Испорченные грёзы
Глава четвёртая
Ужин из фаршированных и поджаренных баклажанов остывал в тарелке; на другом конце стола вафли по-бельгийски занимались тем же; чайник источал вокруг себя волшебный аромат мяты и ромашки, а снаружи, у самого горизонта, лениво плыло солнце.
Селестия ждала на своём месте. Пустая чашка парила на полпути к её губам — единственный изъян в иллюзии спокойного терпения.
Сдавшись, принцесса вздохнула и опустила ту на стол. Время пришло, а Луна так и не показалась.
Селестия даже не стала вставать со стула, воззвав к солнцу. Словно скучающий художник, она пробежалась по основным частям песни, исполнив пустую и непримечательную мелодию, которой хватило на простенький закат. На долю секунды она задумалась: заметил ли это хоть кто-нибудь, но быстро прогнала мысль прочь. Она хорошо знала, к чему приведут подобные рассуждения.
Сердце принцессы билось всё тревожнее, по мере того как беспокойство сдавливало грудь. С каждой секундой мучительное ожидание нарастало, белые уши дёргались, а взор неотрывно следил за луной, пока, наконец, магия Луны не коснулась светила, и Селестия не выпустила затаённое дыхание.
Принцесса вышла из Солариума. Больше медлить было нельзя. Настало время поговорить с сестрой.
Дверь в спальню Луны, как и прочие вещи ночной принцессы, была выполнена по образу таковой из старого замка. На толстых, окованных чёрным железом и украшенных серебристыми созвездиями эбеновых створках красовалась копия её кьютимарки. Хоть для Селестии и не составляло труда рассмотреть полумесяц, висевший на уровне её глаз, остальным пони пришлось бы для этого изрядно задрать голову.
В самые тяжкие дни до возвращения Луны дневная принцесса находила огромное утешение, просто сидя в обставленной, хотя и пустой комнате. Она тщательно стирала пыль, покрывающую мебель из тёмного дерева, ходила... размышляла… Нет, отрицание не могло помочь. Она падала на сестринскую кровать и представляла, что они лежат вместе. Что Луна здесь, и может утешить так, как «её маленькие пони» никогда бы не посмели, тем более, что Селестии претила сама мысль о принуждении их силой.
О, желающие встречались, но никто из достойных не мог решиться, а никто из решившихся не был достойным.
Впрочем, все старые способы были сейчас бесполезны. Время фантазий закончилось. Луна вернулась. Её сестра вернулась. Она больше не была призрачным вымыслом одинокого ума, и нуждалась в Селестии, осознавала она это, или нет. Несмотря на собственные любовные желания, принцесса не могла даже подумать о том, что может снова потерять Луну.
Не то чтобы все эти размышления как-то сподвигли её всё-таки постучаться. Одна лишь мысль о растянувшейся на кровати сестре, с разведённы…
Селестия яростно прикусила язык. Она бы топнула копытом, да стражи наверняка и так достаточно разволновались, пока она стояла тут, молча уставившись на дверь.
Наконец принцесса решилась. Она постучала и стала ждать.
Копыто было снова поднялось, как вдруг Селестия услышала голос Луны, приглушённый толстым деревом:
— Мне нездоровится, сестра. Пожалуйста, передай всем мои искренние сожаления.
— Конечно, — откликнулась принцесса, снова замерев в нерешительности.
Она могла уйти сейчас и оставить всё как есть. Если дело серьёзное, Луна сама придёт: она обещала не держать всё в себе. Давление лишь увеличит пропасть между ними, послужит знаком того, что Селестия не до конца доверяет сестре. Будет лучше, если она просто… Нет. У неё есть полное право волноваться. Она не повернётся спиной к страданиям самой близкой пони… только не снова.
— Не возражаешь, если я войду?
— Возра…
Последовала пауза, которую Селестия много раз встречала у своих учеников. Это была нерешительность, говорившая: «я не хочу этого делать, но знаю, что если отказаться, то лучше не станет». Когда Луна всё же собралась с духом, её голос был полон сожаления:
— Нет.
Настала очередь Селестии решаться; укреплять свой разум против непрошенных порывов. Она мельком обдумала мысль предложить Луне отправиться куда-нибудь в другое место, которое бы не вызывало у дневной принцессы ненужных воспоминаний. Но нет. Комната Луны была той убежищем. Нигде более она не могла чувствовать себя в большем покое, а покой сестры сейчас был превыше всего.
