Лишняя
54. Плоды победы
Ты победил! Пришло время встретиться с наградой.
Не знаю, сколько я пролежал на полу, прикрыв глаза и слушая мерзкий писк в ушах и мерную пульсацию своего сердца, изредка морщась от боли в теле. Усталость была какая-то адская, и больше, наверное даже, моральная, а не физическая.
Реально ведь мог так там и остаться сегодня. Дурак, блин… Не думал, что тварь окажется уже настолько сильной, недооценил… Хотя, как было точно оценивать-то? Даже Тантабас, несмотря на немереное количество дури, от меня бегал как от огня, пока я его в коробке не запер, откуда деваться некуда. И вот тогда он показал, что кошмары хоть и стараются в первую очередь убежать и спрятаться, но драться, при отсутствии иного выхода, могут ещё как. Не дай мне ритуал сил продержаться столько, и не приди Луна после его исчерпания лично помочь — не знаю, что со мной было бы.
— Дура синяя, — вяло ворочая языком, пробормотал я. — Он ведь и убить тебя мог…
Надо проверить, как она, что ли…
Влом.
Сил нет.
Надо. И куда делись хреновы медики?.. Что там снаружи за тарарам вообще? Беготня какая-то нездоровая…
Со стонами и вялой руганью я разлепил глаза и с горем пополам соскрёб себя с пола. Повернулся, рассматривая Луну. Ох, плохо она выглядит… Дышит вообще?..
Я собирался прильнуть ухом к груди аликорны, но был прерван внезапно распахнувшейся дверью и ввалившейся внутрь тройкой гвардейцев. Выглядели мыши… загнанно и, я бы даже сказал, испуганно.
— Великая Найтмер! Вам нужно уходить, мы больше не справимся! — практически взмолилась ванильного окраса кобылка в доспехе десятника крыла Лунного Щита и, видя моё недоумение, спешно пояснила: — Королева Селестия, в пренебрежении своём к Великой матери нашей, Луне, явившись без приглашения её, решила войти в её владения силой, и сейчас движется сюда! Мы… Мы не можем выдержать её ярости, госпожа. Простите нас!.. — десятница рухнула на колени и низко склонила голову.
Твою мать.
Что за?.. Что она творит? Зачем она?.. Блин… Что вообще творится?.. Бляха, ну очень актуально сейчас ещё и с этим разгребаться!..
— Встать, отдохнуть, в порядок себя привести, — пробормотал я, напряжённо вслушиваясь в звуки, приглушённо доносящиеся из-за входной двери. — Никуда мы отсюда не денемся — Луне нужна медпомощь, и немедленно.
— Что?.. Великая мать ранена?! — с ужасом вскинулась ведущая небольшого отряда.
— Да, — я обеспокоенно взглянул на совсем плохую синюю и пригнулся, всё же собираясь снова послушать её сердцебиение. — Пострадала в…
Дверь с грохотом влетела внутрь помещения, снеся по пути одного из гвардейцев. По телу болезненно хлестнула каменная крошка.
— Королева зде-а-а-а!.. — второй гвардеец, вместе с десятницей повернувшийся к затянутому пылью пролому, получил в грудь ярко-синий луч и рухнул на пол. Из облака пыли появились первые солдаты солнечной гвардии. Единорог, по-видимому и применивший луч, вздрогнул и споткнулся, пробегая рядом с поверженным противником, замер в нерешительности, широко раскрытыми глазами глядя на то, как тот корчится от боли у его ног.
— Мы защитим Великую мать! — со слезами в голосе выкрикнула пятящаяся ко мне и Луне десятница.
— Защищать её нужно было раньше! И не от меня! — неожиданно мощный голос Селестии, казалось, подавил все другие звуки. Закованная в свою броню белоснежная аликорна шагнула сквозь оседающую пыль. Розовые глаза, контрастно выделявшиеся на фоне посеревших век, цепко прошлись по помещению, задержались на мне, чуть прищурившись со злостью, и замерли на Луне.
Спустя мгновение Селестия метнулась вперёд, словно поезд сметя грудью испуганно пискнувшую фестралку, и в ужасе замерла перед ложем.
— Луна? Луна! Луна, нет!!! ЛУНА!!!
