Некромантия для Жеребят
Мертвая Птица
Здоровенный пес маячил в открытом дверном проеме, его широкое тело блокировало часть света, входящего в здание, и создавало тем самым угрожающих видов силуэт. Некогда ухоженная и отрадно выглядящая, чтобы жить в ней, главная ратуша маленького шахтерского городка была под завязку переполнена пони, которые были оторваны от собственного крова и насилу брошены сюда. Окна были заколочены досками, весь внутренний свет пресекался, и время дня отсюда было практически невозможно определить.
Разбуженный ярким светом, небольшой жеребенок-единорог, щурящийся от пыльного воздуха, поднятого лежащим у входа Алмазным Псом, ютился подле своих родителей — отца-пекаря и матери-глашатай. Пес-бандит ничего не говорил, а только размахивал своей цепной булавой, когда к нему подкрадывалась скука и полное безразличие на несколько дюжин пони, находящихся перед ним.
Никто из пони, оставшихся в Скории, не был бойцом; после случившегося пару дней назад в столице переворота, Королевская Стража Селестии призвала всех пони, оставив некогда защищенный город полностью уязвимым. Те, кто не бежал вместе со Стражей, остался позади; либо слишком упрям, чтобы уйти, либо ему просто-напросто не хватило на это способностей и финансов.
Отсутствие Стражи вдохновило ошивающихся в округе бандитов. Грифоны, пони и псы бились друг с другом на улицах Скории полных два дня и ночи, прежде чем Алмазные Псы не провозгласили себя победителями и обладателями этого города. Умение рыть под землей, чтобы выскочить и сокрушить любого наземного бойца, в сочетании с нечестной тактикой и перевесом в численности, оказалось слишком непосильной задачей для осторожных грифонов, и пони-бандиты расформировались, как только их лидер был убит в бою.
Выжившие пони стали рабами для Алмазных Псов, вынужденные работать до седьмого пота под угрозой побоев в случае неповиновения. Грозный пес, стоящий в дверном проеме, напоминал пони о их новом месте в этой жизни, и это до осточертения злило жеребенка-единорога.
— Почему вы просто не уйдете?! — выкрикнул он. Его родители поспешили скорее закрыть ему рот грязными копытами, опасаясь за жизнь их сына. Алмазный Пес был не в восторге от такого наглого порыва жеребенка, и он, выпустив воздух из своих ноздрей и зарычав, непоколебимо двинулся прямо навстречу небольшой кучке обеспокоенных лошадей.
— Как имя пони? — загремел пес, нагнувшись и быстро схватив одной лапой жеребенка, крепко обхватив его маленькое тельце. — Почему пони кричит?
Жеребенок был слишком занят своим высвобождением из хватки пса, чтобы отвечать, поэтому он укусил его лапу так сильно, как только мог, за что и схлопотал за это бритвенно-острым когтем по щеке. Подняв пони за шею и развернув его лицом к толпе, он снова спросил:
— Как имя пони?
Не находящая себе место мать жеребенка вступилась за него, несмотря на отчаянные попытки ее мужа удержать ее подальше от Алмазного Пса.
— Его имя Боун Мэрроу! Пожалуйста, не причините ему вреда, я все для вас сделаю!
Животное одобрительно кивнуло, облизывая губы. Бросив жеребенка к его родителям, он добавил:
— «Костный мозг» вкусный. Хорошее имя.
С этими мыслями он вскоре развернулся к слегка покосившейся двери, ведущей к солнечному дню. Приблизительно несколько часов тяжелые шаги и царапающие все и вся когти держали всех пони на взводе, прежде чем он наконец не захлопнул за собой дверь, которая после этого все равно заскрипела. Комната на добрую минуту погрузилась в абсолютную тишину, чтобы убедиться, что они могут начать разговор наедине.
— О чем ты только думал, Костоголовый? — неприятным шепотом заворчала мэр. — Тебя ведь могли убить!
