Написал: Blank_Book
Многие зовут свой дом крепостью, и их несложно понять. Но что, если проснувшись однажды утром ты вдруг поймешь, что эта крепость принадлежит не тебе? А точно ли ты проснулся в своем доме? А точно ли ты проснулся?
Куда все делись? Какие тайны скрывает туман, мягкой стеной окруживший Древотеку? Твайлайт не хотела задаваться ни одним из этих вопросов…
Кто бы спросил, чего хочет лавандовая единорожка.
Безвременно ушедшей от нас библиотеке Золотого Дуба посвящается.
Этот рассказ был в свое время написан для клубочтенского конкурса, но я решил не публиковать его, потому что тупо не успел сделать то, что хотел. Не влезла часть материала, не удалось в точности передать ощущения… и все вот это. Думал сначала доработать.
Но меня попросили выложить — а я и не против. Потом доработаю и перевыложу.
Подробности и статистика
Рейтинг — R
4138 слов, 114 просмотров
Опубликован: , последнее изменение –
В избранном у 8 пользователей
Глава, первая и единственная
С приходом нового дня мы
Все умрем…
С приходом нового дня мы
Всё начнем…
Холодные когти боли сжимали сердце, но тело продолжало двигаться вперед, пусть его шатало и трясло. Я вела его — туда, навстречу дрожащим нотам — ведь больше идти было некуда. Я старалась не думать о том, что бестолку было идти даже туда.
Они ушли. Они уже ушли, и я не смогу вернуть их. И пусть вина это только моя, мне, Твайлайт Спаркл, уже плевать. Кто-то должен за все ответить.
Например, она.
Серый силуэт показался впереди, в застилающей глаза дымке моего безумия. Мелодичный голос был на удивление спокоен:
— Ты ведь понимаешь, что все это — дело твоих копыт?
— Лжешь! — заорала я, крепко сжимая нож в этих самых своих копытах. — Я ничего не могла поделать!
— Не могла ли? Или просто ничего не поняла?
Я не стала отвечать. Это было бессмысленно и бесполезно. Все было бессмысленно и бесполезно.
Единственное, что осталось у меня сейчас — моя слепая ярость и моя безрассудная месть.
И я шагнула вперед…
Открыв глаза, я увидела солнце — то самое, которое вижу каждое утро. Нарисованное на стене прямо напротив моей постели. Знак моей любимой учительницы. Каждое утро оно дарило мне покой, напоминая, что кто-то следит за мной, прикрывая от беды.
Что против нее какие-то мутные сновидения?
Обрывки странного сна растворялись на удивление быстро и нисколько не беспокоили уже через десяток ударов сердца. В конце концов, зачем беспокоиться о каком-то сне, пусть и странном? Он — лишь мираж, теперь же передо мной восстала теплая реальность.
Это было очередное обычное утро в библиотеке Золотого Дуба, ленивое и нежное. Мягкая постелька, уютное одеяло, дарящий первую рассветную улыбку знак Принцессы. Впереди ждал теплый душ, немногочисленные бытовые заботы, а дальше — лишь книги, друзья и еще немного — книги. Обычное утро.
Обычное… или все-таки не совсем?
Какое-то смутное ощущение охватило меня, едва рассеялись непонятные грезы. Что-то определенно было не так. Только вот что?
Я присела в кровати и огляделась, пытаясь что-то понять. Взгляд скользил по комнате, пытаясь выявить что-то необычное. Что-то, что дало бы подсказку, откуда взялось это ощущение. Итак. Знак принцессы. Над ним — потолок, под ним — полка с книгами. Пока все хорошо. Веселенькие желтые шторки, не закрытые перед сном. Ну я и лентяйка! Окно, и в нем…
Сквозь стекло на меня смотрел плотный, молочно-белый туман. И было что-то с этим туманом такое, что отличало его от привычного тумана осенних дней. Может быть, дело в нем? Неплохо бы распахнуть окно и поглядеть…
Я подобралась к краю кровати и мягко свалилась на пол. И сразу же кое-то что поняла.
