Неожиданный приказ.
Неожиданный приказ. Глава IX: Наступление Кемерская.
Из Феатисии дошли вести о кошмарных событиях. Разгромленные тридцать лет назад враги снова подняли голову и подло напали на нашу страну. Их отряд перебил пограничную заставу и учинил разбой и мародёрство, после чего подло и трусливо сбежал, не дав нам совершить возмездие!
Долгое время мы не могли ничего сделать с остатками республиканских сил, угнездившихся в землях Волкенштурма. Рейх победил, но оказался ослаблен. Теперь же, наш народ снова един и силён, и отныне мы не потерпим никаких гнусных провокаций и попыток посягнуть на наше добро! За каждого убитого и пострадавшего подданного Монархии будет взята десятикратная плата!Вступление речи Моргенклау о начале войны против Республики.
В этих краях ждать хорошей погоды в осеннюю пору было так же бессмысленно, как пытаться прыгнуть выше собственной головы. Автомобиль ехал по размытой слякотью дороге, лил холодный дождь. Он кутался в шинель, глядя в окно на печальный пейзаж. Урожай был собран, оставшиеся местные крестьяне сидели по домам у своих печей, а многочисленные бродяги и нищие стремились забиться в какую-нибудь нору, чтобы переждать природный каприз. Сейчас он им завидовал: их жизнь проста и незатейлива. Уйдёт одна власть — придёт другая, они уже давно привыкли к подобному и не ждали от этой "власти" ни милости, ни какой-либо поддержки.
Положение в Городе итак накалялось с каждым годом и месяцем, с тех первых лет, когда они впервые оказались там. Сначала их встречали с цветами и песнями, но потом восторг сменился на тревожное ожидание, а тревожное ожидание переросло в горькую обиду, ставшую вскоре апатией. Кто-то ещё ждал от них чего-то великого, кто-то ещё воображал себе возвращение в Гриффенхейм и реющие на улицах триколоры. Где-то ещё звучали гимны былой борьбы и слышен был печатный шаг тех солдат, что сражались за лучшее будущее. Но большинству было наплевать.
В землях герцогства Волкенштурм уже давно не жили, а выживали. Былые герои-освободители превратились в новых угнетателей, порой ещё более жестоких, чем старые помещики. Немало воинских частей превратились в банды, носившие форму и старые знаки отличия скорее в виде насмешки над своим прошлым. Он попытался навести порядок, попытался реализовать мечты старых республиканцев, борьбу за идеалы которых он когда-то возглавил. В итоге этот порядок действительно был реализован, только действовал он лишь в Городе и паре областей вокруг, где стояли лояльные ему силы. Вне этого периметра все жили словами: "Кулак нам — совесть и закон нам — меч.". Вскоре ему пришлось лавировать и извиваться между парламентскими силами и его собственными маршалами. Он пытался уладить противоречия, но на деле лишь развязывал лапы своим фактическим врагам, постепенно становившихся всё более и более могущественными и своевольными, как гадюки, пригретые за пазухой.
И вот, недавние события заставили его действовать. Момент истины настал тогда, когда никто его не ждал. Парламент распущен: арестованы многие политические деятели, представители интеллигенции и офицерства. Те войска, что откликнулись на его призыв, стягиваются на южную границу, а он едет в бывшую герцогскую резиденцию с целью встречи со своими воеводами, для них он теперь был не более чем "первый среди равных", которому они мало чем обязаны.
Сквозь пелену утренней дымки стали виднеться мрачные очертания большого здания, огороженного массивным каменным забором. Александр Кемерскай тяжело вздохнул, его передёрнуло от ощущения мокрого всепроникающего холода. На душе грифона было ещё хуже. Усадьба была защищена не только забором, но и блокпостом с двумя пулемётами. Все остальные подъезды так же находились под мощной охраной, пулемёты находились и на крыше особняка, и на его этажах. Это место стало крепостью на случай, если Город взбунтуется. Правда, если такое произойдёт — то для маршала всё будет кончено, останется только себе пулю.
Машина с сильным эскортом проехала через КПП и оказалась перед главным входом. Первыми вышли телохранители, за ними последовал и президент. Их радушно встретили местные лакеи, но Кемерская их пресмыкательство только раздражало. Хотелось наорать на кого-нибудь из них, а то и вовсе выгнать с работы, но Маршал понимал, что в таком случае может случиться всё что угодно, и он первым пожалеет о последствиях.
