Лишняя

27. С такими друзьями...

Пожалуй, самая "повседневная" — и самая длинная — глава этой части. Прошу любить и жаловать)

День сегодня начался необычно: меня растолкала Твайлайт и, пританцовывая от нетерпения, позвала смотреть рассвет. На моё сонное недоумение единорожка пояснила, что это явление — большая редкость и знак особо хорошего настроения у принцессы Селестии, как и закат. В иные времена бывали даже поколения пони, которые такого никогда не видели! Поняв, что теперь уже всё равно вряд ли засну, я со вздохом потащился за восторженно гарцующей Твайкой на балкон.

— Привет, Спа-а-ы-айк, — не удержал я зевок, здороваясь с уже устроившимся там дракончиком.

— Э-э… Привет, — неуверенно отозвался тот.

Пони, похоже, были в полном восторге — на улице было необычайно… многолюдно для столь раннего часа. Заприметил несколько фотографов, пару художников с мольбертами, спешащих изобразить величественную картину восходящего солнца, расцветившего горизонт алым, оранжевым и розовым. А красиво, всё-таки…

…

Из домика-дерева я на этот раз вышел налегке. Без брони и сумок было как-то даже непривычно, но сейчас хотелось просто немного прогуляться да свернуть потом на озеро, уделить внимание полётам.

Насыщенный вчера день вышел… Последняя пара дней, даже. Тия, конечно, заставила понервничать, но в общем, пожалуй, поездка оказалась небесполезной. А ещё я стряс с большой белой лошади четыре пригласительных, которые вчера вечером славно подняли мне настроение, когда, с наказом «Чур, никому!», их раздавал по очереди. Будет поняхам сюрприз, когда на праздник, в итоге, приедут они все, — я довольно улыбнулся. Да-а… Пинки так вчера обнимала, что рёбра хрустели, Рарити скакала, растеряв весь свой лоск, как будто она — Свити, получившая кьютимарку, Флаттершай… Флаттершай отмалчивалась и пряталась в гриве — пришлось просто оставить приглас на столе. Ну, чего-то такого я, пожалуй, от неё и ждал…

Прищурившись, скосил глаза в сторону солнца. Хорошо одному гулять: никто не подходит, от мыслей не отвлекает…

Мысли же, тем временем, перетекли на извечную мою проблему: чем себя занять и как начать зарабатывать на жизнь самому? Я сейчас гожусь разве что вышибалой в клубе буйных успокаивать: большой, страшный… А других достоинств, считай, и нет. Пока магия не восстановится — и не будет. Нет, конечно, на ферме я работать и сейчас смогу, пожалуй, но…

— Ух ты! Плинцесса! — вернул меня к действительности восторженный детский голос.

Я опустил взгляд и обнаружил перед собой лимонного цвета маленькую земнопоньку с зелёной гривой и такими же глазищами, восхищённо рассматривающими меня из-под чёлки.

— Ты меня с кем-то путаешь, — негромко усмехнулся я в ответ.

— Не-а! — помотала головой жеребёнка. — У тебя лог есть! И клылья! Значит, ты — плинцесса!

Я огляделся, выискивая её родителей, почему-то не поспешивших убраться куда подальше, да ещё и ребёнка отпустивших ко мне. Знакомая ещё по прошлой жизни картина заставила на мгновение прикрыть лицо кончиком крыла, закатив глаза.

Спинами ко мне, по улице медленно дефилировали две кобылы — синяя пегаска и кремового цвета земнопони с зелёными гривой и хвостом, в которой без труда опознавалась мама жеребёнки. Клуши увлечённо трещали между собой о чём-то невероятно важном, абсолютно потеряв из виду реальный мир и не обратив внимания даже на быстро пустеющую улочку.

Сразу представилось, как несколько минут назад маленькая поняша, изнывая от скуки, вертелась рядом с этими болтушками, грустно уговаривая: «Мам, ну пойдём! Мам, я есть хочу! Ну мам!»

— Скучаешь? — сочувственно взглянул я на жеребёнку.

— Угу, — грустно вздохнула та. — Домой хочется… А мама опять встретила тётю Стрим и не хочет домой идти… А я устала!

Вот интересно, если я её сейчас с собой позову и уведу куда глаза глядят — как скоро это заметят? Бросили ребёнка без присмотра… Напрашиваются.

— Устала, говоришь? Хочешь, покатаю? — улыбнулся я поняше. — Будешь потом всем рассказывать, как на принцессе каталась!

— Плавда-плавда?! — та, округлившимися глазищами, неверяще посмотрела на меня.

— Конечно, — серьёзно кивнул я. — Так что?

— Иии! Хочухочухочу! Можно да? Ух ты! — запрыгала вокруг восторженная земнопони. — Меня покатает плинцесса! Меня покатает плинцесса! Меня покатает… хух… плинцесса!..

— Держись! — я подхватил поняшу магией и, под радостный писк, аккуратно перенёс себе на спину, чуть приподняв крылья, чтобы жеребёнка не навернулась ненароком.

— Ух ты! Как высоко! — на моей спине потоптались, покрутившись туда-сюда, и опёрлись копытцами о приподнятое крыло. — Мама, мам, а меня плинцесса катает! Мам! Мама! А меня плинцесса катает! Мам, ты слышишь?! — восторженно заголосила поняша.

Я не смог сдержать улыбку. Приподняв крылья повыше — от греха — взялся догонять болтушек, периодически улыбаясь от реакции маленькой кобылки на происходящее.

— Тётя плинцесса, вы такая высокая! Вы даже в окно можете посмотлеть! О, а давайте посмотлим? Давайте? Вон в то! — потеребив меня за гриву, указала копытцем на окно первого этажа чьего-то домика поняша.

— Давай, — коротко хохотнул я и свернул с дороги на газон.

— Нечестно! — возмутилась кобылка и недовольно тряхнула гривой, когда мы подошли: окно было занавешено изнутри. — Чего они от всех плячутся?

— Ну, не так чтобы от всех… — протянул я, также бросив взгляд на окно.

— Санни! О-ох… — раздался со стороны дороги сдавленный, полный ужаса, полувскрик-полувсхлип.

— О, мам! Смотли, а меня плинцесса катает! — обрадовалась наконец полученному родительскому вниманию жеребёнка.

Я, нацепив на лицо равнодушное выражение, нарочито медленно развернулся к шокированной кобыле и неторопливо двинулся вперёд.

Та не убегала и даже не сводила с меня пронзительного взгляда полных слёз серо-голубых глаз, в котором смешались отчаянная мольба и крайняя степень ужаса.

Что, болтушка, детей у тебя, оказывается, не так много, чтобы их девать было некуда, да? Честно — чего-нибудь тебе хочется сказать «приятного», но… В гиперопеке ведь тоже нет ничего хорошего. Перестанет девчонку из дома выпускать, начнёт запрещать с друзьями гулять, будет её везде с собой таскать…

Ладно. Как она дочь позвала? Санни?

— Санни, домой хочешь? — повернул я голову к жеребёнке. До сих пор удивляет возможность пусть и одним глазом, но без особого труда смотреть на собственную спину…

— Не! — помотала головой поняша. — С вами так здолово!

Со стороны взрослой кобылы донёсся сдавленный всхлип.

— Плавда же, мам? Э-э… Мам? — моментально растеряла всю свою весёлость жеребёнка, взглянув на маму. — Мам, тебя обидели? А? Мам? Э-э… Тётя плинцесса? — осторожно подёргали за гриву меня.

— Да, Санни?

— С вами холошо, плавда-плавда, но можно я к маме пойду? — неуверенно переступила на моей спине малышка-пони.

— Конечно, — краем губ улыбнулся я и, подхватив ту телекинезом, под восторженный писк, аккуратно спустил на землю.

— Ой, как здолово! Спасибо вам, тётя плинцесса! — поняша попыталась изобразить поклон. — До свиданья!

— До свидания, Санни, — снова не удержал лёгкую улыбку я. — Присматривай за мамой, чтобы она… не потерялась, — на последних словах я, стерев с лица всякий намёк на эмоции, мрачным тяжёлым взглядом посмотрел в глаза матери кобылки. Судя по тому, как она сжалась, определённый воспитательный эффект был достигнут.

— Холошо, я плисмотлю, — серьёзно кивнула мне Санни и, повернувшись, побежала к маме. Я, тихо хмыкнув, развернулся и двинулся прочь по дороге.

— Мам, я кушать хочу! Мам! — прозвучало за спиной, вызвав у меня очередную улыбку, от которой показавшийся на пороге своего дома пегас поспешил шарахнуться обратно внутрь, поскорее захлопнув дверь. Улыбка превратилась в усмешку.

Отойдя на пару десятков шагов, я обернулся.

Кобыла, прижав дочь к себе как самое драгоценное сокровище на свете, заливалась слезами, а та, ничего не понимая, пыталась выбраться из обьятий матери.

Я, поспешно отвернувшись, зашагал в сторону рынка.

