Хранитель в ЭКвестрии

После уничтожения самых крупных городов доктор Манхеттен отправляется искать новые миры, а может и создаст свой. Что у него выйдет и получится ли у него жить спокойной жизнью, как раньше. И почему он в сговоре с Дискортом?

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл Принцесса Селестия Принцесса Луна Зекора Лира Другие пони ОС - пони Дискорд Найтмэр Мун Человеки Шайнинг Армор Стража Дворца

These flaring eyes

Короткое произведеньице, навеянное Sin City. Воспринимать исключительно в черно-белой стилистике.

Другие пони

Принцесса Гармонии

В результате интриги принцесса Селестия оказывается в лесах Белоруссии. В конце весны 1941 года.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Человеки Кризалис

Почесушки и обнимашки в понячьей тюрьме

Анон попал... сначала в Эквестрию, а потом в тюрьму. Но в волшебном мире разноцветных лошадок есть чем развлечься даже в тюрьме.

ОС - пони Человеки

Королева Кошмаров

В наследство от отца Санни досталось множество артефактов древности. И далеко не все из них он показывал дочери при жизни. На то были причины.

Другие пони Найтмэр Мун

Ты уволена!

Бурно отметив свой день рождения в Кантерлоте, наутро Каденс получает вызов "на ковёр" от принцессы Селестии. И, судя по обрывкам воспоминаний и ужимкам Твайлайт, этот вызов совсем не к добру...

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Миаморе Каденца

Пинки выбирает букву "П"

Один день из жизни Пинки Пай.

Пинки Пай

Новел Тэйл

Новел Тэйл – писатель, проживший в Кантерлоте уже десять лет, что довольно-таки долгий срок для рядового перевёртыша, тайно живущего в сообществе пони. В последнюю свою книгу он включил персонажа, ничем не отличающегося от самого себя и своих сородичей. Такой герой, словно бы пришедший из древних мифов и забытых легенд, ожил под пером талантливого автора и полюбился читателям. В особый восторг пришла самая большая фанатка Новела – Твайлайт Спаркл. И всё было бы замечательно, если бы на Кантерлот не напала целая армия перевёртышей из другого улья. И вот все пони узнали, что перевёртыши – это не вымысел. Только слепой мог не заметить подозрительного сходства между персонажем из популярной книжки и бандитами, устроившими погром в столице. Фик попал в рекомендованное на EQD10/5/13!

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Другие пони ОС - пони

Потерянная душа

Это история разворачивается до пятого сезона и рассказывает о том, как злодейка Старлайт Глиммер пополнила свою общину ещё одним несчастным пони.

ОС - пони Старлайт Глиммер

Мертвая тишина...

Он остался один...

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Человеки

Автор рисунка: Stinkehund

Вознесение Луны

Две сестры

Свет луны пробивался через высокие окна комнаты, оставляя на каменном полу причудливую сеть витражного узора. По такому камню каждый шаг отдавался бы эхом в стенах комнаты. Но неосознанное желание двигаться в этом малознакомом месте почти бесшумно, заставило Луну приближаться к окну медленно и осторожно, словно она ступала по тонкому октябрьскому льду. За стеклом черным сплошным силуэтом нависал город, оставляя ночному небу совсем небольшой клочок с десятком тусклых звезд. Город давил своей массой дерева и камня, сжал пространства в тесные улочки, загнал пони в маленькие душные комнатки…

Душно. Луна приоткрыла окно, и свежий воздух волной ворвался в помещение, заиграл тяжелой тканью занавесок, отозвался подвесками хрустальной люстры и, чуть приоткрыв дверь, проскользнул в коридор. Тонкая полоска яркого желтого света легла к ногам Луны. Её слуха коснулись голоса. Звуки смеха, радости, восклицания, восторга. Почти тысячу лет не слышала Луна простого искреннего смеха, и странное чувство, некогда так надолго ушедшее, заставило принцессу приблизиться к двери. Высунув мордочку, она опасливо глянула в коридор. Голоса стали громче и теперь звучали отчетливей, наполнившись различимыми оттенками. Оттенки возбужденного желания, страсти, исступления и вожделения ярким потоком ворвались в сознание Луны с бесцеремонностью непрошеного гостя, извратили искренность, обезобразили восторг и унеслись прочь, оставив неприятное послевкусие.

Луна закрыла дверь. Первый день возвращения оказался вовсе не таким, каким она себе его представляла. Никому в Эквестрии, включая Селестию, не стоило знать, где сейчас укрывается Луна. Никому, кроме, может быть, своего нового знакомого со странной кьютимаркой на боку. Вряд ли она доверяла ему, но отчаяние или неимение выбора заставило Луну ввериться ему, как иногда грозящая опасность заставляет дикое животное искать помощи у разумного существа. Ведь как бы то ни было, но он не испугался изгнанной принцессы и не сдал страже Эквестрии. Напротив, именно он укрыл Луну, дав приют в стенах этого борделя. Да, она скрывалась в борделе.