— Сонненшванц и Розенфлюг прибыли? — Всё же довольно грубо обратился он к одному из них.
— Нет, ещё нет. — Робея ответил лакей.
— Проклятье, я уж думал что опаздываю. Сообщите мне об их прибытии. Скажите им, что я в своём кабинете. — Александр не стал слушать ответа на свои слова, вместо этого двинувшись на второй этаж, где у него были собственные покои.
Поместье старых герцогов видало и лучшие времена. Левое крыло особняка было заброшено, ту же судьбу постигла и часть мелких построек. Теперь здесь постоянно квартировал до зубов вооружённый отряд из трёх сотен головорезов, которые в отсутствии своего маршала устраивали буйные попойки и грабежи крестьян из окружающих селений. Кемерская это мало заботило, он уже давно не думал о каком-то общественном мнении, если это мнение не представляло прямой для него угрозы. Винтовка уже давно значила больше, чем слово.
На втором этаже его встретили солдаты местного гарнизона. По какому-то стечению обстоятельств, они всё ещё были похожи на военных, пусть их и выдавали порой явно пропитые лица и плутовский взгляд. Маршал прошёл по коридору и вскоре оказался в небольшом кабинете, мало отличавшемся от других подобных помещений. Александр редко бывал здесь, а если и бывал — то как правило по всяким дурным случаям. Вообще, вся его авантюра порой казалась ему одним большим "дурным случаем", но подобные мысли со временем мучали грифона всё реже и реже. Сейчас ему предстояла встреча сугубо практического характера. Перед ним стояла единственная задача — приложить все усилия для выживания того государства (или подобия государства), которое ему довелось создать. Иначе он погибнет, как и все его сторонники. Другой причины у маршала найти не получалось. Он сам убил свою мечту. Он сам прикончил едва зародившуюся республику. Теперь у него осталась формально подконтрольная армия и формально подконтрольная территория. Только вот угроза на юге была вовсе не формальная...
В коридоре раздались шаги. Один из телохранителей окликнул идущего, в ответ раздался голос слуги. Маршал медленно поднялся из своего кресла, надел снятую им фуражку и направился к дверям.
— Они прибыли?
— Прибыли, герр Президент, и скоро окажутся здесь.
— Я их встречу.
Президент... Как горько, лицемерно и глупо теперь звучало это слово. Нет, он уже давно как не президент, да и главнокомандующим его трудно было назвать. Так или иначе, маршал стремился подавить мрачные мысли. В сложившемся положении не было места для страданий и плача, нужно было действовать решительно, спокойно.
Он увидел их, когда те ещё заходили. Вместо шинелей — дорогие шубы, вместо скромных республиканских кителей — расшитые золотом мундиры. Нет, они не вызывали у него отвращения. Это не первая его встреча с ними, наверняка и не последняя. Разумеется, какая-то часть его рассудка желала тут же разорвать их на куски, но он понимал, насколько это чревато.
— Здравствуйте, господин главнокомандующий! — Громогласно, с широким жестом произнёс Сонншванц, снимая в знак мнимого уважения свою богато украшенную фуражку. Розенфлюг отделался коротким кивком и отдачей чести, Кемерскай же никак не отреагировал на их приветствия.
— Пройдёмте в мой кабинет. Есть очень серьёзное дело.
— Но, разве вы не приготовили нам званый обед? — С всё той же фальшивой вежливостью поинтересовался Сонншванц. Легко было ему корчить издевательские ужимки, имея десятки тысяч штыков и сильную крепость в северных горах, по прямому соседству с головорезами Хвидхале, готовыми продать себя тем, кто заплатит большую цену.
— Обеда не будет, так как сейчас важен каждый час. Я мог бы принять вас в городе, но там сейчас не очень безопасно.
— "Не очень безопасно?" Разве вы не убили там каждого, кто даже в теории мог выступить против вас? Стало быть, ваши силы действуют не так уж и добросовестно... — Прищурившись произнёс Сонншванц, читая в глазах своего условного начальника вскипающий гнев.