Не торопись убегать от маминых объятий, Санни. Настанет день, когда захочется их ощутить, но возможности уже не будет…

…

На подходе к рынку я заметил у края площади нерешительно мнущуюся жёлтую розовогривую пони с сумками на боках. Знакомая картина… Только чего она здесь стоит? Словно на рынок нужно, но очень-очень не хочется.

Не собирался туда сворачивать, но грустная Флаттершай — это вероятная возможность кого-нибудь побить. Самое оно, чтобы избавиться от мрачных мыслей…

Натянув на лицо более приветливое выражение я подошёл ближе, погромче вбивая копыта в мостовую, чтобы кобылка наверняка услышала моё приближение.

— Здравствуй, Флаттершай!

— Мама! Ох… Ой, простите… Я вас не заме… О-ох! — подскочила пегаска, обернувшись и заметив, кто именно с ней поздоровался. Ну и для кого я топал, спрашивается?

— Только не падай, пожалуйста! — скороговоркой попросил я поняшу, у которой, судя по виду, едва сердце от испуга не остановилось.

— Извини… — прошептала что-то она, спрятавшись за гривой. Расслышал только первое слово.

— Как твои дела? — не оставил я надежды завязать разговор.

— … — тихо пискнула что-то пегаска.

Я подавил вздох. Да что ж ты такая?.. Такая! Нормально же общались вчера! Ну… почти. Почти общались, м-да…

— У тебя всё в порядке? Ты, кажется, давно уже тут стоишь? — предпринял я ещё одну попытку.

— Ну… — вздохнув, прошелестела ответ в свою розовую гриву пони.

Я не выдержал и на этот раз всё-таки вздохнул. Вот что ты будешь делать?

М-да, со мной она говорить не будет… Но, ёлки, не просто же со скуки она здесь мнётся — явно что-то не так. Я скользнул по округе задумчивым взглядом.

Погоди-ка… О!

На рынке за одним из прилавков, заполняя его яблоками из тележки, суетилась знакомая оранжевая пони. Замечательно. Вот она Флатти и разговорит.

— Пойдём, — двинулся я в сторону Эпплджек, одновременно крылом подталкивая туда же Флаттершай.

— Ой!.. М-м… А может… Ну… Может лучше… М-м… — едва слышно запаниковала покорно идущая со мной кобылка.

— Надо, надо. Тебе же самой, в первую очередь, — отмёл я возражения.

— Пока, сахарок! Кушай на здоровьице! — подойдя, услышал я как напутствовала покупательницу прервавшая ради неё выкладку товара ЭйДжей.

Та, кивнув в ответ, повернулась и, увидев прямо перед носом меня, шарахнулась в сторону, выпустив изо рта авоську. Яблоки покатились по мостовой. Обогнув незадачливую бирюзовую земнопони по дуге, я, под мрачным взглядом Эпплджек, двинулся к прилавку.

— Найтмер, помоги ей! П-пожалуйста. Н-ну… Если, можно, конечно…

Я с удивлением взглянул на Флаттершай, перевёл взгляд на ловящую раскатившиеся яблоки кобылку с подозрительно блестящими глазами, обратно на Флаттершай, смотрящую на меня просящим взглядом…

— Ладно. Раз уж ты просишь… — сдался я и зажёг рог, подхватывая один из плодов и левитируя его под нос расстроенной поняше. Та, удивлённо обнаружив перед собой яблоко, оглянулась и вздрогнула, вновь увидев меня.

— Собирай давай, — недовольно посоветовал я этой трусихе, кивнув на авоську и подхватывая следующее яблоко.

Одно протянула той Флатти, ещё одно — кто-то из наиболее смелых прохожих…

Передав кобылке последнее яблоко, я сделал шаг к прилавку Эпплджек.

— С-спасибо… — сбивчиво раздалось за спиной. — Это… Возьмите, п-пожалуйста…

Я обернулся — пугливая пони протягивала мне одно из спасённых яблок.

— Флаттершай угощай, — мысленно отмахнувшись, кивнул я на неуверенно улыбающуюся пегаску и, наконец, обернулся к Эпплджек. Та, было похоже, вышла из-за прилавка чтобы помочь, но почему-то так и не подошла.

— Приветствую, — кивнул я фермерше.

— Приветствую, Найтмер… — эхом отозвалась та, смерив меня задумчивым взглядом, после чего перевела его мне за спину, где, судя по звукам, бирюзовая кобылка пыталась вручить яблоко отчаянно стесняющейся Флатти.

— Не знаешь, почему Флаттершай битый час мялась у входа на рынок и боялась входить?

Фермерша недоумённо посмотрела на меня.

— Не-е… Слуш, я ток пришла — даж товар ещё не весь тут, Маки скоро вторую тележку должон привезти… А в чём дело-то?

— Да мне вот тоже интересно, в чём — но мне наша робкая подруга говорить стесняется… — поморщился я. — Надеялась, может ты знаешь.

— Хм… — окинула меня каким-то странным взглядом ЭйДжей. — Нет, но раз такое дело — спрошу. Мож ей помощь какая нужна… Хэй, Флать, привет! — взмахнула она копытом, привлекая внимание до предела смущённой пегаски, удерживающей в копыте яблоко.

…

Гррр!

Проклятье!

Стоял в сторонке, ждал, когда ЭйДжей разговорит Флаттершай, никого не трогал… А потом пришёл Биг Мак, привёз ещё яблочек…

И притащил с собой очень «актуальную» сейчас ассоциацию, невольно заставив вспомнить треклятую экванолога с её «должным усердием», мать его!

Отвернувшись от разгружающего тележку жеребца и резко тряхнув головой в попытке избавиться от навязчивой картинки со мной, Маком, стонами и вскриками, я с негодованием почувствовал, как пылают щёки и уши.

И надо же было Эпплджек закончить разговор с Флатти именно сейчас!

Фермерша подошла, открыла рот, собираясь заговорить, удивлённо моргнула, пару раз перевела взгляд между мной и братом и, со стуком сомкнув челюсти, мрачно уставилась на меня.

— Эт… Я, конеш, понимаю, что на луне у тя никого не было долго, но если те хочется, чтоб тя жеребец покрыл хорошенько или ещё чего такого, то заглядываться на моего брата брось! Ясн?! Мож, конеш, ты и правда исправилась, а не дуришь нам тут головы, но лучше вообще подальше от него держись! Он приличный пони, а не какой-то там…

А-а…

Я немигающим взором уставился в пространство куда-то над шляпой ЭйДжей, чувствуя, как нервно дёргается щека, а в голове со скрежетом, одна за другой, заклинивают шестерёнки…

Э…

Но…

Э-э…

Да как она!.. Да я же!..

— Эй, Найтмер, ты эт чего?

— Ага… — сомнамбулически кивнул я и, развернувшись, на деревянных ногах двинулся к выходу с рынка.

— Слух, эт… Извиняй, что я так резко, а? Прост, это… Не, если Маки те нравится — встречайтесь конешн, но ток если сё правда серьёзно! — догнал меня добивающий «снаряд», заставив споткнуться на ровном месте.

Выйдя с рынка и сойдя на обочину, я резко тряхнул головой и быстро сделал несколько глубоких вздохов, отходя от ступора. Теперь знаю, как это — выпасть в «синий экран»…

На самом деле сложно сказать, что больше вывело меня из себя — слова фермерши или реакция собственного тела, которое, судя по слегка онемевшим и отказывающимся плотно складываться на боках крыльям, намекало, что мысль про жеребца ему по нраву…

— Найтмер, эт… Я не хотела тя обидеть, честн, — догнала меня Эпплджек. — Вот, возьми чтоль… — протянула она мне сразу три хитро приклеившихся к копыту яблока.

— Не надо, я не в обиде, — вяло отмахнулся я. — Просто твой брат… Одну ассоциацию вызвал, из прошлого. Не ту, какую вообще хотелось бы вспоминать… Так что встречаться с жеребцами я вообще не планирую. Ладно, что?..

— Так тебе кобылы больше нравятся чтоль? — неодобрительно качнув головой, перебила меня фермерша.

— Да я всех вас ненавижу: и жеребцов, и кобыл! — мрачно отбрил я лезущую не в своё дело земнопони. — И хватит об этом.

ЭйДжей, прищурившись, пристально посмотрела на меня.

— Что у Флаттершай случилось? — вернулся я к изначальной теме.

— Эт всё ты, — недовольно фыркнула фермерша. — Я, конеш, понимаю, что тот деятель сам напросился, но твои угрозы тут не ток он слышал… В общем, из-за тебя Флатти никто ничего дороже одного бита продавать терь не решается, некоторые вообще говорят: «Бери что хочешь и уходи!». А она так не может! А просить поднять цену — стесняется…

Заня-атно…

— Так что за едой ходить Флаттершай робеет и живёт терь впроголодь, твоими усилиями, — с нескрываемым укором завершила рассказ ЭйДжей.

— Понятно, — помедлив, задумчиво протянул я. — Подумаю, что можно сделать.

— Ток не бей никого, лады? — покосилась на меня из-под шляпы земнопони.

— Обещать не буду, — мрачно усмехнулся я фермерше. — Всего хорошего, Эпплджек.