От одной этой мысли принцесса недовольно поморщила мордочку и прилегла обратно на постель. Здесь, на третьем этаже было чисто и опрятно, а невысокие колонны у дверей и остроконечные окна с витражами и расшитыми золотой нитью занавесками были вовсе не под стать подобному заведению. Может, в этих покоях, и жил сам владелец? Или же на этой кровати проводили время утомлённые размеренной жизнью знатные особы. Прежде чем откинуться и упасть в гору подушек, Луна ткнулась мордочкой в простынь и осторожно вдохнула запах перины. Пахло свежестью и лавандой, как некогда в спальне самой принцессы, когда Кантерлот ещё был её домом. Никогда ранее Луне не было так приятно забыться сном. Но прежде чем заснуть, она ещё раз попыталась вспомнить события уходящего дня…

Осколки Элементов Гармонии упали к копытам Найтмер. Её злобный смех прокатился в сводах полуразрушенного замка.

— Вы все глупцы! Думаете, вы можете меня победить?

Напуганная пони лавандового цвета жалась к самому полу. Едва ли она представляла, во что ввязывалась, а страх и разочарование в её глазах лишь ещё более подпитывали Найтмер.

— Теперь вы точно не увидите ни свою принцессу, ни солнце!..

Синие и фиолетовые сгустки магии закружились над головой новой повелительницы Эквестрии. Никогда ещё она не испытывала такого прилива энергии, и никогда её могущество не было выражено явственней, чем сейчас. Теперь ни эта странная единорожка, ни заплясавшие в дверном проёме тени других пони не могли повлиять на судьбу Эквестрии — ночь будет длиться вечно!..

— Ты думаешь, что сможешь так просто уничтожить Элементы Гармонии?

Найтмер замерла. Но лишь на мгновение, а после кивнула — пусть продолжает. Маленькая неразумная пони уже не могла нести угрозы правлению Найтмер, а она же, словно восхищаясь собственной властью и величием, великодушно выслушает свою подданную. А подданная, уже в окружении своих подруг говорила. Говорила что-то о духах Элементов Гармонии, что-то о честности, немного о доброте, радости, щедрости и преданности. И о какой-то искре, которая сплотила их воедино… Найтмер едва ли слушала сентиментальную болтовню единорожки.

Неожиданно яркая вспышка света озарила помещение, разогнав спрятавшуюся под высокими сводами темноту. Найтмер отступила на шаг, прикрывшись чёрным крылом от слепящего света Элементов. Как и тысячу лет назад он возвещал тысячелетнее заточение, и Найтмер хорошо помнила тот день. Двойной спиралью взметнулась радуга, обрушившись всей мощью перед копытами Найтмер. Ещё мгновение, и Найтмер встала на дыбы, пытаясь выскочить из плотно обступившего её радужного кольца, но уже была не в силах противостоять его магии. Найтмер ослабла, и её последнее «нет», полное горечи поражения и отчаяния пронеслось по длинным высоким коридорам и растворилось в их мраке.

Было темно, но через закрытые веки пробивался дневной свет. Это было совсем не похоже на заточение на луне. Луна — приятно холодная, как мягкая постель, она окутывает тебя, становясь с тобой единым целым. Нет ни восторга, ни горя, только слабое движение мысли, дающее возможность хоть как-то не потерять счёт времени, но недостаточное, чтобы стать полноценной идеей. Там нет боли, а блаженное спокойствие разливается по всему телу… Здесь же было неудобно, камень пола больно давил выпирающим выступом в ребро, а осколки впились в передние копытца, на которых сейчас лежала Луна, боясь пошевельнуться. Пока до ее слуха не донёсся голос…

— …у меня есть ещё одна просьба: Найтмер Мун.

Она не могла забыть это голос. С каждым шагом Селестия приближалась, возвышаясь над своей лежащей на полу сестрой, ослабшей и беззащитной, и более совсем не похожей на прежнюю Найтмер. Теперь она была Луна. Просто Луна, которая уже не могла противостоять Селестии. И не хотела. Да, она совсем не хотела ей противостоять. Словно тяжелый дурной болезненный сон осталась позади жажда власти и отмщения. Она осталась там же, где и Найтмер. А новая Луна… она хотела броситься перед своей сестрой, рыдать и вымаливать ее прощения. Не из страха, а потому что горечь досады над собственным бессилием всё изменить завладела разумом Луны. Осознание произошедшего. Горькое чувство вины. Броситься перед ней, и плакать…

Но это был порыв… Селестия не могла и не должна была простить Найтмер за то, что она собиралась сделать вновь. Вновь после тысячелетнего заточения. Луна не понимала, как это произошло, но чего теперь будут стоить ее слова и мольбы о прощении? Лучше умереть. Умереть навсегда. И позор, и стыд, всё пройдет. И будет прощение. Умереть. Но только не заточение…

— Луна. Я уже тысячу лет…

Собрав последние силы, Луна сделала это. Она исчезла, оставив после себя лишь угасающее синее сияние.

