Искры в метели

Искры в метели

      Ветер кружил острые снежинки в бесконечном хороводе своих сестёр. Он завывал в лабиринте тесных улиц между наспех сколоченных жилищ, трепал поношенную грубую ткань, в которую была неопрятно закутана пони, сидевшая сейчас на кучке досок, прислонившись к неровной стене грубого барака. Пони выглядела уставшей и измученной: на её одежде тут и там были следы подпалин и угольной пыли. Эта пони остановилась здесь не потому, что хотела посидеть и полюбоваться метелью, и не потому, что это был её дом, нет. Она просто смертельно устала, и у неё не было желания двигаться дальше. После утомительной десятичасовой смены на обслуживании генератора её покинули и без того невеликие силы.

      Генератор − сердце этой колонии, расположенной посреди ледяной пустоши, − поддерживал тлеющий уголёк жизни в бесконечной метели. Пони это понимала, она осознавала, что её работа очень важна, что от её работы зависит жизнь сотен других; она отдавалась служению пламенному сердцу города до последнего. И всё же, пони устала. С каждым днём этой бесконечной зимней ночи она уставала всё сильнее. Сколько она ещё продержится? Неделю, может, две? А что произойдёт дальше? Она старалась не думать о том, что может закончить как одна из тех несчастных отчаявшихся душ, чьи оболочки иногда находят у основания генератора. Помотав головой в попытке привести себя в чувство, пони чуть слышно застонала. О себе дала знать больная спина, сильно ушибленная ещё на прошлой неделе. Боль немного протрезвила сознание, и усталая выжившая поднялась с груды досок, послужившей ей временным насестом. Оглядевшись по сторонам и увидев ещё несколько бредущих неподалёку теней, изнурённая пони направилась в сторону своего жилища.

      Кобылка не спеша шла по промёрзшей улице, закутавшись плотнее в ветхую накидку, но ей всё равно было холодно. Никакая накидка, даже с учётом достаточно тёплой шёрстки пони, не смогла бы сберечь от тёмного холода, клубившегося вокруг. Он пронизывал все реалии нынешнего существования колонии; жрице генератора даже начинало казаться, что этот холодный мрак сопровождал её всегда, от самого рождения. Да, она, как одна из тех немногих, кто работал на генераторе, была защищена от ледяных когтей промёрзшей ночи своим механическим божеством. Но, в такие моменты как сейчас, когда сердце города находилось далеко, пони чувствовала всю подавляющую мощь стихии. Она не была пегасом, но и они не могли сделать с метелью и вечным холодом хоть что-нибудь. Она не была единорогом, но и они не были способны хоть на минуту поднять солнце, которое всех бы обогрело. Она была инженером, и могла лишь делать всё возможное, чтобы их безобразная, несовершенная пародия на солнце продолжала давать хотя бы толику живого и тёплого света.

      Очередной порыв стылого ветра отправил в глаза пони несколько назойливых снежинок. Она остановилась, осознав, что стоит напротив низенького, сколоченного из грубых досок строения — такого же, как и десятки вокруг. Однако инженер точно знала, что это её дом.

      Войдя в помещение, она быстро закрыла за собой толстую дверь — тепло нельзя растрачивать попусту. В тёмном коридоре горела небольшая лучина, дававшая лишь немного света, но и его хватало, чтобы ориентироваться в комнате. Стряхнув со своей одежды снег и корку намёрзшего льда, утомлённая пони прошла в жилое помещение.

      Барак был простым: коридор, который служил переходом между улицей и обитаемой зоной, вёл в общую комнату, где ютились стол и несколько скамей; две жилых комнаты, в каждой из которых было по пять кроватей и шкафов для личных вещей; две уборные, по одной выходившие в каждую из комнат − вот и весь интерьер. С улицы барак выглядел массивным, но на самом деле большую часть его объёма составляла термоизоляция, сделанная из всего, что хоть немного удерживает тепло внутри. Раньше, когда мороз был не настолько силён, а надежда ещё горела в сердцах многих пони, дома были намного просторнее, но со временем они обросли толстым панцирем утеплителя, как снаружи, так и изнутри.