Взмахнув крылом на прощание, отвернулся от прилавка, куда мы с ЭйДжей незаметно успели вернуться за разговором, и двинулся к смущённо мнущейся в стороне Флаттершай.

Что делать с ситуацией я, честно говоря, слабо представлял. Ну да, косяк, но вот как его исправлять? Построить торгашей на рыночной площади и наорать на них всех? Сказать, что мне принципиальна честная цена, а не низкая? Ну ага — спросят же, какая, по-моему, честная… Какая-какая… Средняя! Нормальная! Блин, сплошные общие слова, которые каждый истрактует так, как ему удобнее! Проблему это не решит… Или?.. А-а, зараза! Не знаю я!

Хрен бы с ними со всеми, короче! Флаттершай я должен? Вот. Сходить и купить за неё, раз уж она сама стесняется — несложно, тем паче я всё равно не знаю, куда себя деть. Вот и помогу тогда.

Приняв решение, я, теперь уже быстрым, решительным шагом, подошёл к неуверенно ковыряющей землю копытцем пегаске.

— Пошли, — коротко приказал я.

— К-куда? — нерешительно отступила на шаг пони.

— За покупками тебе. Сама стесняешься — так меня бы сразу попросила, — обозначил лёгкую улыбку я.

— Ой… М-м… А… Ну… Может… — попыталась уменьшиться Флатти, снова спрятавшись за гриву.

— Если хочешь — сама сделаю, — пожал крыльями я. — Давай список покупок, сумки, деньги и иди домой или, вон, в кафешке посиди, — кивнул я на соответствующую вывеску.

— …! — Едва слышно пискнула пегаска.

— Понятно всё… — безнадёжно взмахнул передней ногой я и стянул с неё сумки телекинезом. Заглягул внутрь, обнаружив в одной лист бумаги, на поверку оказавшийся искомым списком, кошелёк, и кое-как приладил стандартные перемётные сумки на шею. Неудобно, блин…

— Ой!.. Это… Не надо, я… — попыталась изобразить решительный протест пони.

— Иди, выпей чего-нибудь, — телекинезом поднял я переднюю ногу собеседницы и положил на копыто полегчавший кошелёк: половину монет ссыпал в сумку. Полагаю, оставшегося мне хватит. — Как закончу — гляну тебя в том кафе. Если не найду — разгружусь у тебя дома. Всё, отдыхай.

Я достал список и, решительно развернувшись, направился к прилавкам, заодно позволив сдерживаемой улыбке выбраться на лицо.

Я сегодня не спешу, помочь Флаттершай мне несложно, тем более, если в процессе получится об кого-нибудь паршивое настроение почесать. Сцена с Санни и её мамой неожиданно больно резанула по сердцу…

Воспоминание немедленно стёрло улыбку с лица.

Рынок, тем временем, пытался жить своей обычной жизнью: зазывали, продавали, приценивались, покупали, просто общались… Но всё это — стараясь не привлекать внимания. Моего. Стоило лишь взглянуть на золотистого пегаса с тёмно-фиолетовой гривой, торговавшего всякими фруктами, как он на полуслове оборвал свой призыв «подходить, покупать фрукты! Лучшие и свежайшие!» и, приклеив на лицо нечто, отдалённо напоминающее улыбку, сжался за прилавком. Только что подошедшая к его лавке покупательница, заметив произошедшую метаморфозу, обернулась и, сбледнув, отошла на несколько шагов, обозначив поклон и сделав приглашающий жест.

Ответив единорожке кивком на её необычное приветствие, я навис над прилавком и его хозяином, погрузив последнего в свою тень: солнце светило со спины. Пегас нервно сглотнул.

— Зд… З-здравствуйте, м-миледи! Чем?.. Это… Чем вам может помочь с… скромный в-владелец рыночной лавки? — запинаясь, выдавил жеребец.

— Приветствую, — коротко кивнул я. — Лимоны. Две штуки. Груши. Пять штук. Бананы. Тоже пять штук.

— С-сейчас-сейчас! — засуетился продавец, набирая мой заказ в бумажные пакеты. Надо же, не знал, что тут такие есть. — В-вот… это… пожалуйста.

Я переправил пакеты в сумку и молча уставился на пегаса. И?

Пегас прижал уши и снова нервно улыбнулся. Получилось так себе. Такое было ощущение, что больше он ничего говорить не собирался.

— Сколько? — обрубил начавшую затягиваться паузу я. Жеребец дёрнулся.

— Э-э… Это… Н-нисколько! Это… Это п-подарок! Подарок, да! — выдавил тот из себя пластмассовую улыбку и нервно сглотнул.

— Уверен? — прищурился я.

Торговец часто-часто покивал головой.

За спиной неожиданно раздались осторожные шанги. О, очередь. Не думал, что кто-нибудь осмелится… Я смерил взглядом дрожащего жеребца перед собой. Знаешь, не стану я тебя уговаривать — к чему заставлять других ждать?

— Один бит, — со вздохом констатировал я, хлопнув на прилавок монету. Кто тебе злобный Буратино? Не хочешь — как хочешь. Меня, в принципе, всё и так устраивает…

— Н-найтмер! Но… Но так… Э-эм… Н-нельзя… — тихим и робким голоском неожиданно возмутились сзади, когда я уже было начал поворачиваться, чтобы уйти. Я оглянулся на голос. Флаттершай поспешила спрятаться за гривой.

Вот не сиделось тебе, а?.. Впрочем… Хм, может, и хорошо, что она пришла…

— Ладно. Тогда как можно? — отступил я от прилавка и сделал приглашающий жест. Давай, подойди, покажи, как надо. Либо пересилишь себя и сама дашь честную цену, либо своим стеснением покажешь и мне, и себе правильность моего подхода.

— Э-эм… Ну… Я… — пегаска, сжавшись, попятилась.

— Ага… Значит, я всё делаю правильно, да? — изобразил я радость на лице, внаглую сгрёб с прилавка грушу и смачно откусил. Захрустело. Твёрдый сорт, зараза. Не люблю такие. Но сладкая.

— Н-нет! — пискнула Флатти и затравленно закусила губу.

— Увы, по-другому не умею, — повёл я крылом, закинув в пасть оставшуюся половину груши. — Поэтому, — дожевал я, — если хочешь спасти этих купцов от знакомства со мной, сама называй честную цену. Или я приду и помогу с покупками.

Флатти молча упёрла взгляд в землю, её ушки печально поникли.

Я со вздохом подошёл к пегаске.

— Флаттершай, послушай… Там, в замке, ты единственная заступилась за меня, вышла и сказала Селестии «нет». Самой принцессе! Ради никому не нужной злодейки!

— Э-эм… Но… Н-найтмер!..

— Так почему ты не можешь сказать этого торгашу на базаре? Ты можешь! Они не страшнее принцессы.

— Н-но… Но это, э-эм…

— Другое? Нет, Флаттершай. Ты, верно, хотела возразить, что чья-то жизнь — это не то же, что пакет фруктов? То же! Это твоя жизнь, твоя и твоей живности, которую нужно накормить. Я слышала, у тебя есть медведь? Ты ведь знаешь, что он будет есть, если ты не накормишь его ягодой или мёдом?

Кобылка вздрогнула и, побелев, неуверенно кивнула.

— Так что давай, возьми деньги и иди спасать своих зверей от голода.

— Я… Ну… Я… Я попробую… — выдавила пегаска наконец.

— Ты молодец, Доброта. Справишься, это просто, — постарался приободрить её я, передавая сумки с покупками и деньги обратно хозяйке.

— Найтмер! А как же… Ну… — неуверенно взглянула она в сторону давешней лавки с фруктами, продавец которой всё ещё напряжённо наблюдал за мной.

— Он сказал — подарок, — пожал крыльями я.

— Н-но… Но это неправильно!

— Его товар — ему виднее, — хмыкнул я.

— Э-эм… — призадумалась Флатти. — Нет, это… Это неправильно, Найтмер! — пони заглянула в сумку и неожиданно ловко извлекла из неё несколько монет. — Ты можешь… Э-эм… Передать… Ну… Передать ему? Пожалуйста?

— Как пожелаешь, — подхватил я деньги магией.

— Спасибо… — отчего-то смутившись, поспешила спрятаться за гривой пегаска. — Я, наверное, пойду, да? Ну…

— До свидания, Флаттершай, — кивнул я. Конца фразы вновь не услышал, но предположил, что ответил верно. Кобылка, несмело улыбнувшись, чуть поспешно развернулась и двинулась прочь.

Я, улыбнувшись уголками губ ей во след, повернулся и, коротко поразмыслив, подошёл к продавцу фруктов, на лице которого явно читалась злость на себя, что не свалил раньше.

— Держи, — хлопнул я на прилавок стопку монет. — Тоже… подарок.

Жеребец затравленно кивнул.

— И вот ещё… Всех коллег по торговле здесь знаешь? — пристально взглянул я ему в глаза.

— Н-нет, гос… госпожа, — спотыкаясь, ответил тот, поспешно отведя взгляд.

