Кобыла, что когда-то жила на луне

Глава 1: Кобыла, что живет на луне

Лакированное дерево. Полированная бронза. Перегретый пар.

Эти три вещи представляли собой апофеоз современной эпохи. Эпохи, что сформировала и создала библиотеку Твайлайт Спаркл. Бывшую библиотеку, так как теперь она была переделана в обсерваторию, в которой по странному стечению обстоятельств было достаточно много книг.

Вам простят, если вы вдруг не приметили все эти книги, что попались по пути.

Возвышающиеся полки из дорогого полированного дерева свидетельствовали об огромном богатстве их владельца. Чудовищные печатные станки пили чернила, словно запойные пьяницы сидр, и жадно пожирали бумагу, чтобы полки и тома на них соответствовали текущему моменту. Другие книги были достаточно стары и сморщены, чтобы их полки могли считаться пребывающими вне времени.

Хотя стоит отметить, что книжные шкафы создавали много пыли. Плохая новость, если у вас есть маленький помощник-дракон с небольшой аллергией. Страховой полис владельца библиотеки не покрывал "огненный чих" или "пиротехническую икоту".

Полки громоздились далеко и высоко, циклически изгибаясь друг вокруг друга. Не было никакого очевидного шаблона, которому они бы следовали, они, скорее, располагались случайно и бессистемно, и попытка интерпретировать увиденное была сродни попыткам понять смысл клякс Роршаха, выполненных из красного дерева. Некоторые лестницы связывали разные уровни, в то время как другие простирались еще дальше ввысь, формируя извращенный трехмерный лабиринт, доступный для понимания только самым выносливым исследователям или самым проницательным библиотекарям.

А вот за крышу вообще-то было обидно.

Когда-то потрясающий купол из вычурного витражного стекла, сквозь который солнечный свет лился на читальный зал внизу, ныне уступил место ряду выпуклых медных пластин, уже покрывшихся зеленой патиной, и резкий запах гальванической коррозии разливался в спертом пыльном воздухе библиотеки. Купол нового медного потолка был целиком установлен на рельсы и имел проем, добавленный для размещения последнего изобретения владелицы библиотеки, обеспечивая беспрепятственный вид на обширные просторы ночного неба под любым углом, который она могла пожелать.

Твайлайт Спаркл действительно изобрела две вещи монументального значения, и, как у нее часто происходило – совершенно непреднамеренно. Первым был телескоп, а теперь и обсерватория, в которой его можно разместить.

Конечно, пони и раньше изобретали грубые подобия этого устройства. Но никогда в таком масштабе и никогда с такой степенью точности. Это было все равно что сравнивать грубую палку со скипетром, украшенным драгоценными камнями, лишь потому что на них можно опереться всем своим весом.

Корпус этой штуковины был в восемь раз длиннее своей создательницы от носа до хвоста, а диаметр на самом толстом конце столь же велик, как еще три Твайлайт. Так и должно было быть, ведь иначе не вышло бы вместить линзы и другие оптические компоненты, по крайней мере четыре из которых были больше, чем сама единорожка. Каждая тонкая отполированная линза стоила даже дороже, чем тщательно отполированные серебряные зеркала между ними. Корпус из литой бронзы должен был иметь толщину не менее пяти сантиметров, чтобы просто выдерживать собственный вес.

А это превращало перемещение телескопа в сущий кошмар.

Его создательница, лиловая единорожка, покрытая подпалинами и налепленными пластырями, с аккуратной полуночной челкой, подстриженной под прямым углом, сидела в красном бархатном кресле у пульта управления телескопа, глядя в окуляр. Следы ожогов были, по крайней мере сейчас, скрыты под комбинезоном из жесткой синтетической кожи, который она носила словно бальное платье, вместе с белой хлопчатобумажной блузкой там, где заканчивался комбинезон и начиналась, собственно, она. Чистить ее было невыносимо больно.

Окуляр позволял заглянуть в самые глубины пространства, прямо в эфир. Интересного мало – по крайней мере, пока. Телескоп должен быть откалиброван для своей истинной цели.