— Было время, когда слово "безопасность" для вас было синонимом слова "трусость". — Коротко и сухо добавил Розенфлюг, невольно поддерживая Сонншванца, к которому на деле испытывал сильнейшее презрение.
— Мы так и будем пререкаться тут до вечера?! Это дело — дело в первую очередь ваших собственных шкур! -
— Ну ладно, ладно, господин главнокомандующий, полноте вам. Стало быть, нам всё же следует прислушаться. Пройдёмте же тогда...
В кабинете сидели трое. Несмотря на колкие и приторно-злобные словечки Сонншванца, на деле все так же были подавлены. Кемерскай не располагал какой-то тайной. У маршалов были глаза и уши во многих местах, поэтому они тоже более или менее понимали своё положение.
— Какая-то многочисленная и вооружённая банда напала на имперцев около недели-полторы назад. Эта банда совершенно точно была остатками одного из наших батальонов, частью ныне не существующего 14-го пехотного полка. Судья по всему, новые силы в Герцланде намерены использовать этот случай в своих целях. Они вскоре нападут на нас.
— Вы видите в этом какую-то сложность? Найдите эту банду, уничтожьте её и принесите имперцам их головы. Может тогда дело и уляжется. — С ложным легкомыслием предложил Сонншванц.
— Дело не уляжется... В Гриффенхейме теперь у власти военные, они будут идти до конца. Вторжение Кайзерхеера — вопрос времени. — Мрачно заключил Розенфлюг, располагавший достаточно подробной информацией обо всём этом. Герр Кемерскай, у вас есть план?
— Да. — приободрился Александр. — Я составил план наступления, но для его реализации мне понадобится полное подчинение ваших сил.
На какое-то время в помещении установилась тишина. На главнокомандующего Республики многозначительно уставилось две пары глаз.
— Значит, вы решили пойти ва-банк... — Протянул Сонншванц, видимо не до конца вникший в суть слов Кемерская.
— Именно. Иного выбора у нас нет. Поэтому поднимайте свои армии и двигайтесь к южной границе. Мы либо победим — либо погибнем. Иных вариантов не будет.
— Хотелось бы верить, что нам улыбнётся удача. — Сказал Розенфлюг.
— Согласен. Удача всяко полезнее богов.
По земле стелилась жидкая дымка, недавно прошёл сильный и холодный дождь. Их батальон занимал позиции в лесу, ожидая приказов к наступлению. Майор Детеринг шагал по узкой тропинке, в сопровождении своих адъютантов. До позиций соседнего подразделения оставалось недалеко. Приближалось наступление, поэтому им было строго-настрого запрещено как-либо нарушать маскировку. С той стороны неприятель так же угрюмо молчал, лишь обозначая своё присутствие скупыми, но необходимыми в окопном быту действиями. Между ними пролегала широкая полоса вырубленного леса с полкилометра в ширину. Её предстояло преодолеть в скором времени, задача обещала быть трудновыполнимой.
Впереди забрезжил тёплый свет от костра. От деревьев отражалась то-ли граммофонная, то-ли живая музыка.
— Что они себе позволяют? — Прошипел Детеринг одному из подчинённых.
— Подлецы, герр майор. — Заметил адъютант. Детеринг не мог с этим не согласиться.
Целую неделю они сидели в мелких холодных окопах, боясь даже жечь костры или курить. К чему был тогда этот приказ, родившийся в светлой голове какого-нибудь штабиста из дивизии, если смежная с ними часть нарушала его, даже не задумываясь? Зачем им было прятаться, если их соседи, их фланг, наплевали на приказы?
Тем временем, картина становилась всё отчётливее: недовольство начало сменяться мрачным пониманием. Тыловое расположение "батальона", стоявшего по левую сторону от них, скорее напоминало какой-то кочующий табор. Среди деревьев стояли палатки и автомашины, освещённые кострами, от которых пахло гуляшом. У костров сидели какие-то грифоны, по виду отдалённо напоминающие солдат и офицеров. Они громко болтали между собой, травя сальные шуточки и почти поминутно закатываясь хриплым или визгливым хохотом. На ком-то из солдат вместо форменной шинели было нечто вроде самодельного бушлата: грифон обкорнал полы, видимо для большего удобства. Какой-то офицер, (это было заметно, несмотря ни на что), нацепил на себя гражданское пальто и солдатское кепи. Старая, явно родовая шпага выглядела при этом как какая-то клоунская бутафория, либо добыча случайного бродяги. Стальные шлемы этих воинов, пожалуй, были единственным напоминанием о принадлежности их к Республиканской Армии.