— Луна!.. — Селестия застыла в недоумении, раскинув крылья. Крылья пегасов и аликорнов очень чутки к эмоциональному состоянию их хозяев, и всякий раз выдают их эмоции даже более, чем то может отразиться на мордочке пони. Особенно у вспыльчивых и бойких натур вроде Рейнбоу Дэш. Ни бойкой, ни уж тем более вспыльчивой Селестия не была, но сейчас она замерла, раскинув крылья, и смотрела на место, где лишь недавно лежала ее сестра.

— Сестра? — Твайлайт изумилась, воскликнув слишком громко. Гораздо громче, остальных и гораздо громче, чем-то позволяли элементарные правила этикета. Но кроме самой Твайлайт, похоже, никто не придал этому значения.

— Да, сестра… — вздохнула Селестия, присев. — Мы должны были править вместе, — продолжила та, опустив крылья и уставив взгляд в пол, — как некогда ранее, когда я поднимала солнце и возвещала новый день. Солнце дарило тепло и свет. Оно делало пони счастливей. Моя сестра Луна поднимала луну, даруя сны своим подданным и охраняя их покой в царстве снов. И сны её были поистине волшебны. Помню, в одном у нас был садик в небольшой деревушке, куда мы сбегали от наших королевский забот, и прыгали, и скакали друг за другом, как в детстве. Едва ли кто бы мог подарить мне большее счастье. Вряд ли Луна всерьез задумывалась над этим, но я всегда знала — нельзя недооценивать сны, ведь в них мы видим продолжение своей повседневной жизни, свои желания и тайные страхи. Воспоминания и эмоции, полученные там, остаются с нами, а значит, сны — такая же часть нашей жизни, как и та, что приходит после пробуждения… Но ей казалось, что какие бы чудные сны она не создавала, с восходом солнца они, оставаясь не более чем снами, растворяются в его свете навсегда.

Как будет свергнут недооценивший свою власть монарх, так и Луна, принизившая значение царства снов, потеряла контроль над своей магией, оказалась подавлена грузом зависти и невысказанных обид. Затаившаяся обида разрасталась, выжидая своего часа, чтобы явиться в обличии Найтмер Мун. И однажды Луна под её влиянием отказалась уступать место новому дню. Противостояние дня и ночи могли бы погубить гармонию Эквестрии. И тогда я была вынуждена изгнать Найтмер, заточив ее на тысячу лет. Но являясь неотделимой от Луны сущностью, Найтмер не могла быть изгнана одна. В тот день я приняла судьбоносное решение… В надежде встретиться с сестрой через вечность…

Селестия припала к осколкам доспехов и тихо заплакала. Шестерка пони позади переглянулась — они впервые видели плачущую Селестию. Прогнать тишину, нарушаемую лишь всхлипами принцессы, решилась Флаттершай. Подойдя сзади, она осторожно положила копыто на плечо Селестии.

— Мне очень жаль, — пролепетала Флаттершай, — если бы мы только могли вас утешить… мне ужасно стыдно, что я даже не могу вам помочь…

К Флаттершай подскочила опомнившаяся Твайлайт.

— Мы с моими друзьями сделаем всё, чтобы вернуть сбежавшую Луну. Мы обязательно найдем её.

— Облететь всю Эквестрию и не устать для меня пара пустяков! Уже к полудню Луна будет во дворце! — самодовольно воскликнула Дэш.

— И я устрою самую супер-пупер классную вечеринку в-честь-воссоединения-сестер! — Звонко выпалила Пинки, осыпала своих друзей горсткой конфетти и сжала в объятиях Твайлайт, Флаттершай и попавшую под раздачу замешкавшуюся Селестию.
Задорный голос Пинки разогнал замерший в ожидании воздух. За окном светило уже полуденное солнце, и даже Вечнодикий Лес в его лучах казался вовсе не страшным. Магия Гармонии наполняла грядущий день, и там, за стенами разрушенного замка, даже в самых отдаленных уголках Эквестрии бурной рекой текла красочная и яркая жизнь нового дня. Жизнь продолжалась.

Селестия расправила крылья, покрыв ими всю сбежавшуюся к ней шестерку. Пони, ее маленькие подданные, ещё плотней прижались к своей принцессе, и впервые за долгие годы она почувствовала страх одиночества. Селестия встала.

— Вы правы, мои маленькие верные пони. Я должна двигаться далее. И пока даже без Луны. Я очень ценю вашу отзывчивость, но вы и без того сделали для меня слишком много, чтобы я смела просить вас еще о чем-то большем. Отправляйтесь в Понивиль.

— Но принцесса Селестия! — заголосила шестерка наперебой.

— Возвращайтесь к своим повседневным делам. Флаттершай, тебя наверняка заждались твои питомцы. Пинки, уверена, сегодня в Понивилле обязательно намечается маленькая вечеринка…

— Даже целых две! — подпрыгнула на месте розовая пони, — день возвращения солнца и день рождения Голден Харвест! И мне надо быть в двух местах одновременно! Я могу объединить обе вечеринки, но тогда в Понивилле будет на одну вечеринку меньше. Поэтому я устрою их в соседних домах, чтобы пони могли посетить две вечеринки одновременно!

