По ту сторону окопов

Неожиданная встреча

Я проснулся, ощущая теплоту солнца на своём лице. Ну утречко так утречко. После вчерашней беготни во время боя мои ноги довольно сильно напоминали о вчерашнем, а на руках виднелись синяки от слишком сильного сжимания оружия. Бой был из один из сотен, в которых я побывал, такой обычный, но в тоже время такой запоминающийся. И ведь всё из-за паренька лет двадцати, ещё не успевший даже привыкнуть к войне, брошенный на произвол судьбы в окопы. Война требует людей, но люди слишком быстро кончаются, из-за чего топка разгорается всё сильнее и сильнее. Но да ладно философствовать, надо выбираться из…комнаты?

Какого-то чёрта бункер, предназначавшийся для укрытия командования, солдат и прочих, превратился в чуть ли не президентский дворец, с окнами, которых в окопе быть не может логически. Комната представляла из себя хоть и довольно небольшую, но хорошо обставленную обитель особы, чьё состояние позволяет ей жить в комнате с мраморными полами и высокими потолками. Напротив кровати, на которой я спал, было то самое окно, от которого я проснулся чёрт знает в каком месте. Может, товарищи меня куда-нибудь перетащили? Да нет, нигде таких дворцов на ближайшие тысячу километров не найдёшь. Газ? Немцы были выбиты отсюда, и это был их последний окоп в этой системе траншей. Может где притаились? Да где тут прятаться-то!? Лес полностью уничтожен артиллерией, остались только корки да окурки от него. Что же, будем по ходу дела разбираться. Я встал с кровати и осмотрелся получше, дабы оценить обстановку.

Я в комнате, где есть огромная кровать, на которую поместиться весь мой батальон. Я, конечно, преувеличиваю, но я серьёзно! Таких огромных кроватей для одного человека я доселе не видел. Когда я заходил в бункер, она была намного меньше, чем её нынешнее состояние. Да и к ней добавились две колонны, на которых держался потолок из того же красного дерева, как и вся кровать. В комнате ещё был шкаф, письменный стол и то самое окно, которое открывало вид на лабиринт из кустов, а также балкон, через который всё можно было увидеть воочию. Из этого балкона виднелся лабиринт, который был очень аккуратным по высоте. Ни один чёртов листочек не был выше остальных, но вот его предназначение так и останется для меня тайной. Также был проход в другую комнату, где находилось два сиденья, камин, кафедра для писания, окно, которое на этот раз показывает великолепный вид на леса, реки и город вдали. Получается я на горе, м? Дело становится всё более запутанным. Также есть дверь, петли которой находятся здесь, внутри. Я попытался открыть её, но она заперта! Я посмотрел под деревянную круглую ручку и обнаружил отсутствие скважины для ключа. Это значит, что либо дверь заблокирована снаружи, либо она приварена или что-то в этом роде. Я попытался ударить её прикладом, висевшим до этих пор моим оружием, но тщетно. Стук лишь продолжается без какого-либо прогресса. Тогда я отошёл и спрятался за кресло, которое вряд ли спрячет меня. Я достал револьвер и выстрелил в место, где должна быть замочная скважина, но эффекта нет. Я попытался пострелять в район дверной ручки, но спустя весь барабан дверь осталась непоколебима, а вот уши уже были готовы отвалиться от шума, который я тут навёл. Я бы мог взорвать дверь украденной из немецкого склада гранатой-связкой, так называемой «гебальте ладунг», заряд которой действительно мог уничтожить целую комнату и не оставить от неё и щепки, но вместе с ней не останется и следа от меня. А больше для взлома данной двери у меня ничего и нет, кроме скрепки, которая валялась на письменном столе, да и та бесполезна: скважины-то нет!