      — Вернулась со смены? — плоский и слабый голос донёсся от общего стола. Там, прижавшись к обогревателю, сидел худой и закутанный в подобие одеяла жеребец. Он пил что-то из деревянной кружки и исподлобья наблюдал за вошедшей. Это был один из рабочих, что трудились на угольной шахте, обеспечивая топливом весь город. Сейчас же он выглядел как жалкий попрошайка с обречённым взглядом. Три дня назад началась эта метель, и городу срочно потребовалось нарастить добычу угля, так что он работал сутками, из-за чего и заболел.

      — А ты так и не сходил к доктору? Ты что, хочешь всех нас заразить? — с безразличием в голосе задала вопрос инженер.

      — Все койки заняты. Доктор осмотрел меня, выписал день отгула на работе и сказал пить побольше горячего, — он приподнял свою кружку. — Уверил, что это обычная простуда, и она пройдёт сама со временем… или нет. В любом случае. лечить меня некому.

      Он отпил из кружки и съежился под тканью одеяла.

      — Да и незачем… — пробормотал он шёпотом. Впрочем, кобылка услышала его, но ничего не ответила.

      Безразличие ко всем, в том числе к себе — вот, что овладело городом в последние недели. Мороз усиливался, а ночь продолжала давить своей непроглядной тьмой, стараясь погасить любой свет. Генератор оставался последним оплотом, но даже он не мог разжечь былой огонь в сердцах пони. Власти города, наладив быт и обеспечив выживание сотням пони, совершенно забыли про их моральный дух. Их и нельзя винить: они едва справлялись с обеспечением горожан самым необходимым.

      — Заглянул сегодня в теплицы после доктора, — тихо сказал шахтёр и зашёлся в надрывном кашле. — Знакомый сказал, что растения не выдерживают. Скоро единороги будут не способны поддерживать нужный климат для самых теплолюбивых культур. Пайки опять урежут.

      Это было просто очередной неприятностью из вереницы плохих новостей, так что кобылка никак не отреагировала на это заявление. Она прошла к своей кровати и сменила одежду на более лёгкую, домашнюю. Как бы сильно ей ни претило всегда наматывать на себя эти тряпки, шёрстка не давала достаточной защиты от холода даже в доме.

      Со стороны общей комнаты опять послышался надрывный кашель. Инженер покачала головой: она уже слышала похожий. Две недели назад её коллега по уходу за генератором заболела. У неё был точно такой же сухой, отрывистый кашель. Через два дня ей диагностировали воспаление лёгких, и ещё через двое суток она умерла. Смерть теперь всегда сопровождала выживших. В первые месяцы она была чем-то редким и трагичным, но когда пони начали массово умирать, по тем или иным причинам, смерть стала частью нового быта. Кладбище на границе колонии уже насчитывало более полусотни могил.

      — С генератором всё в порядке? — спросил рабочий, когда пони вернулась в общий зал, чтобы доесть свой паёк. Она слышала этот вопрос каждый день, много раз. Порой ей казалось, что всех больше заботит состояние этой огромной печки, нежели их собственное.

      — Да, давление в норме, клапаны держатся хорошо. Даже на повышенной мощности нагрузка не превышает допустимую, — она всегда отвечала на такого рода вопросы: так инженер чувствовала, что делится частичкой тепла генератора, согревая окоченевшие души отчаявшихся пони. — Я думаю, что он ещё нас всех переживёт.

      — Да я и не сомневаюсь в последнем.

      После слов жеребца, пони поняла, что её попытка подбодрить его с треском провалилась. Она прижала ушки к голове, почувствовав стыд за то, что так неудачно пошутила, тем самым провалив свою миссию жрицы генератора.

      — Как думаешь, солнце ещё взойдёт? — неожиданно спросил больной шахтер, посмотрев на потолок барака.

      — Я… я думаю, что когда-нибудь обязательно, — провалившаяся в первый раз жрица решила исправить свою оплошность. — Справлялись же с этим единороги и до принцесс, вот и сейчас найдут выход; нужно просто продержаться до этого момента.

