Четверо товарищей

Четверо товарищей. Глава IV: Сыщик Тайной Службы.

Чейнджлинг в синем кителе показался в дверях квартиры. Его уже ждал десяток его коллег, ещё около двух десятков полицейских оцепляло вход в помещение. Сюда стянули почти все силы местного околотка, видать напарник всё таки вызвал подмогу...
— Что тут произошло? — Лейтенант Артис, тёзка старого знакомого, нависал над Кулексом как грозовая туча.
— Посмотрите сами. — Просто ответил Кулекс. Он был апатически спокоен после всего увиденного. — В гостиной погром, хозяева убиты. Вот понятой.
— Да, старина. Вмазался ты по уши. — Укоризненно проговорил лейтенант. — Понимаешь что теперь будет?
— Понимаю, герр лейтенант. — Устало ответил Кулекс.
— Что тут произошло?! — Грозно прозвучал приближающийся голос. Это был какой-то оберст из ульевого полицейского управления, с большой свитой из различных экспертов и сыщиков. Один из них привлёк внимание Кулекса. Это был высокий, но тонкий как шпала чейнджлинг с чёрным как уголь панцирем и такой же чёрной куртке, глаза его были бесцветными, но зрячими, и выражали нечто неясное.
У квартиры безвременно почившего герра Антиса вновь стала собираться толпа, на этот раз состоявшая из перевёртышей в синих мундирах. Полицейские обходили квартиры, провели опрос потенциальных свидетелей. Разумеется, никто не услышал ни криков, ни грохота разбиваемой мебели и сервизов, ни топота, ничего, как обычно и бывает. Дверь каморки швейцара была взломана, сам он был задержан как подозреваемый. Кулекс видел маску обречённости на лице этого пожилого чейнджлинга, в этот момент ему показалось, что дело спустят на тормозах, а бедного слугу сделают козлом отпущения...
Злосчастная гостиная была осмотрена, улики тщательно собрали и отправили в Главный участок. За вещественные доказательства приняли абсолютно всё, что пострадало в погроме, кроме крупной мебели, её обследовали на месте. Сыщики и эксперты осматривали каждый метр, каждый след удара копытом. Это делалось, чтобы составить слепок копыта нападавшего и таким образом сузить круг подозреваемых. Однако, на этот раз всё делалось с какой-то едва заметной халатностью, высшие чины полиции находились тут чисто из формальности, видимо уже понимая, что от них требуется на самом деле. Чейнджлинг в чёрной куртке вёл себя странно: появлялся то тут, то там, заговаривал с младшими полицейскими офицерами, говорили почти шёпотом и очень быстро, видимо о чём-то важном.
Глупо было говорить, что Кулекс чувствовал неладное. Он был в таком состоянии с самого начала, прекрасно понимая, что для него это добром не кончится. В голове у него вертелась мысль: "Всё пропало, мне кранты.", но он продолжал делать то, что от него требовалось. Холодно, спокойно, даже апатично, понимая, что лучше выполнять свою работу до конца, чем ломаться и позориться. Он сам выбрал этот путь, и он не виноват в том, что попал туда, куда мог попасть кто угодно. В этом происшествии чувствовалась высокая воля, и он боялся её до ужаса. Боялся, и стоял как оловянный солдатик среди огня. Товарищи смотрели на него, как на мученика.
Ночь, улица, фонари освещают путь ярким холодным светом. Остался вверху жилблок в котором Кулекс нёс службу. Для многих его обитателей жизнь заканчивалась в четыре и начиналась в час, здесь же, внизу, жил народ попроще. Кулекс завернул за поворот, его взгляд скользил по номерам квартир, тело шло интуитивно.
Вот и нужная, полицейский приложил копыто к звонку, уже испытывая чувство вины за это. Мерзкий тренькающий звук раздался за дверью, через минуту дверь уже была распахнута, а на пороге стояла фрау Кардия — в её квартире Кулекс снимал комнату.
— Что случилось? — спросила она. Кулекс смог только покачать головой и пожать плечами. Несмотря на красивую форму, вид у него был разбитый. Кардия принюхалась, поняла, что чейнджлинг не пьян, а смертельно устал, и впустила его в квартиру. Кардию не очень уважали её соседи, о ней ходили грязные слухи, да и вообще сдавать в аренду жилплощадь считалось не самым почётным делом. Но ей на то было наплевать, как и её жильцам.
Комната Кулекса была небольшой, в ней помещалась одна кровать, небольшой стол, стул, и шкаф. Полицейский закрыл дверь, снял с себя форму, и упал на кровать без сил. Ему обычно снились либо кошмары, либо причудливые сновидения, состоящие из составленных в разнобой прошедших событий. Сейчас же был лишь пустой мрак забытья: тяжёлый, беспросветный.