Звук от соприкосновения копыт с полом прозвучал, словно пушечный выстрел. В библиотеке Золотого Дуба царила полная, абсолютная тишина.
Да, я видела (или лучше — слышала?) много разной тишины, но даже в самые туманные дни тишина библиотеки была живая. В конце концов, за ее древесными стенами раскинулся Понивиль — пусть и небольшой, но весьма оживленный городок. В любое время суток за пределами библиотеки текла какая-никакая, но жизнь. И эта жизнь звучала.
Теперь же возникло ощущение, что городок взял и весь разом вымер. И от этого было сильно не по себе.
Я вернулась на кровать и распахнула окно, благо нужно было лишь протянуть копыто. Надежно смазанные петли не скрипнули. Тишина нисколько не изменилась. Захотелось закричать, позвать хоть кого-нибудь, но я не знала, кого. И просто крикнула.
Звук голоса мгновенно утонул в клубящейся массе. А еще…
Туман подался вперед, навстречу мне. Или показалось? В такое утро и не то, наверное, показаться может. Это же всего лишь туман. Но окно все же стоит закрыть. Да. И шторки тоже. Я не собираюсь сидеть в постели весь день… и совершенно не хочу, чтобы вот это вот смотрело мне в спину.
Кстати, почему за гранью одеяла так холодно? Я же вроде бы летом засыпала? Надо бы попросить Спайка растопить камин. Наверняка ведь дрыхнет в своей любимой корзинке в ногах постели…
Я перебралась по ткани, чтобы глянуть, и оба осознания пришли ко мне одновременно. Первое — звуковое. Что тишина была действительно абсолютной, и в ней не было слышно драконьего дыхания. Второе — зрительное.
Постелька Спайка была пуста.
Честно говоря, вот это было уже жутковато. Я понимала, конечно, что дракончик мог просто проснуться пораньше и отправиться делать многочисленные дела по библиотеке, но именно сейчас, именно в это странное утро его отсутствие здесь меня немного пугало.
Позвать? Вспоминая канонаду копыт, стоит с этим повременить. В конце концов, единорог я или нет? У меня есть моя магия, и ничто не мешает просто поджечь камин самой. Одним взмахом рога решить проблемы и с тишиной, и с холодом. Даже хитрить не надо — вот он, напротив моего сонного балкончика. Внизу, на первом ярусе комнаты.
Я привычно зажгла рог. Точнее сказать, я привычно попыталась это сделать. Еще раз. И еще раз. Полное отсутствие каких-либо, даже мельчайших искорок сказало без слов — моей магии со мною сегодня нет. И если до того все выглядело в пределах пусть и странной, но нормы, то теперь мое сердце зашлось.
Я начинала паниковать, и чтобы успокоить себя, мозг начал искать подходящую, не очень пугающую модель.
Если это на что-то и похоже, то либо на еще один страшный сон… либо, что куда более вероятно, на какую-то странную магию. Да, на библиотеку явно наложили какое-то заклинание. Сны не бывают столь реалистичны, хотя исключать этот вариант, конечно нельзя. Но пока возьмем за базовую мысль о заклинании.
Хорошая новость — заклинания это что-то, с чем я умею работать. Плохая — этого заклинания я не знаю, даже приблизительно. А это значит что?
Это значит, надо идти в главный зал за справочниками. И заодно на кухню за спичками заглянуть, ведь здесь их нет. Зачем? У меня работал рог, и они никогда не были мне здесь нужны. Так что отправляемся вниз.
Как хорошо, что мне не сложно вытеснить страхи логическими рассуждениями!
Надо бы только с тишиной что-то решить. Медленно, но верно она давит на мои тонкие нервы, а нам, единорогам, стоит быть с ними поосторожней. Все знают, что может произойти в таких обстоятельствах.
К счастью, рядом с постелью нашлись часы, и не только нашлись, но даже и завелись безо всякой проблемы. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Ритмично, структурно. Надежно. Прямо чувствуешь, как мысли сами выстраиваются из каши в ровные ряды, повинуясь становящемуся с каждой секундой все менее громогласным тиканью.