— Значит, познакомишься, — кивнул я сам себе. — Кобылку, с которой я беседовала, Флаттершай, видел? Донеси, будь так добр, до коллег, что торговаться с ней нельзя: сколько заплатит — столько и правильно, понял?

— Д-да, я п-понял, госпожа! — как болванчик закивал жеребец.

— Тем, на кого она пожалуется, что занижают или завышают, от меня достанутся переломы разных мест. В подарок. Это ясно?

— Д… Да! — судорожно сглотнул торговец.

— Надеюсь. Не напутай ничего. Всего доброго, — улыбнулся во все зубы я перед тем, как отойти. Будем надеяться, вопрос закрыт…

За спиной послышался звук упавшего тела.

Слабак.

…

Покинув рынок, я остановился в тени дерева: утренняя прохлада истаяла под яркими лучами солнца и на улице постепенно становилось жарко. Вдобавок, пегасы разогнали все облака, и лишь лёгкий ветерок не позволял превратиться миру в духовку. Тия свою лампочку поближе придвинула что ли? Я усмехнулся, представив, как пишу принцессе письмо с просьбой поднимать своё светило подальше от поверхности. И ведь, главное, им всем нормально, похоже, а мне одному жарко: опасливо шмыгающие мимо меня прохожие не выглядели замотанными жарой, кое-кто на мгновение даже радостно подставил мордочку солнцу, блаженно прикрыв глаза.

Вздохнув, я лениво повёл взглядом, бездумно рассматривая окружение… И замер, когда глаза выхватили какую-то странную деталь. Вон, пони, которого сторонятся прохожие. Стоит в тени дома, смотрит на меня. Недалеко — метров двадцать. В плаще — что странно — с глубоким капюшоном — что уже подозрительно. Порыв ветра сдвинул капюшон, и острый глаз аликорна позволил мне также мельком увидеть лицо плащеносца. Глаза с узким зрачком и клыки, мелькнувшие, когда тот… вернее, та — недовольно скривилась, поправляя капюшон. Интересно… Я шагнул в сторону незнакомки и…

— Приветики, Найт!

…рефлекторно шарахнулся назад, когда прямо передо мной словно из ниоткуда, в стиле картинки-скримера, возникла Пинки Пай.

— Я так рада тебя видеть! Что ты тут делаешь? Я по тебе соскучилась! — привстав на дыбы коротко обняла меня поняша, одновременно не давая слова вставить.

Я поспешно приставил копыто к её губам в жесте «Тихо!», одновременно пытаясь высмотреть ту кобылу в балахоне. Пинки, замолчав, проследила за моим взглядом. А-а, без толку уже. Испарилась — кто бы она ни была.

— Я поняла, что ты тут делаешь, — понизив голос, сообщила розовогривая. — Ты шпиона ищешь, да? Стр-рашного, в плаще!

Откуда она?.. — вылупился я на неё.

— Догадка просто, — улыбнулась кобылка. — Угадала, да? Правда угадала?

— Угадала, — буркнул я, выдохнув. — Тут стояла, наблюдала за мной. Кобыла в тёмно-синем плаще с капюшоном. Если мне не показалось, с такими же как у меня глазами и клыками.

— Ух ты! — восторженно притопнула Пинки. — Наверное, это фестралка! Ну знаешь, эти ночные пони с крыльями как у мышей! Здорово! А ещё я её не знаю, потому что фестралов в Понивилле не живёт! А это значит, что она здесь новенькая и ей нужны друзья! Интересно, она надолго приехала? О, о, я придумала! Нужно познокомить с ней тебя! Тебе нужны друзья, ей нужны друзья, а раз вы похожи, то…

— Не части, Пинки, — попросил я. — Друзей у меня достаточно. А вот зачем она за мной следила — это уже интересно…

Особенно в свете того, что фестралы, насколько я могу судить, работают на Луну… Не нравится мне это…

— Ошибаешься, Найт, — вмиг посерьёзнев, качнула головой земнопони. — Друзей никогда не бывает много или, как ты сказала, достаточно. Всем вместе всегда лучше, чем поодиночке.

Я хмыкнул. Отсутствие друзей, может, и печально, но оно имеет неоспоримый плюс: предавать тебя некому.

— И почему ты думаешь, что она следила? — взглянула на меня Пинки. — Она же новенькая! Просто смотрела, наверное. Ты же аликорн! Я, в первый раз — ну, тогда, в ратуше — тоже так смотрела и думала: «Ого, аликорн!»

— Ага. А плащ с капюшоном, по которому сложно даже понять, пони там или грифон какой-нибудь, она от дождя нацепила, — покивал я и демонстративно уставился в безоблачное небо.

Вот интересно: был ли под тем плащом кинжал? Луна просто наблюдает или… собирается закончить начатое на луне? Ведь сейчас, пока я не представляю из себя ровным счётом ничего, самое подходящее время…

Я поёжился, остро ощущая себя голым без привычной тяжести пусть и символической, но брони.

…

Тренировка сегодня вышла короткая и не принесла никакого удовольствия: проклятая фестралка не шла из головы, как и мысли о том, что Луне живая Найтмер нужна ещё меньше, чем Селестии. В результате, поймав себя на том, что стараюсь держаться подальше от зарослей камыша, а суша крылья — периодически нервно оглядываюсь, я окончательно разочаровался в идее тренироваться сегодня: и без нервов процесс шёл ни шатко, ни валко из-за жары… В общем, сделав всего два взлёта — и два заплыва — я, в мрачном расположении духа, вернулся в библиотеку. Твайлайт там не было, Спайка не было, еды — тоже не было, к моему особенному разочарованию. Вяло пожевав сделанных на скорую руку бутербродов из хлеба с огурцами и помидорами и запив их водой я понял, что это бесполезно и надо поесть по-нормальному.

Готовить было влом — да я теперь уже и не умел особо: кому тут нужно умение жарить острые куриные крылышки или говяжью печень с луком и яблоками? Мог бы сварить гречки, но её не было. Был рис, который у меня всегда выходил просто отвратительно, да манка с овсянкой, которые я никогда за еду не считал и потому готовить просто не умел.

Со вздохом обозрев кухню в последний раз, я поднялся на второй этаж, где в углу, на стуле рядом с туристическим ковриком — спасибо Пинки, если бы не она — спал бы на полу, — лежали нагрудник, шлем и висели мои наплечные сумки, а под — стояли накопытники. Придётся наведаться в какой-нибудь общепит… Но для начала оденусь: так будет спокойнее…

Нацепив снаряжение, я вновь задумался над шлемом и уже было собирался надеть его, но, вспомнив, как пекло солнце на улице, передумал. Металл же, нагреется — и башка внутри запечётся нафиг… С сожалением отложив шлем обратно, я поспешил покинуть «Золотой дуб».

Идеи, куда именно пойти, правда, отсутствовали… Не знал я тут никаких кафешек-ресторанов, нафиг были не нужны… К Пинки зайти? Но у неё одни сладости, а хотелось чего-то более серьёзного… Ай, пофиг! По дороге что-нибудь найду! Отмахнувшись от мыслей, я двинулся куда глаза глядят.

…

— Привет, Скут. Не в обиду, но ты выглядишь хуже, чем я себя чувствую.

— Драсьте… — вяло, под стать выражению лица, отозвалась та.

Собственно, потому я и подошёл, когда наши пути случайно пересеклись. Выглядела малая… не очень. Мрачнее тучи выглядела. Нехорошо.

— На тебе лица нет. Всё в порядке? — не стал я ходить вокруг да около.

— Да, конечно! Всё нормально! — поспешно ответив, попыталась изобразить улыбку Скуталу.

Охотно верю.

— Уверена? — пристально глянул я.

— Да, я!.. Я не знаю. Нет, не уверена, — тяжко вздохнув, констатировала она, уставившись себе под ноги.

— Помощь нужна? — осведомился я. Кого-кого, а эту пегаску бросить наедине с проблемами у меня бы рука не поднялась.

— Сама разберусь! — вскинулась та.

— Точно? — прищурился я. Сомнительно что-то. — Что у тебя стряслось хоть?

Скуталу поморщилась, предпочтя промолчать.

Откуда она идёт, кстати? Улочка эта, насколько я знаю, относительно новая, пока ещё толком не застроенная. Проложена, в основном, ради весьма немаленькой больницы, явно «на вырост» городку… Погоди… На основании крыла пегаски как раз болтается авоська с яблоками. Вариантов немного, в таком случае: не из расположенного на этой улице бара же она их несёт?

— Дэш? — предположил я и, судя по тому, как сникла и сгорбилась пегасёнка, попал в точку.

— Угу, — вздохнула собеседница, осознав, что молчать дальше бесполезно. — Я тут после школы её проведать зашла, яблок, вон, принесла и всё такое, а она… В общем, она меня видеть больше не хочет, как я к вам туда приходила, после того, ну… случая. И учить меня летать она больше не будет, похоже… — совсем повесила голову Скут. — И мириться она тоже не хочет… Вот и… — кобылка пнула камешек, лежащий на дороге, с шелестом влетевший в кусты. — Ладно, ничего, придумаю что-нибудь.