С большей неохотой, чем ей хотелось бы признать, Селестия толкнула дверь.
Внутри было ожидаемо темно. Не то чтобы темнота как-то угнетала принцессу, но и не приносила того же уюта, что Луне. Селестия всегда предпочитала свет своего солнца.
Комната выглядела как и в прошлый её визит пару месяцев назад. Обломков мебели видно не было, шкафы стояли целые и невредимые. Все маленькие сокровища Луны лежали на своих местах, книги ровными рядами стояли на полках. Покрывало на кровати было смято и выдавало, что сестра недавно спала. Всё это Селестия расценила как хорошие знаки и символ того, что её опасения были напрасными.
Луна стояла поодаль, развернувшись спиной, и смотрела на небо сквозь балконные двери.
Селестия не смогла удержать свой взгляд. Он скользнул по обнажённым синим копытам, по обрамляющей их аккуратно подстриженной шёрстке, вверх, через чётко очерченные суставы прямо к подтянутому, стройному крупу. Принцесса заставила себя зажмуриться, но картинка уже впечаталась в память, и Селестия не спешила её прогонять. Грудь сжалась от мысли о прикосновении…
— Луна, — заговорила она, вновь открывая глаза и на этот раз не позволяя им вольностей. Вместо сестры она уставилась на самый большой в комнате диван. На нём они могли бы с удобством развалиться и… Если Луна и заметила её промах, то не подала виду. — Всё хорошо?
— Всё, — любая другая пони наверняка бы не заметила мелькнувшей заминки, вот только Селестия не была «любой другой пони», — чудесно.
Несмотря на все усилия, глаза старшей принцессы перепорхнули обратно на Луну. Они не остановились на её затылке, как хотела Селестия, а вместо этого уставились на слегка мечущийся хвост, надеясь дождаться, когда он вильнёт достаточно сильно, чтобы… Она ненавидела себя за это. Пять минут. Она не могла сосредоточиться даже на пять минут.
— Ты же помнишь, что можешь прийти ко мне с любой проблемой.
— Могу ли?
Вопрос прозвучал быстро и колко. Кинжалом льда, вонзившимся Селестии в сердце. Её глаза тут же обратились к Луне, наполненные болью и непониманием. Будь она хоть чуточку медленнее, принцесса бы не заметила раздражённо дёрнувшихся синих крыльев. Те слова вырвались помимо воли.
— Конечно можешь! Ты же знаешь, я всё для тебя сделаю.
— Всё? — спросила Луна, её голос проскрежетал резкостью, от которой по спине Селестии пробежал холодок, и рассеялись последние остатки возбуждения. — Всё что угодно?
Опасения были не напрасны, теперь принцесса была в этом уверена. Что-то совершенно точно случилось. Когда она заговорила, в голос против её воли проникли слишком сильные командные нотки:
— Что происходит?
Луна обернулась. Селестия не заметила свечения её рога, но увидела брошенную в себя бутыль. Стекляшку было просто поймать на лету, и ещё проще уловить запах того, что ещё недавно там хранилось. Прежде чем она смогла осознать произошедшее, и тем более вставить хоть слово, Луна уже кричала, заливаясь слезами:
— Клянёшься содеять всё ради нас?! — взревела она, надвигаясь на ошарашенную Селестию, гулко топая копытами по ковру. — Приползёшь ли ты на коленях к ногам нашим?
Маска принцессы дня задрожала и разбилась тысячей осколков, как только бутыль из-под спирта ударилась об пол. Селестию не швыряло в потоке воплей смятения. Она не разрывалась меж сотнями разных мыслей. Их было лишь две, и обе вгоняли в ужас. Что она должна была — но не могла — сделать, и насколько сильно она того желала.
— Расцелуешь ли наше копыто и королевой своей назовёшь нас? — прорычала Луна с язвительной усмешкой, подходя к сестре вплотную. Меж ног Селестии расползлось тепло от этой мерзкой перспективы, от столь притягательных фантазий, разворачивающихся перед глазами. — Позволишь попрать и осквернить себя, о большем умоляя?
Тёмно-синее копыто поднялось над полом и покачнулось. Уткнулось в лицо Селестии.
