Испорченные грёзы

Глава первая

Во дворце Кантерлота был лишь один тронный зал и лишь один трон. Тысячу лет их было достаточно. Эти времена прошли.

Луна поёрзала на неудобном стуле. Он не был создан для неё, и — невзирая на все заверения сестры — она отказывалась верить, что Селестия находила этот трон столь же плохим. В их старом замке восседать перед подданными было куда мягче. И всё же, Селестия постоянно была чем-то занята, пока сидела на жёсткой деревяшке.

Вместо того, чтобы предаваться волнению и тревогам, Луна повернулась к своему сенешалю и неохотно кивнула. Дёрнувшиеся кожистые крылья Софт Виспер были единственным знаком того, что та разделяла недовольство своей принцессы. Повинуясь её команде, двадцать четыре головы поклонились и повернулись к выходу, безропотно покинув зал, дабы заняться… чем бы они там ни занимались в своё — уж слишком часто возникающее — незапланированное свободное время. Лишь Софт Виспер и пара сарозийцев встали подле принцессы, готовые сопроводить её в любое место, куда бы та ни пожелала отправиться.

Никто не нарушил молчания, пока Луна шла к выходу. Стражи были слишком увлечены своей ролью стражей, а с Виспер принцесса уже обсудила всё, что требовало её непосредственного внимания. Луна была благодарна за тишину. Разговор бы наверняка потребовал намного больше участия, чем она могла сейчас предложить.

Путь до её личных покоев занял целую вечность, хотя пройти успела лишь пара жалких минут. Мягкие ковры на полу совершенно не заглушали шагов, отчего каждое поставленное копыто эхом звенело в ушах у Луны, отдавалось громом боевых барабанов минотавров, командующих отступление. Она бежала, спасалась от врага, который не мог даже заметить её существования.

Прошло почти два года с её возвращения, а число пони, обращающихся к ней вместо Селестии, Луна могла сосчитать костяшками одной только первой линейки своих счёт. Это не значило, что ночная принцесса осталась без работы и обязанностей. Селестия лично за этим проследила. Нет, просто единственные пони, которые к ней приходили, были из её собственной свиты, да ещё изредка забредали те, кого перенаправляли к ней в самых очевидных случаях. Луна пыталась напоминать себе, что ночью Эквестрия спит, но утешения это не приносило.

Когда они проходили мимо двери в спальню её сестры — двое стражников на посту вытянулись по стойке смирно — принцесса подумала войти внутрь и поискать утешения.

Хотя Селестия несомненно сладко спала, она была бы только рада видеть Луну. Она бы подняла сонную голову и слегка ошеломлённо посмотрела на гостью, но, узнав сестру, тут же проснулась бы окончательно. Край её шёлкового одеяла бы откинулся, а белое крыло расправилось, приглашая Луну присоединиться к ней. Та бы так и поступила, конечно же, ведь в этом был весь смысл. Она бы укуталась в сестринское тепло в крепких объятиях Селестии. Начался бы лёгкий разговор, долгая болтовня ни о чём, пока Луна не решилась бы рассказать о своих тревогах. Иногда они даже не заходили так далеко — простого физического контакта было достаточно для напоминания, что пусть хоть весь мир катился бы в Тартар, но Селестия всё так же нежно любила бы младшую сестру. Потом наступило бы утро. Возможно, они встретили бы его спящими, возможно, нет, но всё равно бы исполнили свой долг перед светилами, прежде чем разделить завтрак и наконец покинуть друг друга.

Это было бы… мило. Это было бы приятно, и Луна бы не пожалела о потраченном времени. Но с наступлением следующего вечера всё вернулось бы на круги своя.

Не в заботе она нуждалась сейчас. Нет. Её сердце требовало действия, чего-то большего, чем простого наслаждения близостью любящей сестры. Если её подданные не ищут помощи от своей принцессы в реальном мире, она будет искать возможность помочь им в мире снов. Кто знает, может, если она постарается, в ней начнут видеть нечто большее, чем просто ещё одну принцессу.

Подле личной спальни Луны Софт Виспер пожелала той хорошего вечера и направилась в свой кабинет, в то время как двое стражников встали по обеим сторонам двери.

Опочивальня ночной принцессы представляла собой роскошную комнату, обставленную диванами, большой кроватью и несколькими книжными шкафами рядом с обычными захламленными полками. Пол устилали ковры, а на стенах висели гобелены. Потолок был изготовлен из зачарованного стекла, подражающего ночному небу. Тысячи алмазов плыли по нему, повторяя сезонные изменения наиболее устойчивых созвездий ночной принцессы. Вся мебель была из эбенового дерева, ткани были окрашены в цвета от тёмно-синего до фиолетового, с небольшими белыми и серебряными акцентами. Полумрак комнаты никогда не видел солнечного света. Не то чтобы Луна его не любила — обычно она проводила часы на балконе, просто купаясь в лучах солнца сестры — просто он бы совершенно разрушил чарующую красоту убранства.

Когда-то она верила, что любила свою комнату в их старом замке, чьей точной копией была нынешняя. Но сейчас она уже не была так уверена. Облик спальни всё больше и больше казался отражением ожиданий, а не желания. Тем более, что со своего возвращения ей не довелось принимать здесь никого кроме своей сестры и, из-за одной случайности, Твайлайт Спаркл.

Привычно отмахнувшись от грустных мыслей, Луна растянулась на своём любимом диване, закрыла глаза и утешила себя тем, что у неё было хотя бы одно дело, которое требовало чего-то большего, чем отсиживания крупа на троне сестры.

Мир снов развернулся перед ней необъятной темнотой, заполненной мириадами мерцающих звезд, рождающихся и умирающих вместе с засыпающими и просыпающимися пони. В отличие от реального неба, здешние звёзды не ограничивались одним лишь белым цветом, сияя целым калейдоскопом красок под стать происходящему во сне.

Однажды Луна задумала повторить этот эффект в своём собственном небе, чтобы показать пони всю красоту мира, который они создают сами того не осознавая. Оказалось, что она очень сильно преувеличила свои возможности. Даже мерцание выжало её досуха спустя лишь десять минут, не говоря уж о смене цветов.

Хоть дать имя каждому из этих маленьких огоньков представлялось нелёгким подвигом, кое-какие из них выделялись среди остальных. Её спасительницы, шесть кобылок из Понивилля, всегда светились ярче. Луна так и не разобралась почему это происходило; было ли это отражением их великого будущего или силой искренности их снов. Всё же она почти не знала этих пони и у неё никогда не было причин нарушать их ночной покой. Ещё здесь была её сестра. Большой золотой шар парил на том же месте, что и обычно… невзирая на то, что направления не имели смысла в царстве снов. Луна уже размышляла об этом в прошлом. Единственный вывод, к которому она пришла, заключался в том, что её собственный разум поместил золотистый шар именно туда. Селестия всегда была её опорой, даже в самые тёмные дни.

Луна слегка оторопела от того, что всё это время неосознанно подплывала ближе ко сну своей сестры. Она не посещала её там со времён своего возвращения, терзаемая сомнениями, насколько это будет уместно. И в дополнение к этому она немного боялась, что обнаружит старый барьер на том же месте — тот, которым сестра когда-то отгородилась от Найтмер Мун — а это могло принести новую волну невесёлых размышлений. Лучше не знать.

Луна двинулась ближе, и маленькая искорка удовольствия зажглась у неё в груди. Его не было. Ничто не стояло между их снами. Будь у неё сейчас копыта, она бы танцевала на месте. Селестия доверяла ей, искренне доверяла.

Давно забытые воспоминания о былых невинных временах проступали всё отчётливее с приближением золотого шара. Временах, когда она шпионила за снами сестрицы, в равной мере охотясь за идеями для розыгрышей, и дабы удостовериться, что та не замышляет их против неё самой. Селестии потребовались годы, чтобы выяснить, почему же столь часто не срабатывали так хорошо спланированные ловушки. Возможно, настало время прекратить перемирие.

Луна коснулась золотой поверхности.

Спальня Селестии была аскетичной. Рабочий стол у одной стены, кровать с четырьмя столбиками (большая, да, но не чрезмерно) у другой, между ними стеллажи с книгами, да у камина свалены в кучу подушки. Вся мебель едва заполняла хоть какое-то пространство. Вместо дороговизны использованных материалов она выделялась своим почтенным возрастом и мастерством обработки. Единственными украшениями в комнате были маленькие подарки и безделушки, собранные за долгую жизнь; их важность заключалась больше в воспоминаниях, нежели в цене.

Сама Селестия сидела за столом и просматривала отчёты. Луна закатила глаза, оставляя сестре её право видеть грёзы о бумажной волоките.

Прогуливаясь по комнате, невидимая и незаметная, она с уважением смотрела на детали, которые Селестия смогла воплотить во сне. Даже опытные сновидцы с трудом воспроизводили мир таким, какой он есть, а тут можно было разобрать названия на корешках книг. Обежав комнату по кругу, Луна не обнаружила ничего для себя нового. Любые крупицы информации остались спрятанными среди тех вещей, которые Селестия в своём сне обошла вниманием. Даже при тщательном осмотре мебели не удалось найти хоть какого-нибудь журнальчика или коробочки писем с интересным содержимым.

Бесконечность минут спустя — такова уж природа снов — Луна лежала поперёк постели своей сестры и всё сильнее начинала скучать, наблюдая как Селестия методично подписывает один свиток за другим. Что ж, возможно время всё-таки было потрачено не напрасно: можно будет повеселиться утром, поддев сестрицу насчёт её ну совсем не вдохновляющих сновидений. Как бы там ни было, Луна больше не собиралась ждать чуда. Принцесса поднялась с кровати и поклонилась Селестии, безмолвно благодаря сестру за то, что та оказалась такой занудой.

Лишь только Луна успела открыть путь наружу, как большие двери распахнулись, ударившись о стены и заставив пару книг с безделушками попадать с полок. Донельзя самоуверенный пони вошёл в личные покои Селестии так, будто был тут полным хозяином.

Луна с раскрытыми глазами смотрела на эту сцену, её губы начали изгибаться в улыбке, пока жеребец шагал к оторопевшей принцессе. Этот пони был духом снов, простой куклой сознания Селестии. Как и сама природа снов, духи были изменчивы, их внешний вид менялся по прихоти разума сновидца. Этот же, впрочем, выглядел переменчивым даже по меркам своих собратьев, и резко выделялся на фоне остальной стабильности сна.