Теперь попробуем не совсем нормальный по стандартным меркам морали и безопасности метод: окно! Но как только я подошёл к окну, я понял, что пути, по которому можно было бы пойти, попросту нет. Стены сделаны специально так, что даже выступов, за которые можно схватиться для проникновения в комнату, отсутствуют. Балкон являлся тем же «произведением искусства», но от него справа видна ещё одна башня. Такая же, в которой заточен, как принцесса в сказках, я, солдат британской армии. Мне даже интересно, где в Северной Франции, где гор и в курятнике не найдёшь, нашли горы, на которых ещё и замки строят? Я же не на итальянском фронте в Альпах. Я вернулся в комнату и решил заглянуть в шкаф, дабы посмотреть, какие богатства хранит обладатель данной комнаты. К моему сожалению, данный индивидуум, видимо, хранит свои богатства на счету в швейцарском банке, ибо в шкафу были только перья для писания да пергаменты. И, видимо, поселенец этих апартаментов очень сильно любит старые времена, ибо ручек и бумаги он не использует, что странно. Я снова вернулся к непробиваемой двери, которая продолжала стоять непоколебимо. Я постарался выбить её ногой, но она всё стояла, а также отдала каким-то золотистым свечением, будто её охраняет само солнце. Что тут за чертовщина происходит? Немцы точно газ пустили, ибо даже под самым тяжёлым коньяком, когда я был в отпуске в Париже, я не видел такого. Я решил вложить все свои силы в последний удар, и снова попытался выбить дверь, которая на этот раз лишь сильнее отдала сиянием, а мой толчок она даже не почувствовала. Что же, делать нечего. Придётся ждать владельца и объясняться, какого чёрта я тут делаю и как я сюда проник. У меня будут к нему встречные вопросы, но это потом. И что самое странное, что следы от пуль, которые пробивают дерево насквозь, либо исчезли, либо их вообще не было, ибо от них не видно и следа. Также на мои выстрелы никто не прибежал, никто их даже не слышал. Мои товарищи, видимо, сейчас полностью отдались во власть французского вина или чего покрепче, а я тут сижу один, без возможности промочить горло. С ума сошёл я что ли? Крыша у некоторых ехала и не от такого. Может… О нет, меня самого разнесёт на куски от взрыва. Я отошёл к камину и присел в кресло, что было очень удобным и широким, что я мог разлечься в нём. Видимо, хозяин данного кресла обладает очень большими…задними частями тела. Наверняка какой-нибудь толстяк, который очень хорошо заработал на войне или на бизнесе. Он не был на фронте, он не понимает всего того, что переживают обычные солдаты в окопах. И не дай бог пережить это кому-нибудь ещё раз, ведь если эта война и так была на взаимоуничтожение, что будет, когда родственники опять не поладят и начнут войну, которая уничтожит тысячи, миллионы и десятки миллионов в мясорубке, от которой от проигравших останется только прах, а победители будут танцевать на костях своих же солдат, навсегда оставшихся на том поле боя. Я один из них. Я один из тех, кто остался на войне навсегда, но почему-то живой. Когда я приехал в свой родной Дувр во время отпуска, моя прошлая жизнь показалась мне пылью, по сравнению с тем, что происходит на войне. Большинство боится прекращения войны, ибо никто из нас не привыкнет к спокойной жизни, к которой мы должны стремиться, боясь войну. Да, война это страшно, но это легко. В обычной жизни ты сам ведёшь себя, сам выбираешь свой путь и сам строишь свой дом и судьбу. На войне же тебе дали и приказ и всё опять же зависит от тебя, но тысяча других факторов, которые не в твоей власти. Шальная пуля, снаряд артиллерийской пушки, которая не даёт шанса на спасение, снайпер, болезнь, подхваченная во время жизни в траншеях, ошибка командования и прочее — не зависят от тебя. Ты просто выполняешь приказ, а всё остальное – дело не твоё и твоим быть не может. Мы солдатами стали, а отказаться от этого невозможно. Мало кто после войны становится успешным в гражданской жизни. Большинство остаются в армии, а кто подался в гражданские, надеясь больше никогда не увидеть этот ад, будут вспоминать его каждый день, просыпаясь в холодном поту. На гражданке солдаты либо спиваются, либо стреляют с револьвера себе в голову. Неучтённая потеря. Я сам не знаю, что будет со мной, но погибнуть я не хочу. Ни здесь, ни там, где я родился. Но дорога моя выглядит туманно, но я буду идти до её конца, даже если она заведёт меня на обрыв. Это мне неподвластно.