И замерло.
Розовые глаза той медленно сошлись на удивлённом и тронутом болью лице Луны. Своим собственным копытом она прижала сестринское к щеке.
— Ты этого хочешь? — прошептала она гнетущей тишине, что воцарилась меж ними. Её щёки горели от стыда и возбуждения одновременно. — Чтобы я униженно ползала у тебя в ногах?
Селестия нежно уткнулась носом в синее копыто, изо всех сил стараясь не замечать растущую влагу под хвостом, и губами оставила поцелуй на мягкой шёрстке.
— Ибо если это то, чего ты хочешь…
— Нет! — Луна отдёрнула копыто. — Нет, я не…
Развернувшись, она в отчаянии сделала пару шагов прочь, прежде чем повернуться обратно.
— Мы сёстры! Мы не можем… Сие неправильно!
Голова Селестии безвольно поникла. У принцессы не было сил скрывать смесь облегчения и разочарования на своём лице. Она глубоко дышала ртом, надеясь, что Луна не сможет уловить запах её возбуждения.
— Я знаю.
— Тогда почему… — гнев или негодование, что вели ночную принцессу ранее, вдруг обернулись жалобной мольбой. — Как ты можешь мириться с этими желаниями?
Селестия пожала плечами, ничего не сказав, не осмеливаясь даже посмотреть на сестру.
Пара копыт потянула её за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть в бирюзовые глаза.
— Прошу, — Луна прижалась ко лбу сестры своим, и они обе закрыли глаза. — Мне нужно знать.
Селестия легонько покачала головой, не разрывая контакта.
— Никак. И не могла никогда.
Что-то среднее между смешком и всхлипом сотрясло Луну.
— Что же нам тогда делать?
— Не знаю.
Луна словно рухнула вперёд, её голова скользнула по шее Селестии и уткнулась той в плечо, заливая слезами белую шерсть. Старшая сестра подтянула кобылицу ближе, обняла копытом за холку и укутала крылом.
Картинка из «как» и «почему» отказывалась складываться у неё в голове. Это не имело значения. Её любимая Луна страдала, и гори огнём весь остальной мир, ей было наплевать. Только…только вот Селестия ничем не могла помочь. Восемь сотен лет научили её лишь безмолвно выносить страдания и скрывать свою ношу за маской спокойствия и любящей улыбкой.
Она почти пропустила первый поцелуй Луны, чьи губы сильно прижались к её плечу, практически неотличимые от тычка мордочкой. Лишь когда та отстранилась и приблизилась к шее, Селестия поняла, что это было. Второй поцелуй был легче, естественнее, и в то же время ещё настойчивее. Наполовину касаясь золотого металла, наполовину белой шеи, он вызвал низкий стон из горла старшей принцессы. Третий заставил её крылья трепетать. К четвёртому Луна уже добралась до основания подбородка.
— Луна? — произнесла Селестия, хотя это походило скорее на сухой хрип, чем на имя.
Ответ сестры, может, и был изначально словом, но к тому времени, как он добрался до губ, от него осталось лишь тяжёлое дыхание в белую шерсть.
Капля влаги впиталась в бедро Селестии, и та сглотнула. Ничего больше она сделать не могла. Её шея застыла, оказавшись полем битвы меж упрямыми, глупыми, выводящими из себя моральными принципами, и всей остальной частью её естества, жаждущей просто посмотреть вниз. Там была она, она звала каждым тёплым дыханием, проносившимся сквозь шёрстку. Восемь веков мечтаний и фантазий, и Селестия не могла решиться.
Копыта Луны скользнули вверх по белой шее, по скулам и остановились на щеках. Легонько, но настойчиво, она потянула вниз, и голова Селестии послушно склонилась, пока носы сестёр не оказались почти прижаты друг к другу.
Веками эти настойчивые, прекрасные бирюзовые глаза неотступно преследовали сны дневной принцессы. Теперь они стали реальностью и смотрели прямо в её собственные. Слеза сорвалась вниз, только чтобы её нежно вытерло синее копыто.
— Я люблю тебя, Тия.
— Я люблю тебя, Лулу.