— Где ваш командир? — Холодно спросил Детеринг, подходя к одному из грифонов, явно имевшему старшинство над остальными. Тот выглядел совсем юнцом, явно не походя на ветерана Войны.
— Он в той землянке. — Ответил он, указывая куда-то за спину майору. Его речь ясно говорила о волкенштурмском происхождении говорящего. Детеринг не стал как-то развивать разговор, он испытывал к этому месту отвращение. Ему уже хотелось просто переговорить с их вожаком и удалиться восвояси, надеясь потом на то, что эта свора не подведёт их.
В лагере ясно чувствовалось присутствие грифин. Это было неудивительно для майора, ведь ему было известно немало слухов о том, что в подобных "частях" "солдаты" "служат" не расставаясь со своими жёнами, а порой и обретая их вовремя "службы Республике".
У входа в землянку стояло двое молодчиков в относительно "сохранившейся" форме, но обвешанные патронными лентами с ног до головы. Оба были вооружены какими-то полуавтоматическими ружьями, наименования которых Детеринг не смог припомнить. Они пропустили его и его спутников, сославшись на то, что их командир ожидал прибытия соседей с левого фланга. Внутренняя обстановка помещения мало отличалась от всех подобных блиндажей: стол, заваленный картами и бумагами, телефонный аппарат, спальное место, пара стульев. Хозяин помещения был на месте, ожидая гостей. Это был среднего роста, но явно немалого опыта грифон в простой серенькой форме, лишённой каких-либо наград и опознавательных знаков.
— Вы командир соседнего нам батальона? — Спросил он довольно мрачным голосом.
— Точно так. Майор Йоханнес Детеринг, если быть точнее. — Козырнул вошедший.
— Ну раз уж так, то меня зовут Флориан Шварцфлюг, фон Шварцфлюг, если быть точнее. Вы не могли бы отослать своих адъютантов? Я хочу поговорить с вами наедине, да и вы скорее всего были бы совсем не против.
Детеринг мгновение колебался, но потом отдал соответствующий приказ, надеясь на то, что его подчинённые не наживут себе беды. Когда последний ординарец исчез в дверном проёме, Шварцфлюг подозвал Детеринга к столу.
— Господин майор. Что вы думаете о моём войске? — Сходу спросил он, глядя собеседнику прямо в глаза.
— Ваше войско — толпа морально разложившегося отребья. — В полном спокойствии ответил Йоханнес, выдерживая тяжёлый взгляд старого командира. Тот тоже не проявил ни толики возмущения, восприняв это выражение как должное.
— Хорошо. Хорошо, что вы не солгали, и не начали меня учить. В вас чувствуется старая герцландская кость, вы выше этой лебезящей волкенштурмской сволочи, которая мечтает перерезать нам всем глотки... — Майор сделал паузу, поняв, что его мысль ушла не в то русло. — Я так понимаю, через какое-то время мы выступаем на неприятеля.
— Мы выступаем на неприятеля послезавтра на рассвете, а ваш отряд ещё не собран и явно не готов к действию. К вам приходили какие-то приказы из штаба? Кому вы вообще подчиняетесь?
— Меня приписали к штабу корпуса. Шлют оттуда указания через посыльных, иногда по телефону — всё сплошь волькенштурмские морды, жалко смотреть и слушать.
— Волькенштурмцы теперь — часть нашей армии, вам придётся с этим мириться.
— Я итак мирюсь, — разведя передними лапами произнёс Флориан, — но один наш старый солдат всё равно стоит десятка новобранцев из Волкенштурма, и пары-тройки имперских ублюдков, разумеется. Мы недавно добыли отличные карты, только толку от них маловато стало. Особенно здесь, под Бренной. Если мы выступим послезавтра, то у моего отряда ещё достаточно времени прийти в боевой порядок. Наша, гм, дисциплина, не вызывает никаких нареканий в момент действия, а до этого времени я не вижу в ней большого смысла. — Детеринг не стал как-то оспаривать эти слова, так как это виделось ему бесполезным и даже в каком-то смысле опасным.