— Кулекс! Кулекс! — Голос как будто пробивался через толщу воды. Темнота рассеялось, сознание прояснилось. Сколько он спал? Наверняка меньше положенного. Голова трещала как после похмелья, всё тело ныло. Чейнджлинг встал, быстро заправил постель. Зовущий голос не стихал, но лишь усиливался. Вот к нему прибавился стук в дверь. Полицейский быстро натянул на себя галифе и китель, и открыл. Перед ним стояла Кардия в алом халате.
— Кулекс! Только что приходил офицер. Требуют тебя срочно в главный участок. Может быть, на ковёр.
— Вызывают? Ладно... — спокойно проговорил Кулекс, и захлопнул дверь назад. Он быстро привёл себя в подобие порядка, как умел это делать тот, кто большую часть жизни обязан был выглядеть в лучшем виде, как лицо и длань закона Её Величества Кризалис. Одевшись и кое-как протерев свой лицевой панцирь, Кулекс не садясь за стол взял бутылку с эссенцией и сделал несколько больших глотков, затем он надел своё кепи, и ни секунды не медлив вышел из своей каморки. Уже у дверей он встретился взглядом с Кардией: он выражал недоумение и страх. Кулекс твёрдо кивнул ей, прощаясь, и покинул квартиру.

Большие часы стоявшие рядом с входом в Главный участок показывали пять утра. Улей медленно просыпался, а Кулекс быстро шагал по коридорам участка, в сопровождении нескольких своих коллег. Как уже говорилось, молодой полицейский не хотел тратить последние силы на страх перед начальством, предпочитая принять свою судьбу и не усугублять и без того паршивой ситуации. Вот дверь, выделанная красивой синей тканью. Надписи не было, все итак знали, кто здесь обитает. Внутреннее убранство помещение было относительно аскетичным, но без красного дерева и киринского фарфора всё же не удалось обойтись. Прямо напротив входа стоял стол, за столом сидел тот самый полицейский оберст, сотрясший воздух своим "Что тут произошло!?" несколькими часами ранее.
— Герр Кулекс, садитесь. Остальные тут не понадобятся. — с властным спокойствием проговорил он. Другие полицейские ушли, фактически Кулекса доставили сюда под конвоем. Его просто вызвали на доклад, но всё было больше похоже на допрос. Чейнджлинг сел на стул прямо напротив стола полковника. Стул для приглашённого был грубым и неудобным, как и во многих других начальничьих кабинетах по всему Свету.
— Ну что-ж, герр Кулекс. Давайте начнём... — оберст закурил трубку и степенно развалился в своём кресле, взгляд его казался мирным, но на деле пронизывал до костей. — что вы сделали, когда увидели то, что произошло?
— Мой напарник отправился за подкреплением, я направился наводить порядок на месте преступления. Понятой, осмотр места...
— Почему всего один понятой? — голос начальника опасно возвысился.
— Он вызвался добровольцем, а других не нашлось...
— Как так других не нашлось?! Там была толпа свидетелей, могли поискать получше! Должно быть больше одного понятого, и неважно хотят они ими быть, или нет! — внезапно выпалил оберст.
— Но... герр оберст… эти зеваки не были свидетелями, никто из них не застал момент убийства...
— Не сметь меня передёргивать!!! Кто вы, а кто я?! За такое препирательство сорвать бы с вас погоны да выкинуть в подулье! Я имею всю документацию по делу, вы же — лишь очередная пара глаз, которая не видела всего, и более того, оказалась ленива до такой степени, что не увидела того, что обязана была увидеть! — эта речь не была ничем иным, как сокрушающим ударом, до идеала отточенным за годы работы. От неё Кулекс вжался в стул, и задрожал как осиновый лист. Ему было уже не до апатии и стоического фатализма, мысль о том, что под вопросом стоит его работа врезалась в его голову с новой силой. Далее последовали новые вопросы. Из чейнджлинга по капле была выдавлена информация чуть ли не о каждой минуте того злосчастного дня, затем оберст перешёл на позавчерашний день, на прошлую неделю. Один за другим вскрывались мелкие проступки полицейского: там он зашёл в кабак, тут явился в неидеальной форме, здесь не так быстро отдал салют старшему по званию, припомнили и то резкое обращение с герром в синем пиджаке в день убийства... Каждый недочёт, каждый промах разбирался полковником в мельчайших подробностях. То, на что традиционно закрываются глаза вдруг было выставлено против Кулекса как оружие. Время тянулось, как вязкая вонючая смола.