Аликорна застыла соляным столпом, неподвижно глядя на сестру сузившимися до точек зрачками.
Блин, она, похоже… Зараза, нужно её успокоить, и срочно!
— Луна жива, но ей…
— Ты обещала мне, Найтмер!!! — резким до неестественности рывком обернувшись в мою сторону, выкрикнула Селестия, оборвав меня на полуслове.
Слёзы принцессы, оставлявшие на белоснежной шёрстке чёрные потёки туши, создавали какое-то жуткое впечатление…
— Ты… Луна… Я… Я… — безвольно опустила голову она. Вокруг её горя почтительно сгустилась тишина, словно заставив всё и всех вокруг замереть.
Твою мать… Я проверял, Луна была жива! Могла принцесса просто не разглядеть от переизбытка чувств, или Луна… Или уже… Ох, ёп…
По гриве Тии пробежались всполохи пламени, и она, дёрнувшись, словно по её шёрстке прокатилась ударная волна, судорожно втянула воздух и рваным движением вздёрнула голову, вонзившись в меня диким взглядом и зажигая рог. Я невольно вздрогнул: на мгновение почему-то показалось, что глаза Селестии полыхнули оранжевым.
Не успел раскрыть рта, как тело вспыхнуло, словно по венам одномоментно заструился огонь. Противное жжение в роге превратилось в вонзённый в голову раскалённый штырь. Боль была оглушительной. Не получалось даже закричать — в сдавленных спазмом лёгких не осталось ни грамма воздуха. Уже лёжа на полу, я сквозь слёзы увидел, как Тия, яростно жестикулируя, рычит на испуганных гвардейцев, раздавая им приказы. Те мечутся, кто-то выбегает в коридор, кто-то крутит фестралов. Вскочившая с пола десятница пытается отбиваться, но получает луч и падает обратно…
Перед тем, как провалиться в милосердную темноту, я успел увидеть, как принцесса, поглядев на Луну, повернула голову ко мне, наградив испепеляющим взглядом в глаза. А по её гриве снова пробежались огоньки пламени.
«Добрые дела наказуемы» — так, кажется?..
Я со вздохом снова окинул взглядом место, где недавно очнулся. Две стены, две решётки вместо других двух стен, позволяющие насквозь просматривать камеру с любого ракурса. Калибр прутьев — практически с ногу, больше, чем промежуток между ними. За одной решёткой — коридор и пост стражи, за второй — небольшая клетка из подобных прутьев, служащая шлюзовой камерой. В дальнем углу — каморка с унитазом и, рядышком, раковина с зеркалом над ней — всё на виду, значит, подглядывать, как я морду лица мою. А душ, похоже, вообще не для таких, как я теперь, роскошь… Кровать. Достаточная, чтобы на ней как-нибудь поместился аликорн, но не более того. Столик, табуретка, книжная полка с парой дюжин потрёпанных бульварных романов. Перо, чернильница и небольшая стопка чистой бумаги. Хилый коврик для создания хоть чего-то, отдалённо напоминающего уют. Свет, похоже, только естественный, из небольшого зарешёченного окна и от «лампочек», что светят скучающим на посту стражникам. Всё, по большому счёту. А, не, ещё, конечно же, модный аксессуар на рог, мягко заполнивший его витки какой-то упругой чуть липкой фигнёй на внутренней стороне, имеющий прилизанную покатую форму с внешней, и оттого совершенно неснимаемый разумными усилиями без помощи извне. Вот теперь точно всё. Ладно хоть никакими иными цепями-ошейниками не озаботились, вероятно, рассчитывая на достаточную надёжность магического ограничителя и решёток…
Идеальное, в общем, место, чтобы подохнуть со скуки. Тут ведь даже часов нет! Можно, конечно, как вариант, подумать посидеть о том, как к этому вообще пришло…
Я невесело усмехнулся, перевернувшись на другой бок и уставившись в стену.