Что же, отправимся вниз.
Я стояла посреди первого яруса, осматриваясь. Никаких следов Спайка, ничего необычного. Мягкий ковер, полки с книгами — ну куда же без них! Камин.
Над жерлом камина стояло фото с подругами — сплошь яркие краски и веселые улыбки. Почему-то в атмосфере этого утра оно казалось здесь немного неестественным, но вновь вспомнить своих любимых пони было приятно. Пинки. Рэрити. Флатти. Дэш и Эпплджек. Интересно, где сейчас они?
Их судьба немного беспокоила. С другой стороны… С другой стороны, если кто-то и смог бы выбраться из любой беды, так это они. Сейчас же стоит беспокоиться о себе — например об этом холоде, который понемногу начинал уже сводить копыта.
…я успела сделать лишь пару шагов, когда услышала над головой, где-то поблизости от астрономической площадки, отчетливый шелест. Перья? Неужели, Флаттершай или Дэш?!
Копыта сами понесли меня в сторону другой винтовой лестницы. Туда, наверх. Мне очень туда, наверх, не хотелось, ведь площадка была сейчас с очевидностью открыта странному туману. Но возможность увидеть подругу и вместе разобраться во всей происходящей дичи с лихвой окупала любые страхи.
Сорок три ступени. Я прекрасно знала это число, ведь считала их каждый раз, поднимаясь поглядеть на звезды. И когда я досчитала их теперь, астрономическая площадка была уже пуста.
Ну как сказать, пуста…
Туман скрадывал все вокруг, из него лишь едва выступала могучая крона Золотого Дуба. Но где-то в его клубах я все же успела разглядеть уходящий в никуда силуэт. Силуэт крылатой кобылы, на боку которой явно болталась почтовая сумка.
— Дерпи! — закричала я в молочную бездну… и не получила ответа. Силуэт исчез, оставив меня снова совершенно одну.
Одинокая вновь, я не знала, что мне теперь с этим стоит сделать. Надежда мелькнула и исчезла. Острее, чем прежде, я почувствовала, что одна в этом странном заклинании, и даже почти позволила выступить слезам.
Хорошо, что мой разум знает свое дело едва ли не лучше меня, направляя мысли в нужную сторону и не давая утонуть в себе.
Раз в этом заклинании есть Дерпи… значит, здесь может быть и кто-то еще. Пусть пегаска и покинула меня, все же на самом деле я не одна — более не одна, чем было до того. Ко мне приходят гости и, возможно, почтовая пони не будет единственной.
Теперь нужно что? Дождаться?
Возникло четкое ощущение, что я застряла в какой-то игре — и теперь мне стоит узнать ее правила. Как? Пока не знаю. Но что-то явно может быть написано в книгах, и к ним мне стоит отправиться как можно скорее!
Эта версия была ничуть не лучше других, но она была хоть чем-то, что давало мне смысл двигаться. Двигаться я и начала, разворачиваясь в сторону лестницы, когда под ногами хрустнул бумажный конверт.
Неужели Дерпи оставила мне письмо?
Я взяла его в рот, проклиная невозможность воспользоваться даже телекинезом, и уж думала открыть его прямо здесь, но… вокруг был туман. Он скользил со всех сторон, извиваясь, и будто бы снова пытался добраться до меня. Стоило двигать вниз и читать письмо уже там.
Возникла было шальная идейка глянуть в телескоп, пусть сквозь туман вряд ли бы что-то удалось увидеть… но при одной мысли об этом внутри что-то нехорошо заворочалось. Пожалуй, обойдусь.
Время уходить навстречу родной комнате и размеренно идущим часам. Тик-так.
…вскрыть письмо копытами оказалось сложнее, чем я думала. Но я справилась и даже мысленно повесила себе на грудь медальку за этот подвиг. В конверте оказался свернутый желтый пергамент — вроде того, на каком Спайк писал всегда мои письма Селестии. Я развернула послание и приготовилась, наконец, узнать что-то для себя новое — но этого сделать уже не удалось.