Голос пегаски, чьи глаза подозрительно блестели, предательски дрогнул на последних словах.

К-колбаса конская! Трэш ты, а не Дэш! Представляю, что сейчас чувствует жеребёнка, которую просто послал её кумир, ещё и отказавшись учить летать — это с её-то проблемой!

Покуда мы молча цокали копытами по дороге, я мучительно пытался сообразить, что тут можно сделать. На ум приходило разве что прийти к этой крашеной и пообещать, что если она не возьмётся учить дальше, и Скуталу не полетит — сломаю ей крылья и скажу, что так и было! Скут не летает — ну и ты пешком ходи. «Крутая», блин. Но, боюсь, этого не оценят. Впрочем, а мне не пофиг ли, а? Тем не менее, лучше оставлю этот вариант напоследок. Хорошо бы найти кого знающего в качестве тренера вместо этой пустоголовой…

— Летний учебный сезон же начался уже? Как в школе дела? — попытался перевести я тему на что-то нейтральное, поняв, что вряд ли сейчас придумаю толковую идею.

Чуть успокоившаяся за время молчания пегасёнка помрачнела снова.

Блин, а тут-то что… А-а, проклятье! Наш тот разговор — совсем из головы вылетело! Судя по реакции — не сработало, если вообще хуже не стало.

— Та-ак… — протянул я. — Разговор не помог?

— Да не, помог… Тиара и Спун меня теперь по соседней улице обходят, — невесело усмехнулась Скуталу. — Сегодня, вон, пристали к новенькой — Эппл Блум вроде её зовут — так мне одного взгляда хватило, чтобы они убрались! Вместе с новенькой… В общем, эти задаваки от меня теперь подальше держатся. И большая часть знакомых тоже. Да даже Черили к доске старается не вызывать и больше выговоров не делает, когда я опаздываю! И… И ещё меня Свити теперь тоже боится, как все… А я… А у меня…

Пегасёнка, судорожно вдохнув, задрала голову, сдерживая слёзы.

Я молча подхватил её телекинезом и свернул с дороги на траву, где и улёгся, укрыв несчастную жеребёнку крылом. Мимолётное удивление моим поступком, похоже, даже немного помогло ей успокоиться — во взгляде вместе с крайним недоумением ещё стояли слёзы, но пролиться им Скут всё же не позволила.

Н-да… Разговор, походу, настолько помог, что лекарство, в результате, оказалось хуже болезни. Не помню точно канон, но, кажется, настоящих друзей у оранжевой пегасёнки было-то — меткоискатели да Рейнбоу. И теперь, получается, она осталась вообще одна… Зараза, вот как знал, что это добром не кончится! Хотя такого всё равно даже близко не ожидал…

— Это… — завозилась под крылом кобылка. — Вот, возьмите яблоко. Они вкусные! — протянула она мне фрукт.

— Спасибо, — подхватил я угощение магией и сходу откусил пол-яблока. Еда! Яблоко и правда оказалось выше всяких похвал. Жаль, быстро закончилось…

— Вам спасибо! — выбралась из-под крыла та. — Я в норме. И это… — опасливо оглянулась Скуталу. — Не обнимайте меня больше, хорошо? Увидят ещё… Только любящей эти всякие нежности мямлей мне сейчас прослыть и остаётся…

Я рассмеялся, за что был награждён видом комично-надувшейся жеребёнки, лишь добавившей мне веселья таким образом. Это её выражение «Я взрослая и суровая!» выглядело невероятно прикольно.

— Чего смешного? — буркнула та обиженно.

— Представила тут, как меня за любовь к обнимашкам пытаются нежной мямлей назвать… — выкрутился я.

Скуталу хихикнула, но тут же удивлённо воззрилась на меня.

— А… Вы что, правда любите эти всякие нежности?

— Под настроение, — неопределённо качнул головой я. — И смотря с кем.

— Не-е, — помотала головой жеребёнка. — Это для слабаков…

Я молча смерил её взглядом.

— Ой, ну, то есть… Я не имела в виду!.. — смутилась та, осознав сказанное. — В смысле, это, ну, Дэш мне так… говорила… — опять сникла Скуталу.

Да блин, а!

— Могу сходить и объяснить ей, как она неправа, — предложил я.

— Не, это не поможет, — вздохнула маленькая кобылка. — Она вас не послушает…

— Не внемлет слову — объясню делом, — многообещающе оскалился я.

— Не надо! — испуганно отпрянула Скут. — То есть… Рейнбоу классная, на самом деле! Ей просто плохо сейчас, вот она и… Когда она поправится, мы обязательно помиримся!

Ага, с условием больше не приближаться ко мне, с каким-нибудь испытанием «Докажи, что ты мой друг, а не её» или чем-то вроде. Может, конечно, я несколько утрирую…

— Ладно, дело твоё, — пожал я крыльями. — Но если решишься — обращайся. Помирю её с тобой — хочет она этого, или нет.

— Ляганием не мирятся, — убеждённо возразили мне. — Спасибо конечно, но лучше я сама справлюсь! — пегасёнка решительно тряхнула гривой.

Я умилился и протянул крыло в её сторону, но Скут ловко увернулась, не дав потрепать себя по голове.

— Эй! — адресовали мне возмущённый взгляд.

— Ладно, не буду, — с трудом подавив смешок, сложил крыло я и встал на ноги. — А со Свити у вас что случилось?

— А-а… — расстроенно махнула ногой Скут. — То же, что и со всеми, наверное. Это всё разговор тот… Не, вы не подумайте чего!.. Вы их классно напугали: «Скуталу, не забудь принести мне жертвы!» — комично спародировала зловещий голос пегасёнка. — Но это всё, похоже, кто-то видел и потом растрепал на весь город! Все подумали, словно вы меня тогда отпустили, взамен потребовав до Ночи Кошмаров найти для вас жертву — пони, которую отправите на луну вместо меня! Ну и… Никто этой пони оказаться не хочет. Свити тоже…

— Извини, — вздохнул я. — Хотела как лучше, а получилось как всегда…

— Классная фраза, — мимолётно улыбнулась жеребёнка. — И это… Всё равно спасибо. Давно уже не отдыхала на переменах по-нормальному из-за этих…

Я, отвернувшись на секунду, досадливо поморщился. Скут может сколько угодно делать вид, что всё нормально — меня это не обманет. Косяк есть — и мне его исправлять. И я, кажется, знаю, с чего начать.

— Я знакома со страшей сестрой Свити. И у меня есть одна идея, как снова вас свести.

— Не надо! — испуганно взглянула на меня Скуталу. — Лучше я сама как-нибудь!

— Не переживай, Скут, никто не пострадает, — подмигнул я пегасёнке.

— Да не, всё равно не надо лучше, — помотала головой та. — Если вы её заставите со мной дружить — сами или через Рарити — то это не дружба будет, а чушь какая-то.

Упорная, как танк. Поэтому и не могу просто развернуться и уйти.

— Ничего подобного. Идея простая: раз Свити меня боится, то, я полагаю, это можно исправить простым визитом в гости к Рарити. Трудно боятся того, кто мило общается за чашечкой чая с твоей сестрой, верно? Мне только нужно знать время, когда Свити Белль возвращается домой.

— Ну… Ну ладно, — сдалась Скут. — Она сегодня после уроков в школе осталась, домашку делать, а я… А-а… — разочарованно отмахнулась пегасёнка. — В общем, точно не скажу, конечно, но, обычно Свити, когда так остаётся, час-полтора тратит. Так что либо она уже дома, либо скоро придёт. Думаю, минут через тридцать — это максимум, не позднее.

— Хорошо. Спасибо! — улыбнувшись, кивнул я жеребёнке.

— Да чего там… — снова отмахнулась она.

— Ладно, пойду. До свидания, Скут. Не переживай, верну я твою подругу, — на прощание подмигнул я кобылке.

— До свидания! — взмахнула крылышком та в ответ.

Я, вновь кратко улыбнувшись, развернулся и двинулся в направлении «Карусели». Зараза, так и не поел ведь! Блин…

— Это… — донеслось мне в спину. Я обернулся к неуверенно мнущейся пегаске. — Я… В общем, спасибо, что вот так ради меня, делаете… Ну… В общем, я наверное лучше пойду, до свидания! — засмущавшись, поспешно выпалила Скут и поторопилась уйти.

Я проводил её долгим взглядом.

Славная ты пони, Скуталу. Не боись, верну я тебе твою подругу как-нибудь. И… И ещё у меня, кажется, появилась идея, кто сможет помочь тебе полететь.

…

— Привет, Рарити! Не занята? — оповестил я о своём приходе хозяйку «Карусели».

Судя по царящим внутри запахам, та изволила что-то готовить. Живот, к моему вялому негодованию, тут же намекнул, что неплохо бы остаться на подольше и продегустировать результаты труда единорожки.

— О, здравствуй, Найтмер! — выглянула с кухни Рарити. — Проходи, пожалуйста! Всегда рада тебя видеть! — кивнула она себе за спину и поспешила скрыться обратно, среагировав на какое-то подозрительное шипение.

Протерев накопытники об коврик у двери, я последовал на кухню.

