Марионетка своей славы (A Puppet To Her Fame)
Акт второй — Выступление
Обновлено 18.05.2021
Исправлены опечатки и неточности перевода
Я помню в равной степени затуманенное зрение и самодовольное удовлетворение, когда проснулась. Первой моей мыслью было осмотреть себя на предмет увечий. А второй целиться подальше от кровати, когда меня начало рвать. Голова раскалывалась. Даже невзирая на то сколько я проспала, меня ужасно клонило в сон.
Я считала, что победила. Какой бы жестокой она не была, моя мать никогда не теряла самообладания. Должно быть я попала по больному месту, если она решилась меня вырубить. Моё горло болело, а голова раскалывалась. Я безучастно наблюдала за часами, то окунаясь в забытье, то снова всплывая на поверхность реальности.
Репетиция начиналась в шесть. Около пяти я наконец очнулась достаточно, чтобы осознать насколько я проголодалась. Я не особо рассчитывала попасть на кухню. Как только моё тело оправилось от тошноты, я встала с кровати и подошла к двери. Она заскрипела, когда я оттолкнула её достаточно широко, чтобы видеть коридор. Моих родителей не было видно, и я не хотела, чтобы это изменилось. Быстро и бесшумно я направилась на кухню.
Каждый короткий коридор казался мне западнёй, но всё же мне удалось незаметно добраться до кухни. Повар готовил сэндвичи с маргаритками.
Я подошла к нему тихо и робко. Мой голод был слишком велик и я не решалась наглеть перед жеребцом с полудюжиной сэндвичей. — Можно мне?
— Рад тебя видеть на ногах. Бери столько сколько захочешь. — сказал он.
— Благодарю. — я взяла парочку сэндвичей. — Понимаете, пони обычно не столь добры ко мне. Какой у вас мотив? Что вам будет с этого?
Некоторое время он стоял в тишине, пряча свой взгляд. — Ты мне напоминаешь одних пони. Я подвёл их, и ежедневно они напоминают о себе. Помогая тебе я чувствую себя лучше.
Некоторое время я стояла в тишине. — Знаете, я жалею о том, что у меня не было таких родителей каким являетесь вы. — я повернулась и вышла с кухни.
Вернувшись в свою спальню я могла с облегчением поесть. Закончив перекус, я увидела что у меня осталось около двадцати минут, как раз, чтобы сочинить пару пьес. Ликующий дуэт скрипки и виолончели непрестанно играл в моей голове. Если бы у меня была возможность, то я бы слушала эту прекрасную мелодию всю ночь. Мой разум должен быть ясным, чтобы играть на виолончели этим вечером, поэтому я сочинила её и чтобы позже насладиться этим дуэтом.
Я торопливо начертила на листе стаккато восьмых нот для скрипки. А под ними целые и половинчатые ноты гармонического аккорда для виолончели. Пианиссимо переходило через крещендо в фортиссимо, а после через декрещендо снова в пианиссимо. Музыка оживала и сама себя писала на странице. Никакие технические термины не могут ограничить творчество тех у кого музыка исходит из самого сердца.
Мои копыта заполняли страницу, до тех пор пока я не услышала стук в дверь. Я перестала записывать и почувствовала колющую боль в копытах. Я сопротивлялась своему желанию продолжать творить и у меня получилось. Я подошла к двери, ожидая увидеть мать, но с облегчением встретила дворецкого.
— Наступил час ежедневной репетиции, миледи. — проговорил он.
У меня каждый раз улучшалось настроение, когда он называл меня так. Он был поистине профессионалом своего дела. Меня часто посещали мысли, что за все случаи, когда я доставляла ему неприятности, он легко мог попросить разрешения у отца наказать меня. Однако его нейтральность развеивала подобные мысли.
Я направилась к двери, но он остановил меня. — Ваша виолончель.
— Я оставила её в театре. — ответила я.
— Нет, она на своём месте. Он указал копытом на мою стойку для виолончели.
О. Как он и сказал, моя кленовая виолончель аккуратно стояла на подставке в углу.Я подошла к ней, положила её в футляр и закинула его за спину. Мой разум должно быть слишком сосредоточился на сочинении музыки, что не осознал, что виолончель вернул именно дворецкий.
— Очень хорошо, двалеский, веди меня в сей театр! Я вышла из комнаты, поудобнее пристраивая виолончель на спине. После того как родители научили меня носить этот громоздкий инструмент, я ещё ни разу не роняла его. Когда он терял равновесие он сильно колол меня в левый бок. У меня просто не хватало слов, чтобы спорить насчет эффективности такой техники переноски инструмента.
Моя улыбка исчезла, а выражение лица остекленело, когда я увидела, что родители вышли проводить меня. Никто из них не проронил ни слова. Однако даже без слов было понятно их послание. Только посмей ещё раз сбежать, наглое отродье.
У нас заняло не так много времени, чтобы добраться до театра. Лира, судя по всему, очень удивилась, увидев меня, и после того как репетиция закончилась, я поняла почему.
— Октавия! Что с тобой случилось? — спросила Лира.
— Эм? У меня что синяк? Бегло осмотрев себя я заметила галстук-бабочку. — ох, ну только не это снова. Я сорвала галстук-бабочку и бросила его на пол.
— Синяк? Нет, я к тому что тебя вчера не было! Той ночью ты пошла домой с Винил и убежала, как только она проснулась.
— Да, я немного перенервничала, когда проснулась в постели вместе с... стой, вчера? Какой сегодня день?
— Сегодня среда. Ты себя хорошо чувствуешь? — Она приложила копыто к моему виску.
— Вот же ж... Меня вырубило на целый день?
— Я боялась это будет что-то пострашнее, чем просто долгий сон.
— Забудь. Мне нужно развеяться. Давай заскочим в клуб. — изрекла я.
— Ты уверена? Винил и Бон Бон точно захотят тебя увидеть, чтобы знать что ты в порядке. Просто... ты ведешь себя необычно.
— Необычно? Я эм... думаю вполне нормально. Ну, то есть меня немного вывело из себя, то что я проснулась в квартире Винил. — слегка улыбнулась я.
— Ты проснулась в её квартире, сочинила симфонию на салфетках, коробках из-под пиццы, нескольких обрывках бумаги и двенадцати упаковках пива, а потом убежала? Ага, немного странно.
— Что я могу сказать? Вдохновение приходит в самых странных местах. А теперь давай сбежим отсюда, пока дворецкий не нашел меня. Мои родители не одобряют что я веселюсь и приставили его надзирать за мной.
— Хех, — усмехнулась Лира. — Как я тебя понимаю. Просто не представляю как можно прожить всю жизнь в обнимку с виолончелью и письменным столом, заваленным разными бумагами.
— Тогда можешь считать, что тебе повезло.
— Учитывая, сколько мы пили, Винил и Бон Бон будут у меня дома. Этим вечером мы собираемся просто посидеть.
— Хорошо. — ответила я.
Лира уходила прочь от центра города, с которым я так хорошо познакомилась в последнее время. Мы находились где-то на востоке от театра, между центром города и кварталом аристократов. Улицы сплошь были забиты домами и ничем кроме. По крайней мере, дороги и тротуары были чистыми, а на клумбах росли живые цветы.
Лира и Бон Бон жили в однообразных домах, как и все остальные на этой улице. У каждого из них были серые стены, два равномерно расположенных окна и одинокая дверь, ведущая внутрь. За небольшой проходной находилась лестница, ведущая к разным жилищам. Комната Лиры имела номер семь, что заставило меня хихикнуть. Я предполагала, что это простое число предвещает мне удачу.
Когда я вошла в её квартиру, то впала в шок. Там был невообразимо красивый серый узорчатый ковёр, с россыпью коричневых и черных пятен. Пара простых коричневых соф у Лиры выглядели гораздо уютнее, чем одинокий диван марки Честерфилд с серебряной отделкой в моей спальне. Винил жестом пригласила меня присесть.