— Они подлые, и они причиняют вред пони. Я хочу, чтобы они ушли, — прояснил Боун Мэрроу. — Никто еще не говорил им уйти, поэтому я подумал, что стоит попытаться.
Мэр на некоторое время задержала дыхание, закрыв глаза и предпринимая все усилия, чтобы не сорваться. Наконец, осознанно выдохнув, она успокоилась достаточно, чтобы поговорить.
— Костоголовый, у тебя не получится убедить их уйти словами. Они не тот вид, который прислушивается к голосу разума. Они приходят и забирают все, что захотят, и тем более без стражи мы ничего им не сможем сделать.
— Их также намного больше, чем нас, и у них есть оружие, — добавил отец Боуна. — Мы все видели, что они сделали с грифонами. Мы лучше сделаем все, что они прикажут, чем будем драться с ними.
— Они не смеют нами помыкать! — не унимался Боун. — Они плохо пахнут, они делают пони больно, они подлые...
— Боун Мэрроу, послушай меня, — настаивала его мать. — Просто делай, что они говорят, и, возможно, мы все доживем до того момента, когда у тебя появится кьютимарка, хорошо? Когда стража вернется со своих учений, мы организуем большую вечеринку в честь этого, и сделаем так, чтобы этого больше никогда не повторялось.
— А когда они вернутся? — спросил Боун, переводя взгляд то на своих родителей, то на мэра, заметив, что пони позади них отвернулись или смотрели в пол. — Они ушли навсегда!
Его отец похлопал его по голове и заключил в объятия.
— Когда-нибудь они вернутся, Костоголовый. Когда-нибудь.
Ухо мэра дернулось, и она повернулась к двери. Через секунду напряженного вслушивания, она предупредила остатки города, что Алмазные Псы возвращаются. Все пони рванулись на свои прежние места, стараясь сделать все так, как было прежде, когда дверь снова открылась.
— Время работать, пони! — крикнул большой пес, снова и снова ударяя рукояткой своей булавы по дверной раме и выгибая ее петли до тех пор, пока дверь совсем свободно не рухнула наземь с громким древесным хрустом. — Добывайте для Алмазных Псов самоцветы. Быстра-а!
Вздрогнув словно от удара хлыста, старые пони поднялись на копыта настолько же быстро, насколько и ринулись к двери. Огромный пес вытолкнул пони из ратуши, подпинывая их, чтобы они двигались быстрее, в то время как его чаша терпения все источалась из-за их неспешного продвижения. Мать Боуна была последней на очереди, она помахала ему и измученно улыбнулась, перед тем как ее тоже не выкинули из здания в уличную грязь. Когда Алмазный Пес вышел из помещения, лая приказами, как и остальные члены его банды, Боун Мэрроу высунул голову из теперь открывшегося дверного проема, чтобы посмотреть как его родители сливаются с толпой, беспорядочно марширующей к шахтам.
— Это нечестно, — вслух посетовал Боун Мэрроу. — Вот если бы у меня только была боевая кьютимарка, я бы их всех выпнул из города. Пока у всех Королевских Стражей есть кьютимарки с мечами, луками или даже с огненными шарами, я сижу здесь с двумя белыми боками, где нет ничего.
Решив, что пребывание вблизи открытой двери не сулит ничего хорошего, Боун отправился глубже в ратушу, чтобы найти комфортное местечко, где можно было бы подождать возвращения его родителей. Разорванный круглый коврик хорошо выделялся в центре ратуши, испещренной по всей своей площади перевернутыми стойками и столами. Стулья были взгромождены на лестнице, усложняя тем самым способ передвижения большей части населения земнопони, и все, что представляло хоть какое-то удобство, было изъято Алмазными Псами, когда они захватили власть в городе. Теперь, когда друзья и семья ушли, Боун Мэрроу в полную силу ощутил, как это болезненно и одиноко быть единственным жеребенком, который не может пойти тренироваться вместе с Королевской Стражей. Его мать сказала ему, что он был слишком мал, чтобы пойти с ними, а отец пообещал, что вместо этого они будут тренироваться на их заднем дворе. Однако на следующее же утро в городе вспыхнули бои.