Чем бы она ни была.

Твайлайт позвонила в колокольчик возле латунной переговорной трубы рядом с собой, которая тянулась далеко вниз по монолитной книжной полке и еще глубже, пронзая пол, словно ползучая латунная лоза, спускающаяся по склону утеса, чтобы пустить корни.

– Как там котлы, Спайк?

По трубе донесся негромкий скрежет – ответ из недр котельной в подвале.

– У нас есть две атмосферы, капитан, мой капитан!

– Опять же, достаточно просто “Твайлайт”. Благодарю тебя, мой верный помощник. Ладно, этого должно хватить...

Твайлайт Спаркл, Королевский Философ, проживающий при библиотеке, уставилась на свою коллекцию штурвалов и рычагов. Три длинных бронзовых штыря, отполированных до блеска, заканчивались черными сферическими резиновыми навершиями. Под их чутким управлением перегретый пар в трубах, питающихся от Спайка и котлов, ожидал приказов единорожки.

– Что нам делать с этим прекрасным бронзовым чудовищем, Спайк? Как ты думаешь, куда нам его направить?

– Ты могла бы поискать ту таинственную десятую планету, – предложил ее верный помощник-дракон. – Ну, ту, которая, как ты говорила, влияет на орбиту девятой, но никто еще не смог ее найти.

Твайлайт на мгновение серьезно задумалась над этим, глядя в окуляр и за его пределы, в Солнечную систему. Телескоп для этого был достаточно мощным.

– В следующий раз, – определилась единорожка, ответив как Спайку, так и самой себе. – Я еще не знаю, куда именно направлять телескоп.

– Ты могла бы... а глянь, из чего сделаны Романовские кольца?

– Я могу и без него просто предсказать, что они, со всей очевидностью, состоят из камня и льда, как и все остальное в эфире. Что еще ни один пони не смог бы сделать без такого точного инструмента?

– Нажать не на тот рычаг и раздавить себя?

– Ты не помогаешь, Спайк.

– Извиняюсь.

Вот уж точно не извиняется.

– Ну, сегодня же полнолуние, так что будет достаточно света, да? – тон дракончика был неуверенным. И не без оснований.

Твайлайт Спаркл помассировала копытами виски.

– Спайк, как раз это делает все остальное более трудным для восприятия из-за светового загрязнения. Это все равно что войти в театр с ярким фонарем, чтобы лучше разглядеть целлулоидографию.

– Ой. Подожди, а это не сработает? Так вот почему у них там так темно? А я думал, это просто чтобы мы не видели, что они кладут в попкорн, пытаясь придать ему такой вкус. Или что делают пони на задних рядах.

Ладно, Спайк, может, и ошибается, но она не может винить его в недостатке проницательности.

– Сегодня ночью будет очень трудно увидеть что-либо, кроме луны, Спайк. Я думаю... нет, погоди, Спайк, ты же гений!

– Правда? – переговорная трубка между ними хорошо маскировала замешательство дракончика. Но все же недостаточно.

– Луна, Спайк! – пояснила Твайлайт, копытом нажимая на защелку на ближайшем к ней рычаге и энергично дергая его на себя. Телескоп медленно двинулся по тщательно смазанным рельсам, когда пар заставил его подчиниться простой физике. Кресло Твайлайт медленно вращалось вместе с ним. – Мы могли бы ее картографировать! Бескрайние океаны! Горы, расщелины! Мы могли бы доказать, что Эквус – не единственное небесное тело с рельефом!

– Эм-м-м... Йей?

– Именно “йей”! – Твайлайт взволнованно захихикала, почти так же, как хихикнул бы любой другой пони, если бы он не спал уже много часов подряд, употребив как минимум на четыре чашки кофе больше, чем следовало бы. – С чего нам начать?

Спайк колебался.

– Ох, эм-м, ты спрашиваешь меня всерьез или просто из вежливости? Конечно, я не обижусь в любом случае, но...

Твайлайт закатила глаза, сожалея о том, что ее помощник номер один не сможет оценить все величие этого жеста по переговорной трубе.