«Как пришло» — было вполне понятно. Грёбаный кошмар достаточно раскачал Тие психику, чтобы одного серьёзного потрясения ей хватило для того, чтобы слететь с нарезки окончательно — и этим потрясением стала Луна и её состояние. Немудрено было принять её за мёртвую в той ситуации — а я всё же надеюсь, что она осталась жива и её там сейчас откачивают. Почему вдруг — а хрен его поймёт, вот честно! Но вот так как-то выходило, что при всей моей неприязни смерти синей я всё одно не желал. А уж тем более не желал в ситуации, когда её смерть практически гарантированно закончится моей, ибо учитывая, кто, похоже, встал у руля в теле белоснежной аликорны вместо Тии… Надеюсь, наше милое Солнышко как-нибудь вернёт себе тело, потому что если там за главную теперь будет упоротая высокомерная пироманка — мало точно никому не покажется, а мне, как обвинённому в ритуале, с помощью которого высосал силу из Луны — в первых рядах. Спасибо, что называется, моей новенькой звёздной гриве на фоне чудовищного истощения у синей…
Ёпт, что ж везёт-то так замечательно?.. Я, снова вздохнув, опять перевернулся на другой бок, теперь уставившись на видавший виды ковёр.
Вот так вот… Рвали с Луной свои лошадиные задницы, превозмогая, как рота спейсмаринов, чтобы оторвать голову кошмару, чтобы он не капал Тие на мозги — и всё ради того, чтобы та, оценив потери, сделала то, что мы так старались не допустить — пошла вразнос. Бездна… Но кто же знал, что ей на мозги капают не только «снаружи», но, поди, и «изнутри» тоже?..
Многое, конечно, стало понятнее, но вот помогало это ровно никак. Тем более в ситуации, когда от тебя больше ничего не зависит, и из всех возможностей у тебя только сидеть и ждать: клятое колечко даже работу с миром снов резало, отправляя меня в самое начало пути, когда всё понимаешь, а поделать ничего не можешь! Если какой кошмар докопается — я его разве что обматерить смогу, да и то не сразу, а только как проснусь…
Я с тоскливым вздохом соскрёб себя с кровати, скривясь от мерзопакостного ощущения жжения-щекотки-напряжения практически по всему телу, прошёлся по камере, разминая ноги. Не такая уж и маленькая, кстати — квадратов восемнадцать-двадцать навскидку. Впрочем, мне тоже до человеческой компактности далеко: я около полутора из них занимаю просто смирно стоя на месте. А с крыльями, наверное, все три будет, если расправить. И это если честно площадь посчитать, а не вписать силуэт в квадрат, потому что так будет…
Я мотнул головой. Чушь всякая в голову лезет… Подошёл к решётке, мимоходом поморщившись от того, как она рябит в глазах частыми прутьями, посмотрел наружу, в примыкающую к камере расширенную часть коридора, которую подмывало обозначить «атриумом», где сидели стражники. Не пожалели аж четверых, хотя, как мне показалось, все камеры здесь, сколько бы их ни было, кроме моей, были пусты. Трое стражников — кобыла и два жеребца — с лёгкой скукой играли во что-то, расположившись за столом. Четвёртый — пегас светло-оранжевой масти с ярко-синим волосом — присоединиться наотрез отказывался, на каждое предложение упрекая коллег в пренебрежении, легкомыслии и нарушении уставов, и продолжая практически неотрывно сверлить меня взглядом сквозь решётку. Я, встретив его взгляд своим, улыбнулся во всю пасть и щёлкнул зубами, заставив пегаса вздрогнуть и отшатнуться на шаг назад, комично упёршись крупом в стену. Новичок. Коротко хохотнув и покачав головой, я продолжил неспешно шататься по камере.
Впрочем, вскоре мне повезло: мир вокруг начал меняться. Из-за двери рядом со стражниками, что, судя по всему, и вела в этот подвал, раздались шаги, и та, скрежетнув, открылась, пропуская внутрь новых действующих лиц. Первым шёл — я в лёгком удивлении приподнял бровь — Шайнинг Армор, за ним — знакомая мне бледно-бледно-розовая невысокая кобыла-единорог с полосатой гривой в которой, такое ощущение, было четыре-пять оттенков от бледно-голубого до радикально-бирюзового. Через спину цветастой пони были перекинуты медицинские сумки. Аква Спектр, наблюдала меня по вопросам магического здоровья какое-то время.