Я была уверена, что у моих родителей или дворецкого на этот случай припасен козырь в рукаве. Возможно, они снова намеренно позволили мне сбежать и планировали какое-нибудь поражающее воображение наказание. Может дворецкому приказали проследовать за мной до дома Лиры? Может быть они хотели приехать и помешать нам.
Я вытряхнула эту мысль из головы. Сегодня мы будем веселиться. Если бы я не умирала со стыда от того что сбежала вчера, я бы больше времени проводила рядом с Винил. Может быть она расскажет мне каково это жить настолько бурной жизнью. Возможно стиль жизни наполненный постоянными вечеринками, алкогольным опьянением и пересыпом с кем ни попадя достоин зависти.
Как выяснилось у Винил сегодня был выходной, так что у нас появилось время поболтать. Мы сидели на кушетке с парочкой коктейлей, пока Лира и Бон Бон шептались о чем-то в креслах у камина.
— Привет, Окти. Прости за всю ту кутерьму с квартирой. Ты едва могла стоять и мне пришлось тебя отлеветировать к себе домой. — объясняла Винил.
— О... благодарю. — я покраснела и почувствовала некоторое облегчение.
— Когда ты исчезла я начала беспокоиться. А потом я нашла ноты, которые ты нацарапала на моих вещах! Я и не догадывалась, что ты умеешь сочинять дабстеп.
— Да, на меня иногда находит непреодолимое... стоп, что? Что за дабстеп?
Винил рассмеялась и поправила очки. — Забавно. Своей музыкой ты затэгала всю мою квартиру. В половине из которой нереальные биты, а в другой половине какая-то унылая классическая муть.
— Винил, нет. Я думала, что сочиняла для струнного квартета... Чтобы не сойти с ума мне иногда приходится избавляться от музыки в голове. А ещё голова раскалывалась и весь этот яркий свет... я услышала как ты начала просыпаться и запаниковала. Я думала ты и я... я думала мы... переспали.
Короткий вздох сорвался с её губ. — Окти, я бы не воспользовалась тобой. Тебе повезло, что ты сохранила невинность и это стоит оберегать. Держись рядом со мной и я позабочусь о том, чтобы с тобой ничего плохого не случилось.
— Благодарю, для меня это очень важно. Ещё никто не говорил, что я невинна. Трудно вообразить, что после жестокого воспитания во мне осталась невинность.
— Так, что твоя мамуля подумала о том, что ты наклюкалась? — усмехнулась Винил.
— Что... — меня застали врасплох. Что я должна сказать? — О, ничего особенного, Винил. Она просто начала душить меня как только увидела. Я рассказала ей, что переспала с кобылой, а потом харкнула ей кровью в лицо. Но все неплохо закончилось. Она лишила меня сознания всего на полутора суток. Тошнота и сонливость, вероятно не были последствиями сотрясения мозга.
— Она ничего не сказала. — я соврала. — Она просто была рада, что я не притащила с собой пьяного жеребца.
— Хех, они не восприняли все это в серьёз. Винил наклонилась и прошептала: — Получается, что ты просто упала на лестницу прямо горлом и потом чисто случайно пропустила репетицию?
Я инстинктивно поднесла копыто к горлу. Моя трахея всё ещё ныла, а я даже не смотрела на неё. Неужели галстук-бабочка скрывал кровоподтёк? Винил обо всем догадалась? Мои глаза не знали на чем остановиться, и я быстро выпила коктейль, который мне приготовила Бон Бон.
— Успокойся, всё нормально. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом я всегда буду рядом. — тепло улыбнулась Винил.
Я вежливо кивнула и вздохнула с облегчением. — Благодарю. — У меня... у меня вопрос насчёт твоих глаз. Зачем ты носишь солнцезащитные очки в помещении?
— Хех, ну это всё часть личности Диджея Пон-3. Но так и быть, крошка. Я открою тебе маленьких секрет. — Винил наклонилась ко мне и подняла очки, открыв две красные радужки. — Я — вампир.
Я закричала, прежде чем поняла, что произошло. Глаза Винил широко раскрылись, она снова надела очки и откинулась на спинку кушетки. Оглянувшись я увидела ошарашенный взгляд Лиры и Бон Бон и нервно хихикнула. Винил тоже засмеялась.
— Эй, Окти, это просто шутка. Я ношу солнцезащитные очки, потому что красный это очень редкий цвет глаз. Очень многие пони смеялись надо мной из-за него.
— О, мне ужасно жаль. — сказала я. — На самом деле мне они кажутся очень красивыми.
— Спасибо и расслабься. Мы здесь, чтобы оттянуться. Бон Бон, можешь сделать пару отверток, пожалуйста?
— О чём речь. — улыбнувшись, ответила она.
— А что такое отвертка?
— Это инструмент, который нужен, чтобы закручивать шурупы. — ответила Винил.
— А, это я знаю. — я улыбнулась и расслабившись откинулась на спинку кушетки.
Винил склонила голову набок. — Лира оказывается не шутила, что тебя держали взаперти. Это смесь апельсинового сока и водки. Решила, что пришло время познакомить тебя с завтраком чемпионов. Хотя, на самом деле так говорят про Кровавую Мэри.
— Довольно мило с твоей стороны. Есть одна вещь, которая меня волнует, Винил.
— Валяй.
— Когда я сочиняю музыку, то слышу в голове мелодию, которую не слышит никто другой. Моя мать говорит, что это моя муза, но ни она, ни Лира никогда не слышали музыки в своей голове. Ты когда-либо слышала музыку, которую тебе приходится играть на сцене?
Винил заерзала на месте и покачала головой: — Ты про идею яростной басовой линии, о которой ты никак не можешь перестать думать, пока не подберешь под неё правильный ритм?
— Нет, я буквально слышу её. Она эхом прокатывается по спальне. Иногда она нависает надо мной, иногда она вокруг меня. Где бы я ни была и чем бы я не занималась, я продолжаю слышать мелодии. Единственный способ заглушить её — это нанести её на бумагу. Она достаточно громкая, чтобы не давать мне спать по ночам.
— Хм. — Винил перестала представлять себе новые ритмы и посмотрела на меня. — Ну, Лира говорила что у тебя получаются сногсшибательные вещи. Я не эксперт, но это звучит как компромисс для написания такой улётной музыки.
От этого комплимента я залилась краской. Я никогда не задумывалась о том, насколько долго моя музыка сможет меня пережить. Будут ли наши внуки играть мою музыку? Услышат ли Селестия и Луна мои композиции на гала-концертах через тысячи лет?
Бон Бон вернулась с напитками и оставила нас двоих наедине. Я попробовала свою отвертку и нашла её резкой, но приятной. Благодаря сдерживающей меня Винил, я не боялась потерять сознания и снова проснуться в её постели. Я наслаждалась этой ночью. Какая-то музыка раздражала меня, умоляла сочинить её, но я игнорировала этот зов.
— Так вот, Винил, каково это всё время делать то, что ты сама захочешь? Не чудесно ли, что нет никаких командующих родителей, контролирующих каждый твой шаг?
— Хм, я никогда толком об этом не задумывалась. Быть диджеем — это моя страсть. Впервые я услышала электронную музыку, когда тайком прокралась в ночной клуб. Я была достаточно взрослой, чтобы находиться там, но увидев стол диджея, динамики, проводку и свет, я почувствовала что должна попробовать сама. В тот вечер после закрытия я проникла внутрь и поигралась с ним. Вот тогда-то я и обрела мою кьютимарку. И мне нравится, то чем я занимаюсь больше всего на свете. Обрести свободу это просто часть взросления. Ты со временем станешь взрослой и съедешь из родительского дома.
— Звучит очень мило... — я потягивала свой напиток и воображала, как покидаю родителей. Чтобы эта мечта воплотилась в реальность требовалось личное постановление Селестии или безвременная смерть моих родителей.