Письмо было написано на каком-то совершенно непонятном языке.
У меня снова возникло ощущение, что это все вокруг — не более чем страшный сон. Во снах же никогда нельзя понять, что написано в какой-нибудь книге. Или только у меня так? Впрочем, сон это или нет, прочитать я все равно ничего не смогла. А холод не становился со временем менее холодным. Скорее даже наоборот…
Лестница в главный зал встретила меня легкими поскрипываниями, а у основания я поймала на себе… чей-то взгляд? Что?! Нет, оказалось, что это был всего лишь деревянный конь, вечный хранитель книжного столика посреди просторного зала. Не помню, правда, чтобы он когда-нибудь смотрел в сторону лестницы. Это немного жутко. Стоит, как будет время, развернуть его куда-нибудь еще.
Тишина здесь была значительно более влажной, нежели этажом выше. Даже пол под копытами тоже начал скрипеть в унисон с лестницей. Магия, отвечающая за библиотечный температурный режим, явно куда-то отвалилась — и не сказать, что это меня удивляло.
Удивляло другое.
Откуда-то из-за пределов Золотого Дуба лилась тихая, но отчетливо слышимая скрипичная мелодия. Тревожная и печальная. Будто кто-то плакал где-то там, вдалеке. Где-то там в тумане. Мне захотелось распахнуть дверь и броситься в сторону неизвестного музыканта, понять, о чем он плачет.
Один взгляд на дверь убедил, что делать этого не стоит. Там, за дверью — все то же самое, что смотрит на меня из каждого окна, заставляя вздрагивать. Если у этой игры и есть какая-то цель, так это явно не “умри как можно скорее”.
Нет, я не была уверена, что туман способен убить. Но проверять это откровенно не хотелось. Мне нужно было туда — за приоткрытую дверь между стеллажей, где пряталась маленькая кухонька библиотеки.
Туда я и направилась, схватив по пути с полок несколько вдумчиво выбранных книг. И едва не растеряла их все, когда увидела какое-то движение на другом конце зала.
К счастью, я вовремя поняла, что это было всего лишь зеркало.
Странно, конечно, что оно стояло именно здесь — обычно я доставала его только для отработки некоторых заклинаний, и не помню, чтобы занималась чем-то таким вчера. Но странностей сегодня было уже достаточно много, чтобы к ним привыкнуть.
Так что я просто скользнула за дверь кухоньки, аккуратно балансируя на задних ногах со стопкой книг.
В тесноте кухни “взгляд” тумана из окон стал совершенно невыносим. Здесь, ближе к земле, он был еще плотнее — и пугать от этого меньше не начинал. Скорее даже наоборот. Так что я терпела его ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы разыскать спички и запалить тонкие веточки в кулинарном очаге, после чего плотно-плотно зашторила все окна.
Можно было бы, конечно, вернуться наверх, но… зачем? Здесь есть (точнее, скоро будет) тепло, здесь есть нужные книги. Да и тоскливую мелодию почти не слышно. Вряд ли там, наверху, будет сколько-нибудь безопаснее. А вот время, пожалуй, терять не стоит. Мне и так тяжело делать все это без магии — горстка из доброй трети спичек в золе не даст соврать. Время уходит будто бы в черную дыру.
Что же, не стану тратить больше, чем нужно. Вот она, первая книга… написанная на том же самом непонятном языке.
Как и вторая. Как и третья. Как и вся остальная стопка.
Что за виндигов пляс творится в моей библиотеке?! Может быть, я ошибаюсь, и все это действительно какой-то хренов сон?
Неплохо бы, кстати, и проверить.
Я напряглась изо всех сил, пытаясь проснуться — и, конечно же, это ни к чему не привело. Впрочем, подобные сны и не должны так просто поддаваться. Тут стоит применить иные, более жесткие методы.