Поначалу ничем не примечательный стражник с каждым шагом превращался в другого пони. Начав с белошёрстного земного, он стал всё сильнее темнеть. Его черты и форма также менялись, рог и крылья то возникали, то исчезали, в то время как лицо и тело приобретали женские очертания. На середине комнаты он уже точно стал кобылкой. Броня исчезла полностью, а рог и крылья прочно утвердились на теле.

Луна предвкушающе скалилась на образ Твайлайт Спаркл. Такой славный подарок никак нельзя было упускать, так что она осталась, чтобы понаблюдать за возможной драмой.

Направление предстоящих событий задавал похотливый блеск в глазах молодого аликорна. Луна не сомневалась, что Твайлайт занимала особое место в сердце её сестры, но она всегда расценивала эти чувства, как будто Селестия видела в фиолетовой кобылке дочь, а не возможную любовницу. Если же сестра питала к ней романтические чувства, хм, Луна наверняка могла что-то придумать на этот счёт.

Любые варианты и планы, только начавшие разворачиваться в разуме принцессы, мигом умерли. В пяти шагах от стола Селестии дух уже не носил облик Твайлайт.

Луна чуть не проглотила язык. Идеальное отражение её самой стояло перед белоснежной кобылой, намёк на гнев окутал сочащиеся похотью глаза, оставшиеся от предыдущего образа.

Принцесса ночи побледнела, когда желание в глазах её двойника не исчезло. Внутренности скрутило. Нет. Нет. В любой момент это может прекратиться. Дух исчезнет, и ей не придётся лицезреть это издевательство. Она хотела убежать, спастись, но, словно перед надвигающимся цунами, могла лишь стоять и смотреть.

Злобная усмешка скривила губы лже-Луны, когда та сотворила из воздуха хлыст. Селестия встала, но тут же получила удар по морде.

Сердце Луны сжалось, когда совсем иной ужас охватил её. Она хотела вопить, кричать, что это не настоящая она. Что она бы никогда не ударила свою сестру. Как могла Тия… Она бы никогда… Неужели Селестия… Но Луна была не в силах что-либо сделать. Ужас и боль намертво сковали принцессу, заставляя смотреть сон, который должен был стать худшим кошмаром её, и её сестры.

Слова пронеслись меж Селестией и лже-Луной, расплывшись по сновидению неразборчивой дымкой и оставив после себя лишь раскаяние принцессы с раздражением двойника, после чего в воздухе просвистел новый удар, рассёкший другую щеку забитой Селестии. Повелительно вытянув копыто, лже-Луна молча указала на него рукоятью хлыста. Униженная, с опущенной от стыда головой, белая кобылица на животе выползла из-за стола и повержено съёжилась перед мучительницей.

На лице той появилась улыбка, жестоко скривились синие губы, пока Селестия тянулась своей мордой к протянутому копыту.

Явный запах похоти достиг носа Луны, сладковатый смрад, от которого она отпрянула, пусть даже тот и зажёг ответное тепло в её чреслах…

♥♥♥

…Луна свалилась с дивана. Её сердце с невообразимой скоростью стучало в груди, а копыта скребли лицо и язык, отчаянно пытаясь очистить их от грязи, существовавшей лишь в её сознании и сне сестры. Смятение, отвращение и страх закружились в вихре неясных мыслей и эмоций, выскальзывая из хватки разума даже после обретения отчётливых форм. Лишь пульсирующее, влажное тепло между задних ног осталось нерушимой скалой, за которую можно было уцепиться. Скалой, от которой у неё свело живот даже несмотря на то, что она отчаянно вцепилась в него копытами.

Глава вторая

Селестия проснулась сразу, как только первый спазм пронзил её. Сминая и сжимая простыни между бёдер, она как могла старалась сдержать оргазм. Её задние ноги взбрыкивали на каждом пике, ударяя копытами по изножью кровати. Даже в наивысшей точке наслаждения всё происходящее оставалось столь же пугающим и отвратительным, сколь и неловким.

Когда волны удовольствия схлынули, Селестия осталась наедине со своим тяжёлым дыханием, пропитанной потом шерстью и застилающими глаза слезами. Она лежала, свернувшись клубком отвращения к самой себе, пока дыхание не выровнялось, а разум не оказался в состоянии подумать о чём-то кроме бурлящей в животе бури.

Принцесса аккуратно сгребла уже намокшие простыни, чтобы вытереть жгучую жидкость между своих ног. Каждое касание, неважно насколько деликатное, балансировало на грани боли и удовольствия, заставляя её дёргаться и брыкаться. Когда она сочла, что дальше помочь очиститься мог только душ, Селестия магией отвела в сторону смятый клубок простыней.

Даже с такого расстояния она могла почувствовать свой… неповторимый аромат, пропитавший ткань. Бельё стоило выстирать, а лучше вообще выкинуть. Никакие порошки не смогли бы полностью вычистить этот запах из волокон. Ещё Селестия могла просто сжечь клубок целиком — простое заклинание в мгновение ока оставило бы после себя лишь кучку пепла. Иначе она не сможет смотреть в глаза горничным по меньшей мере с месяц. Нет, так у них будет ещё больше вопросов…

Не то чтобы они хоть раз встречались с принцессой глазами.

Вздохнув, Селестия уронила грязный ком на пол, легла обратно и закрыла глаза. Простыни ведь не имели значения. Она тоже пони, и ей нужно было выпускать пар не меньше других. В каком-то смысле прислуге было бы полезно это увидеть — понять, что это означало. Может, тогда бы они смогли разглядеть в ней обычную кобылу, вместо неприкасаемой иконы. Да, было бы неплохо. Возможно, настала пора дать маске слегка соскользнуть, теперь, когда Луна…

Селестия зарычала и перевернулась на другой бок. Слишком свежи были воспоминания, чтобы… вообще хоть как-то думать о сестре. Ей надо было сосредоточиться на чём-нибудь другом, прогнать образ сестринской мордочки меж своих ног.

Зарычав и заскрипев зубами, Селестия встала с кровати и начала вышагивать по комнате.

Два года! На два года ей удалось оставить всё это позади, замуровать в безымянной могиле и похоронить в пучинах забвения. Так что же происходит сейчас? Луна вернулась, сестра вновь была дома, и всё должно было прийти в норму. Она была здесь, живая и здоровая, чуть дальше по коридору. Настоящая, сильная, и Селестия нуждалась в своей сестре, а не в какой-то… какой-то… Принцесса фыркнула, её шаг сбился.

Дверь спальни уже была полуоткрыта, прежде чем Селестия осознала, что творит, и захлопнула ту обратно.

Отойдя назад к кровати, она рухнула на пол и прислонилась спиной к матрасу, сжимая голову в копытах. Слёзы грозили хлынуть из глаз, так что принцесса крепко зажмурилась. Воспоминания о долгих одиноких ночах после изгнания Найтмер Мун заполнили разум, лишь усиливая страдания. Как Селестия ни старалась, каждая мысль возвращалась обратно к тому страшному одиночеству, которое так долго определяло её жизнь. И теперь, когда сестра вернулась, принцесса не могла пойти к ней, как не могла всю эту тысячу лет.

Судьба, похоже, любила горькую иронию.

Кобыла съёжилась возле своей кровати, ожидая, когда пройдёт это чувство. Слёзы таки нашли свой путь сквозь веки, но Селестия никогда не позволяла себе плакать или рыдать в открытую. Она сама вырыла эту яму, и она была полна решимости вытерпеть страдания в том же безмолвном одиночестве, что их и породило.

Селестия очнулась от полусна за час до того, как ей вообще следовало проснуться.

Из-за прерванного отдыха и всех последующих мучений принцесса чувствовала себя измотанной. К несчастью, даже сказаться больной было нельзя — её собственные принципы не позволяли так поступить, разве только если она физически была неспособна работать.

«Ведь я же вершина морали», — с невесёлой усмешкой подумала Селестия.

Упрямо следуя положенному распорядку, принцесса заставила себя поплестись в ванную.

Как и прочие вещи, что принадлежали лично ей, ванная была огромной лишь по меркам обычных пони. Раковина, располагавшаяся на уровне её плеч, была бесполезна для кого бы то ни было без крыльев или припасённой табуретки. В туалете можно было искупать жеребёнка, а душ мог с комфортом уместить небольшую семью. С одной стороны, так Селестия могла удовлетворять ежедневные нужды без каких-либо неудобств, с другой — это было гротескным напоминанием о пропасти между ней и остальными пони.

Ступая под душ, она по привычке потянулась магией к крану горячей воды. Однако вдруг принцесса оборвала себя и крутанула противоположный.

Холод обрушился сверху словно лавина, мгновенно заставив одеревенеть каждую мышцу и вытолкнув из лёгких весь воздух одним судорожным выдохом. Селестия стояла под ледяным водопадом, наклонив голову, расправив крылья и борясь со страстным желанием сбежать прочь.

Это дало нужный эффект. Каждая клеточка её мозга была либо нейтрализована пропитывающей шерсть и перья стужей, либо поглощена борьбой за контроль над ногами, дабы оставаться под падающим сверху жидким льдом.

Благословенная тишина в голове не продлилась долго. В конце концов тело Селестии привыкло достаточно, чтобы вернулась способность двигаться и чувствовать. Этого хватило, чтобы начать мыться.

Поток ледяной воды сумел приглушить вязкий запах её стыда, но лишь на время. С напором раздражённого родителя, которого дома встретили рисунки мелом на стенах, Селестия принялась оттирать последствия своего сна.

К тому времени, как она вышла из душа, принцесса уже вернула достаточно контроля над своими мыслями. Она просто сорвалась. Такое случается даже с лучшими.

«И я живой тому пример», — с нескрываемой злобой подумала Селестия.

До рассвета ещё оставалось время, когда принцесса завершила свои утренние приготовления. Вернувшись в комнату, она даже не озаботилась тем, чтобы оглядеться. Магия сама подобрала регалии и поднесла к ней. Пейтраль и тиара легко скользнули на свои места, а накопытники были заранее расставлены с идеальной точностью, так что Селестия обулась, даже не замедлив шага на своём пути в Солариум.

К её возвращению каждая крупинка оставшихся улик будет уничтожена и — отчаянно надеялась она — забыта.

Сразу же после возвращения Луны, Селестия выделила для них по два часа утром и вечером, ради возможности поесть и насладиться обществом друг друга вдали от любопытных глаз. Она зашла так далеко, что даже вырезала охранные руны на каменных стенах, полу и потолке, чтобы их уединение уж точно никто не смог нарушить. Даже попытка подобного вмешательства имела бы очень… неприятные последствия для посягнувшей стороны. Помимо их личных спален, эта комната была единственным местом, где принцессы могли отставить короны в сторону и просто побыть сёстрами.