— Ты ведь тоже любишь музыку, так? Ты планируешь переезжать? — поинтересовалась Винил.
— Я не уверена, что у меня получится. Мои родители очень... строгие. Они так организовали всю мою жизнь, чтобы из меня получился первоклассный музыкант и композитор. Дискорд его побери, я даже толком не знаю, как я получила свою кьютим~ — я быстро оборвала себя и допила свой напиток.
Винил прошептала несколько слов, прежде чем заговорила. — Погодь, ты почти сказала, что не знаешь как ты получила кьютимарку?
У меня вырвался мимолетный нервный смешок. — Эм, не совсем. Однажды я вроде как ушиблась и очнулась с кьютимаркой и виолончелью. С тех самых пор и я стала слышать музыку, играть, сочинять... только не пойми меня неправильно. Мне это нравится. Единственное время, когда я не ощущаю себя одинокой, это когда я играю или сочиняю музыку. Я полностью погружаюсь в неё, забывая обо всех плохих вещах в моей жизни.
Я вздохнула и посмотрела на грязный пол. Прошло всего несколько дней после того, как я покинула дом и встретилась с другими пони. Я ощущала как на меня обрушивается ощущение разительного контраста между их беззаботной жизнью и моей.
Мой поток мыслей был прерван отблеском чего-то.
Винил снова заговорила, но я не могла услышать её. Моё внимание приковали четыре струнки, свисавшие с деревянного креста в воздухе. Легкий ветерок прошелся по струнам, сыграв печальный аккорд. На конце каждой веревочки висел небольшой металлический крючок. Я слишком часто с ними встречалась и понимала, что их появление не предвещает ничего хорошего.
Я пыталась вспомнить, почему они вообще появлялись. Обычно они возникали, когда я нуждалась в мотивации для сочинения или игры на виолончели. Если не считать наспех сочиненного дуэта, за последние три дня я ничего не написала. Моя игра на виолончели была несравненной на сегодняшней репетиции. Весь вечер напролёт я играла медленные аккорды и целые ноты.
Висели ли они передо мной, медленно покачиваясь как угроза? Мне нужно было решить, что мне предпринять, пока они медленно приближались к нам. Я могла бы закатить сцену и бороться с ними, или же я могла покинуть друзей добровольно. Но освободят ли они меня в этот раз? Какой инфернальный истязатель послал их ко мне?
Должно быть моё тяжелое положение было написано у меня на лице. Я почувствовала, как мои глаза расширились, а сердце бешено заколотилось в груди. Моё выражение лица легко смогла прочитать Винил.
— Окти, что-то не так? — в её голосе слышалось неподдельное беспокойство. — Ай! — вскрикнула она, когда один из крючков уколол её ногу и тут же выскочил. Винил оглянулась в замешательстве из-за возникшей из ниоткуда царапинки.
— Мне нужно бежать домой. Благодарю, сегодня всё было прекрасно.
Я спрыгнула с кушетки и выбежала из квартиры. Я обернулась и увидела, что крючки плывут по мостовой прямо за мной. — Ты хочешь чтобы я начала сочинять! — крикнула я. — Так я и буду!
От моей растерянности я чуть не заблудилась в незнакомом районе. Я бежала так быстро, как только могла, не оглядываясь назад. Если я успею добежать до дома достаточно быстро, то смогу убедить мать, что я не уходила снова выпивать. То скорее всего она меня все равно накажет, но попробовать стоит.
Поместье показалось на горизонте. Чувство, что меня преследуют, рассеялось. Добежав до людской, я наконец сбавила скорость. Я постучала несколько раз, и через пару минут повар пришел и открыл дверь.
— Благодарю. — прошептала я, пробегая мимо него и направляясь в мою спальню. Я должна была успокоиться и подождать, когда музыка снова заиграет в моей голове. Всю ночь звучали только обрывки музыки, вроде миддл эйт для деревянных духовых инструментов или фанфар для медных духовых. Чтобы успокоить фантомного кукловода, мне пришлось бы сочинить целую оркестровую аранжировку.
Я включила свет в спальне и застонала, когда я увидела семейный портрет на стене. На нём были изображены мои родители, одетые в накрахмаленные костюмы. И я, съежившаяся между ними на животе, с опущенными ушами. Что касается фамильных портретов — всё могло быть намного хуже.
Я подошла к моему столу и вспомнила, что оставила виолончель и галстук-бабочку в театре. Дворецкий мог бы и взять виолончель с собой, но я не хочу неожиданного визита от матери. Я стала искать в своем шкафу, пока не нашла брошенный красный галстук-бабочку. Мои копыта боролись с непослушной тканью, когда я надевала его на шею. Одного лишь взгляда на большой неаккуратный узел было достаточным, чтобы понять что я только что надела его.
Я села за стол и вздохнув, макнула перо в чернильницу. Может однажды наступит день, когда я оправдаю ожидания родителей настолько, что они раскошелятся на ручку. Слуги довольно лестно о них отзывались.
Я ощутила, как струны с легкостью паутины прошлись по моей спине, оставляя холодок на позвоночнике. Моё тело замерло в ожидании булавочного укола. Но вместо этого я почувствовала, как мне поправляют галстук-бабочку. Он выглядел почти нормально и как раз вовремя. Моя мать выбрала именно этот момент, чтобы нанести мне визит.
В последнее время у неё было настроение подкрадываться ко мне незаметно. К счастью, муза, которая дарила мне так много восхитительной музыки, полностью поглотила меня. Соната, гудевшая в моей голове, превратилась в панихиду. Медь стала отбивать ритм, предвосхищая появление фанфар. Я записывала так быстро как только у меня получалось. Возможно, я могла бы преподнести это произведение матери в качестве подарка на день рождения. Пожалуйста, Мать. Это песня, то что представляю думая о тебе. Смотри у меня ещё хватает таланта, чтобы писать хорошую музыку. Ты помнишь каково это?
— Ты выглядишь ужасно восхищенной. Я рада, что ты усердно работаешь, а не сбежала напиваться. Странно, однако, что именно дворецкий принес твою виолончель. Я тебе уже не раз говорила, никогда не позволять прикасаться другим к твоей виолончели. — проворковала мать.
Я уже привыкла к её попыткам убаюкать меня ложным чувством безопасности. Ей наскучило постоянно издеваться надо мной и она любила время от времени перевернуть всё с ног на голову. Я убрала самодовольную ухмылку с лица и повернулась к ней.
— Здравствуй, Мать. Чем обязана такому удовольствию?
— А разве мне нельзя просто так заглянуть к моей любимой дочурке? Я не хочу, чтобы с тобой произошло что-то плохое, если ты убежишь, поэтому я решила дать тебе небольшую мотивацию.
Вот оно, пришло время нанести удар по её самолюбию, прежде чем она раскроет значение этой мотивации. — В самом деле, мне очень бы не хотелось, чтобы непристойный единорог сделал мне незаконнорожденного жеребенка единорога.
Она и в самом деле на секунду стояла раскрыв рот, шокированная моей фразой. Это стало игрой между нами. Она приходила меня подразнить, я отпускала колкости в её адрес, а после она наказывала меня. То что в последствии моей фразы она впала в ступор обозначало мою редкую победу.
Я совершенно забыла, что тыкаю палкой злую собаку и мой смех эхом разнёсся по спальне. Мать засунула мне в рот тряпку и обернула вокруг головы. — Мфф-мфф. — мычала я.
— Какой позор, что у тебя такой грязный язык. Возможно, раз уж я не могу его вырезать, то могу попросить тебя пару минут пожевать раскалённых углей? Я слышала, что грифоны так поступали с военнопленными пегасами. Она подошла к очагу, который развели слуги, чтобы согреть меня.
Она не станет... это просто немыслимо...
— К сожалению, — огорченно произнесла она. — мне приказано не предпринимать ничего радикального, пока что. У твоего отца есть план действий на случай непредвиденных обстоятельств, если ты и дальше продолжишь упорствовать. А сейчас я использую проверенный временем метод, чтобы удержать тебя неподалёку.