Хорошо тут, в Эквестрии, с пылью и грязью… Аборигены своего счастья не понимают, им сравнивать не с чем, а вот я кайфую. Такое, порой, ощущение возникает, что к пони грязь в принципе не пристаёт. Нет, она пристаёт, разумеется… Но чтобы серьёзно запачкаться — это нужно качественно влезть: мокрыми ногами в песок, например, или в густую липкую грязищу в лесу после дождя плюхнуться, не знаю… Помню, сильно удивился, когда после первой тренировки копыта перед едой взялся мыть: полдня в пыли и песке — а вода с ног стекает почти прозрачная, а не ожидаемая мутно-серая. В общем, определённо, есть тут какая-то «это магия».

— Извини, мне тут приходится иногда отвлекаться, — чуть смущённо улыбнулась мне Рар, одновременно поднявшая кастрюлю с каким-то варевом и протирающая под ней тряпкой. Не глядя.

Вот как, а? Я тоже хочу!

— Что я могу для тебя сделать? — уладив проблему, переключила кобылка внимание на меня.

— Да так, попроведать заглянула. Ну и спросить ещё хотела кое-что.

— Конечно, спрашивай! Присаживайся. Чаю? Или, может, подождёшь обеда? Всё почти готово уже.

Вот никак не могу понять: как в этой пони умудряются сочетаться присущая аристократизму капля высокомерия и снобизма — патологическая боязнь запачкать копытца или, там, испортить причёску — и неравнодушие к чужим проблемам. Вроде кажется, что пони с таким поведением должна ценить исключительно великолепную и неподражаемую себя — ан нет…

— Не откажусь, пожалуй, — благодарно кивнул я, избавляясь от передних накопытников и устраиваясь за столом. — А вопрос… может показаться тебе необычным: как думаешь, что означает моя кьютимарка? Какой у меня талант?

— Хм?.. — подняла брови Рарити и, обойдя стол, задумчиво уставилась на мой круп.

Я поёрзал на стуле, подавляя желание как-нибудь спрятаться от пристального взгляда. Неуютно что-то…

— Если я не ошибаюсь, дорогуша, то такую же кьютимарку я видела у Её Высочества принцессы Луны… Ты думаешь, у вас один и тот же талант? Нет-нет, скорее, полагаешь, что твой талант, несмотря на одинаковые метки, иной, но не знаешь — какой, так? — задумчиво взглянула на меня единорожка.

— В общем — да, — кивнул я и задумчиво уставился в поставленную передо мной исходящую паром кружку. — Я не знаю куда себя деть — и это раздражает. Решила, что раз нет своих идей, то, может, кто-то со стороны сможет что-то подсказать.

Была такая проблема, в самом деле — я в упор не видел, чем могу себя здесь занять. Наличие кьютимарки, в моей ситуации, вообще было, скорее, минусом: есть-то есть, а что значит — непонятно. Вакансия управления луной и снами пока ещё занята, деньги хотелось бы зарабатывать уже сейчас — сколько можно-то?.. В общем, хоть этот вопрос и послужил сейчас скорее только поводом, чтобы зайти в гости, но ответ на него тоже был нужен.

— Прости, Найтмер, но, боюсь, я мало что могу тебе посоветовать, — грустно повесила ушки Рарити. — Разве что скажу, что не стоит так концентрироваться на своём таланте, отыскивая занятие, непременно связанное с ним. Я — модельер и очень люблю своё дело, хотя мой талант не в этом. Пожалуй, он ближе к ювелиру — если даже не к шахтёру.

— Хм?.. — изобразил удивление я. Знаю, конечно, но, думаю, удивление сейчас было бы уместно. Да и интересно всё-таки, что она расскажет…

— Мой талант — находить, добывать и обрабатывать драгоценные камни. Я, конечно, не знаток хитрых ювелирных огранок, хотя, наверное, могла бы и освоить их… Но и имеющихся у меня навыков более чем достаточно для украшения нарядов, которые создаю. И без лишней похвальбы скажу, что мои платья изумительны и блистательны! — Рарити на эмоциях исполнила какое-то танцевальное па. Изящно получилось… — Кстати, Найтмер! Я просто обязана сшить для тебя что-нибудь к празднику! — восторженно взглянула на меня единорожка.

— Не надо, — подался я назад от этой увлечённой особы. — Разве что ты броню делаешь… Может расскажешь лучше, как ты получила кьютимарку?

— Надо, обязательно надо! — улыбнулась модельерша. — Тебе ведь даже надеть нечего! После обеда задержишься: мерки для платья сниму, — приказала она. — Ты должна блистать!

Платье?! И эта туда же… Тии мне мало было что ли?.. Даже отметая… м-м… некоторое, скажем так, нежелание носить подобное — толку мне с этой дорогой блестящей тряпки?! Особенно с учётом того, что за неё, поди, почку продать придётся, чтобы рассчитаться… Лучше уж я почку за полные латы продам. Чернёные, с гравировкой и страшным рогатым шлемом…

— Не надо мне платьев! — решительно пошёл в отказ я. — Во-первых они не имеют практической ценности, во-вторых — мне всё равно нечем платить!

— Какие ещё деньги, Найтмер? — возмутилась единорожка. — Я с тебя и бита не возьму после вчерашнего! К тому же ты забываешь, дорогуша, что ты — аликорн! Да ещё и широко известный! Я на заказах озолочусь, когда ко мне повалят за эксклюзивом! Большей удачей, на самом деле, было бы только самой Её Высочеству принцессе Селестии платье сшить! — мечтательно закатила глаза Рарити.

— Ты упускаешь одну ма-аленькую мелочь, — хмыкнул я. — Я печально известный аликорн.

— О-о, тут ты ошибаешься, дорогуша, — предвкушающе улыбнулась кобылка. — Это, как раз, привлечёт лишь больше внимания: создать одеяние, которым останется довольна сама «страшная и жестокая» Лунная Пони, которая, за малейший недостаток в нём, отправила бы его создательницу на луну…

— Ты меня в модели что ли вербуешь? — усмехнулся я.

— Хм… — Рарити неожиданно окинула меня придирчивым взглядом, обошла сбоку. Чуть наклонила голову, оценивая увиденное.

Под этим взглядом стало немного не по себе. Словно на рынке приценивается… У меня нехорошее предчувствие…

— Боюсь, на постоянную работу тебя не возьмут, — искренне посочувствовала единорожка, спустя несколько десятков секунд вернувшись на своё место за столом. — У тебя очень… необычный типаж. Так и напрашивается слово «хищный» даже. Но у меня уже есть пара идей, что идеально к нему подойдёт! Может получиться целая новая коллекция! О-о!.. А ты её продемонстрируешь!!! И тогда!..

— Ты не увлекайся слишком, ага? — с определённой опаской попросил я теряющую берега модельершу.

Что-то больно рьяно она понеслась. Оглянуться не успею, как моя зубастая морда будет красоваться на обложках журналов, а за мной — гоняться журналисты и толпы фанатов.

— А? О, извини меня, — смутилась Рарити. — Но… Но я и правда только что придумала, какую стилистику создать для своей новой коллекции! Тебе бы очень пошло!

— Нет! — мотнул я головой. — Ну, разве что твоё платье сможет защитить меня хотя бы от хорошего удара копытами с разгону. Ну и, хорошо бы, выдержит удар ножом.

Единорожка потерянно моргнула, глядя в никуда.

Я, победно хмыкнув, залпом допил чай и захрустел последней уцелевшей печенюшкой.

— Но… Но зачем?! — вернулась к реальности собеседница, наградив меня растерянным взглядом.

— А зачем нужна одежда? Защищать! От врагов, от холода или от жары, от любопытных взглядов, наконец, — как само собой разумеющееся пояснил я.

Не то чтобы я считал красоту совершенно неважной… Но вторичной — безусловно. Толку мне от красивой куртки, если она не греет и продувается ветром? Зачем нужны красивые лакированые туфли, которые не держат воду и в которые сверху насыпается снег, если за те же деньги можно взять бессмертные берцы, в которых и по лужам, и по грязи, и по снегу пройдёшь, и шавку какую пнуть можно хорошенько? Смотреть на красоту смысл появляется только тогда, когда выбираешь из вещей удовлетворяющих всем более важным требованиям.

— Но разве тебе не хочется красиво выглядеть? Приковывать взгляды, очаровывать…

— Нет, — вновь качнув головой, перебил я единорожку. — Выгляжу я замечательно и без платья, а лишние взгляды мне ни к чему. Если твоё платье не несёт в себе ничего кроме красоты, то мне это не нужно. Я тогда лучше восхищусь мастерством его создателя и полюбуюсь им на другой кобыле, — постарался я сгладить углы.

— Эпплджек с рогом и крыльями, — горестно вздохнула Рарити, безнадёжно махнув на меня копытцем, прежде чем вернуться обратно за стол. — Но она-то хоть простая фермерша, а ты?.. — вопросила она. Хоть и сказано было с иронией, но мне всё же показалось, что я задел единорожку. Зараза.