— Эпплджек…- продолжила Селестия.

— Я знаю, — улыбнулась земнопони, сняв шляпу и прижав её к груди, — у семьи Эпплов много работы, а нам ещё надо подготовиться к осеннему сбору урожая.

— Закончить пошив новой модели платья.

— А я свободна, все облака над Понивиллем я разогнала ещё на прошлой неделе!

Твайлайт с укором глянула на радужную пегаску.

— А тебе, Твайлайт, я бы советовала продолжить изучение магии дружбы, — произнесла Селестия, улыбнувшись.

— Но принцесса Селестия, а как же ваша сестра? А как же…

— Наши внутренние проблемы с сестрой снаружи никто не разрешит. Справиться с ними под силу только нам с Луной. А теперь, пони, я провожу вас до Понивилля. И ещё… просьба. Ни за что не возвращайтесь в этот замок.


Пещеру озарила вспышка света, и кобылка-аликорн безвольно повалилась на землю. В глубине, под каменным сводом стояло Древо Гармонии. Оно переливалось и мерцало, играя бликами по влажным камням. Так хрусталь, поймав лучик света, наполняет пространство радужным сиянием. Ни массы камня над древом, ни время не сломили его — все эти годы оно оставалось неизменным. Как и в тот день, когда Луна с сестрой обнаружили это чудо. Тогда его Элементы помогли победить Дискорда и вернуть мир в Эквестрию.
Луна перевернулась и с трудом села. Казалось странным, что сейчас элементы разрушали гармонию. Даже плод самого благого побуждения может стать грозным оружием в руках злодея. Но Луна не считала Селестию злодейкой. Напротив, сейчас, освободившись от Найтмер, принцесса понимала, что Элементы спасли и Эквестрию, и её саму. Придти во дворец и сдаться? Сказать, что хочет просить прощения? А есть ли ей прощение? А если Найтмер всё еще сидит. Скрывается где-то внутри Луны, затаилось, выжидая удобного момента вновь. Луна с некоторым страхом и недоверием повернула голову и покосилась на свой круп. Кьютимарка в виде полумесяца на безобразном черном, как шерсть Найтмер, пятне. Луна встала. Во дворец нельзя. К Селестии нельзя. Никто не должен знать о прошлом Луны. Надо уйти. Уйти в далеко, в забытую всеми деревушку и скрываться там, надеясь на благосклонность ее жителей. Одну такую деревню Луна помнила, но сохранилась ли она за тысячу лет? Скрываться… Сколько? Вечно юная кобылка не могла бы оставаться незамеченной, как минимум, являясь причиной зависти уже отцветших кобыл. Сколько лет есть в запасе? От силы пятьдесят, не больше.

И тут у Луны мелькнула мысль. Та самая мысль, которой стоит лишь появиться, пускает корни и расцветает в идею за считанные мгновения. То самое озарение, меняющее жизни. Луна встала перед Древом и склонила голову.

— Клянусь.

Слова Луны эхом пробежались по пещере, заставив принцессу вздрогнуть.

— Клянусь спокойством Эквестрии, Духами Элементов Гармонии и Лорен священной, беря их в свидетели, неотступно исполнять сию присягу в меру остатков моих сил и возможностей: до конца моих дней считать своё тело, душу и отведенное мне время принадлежащими всей Эквестрии и каждой нуждающейся в том пони в отдельности. Направлять свои помыслы и побуждения исключительно во их благо. Я никогда не откажу нуждающейся пони в посильной помощи.

Я не причиню никому вреда и не позволю никому вершить зло даже во имя правосудия. Я не обольщусь возможным признанием других пони и не стану святым идолом и божеством, не приму ни славы, ни власти и не признаю собственной святости.

Сей присягой я отказываюсь от корысти и приземленных желаний, от притязаний на данное мне могущество и власть Аликорна. И да будет мне до последнего моего вздоха радостию и единственной наградой счастье всех, нашедших приют в моем сердце.

Клянусь.

Луна отступила на шаг и подняла мордочку. Древо хранило молчание. Кончик рога Луны загорелся голубым сиянием, соткал эфирную звездную материю из магии и воздуха, скрывшую крылья Луны, и вспыхнул. Пещера снова погрузилась в тишину.


Жизнь в Мэйнхеттене текла своим чередом. По широким улицам и проспектам взад и вперед носились повозки, пони толпами спешили по тротуарам, из ларьков у обочин доносились ароматные запахи, а пестрые вывески приглашали гостей посетить ресторан за углом, чтобы отведать новые изысканные блюда. Весь город, с его центральными площадями и неказистыми подворотнями, с роскошными пафосными залами собраний и симпозиумов и маленькими душными офисами в гробницах из камня и стекла, с его рвущимися шпилями к небу высотками из зеркал и стали и ютящимися между ними двухэтажными кирпичными постройками встретил Луну во всем своем великолепии.