И вся утренняя работа Селестии по наведению порядка в мыслях пошла прахом в мгновение ока, рассеялась утренним туманом, явив подавленные образы Луны в таких позах, которые ни одна сестра не должна желать видеть.

Принцесса волевым усилием вернула свою маску на место, и это почти сломало её.

Все мысли, эмоции и желания были безжалостно скрыты под выражением спокойного терпения. Она стояла одна, в самой уединённой и безопасной комнате дворца, пряча всё, что не было «Принцессой Селестией».

Живот свело. Луна заметит; не сможет не заметить. Как только сестра шагнёт внутрь, она сразу увидит маску и поймёт, что Селестия что-то скрывает от неё. В крайнем случае она сочтёт это признаком недоверия, и два года усилий по восстановлению их дружбы пойдут прахом. Но разве у Селестии был выбор? Либо она спрячется и заставит страдать свою любимую, либо позволит себе открыться и всё разрушит.

Принцесса села за стол, пряча волнение за спокойными и невозмутимыми движениями, и налила себе первую чашку чая, как будто это было самое обычное утро.

Пару минут спустя входная дверь слегка приоткрылась. Селестия несколько секунд молча смотрела на неё в ожидании. Когда Луна всё-таки вошла через проём, сердце в белой груди пропустило удар.

Что-то случилось.

Луна уставилась себе под ноги и шла медленно и осторожно, словно боясь запутаться в собственных копытах. Её холка была опущена, а голова согнута в полупоклоне. Крепко прижатые к бокам крылья едва ли не дрожали от сдерживаемого напряжения, которое Селестия видела лишь у перепуганных пегасов.

Неважно, как сильно хотела старшая сестра немедленно найти и разрешить проблему, принцесса прекрасно понимала, что разговоры ни к чему не приведут. Луна расскажет сама, когда придёт время. Хотя Селестия всё же могла аккуратно подтолкнуть события.

— С добрым утром, Луна. Как прошла твоя ночь?

Та даже не остановилась, не взглянула в сторону сестры. Откликнувшись лишь пожатием плеч и пренебрежительным взмахом крыла, она села за стол и принялась резать свой салат.

— Сестра? — повторила Селестия, и лёгкая дрожь проникла в её голос, вызванная внезапным, страстным желанием обнять и успокоить.

Ночная принцесса подняла голову, её прекрасные бирюзовые глаза встретились с розовыми лишь на долю секунды, прежде чем уткнуться обратно в тарелку. Она даже не попыталась продолжить есть.

— Да, — последовала пауза и молчаливая борьба, — Тия?

Даже несмотря на разбитое состояние Луны, прозвучавшее из её уст ласковое прозвище заставило сердце Селестии трепетать. Что бы она ни натворила, ещё оставалась надежда.

— Что-то случилось?

— Нет, — слишком поспешно ответила та. Её взгляд скользнул в сторону и замер на витражных дверях, ведущих на балкон. Помедлив, она добавила: — Думаю, время пришло.

Это было не так. До рассвета оставалось ещё целых десять минут.

— Конечно, — Селестия отставила наполовину допитую чашку в сторону и поднялась. Луна повторила движение секундой позже.

Им необязательно было находиться снаружи или даже просто видеть небо. Солнце и луна были столь же тесно связаны с их магией, как кьютимарки с боками, и прикоснуться к светилам требовало не больше усилий, чем прикоснуться к стилизованному полумесяцу или лучистому солнцу. Тем не менее, двигать их под открытом небом, стоя под мерцающими звёздами и сияющими солнечными лучами, было намного естественнее.

Селестия подошла к перилам, и её пейтраль звякнула о прохладный камень. Она позволила взгляду блуждать по небесам в вышине, пытаясь удержать маску и не дать волю желанию посмотреть на пони рядом с собой, увидеть её силуэт, мягкие изгибы и ещё более мягкие…

Принцесса раздавила гадкую мысль, но было слишком поздно. И когда Луна появилась в её боковом зрении, пройдя половину балкона, сердце Селестии сжалось от чувства потери. В последний раз они так отдалились за день до…

— Луна?

Дрожь вернулась, однако, как и в прошлый раз, если Луна её и заметила, то не подала виду.

— О, — кобылица снова отвернула голову. — Прости, я просто… Я просто задумалась.

Прежде чем успели прозвучать ещё какие-нибудь слова, её рог зажёгся и луна начала своё шествие за горизонт, вновь приковывая внимание Селестии к небу.

Зрелище практически вгоняло в тоску. С каждой проходящей секундой всё новые и новые звёзды гасли, скрываемые завесой чернильной темноты. На пару грустных мгновений, Селестия позволила печали взять над собой верх и смыть прочь те мысли и желания, с которыми она не могла справиться сама.

Чарующий миг закончился удручающе быстро, и вот, вся Эквестрия ждала её.

Солнце и луна были столь же непохожи, как и чувства, которые они пробуждали. В первые ночи, после того как Луна… Они с сестрой никогда не обсуждали, каково это — вести светила друг друга по небу. В тот день Элементы вернули рассвет и восстановили равновесие, утраченное во время войны. И всё же, когда наступил вечер…

Селестия потратила часы, пытаясь нащупать луну своей магией, взывая к той с отчаянием, что в своей кульминации почти сумело сравниться с проклятыми мгновениями перед её обращением к силе Элементов. В безвыходном положении, истощённая, она почти сдалась и рухнула без сознания, как вдруг почувствовала мягкий перезвон своего рога.

Если бы её спросили, Селестия бы сравнила подъём и спуск солнца с песней пробуждения и отхода ко сну. С дуэтом оперных арий, исполненных силами колдовства, чей смысл передавался лишь переливами тональностей и рисунками ритмов. В обоих случаях это были неистовые и громкие композиции, наполненные аккордами, стремившимися коснуться каждого уголка мира.

В своём невежестве Селестия предположила, что луна и звёзды требовали такого же подхода. Той ночью она поняла, как глубоко ошибалась.

Ночное небо — и это должно было быть ясно как день, который сама же принцесса и приносила — представляло собой мир тонкой красоты. Песня луны была колыбельной, что напевала приглушённым голосом мать своему ребёнку перед сном… или одна сестра другой.

Весь тот месяц Селестия засыпала в слезах, а потом долгие годы срывалась в рыдания по ночам самое меньшее раз в неделю.

Она закрыла глаза и потянулась за горизонт. Её магия зазвучала первыми нотами песни, низкими и глубокими, создающими должный фон для верхов, что последуют потом. Селестия позволила себе раствориться в знакомой мелодии, отдаться лёгкому трансу, предлагающему — снова слишком короткое — избавление.

Когда затих последний звук, а солнце уже шло по своему извечному пути, она неохотно открыла глаза.

— Лулу, — разворачиваясь, позвала принцесса, полная решимости выяснить тревоги своей сестры, пока ещё способна сохранять самообладание. Несмотря на собственные проблемы, Селестия не могла примириться с мыслью о том, чтобы бездействовать, когда рядом страдала Луна. — Пожалуйста, расскажи мне… что…

Рядом уже никого не было.

Принцесса вздохнула и развернулась лицом к Солариуму, навстречу долгому и одинокому предстоящему дню.

Глава третья

Большинство пони, да и в целом большинство разумных существ имеют врождённый страх темноты. Никакой великой тайны в том нет — ведь именно в темноте всегда прячутся монстры, как всем известно.

Когда Луна в первый раз услышала такие суждения, они озадачили её. Ведь темнота это не более, чем место, которого не касается солнце. Выросшие вдали от… нормальных пони, ни Луна, ни Селестия не понимали, что они единственные, кто хорошо видят практически при любом свете.

Для Луны путаница на этом не закончилась. Она всегда ощущала некое родство с тенями, всегда чувствовала себя на своём месте, будучи укутана мраком. Она любила играть в темноте, и до, и после становления принцессой. Лишь осознав, что пони сторонятся её ночей и её саму, Луна начала видеть во тьме утешение и убежище. Всегда, когда её терзали сомнения или страхи, она бежала к Селестии в поисках спасения. Но когда та сама стала их причиной…

Лёжа на диване и утопая в том, что остальные пони описали бы как беспросветную и гнетущую тьму, Луна пыталась вызвать эти старые ощущения. Она ненавидела себя за это — за то, что нарушила самой себе данное обещание, но, опять же, она не могла посмотреть в глаза Селестии, как не могла вынести мысль о помощи от кого-то кроме сестры.

Утренняя трапеза стала слишком тяжёлым испытанием. Каждый взгляд на сестру возвращал Луну к тем глазам, полным желания и неукротимой похоти, что она видела во сне. Селестия хотела её. Она её хотела. Собственная сестра. Это было отвратительно. Это заслуживало осуждения. Это… интриговало.

Луна ещё сильнее ушла в себя, целиком отдавшись мыслям о дыхании.

Вдохнуть. Подождать. Выдохнуть.

Ровный ритм её сердцебиения вытеснил все перепутавшиеся мысли из головы, заполнил все закутки и закоулки её разума, оставив всё прочее где-то далеко.

Вдохнуть. Подождать. Выдохнуть.

Луна позволила всему миру утихнуть, от шума ветра и города за дверью балкона, до приглушённых звуков дворцовой жизни. Мимолётная боль и ощущения собственного тела отошли на второй план.

Вдохнуть. Подождать. Выдохнуть.

Она обрела покой.

— Луна?

Принцесса подскочила на всех копытах разом и с колотящимся сердцем развернулась на голос сестры.

Поодаль от кровати, во всём своём великолепии стояла она. Селестия. Её девственно-белая шёрстка слабо мерцала в полумраке спальни, невесомые пряди гривы трепетали на том же эфирном ветру, что и у Луны. Она была именно такой, какой её представляли все вокруг: высокая, царственная, спокойная, сияющая, красивая…

Луна вздохнула и закатила глаза — адреналин уже пропал, потому как его и не было изначально. Даже во снах ночной принцессы, Селестия была идеальна.

Опустившись обратно на кровать и отвернувшись, она шугнула духа копытом:

— Исчезни.

Как обычно бывает во снах, Луна смогла почувствовать, что Селестия тоже закатила глаза, приближаясь к кровати.

— Ты же знаешь, что я не могу, сестра.