      Инженер и сама в это не верила, хоть им об этом и твердили каждый день власти города. Это продолжалось уже очень долго, и пони просто-напросто утратили надежду, продолжая жить и работать по инерции, без какой либо цели.

      — Не верю я в эти россказни, — просто сказал жеребец. — Но ты, если хочешь, верь. Может, так и правда легче.

      Инженер молча принялась есть свой безвкусный и холодный паёк. В колонии многие со скепсисом относились к заявлениям властей, в начале, когда было ещё относительно тепло, были даже бунты и беспорядки. Но, когда после очередных протестов остыл генератор, из-за нехватки угля, все поняли что это не просто бессмысленно, но и опасно. Тогда многих поглотило отчаянье, и они посчитали, что ночь и холод никогда не уйдут, кто бы что ни делал, а их безответственность и эгоизм погубят последнюю искру света в этом мире. Генератор смогли запустить на следующий день, но некоторые до него не дожили, из-за холода… в основном.

      — Я пойду спать. И ты тоже должен набираться сил, иди к себе, — пони, доев свой ужин, поднялась из-за стола и посмотрела на кашляющего шахтёра.

      — Иди, мне тут теплее. Я посижу ещё немного, — жеребец пододвинулся поближе к обогревателю и прикрыл глаза.

      Вздохнув и бросив взгляд на соседа по жилищу, она прошла в свою половину барака.

Там уже спали все соседи. Пони вернулась очень поздно — задержалась на работе, помогая одной из коллег, которая только недавно оправилась от перелома. Под вечно тёмным небом было сложно ориентироваться во времени, но они приспособились: каждое утро и каждый вечер бил гонг, означающий начало или конец дневной смены. Порой инженер думала, что само время начинает замерзать, ведь как иначе объяснить чувство, будто с каждым днём промежутки между ударами становятся всё дольше.

      Пони легла в холодную постель и укрылась одеялом, состоящим из множества лоскутков разного цвета. Не прошло и минуты, как она утонула в холодном и вязком сновидении.

      Проснувшись очень рано и привычно сбросив с себя путы кошмара, молодая кобылка начала собираться на работу. Её будто тянуло к генератору; он, как настоящий древний бог, тянул к себе свою жрицу, требуя внимания, поклонения, почитания… и жертв. Инженер была готова утолить его капризные нужды и сегодня. Возможно, теперь ей придётся делать это до конца жизни, но она готова. Там, в сердце колонии, у мерно рокочущего генератора, она чувствовала себя цельной. Она была уверена в себе и в своей роли.

      Утром все вечерние сомнения показались ей пустыми и глупыми. Ей было неважно, когда и каким образом учёные города смогут поднять солнце. Она знала, она чувствовала, что каждый из них стремится к своей цели, видит своё предназначение. Они, как и молодой инженер, сейчас трудятся, чтобы вопреки любой катастрофе, не смотря ни на что, все выжили и встретили новый рассвет. И пусть их «генератор» ещё не запущен, пусть они пока не могут озарить тёплым светом весь мир, они это сделают. Сейчас у них идёт своё сражение: сражение с замерзающем временем, и для того, чтобы они его выиграли, генератор обязан давать тепло и свет. Это под силу инженеру. Это под силу городу. И кобылка не собирается опускать копыта или предаваться упадничеству. С этими мыслями она вышла в общую часть дома.

      Шахтёр был мёртв. Пони вспомнила, как несколько раз просыпалась от надрывного кашля. Сейчас жеребец тихо и бездыханно сидел, оперевшись о стену, а на полу валялась его деревянная кружка. Очередная жертва новых реалий. Инженер подошла к нему и со слабой надеждой измерила пульс. Нет. Прикрыв на секунду глаза, она развернулась и пошла к выходу. У неё нет времени на то, чтобы отнести его в морг: она должна как можно скорее явиться к генератору. Сегодня будут менять некоторые прокладки, и пони обязана быть там как можно скорее. О нём позаботятся другие, когда проснутся. От её работы зависит будущее, и она собирается выполнить её настолько качественно, насколько это возможно и даже невозможно. Работа за пределами сил — это то, что сейчас требуется от всех пони.

      Город должен выжить.