— Осторожней! — крикнул проскочивший мимо жеребец, запряженный в повозку, и Луна отскочила в сторону.

— Дорогу, дорогу! — донеслось сзади, заставив принцессу отбежать к тротуару, где казалось безопасней. Она огляделась. Где деревушка? Это и есть Мэйнхеттен? Давно ли пони научились возводить дома размером с горы? Почему сразу так много пони решили ютиться на этом маленьком клочке суши? Всё из камня, ни деревца, ни травинки… Луне стало не по себе.

Всё, что она когда-то знала, исчезло. Здесь раньше была деревня в двадцать-тридцать домиков, был прекрасный вид на залив, ферма, на которой каждую весну собирались все пони, чтобы дружно встретить ее приход общественными работами.

Здесь, на окраине деревни, в домике с садом, густо поросшим деревьями и кустарником, жила странная, но забавная и добродушная пони. Нередко, ещё будучи совсем юной кобылкой, Луна с утра до ночи играла в её дворе вместе с двумя другими жеребятами или Селестией. А иногда, как стемнеет, вся они оставались у нее. Кобылка допоздна рассказывала им чудные истории, они играли в настольные игры и даже сочиняли стишки. Перина у кобылки была мягкая, и на ней спалось гораздо приятней, чем у себя дома. А утром кобылка готовила им завтрак из оладьев или каши с клубникой, давала с собой пару яблок, и жеребята вновь неслись на улицу, где всё было наполнено искренней магией добра.

Однажды подружки привели Луну к клубничным грядкам на ферме, принадлежащей целой семье. Но троица была знакома только с главой семейства, и то весьма сомнительно и отдалённо. Им был некий пожилой жеребец, которого они втайне называли «СС» — Скупой Скряга, и это их очень забавляло. Он и впрямь выглядел как персонаж, сошедший со страниц карикатурного журнала, который ворчит без конца, и до посинения будет торговаться за каждый битс. И, видимо, отчасти в наказание, отчасти из ребяческого озорства, целью налета оказались именно его клубничные грядки. Жеребята попались сразу — хозяин вышел из сарая в самый неподходящий момент. Как ни странно, он не закричал, не засвистел, а лишь осуждающе покачал головой, и троица даже не решилась убежать. Луна помнила, как она с подружками подошла просить прощения, а тот лишь отшучивался, но в конце сдался и предложил помочь ему с уборкой урожая. А после полудня наградил их целой корзиной клубники, которую Луна едва могла удержать в зубах. С тех пор увидев хозяина фермы даже через улицу, вся троица звонко приветствовала его. Да и «СС» теперь сменилось на «ДД» — Добрый Дядюшка.

Но теперь давно уже не существовало ни деревни, ни подружек Луны, ни той чудной добродушной кобылки, ни Доброго Дядюшки. Вряд ли вообще о них кто-то помнил. И Луна поняла, что осталась совершенно одна. И только Селестия могла разделить с ней горечь одиночества и страх. Но Селестия сидела в Кантерлоте, готовая привести свой приговор, а её верная стража наверняка уже была на полпути во все концы Эквестрии. Вдруг жгучее желание сдаться овладело Луной. Она дернулась было скинуть свою накидку, скрывавшую крылья, но голос благоразумия заставил ее остановиться. Порыв был прерван клятвой.

— Мое тело, душа и отведенное мне время принадлежит отныне всей Эквестрии и каждой нуждающейся пони, — прошептала Луна, — я не имею права позволить себе так безответственно поступить.

И Луна оставила на месте уже было приподнятую накидку.

Город был слишком большой и пугающий. Луна никогда ранее не видела ничего подобного. Но переходить дорогу принцесса научилась довольно быстро — она пристроилась за забавно спорящими жеребятами, и миновала целых две оживленных проезжих части, оказавшись в другом районе. Здесь не было упирающихся в самое небо высотных зданий, и движение на дорогах было гораздо тише. Луна старалась идти, не привлекая внимания, спокойным прогулочным шагом, будто ежедневно видит эти улицы уже минимум десяток лет. Но каждое здание, каждая улочка вызывала в Луне неподдельный интерес, и принцесса совсем забыла о страхе и усталости. А еще эти странные столбы с белыми стеклянными шарами сверху — к чему они на каждой обочине стоят в ряд как гвардейцы? Даже детальное изучение этого на первый взгляд незамысловатого предмета ничуть не подсказало его назначения, а узнать у прохожих Луна так и не решилась.

Стараясь уйти подальше от шумных улиц и каменных громадин, принцесса набрела на парк. Большой парк с настоящей травой и аккуратными дорожками, окруженный стеной зданий. Внизу отлогого склона, ровно по центру парка вдоль протекала небольшая медленная речушка, заточённая между двумя каменными набережными. И здесь было как-то по-настоящему тихо и спокойно. Пони никуда не спешили. Они медленно шли по улочкам, сидели на скамейках, разговаривали и кормили птиц. В стоящих под раскидистыми кронами деревьев беседках группка жеребят устроила пикник, и запах еды тут же напомнил Луне о насущных проблемах. Неподалеку, на пересечении дорожек, стоял фонтан, и принцесса направилась к нему утолить жажду. Убедившись, что зрителей не так много, Луна поднесла мордочку под струю, и холодная вода фонтана струйкой потекла по шее принцессы, закапав с ее груди.