Она повернулась и пристально уставилась на меня. Гнев сочился из неё, как жар от солнца. Я медленно встала и подошла к кровати. Я надеялась задобрить ей и дать ей ложное чувство всемогущества. Я ведь даже надела этот дискордов галстук-бабочку. Я легла на одеяло и закрыла глаза.
— Зря стараешься, Октавия. Ты могла бы вылизать мои копыта дочиста, но даже в этом случае, я бы не поверила, что ты усвоила свой урок. Сколько раз ты посещала бар?
Я перевернулась на живот, когда она начала подходить ко мне. Она была не единственной, кто мог заморочить голову и я никогда не делала этого очевидным способом. Теперь настал её черед.
— Трижды. Трижды ты убегала после репетиции. Разве тебе мало того, что мы позволили покинуть наш дом без нашего присмотра. Неужели тебе обязательно вести себя как неотёсанный фермер с каменных угодий? Должно быть ты пытаешься тем самым показать, что ты недостойна носить нашу фамилию?
Теперь она была на расстоянии удара. Я напряглась и спрыгнула с кровати, хватая её. Моё копыто метнулось к её челюсти, но она отреагировала быстрее, чем я предполагала. Она отшвырнула меня и схватила меня за галстук-бабочку на шее.
Единорогам было гораздо проще обходиться с неодушевленными предметами, нежели с живыми пони. Я пыталась сорвать галстук-бабочку, чтобы она не могла меня удерживать на месте. Моё копыто наконец нашло крючок и ослабленный галстук слетел. За ту пару секунд в которые я должна была среагировать, она ударила меня по ребрам и выбила из меня весь дух.
— Стерва! — закричала она. — Если ты хочешь себя вести как одичалая грязепони, то с этого момента я буду обращаться с тобой именно так.
Её седельная сумка открылась и оттуда вылетела верёвка. Она быстро обернула её вокруг моих ног и стреножила меня. Я начала ухмыляться.
— Что тут смешного, свинья?
Я улыбалась думая что сейчас крючки придут и освободят меня. Где же они? Почему они не помогут мне? Я бросила взгляд в сторону стола, где я страстно сочиняла музыку. Конечно. Они появляются только, когда мне необходимо сочинять или я слишком долго игнорирую музыку. Я сердито фыркнула.
— Именно так, связанная как свинья. Не понимаю, почему твоему отцу не нравится это, настолько же насколько это нравится мне. Я почти жалею, что не могу зачать ещё одного грязепони, чтобы наказывать именно его, когда ты начинаешь себя так вести.
Веревки подняли меня в воздух, и я повисла вниз головой. Она открыла окно и поднесла меня к нему.
— Падаль выкидывают на улицу и если ты хоть чему-то научилась за свои восемнадцать лет, то ты перестанешь ебать мне мозги! — закричала она.
Меня выбросили из окна прямо в грязь. Конечно же сегодня шел дождь. Спасибо, Селестия, погодка то что надо. Окно захлопнулось и я осталась наедине со своей яростью, единственной вещью, которая согревала меня. Однажды я стократ отплачу ей за все её оскорбления.
Мне хотелось, чтобы она сдохла.
Какое-то время я извивалась, пытаясь освободиться, но в конце концов сдалась. Грязь покрыла мои бесчисленные волосы на шерстке и гриве. После неуверенных извиваний я доползла до стены поместья. Потребовалась целая вечность, чтобы добраться до холодной каменной кладки, но напряжение только прогнало от меня сонливость. Я была так взволнована, и воздух был таким морозным этой ночью. Стена была плохим укрытием и я не была уверенна получится ли у меня поспать. Я дрейфовала между пограничными состояниями сознания, пока веревки впивались в ноги, мешая мне спать.
В течение долгой ночи у меня было достаточно времени на раздумья. Пока я лежала и думала, до меня начала доходить одна мысль. Я сама несу ответственность за последствия своих поступков. Моя мать была права.
Я вела себя некультурно, подобно скоту. Все чего они от меня требовали — игры на инструменте и сочинении музыки, а это я могла сделать. Зачем я продолжала их провоцировать? Почему я не могла вести себя прилично и просто не облегчить себе жизнь? Они могли бы и в самом деле не любить меня, но что в этом случае они бы не прикладывали столько усилий, чтобы исправить мой паршивый характер?
Я дрожала от ужаса и хныкала под растущим полумесяцем. Проносящиеся мысли в моей голове о поражении, были неприятны. Нет. Это они ведут себя как скот. В этом нет моей вины... ведь так?
На следующее утро я проснулась в моей спальне, вся измазанная в грязи и без верёвок. Кто-то отнес или возможно, забросил меня сюда. Я лежала посреди комнаты. Вытянув ноги я ощутила боль в протестующих, напряженных мышцах. Слёзы капали от боли, когда я пыталась сомкнуть челюсти, в то время пока мои мышцы пытались удержать меня в устойчивом положении. Как только спазм спал я подошла к кровати. Я не хотела, чтобы она была вся измазана в грязи, ведь в этом случае мать будет несчастна. Я смогу обрести достаточно душевного покоя, хотя бы оказавшись под ней.
Было достаточно просто забраться под дубовый каркас кровати. Я часто спала под ней, когда была совсем маленькой. Вырезанные слова на деревянной раме всё ещё были видны. Моё любимое место было у стенки, в самом безопасном месте. Оказавшись под ней, я подняла глаза и прочитала вырезанную надпись: Мамуля меня любит. Я закрыла глаза и стала ждать, когда у меня наконец получится уснуть.
Я проснулась около полудня. Слуга принес мне немного еды, а её аромат заставил меня очнуться ото сна.
Я выползла из-под кровати и меня шокировало, то что лежало на моем столе. Свежий салат из нарциссов и роз, яблочный сидр и копченое сено. Это был мой любимый завтрак, невероятно редкое явление. Я обошла вокруг тарелок подозрительно принюхиваясь. "Наказание за плохое поведение, награда за хорошее" — вспомнила я.
Ко мне вернулись воспоминания из детства. Тогда я была такой же непослушной, какой и сейчас. Когда кнут не сработал, отец убедил мать попробовать пряник. На какое-то время моё поведение улучшилось и меня вознаградили. Моя наивность заставила меня поверить, что отец полюбил меня и потому стал ко мне добр. А затем... Я получила кьютимарку.
И изменилась не только я, когда я её получила. Мать стала более жестокой, а отец более отстраненным. Я никогда не решалась спросить, знают ли они, каким образом я получила свою кьютимарку. Мне было страшно узнать, слышали ли они то же самое пение. От одного воспоминания о той ужасной ночи в комнате похолодало градусов на двадцать.
Еда трансформировалась в подачку купить моё хорошее поведение. В животе заурчало. К Дискорду, просто съем салат! Я пожала плечами и села перекусить. По крайней мере, до тех пор пока я понимаю, что они пытаются мной манипулировать — я могу этому сопротивляться. Ведь так?
После ланча я как следует вымылась в ванной и поспешила сочинять музыку. Мой разум сосредоточился на написании песен, как и полагалось послушной пони. Я хотела как можно быстрее скоротать время и перейти к общению с Лирой и Винил. Эта мысль наполнила меня счастьем, вдохновив на новые задумки. Я начала писать быстрее, с каждым часом становясь всё счастливее. Вскоре я одновременно начала слышать три песни. Я писала яростно, стараясь поспевать за моей музой.
И чем больше счастье наполняло меня, тем труднее было за ней угнаться. Закончив четвертую композицию я в изнеможении рухнула на стол. Моя челюсть болела от удержания пера, а глаза слезились от нескольких часов сосредоточенного фокусирования на пергаменте. Я повернула голову, чтобы посмотреть который час. Репетиция начиналась через тридцать минут!