Недовольство ночной принцессы нарастало — ещё немного, и она бы заскрежетала зубами. Следовало догадаться, что медитация лишь погрузит её в сон. И всё было бы ничего, если бы не эта беспомощность. Луна имела полную власть над своими снами… вот только её подсознание легко обыгрывало хозяйку в играх фантазии и разума.

— Можешь, и подчинишься. Ты здесь нежеланная гостья. Сгинь! — воскликнула она, после чего добавила с большим раздражением, чем ей бы того хотелось: — И ты НЕ моя сестра!

Дух в облике Селестии цокнул языком.

— Конечно же сестра.

Кобыла взобралась на кровать, её вес промял матрас и вызвал низкий предупреждающий стон тяжёлой рамы. За каждым её движением последовала череда мелких скрипов, пока Селестия, наконец, не улеглась. Белая шерсть едва не касалась тёмно-синей спины. Огромное крыло распахнулось и опустилось на Луну, оборачивая и крепко прижимая ту к боку духа снов.

Как ни старалась, Луна не смогла сдержать довольного хмыканья. Было нечто такое в тёплом уюте сестриной шёрстки, что лежало за гранью простого расслабления. Одно такое объятие будто заменяло целый час отменного массажа.

— Вот. Так ведь лучше, правда?

— Нет, — надулась Луна, прижавшись мордочкой к белому плечу. — Я хочу побыть одна.

Селестия хихикнула от вопиющего несоответствия между словами и действиями сестры. Всё её тело задрожало от веселья.

Луна попыталась укрыться за гривой, но длинное белое перо коснулось её лица, убирая с него упавшие васильковые пряди. Принцесса показала язык всё ещё смеющемуся лицу сестры, прежде чем снова уткнуться ей в плечо.

— Ну же, — сказала Селестия, как-то умудряясь говорить так, чтобы её голос звучал успокаивающе, но с упрёком, — не будь жеребёнком.

— Мой сон, — буркнула Луна, её маленькие крылья встопорщились. — Буду кем захочу!

Новый смешок слетел с губ Селестии, волной пронёсшись сквозь ночную принцессу.

— Полагаю, так и есть. Хм, и уж если ты так из-за этого счастлива… — Луна кивнула. — Тогда не в моей власти тебе мешать.

Улыбка тронула лицо младшей сестры, впервые за весь сон… впервые за всё время, с того злополучного…

Она выкинула мысль из головы, прежде чем та успела испортить настроение. Слишком дорог был этот миг, чтобы позволить такой мелочи разрушить его.

И тут Селестия запела.

Это была старинная песня, даже сама Луна её поначалу не узнала. В ней не было слов, во всяком случае тех, которые бы смогли распознать ныне живущие пони. Древние воспоминания, едва ли яснее полуразмытых образов, пробудились в голове принцессы. Мягкий поцелуй поверх исцарапанного колена. Попытка взлететь, сорванная любящими объятиями. Длинная красная грива, обрамляющая почти забытое лицо.

Слёзы свободно заструились по тёмно-голубым щекам. Сколько времени прошло с тех пор, как она вспоминала свою маму? Не меньше сотен лет, исключая заточение.

Луна вытерла мордочку о шёлковую белую шёрстку.

Песня затихла.

— Прости. Я не хотела…

— Нет, ты хотела!

— С чего бы мне…

— Ибо сломить нас пытаешься ты! — завопила Луна, и её сверкающая грива заколыхалась, словно в урагане. Она попыталась встать, но с прижатыми ногами оказалась лишена опоры и не смогла пересилить крыло сестры. Даже внезапное возвращение её нормальной формы не помогло. Яростно извиваясь, она изо всех сил стремилась вырваться. — Изыди с глаз наших прочь, ты, развратная шлюха¹!

Рог Селестии сверкнул искрой и разряд магии шлёпнул Луну по боку, заставив ту удивлённо вскрикнуть.

— Хорошие принцессы так не выражаются.

— Мы изволим выражаться как сочтём нужным! Сгинь же сию минуту, или гнев наш повергнет тебя!

Дух снова цокнул языком, без видимых усилий продолжая удерживать Луну. Осознав, что грубой силой справиться, скорее всего, не выйдет, та зажгла рог.

К несчастью для неё, Селестия была готова. Длинные перья скользнули к боку кобылки и принялись тереться о рёбра. В ту же секунду отчаянная борьба младшей принцессы обратилась в судорожные извивания, корчи и бесполезное сражение с рвущимся из горла хихиканьем.

Усилия Луны пропали впустую, и скоро первый смешок сорвался с её губ. За ним второй, третий, и вот принцесса уже заливалась звонким смехом. Прежде чем она успела понять, что происходит, Селестия остановилась, перекатив сестру на спину и пока что дав ей возможность отдышаться. Взобравшись на Луну верхом, аликорн приступила ко второй части своей экзекуции. Не теряя ни секунды, она безжалостно атаковала обоими крыльями.

Полностью открытое, тело принцессы ничего не могло поделать. Каждая чувствительная точка была использована, будь то щекотка пером в ухе, или тычки копытами в подмышки. Селестия доводила сестру буквально до изнеможения.

Луна сопротивлялась как могла. Она пиналась и отмахивалась крыльями в тщетных попытках защититься. Перейдя в наступление, кобылка лишь ещё больше открылась, и даже когда она достала до сестры, та словно вообще ничего не заметила.

— Я сдаюсь! — взмолилась Луна, все её конечности прижались к телу в попытке защититься. — Пощади!

Селестия уступила, начав медленно обмахивать сестру крыльями, чтобы помочь той остыть и успокоиться.

Луна же лежала дёргающейся, задыхающейся кучей. Её не совсем вещественная грива пребывала в полнейшем беспорядке, спутанными клубками раскинувшись возле головы, словно сверкающий ореол. На шёрстке блестели капельки пота.

Постепенно принцесса успокоилась, и, в последний раз судорожно дёрнувшись, испустила вздох облегчения. Она устало взглянула в ярко-розовые глаза сестры, нежась в отступающей эйфории.

Прекрасная вытянутая мордочка наклонялась всё ниже, пока Луна не смогла отчётливо уловить нотки жасмина в дыхании Селестии.

— Я люблю тебя, Лулу.

Слеза скатилась с уголка глаза, оставляя неровный след в синей шёрстке.

— Я… тоже тебя люблю, Тия.

Селестия завершила движение, прижавшись к губам Луны своими, после чего нежно потёрлась мордочкой о её щёку, вытерев одинокую слезу.

Дух сна в облике принцессы приглушённо замурлыкал, начав мягко покусывать ухо младшей сестры, отчего по телу кобылки побежали мурашки. Та потянулась копытами к белой груди, стремясь почувствовать биение сердца за шерстью и кожей. Она знала, что это сон. Что перед ней не Селестия, что она не услышит заветного стука.

Луна так отчаянно хотела разозлиться на неё за это. Она хотела поверить, что не желает происходящего. Что ощущение прижавшегося к ней тела сестры это не то, чего она искала всю жизнь. Но больше всего она не хотела быть Селестии сестрой в ближайшие пять минут.

Первый поцелуй был невинным — быстрое касание под самым основанием уха.

Три последовали за ним, цепочкой проложив путь к краю мордочки, пока их губы не встретились во второй раз. То был мимолётный поцелуй, нежный, как вишнёвый цветок, подхваченный ветром. Открытое прикосновение вызвало болезненный стон, оставив Луну на грани мольбы о большем, когда Селестия отстранилась.

Полились новые слёзы, оставляя тёмные дорожки на лице лежащей кобылки, пока она смотрела в глаза сестры.

— Пожалуйста, — прошептала Луна, и её голос сорвался на этом простом слове. — Я не могу.

Поникшие уши Селестии нисколько не облегчили боль в сердце её сестры. Принцесса всё же кивнула, соглашаясь, и повернулась, чтобы уйти.

Луна тут же приподнялась, потянувшись копытом к белой щеке.

— Стой… просто… останься со мной.

И снова Селестия кивнула. С осторожным изяществом, она опустилась обратно на кровать. Улёгшись на бок, старшая сестра нежно обняла младшую крыльями и копытами, прижав её голову к своей груди.

Впервые за много веков Луна разрыдалась.

Глава четвёртая

Ужин из фаршированных и поджаренных баклажанов остывал в тарелке; на другом конце стола вафли по-бельгийски занимались тем же; чайник источал вокруг себя волшебный аромат мяты и ромашки, а снаружи, у самого горизонта, лениво плыло солнце.

Селестия ждала на своём месте. Пустая чашка парила на полпути к её губам — единственный изъян в иллюзии спокойного терпения.

Сдавшись, принцесса вздохнула и опустила ту на стол. Время пришло, а Луна так и не показалась.

Селестия даже не стала вставать со стула, воззвав к солнцу. Словно скучающий художник, она пробежалась по основным частям песни, исполнив пустую и непримечательную мелодию, которой хватило на простенький закат. На долю секунды она задумалась: заметил ли это хоть кто-нибудь, но быстро прогнала мысль прочь. Она хорошо знала, к чему приведут подобные рассуждения.

Сердце принцессы билось всё тревожнее, по мере того как беспокойство сдавливало грудь. С каждой секундой мучительное ожидание нарастало, белые уши дёргались, а взор неотрывно следил за луной, пока, наконец, магия Луны не коснулась светила, и Селестия не выпустила затаённое дыхание.

Принцесса вышла из  Солариума. Больше медлить было нельзя. Настало время поговорить с сестрой.

Дверь в спальню Луны, как и прочие вещи ночной принцессы, была выполнена по образу таковой из старого замка. На толстых, окованных чёрным железом и украшенных серебристыми созвездиями эбеновых створках красовалась копия её кьютимарки. Хоть для Селестии и не составляло труда рассмотреть полумесяц, висевший на уровне её глаз, остальным пони пришлось бы для этого изрядно задрать голову.

В самые тяжкие дни до возвращения Луны дневная принцесса находила огромное утешение, просто сидя в обставленной, хотя и пустой комнате. Она тщательно стирала пыль, покрывающую мебель из тёмного дерева, ходила... размышляла… Нет, отрицание не могло помочь. Она падала на сестринскую кровать и представляла, что они лежат вместе. Что Луна здесь, и может утешить так, как «её маленькие пони» никогда бы не посмели, тем более, что Селестии претила сама мысль о принуждении их силой.

О, желающие встречались, но никто из достойных не мог решиться, а никто из решившихся не был достойным.

Впрочем, все старые способы были сейчас бесполезны. Время фантазий закончилось. Луна вернулась. Её сестра вернулась. Она больше не была призрачным вымыслом одинокого ума, и нуждалась в Селестии, осознавала она это, или нет. Несмотря на собственные любовные желания, принцесса не могла даже подумать о том, что может снова потерять Луну.