Прежде чем Луна напилась, под ней набежала порядочная лужица, и принцесса стыдливо удалилась в тень деревьев, озираясь по сторонам. Похоже, никто не придал значения странному поведению кобылки — и Луна про себя отметила первый существенный плюс больших городов — всем всё равно. В больших городах пони видят друг друга первый и последний раз. А даже если нет, то последующие встречи редко для кого будут не как первые. Здесь пони слишком много. У каждого за плечами своя история, своё счастье или горе, и за те мимолетные мгновения просто нельзя рассказать жизнь каждой встреченной пони. А таких — сотни и сотни, и невозможность сострадания каждой притупляет сострадание в принципе. Равнодушие, как инструмент, позволяющий не сойти с ума и не замечать чужих проблем, жестоко, но эффективно справлялось со своей задачей. И Луна вновь вспомнила ту маленькую деревушку из далекого детства. Тяжело вздохнув, кобылка легла на траву и тихо заплакала — всё равно никому не будет дела.

Все прошлое осталось далеко позади, настолько, что единственной связью остались лишь воспоминания Луны. А на горизонте неподъемным грузом маячил тяжелый, кропотливый труд — выстраивать все с самого начала. Подходить, знакомиться с пони, о чем-то с ней говорить. Сложно и страшно говорить с пони, сострадая ей внешне только лишь для того, чтобы облегчить ее печаль. Страшно выдавать ожидаемые собеседником эмоции только ради его счастья и осознавать это. Это проклятье может преследовать либо дряхлых стариков, либо Аликорнов — едва ли кто из обычных пони с их небольшим клочком времени в этом мире решился бы на подобное. Пони заняты, они боятся не успеть. Не успеть что-то сделать и что-то попробовать. Не успеть сказать, насладиться своим мгновением. Жизнь для других и альтруизм в самом чистом его проявлении, возведенный в смысл жизни, измерение ценности собственной, счастьем всех тех, чьи жизни засияли ярче благодаря тебе — удел Аликорна. Луна приподнялась с травы и осмотрелась.

Затуманенный взор, от слез словно в волшебном сне полный сияния и бликов, побежал по траве, мелькнул в брызгах фонтана и скользнул по дорожке парка. И вдруг взгляд принцессы остановился на пони. Она была в годах. Пони сидела на скамейке и пристально смотрела на Луну, и, скорее всего, уже очень давно. До тех пор, пока их взгляды не пересеклись. После она опустила глаза в потрепанную газету, делая вид, что совсем не интересуется синей кобылкой. Сама она была приятной наружности, и Луна решила, что с ней будет познакомиться гораздо проще, чем с напыщенным господином скамейкой дальше или этими вечно куда-то спешащими в городской суете пони.

Склонив голову на бок, Луна продолжала наблюдать. За это время пони на скамейке дважды поднимала глаза, и дважды поспешно опускала взор обратно в газету. После необычного равнодушия Мэйнхеттена Луне показался такой интерес к себе весьма любопытным и непременно требующим выяснения делом. Попытавшись сделать как можно более приветливую мордочку, принцесса подошла прямиком к кобылке и села на ту же скамейку, но чуть в отдалении. Как завоевать симпатию собеседника? Забыть о себе и интересоваться только им, ведь редко когда диалог — это не ожидание окончания речи собеседника взамен на возможность высказаться. И начать разговор следовало с чего-то близкого кобылке.

— А вы ходили на «Лошадок с холмов»? — спросила Луна, подглядев на обороте газеты статью под первым заголовком, потому что обсуждать пропавший с луны силуэт ей не хотелось.

— Конечно, — неожиданно живо отозвалась пони, — это один из моих самых любимых мюзиклов. А что вам нравится?

Луна поняла, что напрасно не прочла новостной сводки на билборде одного из высотных зданий. Совсем напрасно. Но требовалось срочно выдумать что-то хотя бы приемлемое для слуха.

— Мне нравятся труды Старсвирла Бородатого, — нашлась Луна, вздохнув с облегчением.

— Надо же! — воскликнула пони, — не думала, что в наши дни кому-то нравятся нечто подобное. Вы наверняка работаете в Академии магии?

— Ну… — протянула Луна, прикидывая, от какого ответа будет меньше последствий, — да. Я преподаю историю древней магии.

— Надо же! Я сразу заметила вашу занятную манеру речи. И что вы очень умная и образованная пони. Сегодня жарко… — добавила кобылка, обмахиваясь газеткой.

— Верно, — подтвердила Луна, прежде чем поняла, что попалась — черная накидка явно не самый лучший предмет гардероба в знойный летний день. Да и день уже подходил к концу — на лужайку легли длинные тени высотных зданий, располосовав огромный парк на множество участков в тени и на солнце. Но пони, похоже, не придала этому значения, и принцесса поспешила перенять инициативу. Было совсем неожиданно, что сторонней пони так интересна личность Луны.