Я встала из-за стола и начала собираться: виолончель, смычок, футляр и несколько листов нот. Не хватало только галстука-бабочки. Я осмотрела свой шкаф на наличие оного, но увидела что ни одного не осталось. Их отсутствие могло означать только одно: Мать хотела надеть его лично перед моим отъездом.
Было невыносимо сидеть здесь с виолончелью и ожидать её. Мои копыта начали дрожать, и я прикусила губу. Сегодня вечером я твердо намеревалась пойти в бар. Она была полоумной, если считала что салат сможет меня остановить.
Если бы я могла прикусить язык на тридцать секунд, то уже была бы на пути в театр. Дверь открылась, и я прикусила щеку. Резкая боль позволила мне сконцентрироваться.
— Превосходно, дорогая. Я вижу, что ты решила больше не вести себя подобно скоту. — заметила мать. — Если ты вернешься с репетиции к восьми, я позволю тебе сегодня поспать в конуре, вместо того чтобы валяться в грязи.
Восемь... девять... десять... одиннадцать...
— А теперь сиди смирно. — приказала она. Я почувствовала как мне завязывают галстук-бабочку.
Четырнадцать... пятнадцать...
— Готово, прямо как когда ты была совсем маленькой. Скажи мамуле, что ты её любишь.
Двадцать один... Я больше не могу сдерживаться...
— Октавия, я говорю это не сама себе.
Двад-цать три-и-и... Я так сильно кусала себя за губу, что почувствовала прикус крови на языке. Три коротких слова и она развернется и уйдет, но я не могла, я не хотела этого произносить.
Я почувствовала слабый укол в районе губ, который заставил меня открыть рот. Я заметила две тонкие струнки, ведущие два крючка к моим губам, изображающие на них легкую улыбку.
Кукловод руководил моими словами: — Я люблю тебя, мамуля. — если бы я могла свернуться калачиком и умереть от одного лишь отвращения к этому изречению, то именно это бы и сделала. Струны ослабили натяжение. Всегда пожалуйста.
— Послушная девочка. — она погладила меня по голове, повернулась и вышла.
двад-цать де-вять... ТРИДЦАТЬ! Дверь со щелчком закрылась за ней.
— Тупорылые злоебучие интеллигенты! — я выругалась во всё горло и ударила копытом по полу. — Аргх, посмотрим кто будет смеяться последним, когда я окажусь в баре снова.
Я встала и направилась к двери. Я сделала это: в течение тридцати секунд я не оскорбляла и не нападала на мою мать. Должно быть я поставила новый рекорд. Позже я проверю вырезанные слова под кроватью, чтобы убедиться в правильности этого.
Дворецкий ждал меня за дверью, готовый проводить меня на репетицию.
— Миледи. — вежливо поприветствовал он меня.
— Двалеский. — хихикнула я.
— В хорошем настроении, миледи? Он закрыл за мной дверь, как только я вышла с моей виолончелью.
— Дискорд возьми нет, но иногда попробовать стоит. — Я осмотрела пустые коридоры.
— Можем отправляться?
— Да. — я направлялась к парадному выходу, а дворецкий следовал сразу за мной.
— Могу я предложить вам пропустить посещение бара хотя бы на один вечер? Они... обсуждали как поступить в случае следующего вашего проступка, миледи.
— Нет, я не буду рассматривать это предложение. Просто сохраняй нейтралитет. Если ты начнешь действовать излишне любезно или грубо, я сразу пойму, что они взялись за тебя.
— Как пожелаете, миледи.
До театра мы дошли в тишине. Может позже я поговорю с поваром и узнаю, что ему известно о дворецком. Случались и более необычные вещи, чем дворецкий-единорог, любезничающий с непослушной земной пони. Я могла вспомнить только одну. Если сказки пожилых кобылок о Найтмер Мун были правдой, то добрые единороги тоже существовали.
Репетиция оркестра прошла быстро. Похождения по барам стали настоящей причиной того, что я таскала с собой виолончель через пол Кантерлота. Я встала и посмотрела на дворецкого. На мгновения наши взгляды встретились, и я положила виолончель на пол. Вздохнув, он кивнул.
На этот раз я пошла искать Лиру. — Погнали. — рявкнула я и потащила её к выходу, остановившись только, для того чтобы выбросить в мусорное ведро кое-какой красный кусок ткани.
— Притормози, Октавия. — просила Лира. Мы выбрались на улицу и только тогда я осознала, что она всё ещё прыгает на трёх ногах, поспевая за мной. Я отпустила её.
— Приношу свои извинения.
— Эй, у тебя все ок? Ты что читала какую-то страшилку или что-то типа того? Я однажды вообще не спала всю ночь из-за неё. Потому что ты выглядишь именно так.
— Да, я совсем не спала, что с того? — гавкнула я.
— Видишь? Ты такая сварливая. Неужели это была та самая история о безликом существе под кроватью?
Я сердито посмотрела на Лиру.
— Хех, это хорошая история. После неё я не могла заснуть четыре дня. В ней речь шла об изнемогающем от голода существе, которое стояло на двух ногах, прямо как алмазный пес. Оно перепрыгивало с дерева на дерево, пока не натыкался на пони. Затем оно преображалось в одного из её любимых пони. Ночью оно прокрадывалось в её спальню. Оно вставало рядом с их кроватью и срывало с неё одеяло. Пони просыпалась в испуге и видела как её любимый уставился на неё. Однако у этого существа не было ни глаз, ни лица. И когда пони смотрела в то место, где должно было быть лицо, от неё отрывали частичку её души. С того самого момента, эта скверна не оставляла её в покое ни на секунду. Оно скрывалось на периферии её зрения, позволяя заметить себя лишь мельком. Каждый такой проблеск откалывал частичку её души и так до тех пор, пока она полностью не лишалась рассудка.
— Неплохая страшилка. — усмехнулась я. — Напомни мне как-нибудь рассказать тебе о моём последнем дне рождения и тогда ты поймешь, что значит рыдать всю ночь от страха.
— Круто. Должно быть тебе подарили просто улётную книжку.
— Просто... нет. — я ускорилась, чтобы опередить болтливую единорожку.
— Может я о ней слышала? Лавкольт? Р.Л. Сталлион? Зона Сумерек? — Лира перечисляла авторов и книги, но я не обращала на них внимания.
Это была ужасная история о матери, которая секла свою дочь за попытку убежать. Спойлер: у неё не получалось нормально ходить и ровно сидеть в течение двух недель, — подумала я.
Впереди показался ночной клуб "Голубая Луна" и я ощутила беспрецедентное облегчение увидев его. Я славно проведу ночь, болтая с Винил. До конца вечера я планировала напиться до беспамятства. Мать будет в ярости и начнёт бить меня, но я буду слишком пьяна, чтобы почувствовать это. Я проснусь и буду бороться с похмельем. И повторю этот цикл до следующей репетиции оркестра.
Безупречный план.
Оказавшись внутри, я обнаружила Винил за одним из столиков. Она поднялась со своего места и позволила мне проскользнуть, чтобы сесть рядом с ней.
— Слушай, Лира, почему бы тебе не найти Бонни? Выпейте парочку коктейлей за мой счет. Винил левитировала десяток битов к ней.
— О, спасибо, Винил! И я непременно верну тебе те пятьдесят, которые я тебе проспорила. Мы делаем трюфели для городского карнавала на следующей неделе. — обещала Лира.
Винил подозвала официантку и заказала себе крепкого ликера, а мне какой-то необычный коктейль. Я даже не заметила как она заговорила со мной... я совершенно потерялась в своих мыслях. Она бупнула меня по носу, спустя меня с облаков.
— Окти, я спросила доверяешь ли ты мне?
— Конечно. — пробормотала я.
— Слушай, ты, наверняка думаешь, что я слишком молода, для того чтобы быть диджеем и тусовать каждый вечер. В своей жизни я повстречала много пони и ещё больше чего повидала в трущобах этого города. Мне нужно чтобы ты была откровенна со мной.