— Она хотя бы фермерша, а я — патологическая неудачница без работы, денег и определённого статуса, — буркнул я в ответ.

Помолчали.

— Извини, если задела тебя, — преодолев неловкость, повинился я.

— Это ты меня извини, — чуть печально улыбнулась кобылка. — Тебе, наверное, не до этого сейчас. Не знаешь, как дальше жить, а тут я со своими платьями…

Неожиданно, с грозным рокотом напомнил о своём бедственном положении мой живот, заставив меня мрачно скосить взгляд на пустое брюхо. Вот блин, так ведь и не поел толком: яблочко от Скуталу да чай с печеньками от Рар помогали слабо…

— Ох, прости, Найтмер! Я — ужасная хозяйка! — покраснев, встрепенулась Рарити.

Не успел я и рта раскрыть, как единорожка молниеносно накрыла на стол: исходящий паром свежий суп, салат, хлеб, приправы, букетик цветов в вазочке, столовые приборы и аккуратно повязанная на белую шею хозяйки дома белоснежная же салфетка. Вторую она протянула мне.

— Э-э… Спасибо, — обведя взглядом стол, подхватил я предложенную салфетку и заправил её край за нагрудник.

— Вообще, их принято повязывать на шею, — осторожно заметила Рарити, вызвав у меня вздох. Ещё одна…

— Моего телекинеза хватает только чтобы ложку мимо рта не пронести, да и то — с трудом, — буркнул я и, подхватив кусок хлеба, отправил его в пасть целиком. Еда!

— О, извини…

— Пустяк. Приятного аппетита, Рарити.

— Спасибо, и тебе, — задумчиво улыбнулась единорожка.

Я, наконец, отправил в рот первую ложку варева. Ну… Суп — и суп. Они без мяса все примерно одинаковые…

— Найтмер, слушай… — окликнула Рар, до сих пор не притронувшаяся к еде.

— М?

— Если хочешь, я могла бы попробовать помочь тебе с телекинезом, — неуверенно предложила она. — Не знаю, получится ли, но… Я всё-таки неплохо им владею, возможно, смогу что-то и тебе объяснить и подсказать?

— Хм… — задумался я.

…

Насытившись, мы по второму кругу перешли к чаю. Предложение Рарити я принял: Твайлайт хороший маг и помочь никогда не отказывалась, но… Без энтузиазма, скажем так. Спросишь — подскажет, не спросишь — промолчит. Не покидало ощущение, что лавандовую единорожку возня со мной тяготит.

— Слушай! А что, если твоя метка означает тягу к ночной жизни, м? — не донеся пиалу до рта вдруг встрепенулась Рарити и поспешила поставить ёмкость на стол. — Званые вечера, модные показы, богемная жизнь… — мечтательно закатила глаза она.

— Ага. А так же шпионаж, шантаж, рэкет и грабежи банков под покровом темноты, — хохотнул я.

— Найтмер, — с укоризной взглянула на меня собеседница. — Ну почему тебе обязательно нужно было подумать о плохом? Пони изменились к лучшему!

— Предположение занятное, но сомнительное. Не чувствую я тяги к ночным приключениям. И к платьям на модных показах — тоже, — оставил я возмущение единорожки без ответа.

Та недовольно фыркнула, невольно вызвав у меня улыбку: вышло очень по-лошадиному.

— Оу, прошу прощения, — заметила мою улыбку и, чуть покраснев, поспешила прикрыть рот копытом Рарити.

— Слушай… А как ты свою кьютимарку получила? — поинтересовался я. Помню примерно, но интересно, сильно с каноном разойдётся, нет?

— А я разве не рассказывала?

— Нет, не рассказывала, — качнул головой я.

— Да? Хм… — нахмурилась на секунду кобылка. — Ладно, слушай, — придя к какому-то выводу, тряхнула гривой она.

Я устроился поудобнее и сделал глоток из пиалы.

— Было это уже после того, как мадам Эмбродери взяла меня в ученицы, и всё самое сложное, казалось, осталось позади… Я даже написала письмо домой: наставница, узнав, что я за всё время, что живу в Понивилле, ни разу не написала родителям, буквально пришла в ярость. Думала — она меня вообще выгонит, но нет: обошлась моим клятвенным обещанием написать домой. Я эти злосчастные пять строчек из себя неделю выдавливала, — грустно улыбнулась Рарити. — А потом ещё неделю ходила с этим письмом вокруг почты, не решаясь зайти и, наконец, отправить его. Я абсолютно ясно понимала, что дома меня теперь ненавидят, а писать, вдобавок, не от лица успешной столичной модистки, а от лица беззвестной пустобокой помощницы старой швеи из небольшого городка было настолько невыносимо стыдно, что я, наверное, так его и не отправила бы никогда, если бы не получила очередной нагоняй и напоминание о своём обещании. И вот я всё же отправила письмо, обнадёженная наставницей, что родители наверняка любят меня и обязательно простят… а ответа всё не было и не было. Да и с шитьём пока не ладилось: кьютимарка никак не появлялась, мадам Эмбродери не торопилась доверять мне серьёзную работу, отдавая в мои копыта всякие незначительные заказы, вроде костюмов для школьной театральной постановки… Я чувствовала себя ничтожеством, Найтмер. Казалось, все, буквально все прохожие смотрят на меня с насмешками и укором во взглядах… Так что в свободное от работы и учёбы время я стала сбегать из города, стараясь проводить больше времени в одиночестве. В день появления своей кьютимарки я гуляла в предгорьях, причём, забрела дальше обычного, туда, где холмы переходят в настоящие горы. Там уже торчали из земли скалы, попадались огромные валуны… Я брела по склону, пинала попадавшиеся под копыта камешки и крутила в голове мысль, что было бы чудесно наткнуться здесь на какой-нибудь драгоценный камень, чтобы продать его и расплатиться с наставницей, пока ещё кормившей меня из своей тарелки… Неожиданно вздрогнула земля, а откуда-то издалека докатился раскат грома. Я поначалу подумала, что землетрясение началось… А подняв голову — обнаружила на небе зрелище, от которого дух захватило: очень необычную радугу, расходящуюся по небу словно круги на воде. Яркую, прекрасную, одним своим видом побуждающую действовать! Меня охватил чистый восторг, захотелось немедленно выразить его как-нибудь и я направила энергию в рог. Спроси меня теперь: «зачем?» — и я не смогу внятно ответить, но… Заклятье словно сплелось само собой, рог загорелся ровным светом, а я почувствовала… нечто. Я двинулась вслед за этим странным ощущением, которое будто вело куда-то, и оно привело меня к самородку. Небольшому, чуть мутному ромбовидному сапфиру. А рядом я нашла ещё два, поменьше. И когда я, не веря в происходящее, подняла их — целых три драгоценных камня! — с земли, по телу прокатилась горячая волна, а вспышка света оставила на моих боках вожделённую кьютимарку: эти самые три ромбовидных сапфира, — Рарити выгнула шею и опустила взгляд на своё бедро, видимо, вспоминая тот день.

— Далековато от швейной мастерской оказалось твоё призвание, — усмехнулся я.

— Отнюдь, — выпрямившись, улыбнулась единорожка. — Одного взгляда на камни хватило мне, чтобы осознать их потенциал в моём искусстве. Эти первые три камня я продала: хватило рассчитаться со всеми долгами и даже прикупить немного материалов. В следующие несколько дней я, отпросившись у наставницы, обошла едва ли не все предгорья, раздобыв изрядную кучу самородков — и это были только те камни, какие я смогла достать: иногда дар указывал в толщу скалы или под землю. А потом, вернувшись в швейную мастерскую, я принялась творить свои первые настоящие работы, что блистали и переливались в свете солнца и луны… Вот так я, в результате, нашла себя, когда мой неожиданный талант органично дополнил мою любовь к швейному искусству. Я была абсолютно счастлива! А на следующий день пришло письмо из дома, в строках которого родители беспокоились обо мне и… любили меня. Самый счастливый день в моей жизни, наверное, — тепло улыбнулась воспоминаниям кобылка.

— А мне говорила, самый счастливый — когда мы с родителями приехали!

Я вздрогнул от донёсшегося из прихожей возмущённого голоска. Рар тоже.

— Свити пришла… — выдохнула она, панически взглянув на меня. — Как я могла так заговориться?!

— Привет, Рарити! С кем ты… — застрял в горле вопрос у замершей истуканом маленькой единорожки, когда она, войдя на кухню, увидела меня. Не знаю как, но я отчётливо уловил переход от белого окраса жеребёнки к смертельной бледности.

— Кто эта прелестная особа, Рарити? — добавив в голос самую капельку сюсюканья, сыграл удивление я. Получилось неожиданно натурально… Выглядела маленькая единорожка и правда очень… Очень! На фоне худой и угловатой Скуталу, Свити смотрелась как плюшевая, вызывая почти непреодолимое желание схватить и потискать. Блин! Взрослый же дядька, но даже мне держаться сложно…

— А-а… Это моя сестра, Свити Белль, Найтмер… — как-то неуверенно и нервозно выдавила хозяйка дома.