Не то чтобы все эти размышления как-то сподвигли её всё-таки постучаться. Одна лишь мысль о растянувшейся на кровати сестре, с разведённы…

Селестия яростно прикусила язык. Она бы топнула копытом, да стражи наверняка и так достаточно разволновались, пока она стояла тут, молча уставившись на дверь.

Наконец принцесса решилась. Она постучала и стала ждать.

Копыто было снова поднялось, как вдруг Селестия услышала голос Луны, приглушённый толстым деревом:

— Мне нездоровится, сестра. Пожалуйста, передай всем мои искренние сожаления.

— Конечно, — откликнулась принцесса, снова замерев в нерешительности.

Она могла уйти сейчас и оставить всё как есть. Если дело серьёзное, Луна сама придёт: она обещала не держать всё в себе. Давление лишь увеличит пропасть между ними, послужит знаком того, что Селестия не до конца доверяет сестре. Будет лучше, если она просто… Нет. У неё есть полное право волноваться. Она не повернётся спиной к страданиям самой близкой пони… только не снова.

— Не возражаешь, если я войду?

— Возра…

Последовала пауза, которую Селестия много раз встречала у своих учеников. Это была нерешительность, говорившая: «я не хочу этого делать, но знаю, что если отказаться, то лучше не станет». Когда Луна всё же собралась с духом, её голос был полон сожаления:

— Нет.

Настала очередь Селестии решаться; укреплять свой разум против непрошенных порывов. Она мельком обдумала мысль предложить Луне отправиться куда-нибудь в другое место, которое бы не вызывало у дневной принцессы ненужных воспоминаний. Но нет. Комната Луны была той убежищем. Нигде более она не могла чувствовать себя в большем покое, а покой сестры сейчас был превыше всего.

С большей неохотой, чем ей хотелось бы признать, Селестия толкнула дверь.

Внутри было ожидаемо темно. Не то чтобы темнота как-то угнетала принцессу, но и не приносила того же уюта, что Луне. Селестия всегда предпочитала свет своего солнца.

Комната выглядела как и в прошлый её визит пару месяцев назад. Обломков мебели видно не было, шкафы стояли целые и невредимые. Все маленькие сокровища Луны лежали на своих местах, книги ровными рядами стояли на полках. Покрывало на кровати было смято и выдавало, что сестра недавно спала. Всё это Селестия расценила как хорошие знаки и символ того, что её опасения были напрасными.

Луна стояла поодаль, развернувшись спиной, и смотрела на небо сквозь балконные двери.

Селестия не смогла удержать свой взгляд. Он скользнул по обнажённым синим копытам, по обрамляющей их аккуратно подстриженной шёрстке, вверх, через чётко очерченные суставы прямо к подтянутому, стройному крупу. Принцесса заставила себя зажмуриться, но картинка уже впечаталась в память, и Селестия не спешила её прогонять. Грудь сжалась от мысли о прикосновении…

— Луна, — заговорила она, вновь открывая глаза и на этот раз не позволяя им вольностей. Вместо сестры она уставилась на самый большой в комнате диван. На нём они могли бы с удобством развалиться и… Если Луна и заметила её промах, то не подала виду. — Всё хорошо?

— Всё, — любая другая пони наверняка бы не заметила мелькнувшей заминки, вот только Селестия не была «любой другой пони», — чудесно.

Несмотря на все усилия, глаза старшей принцессы перепорхнули обратно на Луну. Они не остановились на её затылке, как хотела Селестия, а вместо этого уставились на слегка мечущийся хвост, надеясь дождаться, когда он вильнёт достаточно сильно, чтобы… Она ненавидела себя за это. Пять минут. Она не могла сосредоточиться даже на пять минут.

— Ты же помнишь, что можешь прийти ко мне с любой проблемой.

— Могу ли?

Вопрос прозвучал быстро и колко. Кинжалом льда, вонзившимся Селестии в сердце. Её глаза тут же обратились к Луне, наполненные болью и непониманием. Будь она хоть чуточку медленнее, принцесса бы не заметила раздражённо дёрнувшихся синих крыльев. Те слова вырвались помимо воли.

— Конечно можешь! Ты же знаешь, я всё для тебя сделаю.

— Всё? — спросила Луна, её голос проскрежетал резкостью, от которой по спине Селестии пробежал холодок, и рассеялись последние остатки возбуждения. — Всё что угодно?

Опасения были не напрасны, теперь принцесса была в этом уверена. Что-то совершенно точно случилось. Когда она заговорила, в голос против её воли проникли слишком сильные командные нотки:

— Что происходит?

Луна обернулась. Селестия не заметила свечения её рога, но увидела брошенную в себя бутыль. Стекляшку было просто поймать на лету, и ещё проще уловить запах того, что ещё недавно там хранилось. Прежде чем она смогла осознать произошедшее, и тем более вставить хоть слово, Луна уже кричала, заливаясь слезами:

— Клянёшься содеять всё ради нас?! — взревела она, надвигаясь на ошарашенную Селестию, гулко топая копытами по ковру. — Приползёшь ли ты на коленях к ногам нашим?

Маска принцессы дня задрожала и разбилась тысячей осколков, как только бутыль из-под спирта ударилась об пол. Селестию не швыряло в потоке воплей смятения. Она не разрывалась меж сотнями разных мыслей. Их было лишь две, и обе вгоняли в ужас. Что она должна была — но не могла — сделать, и насколько сильно она того желала.

— Расцелуешь ли наше копыто и королевой своей назовёшь нас? — прорычала Луна с язвительной усмешкой, подходя к сестре вплотную. Меж ног Селестии расползлось тепло от этой мерзкой перспективы, от столь притягательных фантазий, разворачивающихся перед глазами. — Позволишь попрать и осквернить себя, о большем умоляя?

Тёмно-синее копыто поднялось над полом и покачнулось. Уткнулось в лицо Селестии.

И замерло.

Розовые глаза той медленно сошлись на удивлённом и тронутом болью лице Луны. Своим собственным копытом она прижала сестринское к щеке.

— Ты этого хочешь? — прошептала она гнетущей тишине, что воцарилась меж ними. Её щёки горели от стыда и возбуждения одновременно. — Чтобы я униженно ползала у тебя в ногах?

Селестия нежно уткнулась носом в синее копыто, изо всех сил стараясь не замечать растущую влагу под хвостом, и губами оставила поцелуй на мягкой шёрстке.

— Ибо если это то, чего ты хочешь…

— Нет! — Луна отдёрнула копыто. — Нет, я не…

Развернувшись, она в отчаянии сделала пару шагов прочь, прежде чем повернуться обратно.

— Мы сёстры! Мы не можем… Сие неправильно!

Голова Селестии безвольно поникла. У принцессы не было сил скрывать смесь облегчения и разочарования на своём лице. Она глубоко дышала ртом, надеясь, что Луна не сможет уловить запах её возбуждения.

— Я знаю.

— Тогда почему… — гнев или негодование, что вели ночную принцессу ранее, вдруг обернулись жалобной мольбой. — Как ты можешь мириться с этими желаниями?

Селестия пожала плечами, ничего не сказав, не осмеливаясь даже посмотреть на сестру.

Пара копыт потянула её за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть в бирюзовые глаза.

— Прошу, — Луна прижалась ко лбу сестры своим, и они обе закрыли глаза. — Мне нужно знать.

Селестия легонько покачала головой, не разрывая контакта.

— Никак. И не могла никогда.

Что-то среднее между смешком и всхлипом сотрясло Луну.

— Что же нам тогда делать?

— Не знаю.

Луна словно рухнула вперёд, её голова скользнула по шее Селестии и уткнулась той в плечо, заливая слезами белую шерсть. Старшая сестра подтянула кобылицу ближе, обняла копытом за холку и укутала крылом.

Картинка из «как» и «почему» отказывалась складываться у неё в голове. Это не имело значения. Её любимая Луна страдала, и гори огнём весь остальной мир, ей было наплевать. Только…только вот Селестия ничем не могла помочь. Восемь сотен лет научили её лишь безмолвно выносить страдания и скрывать свою ношу за маской спокойствия и любящей улыбкой.

Она почти пропустила первый поцелуй Луны, чьи губы сильно прижались к её плечу, практически неотличимые от тычка мордочкой. Лишь когда та отстранилась и приблизилась к шее, Селестия поняла, что это было. Второй поцелуй был легче, естественнее, и в то же время ещё настойчивее. Наполовину касаясь золотого металла, наполовину белой шеи, он вызвал низкий стон из горла старшей принцессы. Третий заставил её крылья трепетать. К четвёртому Луна уже добралась до основания подбородка.

— Луна? — произнесла Селестия, хотя это походило скорее на сухой хрип, чем на имя.

Ответ сестры, может, и был изначально словом, но к тому времени, как он добрался до губ, от него осталось лишь тяжёлое дыхание в белую шерсть.

Капля влаги впиталась в бедро Селестии, и та сглотнула. Ничего больше она сделать не могла. Её шея застыла, оказавшись полем битвы меж упрямыми, глупыми, выводящими из себя моральными принципами, и всей остальной частью её естества, жаждущей просто посмотреть вниз. Там была она, она звала каждым тёплым дыханием, проносившимся сквозь шёрстку. Восемь веков мечтаний и фантазий, и Селестия не могла решиться.

Копыта Луны скользнули вверх по белой шее, по скулам и остановились на щеках. Легонько, но настойчиво, она потянула вниз, и голова Селестии послушно склонилась, пока носы сестёр не оказались почти прижаты друг к другу.

Веками эти настойчивые, прекрасные бирюзовые глаза неотступно преследовали сны дневной принцессы. Теперь они стали реальностью и смотрели прямо в её собственные. Слеза сорвалась вниз, только чтобы её нежно вытерло синее копыто.

— Я люблю тебя, Тия.

— Я люблю тебя, Лулу.

Она не хотела двигаться. Мир мог исчезнуть, солнце могло погаснуть, звёзды могли раствориться и никогда не засиять вновь — Селестии было всё равно. Этот миг, этот бесценный миг, когда она держала в объятиях свою сестру, а та обнимала её в ответ, он был волшебным, и ничто не могло его отнять.

Магия игриво прикоснулась к многоцветной гриве, отправляя покалывания по белой спине и заставляя Селестию преодолеть то несуществующее расстояние, что ещё разделяло двух кобыл.