– Нет, мой верный помощник, мне нужен ваш честный вклад. С чего нам начать?

– Как насчет... слева? Там же станет темно в первую очередь, верно?

– Блестяще! – с энтузиазмом согласилась Твайлайт, отодвигая рычаг подальше от себя, пока взгляд телескопа не уперся точно в край поверхности спутника.

Единорожка раздраженно заворчала. Недостойно для леди, но не всегда же быть леди?

– С такого угла трудно сказать наверняка. Я и забыла, что луна не плоская, а изгибается, как Эквус. Я смотрю на этот край почти сбоку.

– И все же, что ты видишь? Все так, как ты ожидала?

– Там, наверху, как в пустыне. Кажется, что я смотрю на бесконечную белую пустыню с жемчужным песком.

– Я и не думал, что ты так поэтична, Твайлайт.

– Я вовсе не поэтична. Это действительно похоже на то, как если бы кто-то взял все жемчужины, которые когда-либо были, есть и будут, тщательно размолол в ступке пестиком и бросил всё на орбиту, где все это просто слиплось.

– Значит, песчаные бури, да?

Твайлайт оторвалась от окуляра на достаточно долгое время, чтобы яростно помотать головой, прежде чем поняла, что Спайк снова не видит ее, и почувствовала себя довольно глупо.

– Там, наверху, в эфире нет атмосферы. Воздух просто становится все разреженнее и разреженнее... Ну, ты же был на воздушном шаре, Спайк. Но это означает, что, поскольку гор там на самом деле нет, там также не должно быть и никакой тектонической активности. Наш спутник совершенно мертв, во всех смыслах этого слова.

Как удивительно болезненно. Ее карта внезапно стала путеводителем по географическому некрополю.

– Тогда там, наверное, действительно холодно, а?

– Возможно. Конечно, никто не сможет выжить там, наверху, дольше нескольких секунд.

– Ага. Значит, никаких новых библиотек для тебя на луне, да?

Глаза Твайлайт опасно заблестели. Тем самым блеском, с которым произносят простое утверждение, которое начинается с воодушевления и заканчивается печально известной фразой: "или умри, пытаясь".

– Нет, Твайлайт, – прервал ее ассистент после долгого, задумчивого молчания. Он слишком хорошо ее знал.

– Кобыла может мечтать, Спайк.

– Мечты одной кобылы – это кошмары одного дракона.

– Там точка. Но она... синяя? Спайк! Я вижу что-то синее!

– Это сапфир? Луна сделана из драгоценных камней?

– Нет... нет, этого не может быть... – пробормотала Твайлайт, осторожно нажимая на другой рычаг. Телескоп слегка повернулся, реагируя на нажатие, наводясь и выделяя нечеткое голубое пятно прямо на самом краю луны. Оно было размером с булавочную головку при текущем увеличении, может быть, даже меньше, но оно было так же заметно на этом одеяле белизны, как даже единственная золотая нить выделяется на самом черном войлоке. Твайлайт сфокусировала телескоп прямо на пятне.

– Это определенно не может быть драгоценным камнем. Если луна тектонически мертва, то нет ничего, что могло бы создать их, не говоря уже о том, чтобы вытолкнуть на поверхность. Мне нужно взглянуть поближе.

Гадство. Три рычага: горизонтальное перемещение, вертикальное и тот, которым Твайлайт не хотелось пользоваться. Увеличение. Прямо в центре.

Он сдвинет зеркала в их креплениях, установленных на направляющих внутри корпуса самого телескопа. Эти зеркала были хрупкими и очень деликатными, тогда как сила пара, коей управляла единорожка, таковой... не была.

Легкий толчок, самый легчайший. Робко, как мышка, или, возможно, робко, как мышка, которая заметила сыр на чем-то явно подпружиненном, Твайлайт толкнула средний рычаг вверх.

Ничего не треснуло. Ничего не разбилось. Только мягкий скрип креплений на их смазанных направляющих. Телескоп выполнял свою роль мастерски, и таинственное голубое пятно на бескрайней белизне становилось все больше.