— Знакомое имя… — изобразил задумчивость я. — Так это ты — лучшая подруга Скуталу, верно? Она про тебя рассказывала, — одними губами улыбнулся я закаменевшей жеребёнке. — Я — Найтмер Мун, можно Найтмер. И никаких «мисс»! — «сел» я на уши явно испуганной кобылке, демонстрируя дружелюбие. Иначе фиг я на её со Скут дружбу повлияю…

— Свити, не пугайся, — присоединилась ко мне Рарити. — Найтмер — хорошая пони.

— Хорошие пони в жертвы никого не приносят, — недоверчиво буркнула та и, не сводя с меня взгляда, осторожно, по дуге, подошла к сестре.

— В жертвы?! — изумилась Рар и недовольно взглянула на меня, очевидно, ожидая объяснений.

— Скуталу мне должна кое за что, — пожал я крыльями. — Условились на жертвоприношении в мою честь. Вот думаю теперь: Даймонд Тиара или Сильвер Спун? Или, может, сразу обеих, как считаешь? — с надеждой глянул я на Свити.

— Найтмер?!. — побледнев, шокированно воскликнула Рарити.

— Н-никого, — одновременно с ней ответила её сестра. — Они гадкие очень, но нельзя же вот так…

— Нельзя? Эх, жалко… — притворно вздохнул я. — Вот и Скуталу что-то против была. Сошлись на… конфетах.

Рар выдохнула, метнув в меня гневный взгляд.

— На конфетах? — скептически переспросила Свити.

— Ну, у вас же есть традиция — раз в год собирать сладости во имя моё? Не знаю, куда вы их девали раньше, но теперь я вернулась и готова милостиво принять ваши жертвоприношения в мою честь! От Скут, понятно, жду больше, чем от остальных, — сделав возвышенное лицо, огласил я.

— Приятного аппетита, Свити, — тем временем, спешно накрыла старшая единорожка стол для младшей. — Найтмер, можно тебя?.. — кивнула Рар на дверь в прихожую, наградив меня ещё одним суровым взглядом. Что, шутка не зашла, да?

— Спасибо, было вкусно, — поднялся я из-за стола, складывая салфетку и защёлкивая накопытники на передних ногах.

— Найтмер, — повернулась ко мне Рарити, когда мы перешли из кухни в прихожую-магазин. — Никогда так больше не шути, очень тебя прошу! Это совершенно не смешно и… Ты меня напугала, — вздохнула единорожка. — Ты… так серьёзно сказала…

— В каждой шутке — лишь доля шутки, — задумчиво ответил я.

— О, Селестия, Найтмер! Только не говори мне, что ты и правда!.. — шокированно уставилась на меня кобылка.

— Не до такой степени, возможно… — нехотя признал я. — Но Скуталу я обижать никому не позволю. Как и любого из моих друзей. И тебя тоже, Рарити.

— Спасибо, — коротоко улыбнулась та. — Но всё же ты могла бы быть… немного мягче? Хотя бы к жеребятам?

«Онижедети», блин…

— Если вылезли из пелёнок и способны связать в предложение больше десятка слов, значит достаточно взрослые, чтобы осознавать свои поступки и отвечать за них, — отрубил я.

— Ох… — потёрла лоб единорожка. — Найтмер, может, это и было вот так тысячу лет назад, но времена изменились…

— А идиоты остались те же самые, — закончил я за неё. — Пойми одну вещь: слова убивают. И часто даже не важно, кто их сказал. Скуталу не может летать — это в её-то возрасте! А знаешь, что будет, если над этим сейчас посмеяться? Она не полетит вообще никогда. Потому что поверит, что не способна на это!

В повисшем молчании острый слух аликорна позволил уловить, как на кухне кое-кто тихо перетаптывался у стены, явно грея уши на разговоре. Я усмехнулся.

— Ты говоришь так, словно… — сделала неопределённый жест Рарити, пытаясь подобрать слова.

Я промолчал.

Хочешь спросить, знаком ли «набор негативных эмоций, по какой-то иронии получивший подобие сознания и априори не способный дружить» с тем, сколь сильно могут ранить слова? Знаком ближе, чем ты думаешь, Зефирка.

— Ох, извини, пожалуйста, — видимо, прочитала что-то в моём взгляде единорожка.

— Да ничего, — с усилием проглотил я вставший в горле ком.

Повисло неуютное молчание.

— Кстати… — вспомнилась мне одна деталь. — Помню, Пинки упоминала, что тебе прозвище «Зефирка» не нравится. Не расскажешь, почему?

Я хотел разрядить обстановку, и расчёт был на какую-нибудь забавную мелочь, связанную с этим словом или кондитерским изделием, но, судя по тому, как посмурнела Рарити, ничего забавного с этим прозвищем связано не было.

Разрядил. Умница…

— Не рассказывай, если не хочешь, — поспешно выставил я копыто в останавливающем жесте.

— Расскажу. Раз уж взялись ворошить прошлое…

— Я ничего тебе не рассказывала, — парировал я.

— Взгляда было достаточно… — поёжилась кобылка. — Извини меня ещё раз. Что же насчёт Зефирки… Меня так называл один бесчувственный подлец, позднее предавший моё доверие и мою любовь, если вкратце. Сейчас понимаю, что ничего особенно страшного, наверное, не случилось, но память об этом прозвище осталась неприятная, — с грустной задумчивостью посмотрела куда-то вдаль Рарити.

— Не помнишь адресок этого «бесчувственного подлеца»? — хищно прищурился я. — Он ведь, насколько я понимаю, запамятовал хотя бы извиниться, верно?

— Он и не собирался, — презрительно фыркнула единорожка. — А позже и вовсе был вынужден очень-очень поспешно отбыть из города. Не знаю, поймали его потом или нет.

Подожди… Это то, что я думаю? Если да, то я это ничтожество из-под земли достану и…

— Что он с тобой сделал? — зло прищурившись, тихо поинтересовался я.

— Н-ничего противозаконного! — вжав голову в плечи и прижав ушки, подалась назад Рарити. — Да и со мной ничего у него не получилось, хотя я тогда изо всех сил к этому вела…

— Ты вела?.. — подвис я. Что-то не совсем понимаю…

— О, наверное, в старину такого не случалось… Таких, как тот негодяй, иногда ещё называют серцеедами. Они кобыл «коллекционируют», — скривилась Рарити. — Встречаешь красавчика, говоришь ему комплимент — он его охотно принимает, демонстрирует ответную заинтересованность… Даришь цветы, приглашаешь в ресторан — ну, всё то, что делает любая нормальная кобылка, желающая заинтересовать жеребца. Прекрасный романтичный период… — мечтательно вздохнула модельерша. — Такие, как он, изо всех сил его затягивают, пользуются влюблённой кобылкой, чтобы потом, после первой же ночи с ней, понасмехаться и бросить, а перед дружками похвастаться очередным «достижением». Мне повезло, что этот недалёкий и гадкий пони хвастаться начал слишком рано… Услышала как-то, как он бахвалился, что «уже скоро будет жарить эту Зефирку» и прочие гадости — тогда и поняла, что не нужна я ему ни капельки… Так тошно было… Впервые влюбилась в жеребца… Взаимно, как казалось — и вот… — подытожив, вздохнула Рарити. — Ну, а прозвище «Зефирка» мне когда-то именно этот негодник и дал.

— Понятно… — протянул я. — Скотина.

— Увы, есть среди пони и такие… — поморщилась собеседница, а я вдруг подавился воздухом от пришедшей мысли:

«Идиллия: стоят две кобылы и трут про извечное 'все жеребцы — козлы!'»

О своём, о кобыльем, зараза… Реально ведь: стою с подругой, слушаю про несчастливую любовь, сочувствую…

На душе резко стало как-то неуютно. Сейчас начнёт про Блюблада распрашивать: видел ли, какой он и всё такое, потом перейдём на платья, а концу дня я выйду от неё думая о себе в женском роде. Пойду-ка я отсюда…

— Спасибо, что рассказала, — одними губами улыбнулся я. — И за гостеприимство тоже большое спасибо. Пойду, наверное. Рада была тебя увидеть!

— О, пустяки, — улыбнулась Рарити в ответ. — Этот случай уже не так уж и сильно меня задевает. До свидания, Найтмер, жду тебя заниматься телекинезом и… О, постой! — изменилась в лице единорожка. — Мы же хотели снять с тебя мерки! Подожди!

Я прибавил шаг и поспешно распахнул дверь. До улицы осталось недалеко.

— Разве? — попутно притворно удивился я.

— Да, мы же говорили… Найтмер! — осекшись, возмущённо воскликнула кобылка.

— Не помню такого! — почти перейдя на бег, вылетел я на улицу.

— Найтмер, стой!

— Нет, Рарити, я не помню! — я обернулся и на прощание махнул крылом замершей в дверном проёме единорожке, одновременно ехидно улыбнувшись.

— Найтмер! Это преступление против красоты! — возмущённо воскликнула та.

— Пока-пока! — развернулся я и сразу же перешёл на рысь.

— Найтмер, вернись! — донеслось мне в спину.

— Неа!

— Найтмер!..