Нерешительно, почти неохотно, та подчинилась.

Их губы встретились со всей силой крыльев бабочки. Мягкость, теплота, нежность — ни одно из этих слов не могло описать те ощущения, которые подарил этот первый поцелуй. Это было всё, чего Селестия хотела. Начало каждой похотливой мечты и конец каждой одинокой фантазии. Её сердце пело, а разум тонул в чистом наслаждении.

Нежность держалась лишь до тех пор, пока отчаянная жажда не захватила сестёр. Их губы принялись двигаться, массируя друг друга, лёгкая нехватка воздуха запечатала поцелуй, а сами они принялись ворочаться и изгибаться в поисках лучшей позы…

♥♥♥

…Наклонившись вперёд, Селестия провела языком по подбородку Луны, слизывая длинный след собственных соков с сестриной мордочки. Глаза той в блаженстве закрылись, а с губ сорвался вздох удовлетворения. Старшая принцесса тепло улыбнулась и продолжила начатое. С каждым движением языка Луна поворачивала голову, подставляя её под новым углом и облегчая вылизывание.

Селестия не могла не улыбаться ещё шире при каждом удовлетворённом вздохе своей возлюбленной. Прошло невероятно много лет с тех пор, как хоть одну из них приводили в порядок по старинке. Современные пони, с их мылами и шампунями, утратили эту традицию поколения назад. Да и до того считалось неприличным для «принцесс» пользоваться столь «варварскими обычаями».

— Ох, Тия… я скучала.

Селестия лишь приглушённо хмыкнула, продолжая свою работу, пока Луна постепенно укладывалась у неё на груди. Теперь принцессе стало немного неловко, но она не возражала. Небольшой перерыв пойдёт на пользу им обеим.

Вдруг она остановилась, её язык соскользнул на полпути к переносице Луны.

Та недовольно фыркнула.

— Ну что ещё?

Селестия провела копытом сквозь гриву сестры. Она улыбалась не от переполняющего наслаждения или хищной похоти, но от счастливой радости:

— С добрым утром, любимая.

Луна повернулась с угрюмым видом.

— Ещё не утро, сестра.

— Я знаю, — рассмеялась Селестия и притянула к себе синюю мордочку, чтобы подарить той короткий, но страстный поцелуй. Откинувшись на пол, она вздохнула. — Разве это не прекрасно?

— Я явно что-то упускаю, — Селестия лишь удовлетворённо промычала в ответ. — И ты мне не расскажешь, что именно, да?

— Я сделаю кое-что получше, — на губах старшей сестры появилась предвкушающая усмешка. — Я покажу тебе.

Луна только раскрыла рот, но магия Селестии оказалась быстрее. Мелькнули две вспышки, раздались два хлопка, и вот аликорны уже лежали на кровати поменявшись местами.

Вновь оказавшись над сестрой, Селестия плавно опустилась к ней. Два аликорна обнялись, грудь старшей плотно прижалась к спине младшей. Белые и синие передние копыта сплелись, крепко удерживая кобыл вместе, когда голова Селестии легла так, что её нос оказался прямо возле уха сестры.

Огромные белые крылья изогнулись вокруг Луны, коснувшись её груди, и начали нежно выводить круги на шелковистой шёрстке. Вооружившись своим знаменитым безграничным терпением, принцесса дня отправила маховые перья в их невероятно медленную одиссею к уже раскрывшемуся цветку младшей сестры.

— Луна… — прошептала Селестия, — я мечтала об этой ночи веками.

Лёгкое касание белых перьев прошло по рёбрам, ощутимое ровно настолько, чтобы отправить волну мурашек по телу ночной принцессы. Достигнув её живота, крылья принялись мягко поглаживать синие волоски и скрытые под ними мышцы.

— Каждый раз она представлялась по-новому.

Кончики перьев спустились ниже, выводя лёгкие, еле ощутимые круги вокруг сосков, укрепляя их и без того твёрдые бугорки. С губ Луны сорвался мягкий стон.

— Иногда ты приходила ко мне, умоляя о близости.

Крылья двинулись дальше, продолжая свои дразнящие прикосновения, пока дыхание ночной принцессы становилось всё более отрывистым, а сердцебиение ускорялось.

— Иногда я сама приходила за тем же.

Селестия провела языком по краю синего уха, отчего по спине Луны пробежала дрожь.

— Временами ты связывала меня, силой забирая своё. Превращая меня не более чем в игрушку, которой можно наслаждаться и которую можно истязать сколько душе угодно. И я любила тебя за это.

Крылья двинулись дальше, перейдя на задние ноги Луны и поднимаясь к её коленям. Под легчайшим нажимом те раздвинулись, обнажив алеющие розовые губы в обрамлении мягкой синей шёрстки. Вновь Селестия прервалась, чтобы, изогнув шею, первый раз в жизни полюбоваться на сестру там.

— Ты прекрасна, — прошептала она. Её крылья снова задвигались, когда она продолжила говорить. — Иногда всё начиналось с заклинаний или зелий, сработавших неправильно… или правильно.

Поглаживая внутреннюю сторону бёдер Луны, перья промокли почти насквозь от скопившейся там влаги. Подняв одно крыло, Селестия провела по нему губами, наслаждаясь вкусом сестры, словно терпким вином.

— И всё же большинство происходило по счастливой случайности. Одна из нас заходила к другой в… очень неловкий момент.

Когда влажные перья таки коснулись Луны между ног, та застонала, прикусив губу, и сильнее прижала передние копыта Селестии к себе, дрожа от нетерпения.

— Все эти годы мои сны рано или поздно заканчивались… и я оставалась лежать в угасающем оргазме, — перо скользнуло внутрь и дыхание младшей резко участилось. — Я склоняла голову и каждый раз ожидала увидеть рядом тебя…

Луна задвигалась в хватке Селестии, поворачиваясь, пока их глаза не встретились. Белые крылья замерли.

— Я всегда буду рядом, — прошептала она. — Всегда.

Селестия заплакала, когда их губы встретились. Они неподвижно лежали, отдавшись одному лишь страстному поцелую…

♥♥♥

…Стоны Луны затихли быстро. Чего нельзя было сказать о сострясавших её спазмах. Даже малейшего движения воздуха возле разгорячённого места меж её задних ног было достаточно, чтобы заставить принцессу дёргаться и извиваться. Несмотря на искреннее желание воспользоваться этим, Селестия решила пощадить свою беззащитную возлюбленную. Поэтому она просто обняла её, и какое-то время сёстры лишь нежились в удовольствии обыкновенного прикосновения.

Селестия пыталась не замечать жуткого чувства неуверенности, что вдруг настигло её. Она зарылась носом в звёздные локоны Луны, позволив аромату лаванды и тимьяна омыть себя. Это помогло на какое-то время, пока зевок не пробил свой путь наружу из её горла, напоминая о долгом дне и последовавшей за ним бурной ночи. Сон нахлынул на принцессу, но Селестия сопротивлялась ему. Если она останется в сознании и будет держать глаза открытыми, то ей не придётся узнать…

— Тия? — обеспокоенным голосом позвала её Луна.

— Ты говорила искренне?

Младшая сестра повернула голову, чтобы взглянуть старшей в лицо, проведя копытом по белой ноге, до сих пор обнимающей её за грудь.

— Говорила что, се… — Луна оборвала себя, в первый раз пробуя на вкус следующие слова: — Моя любовь?

— Что ты… — голос Селестии надломился. — Что это не очередной сон. Что, когда я проснусь, ты…

Луна развернулась полностью, склонившись к сестре и оборвав ту поцелуем.

— Нет, моя любимая сестра. Это не сон, — она вытерла слёзы из уголков розовых глаз. — Это я могу обещать тебе. Пока солнце горит в небе, а луна сияет в ночи, я всегда буду рядом с тобой, до последнего вздоха.

Словно то самое солнце подняли с её плеч, Селестия ощутила волну великого облегчения, что вырвалась из её груди сердечным смехом. Она кивнула, улыбаясь, пока Луна смахивала остатки её слёз.

— Я люблю тебя, Лулу.

— Я люблю тебя, Тия.

Эпилог

Дорогая принцесса Селестия,

Огромное Вам спасибо за отправку мне «Корреляций и случайных дефектов эффектов гармонии лей-линий и эфирных манипуляций». Знаю, я скептически отнеслась к этому труду, когда Вы впервые его упомянули, но я умею признавать свою неправоту. Он открыл мне глаза на совершенно новую и неизведанную мной область знаний. Я уже задействовала своё старое устройство записи и даже получила количественные результаты! Вчера я так обрадовалась, что отправила заявки на широкий спектр инструментов, чтобы расширить тестовые группы. Первая серия малых опытов уже распланирована, так что Вы можете ожидать мой отчёт на следующей неделе.

Ещё хочу спросить, можете ли Вы передать принцессе Луне, что сегодняшняя ночь просто восхитительна? Они все стали чудесными с её возвращения, конечно же, (Не то чтобы они и раньше не были хорошими! Вы же знаете, я всегда любила ночное небо) но сегодня те потоки цвета на севере создают просто завораживающее зрелище. Я никогда не видела ничего подобного, и мне хочется узнать, не согласится ли принцесса поговорить на эту тему и ответить на парочку вопросов. Я понимаю, что вы обе и так ужасно заняты, но не получится ли у неё приехать в Понивилль — или лучше мне в Кантерлот? — чтобы нам обсудить, чем она сейчас занимается? Если это невозможно, то, может быть, мы могли бы начать переписку?

Всегда Ваша верная ученица,

Принцесса Твайлайт Спаркл

Селестия не смогла сдержать смешок, сотрясший её грудь и заодно грудь сестры, по определённым причинам.

— Большинство возлюбленных сочли бы грубостью, если бы всё внимание вместо них уделялось чернильным царапинам на высохшей древесной массе.

— Большинство возлюбленных также не имеют учениц, склонных притягивать катастрофы, как свеча притягивает мотыльков.

Сдаваясь без возражений, Луна продолжила:

— Предположу, что в Понивилле случилось нечто весёлое?

Селестия перевела взгляд со свитка на сестру, лениво развалившуюся под ней на кровати: усталую, но светящуюся от блаженства. Письмо прибыло в совершенно неподходящее время, хотя могло быть и хуже. Принцесса сомневалась, что хоть одна из них была бы в состоянии спасти свиток, отправь Спайк его хоть на десять секунд позже.

— Пока нет, — искренне улыбаясь, произнесла Селестия, — но, судя по всему, моя бывшая ученица намерена в скором времени исправить эту оплошность.