— У вас есть какие-нибудь данные о неприятеле?
— А у вас? — Манера старого майора уже начала раздражать Детеринга.
— Конечно есть. Я прибыл сюда, чтобы потом быть уверенным в том, что вы не подведёте.
— Я не подведу. Оружия хватает, солдаты у меня опытные и храбрые... Вы слышали о 14-м пехотном полку?
— Нет.
— Это хорошо для вас.
— 14-й полк это, конечно, интересно. Но дело идёт к вечеру. Какие предписания к вам приходили из штаба? Нужно скоординировать действия наших частей, стык подразделений — место важное. А вы тут пьянствуете и жжёте костры. Демаскировка ведёт к большим потерям, если ваш отряд поляжет раньше времени — в нём не будет толку.
— Нам приказано наступать до полного исчерпания сил. А какой у вас приказ?
— Точно такой же.
— Ну вот и хорошо. А насчёт координации и маскировки можете не переживать. Не потому, что я решу эти проблемы, а потому — что переживать вам об этом просто не следует. Знаете ли, кое-кто благоволит вам всяко сильнее, чем мне и моим "отбросам", так что наша гибель принесёт пользу в любом случае.
Детеринг смерил Шварцфогеля оценивающим взглядом: переубедить его было невозможно.
— Вы разбойник, герр Флориан. Вы сведёте нас в могилу. — Прошипел Йоханнес, собираясь уходить.
— И буду тому очень рад. — На последок парировал старик.
Канонада гремела над их головами: вдоль всего фронта наступления грохотали орудия и миномёты.
— Товарищи! — майор пытался перекричать свист и рокот артподготовки, он вышел на передовую линию к солдатам, уже готовившимся покинуть окопы. — Сегодня, мы выступаем на главного врага! Мы идём на смертный бой против косного и прогнившего изнутри режима, стоящего на крови и подлости! Ваши враги трусливы и ничтожны, они сражаются за отжившие и устаревшие идеалы, мы же — сила нового мира, нового поколения, храбрая и молодая кровь, которая сметёт их, не оставив и следа! Сегодня, мы идём в бой не за Волкенштурм, и не за Герцланд — мы идём в бой за свободную Грифонию, за миллионы наших братьев и сестёр, что продолжают прозябать в нищете и рабстве. Мы вернём им надежду и дадим им силу! Свобода! Равенство! Братство! За Республику, за Кемерская!
В ответ раздалось дружное "Ура!". Батальон окутало энергией, дававшей каждому бойцу силу идти вперёд. У них было не так много боеприпасов, почти не было пулемётов, они были одеты в старые ношеные шинели, но они готовы были драться, верили в свою силу. Когда последний снаряд упал на вражеские позиции, батальон молча встал и пошёл в атаку. Соседи Детеринга так же выдвинулись, не отставая и не обгоняя его бойцов.
Боевой порядок республиканцев состоял из трёх волн. Первая должна была проделать проходы в заграждениях и ворваться в окопы, вторая должна была их зачистить, в третьей шли подносчики воды и боеприпасов, а так же сапёры, которые должны были закрепиться на занятой линии. Малочисленные лёгкие пулемёты распределились между первыми двумя волнами, готовые поддержать их огнём. У них было недостаточно много боеприпасов, так что на подавление врага их силами можно было не рассчитывать. Сам Детеринг со своим штабом находился между третьей и второй волнами, желая не отставать от подразделения. Им предстояло преодолеть шестьсот метров ничейной территории, но это расстояние было больше, чем казалось. Через сто метров они окажутся под мощным ружейно-пулемётным огнём и заградительным обстрелом, а дальше оставалось надеяться только на удачу и поддержку своих пушек.
После артподготовки повисла напряжённая тишина, установилось мнимое ощущение спокойствия. Смутные очертания вражеских траншей, видневшиеся в лесной тени мрачно напоминали о том, что должно было начаться прямо сейчас. Оттуда уже смотрят сотни вражеских винтовок и пулемётов, тысячи глаз уже высматривают в утренней дымке серые вереницы шинелей, ожидая приказа нажать на спуск. Сквозь звук многочисленных шагов до Детеринга вдруг донеслось что-то странное и близкое, что-то похожее на шёпот. Майор посмотрел в сторону и заметил, что один из его подчинённых бубнит что-то.