Размахнувшись, я со всей силы влепила копытом себе по лицу, закрыв глаза от боли. И когда открыла их вновь, вокруг было все то же самое. Кухня, россыпь бесполезных книг. Разгорающийся костерок. И мое копыто, на котором…
Откуда у меня вообще мог взяться этот странный шрам?
Захотелось как можно быстрее оказаться у зеркала и осмотреть себя. Что-то подсказывало, что шрам может быть не один, а здесь я все равно ничего не увижу, пусть огонь и пылает все ярче. Теперь я даже внятно вижу очертания кухни — стол, табуретки, различную посуду. Настенный календарь…
Кстати. У меня же всегда был отрывной!
Я пригляделась к листу бумаги, висящему над чайными кружками на стене. Это совершенно точно не было моим календарем… и было ли им вообще. На непонятном листе был нарисован месяц, начинающийся с первого числа и почему-то состоящий лишь из одной недели. Если верить ему, сегодня была суббота.
Что это вообще может значить?
Взяв на заметку диковинный лист, я не стала тратить лишнего времени. Я смогу заняться размышлениями, когда вернусь в свою уютную комнату. Сейчас же стоило скорее идти к зеркалу.
Что я и сделала, оставив за спиной книги и пылающий костерок.
Приближаться к двери очень-очень не хотелось, но что уж тут поделаешь, если зеркало не соизволило оказаться поближе? Под слепым взглядом деревянного коня я подошла ко сверкающей поверхности и начала тщательно изучать свое тело.
Открытия не заставили себя ждать.
Итак, я обнаружила на своем теле три шрама — и еще два ожога до кучи. Ведь без них все явно было недостаточно жутко. Один из ожогов был явно случаен — словно капнула на себя когда-то воском. Возможно, даже и не заметила. С остальным же все было интереснее.
Остальные следы явно были оставлены на мне намеренно, и если со шрамами можно было предположить что-то адекватное, то найти ожог, простите, там?! Я что, успела позабыть, что меня на днях пытали?!
Мысли в моей голове неслись быстрыми скакунами, пытаясь понять, что происходит вокруг. И этому совершенно ничего не помогало. Ни холод, ни печальная мелодия, ни этот несчастный деревянный конь, который пусть и смотрел совсем не на меня, но я все равно ощущала его взгляд.
Ни стук в дверь, вырвавший меня из хаотических раздумий. Что?!
Честно скажу, я не собиралась никому открывать. Сама мысль об этом приводила меня в ужас. Но с некоторыми обстоятельствами я при всем желании ничего не смогла бы поделать.
— Твайлайт, ты там? Я же знаю, что там! Открой! — произнес тонкий голос из-за двери. И я никогда бы не смогла спутать этот голос ни с чем.
За дверью стояла Пинки. Моя обожаемая подруга Пинки.
Я, наверное, даже не особо себя тогда контролировала — просто направилась к двери, как завороженная, и открыла засов. Я увидела туман, все такой же молочно-белый и клубящийся. Увидела подругу, и не могла подумать ни о чем, кроме своей радости.
Но мозг помог мне снова. Может быть, заметил, что волосы подруги висели, словно похоронный саван? А может быть, успел углядеть блеск ножа, который выбросила вперед подруга, аккуратно метя мне прямо в горло?
Так или иначе, я отшатнулась в сторону — и это меня спасло. Пинки перелетела через меня, не справившись со своим прыжком, и врезалась в одну из библиотечных полок, ответившую на это градом тяжелых книг.
Я же стояла, кутаясь во влажный холод снаружи и покрываясь льдом изнутри. И лишь через сотни ударов сердца смогла заставить себя подойти, чтобы разобрать упавшие книги.
Пинки лежала без движения, лишь едва заметно дыша. И дело было совсем не в книгах. Что-то будто бы выпило из нее все силы, и последние ушли на этот яростный прыжок. Она умирала, и я вряд ли что-то могла с этим поделать. Слезы брызнули из глаз, покрывая поблекшую розовую шерстку, когда я прижала ее к себе, шепча:
— Держись, Пинки! Я… я обязательно что-нибудь придумаю! Держись и ни в коем случае не…
Подруга вдруг приподняла слабеющее копыто, чтобы закрыть мой рот.