Пока я сидел и понимал, что судьба моя неизвестна, я услышал приближающийся топот…цокот? Это может быть кто угодно, так что я резко встал с кресла и спрятался за угол прохода в спальню, что может мне служить хоть каким-то укрытием от возможных немцев. Слышатся разговоры, однако дверь блокирует нормальное прохождение звуков, из-за чего разговор слышен расплывчато, а язык определить невозможно. Я прислонился к стене и услышал, как дверь с небольшим скрипом открывается, а также услышал довольно сильный, но сдержанный… женский смех? Так я не на линии фронта? Что я тут тогда вообще забыл?

– Увижу тебя в кровати, Лу! – Закричала посетительница, от чего мне сделалось легче: не немцы. Дверь резко захлопнулась и неизвестная, судя по звукам, села в кресло. Я резко вышел из проёма, направляя ствол пистолета-пулемёта впереди себя. Незнакомка лишь ахнула и встала в полный рост, в то время как я в полном ступоре смотрел на неё: это была высокая кобыла, примерно моего роста, с довольно приличным телосложением, с рогом, как у единорогов из Шотландии, а также с крыльями на её боках. На ней висел какой-то золотой нагрудник, а небольшая корона из того же материала лежала на голове, прикрывая гриву. Её цвет кожи был белым, но, однако, от неё веяло каким-то солнечным теплом.

 Версия про газ становится всё более актуальной.

– Кто вы такой, мистер, и как вы пробрались в эту комнату без моего ведома? – сказала кобыла.

– У меня тот же вопрос, а также как я вообще могу с тобой разговаривать? – ответил я

Я прижал приклад к своему плечу, прицеливаясь на кобылу, на что она отреагировала лишь выпячиванием своей груди вперёд и грозным видом, что меня не пугает. У меня преимущество.

– Я вижу, что вы не из этих краёв. Меня зовут Селестия, принцесса Эквестрии и её лидер. А вас как?

– Майк, и я даже страну такую не знаю, так что немцы дали газ такой, что мой мозг полностью отрубился…видимо.

– Не знаю, о чём вы говорите, но ваш мозг вполне функционирует, раз он может выполнять высшие функции.

-Да ты, вижу, шутница такая, что достойна у кайзера выступать!

-Опять же, не знаю, о чём вы говорите, но шутницей меня называть никому нельзя, знайте это, – произнесла она с довольной сильной угрозой в голосе – иначе последствия прибудут незамедлительно.

– Конечно, ваше высочество. А теперь вопрос к вам, – сказал я, создав тишину на пять-семь секунд для обдумывания вопроса, – какого чёрта ваша дверь заперта неизвестно на что, а моё оружие просто рикошетит от этой двери? – вопрос был задан с довольно сильной интонацией непонимания

– На неё наложено заклинание, чтоб никто не проник в мои личные покои без моего ведома. Его могут снять только две особы: я и моя сестра, вторая правительница Эквестрии. – её голос начинает надоедать, ибо таким же голосом говорят все монархи, причём всех стран. Что бы их ни разделяло, монархи едины. Говорят одним тоном, говорят официально и ничего больше. Прямо биологические машины какие-то.

Даже лошади.

– Магия? Можно мне сразу гроб виски положить? Желательно крепкий и литров этак пять. Оплакивать буду себя.

– Но ведь вы живы! — сказала она, как будто вразумляя меня, как ребёнка.

– В моей вселенной я не вижу говорящих лошадей и магии. По крайней мере, пока я общался с кавалеристами.

– Другая вселенная, м? – сказала она с большой долей заинтересованности.

– Скорее другое моё состояние. Лучше бы сразу хлор пустили, а не неизвестно что.

– Давайте обсудим это за чашечкой чая или кофе. Вам лично что?

– Коньяк мой коньяк… давайте чай с закуской, ибо не ел ничего с позавчера

– Подождите здесь, я принесу всё, что нужно, – она повернулась и пошла куда-то. На кухню, по крайней мере, я надеюсь, что она тут существует.