Луна вопросительно хмыкнула, пока поцелуями прокладывала себе путь наверх по влажному от пота белому меху.

— Она решила изучать взаимодействие гармонии с магией.

— Тия! — осуждающе воскликнула Луна, резко поднимая голову, чтобы взглянуть сестре в глаза. — Как ты можешь быть такой жестокой? Даже я слышала молву о беспощадных попытках Твайлайт Спаркл овладеть музыкальным искусством.

— Это является одним из важных аспектов её обучения магии, как ты прекрасно знаешь! То, что мне не хватило мужества поработать с ней надлежащим образом в юности, не причина скрывать от неё знания до бесконечности… неважно, сколь плохо от этого будет Спайку. И вообще, ей необязательно играть самой. Теперь у неё есть подруги. Уверена, она попросит одну из них, прежде чем станет слишком поздно. И всё же, — Селестия задумалась, — возможно, тебе стоит подтолкнуть её к этому решению, когда ты отправишься на встречу с ней.

Луна фыркнула, прижав уши.

— Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты так делаешь.

— Ничего не знаю, — надменно засопела её сестра в ответ, протягивая письмо на прочтение. Наблюдать за Луной оказалось бесценно. Смотреть, как её глаза блестели, бегая по строкам; как глубокий румянец тронул её щёки, обратившись под конец оттенком фиолетового, практически цвета гривы Твайлайт. — Ты ведь пойдёшь, не так ли?

Несмотря на радостное волнение, Луна отвела взгляд.

— Ты считаешь, это мудро? Я не смогу лгать столь искусно, как ты.

— Что за чудные похвалы льются мне в уши.

Копыто Луны ткнулось Селестии в рёбра, заставив ту хихикнуть.

— Ты поняла, о чём я.

Старшая принцесса магией подтянула свою сестру ближе, дабы разделить с ней короткий поцелуй.

— Тогда не лги. Скажи… скажи, что нашла новое вдохновение в старой мечте, — увидев готовое сорваться возражение с губ возлюбленной, Селестия продолжила: — Если не для себя, то хотя бы ради меня?

— Ты ведь не оставишь мне выбора, м?

— Считай это очередным подарком на годовщину.

— От меня ускользают причины такого суждения.

Селестия нацепила озорство, словно маску.

— Это потому что ты ещё не раскрыла обёртку.

Луна вооружилась скептицизмом, будто щитом.

— Хорошо… Но я оставлю за собой право сказать в конце: «а я предупреждала».

— По копытам.

Пропустив перья своих крыльев сквозь звёздную гриву, принцесса дня продолжила:

— Ну а пока у нас есть ещё несколько часов, чтобы отпраздновать. И ты ещё не прокричала моё имя достаточное число раз.

Слова автора: Вот что случается, когда после тяжёлого перелёта я оказываюсь заперт на четыре дня в тесной клетке с семьёй… Что, наверное, вызывает некие тревожные мысли обо мне, о которых я не очень-то хочу думать.

Писать эту историю было куда веселее, чем я предполагал. Не в плане непристойностей (хотя и с ними в том числе), а просто из-за чистого писательского наслаждения. Этот рассказ оказался одновременно и самым простым, и самым трудным из всех, что я писал. С самого начала я знал, чего хотел, и как к этому подвести, в плане сюжета. Я знал, через что пройдут Селестия с Луной и как они это сделают. Чего я не знал, так это технических деталей. Примерно как если бы у меня была карта, но я бы не умел пользоваться рычагом переключения передач.

Впрочем, хватит моей болтовни.

Так как это моя первая попытка в клоп и, осмелюсь сказать, романтику, мне интересно услышать ваше мнение. Выглядело ли всё правдоподобным? Был ли рассказ и в самом деле романтичным? В общем, не стесняйтесь говорить, что вы думаете.

В любом случае спасибо за прочтение.

— TheLandgrave

~♥~♥~♥~

———— ♥ Глава 1 ♥ ————

Явный запах похоти достиг носа Луны, сладковатый смрад, от которого она отпрянула, пусть даже тот и зажёг ответное тепло в её чреслах.

Селестия принялась осыпать копыто лже-Луны быстрыми поцелуями, скользя по нему языком, словно хотела вылизать его дочиста. Но истинная Луна была в ужасе: она не могла оторвать взгляд от копыта белоснежного аликорна, которое прямо на её глазах только что скрылось где-то под телом солнечной принцессы. Затем та отвела в сторону хвост, отчего отвращение её сестры только усилилось, ибо ей стало прекрасно видно, куда подевалось копыто Селестии и как успело намокнуть то место, которое оно ласкало.

Хлыст ударил снова, откинув голову Селестии в сторону. С губ лже-Луны слетело ещё несколько слов; Луна не расслышала их, но была уверена, что они буквально пропитаны страстью пополам с раздражением. Не смея ослушаться приказа, Селестия униженно поползла к кровати. Её хвост хлестал из стороны в сторону, приоткрывая блестящую, покрытую смазкой вагину и наполняя комнату пьянящим ароматом возбуждения.

Луна двинулась за ползущей кобылицей и, когда Селестия забралась на кровать, грубо толкнула её, отчего та растянулась на одеяле. Словно извиняясь за это, Луна с мурлыканьем потыкалась носом в украшенные изображением солнца бока сестры. Затем последовали лёгкие покусывания и поцелуи, заставившие Селестию дёргаться и постанывать в ответ.

Луна была так близко к Селестии, что буквально тонула в её запахе. Она почувствовала как её захлёстывает волна собственного возбуждения, добавившего в будоражащую смесь ароматов, разлитую в воздухе, свою уникальную нотку, изгнавшую из её и без того одурманенного разума последние остатки сдержанности. Она шёпотом велела сестре не издавать ни звука, а затем лизнула её в намокшую внутреннюю сторону бедра, впервые попробовав соки Селестии на вкус. От их резкого вкуса и пряного аромата Луну охватила дрожь. Она была больше не в силах сдерживаться.

Луна прижалась мордочкой к влагалищу сестры, буквально накрыв её губы своими, а затем провела языком по блестящей розовой плоти. Пытаясь сдержать стон, Селестия закусила губу.

И напрасно. Луне отчаянно хотелось услышать крик сестры, и она продолжала прижиматься губами к её нежным складкам, пока та не сдалась. Когда Луна услышала стон Селестии, это чуть не швырнуло её за грань, что, конечно же, никуда не годилось.

Хлыст воспарил вновь, и на бок Селестии обрушился удар, наказывая её за совершённый проступок. Но это лишь усилило её наслаждение, и она издала задыхающийся вздох удовольствия. Ещё удар, стон и снова удар; тем временем мордочка Луны подбиралась всё ближе и ближе к твёрдому бугорку, пока она наконец не коснулась его зубами.

Зубы сомкнулась, и Селестия, задрожав, выкрикнула её имя.

Не в силах больше терпеть, Селестия сильно сжала вокруг головы сестры свои белые бёдра, содрогаясь в оргазме. По мордочке Луны, прямо в её жаждущий рот, потекли тёплые, липкие любовные соки.

Луна свалилась с дивана. Её сердце с невообразимой скоростью стучало в груди, а копыта скребли лицо и язык, отчаянно пытаясь очистить их от грязи, существовавшей лишь в её сознании и сне сестры. Смятение, отвращение и страх закружились в вихре неясных мыслей и эмоций, выскальзывая из хватки разума даже после обретения отчётливых форм. Лишь пульсирующее, влажное тепло между задних ног осталось нерушимой скалой, за которую можно было уцепиться. Скалой, от которой у неё свело живот даже несмотря на то, что она отчаянно вцепилась в него копытами.

———— ♥ Глава 4 (сцена 1) ♥ ————

Нежность держалась лишь до тех пор, пока отчаянная жажда не захватила сестёр. Их губы принялись двигаться, массируя друг друга, лёгкая нехватка воздуха запечатала поцелуй, а сами они принялись ворочаться и изгибаться в поисках лучшей позы.

Когда Селестия провела кончиком языка по сомкнутым губам сестры, умоляя впустить её внутрь, она почувствовала обжигающую нотку крепкого алкоголя. Ей не пришлось долго упрашивать, и вот уже язык Луны, метнувшись навстречу, насладился вкусом губ белоснежной кобылицы. Селестия вновь двинулась вперёд, и в этот раз ей удалось проскользнуть меж полураскрытых губ сестры, но лишь для того, чтобы разочарованно хныкнуть, уткнувшись в гладкую стену зубов. Она не бросилась в атаку, но и не отступила; в ожидании неизбежного она, проявив завидное терпение, занялась открывшимися ей влажными жемчужинами. Её танцующий язык без устали исследовал их твёрдые, но удивительно гладкие грани, пока они наконец не разошлись.

Селестия еле слышно застонала, когда её язык легко проскользнул в рот Луны почти до самого конца. Реакция принцессы ночи была куда отчаяннее — её сжигала страсть. Словно дикий зверь, вырвавшийся из клетки, она ринулась навстречу сестре, изо всех сил вжимаясь в её тело; язык Луны метнулся вперед, оттеснив язык Селестии к самым зубам.

Обнимая сестру, было непросто удержаться на трёх ногах, и Селестия потеряла равновесие. Старые, почти забытые инстинкты взяли верх, она распахнула глаза и крылья, что помогло ей сохранить равновесие и увидеть на полу осколки разбитого стекла. Одной вспышки магии хватило, чтобы они исчезли без следа. Селестия бережно опустила себя и Луну на пол и высвободила из-под неё четвёртую ногу, а затем поднялась во весь рост, несмотря на бессловесные протесты сестры, всё ещё не отрывающей от неё своих губ.

Склонившись над распростёртым под ней беззащитным телом Луны, Селестия взглянула ей в глаза; нескрываемая страсть сестры сводила её с ума. Лишь насладившись ею сполна, она перевела взгляд ниже, дабы оценить представшее перед ней бесценное сокровище. Она не упустила ничего: ни линии, ни изгиба её прекрасного тела, даже ни одного выбивающегося из общей расцветки волоска, придающего ночной принцессе её уникальный окрас. Шумно втянув носом воздух, она смаковала аромат возбуждения сестры, смешанный с её собственным; он был таким сильным, что она почувствовала его даже на языке. Всё, что сейчас происходило с ними, вплоть до мельчайших подробностей, запечатлелось в её памяти, потому что, проживи она ещё хоть десять тысяч лет, она никогда не хотела бы забыть этот миг.