— Не придумаешь, — просипел тихий голос. — Не удержусь.
Она закашлялась кровью, но все же продолжила.
— Ты уже допустила ошибку. В который раз. И ничего с ней не сделаешь. Но… но все еще не потеряно. Просто… постарайся… — Пинки закрыла глаза, едва слышно выдыхая последние два слова, — и победи!
Слезы никогда не помогают. Не помогли они и на этот раз. Обмякнув, словно тряпичная игрушка из далекого детства, Пинки ушла, оставив меня в холодной пустоте, разрываемой непонятной мелодией.
Даже когда камин запылал вовсю, я все еще не могла унять свою дрожь. Это… это было что-то сумасшедшее, что-то, что не могло случиться. Пинки покинула меня навсегда, и теперь все остальное было совершенно неважно. Даже если бы я разобралась, что здесь происходит… вряд ли смогла бы жить в мире, в котором нету Пинки. Веселой, радостной, улыбающейся Пинки…
Пинки… которую кто-то убил?!
Это была та самая очевидная мысль, которую сложно нащупать, когда сердце сжимают острые когти боли. Но мне удалось. Конечно же, Пинки довела себя до такого состояния не сама. У меня, на самом деле, все еще есть цель.
И время прекратить ныть. Время разобраться, ведь кроме мести у меня теперь не осталось ничего.
Я вытерла копытами слезы и махнула ногой, сбрасывая их в огонь. Тихое шипение умирающей воды… как тихий голос подруги минутами — или часами? — назад. Ее последние слова. Она хотела что-то мне сообщить.
Допустила ошибку? Это я и сама прекрасно вижу, но все же… победить? Это действительно какая-то отвратительная игра?
Я поднялась, чтобы добраться до стола. Так я ни в чем не разберусь. Надо все это аккуратно, насколько смогу, записать. Как хорошо, что пергамент и перья всегда под копытом, и не надо снова идти за ними неизвестно куда. Я вывела на листе первые строки и почуяла что-то странное. Вгляделась в них… и замерла.
Повернула голову. Вгляделась в лежащее на том же столе письмо. Да, я не понимала этот язык, но одно могла сказать точно — это письмо написала я.
Но… когда? И зачем?
Я не могла понять, что делать с нагромождением фактов, которые витали в голове, и просто продолжила записывать их все подряд. Стараясь не упустить ни единой детали. И пусть происходящее ничем этому не помогало, неожиданно для себя я смогла войти — тик-так! — в привычный ритм. Даже начала бродить по комнате, разглядывая все вокруг невидящим взглядом. Почему-то так думалось значительно лучше.
Конечно же, я не могла в какой-то момент не взглянуть на фотографию со своими друзьями. И сердечко снова пошло вкривь и вкось. Там, на фотографии, Пинки все еще была. Все еще улыбалась.
Слезы снова собрались в моих глазах… но и они не помешали увидеть это.
Фигурка Пинки выцвела. И не только она. Среди всех шести фигурок, яркой оставалась только лишь одна.
Это была я сама. В окружении выцветших подруг. В окружении…
Умерших, как и Пинки?
Я не знаю, как мне удалось сохранить рассудок и не застыть в рыданиях. Честно, не знаю. Может быть, после гибели Пинки я просто уже настолько не была готова продолжать дальше вот так, что новые раны не нанесли никакого вреда? А может быть… друзья помогли мне даже после смерти?
Так или иначе, после осознания разум стал абсолютно холодным. Мне нужно было, как сказала Пинки, что-то сделать. И я начала понимать, что.
Похоже, это все-таки игра.
Пинки никогда не была кобылкой, которая сказала бы что-то просто так. Раз я должна победить, значит, это игра и точка. Не стала бы она и бросаться на меня без каких-то веских причин. Может быть, она поняла, что я уже проиграла, и попыталась меня… спасти? От мучений, которые последуют после поражения?