Найдя стойку ресепшена, чудом оставшуюся невредимой, он запрыгнул на нее и лег. Всего лишь пару дней назад он доставлял рогописное письмо своим бабушке с дедушкой, как первый этап своего взросления, теперь же ему с трудом верится, что это вообще когда-либо происходило.
Окутанный ностальгией по былым денькам и злостью к Алмазным Псам, Боун Мэрроу не сразу заметил ворвавшуюся в помещение небольшую черную фигуру. Подняв взгляд и хорошенько прищурившись, он заметил маленькую черную птицу, прыгающую и клюющую коврик.
— Ворон? — вслух спросил он.
Птица на секунду замерла, уставившись на жеребенка своим черным глазом-пуговкой, прежде чем повернула к нему свою голову и полетела прямо на него.
— А-а-а! — закричал Боун, пытаясь отбиться от нерадивого ворона, и вскоре неуклюже упал спиной на половицы. Сверху на него уселся ворон, краем глаза смотря на него, до сих пор храня молчание. Стряхнув пыль со своей шерсти, Боун также впился взглядом в птицу. — Не смотри на меня так — это неприлично.
Затем ворон каркнул на него, заставляя Боуна вздрогнуть и зажмуриться от страха, как будто ворон собирался заклевать его до смерти. Когда этого не произошло, он медленно открыл глаза, чтобы посмотреть на птицу еще разок.
— Что?
Ворон снова каркнул, повернув свой клюв в направлении двери и двигаясь туда же. Заметив, что Боун Мэрроу не имеет ни малейшего понятия, что от него хотят, ворон громко каркнул и расправил крылья.
Осторожное понимание пробралось в лицо Боуна.
— Ты хочешь, чтобы я последовал за тобой?
Птица смотрела прямо на Боуна, прежде чем каркнуть более мягко и медленно направиться к жеребенку, вскоре запрыгнув на его голову.
— А-а! — завопил Боун, пытаясь стряхнуть птицу со своей головы. — Убирайся!
Ворон решил, что с него достаточно, и полетел ко входу в ратушу, издали каркнув Боуну перед приземлением.
— Я не могу выйти наружу, у меня сразу же будут неприятности! — запротестовал Боун за стойкой ресепшена, до верха которой его голова едва ли дотягивалась.
Это заставило ворона каркнуть еще громче в попытке убедить его, но и это пони пропустил мимо ушей.
Ворон, оглянувшись, вскоре заметил какой-то блестящий предмет на полу. Боун сразу же признал предмет в клюве ворона, как карманные часы своего отца.
— Не трогай это, ты, глупая птица!
Увидя, что затронул жеребенка за живое, ворон прыгнул поближе к дверному проему, дразня его и покачивая цепочку на часах взад и вперед.
— Верни это, птичка! — крикнул Боун, взобравшись на верх стола, после чего рванул к двери прямиком за болеющей клептоманией птицей.
Так как все Алмазные Псы сейчас командовали пони в шахтах, на улицах их было на удивление очень мало, чтобы сильно волноваться об этом. Стараясь идти рысью так тихо, как только позволяла грязная дорога, белый жеребенок-единорог насколько мог не спускал глаз с вороватого ворона, следуя за ним по улицам и переулкам.
Сырая грязь, сломанное оружие и перья усыпали весь город наравне со стрелами, вгрызшихся в стену здания поблизости. Горы тел громоздились на главном перекрестке города, но Боун Мэрроу был слишком занят вороном, чтобы вообще их заметить. Поломанные окна, разрушенные двери и остатки дерева были обычным видом глухого городка, также как и многочисленные кучи мусора и мерзко пахнущие отходы Алмазных Псов. Боун изо всех сил старался избегать грязи, но птица вела его по таким путям, которые он обычно обошел бы стороной.