Наконец, начальник закончил, аккуратно вытряхнул свою трубку и широко улыбнулся: "Вы — грешны, герр Кулекс, и за ваши проступки заслуживаете наказания куда большего, чем это. Вас лишат премии на полгода, и при первом же поводе выпнут на мороз... Вы свободны." Спокойно, и даже с некоторой весёлостью проговорил он. Кулекс с трудом встал со стула.
— Так точно, герр оберст… — Промямлил он себе под нос, покидая этот страшный кабинет.
Несмотря на все постигшие его невзгоды, чейнджлингу пришлось работать как обычно. Он добрался до своего малого участка, отчитался там перед местным начальством. Все всё поняли, и могли только посочувствовать: навлечь такой жестокий гнев начальства на практический пустом месте действительно выглядело как злейший рок. В участке же Кулекс окончательно привёл себя в порядок, и к восьми утра уже выступил в патруль. Он молча бродил по жилому блоку, а напарник шёл с ним как бледная тень, не вызывая у него интереса и не желая этого. Жалкое лишение премии выглядело смехотворно, но шанс увольнения по практически любому поводу (который, как оказалось, было легко найти) висел над ним как занесённый меч палача. Мрачные мысли не давали Кулексу покоя, он оказался достаточно силён чтобы вынести ужас вчерашней ночи, но ему не хватало сил чтобы жить дальше в положении, в котором он оказался. "Неужели всё действительно пропало?" "Как я мог вызвать гнев тем, что делал свою работу?" Эти вопросы вертелись в его голове, и он отказывался признавать безжалостные ответы на них.
Смена Кулекса кончилась поздно вечером. Он устал вчера, плохо выспался сегодня, почти не питался, а его дальнейшая жизнь встала под жирный знак вопроса. Он нашёл решение: ушёл после службы в кабак. Это питейное заведение было одним из многих подобных забегаловок, разбросанных по всей высоченной вертикали Вракса, избегая разве что самого кончика Главного шпиля. Здесь находили утешение те, кому не хватало денег на что-то большее: мелкие чиновники, швейцары, отставные военные и много кого ещё. Кулекс сел за небольшой столик в самом тёмном углу, у него была одна рюмка и бутылка дешёвой настойки, которую можно было назвать шнапсом лишь с большой натяжкой. Он решил залить свою беду спиртом.
От первой рюмки в глазах потемнело, и без того спутанные мысли усталого сознания перемешались ещё сильнее. Чейнджлинг тупо уставился на столешницу, думая, стоит ли наливать вторую.
— Что-ж ты тут один сидишь, служивый? Одному пить нехорошо... — тусклый свет лампы кто-то загородил. Кулекс поднял взгляд и увидел сероглазого чейнджлинга в чёрной кожанке. Он узнал этот тихий голос, который на этот раз звучал как добрая насмешка. Полицейский с минуту смотрел на него тупым взглядом, а потом он узнал его.
— Герр… Это вы были там, среди остальных сыщиков? Зачем я вам нужен? Я пропащий чейнджлинг…
— Да, это был я, Кулекс. Я могу тебе помочь, и я знаю как. — он наклонился в сторону Кулекса, и тот увидел многочисленные следы отметин от зубов и копыт, практически полностью сглаженные напильником, но заметные при ближайшем рассмотрении. — Я представляю несколько... более высокие инстанции нашего правосудия. Я пока не знаю что там произошло, как и ты, но я уже знаю, что дело это мутное, а тебя и того швейцара сделали крайними. Его просто расстреляют, а тебя выбьют с работы.
— Выходит, наша полиция саботирует собственную деятельность? — Кулекс оживился, и даже несколько протрезвел, в этом чейнджлинге ему почудился луч надежды.
— Нет, но в ней точно есть проржавевшие звенья, надо только выяснить кто это... — сыщик сделал короткую паузу. — И ты поможешь мне в этом. За мной стоит большая сила, я смогу облегчить твою участь.
— Хорошо. Я согласен. Что требуется от меня? — Полицейский не секунды не колебался.
— Работай тщательнее. Это убийство произошло явно не спроста, в твоём районе патрулирования могут появиться подозрительные личности. Слушай, смотри, докладывай обо всём мне. Может быть ты и вовсе пойдёшь под мою опеку. Хочешь раскрыть дело и наказать причастных?
— Конечно хочу. Я не из правдорубов, но то что произошло вчера для меня теперь много значит.
— Вот и хорошо. — сыщик достал из куртки небольшую рюмочку, налил туда пойла, опрокинул и поморщился: "Пивал и получше". После чего встал, коротко кивнул Кулексу и растворился среди кабачных завсегдатаев. Домой полицейский вернулся всё таким же уставшим, но теперь он знал, что не забыт и не предан, что есть шанс на то, что справедливость будет утверждена, и виновных жестоко покарают, кем бы они ни были...