Но что это за игра, в которой можно проиграть, а следом выиграть? Ну конечно же! Тот странный календарь!
Предположение было не безумнее прочих. Семь ячеек — это семь попыток? Допустим. Выходит, сейчас я на шестой. Осталась всего одна… и именно про нее говорила Пинки! Я проиграла сейчас, но игра еще не закончилась.
Но как же в ней победить?
Я явно не помню, что было раньше. Помнила бы — давно бы уже со всем разобралась. Выходит, память каждый раз стирается… Но, похоже, что только у меня. Пинки ведь сказала, что я ошиблась не впервые.
Дерпи, Пинки, таинственный музыкант… выходят, они все помнят? Я могу передать через них сообщение самой себе?!
И явно не только.
Шрамы. Я ошиблась не впервые, и вряд ли впервые приходила Пинки. Она метила в горло, но на шее нету ни единого шрама. Скорее всего, лишь чудо спасло меня в этот раз. До этого раунд игры заканчивался раньше.
Выходит, я сама оставила эти шрамы? Выглядит логично.
Ожог, скорее всего, был случаен. Но в следующей попытке он навел меня на эту мысль. И я оставила себе шрам. Или тот самый неприличный ожог, чтобы наверняка? Зная себя — могла.
А еще теперь ясно, откуда взялось письмо. Я явно написала его в предыдущем раунде — еще не зная, что не смогу прочесть. Но то тогда, а сейчас…
Мои копыта заворочали перо над новым листом пергамента. Письмо уж точно стоит повторить, ведь без него я рискую ни о чем не догадаться. Мало ли как там все произойдет? И нет, я не буду рассказывать, что я в нем написала. Я и сама этого не узнаю, зачем же знать кому-то еще?
Важно, что я нащупала связь.
Но письма явно будет недостаточно. В этой попытке оно мне не помогло, и я все равно совершила ошибку. Какую? Мне пока известно лишь то, что она привела к гибели друзей.
Но Пинки же пришла из тумана! Друзья там, в тумане?!
Эта игра очень похожа на головоломку, и если я права — если я права! — то в ней не должно быть лишних деталей. И одну деталь я все еще не учла… И она замечательно дополняет картину!
Кажется, я знаю, как победить!
…наверное, это было самое длинное и странное сочинение, которое я писала в своей жизни. Оно состояло из случайных слов — какая разница, ведь я все равно не пойму? Важно другое. Начинаясь от подножья кровати, оно вело изящной вязью прямо ко входной двери, делая петлю лишь для того, чтобы пройти мимо стоящей на камине фотографии.
Я стряхнула пот со лба. Все. Кажется, я сделала все, что смогла.
Кроме одной последней детали.
Меня шатало и трясло, но тело мое продолжало двигаться вперед. Я вела его — туда, навстречу дрожащим нотам — ведь больше идти было некуда. Это была моя последняя миссия, после которой… Я не знаю, что будет после нее. Но надеюсь, что все это не зря.
Я шагала в тумане, окутавшем, сосущем из меня жизненные соки. Едва видя под собою землю — но это и не было важно, ведь меня вела мелодия, которая становилась все громче и громче.
Иногда взгляд выхватывал из тумана силуэты, и я не могла сказать, были они наваждением или явью. Флаттершай, беспомощно обмякшая в копытах Дэши, уронившей голову ей на грудь. Гордая Эпплджек, которая даже смерть встретила на ногах, опершись на ограду. Глядящая в небо невидящими глазами испуганная Рэрити…
Было это или нет? Какая разница.
Они ушли. Они уже ушли, и я не смогу вернуть их. И пусть вина это только моя, мне, Твайлайт Спаркл, не время поддаваться. Ведь игра еще не закончилась.
А вот и она.
Серый силуэт показался впереди, в застилающей глаза дымке тумана. И тот будто бы боялся приближаться к силуэту. Она с улыбкой смотрела мне в глаза, а мелодичный голос был на удивление спокоен:
— Ты уверена, что все поняла? — произнесла Октавия, выпустив виолончель из копыт.