— Какая у вас интересная кьютимарка, — обратила внимание Луна. — Что она означает?

— Ах, эта… Знаете, порой бывает проще понять других, чем себя. Даже в самых запутанных проблемах свежий взгляд снаружи видит очевидные пути решения, когда взгляду изнутри казалось, что решения нет. Эта моя кьютимарка — лабиринт в форме сердца, уже как только не трактовалась. Мне же кажется, что моё призвание — подсказывать заплутавшим пони правильный путь. Чем, собственно, я и занимаюсь, — вдруг рассмеялась кобылка, — за этот день с десяток пони бродили по парку в поисках… — кобылка прервалась, но своей задорности не утратила. — А что означает ваша кьютимарка, если, конечно, не секрет?

— Нет-нет, — закачала головой Луна, чуть приподняв материю, — белый полумесяц на черном фоне… Древний символ, означающий успех в изучении тайн забытой магии. Я его получила, когда втайне от родителей читала ночами при луне летописи Старой Эквестрии, — добавила Луна, подмигнув, и обе сдержанно засмеялись.

— Вы не торопитесь? — спросила принцесса, — вдруг я задерживаю вас…

— Задерживаете? — спросила кобылка, словно впервые слышала это замысловатое слово, — вряд ли. Мне торопиться некуда. Теперь я провожу в парке всё свое время, помогаю заблудившимся приезжим пони, присматриваю издали за жеребятками… Здесь очень нехорошие перила моста через речку, а эти непоседы так и норовят перегнуться через них, стоит их родителям лишь на секунду отвлечься…

Внезапно пони замолчала и поглядела на Луну, одетую в черную накидку, почти в упор.

— Скажите, знаете ли вы, каково это, потерять близкого?

— Знаю, — ответила принцесса, и слезы проступили, мгновенно скопившись тяжелыми каплями против воли той, — я знаю, что такое потерять всё. Раньше у меня были друзья и знакомые, я была окружена теми радостями, обыденными радостями, которые мы привыкли не замечать, пока они есть. Но стоит им только исчезнуть…

Первая крупная слеза скатилась по мордочке Луны и упала на скамейку.

— Простите, я не хотела… — засуетилась новая знакомая, заерзав на месте.

— Это вы меня простите…- пробормотала принцесса, но увидев сочувственную улыбку кобылки, всхлипнула, и продолжила, — я потеряла сестру. Единственная, кто оставалась у меня на всём свете… Совсем един…

Голос Луны предательски дрогнул, показав, что та готова вот-вот разрыдаться, и ей пришлось замолчать на полуслове. Инициативу тут же перехватила кобылка, стараясь не допустить, чтобы остальной монолог единорожки состоял из постоянных рыданий и бессвязных сгустков слов и эмоций.

— Я плохо знаю, что говорят в таких случаях, — вздохнула кобылка, — мои соболезнования…

Луна замерла и перестала плакать. Замерла и кобылка. Их взгляды встретились и принцесса, глуповато улыбнувшись, опустила глаза, протерла слезы с мордочки и потыкала копытом в скамейку.

— Нет, она… жива.

— Господи, вы были в черном плаще, я подумала, что… — кобылка замахала передними копытами, словно отгоняя кого-то. — А сестра… скажите, вы наверняка хорошо ладили в детстве?

— Да, у нас было прекрасное детство…- Луна призадумалась. Когда-то тысячу лет назад, может, даже на этом самом месте они беззаботно проводили время. Просторный сад в тени яблонь был маленьким замкнутым мирком, запросто становившимся и непроходимыми, полными опасных хищников джунглями, и затопленным пиратским кораблем с полными сундуками награбленного золота и украшений из жемчуга и изумрудов, и торговой лавкой местного ремесленника, продававшего высушенные на летнем солнце горшки из земли, раздобытой прямо с грядок перед домом.

Там на грядках росли морковь, капуста и картофель, но глаз они не радовали, в отличие от росших на заднем плане кустов малины и смородины, которую разрешалось есть без предварительной обработки. Смородина черная, белая, красная… Она съедалась Селестией и Луной наполовину еще до того, как становилось возможным различить её сорта по цвету ягод.

А ещё под крышей дома стояла большая бочка с дождевой водой, и не смотря на запрет, они с Селестией таскали оттуда воду, как раз чтобы размачивать землю для гончарного ремесла. А после возвращались домой по самые ушки грязные, но неописуемо счастливые.

Две сестры были как нитка с иголкой. Куда Селестия, туда и Луна. На правах старшей, именно Селестия выдумывала все новые и новые игры, в которых создавались целые миры с их невероятными законами мироздания и своим ходом времени. И сёстры день за днем исследовали их от рассвета и до самого заката, проводя время вместе. Их дружба была крепкой, ровно и как их мимолетные обиды и драки, всегда оканчивавшиеся внезапным примирением. Как было легко в детстве… просто набрался смелости, подошел и сказал: «Прости, это я съела твой кусок торта». А для закрепления результата можно было еще от щедрот добавить: «Если хочешь, в следующий раз можешь съесть мою порцию».