Она громко захлопнула дверь, будучи за метра пять от неё, используя «магию». Чёрт тебя дери, я бы тоже так хотел! Это ведь управление предметами на расстоянии. Так можно и пули направлять прямо в нужные места. Но это фантазии моего больного мозга. Нужно хотя бы устроиться как-то тут. Я вспомнил, что я до сих пор стою в стойке готового к последней штыковой атаке бойца. Плечо ревностно попросило остановить давление на него, что я и сделал. Нужно хотя-бы проверить оружие к бою, ибо грязь нередко попадает в оружие, а что там сейчас – чёрт знает. Я осмотрел свой МР-18, и увидел, что он на удивление блистательно чист, как и револьвер изнутри. Хотя, я ведь стрелял из него. Не заклинил, ну и хорошо. Я отсоединил магазин от своего пистолета-пулемёта и посмотрел внутрь. Вроде неполный, по весу тоже не скажешь, что пуст. Я достал из кармана «Парабеллум» и попытался вставить в магазин, напрягая ещё сильнее пружину магазина. Шесть патронов прекрасно вставились в магазин, после чего пружина напрочь отказывалась продвигаться внутрь. Те шесть патронов я пустил в немца, который шёл на помощь своему товарищу, который уже был мёртв. Он думал так.

– Извините, что заставила ждать, – она практически бесшумно открыла дверь, левитируя пару чашек и немного пирожных и фруктов. На перекус сойдёт.

– Не заставили, – я даже не знаю с чего начать разговор с ней, учитывая, кто она.

Она присела в кресло, выдала мне чашку и отпила немного из своей. Довольно горячий, но пить можно. Закуски же отправились на кафедру.

– Итак, начнём с моего первого вопроса: как вы сюда проникли? – она спросила с долей подозрения.

– Я тут проснулся и это всё, что я могу сказать, – я взял с кафедры пирожное и просто закинул в рот. Солдат должен быть накормлен за секунды. Она вряд ли такого ожидала.

– Довольно интересно, ибо я проснулась и рядом со мной никого не было, по крайней мере, я не чувствовала и не видела, – я бы умер от смеха, если б существовал анекдот, как кто-то просыпается рядом с кобылой, но я его главный герой…

– У меня тоже самое. Я проснулся, попытался пробиться из этой тюрьмы, но тщетно. Я смотрю, вы любите, чтобы к вам даже с окна невозможно было добраться.

– Безопасность и только. Да и мне самой не нравились такие выступы.

– Я бы мог, конечно, разорвать вашу комнату на части, но я не думаю, что вы бы одобрили данное действо, когда увидели бы свою комнату в руинах, а под ними мой труп, разорванный шрапнелью, – сказал я с иронией и горькой ухмылкой.

– Как вы их бы взорвали, мистер? У вас ведь даже динамита нет, – она ответила с полной серьёзностью, не видя огромный моток гранат у меня за спиной.

– С помощью этого, – я достал «гебальте» из своей спины и взял в две руки, ибо вес не позволял держать одной рукой.

– Связка каких-то сучьев с расширением на концах. Чего такого? – она спросила с довольной ухмылкой, будучи уверенной в своём определении данного предмета.

– Если я эту связку «сучьев» активирую, я уверяю вас, дорогая принцесса, от вас и от меня останутся только разорванные тела, в которых только и виднеется шрапнель, – я ответил с угрозой в голосе, но она выразила спокойствие и отпила из своей чашки.

– Докажите это.

Я выхлебал свою чашку одним глотком, обжигая горло и жадно хватая два пирожных себе в рот, жуя их быстрее, чем тот суп перед Соммой.

– Я не брезгаю правилами безопасности, принцесса. Минимум на полигоне и за довольно прочным листом стали, – мои требования вызвали у неё вопросительное выражение лица.

– Я могу это устроить это прямо здесь и сейчас. Будьте готовы, – она материализовала сферу в центре комнаты, в которую невозможно пройти. Что-то типа здания без входов и выходов.

– Эта сфера выдержит. Я в этом уверена, ибо пользовалась ею неоднократно.

– Не выдержит — вина ваша и ваш труп на вашей же совести, – ответил я осуждающе.

– Я открою сферу, чтобы вы успели войти, активировать вашу взрывчатку и выйти, и мы посмотрим, насколько она сильна.

– Вы меня там не закройте главное, а то ошмётки сами убирать будете, – ответил я с учительским порывом.

Я зашел в сферу и достал связку. Тяжёлая… Но дело уже пошло, назад дороги нет. Я выдернул защитный колпачок снизу связки, дёрнул за кольцо, замахнулся и бросил на другой конец сферы. Она издала глухой звук и упала на метра три от меня. Хоть эта граната была брошена мной, но во мне проснулся естественный инстинкт солдата при обнаружении гранаты прямо перед собой: бежать и лечь как можно быстрее. Я вылетел из сферы пулей, и принцесса закрыла её, оставив гранату томиться своего конца.