«Застольщики», обнаружив перед собой Армора, подскочили как кипятком облитые, заставив меня коротко хохотнуть, а их бдительного коллегу-новичка — наградить троицу взглядом «Я же говорил!». Выслушав сбивчивый доклад и тяжёлым долгим взглядом пообещав всем отмену увалов и дополнительные наряды, лейтенант кивнул и, бросив вытянувшимся штрафникам: «Вольно. Бдите», вместе с Аквой двинулся ко мне.
— Ну привет, лейтенант. Ты так давно ко мне по ночам не заходил… — миленько улыбнулся я ему. — Когда свадьба?
— Не сегодня, — наградив меня хмурым взглядом, односложно отозвался тот. — Тебя должна осмотреть медпони. Без глупостей, Найтмер. И без шуток.
— Без шуток я выть скоро начну, — пробормотал я себе под нос. — Пусть осматривает, постараюсь, так и быть, не усложнять вам работу.
— Ключи! — потребовал единорог, обернувшись, и снова хмуро уставился на меня. — Я серьёзно, Найтмер.
Я, молча смерив его взглядом, ушёл вглубь камеры, демонстративно взмахнув хвостом на прощание. Другого ответа ты, лейтенант, не получишь, я для другого ответа себя достаточно виноватым не чувствую! Честно жилы рвал, стараясь как можно скорее ухватить основы, шкурой рисковал, с полмесяца как Рарити не видел, а других друзей вообще уже фиг знает сколько — и вот результат. Сижу в клетке, а ко мне ходят всякие умники и палочкой тыкают: «А ты нормальная? А ты будешь себя хорошо вести?» Ебитесь вы конём, граждане, вот что я вам скажу! И Тия, блин… «Ты обещала!» Что обещал — то и сделал! И пострадала Луна не от моих действий! Кто вообще в бою застрахован — вышло как вышло, хорошо, что ещё живы остались!.. Надеюсь, что живы… Ну да, Тия не знала — так хоть спросила бы! Нет, блин! Я… Просто… Обидно! Несправедливо! И с самой теперь фиг пойми что стало… И эти теперь ещё!.. И как скоро меня даже знакомые запишут во враги народа? Проклятье! С тех пор, как очнулся кобылой в доброй, бляха, детской сказке — в жизни непрерывно творится один сплошной абзац!..
Хмуро вздохнув, я покосился на какой-то движ у решётки-шлюза. Новичок, открывший внешнюю дверь, теперь, волнуясь, пытался запереть её обратно, уже с Шайнингом и его попутчицей внутри. Скоро ему это удалось и пегас, смахнув пот со лба, облегчённо зашагал к своим «застольным» напарникам. Получил грозный окрик в спину, прижал уши, под всеобщие смешки присеменил назад, вытащил и забрал забытый ключ из скважины.
— Детский сад… — Армор, закатив глаза, взял магией другой ключ и, открыв дверь уже моей камеры, вошёл, осторожно прикрывшись щитом и светя рогом на изготовку. Следом юркнула Аква, что, оказавшись в одном со мной помещении, привычно постаралась стать как можно меньше и незаметнее. Сколько ни общались — так и не привыкла, врачевательница аур и открывательница чакр… Снаружи напряжённо наблюдали остальные стражники. Как сапёры с неразорвавшейся ядерной бомбой, ей-Богу… Да я даже если захочу — что я тут сделаю?..
— З-здравствуйте, Найтмер… Ух ты, вблизи ещё красивее!.. — неуверенно поздоровалась медпони и завороженно уставилась на мою гриву.
Армор, недовольно хмыкнув, покосился на меня с неприязнью.
— Привет, док.
— Из… Извините, — отмерев, потупилась поняша. — Ну… Хух… У вас, э-э… Есть жалобы? — робко, в своём стиле, поинтересовалась она.
— Есть. Я, Обретённая Принцесса, даже во сне не могу уединиться и избежать чужих взглядов! — с каменным лицом выкатил предъяву я. — Это возмутительно!
Фиг знает, как тут положено. Но всегда можно сослаться на возраст и стародавние времена.
— Прошу прощения, ваша светлость, — едва обозначил поклон Шайнинг, спровоцировав рефлекторно поклониться и единорожку тоже. — Её Высочество принцесса Селестия лично осмотрела камеры перед вашим заключением — и, несмотря на ваше положение, приказала заточить вас сюда. Здесь мы ничего поделать не можем. Извините, — раскаяния в голосе гвардейца не было ни на грамм. — И Аква Спектр имела в виду ваше состояние здоровья.