Рог Луны осветился, и лёгкое касание магии приподняло диадему Селестии и отвело в сторону, вслед за ней последовала золотая пейтраль, отброшенная, словно бесполезный мусор. Едва ли принцесса Солнца заметила это — настолько она была увлечена хвостом сестры, струящимся между её ног и скрывающим то, что таилось под ним.

— Как ты прекрасна, — шепнула Селестия сестре, вновь поднимая глаза. Наградой ей был глубокий густой румянец на её щеках.

Луна подняла передние копыта и провела ими по спутавшейся шёрстке на груди Селестии. Затем она потянулась дальше, пытаясь ухватиться за её шею и плечи, но увы, они были недосягаемы. Селестии очень хотелось поддразнить сестру. От мысли о том, что она может заставить её умолять себя, ну хоть чуть-чуть, её хвост беспорядочно задёргался, а то, что пряталось под ним, начало непроизвольно пульсировать. Она опустилась достаточно низко, чтобы Луна смогла наконец обнять её, и младшая кобыла притянула её к себе для короткого поцелуя и ткнулась в неё носом, прежде чем прошептать на ухо:

— Старших принято пропускать вперёд.

Невольно распахнув рот, Селестия застыла; некая часть её тела также осталась широко раскрытой. Одним резким движением Луна перекатила их на бок, а затем взобралась на сестру сверху.

— Ах ты, маленькая… — тут зубы Луны нашли кончик уха белоснежной кобылицы, и та резко вздохнула. От каждого сладострастного укуса Селестию била дрожь; когда Луна опустилась ниже, заднее копыто её сестры лягнуло воздух. Застонав, она схватила Луну за плечи, пытаясь хоть как-то удержаться, пока её крылья бесполезно дергались, прижатые к полу.

Губы Луны двинулись вниз, целуя и покусывая длинную изящную шею Селестии; принцессе ночи предстоял долгий путь, дабы не торопясь исследовать каждый миллиметр белоснежной шёрстки сестры своими зубами и языком.

Ведомая Луной, Селестия расслабилась, наслаждаясь воплотившейся мечтой, превзошедшей все её самые смелые фантазии, ведь даже в них она и близко не могла представить себе подобного вожделения… почти болезненного желания, переполняющего её; каждое движение Луны буквально кричало о том же чувстве. Селестия хотела что-нибудь сказать ей, дать совет и ободрить, но она так боялась разрушить творящееся волшебство, что осмелилась лишь тихо вздохнуть.

Ей никогда ещё не удавалось убедить себя в том, что это и есть то, чего так искренне жаждет её сердце, а не чёрное, гниющее пятно в её душе. Терзая её целыми столетиями, это чувство было для неё лишь дурманом, порочным пристрастием, от которого ей никогда не суждено было избавиться.

Тем временем Луна добралась до одного из её сосков, осторожно сжала его зубами, а затем резко скрутила одним движением челюсти. От неожиданной боли Селестия вскрикнула и выгнула спину, её распростёртые крылья напряглись и оттолкнулись от пола. Луна держала крепко, она разжала зубы лишь когда извивающаяся сестра, умоляя, почти со слезами выкрикнула её имя. Пытаясь отдышаться, Селестия опустилась на пол, пока Луна посасывала и массировала твёрдый бугорок губами и языком.

Но стоило Селестии расслабиться и сделать один неторопливый вдох, как Луна перешла к другому соску, чтобы начать всё сначала.

Корчась в сладких муках, Селестия начала задыхаться, и с каждым движением Луны всё сильнее. Крылья белоснежного аликорна, распростёртые поверх роскошных ковров, напряглись и затрепетали. С каждым прикосновением огонь, пылающий у неё между ног, становился всё жарче, распаляемый как её собственным предвкушением, так и стараниями сестры.

Но вот, добравшись до своей награды, Луна остановилась. Склонившись над ней, она запечатлела мягкий, долгий поцелуй прямо над клитором Селестии.

Белоснежная кобылица вытянула шею и оглядела своё тело сверху вниз, пока её взгляд не коснулся Луны, застывшей в ожидании; она смотрела ей прямо в глаза. Сердце Селестии бешено колотилось, крылья трепетали, грудь была так напряжена, что она едва могла дышать. Всё, что она могла сделать — это с нетерпением смотреть, ожидая, когда Луна опустит голову, и она наконец почувствует язык сестры на своём сочащемся естестве, и того, что за этим последует.

Но Луна, с издевательской неторопливостью ни на секунду не отрывая взгляда от её глаз, сдвинулась в сторону, кружа возле набухших губ Селестии; она целовала и лизала её, пробуя на вкус и делая всё, что только можно, кроме одного — того, что её сестра желала сейчас больше всего на свете.

— Пожалуйста, — задыхаясь, взмолилась Селестия. — Я не могу…

— Пожалуйста… что? — спросила Луна. Её губы, не касаясь, застыли чуть выше вагины сестры; её дыхание слегка холодило блестящую и влажную розовую плоть.

— Пожалуйста! — застонав, Селестия дёрнулась, когда Луна провела своим маховым пером по внутренней стороне её бедра. — Не… не останавливайся!

Прежде чем она успела договорить, язык Луны коснулся её сочных лепестков. Селестия закусила губу, её мышцы, и без того сжатые спазмом, напряглись до боли. Луна вновь провела языком по нижним губам сестры, приоткрыв их ровно настолько, чтобы в полной мере ощутить её вкус. Передние ноги ночной принцессы скользнули под Селестию, приподнимая её бёдра. Язык Луны вернулся в третий раз. Её нос коснулся чувствительной плоти белоснежной кобылицы, проскользнув между нежными складочками.

Затем, высунув язык как можно дальше, Луна сделала первый толчок. Сначала, слегка раздвинув вход, внутрь её сестры проник лишь самый кончик носа. Вновь прикусив губу, Селестия зажмурилась, сдерживая лёгкий вздох боли. Луна отстранилась и тут же толкнула опять, на этот раз её мордочка проникла чуть глубже. Каждый толчок растягивал вход Селестии немного больше, позволяя трепещущему языку Луны проникать всё глубже, принося с собой неописуемое чувство наполненности, но лишь для того, чтобы вновь оставить её пустой. Луна ласкала влажные внутренние стенки её тела, слизывая соки и упиваясь их близостью.

Отчаянно пытаясь двигать бёдрами в одном ритме с толчками Луны, Селестия извивалась и корчилась. Её перья изогнулись как когти, словно пытаясь вцепиться в воздух в поисках опоры. Она выдохнула имя сестры, умоляя её, восхваляя и проклиная за это мучительное наслаждение.

Селестию кольнула тревога, когда мордочка сестры неожиданно отодвинулась, оставив вместо восхитительного давления гнетущее ощущение пустоты. Но беспокоилась она недолго — Луна, отдышавшись, вновь ринулась вперёд, погрузившись гораздо глубже, чем раньше; мало того, теперь она пустила в ход одно из своих крыльев.

Самым длинным маховым пером она коснулась напряжённого клитора Селестии. Это оказалось последней каплей. Плотина рухнула. Выкрикнув имя сестры, та ударила крыльями. С оглушительным грохотом тысячелетний мраморный пол раскололся, эхо раскатилось по всему замку. Рог Селестии засиял как ослепительное золото, её магия плотно охватила загривок Луны, не давая ей вырваться, пока белоснежная кобылица, судорожно лягая задними ногами воздух, пыталась загнать её как можно глубже в себя.

Тело Селестии содрогалось от спазмов, задыхаясь, она, не переставая, выкрикивала имя сестры, чья мордочка буквально тонула в потоках липких сладких соков; Луне оставалось лишь глотать или захлебнуться.

Наконец, после того, что показалось ей вечностью, тело Селестии расслабилось, и магия, связавшая их воедино, исчезла.

Задыхаясь, Луна откинула голову назад. С её насквозь промокшей мордочки капали любовные соки сестры.

— Луна! Прости, мне так...

Луна подняла копыто, предупреждая панические извинения Селестии, пока та переводила дыхание. Капля выделений сорвалась с подбородка Луны и присоединилась к лужице, впитавшейся в ковёр между её ног.

Когда Луна обрела способность говорить, она встала над Селестией, как и несколько минут назад; струйка вязкой жидкости сочилась из неё прямо на живот сестры. Наклонившись, она поцеловала её в губы. Селестия не колеблясь облизнулась, впервые пробуя себя на вкус.

— А теперь твоя очередь.

Это было настолько очевидно, что Селестия просто кивнула. Так и будет. Ещё как будет.

Наклонившись вперёд, Селестия провела языком по подбородку Луны, слизывая длинный след собственных соков с сестриной мордочки. Глаза той в блаженстве закрылись, а с губ сорвался вздох удовлетворения. Старшая принцесса тепло улыбнулась и продолжила начатое. С каждым движением языка Луна поворачивала голову, подставляя её под новым углом и облегчая вылизывание.

———— ♥ Глава 4 (сцена 2) ♥ ————

Селестия заплакала, когда их губы встретились. Они неподвижно лежали, отдавшись одному лишь страстному поцелую.

Затем крыло Селестии дёрнулось, пронзая сестру своими гибкими маховыми перьями и проникая всё глубже и глубже, пока они не коснулись шейки матки. Шок выбил воздух из лёгких Луны в лёгкие Селестии.

Селестия двигала обоими крыльями одновременно, массируя внутренние стенки Луны, и чем больше смазки покрывало её перья, тем быстрее становился темп. Почти достигнув предела, Луна прервала поцелуй, умоляя сестру не останавливаться, что бы ни случилось. Селестия подчинилась, наклонив крыло, чтобы потереться о чувствительный клитор своей возлюбленной и покусывая её шею и ушко.

Первый оргазм захлестнул Луну, и она пронзительно вскрикнула. Любовные соки хлынули ручьём, а её задние ноги взбрыкнули, ударившись о спинку кровати и отломив её скруглённый верх. Это только подстегнуло Селестию, и она довела Луну до второго и третьего оргазмов, пусть и не таких мокрых, зато не менее громких. Всё закончилось лишь тогда, когда Луна взмолилась о пощаде.

Стоны Луны затихли быстро. Чего нельзя было сказать о сострясавших её спазмах. Даже малейшего движения воздуха возле разгорячённого места меж её задних ног было достаточно, чтобы заставить принцессу дёргаться и извиваться. Несмотря на искреннее желание воспользоваться этим, Селестия решила пощадить свою беззащитную возлюбленную. Поэтому она просто обняла её, и какое-то время сёстры лишь нежились в удовольствии обыкновенного прикосновения.