— Конечно, конечно. — ответила я. Слова из моего рта лились на автопилоте, когда я фантазировала о том, как придушу мою мать дюжиной красных галстуков-бабочек. Посинеет ли её рог, когда она начнет задыхаться или только её губы?
— Твой... твой отец тебя бьёт? — спросила Винил.
Всё моё внимание мгновенно переключилось на диджея. У неё был довольно угрюмый вид. Я не продержалась и двух секунд прежде, чем залилась смехом.
— Я серьезно, Окти! Выглядишь просто отвратительно.
Я прекратила смеяться, когда обратила внимание, что все смотрят на меня. — Прости, я эм...
— Упала с лестницы? — Винил закончила за меня фразу.
— Да. И ответ на твой вопрос — нет. Мой отец меня не бьёт.
— Ну да, подлые лестницы. — вздохнула Винил. Она приблизилась ко мне и взяла меня за копыто. — Должно быть ты не замечаешь этих ожогов от веревок? Меня удивляет, что никто в театре не спросил тебя, почему ты всё время появляешься с синяками.
Я отдернула копыто. — Это не твоё дело! — я не хотела кричать, но у меня все равно получилось сказать это очень громко.
— Окти, ты же сказала, что доверяешь мне. Позволь мне помочь тебе, позволь мне защитить тебя.
— Защитить меня? От одной из самых знатных семей в Кантерлоте? От родителей, которые считают меня бездарной грязепони? Да, у тебя определенно всё получится.
— Ты можешь просто уйти. Я знаю на третьей улице есть приют. Убеги, а копы тебя защитят.
— Да, тот самый шериф, который играет в бридж с моим отцом. Может быть, вместе с ним будет старший лейтенант, который помогает ему в выборе самых изысканных сортах вин. О, я знаю. Свифт Скрипт, главный судья округа! Они с отцом играют в шаффлборд каждый вторник.
Винил стукнула копытом по столу. — Это не шутки! Я не позволю какому-то уебку издеваться над тобой! Так кто это делает?!
— Как я и сказала, это не твоё собачье дело! — я оттолкнула Винил. — Хватит пытаться мне помочь! Никто никогда не сможет мне помочь!
Я выскочила из бара и не глядя побежала по окольным улицам. Моему разуму не хватало времени сообразить, где я нахожусь или куда мне бежать. Я просто хотела пообщаться с Винил, а не видеть как родители причиняют боль и ей. Почему она решила всё испортить, пытаясь соревноваться с моими родителями? Это не справедливо. Я просто хотела развлечься.
Я продолжала мчаться по улице, пока не столкнулась с кем-то. Я быстро пришла в себя и встав, встретилась взглядом с жеребцом.
— Эй, красотка, заблудилась? — спросил он.
— Да... я ищу дворцовую п-площадь. — ответила я. Моё сердце быстро колотилось после пробежки.
Я услышала как позади меня присвистнул пони. — Слыхал, Хоппер? У нас тут заблудившаяся знать.
— Ну, конечно, я подскажу. Дворцовая площадь прямо через этот переулок. Он указал на узкую темную улочку. — Просто поверни налево с другой стороны и иди прямо по улице.
— Премного благодарна. Вы меня сильно выручили. — по крайней мере, в одном эта ночь нормально складывается.
Я повернула и зашла в переулок. На полпути из переулка вышла тень, загородив выход. Запаниковав я обернулась и увидела позади себя Хоппера.
— Похоже, ты выбрала не ту ночь, чтобы потеряться. Как насчет того, чтобы сделать всё проще и чтобы мне не пришлось сдавливать этот милый ротик?
— Что вы хотите? Я тревожно осмотрелась. Между нами оставалось всего несколько метров свободного пространства. — У меня нет с собой денег.
— Хе-хе. — он усмехнулся. — Мне не нужны деньги, мне нужна расплата за выпивку, которую я тебе купил. Я хочу трахать тебя пока не взойдёт солнце над...
— Отъебитесь от моей подруги! — закричала Винил.
Ещё никогда в жизни я не испытывала такого облегчения.
— Боулдер, займись ей. — приказал Хоппер.
— Да за кого ты себя держишь? Пришла на огонёк, единорожка? — спросил Боулдер.
— Нет, я пришла засунуть тебе в глотку твои копыта!
От разгневанной интонации в её голосе я съежилась, однако жеребцы лишь рассмеялись.
— Даю тебе последний шанс заблудиться, прежде чем мы скормим тебе твои собственные зубы и заставим тебя... — Боулдер не успел закончить свою фразу.
Три жеребца упустили из вида одну важную деталь. Винил была единорогом. У земных пони была сила, размер и скорость. Но ничего из этого не помогло Боулдеру, когда булыжник врезался ему в голову, тем самым вырубив его.
— Ответ неверный. — рявкнула Винил.
— Ну ты напросилась ебанутая сука... — Хоппер встретился лицом с мусорным ведром. Вся тяжесть металлической корзины обрушилась на него несколько раз.
— Думаешь, у тебя достаточно яиц, чтобы что-то сделать со мной? — провоцировала она.
Я услышал позади себя испуганный топот. Обернувшись, я увидела, как последний жеребец испарился в конце переулка.
— Октавия! Ты в порядке? Какое сено тебе ударило в голову? Почему ты ночью побежала в район красных фонарей? — она подошла, смотрев меня.
— О, Винил! — я прыгнула к ней, обняв за шею. — Слава Селестии. Я заблудилась, а они обманули меня! Они собирались сделать со мной ужасные вещи. — как только страх и оцепенение прошли, я начала плакать.
— Эй, я же тебе сказала. Держись рядом и будешь в безопасности. Я не позволю таким подонкам как эти или как твой отец навредить тебе. Всё что тебе нужно это довериться мне. — Винил убрала мои копыта со своей шеи и улыбнулась.
— Благодарю, я попробую... — я едва сдерживала поток слёз. — Я... попробую.
— Пошли, мой дом совсем недалеко. — она взяла меня за копыто и повела в сторону своего дома.
Мы не так долго шли и я была благодарна за это. Я едва сдерживалась. Как только мы зашли, она заперла дверь и скинула банки и пустые коробки со своей кушетки. Она отвела меня туда и села рядом.
Погрузившись в кушетку, я наконец позволила себе расслабиться. Винил защитит меня. Я безудержно зарыдала. Годы подавленных эмоций выливались наружу. Я едва могла дышать пока я заливалась слезами и тряслась. Поток моих слёз можно было спутать с водопадом, а нос напоминал на подтекающий смеситель.
Мордочкой я уткнулась в бок Винил и плакала целую вечность, пока полностью силы совсем не оставили меня. Впрочем, мне не привыкать. Рядом с матерью это было настолько же привычно, как и прием пищи, но рядом с Винил всё было иначе.
Ей были важны мои чувства.
У меня никогда не было плеча, в которое можно было поплакаться. Я часто читала такую фразу, но только сейчас я поняла, что она действительно значит. Винил не была подушкой или плюшевым мишкой, она была пони, который действительно заботился обо мне.
Осознание этого вызвало новый поток слёз. Я подумала, что может все мои слёзы начнут её раздражать, но то как она гладила мою гриву, говорило об обратном. Во всяком случае, я думаю она была рада, что я была открыта с ней.
— Окти? — прошептала Винил.
— Это м-моя мать. Не заставляй меня возвращаться туда. — проплакала я.
— Я не стану. Никогда. Хочешь выговориться?
По началу я не хотела с ней обсуждать это. Я хотела забыть все те ужасные вещи, которые со мной сделала моя мать. Но Винил поняла бы меня, поэтому я рассказала ей обо всём.
— Ей доставляет у-удовольствие душить меня, бить меня, о-обманом заставлять меня думать, что она любит меня. И всё что мне остается либо подчиняться ей л-либо сталкиваться с её гневом. А если я не напишу д-достаточно музыки и-или... — я заплакала.