Заметив, что ворон внезапно нырнул в переулок, Боун воспользовался моментом и побежал так быстро, насколько позволяли его короткие ножки. Заворачивая за угол и ожидая увидеть там уставшую птица, он был застигнут врасплох обезображенным трупом того же самого ворона.
Карманные часы были обмотаны вокруг шеи птицы, изогнутой под неестественным углом, заставляя Боуна в отвращении отвести взгляд. Зажмурив свои глаза и стараясь думать о счастливых моментах в его жизни, он вскоре услышал приближающиеся шаги.
Не особо раздумывая, он рванул за ближайшее укрытие. Разбитая повозка стала его спасением, когда мимо проходили двое громких Алмазных Псов, рычавших и ворчавших друг на друга. Вздохнув с облегчением, он осмотрел мертвого ворона; его мордочка так и источало дискомфорт.
— Я ведь должен забрать эти часы, не так ли? — тихо спросил он сам себя. Собираясь с мужеством дотронуться до мертвого животного путем пранического дыхания и медленного приближения, он вскоре обнаружил себя стоящим почти вплотную к птице, к которой он надеялся вообще не подойдет.
— Как я понимаю, я не могу просто попросить тебя отдать их мне, да? — умоляюще спросил он у мертвого ворона. — Пожалуйста? Я не хочу прикасаться к тебе… ты… мерзкий и мертвый.
Не услышав ничего в ответ от очевидно мертвой птицы, Боун Мэрроу проглотил остатки своей храбрости, чтобы обойти ворона сзади и снять карманные часы с его шеи. Закрыв глаза и отвернувшись, он желал, чтобы птица просто отдала ему эти часы, чтобы ему вообще не приходилось дотрагиваться до нее. Почувствовав тепло на роге, его глаза резко распахнулись, заметив, что он теперь сиял мягким-голубым свечением. То же самое свечение он заметил, когда писал письмо своим чернильным пером.
— Ну конечно! Я использую свою магию, чтобы достать их. Никакого больше контакта с противными мертвыми существами. Фе, — заключил Боун Мэрроу, соскребая воображаемую «гадость» со своего копыта. С твердой уверенностью он сфокусировал свои ментальные силы на птице, чтобы поднять карманные часы с ее тельца со слабой улыбкой решимости на лице.
Постепенно эта улыбка превратилась в животных страх, когда он заметил, что птица начала разваливаться на части. Пойманные его магией, перья ворона начали потихоньку слазить с тела и превращаться в облако пепла, вынудив Боуна бросить в страхе маленький трупик. Пятясь назад к сломанной повозке, он наблюдал, как птица не спеша расщепилась в кучку пепла, оставив после себя только кости. Белая, как снег, окраска, и ни единого кусочка плоти. Скелет.
Трясясь и впившись взглядом в птичий скелет, желая, чтобы это все было только сном, Боун Мэрроу еще больше ужаснулся, когда увидел, что птица не только движется сама по себе, но и медленно встала посмотреть на него в ответ. Яркая вспышка света показалось на периферии зрения Боуна Мэрроу, но все его внимание захватил необъяснимый феномен перед ним. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, он поднялся и начал осторожно двигаться прочь от молчаливого пристального взгляда скелета ворона, пока не заметил карманные часы за которыми он и пришел сюда. Он не мог уйти без них, но это означало, что ему придется подойти к этому существу, чем бы оно сейчас ни было.
— Эм… — тихо окликнул Боун Мэрроу. В этот момент при нем осталась совсем немного его храбрости. — Ты собираешься сделать мне больно?
Ворон просто посмотрел на Боуна, ни осталось ни одного мускула, которым можно было бы пошевелить.
— Только без клевания, обещаешь?
Увидев, что птица скорее всего вообще ничего ему не ответит, Боун использовал свою магию, чтобы подтянуть к себе карманные часы через пыль и грязь, скопившуюся в переулке.
«Я бы хотел, чтобы ты просто отдала мне эти часы и ушла прочь, сумасшедшая костлявая птица», — причитал про себя Боун Мэрроу.