Она не хотела двигаться. Мир мог исчезнуть, солнце могло погаснуть, звёзды могли раствориться и никогда не засиять вновь — Селестии было всё равно. Этот миг, этот бесценный миг, когда она держала в объятиях свою сестру, а та обнимала её в ответ, он был волшебным, и ничто не могло его отнять.
Магия игриво прикоснулась к многоцветной гриве, отправляя покалывания по белой спине и заставляя Селестию преодолеть то несуществующее расстояние, что ещё разделяло двух кобыл.
Нерешительно, почти неохотно, та подчинилась.
Их губы встретились со всей силой крыльев бабочки. Мягкость, теплота, нежность — ни одно из этих слов не могло описать те ощущения, которые подарил этот первый поцелуй. Это было всё, чего Селестия хотела. Начало каждой похотливой мечты и конец каждой одинокой фантазии. Её сердце пело, а разум тонул в чистом наслаждении.
Нежность держалась лишь до тех пор, пока отчаянная жажда не захватила сестёр. Их губы принялись двигаться, массируя друг друга, лёгкая нехватка воздуха запечатала поцелуй, а сами они принялись ворочаться и изгибаться в поисках лучшей позы…
♥♥♥
…Наклонившись вперёд, Селестия провела языком по подбородку Луны, слизывая длинный след собственных соков с сестриной мордочки. Глаза той в блаженстве закрылись, а с губ сорвался вздох удовлетворения. Старшая принцесса тепло улыбнулась и продолжила начатое. С каждым движением языка Луна поворачивала голову, подставляя её под новым углом и облегчая вылизывание.
Селестия не могла не улыбаться ещё шире при каждом удовлетворённом вздохе своей возлюбленной. Прошло невероятно много лет с тех пор, как хоть одну из них приводили в порядок по старинке. Современные пони, с их мылами и шампунями, утратили эту традицию поколения назад. Да и до того считалось неприличным для «принцесс» пользоваться столь «варварскими обычаями».
— Ох, Тия… я скучала.
Селестия лишь приглушённо хмыкнула, продолжая свою работу, пока Луна постепенно укладывалась у неё на груди. Теперь принцессе стало немного неловко, но она не возражала. Небольшой перерыв пойдёт на пользу им обеим.
Вдруг она остановилась, её язык соскользнул на полпути к переносице Луны.
Та недовольно фыркнула.
— Ну что ещё?
Селестия провела копытом сквозь гриву сестры. Она улыбалась не от переполняющего наслаждения или хищной похоти, но от счастливой радости:
— С добрым утром, любимая.
Луна повернулась с угрюмым видом.
— Ещё не утро, сестра.
— Я знаю, — рассмеялась Селестия и притянула к себе синюю мордочку, чтобы подарить той короткий, но страстный поцелуй. Откинувшись на пол, она вздохнула. — Разве это не прекрасно?
— Я явно что-то упускаю, — Селестия лишь удовлетворённо промычала в ответ. — И ты мне не расскажешь, что именно, да?
— Я сделаю кое-что получше, — на губах старшей сестры появилась предвкушающая усмешка. — Я покажу тебе.
Луна только раскрыла рот, но магия Селестии оказалась быстрее. Мелькнули две вспышки, раздались два хлопка, и вот аликорны уже лежали на кровати поменявшись местами.
Вновь оказавшись над сестрой, Селестия плавно опустилась к ней. Два аликорна обнялись, грудь старшей плотно прижалась к спине младшей. Белые и синие передние копыта сплелись, крепко удерживая кобыл вместе, когда голова Селестии легла так, что её нос оказался прямо возле уха сестры.
Огромные белые крылья изогнулись вокруг Луны, коснувшись её груди, и начали нежно выводить круги на шелковистой шёрстке. Вооружившись своим знаменитым безграничным терпением, принцесса дня отправила маховые перья в их невероятно медленную одиссею к уже раскрывшемуся цветку младшей сестры.
— Луна… — прошептала Селестия, — я мечтала об этой ночи веками.
Лёгкое касание белых перьев прошло по рёбрам, ощутимое ровно настолько, чтобы отправить волну мурашек по телу ночной принцессы. Достигнув её живота, крылья принялись мягко поглаживать синие волоски и скрытые под ними мышцы.
— Каждый раз она представлялась по-новому.
Кончики перьев спустились ниже, выводя лёгкие, еле ощутимые круги вокруг сосков, укрепляя их и без того твёрдые бугорки. С губ Луны сорвался мягкий стон.
