. А у Эйкорна будет каштан.
— Это просто, чтобы не желудь? – уточнил фордир.
— Нет, — хихикнула лань. — Просто ты иногда такая же колючка.
— А у тебя самой что будет? – спросил с улыбкой Эйкорн, не обидевшись.
— А у меня… наверное, крылышки. Или кисточка. Ты же знаешь, я люблю рисовать.
— Или огонь, — вставил Рилл, прекрасно зная, что подруга не любит, когда её внешность сравнивают с пламенем.
В Кервидерии редко где можно встретить этого врага деревьев: у оленей есть множество горячих источников, откуда тёплая и даже горячая вода попадает в дома и на прочие нужды. А уж если и нужен огненный жар, используется магия или лепестки флеймовера — магического растения огненной стихии, что росло на залежах угля, газа или горного масла. И цветы его напоминали живое пламя: яркое, подвижное и горячее. И чем больше цветков соприкасалось, тем горячее они становились.
Так, полсотни бутонов флеймовера способны были расплавить металл. А два цветка вполне годились для того, чтобы подогреть в походе чайник, не сжигая при этом дрова или уголь.
Отдельного рассказа заслуживали и листья удивительного растения. Красные с жёлтыми прожилками, они долго хранили накопленное тепло, и все жители леса использовали их как одеяла или тёплые накидки. Особенно в высоких горах нордиров: там, несмотря на мягкий климат Кервидерии, зачастую было очень холодно. Так, что снег лежал почти круглый год и не таял, чем, к слову, совершенно не смущал местных. А вот приезжих там всегда можно было отличить по яркой переливающейся накидке…
— Если будет огонь, я ужасно обижусь, — надула губки Мисти, хотя и не всерьез: эта пикировка происходила не в первый и не в последний раз.
— На кого? – уточнил витранг, но не получил ответа: все друзья, не сговариваясь, рассмеялись.
Конечно, они знали: никто могучий и строгий не сидит на вершине Величайшего Древа и не определяет, у кого какая судьба. Природу пятнометок оленей, кьютимарок пони и полосометок зебр определяла высшая магия, практически не поддающаяся исследованию.
Даже таких великих волшебников, как принцессы Эквестрии и принц Верналис.
Ходили слухи, что величайший смертный маг из когда-либо живших, пони-единорог Старсвирл Бородатый, приблизился к разгадке этой тайны. Но он бесследно исчез, не оставив ни записей, ни подсказок на эту тему. Как будто само мироздание противилось раскрытию этого секрета.
Рилл расслабленно растянулся на земле. Не хотелось ничего делать, а просто полежать. Но с двумя друзьями-непоседами это так и останется недостижимой мечтой до самого вечера. В этом молодой витранг был уверен, так как имел богатый опыт времяпровождения с друзьями.
Единственная малость, о которой олененок смел мечтать, так это лишь то, что Эйкорну или Мисти не придет в голову какая-нибудь буза в зарослях. Вычёсывать потом мусор из шерсти – занятие не из увлекательных…
Они еще долго играли в этот день. Занятий в школе не было: на дворе стояло лето, время каникул и игр. И друзья использовали его на полную. Прямо с утра встречались на границе города и бежали в лес играть.
Всех вёл Эйкорн: фордиры обычно лучше всех чувствуют тропы, и чутьё лесного оленя всегда приводило друзей в нужное место. Будь то ровная поляна для догонялок, лесное озерцо для купания, дуплистое дерево для метания шишек, или заросли кустов для пряток.
Рилл, которого Лес не наградил выдающимися магическими способностями, иногда даже во время игр пытался подтвердить собственную теорию о том, что творить магию можно по наитию. То есть без четких расчетов, формул и заучивания форм для последующего воспроизведения.
По мнению обоих друзей, витрангу просто было лень заниматься как все, и он искал оправдание этому.
И хотя подобное утверждение было бы близко к истине, Рилл имел основания полагать, что это не единственная причина: несколько раз у него получались сложные заклинания, к зубрежке которых он ни разу не приступал.
К сожалению, для внятной статистики данных было исчезающе мало. А значит, и аргументировано отстоять свою позицию перед учителями не представлялось возможным.
Мисти же была художницей. В отличие от остальных перитонов, которые любили скоростные полёты и подвижные игры, огненно-рыжая лань всему этому предпочитала тишину пущ и величественное движение рек, лесные просторы Кервидерии и неприступные горы…
Всё то, что потом перекочёвывало на холсты юной рисовальщицы.
Она всегда носила с собой блокнот для зарисовок специально на случай, если какой-нибудь пейзаж привлечёт внимание. Рисовала Мисти и своих друзей: на страницах можно было увидеть и увлечённого поисками Эйкорна, и сосредоточенного на магии Рилла, и даже их обоих, пытающихся бодаться едва проклюнувшимися год назад рожками.
Конечно, мальчишки не знали, что Мисти их нарисовала: юная лань стеснялась говорить о своём творчестве. По крайней мере, с теми, кого изображала. Хотя и могли догадываться.
Но не рисование было главной причиной того, что Мисти предпочитала спокойное творчество обществу сверстников. За исключением, разве что, самых близких друзей.
Из-за внешности Мисти зачастую дразнили. И, как назло, все дразнилки были связаны с огнём: извечным врагом Леса. Это задевало чувства перитонки, и она раньше часто улетала обижаться куда-нибудь в кроны деревьев, а то и на облако.
Эйкорн и Рилл были единственными, кто не смеялся над Мисти в классе. А Эйкорн даже с кем-то подрался по этому поводу, после чего дразнилок сразу стало меньше. А уж в присутствии фордира они и вовсе пропали.
Оленята почти всегда встречались в свободные дни и иногда после занятий, играли в мяч или догонялки, прятки, соревновались на меткость, кидая шишки в дупло дерева.
А иногда играли в «Оленьмариллион», и Эйкорн с Риллом даже бодались теми рожками, что успели у них проклюнуться, «за копыто и сердце» Ланьчиэнь, которую, разумеется, изображала Мисти.
Конечно, лань считала такое поведение друзей немного глупым, но игру портить не хотелось. К тому же, когда двое хартов скрестили за неё рога (вернее, рожки), пусть и понарошку, это вызвало в груди волну тепла и привязанности.
Иной раз думалось, что игра не такая уж глупая.
А потом Мисти, повинуясь творческому порыву, даже нарисовала картинку, где герои саги сошлись в поединке за право назвать своей женой спасенную Ланьчиэнь. И всем придала черты друзей и свои собственные.
И, конечно, не показала эту картину никому.
У друзей никого не было на роль злодейки-Локасты, и приходилось довольствоваться финальным поединком, когда братья, даже победившие зло, были вынуждены решать главный спор с помощью рогов.
Но играть за злобную колдунью, забирающую молодость и жизненную силу оленят, никому не хотелось. Ту самую, которой малышей пугали родители: дескать, не балуйся, заберет Локаста.
Мисти вообще отказывалась понимать, как это вообще возможно – посягать на самые основы Круга Жизни…
Тем более, из эгоизма.
Впрочем, Мисти не была уверена, что и ради самых высоких целей оправдано нарушение равновесия. Потому что знала: стоит нарушить любой запрет один раз, и потом захочется ещё и ещё. Во всех услышанных сказках и легендах было так...