Вскоре за этой мыслью, птица прыгнула вперед и схватила часы своим клювом.
— Только не снова! — заскулил Боун, но вскоре замолчал, когда мертвый ворон принес карманные часы прямо ему в копыта, а после попятился назад. Следом за сконфуженным взглядом Боуна, птица каким-то образом взлетела без перьев и исчезла из поля зрения.
Взглянув наверх, туда, где исчезла птица, а затем на землю, приоритеты Боуна изменились к более насущным, например такие как его отсутствие, когда Алмазные Псы вернутся в ратушу, что означало лишь неприятности у всех пони. Взяв часы в рот — не без жалоб, конечно, — Боун Мэрроу прятался, перебегал, нырял и метался по пути в ратушу да так, что со спины Алмазного Пса не упала ни единого волоска.
Его крошечные копытца увязали в грязи, пока он рысил к ратуше, предвкушая наказание от Алмазных Псов и его отца, разозлившегося, что карманные часы взяли без его ведома, растаяли в его сознании, когда он нашел комфортное место для отдыха. Силистийское солнце заходило вдалеке, и это было время, когда родители Боуна возвращались вместе с остальными жителями города. Он не мог вспомнить имен каждого из них из-за того, что большую часть времени проводил со своими родителями, чем за исследованием Скории, но они ему всё равно все нравились. Самые хитрые уехали поездом вместе со стражей так далеко, насколько могло разыграться его воображение, так что Боун о них не сильно беспокоился.
Его ушки поднялись, как будто услышали какой-то шум, заставляя Боуна поднять голову и осмотреться. Оглянувшись, можно было понять, что ни один пони не подкрался бы к нему без его пристального внимания, поэтому он предположил, что шум пришел откуда-то из передней части ратуши. Ожидая найти более смышленого пони, вместо этого его снова встретил взгляд скелета птицы. Он безмолвно смотрел на него со входа. Полая тень растянулась по всей длине земли, делая ее издалека более зловещей, чем она есть на самом деле.
— Снова ты! — крикнул шепотом Боун скелету.
Расправив крылья и сделав единственный взмах, ворон без единого шума поплыл по воздуху, приземлившись на боку Боуна. Не двигаясь от страха быть заклеванным, Боун вскоре стал свидетелем, как остатки птицы свернулись калачиком и сложили свою голову в грудную клетку, явно пригнездившись на нем. Его уши неуверенно и беспокойно сложились вниз — следует ли ему смахнуть птицу и иметь шанс быть атакованным или просто позволить ему сидеть там до лучших времен. Теперь ему придется объяснить всем, почему на его боку расположился скелет птицы, но он рассудил, что так будет лучше, чем если бы он просто залетел внутрь и раздраконил Алмазного Пса при его возвращении.
— Погоди-ка минутку… — вслух ахнул Боун. Стряхнув скелет птицы со своего бока, он позволил себе взглянуть поближе. — Моя кьютимарка!
Быстро вскочив, заработав тем самым легкое головокружение, Боун потратил секунду на восстановление равновесия, прежде чем продолжить свой веселый танец.
— Я получил кьютимарку! — ликовал он, переводя взгляд с одного бока на другой, дабы всерьез убедиться, что это наконец свершилось. Это был щит, или, может, меч со щитом! Это…
— А? — выпалил Боун, сведя на нет все веселье и встав как изваяние. При его ближайшем рассмотрении, и скелета тоже, Боун Мэрроу осознал, что его кьютимаркой был череп того ворона. Его губы в разочаровании задрожали вместе с остальным лицом. Боун со злостью сел на круп, скрестив копыта на груди.
— Мой особый талант — создавать скелеты птиц, — изложил он констатирующим тоном. — Мертвые птицы… снова живы, но и одновременно мертвы.
Глядя на птицу, Боун обнаружил, что и она смотрит на него в ответ. Он мог поклясться, что птица пожала плечами.
— Ну, по крайней мере, это не вязание.