— Иногда ты приходила ко мне, умоляя о близости.
Крылья двинулись дальше, продолжая свои дразнящие прикосновения, пока дыхание ночной принцессы становилось всё более отрывистым, а сердцебиение ускорялось.
— Иногда я сама приходила за тем же.
Селестия провела языком по краю синего уха, отчего по спине Луны пробежала дрожь.
— Временами ты связывала меня, силой забирая своё. Превращая меня не более чем в игрушку, которой можно наслаждаться и которую можно истязать сколько душе угодно. И я любила тебя за это.
Крылья двинулись дальше, перейдя на задние ноги Луны и поднимаясь к её коленям. Под легчайшим нажимом те раздвинулись, обнажив алеющие розовые губы в обрамлении мягкой синей шёрстки. Вновь Селестия прервалась, чтобы, изогнув шею, первый раз в жизни полюбоваться на сестру там.
— Ты прекрасна, — прошептала она. Её крылья снова задвигались, когда она продолжила говорить. — Иногда всё начиналось с заклинаний или зелий, сработавших неправильно… или правильно.
Поглаживая внутреннюю сторону бёдер Луны, перья промокли почти насквозь от скопившейся там влаги. Подняв одно крыло, Селестия провела по нему губами, наслаждаясь вкусом сестры, словно терпким вином.
— И всё же большинство происходило по счастливой случайности. Одна из нас заходила к другой в… очень неловкий момент.
Когда влажные перья таки коснулись Луны между ног, та застонала, прикусив губу, и сильнее прижала передние копыта Селестии к себе, дрожа от нетерпения.
— Все эти годы мои сны рано или поздно заканчивались… и я оставалась лежать в угасающем оргазме, — перо скользнуло внутрь и дыхание младшей резко участилось. — Я склоняла голову и каждый раз ожидала увидеть рядом тебя…
Луна задвигалась в хватке Селестии, поворачиваясь, пока их глаза не встретились. Белые крылья замерли.
— Я всегда буду рядом, — прошептала она. — Всегда.
Селестия заплакала, когда их губы встретились. Они неподвижно лежали, отдавшись одному лишь страстному поцелую…
♥♥♥
…Стоны Луны затихли быстро. Чего нельзя было сказать о сострясавших её спазмах. Даже малейшего движения воздуха возле разгорячённого места меж её задних ног было достаточно, чтобы заставить принцессу дёргаться и извиваться. Несмотря на искреннее желание воспользоваться этим, Селестия решила пощадить свою беззащитную возлюбленную. Поэтому она просто обняла её, и какое-то время сёстры лишь нежились в удовольствии обыкновенного прикосновения.
Селестия пыталась не замечать жуткого чувства неуверенности, что вдруг настигло её. Она зарылась носом в звёздные локоны Луны, позволив аромату лаванды и тимьяна омыть себя. Это помогло на какое-то время, пока зевок не пробил свой путь наружу из её горла, напоминая о долгом дне и последовавшей за ним бурной ночи. Сон нахлынул на принцессу, но Селестия сопротивлялась ему. Если она останется в сознании и будет держать глаза открытыми, то ей не придётся узнать…
— Тия? — обеспокоенным голосом позвала её Луна.
— Ты говорила искренне?
Младшая сестра повернула голову, чтобы взглянуть старшей в лицо, проведя копытом по белой ноге, до сих пор обнимающей её за грудь.
— Говорила что, се… — Луна оборвала себя, в первый раз пробуя на вкус следующие слова: — Моя любовь?
— Что ты… — голос Селестии надломился. — Что это не очередной сон. Что, когда я проснусь, ты…
Луна развернулась полностью, склонившись к сестре и оборвав ту поцелуем.
— Нет, моя любимая сестра. Это не сон, — она вытерла слёзы из уголков розовых глаз. — Это я могу обещать тебе. Пока солнце горит в небе, а луна сияет в ночи, я всегда буду рядом с тобой, до последнего вздоха.
Словно то самое солнце подняли с её плеч, Селестия ощутила волну великого облегчения, что вырвалась из её груди сердечным смехом. Она кивнула, улыбаясь, пока Луна смахивала остатки её слёз.
— Я люблю тебя, Лулу.
— Я люблю тебя, Тия.