Используя близлежащую дюну для примерной оценки масштаба, Твайлайт прикинула, что голубое пятно было размером по меньшей мере с пони, а возможно, и больше. Хотя не сильно больше. Пятно также двигалось, или, по крайней мере, часть его двигалась. Как будто ее развевал ветерок.

Ветерок, со всей очевидностью несуществующий на луне, если только современная наука и философия не ошибались в своих гипотезах очень уж сильно.

Твайлайт Спаркл снова посмотрела на проклятый средний рычаг.

– Хочешь заставить меня снова использовать тебя, не так ли? – пробормотала она мрачно, отвернувшись от переговорной трубки, где Спайк мог неправильно истолковать ее слова.

– Ну и чего там? – теперь голос дракончика казался легкомысленным или, по крайней мере, возбужденно-любопытным, как несколько мгновений назад и сама Твайлайт.

Сейчас, вот сейчас, она просто почувствовала себя больной. Неужели она непреднамеренно уничтожила результаты десятилетий озарений, сделав небольшое случайное открытие на краю луны?

Есть только один способ выяснить это.

Твайлайт решительно потянулась к бронзовому рычагу. Немного больше уверенности, по мнению единорожки, совершенно незаслуженной, сопровождало этот жест. Она должна была признать, что возможность оказаться неправой придавала ей смелости, но, как ученый, она отказывалась признавать любую необъективность, которая у нее могла быть. Особенно настолько важную необъективность.

Зеркала скользнули дальше и застыли в своих новых положениях. Твайлайт снова осмелилась взглянуть в окуляр.

Что-то было сломано. Она что-то повредила, манипулируя рычагами, это было единственным объяснением.

– Давление только что опустилось ниже двух атмосфер по манометру, Твайлайт. Ты выяснила, что там такое, или нам нужен еще уголь?

– Кажется, я разбила зеркала, Спайк. Вне всякого сомнения, мы каким-то образом видим изображение чьей-то квартиры. Это единственное возможное объяснение, кроме очевидного.

Наступило робкое молчание. Неужели в ее голосе слышалась паника? Истерика? Когда ее дракончик-ассистент ответил, то, конечно же, говорил с неуверенностью существа, идущего по яичной скорлупе.

– Ну, а какое же тогда очевидное объяснение?

– Спайк, единственное другое возможное объяснение заключается в том, что телескоп не сломан и на луне находится какая-то кобыла.

Снова долгое молчание. Она с трепетом ждала ответа Спайка.

– Ну, этого, конечно, быть не может. Как думаешь, что там сломалось?

– Я не знаю! Я точно не видела этой пони раньше. Я бы ее запомнила! Так что я не могу сказать, откуда идет это изображение!

Последовала еще одна долгая пауза. На этот раз это было довольно дипломатичное молчание, одно из тех, что готовы были разродиться тщательно сформулированными фразами, меж строк которых явно слышалось "и, пожалуйста, не откусывай мне голову за то, что я это сказал".

– Почему? Почему ты должна была запомнить именно эту пони? Ну, если не считать того, что она на луне?

Твайлайт постаралась не обижаться по причинам, которые она не совсем понимала, но потерпела неудачу.

– И что же вы хотите этим сказать, мистер?

– Ну, я имею в виду, что ты никогда не была особо хороша в запоминании имен. Или внешнего вида. Или, э-э... голоса.

– Это неправда! Я очень хорошо запоминаю пони.

– Ах так? Как насчет такого: назови мне имена двух твоих школьных учителей.

Твайлайт открыла рот и самодовольно улыбнулась переговорной трубке, но Спайк прервал ее:

– Подожди! Дай мне закончить. Назови мне имена двух твоих школьных учителей, которые никогда не ставили тебе оценки ниже четверки с плюсом.

Твайлайт плотно сжала губы, и приятное тепло самодовольства превратилось в ледяной холод.

– Обиды должны что-то значить.