— Всё в порядке, мы можем обратиться в поли...
— Нет! — перебила я. — То есть не... не сегодня. Пожалуйста, я просто хочу остаться с тобой. Ты единственная пони, которой не плевать на меня или ты не делаешь это по указке моего отца.
— Ты права, Окти. Ты, мать его, права, я позабочусь о тебе. — шмыгнула носом она. Помню тогда я увидела, как слёзы падают из-под её солнцезащитных очков. — Если хочешь, можешь жить со мной.
— Ты действительно этого хочешь? Я могу остаться здесь, забыть про виолончель и они никогда не смогут меня найти?
— Да, что-то в этом роде.
Что-то в интонации, с которой она это сказала, заставило моё сердце остановиться на секунду. Учитывая все обстоятельства это было далеко от поэтичного или романтичного выражения. Это была простая фраза, но в ней заключалась моя надежда. Надежда на то что мне никогда не придется вернуться и что я смогу быть счастлива всю оставшуюся жизнь.
Я до сих пор не поняла, какое чувство я испытала в тот момент, но это было самым приятным ощущением на свете. Моё сердце забилось быстрее, а щеки запылали. Всё о чём я сейчас мечтала это находиться сейчас рядом с Винил. Все остальные тревоги растворились в моём разуме.
Она сняла свои очки и бросила их на стул в другом конце комнаты. Это был первый раз, когда я увидела её красные глаза так близко. Не скажу что они сильно меня пугали, но я могла понять тех, кому они казались чужеродными. Но чем больше я всматривалась в них, тем глубже я в них погружалась. Под её крутым, самодостаточным образом скрывалось нечто прекрасное. Глубоко в них горела страсть за совершение правильных поступков.
Я почувствовала какой-то аромат, похожий на ваниль. Это был аромат Винил и я сразу глубоко привязалась к нему.
Пока мы сидели и смотрели друг другу в глаза, в наших сердцах что-то всколыхнулось. Я увидела как её губы слегка раскрылись и как она придвинулась ко мне. Заиграла музыка, тихая и нежная, но я понимала во что всё это выльется. Это была прелюдия к пьесе, которая станет нашей персональной симфонией с Винил.
Вскоре она взорвалась и смешались все инструменты от завывающих скрипок до племенных барабанных ритмов.
Моё сердце безумно заколотилось, когда я наклонилась к ней. Я никогда раньше не целовалась. Мой мозг быстро пытался понять, как всё должно правильно происходить. Прежде чем мой мозг смог успеть за скоростью моего ритма, я прикоснулась к губам Винил.
Она оттолкнула меня.
— Окти, ты не знаешь что ты...
— Прошу, Винил. Позволь мне это сделать. — умоляла я, пытаясь игнорировать её отталкивания.
Я зажмурилась, чтобы сдержать слёзы. Я не хотела, чтобы она видела, в каком плачевном и отчаянном состоянии я нахожусь.
— Мне все равно, если что-то пойдет не так. Я просто хочу быть счастливой...
Со мной никогда такого не происходило, но именно тогда оркестр продолжил своё крещендо.
Я почувствовала, как копыто вытерло мои слёзы с глаз. Как только я открыла их, Винил окончательно приблизилась ко мне и прижалась своими губами к моим. Закрыв глаза я позволила нашей пылающей страсти сблизить нас.
Мы извивались в странном танце до тех пор, пока она не прижала меня к кушетке, не позволяя нам оторваться друг от друга даже на секунду. Она поставила свои копыта по обе стороны от меня. Лежа совершенно беззащитная перед ней, я ощущала как быстро колотится моё сердце. Я была настолько открытой, настолько уязвимой, что задрожала под ней.
Она уловила моё беспокойство и прижалась ко мне всем телом. Я думала, что благодаря её опыту она будет спокойной и собранной, но я чувствовала как её сердце бьётся так же быстро, как и моё.
Я чувственно вздохнула, когда она положила своё копыто туда, где меня никогда раньше не трогали. Напыщенная музыкальная композиция в моей голове притихла и я услышала единственную медленную и жалостливую скрипку. Я заплакала. Она настолько идеально вписывалась в этот момент, что я прижавшись к ней просто хныкала.
Она не намеревалась останавливаться. Жар по мере её прикосновений нарастал, как и музыка. Могу себе представить, как я глупо выгляжу сейчас, но мне все равно. Я была счастлива.
— Октавия... Я тоже хочу тебя. — страстно прошептала она, внезапно заглушив музыку.
— Я... я н-не знаю могу ли я... — пробормотала я.
Однако Винил и не думала останавливаться. Она взяла моё копыто и сама придвинула его к себе. Сначала я боялась сделать ей больно. Она выглядела такой мягкой и нежной, но судя по эмоциям на её лице она не была недотрогой. Она отпустила моё копыто, и я продолжила.
Музыка вновь заиграла, когда мы обнялись. Всё нарастало всё выше и выше: частота ударов сердец, температура и музыкальный темп. Эта была наша песня и мы играли её часами.
И всё же финал наступил слишком быстро. Последнее движение, последний шаг, чтобы охватить весь масштаб пьесы, разворачивающейся в моей голове. Я... мы захотели поставить точку. Симфония бушевала и нарастала, прокладывая себе путь к окончательному повороту и движению. Мы так усердно трудились, сочиняя последнюю композицию, и как раз в тот самый момент, когда я уже подумала что мы её сможем услышать, наступила тишина. Бесподобная тишина.
Эйфория захлестнула нас. Белый жар заполнил мой разум чистым экстазом. Я видела как шевелятся губы Винил. Я читала по губам, потому что я ничего не могла услышать.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Я обнаружила как начинаю дремать, когда тишина впервые, с момента появления кьютимарки, позволила мне отдохнуть. Мне хотелось сказать столь многое, когда она обнимала меня, но всё что я смогла сказать: "спасибо".
Я ощущала себя в безопасности, когда её копыта обнимали меня. Без повсюду преследовавших меня родителей или музыки или струн, я быстро утопала в блаженном сне. Я свернулась калачиком и прижалась к ней.
— Я никогда тебя не брошу, Окти. — проворковала она.
— Я знаю. — прошептала я. — Ты спасаешь меня.
Я сопротивлялась дремоте, так долго, как только могла. Секунды растягивались в минуты и казались часами, пока я засыпала. Я хотела удержать эти изумительные чувства навсегда. Наконец зевнув, я расслабилась и заснула.
Меня разбудил стук в дверь. Ещё ни разу в жизни моё тело не было настолько расслабленным и умиротворённым. Потянувшись под теплыми простынями, я открыла глаза и воспоминания нахлынули на меня. Это был дом Винил: безопасный, теплый и где мы занялись...
Эту ночь я ни за что не забуду. Стук не прекращался и моим уставшим ушам показалось, что кто-то кричал за дверью. Я почувствовала как у меня за спиной Винил поднялась и направилась к двери. Простонав, я свернулась клубком и закуталась во всё одеяло.
Стук продолжился — Чтоб вас, попридержите лошадей! — крикнула Винил. Я видела как она, спотыкаясь, взяла очки и подошла к двери.
— ...открыть... эту... дверь. — я не услышала всей фразы.
— Ага, если это какой-то розыгрыш... — как только Винил открыла замок, дверь распахнулась, отталкивая её.
Несколько стражников в золотых доспехах ворвались внутрь.
— Октавия? Сержант, мы нашли её! — он крикнул в коридор.
— Да кем вы себя возомнили? Убирайтесь из моего дома! — закричала Винил.
— Тебе бы лучше заткнуться, а то можем арестовать тебя за препятствие правосудию! — рявкнул стражник.
— Винил? Что происходит? — заскулила я, крепче прижимая к себе одеяло, тем самым пытаясь успокоиться.
— Октавия. Нас послали сюда по просьбе твоего отца, после того как ты не вернулась домой. Мы здесь для того, чтобы вернуть тебя домой. Твою подругу ни в чем не обвинят, если она заткнётся и не будет нам мешать. — Стражник подошел и попытался вытащить меня из постели.