Взрыв. Громкий и оглушающий, сотрясающий стены и потолок, при помощи которого я оглох на минуты две, хотя должен был оглохнуть примерно на два дня, ибо сфера заглушила звук взрыва. Принцесса свалилась с ног, в то время как сфера пропала и из неё посыпалась шрапнель, как снег с ёлки на Рождество. Она не выдержала взрыва.

– Ну-с как, понравилось? – спросил я с усмешкой.

Она лишь тяжело дышала и встала в полный рост, переводя дух. Вот так бывает с теми, кто чувствует себя самоуверенным. На войне это быстро теряется, и с тобой лишь остаётся чувство опасности со всех сторон. Полезная штука кстати.

– Ну и мощность. Я ожидала силы, но не настолько сильной. Как вы смогли создать её?

– Создал её не я, а умные солдаты из Германии. Немцы умеют воевать.

– Надо было хотя бы изучить устройство, оно бы очень сильно пригодилось при копании шахт.

– И убило бы весь состав, ибо шрапнель может рикошетить. Но вы хотя бы выдержали взрыв, так что спасибо вам, что не превратили нас в решето.

– У вас есть ещё один экземпляр? – спросила она с высокой долей заинтересованности.

– Вот именно что нет, ваше высочество.

– Вот же не повезло-то как! – ответила она с большой долей неудовлетворенности.

– Вы бы лучше съели что-нибудь, ибо если не есть — так и до голодной смерти недалеко.

– Я не голодна, спасибо, – ответила она с привычным, появившимся опять королевским этикетом.

– Что дальше? Можно я хотя-бы выйду отсюда, а то эти стены уже давят на меня.

– Извините, но пока мне нужно это обсудить с сестрой. Обустраивайтесь пока, и считайте, что эта комната — ваша.

– Вы хотя-бы принесите чего-нибудь поесть нормального, ибо делать вообще нечего.

– Сейчас буду, – она захлопнула дверь и ушла.

Я остался один в этой комнате, которая уже больше похожа на комнату, где реально были боевые действия. Воронка и шрапнель напоминали об этом, ибо внутри сферы всё было в зоне поражения. То, как она не пробила пол насквозь, остается лишь гадать.

Дверь открылась также тихо, но Селестия сделала громкий шаг для привлечения внимания.

– Вот вам провизия до следующего дня. Будьте как дома, – с этими словами она внесла огромную корзину фруктов, довольно большое количество разнообразных лакомств, о которых на фронте только и мечтать, а также суп из овощей и положила всё это на письменный стол, но что-то пришлось положить на кафедру.

– Вы бы хоть дырку в полу починили, али сами решили её сделать! — с этими словами она зажгла свой рог, и через несколько секунд пол был полностью новым, без следа от шрапнели и воронки.

– Спасибо! – сказал я ей напоследок, как она удалилась.

Надо бы поесть нормально, а то свалюсь без энергии. Я взял суп и быстренько стал его есть, оставленной прямо в таре ложкой. Он быстро кончился, и я переключился на самые разнообразные фрукты, от яблок до тропических кокосов. Прямо склад продовольствия монархических особняков. Хотя, я вроде как здесь и нахожусь, но вроде и на фронте. Странное дело. Пара-тройка бананов — и я заполнил свой маленький желудок. Со времён начала войны, мой желудок стал меньше, ибо я больше не ел каждый час, а всё по расписанию. Война войной, а обед по расписанию! Я даже четверти или даже шестой части всего того, что Селестия принесла, не съел. Ладно уж, надо что-то делать, пока её нету.

А делать-то нечего!

И тут я посмотрел на свои сапоги, которые магическим образом оделись на мои ноги. Они были полны грязи от вчерашней беготни по полю, которое разорвало тысяча снарядов. Надо хотя бы их почистить, что ли. Солдат должен быть всегда одет по форме и быть всегда чистым. Но эта война — самая грязная в мире, ибо мыться в окопах негде, да и ты только вышел из бани, как тебя сразу едят крысы, а твоя одежда изорвана ими же. Немцы ведь точно так же живут, при этом успевая давить нас. Давили. С прибытием американцев всё стало немного легче, ибо русских теперь нет, а кому-то нужно их замещать. И тут проснулась самая могущественная по своему потенциалу страна, готовая хоть прямо сейчас встать на военные рельсы и вооружить все союзные армии самым новым оружием. Но вот сами американцы – ребята высокомерные. Они ещё даже в бою не побывали, а уже кричат о победе. Как же сильно их побили в Аргоннском лесу. Вся уверенность тут же улетучилась. И правильно.