Да знаю я, представь себе! Дуболом, блин. Те лунные были, а этот — солнечный…
Не ответив гвардейцу, лишь молча окинув его взглядом свысока, я повернулся к смущённой ответом медпоньке.
— Состояние… Горят, такое ощущение, все энергоканалы до последнего. Терпимо, привыкнуть можно, но мерзко до невозможности и по всему телу сразу. Рог ноет. Фантомные боли, к счастью, тоже почти унялись уже, так что больше особо ничего не беспокоит. Ну только ещё то, что мне явно не помешало бы поесть.
— Н-ну, если боль терпимая, то вы хотя бы их не сожгли. Энергоканалы… — робея, обошла меня, просвечивая рогом, медпони. — Насколько я могу судить, через них прошло слишком много энергии. Это редко бывает, обычно для такого просто не хватает резерва… Чтобы не сделать хуже, постарайтесь пока не применять магию… Ой, то есть… Извините, ваша светлость! — прижала ушки она. — Для более быстрого и успешного восстановления я бы порекомендовала вот это зелье, — кобылка торопливо выкопала из своей аптечки пару маленьких флаконов и водрузила их на стол, — три раза в день, но у меня при себе пока только два.
Я попытался демонстративно подхватить флакон телекинезом, скривился, приложил к баночке копыто, примагнитил, чуть поднапрягшись, поднял, вернул обратно. Знакомые склянки. Недешёвое пойло, насколько я слышал… Интересно, неужели такие даже подобным мне каторжникам-висельникам полагаются?.. Шайнинг в подтверждение моих мыслей окинул пузырьки и врача подозрительным взглядом.
— Вот. Поправляйтесь… — пробормотала понька, — если других жалоб нет, то я, пожалуй, пойду…
— Спасибо, док. Опять меня латаешь… До свидания, полагаю?
— Д-до свидания, — пискнула та в ответ и заторопилась к выходу. Шайнинг, окинув подозрительным взглядом и меня тоже, бросил, что еда скоро будет, и направился следом.
— Валите давайте… — пробормотал я себе под нос в сторону грохнувшей двери и залязгавшего в замке ключа.
Снова машинально попытался магией подхватить склянку со стола, тихо выматерился, приклеил её к копыту и, свернув зубами пробку, опрокинул в себя шипучую жидкость, от которой слегка немел язык. Не найдя мусорного ведра, просто выкинул опустевшую ёмкость и пробку за решётку, в коридор, и, не обращая внимания на возмущение стражников, примостился на койку лицом к стене. Настроение, и без того паршивое, стремительно катилось в бездну. Ну и хрен с ним. И со мной. Со всеми.
…
— Рар, ты ведь меня не бросишь?
— Нет, Найти.
Я замер, силясь сдержать слёзы и чувствуя, как бьётся её сердце.
— Н-никогда?
— Пока не умру, — немного печально улыбнулась она краем губ.
…
Я распахнул глаза и, смахнув слёзы кончиком крыла, надрывно вздохнул. А через пару часов она улетела, оставив меня готовиться к финальной битве со злом… после победы в которой меня теперь просто спишут, и ни с Рар, ни с остальными я рискую уже и не увидеться…
Визит Мороженки оставил такой след в памяти, что в него можно оказалось провалиться, как и в лунные воспоминания — или я просто сильно хотел это сделать, не знаю. Хотелось чего-то… обнадёживающего — но память о встрече с подругой наоборот лишь разбередила душу. Проклятье…
Перестроиться же на позитив упорно не удавалось — в душе царили раздрай и уныние. Плохо, но…
Вспомнилось, как я в продолжение того диалога спросил Рарити, согласилась бы она стать аликорном, со всеми плюсами и минусами этого решения. Ответ несколько озадачил и удивил: Рар согласилась с ходу, несмотря даже на мои уточнения, что ей, бессмертной, тогда и сестру придётся хоронить рано или поздно, и детей потенциальных… Это было воспринято как-то… Словно не как своё решение — как судьба. Если можешь стать — должна стать, иначе просто неправильно. А потом разговор и вовсе на тему смерти и отношения к ней понемногу переполз. Своеобразный у пони на это всё оказался взгляд.