— Нет! Они избивают меня, я не хочу назад! — закричала я прямо ему в ухо.
— Хм, эй Айрон, Ланс, Шилд подсобите-ка мне с ней. Похоже она совсем перестала принимать свои таблетки.
— Что? Мне не прописаны никакие таблетки. Отстаньте от меня. — я лягнула стражника ногой, запутываясь в простынях. — Винил!
Я обернулась и увидела, что её удерживает сержант.
— Окти, не волнуйся! Я пойду с тобой. — крикнула Винил.
— Если у тебя башка варит, то нет. — сержант предупредил.
Четверо стражников закутали меня в одеяло. Им было проще нести меня в ней, чем пытаться вытащить из неё. Я осознала что из меня сделали нелепый клубок хлопка и шерсти и вытаскивают с помощью магической хватки стражника-единорога.
Я уставилась на Винил, пока они выносили меня в коридор. Я хотела сказать что-то что угодно, но когда пришли стражники меня уже никто не мог спасти.
Моя борьба с одеялом продолжилась, пока мне не удалось спрятать голову под него. Я не желала, что хоть кто-то увидел меня, особенно родители. Может пони подумают, что я просто комок ваты, который переносят по улицам Кантерлота. Здесь не на что смотреть, идите своей дорогой. Я хихикнула, представив себя комком постельного белья.
Прошло не так много времени и мы добрались до поместья. Я надеялась, что стражники заблудятся и по чистой случайности окажутся в королевстве грифонов. Они бесцеремонно вытряхнули меня из одеяла на лестницу ведущую к моему поместью.
Я вспоминала всю рутину ожидавшую меня, прямо как когда я дважды безуспешно пыталась бежать. Встреча дворецкого у дверей? Есть. Эскорт до спальни? Есть. Заходит отец для соревнования в гляделки? Есть. Отец уходит и позволяет Матери сделать всю грязную работу? Есть. Мать вымещает свой гнев за никакущую мужественность Отца на мне? Есть.
Всё началось, предсказуемо, со встречи дворецким у дверей. Провожая меня до спальни он ни разу не взглянул на меня. На этот раз отца в спальне не оказалось. Он решил что мать справится лучше его и отказался от всяких внушений вины и предоставил ей карт-бланш на физическое насилие.
На сей раз я ждала когда наконец заговорит Мать. Я хорошо подготовилась к удушению галстуком-бабочкой.
Я смотрела на её морщинистый лоб и дрожащие губы. Её сердитая гримаса натянула лицевые мышцы. Остались только я, она и моя виолончель.
— Моя виолончель? — удивленно пробормотала я. Как она постоянно возвращается ко мне?
— Закрой свой поганый рот! — гаркнула она. — Второй раз подряд ты ночуешь не дома! Дважды мы позаботились о тебе, чтобы ты могла два дня киснуть в своей постели!
— Киснуть? Ты ударила меня по голове, старая гарпия!
Мне кажется, я видела как несколько капилляров лопнули в её глазу. Вздувшиеся вены на её шее и лбу выступали на фоне пушистой шерсти. Как бы я хотела чтобы у неё была аневризма или её хватил инсульт. Как бы я хотела достойно ответить этой ведьме.
— Ублюдское недоотродье! Шансы были один к десяти тысячам, и у нас все равно получился бездарный земной пони! Я бы придушила тебя ещё тогда, но это означало признать поражение от его родителей. Просто потому, что они сказали, что он не должен жениться на мне! Они ставят мне в вину тебя! Как тебе такое?! Ты не достойна вылизывать грязь с моих подков, скотина.
После моей ночи с Винил, меня больше не волновали игры моей матери. — Ага, ага. Закругляйся уже. Мне нужно сочинять музыку, хотя тебе этого не понять. Моя музыка будет жить веками. А твои вымученные восковыми мелками завитушки забудут за месяц. Как давно ты сочиняла что-то хоть сколько-нибудь приличное? Четыре года назад? Пять?
Рог матери загорелся, и я услышала шорох на ближайшей книжной полке. Я услышала свист летящего в меня предмета и пригнулась. Меня только зацепило кончиком книги. Мне было больно, но я стояла на месте.
— Это всё было сделано на заказ. Если ты хочешь вести себя как скотина, то и ошейник у тебя будет как у скота. Она левитировала устройство из ближайшей седельной сумки. — Этот красный галстук-бабочка, с встроенным зачарованным металлическим воротником под тканью. У тебя не получится его снять и ты не сможешь больше убежать. А если ты решишься, то я выслежу тебя и приволоку сюда, брыкающуюся и кричащую как умалишенную.
— Ты не посмеешь. — прокричала я, отступая от неё на шаг.
Ошейник резко рванулся к моей шее в её магической хватке. Я отступала к моей постели и попыталась забраться под неё. Она магией стала отрывать кисточки от занавесок, чтобы использовать их как импровизированные верёвки. Один такой успел меня ухватить за шею, прежде чем я оказалась под постелью.
— Кхе...эх-ах — задыхалась я. Я брыкалась, медленно пробираясь под кровать, пока она надвигалась на меня. Я не хочу, чтобы у меня был ошейник как у какой-то псины.
— Мне всегда хотелось завести домашнего питомца. Интересно, начнешь ли ты ценить меня после того, как я наконец сломаю твою волю. — Мать заливалась смехом, пока вытаскивала меня из-под кровати, всё ближе придвигая меня к ошейнику.
В этот момент я парила в воздухе, размахивая конечностями. Из-за моего сопротивления у неё не получалось надеть на меня галстук-бабочку. Взамен этому она поднесла меня к себе и стала избивать меня. Я не собиралась сдаваться, всё больше сопротивляясь её магическим нападкам.
Один из её ударов прошёл мимо цели, угодив мне в левый глаз. Это несомненно, оставит большой синяк, делая очевидным для всех, что именно она это сделала.
Если бы я только могла дотянуться, если бы только я могла ответить на каждый её удар ударом.
Музыка заполнила комнату оглушительным воем. Сейчас для этого самое худшее время, ведь я не могла заниматься композицией сейчас! Ведь я едва боролась с желанием потерять сознание!
Именно в этот момент моё спасение пришло из самого неожиданного, но в то же время из самого желаемого места. Марионеточные струнки и веревочки полетели с потолка мне на помощь. Кисточку на моей шее зацепили и легко сорвали. Я жадно вдохнула восстановив своё положение.
Я посмотрела на мать с первобытной ухмылкой, обнажив свои зубы. Необузданная ярость наполнила мои глаза, а зрачки сузились. Я чувствовала, как крючки впиваются в мои ноги, и как нити помогают мне совершить мою месть.
Я стала хохотать прямо в лицо матери, которая стояла в шоке, когда струнки опустили кисточку и галстук-бабочку на пол.
— Теперь моя очередь.
Я накинулась на неё, направляемая струнками. Она инстинктивно своей магией бросала в меня всем, что было в пределах досягаемости. В этот водоворот ярости. Я легко увернулась от всего, за секунду сократив расстояние между нами.
Она даже не успела вздрогнуть, когда моё копыто вонзилось в её висок, отбросив её прямо к двери. Она открыла рот, чтобы закричать, но я тут же ударила её по ребрам, выбив из неё последний дух.
Я смеялась её жалким попыткам набрать воздуха в рот. Струнки поднесли галстук-бабочку и стянули его вокруг шеи матери. Она пыталась хватать ртом воздух. — Что случилось? Слишком туго? — подтрунивала я.
Струнки подняли мои конечности для последнего удара. Я приготовилась уничтожить это проклятое лицо.
Дверь распахнулась, когда я опустила копыта. В комнату вбежали дворецкий и мой отец. Прежде чем я успела свершить свою месть, меня повалили на пол. Я посмотрела на отца снизу вверх. Его копыто впервые ударило меня.