Все думали, что война на пару месяцев, а война уже идёт четвёртый год. Все вымотались, особенно Германия. Вести войну на два фронта с самыми могущественными странами мира четыре года стоит много, если не всего. Там ведь сейчас голод, не сильный конечно, но кризис есть. Слышал от одного фрица, что его мать сейчас чуть ли не умирает от голода, а на фронте дела такие же. Не повезло ребятам. Они воюют впроголодь за свою страну до последнего, они достойны памятников. Но как война началась, так нам сразу стали пытаться вбить в голову одну вещь: это не люди, а животные, уничтожавшие всё на своём пути. Помню вырезку из газеты, где говорится, что немцы руки отрубают бельгийцам. Ни одного такого не видел. А вот немцев с глазами мертвецов видеть приходилось часто. Тот парень, что заплакал в окопе, ещё имеет право на жизнь, в то время как его товарищи уже готовы идти в штыковую.

На пулемёт.

Парень выдержал свой первый бой, не сойдя с ума. Результат достойный, лучше, чем у нас. Многие просто не выдерживали и бежали неизвестно куда, но чаще всего — к вражеским окопам. Пуля разрывала кожу, вонзалась в кости и выходила насквозь, уничтожив человека изнутри. А таких было десятки.

Помню, как встретил француза в лагере, он был похож на изорванную, грязную куклу, которая была избита не один десяток раз самыми разными методами. Он вернулся из-под Вердена.

Его рассказ внушает страх. Их бомбили неделями без конца. То, как они просто не сошли с ума, заставляет задуматься над моральным духом французов. Его вид только лишь помогал усвоиться твоему сознанию. Война – это сборник историй, рассказов, легенд и прочего фольклора. Война ломает судьбы и создаёт новые, без возможности изменить. Истории помогают нам побыть на их месте, которое ты бы и врагу не пожелал. Такое же происходит и по ту сторону ничейной земли. Все просто хотят высказаться и получить поддержку, ибо моральный дух под артиллерийским огнём ломается быстро. Даже слишком.

Пока я раздумывал, прошло уже несколько часов, день сменился вечером, и скоро надо будет ложиться спать. День выдался не без приключений, но в их процессе я не получил лишнюю дырку в своём теле. В некотором роде это было даже приятно, ибо я за все четыре года пробовал сладости и свежие фрукты только в отпусках, которых бывало очень мало. Спасибо Селестии, что хоть не задавила. У меня отношения с лошадьми не очень, поэтому я и не пошёл в кавалерию. А ведь был шанс! Хотя все кавалеристы пошли, как и все, в окопы, так что разница невелика. В танкисты меня не тянет, ибо там воняет просто отвратительно, а в лётчики меня не тянет из-за того, что в апреле семнадцатого года наша авиация потеряла одну треть всех аэропланов. Присоединятся к ним тоже не особо хочется. Так что старая добрая пехота. Старее пехоты ты не найдёшь видов войск. Ладно, хватит глагольствовать, надо ложиться спать.

Вроде бы и королевская кровать, нужно соблюдать манеры и прочий бред…да кому это нужно!? Я — солдат. Если я хочу спать, мне неважно, в чём и как. Так что я просто снял с плеча МР-18, проверил готовность к стрельбе револьвера и просто грохнулся на кровать, подобно восковой кукле. Теперь я могу спать, не боясь проснуться мёртвым. Хотя версия про газ до сих пор существует в моём сознании. Кровать очень удобная, что естественно для королевской особы, но для меня — ещё лучше, ибо спать на носилках и спать на королевской кровати — это как жить впроголодь, а потом съесть целый склад. Надеюсь, мне приснится пляж, стаканчик коньяка и горящий на фоне заката линкор, ибо зрелище довольно захватывающее.

Wo alle Straßen enden
Hört unser Weg nicht auf
Wohin wir uns auch wenden
Die Zeit nimmt ihren Lauf