– Нет. На самом деле не должны, – монотонность, которую переговорная трубка придавала невозмутимому сарказму Спайка, усилила его достаточно, чтобы он точно не ускользнул от единорожки. – Посмотри правде в глаза. Просто социализация – это не про тебя.

– Честно говоря, Спайк, я закончила школу, когда мне было тринадцать. Школа была очень давно.

– Тот же вопрос, но насчет университета.

– Я училась там всего три года!

– Угу. Так почему же ты должна была запомнить эту конкретную пони? – в голосе Спайка звучало вполне понятное сомнение. Твайлайт нравилось представлять его прислонившимся к трубе, со скептическим выражением на его драконьей мордочке и скрещенными на груди лапами.

– Ну, для начала, она, должно быть, самая высокая пони, которую я когда-либо видела, если не считать самой принцессы.

– Да-а-а? А еще чего?

Глаз Твайлайт снова приник к окуляру, наблюдая, как слабейший вздох срывается с губ кобылы на луне. Странный жест, если там действительно не было атмосферы.

– Не думаю, что когда-либо видела настолько одинокую пони.

Даже в зеркале.

Твайлайт Спаркл посмотрела на штурвалы и рычаги перед собой. Рычаг был слишком грубым инструментом... штурвалы давали ей гораздо более точный контроль над движением телескопа. Может быть, если она приблизит еще чуть-чуть...

Она сделала один полный оборот штурвала. Этого должно быть достаточно для...

Не произошло абсолютно ничего.

Ошеломленная бровь единорожки взметнулась вверх. Неужели она действительно сделала тонкую настройку настолько тонкой?

Еще один полный оборот. И еще.

Никаких изменений.

Бровь Твайлайт низко опустилась, сплетясь вместе со своей товаркой в узловатый клубок разочарования. Еще десяток полных оборотов штурвала не привели ни к каким изменениям. Она уже собиралась схватить гаечный ключ – возможно, чтобы что-то починить, а возможно, чтобы лупить по штурвалу, пока все не начнет работать – когда в трубке раздался голос Спайка.

– Ладно, давление в котле снова поднялось выше двух атмосфер. Глянь, получится ли у тебя получить лучший вид! Я открываю клапан!

Спайк отключил подачу пара, чтобы поднять давление в магистрали. Вот почему вращение маленького металлического штурвала не привело ни... Стоп.

– Спайк, нет!

Слишком поздно. Пар шел по пути наименьшего сопротивления, направляясь через клапан, который был полностью открыт пятнадцатью полными оборотами штурвала. Копыта Твайлайт судорожно крутили его назад, отчаянно пытаясь исправить то, что она только что сделала, но она не могла обогнать скачок давления, который сама только что и породила.

Мягкий скрежет направляющих превратился в глухой рев, больше похожий на звук товарного поезда, когда зеркала сфокусировались на аномалии, на которую нацелилась единорожка.

Кровь застыла у нее в жилах, превратившись в лед, когда она с восторженным ужасом смотрела сквозь длинную бронзовую трубу. Кобыла продолжала увеличиваться, становясь все ближе и ближе. Она была немного не по центру, поэтому телескоп вместо этого увеличивал участок поверхности прямо позади кобылы на луне, когда зеркала послушно скользнули вперед.

На лунной поверхности остались отпечатки копыт. В лунной пыли остались следы копыт. Это не было аномальным отражением, и телескоп Твайлайт определенно не был сломан. На луне действительно была кобыла!

Раздался громкий скрежет, как будто кто-то рвал фольгу перед мегафоном. Изображение в телескопе быстро уменьшалось, демонстрируя кобылу, лунные горы и, наконец, всю луну так, как ее было видно и невооруженным взглядом. А затем из длинного бронзового корпуса с грохотом и оглушительным треском вылетела целая сверкающая паутина осколков.

Ее телескоп, конечно, не был сломан. До этого момента.

Внизу, в котельной, Спайк заткнул уши ватными шариками, чтобы не слышать криков кобылы, доносившихся издалека и дополненных эхом из латунной переговорной трубы рядом с ним.