— К чему это, Юст? — Поинтересовался у него Йоханнес, заставляя младшего офицера тут же прекратить молитву.
— Страшно, герр майор. — Ответил ему Юст, смотря то вперёд, то на Детеринга.
— Арктурий не любит трусов, если ты молился ему. Он не даёт избавлений, только возможности.
— Я просил у него заступничества.
— В этом нет нужды. Мы воюем за правое дело, и если бы боги существовали — они бы благоволили нам. Истинно верующему не нужны попы и храмы, чтобы любить богов, верно?
— Как знать. — Коротко бросил Юст, бросаясь наземь. Свист нескольких снарядов разорвал тишину, с вражеских позиций засвистели пули. Пелена спокойствия была сорвана и разбита, кровопролитие началось.
"В атаку! Вперёд! Не терять строя, мелкими перебежками вперёд!" — Гремели команды капитанов и взводных, первая линия завязала огневой бой с позициями врага. Короткими очередями били пулемёты, пехота замедлилась под огнём, но не остановила движения. Порядок был сохранён, несмотря на первые потери.
Снаряды неприятеля рвались всё чаще, канонада снова гремела вдоль всей линии, только это уже была вражеская канонада. Детеринг и его штаб оказались среди обстрела и тут же вынуждены были залечь. Вздымаемая снарядами земля мешала ориентироваться: свист, грохот, крики, пальба — всё это звучало в страшном унисоне, не давая прийти в себя.
Йоханнес повалился на землю вместе с Юстом, частично заслонив того собой. Фугасы ударяли в считанных метрах от них. Прямо над головой майора хлопнула бризантная граната, ударив в землю дождём свинцовых пуль. Наконец, всё более менее стихло. Офицер поднялся над землёй и осмотрелся: он не был контужен, ведь грифонское ухо находилось внутри черепа, что мешало ему навредить. Собственное состояние не волновало детеринга, его волновало другое.
— Где связь, что с телефоном? — Воскликнул он в надежде, что его кто-нибудь услышит. Мимо него пробегали солдаты третьей линии, стараясь побыстрее миновать полосу смертельного огня, от которого им уже довелось пострадать.
— Телефонистов убило, телефон разбит осколком! — Донёсся до него ответ одного из адъютантов.
— Люттих, ко мне! — К майору подбежал офицер, рукав его шинели был разодран, из него сочилась кровь. Молодой грифон козырнул раненой лапой, тут же скривившись от боли.
— Бегите в штаб, нам нужна артиллерия. Там же и получите помощь.
— Слушаюсь, герр майор! — Кивнул Люттих и принялся расстёгивать шинельные пуговицы, чтобы дать свободу крыльям. Через полминуты он уже летел назад, каким-то чудом избегая пуль и осколков.
Бой продолжался. Миновав зону обстрела батальоны попали под мощный пулемётный огонь. Сделав первые залпы, республиканские орудия глухо замолчали, игнорируя просьбы открыть огонь. Пехота продолжала наступать, но каждый метр уже давался ценой раненых и убитых. Грифоны вот-вот готовы были прижаться к земле или повернуть назад, но они всё не сдавались. Пулемёты замолкали, офицеры гибли один за другим, роты и взводы оставались без командования, невидимая моральная струна натягивалась всё сильнее, обещая вот-вот лопнуть.
Майор обогнал третью волну, но тут же был прижат к земле вражеской стрельбой. Одного из адъютантов убило, остальные залегли под находившейся рядом кочкой. Наблюдать отсюда за боем было почти невозможно, да и сделать он ничего не мог, разве что...
— Юст.
— Да, герр майор?
— Если меня убьют — примешь командование над остальными.
Не дожидаясь ответа Детеринг встал из-за укрытия и выхватил шпагу:
— Батальон! Примкнуть штыки! — Крикнул он изо всех сил, и побежал вперёд, увлекая за собой остальных. Поредевшие батальонные цепи смешались и ринулись вперёд сплошной дезорганизованной массой. Струна лопнула, но вместо того, чтобы бежать назад — солдаты побежали вперёд. Теперь всё решится за минуты, если они не погибнут — то победят.