У них, так примерно я для себя поделил, словно было две смерти: хорошая и плохая. Хорошая забирала пони когда пришло его время, а плохая — раньше срока. Потому отношение к естественной смерти от старости было простым и лёгким. Такова жизнь, она заканчивается. Она была хорошей, в ней хватало радостей и горестей, друзей, событий… Сказать, что я офигел, когда Рар поведала о прощальных вечеринках Пинки на такой случай — ничего не сказать. Но да, тихо, спокойно собирались семьёй и друзьями, прощались, вспоминали хорошее. Не соболезновали — нечему. Естественный ход вещей…
Совсем иным делом была преждевременная гибель от болезни, в катастрофе или при несчастном случае, от нападения какой-нибудь хищной твари — не суть. Суть была в том, что жизнь, которая должна была продолжаться дальше, трагически оборвалась. Вот тут уже были и соболезнования, и горе, и слёзы, и провожали без вечеринок, в печали и молчании.
Потому, неожиданно, Рар, такое ощущение, даже не подумала об отказе в подобном гипотетическом случае. А сестру хоронить… Ну, если она умерла от старости, потому, что так должно происходить — что ж. Не уверен, на самом деле, что стой она перед реальной перспективой — согласилась бы столь же легко…
У меня такой подход всё равно вызвал некоторые сомнения по поводу мотивации, хоть и импонировал в некоторой степени своим определённым позитивом. Но как ты ни относись к потерям — они всё ещё останутся потерями, и едва ли когда-то станут вдруг безболезненными. С другой стороны, не убиваться по ним — тоже правильно с определённой точки зрения?..
Вспомнился дом, родители, оттуда ещё, из той жизни. Что теперь я чувствовал? Светлую грусть, пожалуй — и готовность идти дальше. И, наверное, это правильно?.. Они же ведь не хотели бы, чтобы я, условно, пошёл и спился от горя оттого, что их больше нет со мной? «Их больше нет со мной»… Если так подумать, вообще звучит на редкость эгоистично — слишком много «мне», «меня»… «Вас у меня больше нет, вернитесь ко мне, мне плохо»! Ситуация, правда, тут несколько обратная — ушёл же я, но всё-таки мы друг друга потеряли. И, на самом деле, я надеюсь, что они уже нечасто меня вспоминают. Похоронили, помянули — и пошли дальше, а не остались рыдать над могилой, угасая сами. Я бы такого точно не хотел. Пусть живут дальше, не разучившись смеяться и улыбаться — так, как надо бы и мне теперь. И всё равно — скучаю, порой…
Я невольно усмехнулся, пришедшей на ум картинке: мама, вздохнув и печально посмотрев на надгробие, чуть грустно улыбается: «Ты теперь в лучшем мире», а я тут превозмогаю неделями, вытаращив глаза, а потом, вон, вообще в тюрьме сижу… «Лучший мир», офигеть теперь!.. Сижу за решёткой и сам себе завидую! О смерти, вот, размышляю битый час…
Кто знает, может, она за мной завтра и придёт, в облике Дэйбрейкер в компании палача?..
Я, вздохнув, оглядел погруженную в полумрак камеру. Солнце на небе уже сменила луна, чей тусклый свет едва пробивался в окошко сквозь облака, и светили мне только притушенные огни светильников под потолком на посту стражи. Уже другая четвёрка пони вяло тащила там службу, вполголоса треплясь о бытовухе, подшучивая друг над другом, бегая за чаем в подсобку, перемывая косточки коллегам и командирам, обсуждая немолодого уже капитана, снова угодившего на больничный и собирающегося уйти в отставку, да изредка с равнодушной ленцой поглядывая в мою сторону.
— «Лапку сломал — не в счёт. Ну а помрёт — так помрёт», — тихо пробормотал я себе под нос и, снова вздохнув, перевернулся на другой бок, лицом к стене, и покрепче обнял тощую подушку. А друзья там, в Понивилле, поди, и не узнают ничего до самого конца…
Как же… нечестно всё вышло. Как же обидно…