Мелодия умолкла.
— Нет. Разумеется, нет, — ответила я, закашлявшись ядовитым туманом. — Но по крайней мере я не буду жалеть, что потратила время зря. Не зря же?
— Проси. Я с удовольствием тебе помогу, но чем, кроме… музыки?
— Ты же знаешь. Она мне и нужна, — мне даже удалось усмехнуться. — Знаешь, твой репертуар навевает на меня тоску. Я долго уже не протяну, так почему бы тебе не сыграть что-нибудь веселое?
— Например, что? — засияла Октавия в ответ.
— Например… Ты же слышала песенки Пинки. Точно знаю, слышала! А теперь представь: просыпаюсь я, вокруг библиотеки — туман. И мне не хочется идти в него, а ведь нужно… Ведь иначе не спасешь друзей, а я даже не знаю, что их предстоит спасти!
— Ни слова больше, — виолончелистка вновь подобрала инструмент. — Ты устала, Твайлайт, отдохни. А я тебе помогу.
…я кивнула. Осела на мокрую траву и закрыла глаза. Силы покидали меня, унося с собой чувства одно за другим. На какой-то миг все, что осталось со мною — только слух. Я не смогла бы напеть, возможно, не смогла бы даже понять, если бы попыталась — но это и не было нужно.
Я просто уходила, и в голове все тише звучали слова:
«Когда кобылкой я была
И шел
К закату
Де…».
Комментарии (11)
Пожалуй, так же сильно я злился только, когда читал "Чувство ностальгии по вересковым пустошам на пологих холмах в пригороде Троттингема". Казалось бы, вот-вот начинает проглядывать смысл — но потом всё безнадёжно запутывается в образах и словесах.
Прошу прощения.
А что именно, например, не удалось понять?
Как бы Вам описать...
Представьте, что Вы отправились на рынок, но только пересекли его ворота, как угодили в толпу цыган, играющих на мандолинах; едва выпутавшись из их цепких ручек, вы потерянно бредёте между рядов, покупая всё, что ни попадя; а выйдя из других ворот, озадаченно оглядываетесь назад с единственной мыслью: "А куда я вообще шёл?".
Признаться, я так и не понял, куда бредёт главная героиня, что именно происходит в сценах и чем всё заканчивается. Может, мне надо ещё раз всё перечитать, но пока не могу набраться смелости.
Как говорится, на вкус и цвет пони зебре не товарищ.
Вот это странно на самом деле, потому что героиня каждый раз обозначает прямым текстом причины, почему куда-то идет. А в конце собирает все факты в картину — неполную, но полную она по имеющейся у нее информации получить и не может.
Алсо, можно на "ты". Я не думаю, что в неформальном сообществе уместно выканье.
А ты, наблюдательный! Пасиб, поправлю :)
Несмотря на то что он короткий, рассказ мне очень понравился. Вообще,я фанат Кинга и Лавкрафта и ужасы люблю. Вам весьма здорово удалось внести интригу и ужас, который здесь проявляется в невозможности что-то изменить.
Успехов в творчестве!
Что самое забавное, оба два здесь не повлияли. Кинга вообще не читал, Лавкрафт — весьма любим, но на него не опирался. Тут сыграли аниме "Когда плачут цикады" и "Ре:Зеро", из эндинга которого эпиграф.
Спасибо за добрые пожелания! Не знаю, занесет ли меня еще раз в чистые ужасы, но прекращать писать уж точно не планирую ^_^
Странное чувство, когда вроде бы читал, но ощущение крепкого дежавю всё равно сохраняется. Да и ужас как таковой не чувствуется, и я как никто другой понимаю, как трудно быть рассудительным человеком — так как рассудительность растворяет любой эмоциональный опыт. На вкус и цвет, конечно, но по мне отличной атмосферы и повествования от первого лица явно недостаточно для того чтобы вызвать ужас. Ужас скорее в осознание и понимание, чем в неизвестности и непричастности.