— А что же сейчас? — спросила кобылка, — неужели, нельзя подойти и сказать все то же самое?

— Нельзя… Сестра меня не любит, и скорее… скорее сошлет меня подальше как Селестия Луну, будь у неё такая возможность, чем примет меня.

— Я видела много поломанных судеб. И в корне не лежала неразрешимая обида. Обида являлась лишь причиной ссор, но она не была способна подпитывать неприязнь вечно. Гордыня или страх не позволяли пони сойтись. Моё призвание — дать совет тем, кто ищет выход из этого лабиринта, но не более. Не в моих силах вывести того, кто решил в нем заплутать. Я искренне ликую, когда слышу весточку о примирившихся пони и тяжело переживаю, узнавая, что мои усилия оказались тщетными. Я много раз видела, как близкие души разбегались и угасали в одиночестве только потому что не решались попросить прощения первыми.

— А если я попрошу прощения, попрошу искренне, но получу отказ?

— Гораздо чаще пони так и не решались попросить прощения, чем получали отказ. Я знала одну прекрасную супружескую пару. Почти сорок лет они прожили вместе, и если так радоваться совместной жизни умела бы каждая пара, вы не представляете, насколько бы стал прекрасней наш мир. Обоюдное счастье — награда за кропотливый труд отношений, а ссоры — лишь усвоение нового урока. Я не верю, что даже элементарным вещам можно научиться, не совершая ошибок, а потому ни разу не поссорившиеся пони попросту безразличны друг другу. Они как призраки, не способные ничем друг за друга зацепиться.

И вот… та самая пара. Они поссорились за ужином. Я долго пыталась выяснить, по какой причине, но так ничего и не вышло. Это было лишь очередное усвоение урока, но в тот день её супруг устал и лег спать сразу после ужина. Они даже не простились перед сном. А на утро его не стало…

Внезапно кобылка разрыдалась, что испугавшейся от неожиданности Луне ничего не оставалось, как в растерянности положить копыто на плечо кобылке, чуть приобняв её. От слез кобылки пышная шерстка на грудке Луны намокла, а та всё всхлипывала, бормотала извинения и говорила что-то невнятное. Мимо проходили пони. Полноценные счастливые семьи, супружеские пары, но они даже не обращали внимания на плачущую пони. И только иногда пробегавшие мимо жеребята останавливались, чтобы обернуться. Но уже через секунду припускали дальше по дорожке парка, чтобы догнать своих родителей. Вечерело. Первые отголоски ночной прохлады коснулись горячего асфальта и бетона, обещая к сумеркам выпасть крупной росой на лугах парка. За высотными зданиями не было видно заходящего солнца, но его красное пламя ярким ореолом окутало их силуэты. Эх, Селестия-Селестия… Если бы ты только могла меня увидеть, если бы ты только слышала наш разговор… Ты бы меня простила. Ты бы просто не смогла поступить иначе.

Неожиданно плеча Луны коснулось копыто кобылки, и Луна оказалась в её объятиях.

— Спасибо… — произнесла кобылка, внезапно замявшись, — я не знаю вашего имени…

— Луна… — ответила принцесса, даже не пожелав ничего выдумывать.

— Спасибо, Луна. Меня Энкшес Харт. Можете просто Харт…

— Тревожное сердце…- повторила Луна и вновь замолчала.

— С вами было хорошо… — заметила Харт, — настолько хорошо, насколько может быть у товарищей по несчастью. Но прошу вас, не совершите моей ошибки, — пони прервалась и посмотрела на сияние за темнеющим силуэтом города, — солнце еще не зашло. Только дайте мне знать, что вы вновь счастливы, и тогда вы сделаете чуть счастливей и меня…

Пони встала со скамейки.

— Простите, мне пора…

— Жаль…- упавшим голосом произнесла Луна, явно погрустнев.

— Меня ждут те, кто больше всего нуждается в заботе и любви. До ночи еще далеко, можно успеть что-то очень важное.

— Удачи вам, Харт… Вы вернули мне надежду…

— И вам, Луна. — Кобылка вновь глянула на зарево в небе. — Не ложитесь спать, не простившись.


Похоже, сегодня Кантерлот не собирался спать. Слухи о появлении Найтмер Мун расползались во все стороны от Понивилля как тараканы ещё скорее, чем пегасы-гонцы успевали донести в города официальную позицию Кантерлота. Селестия понимала, что скрывать исчезновение Найтмер нельзя хотя бы только потому, что луна видна из всех концов Эквестрии одинаково хорошо. Едва ли кто в эту ночь не обратил внимания на пропавший с луны силуэт Найтмер, и едва ли кто не заметил серьезно запоздавший рассвет, случившийся только ближе к полудню.

Подключить фабрику Клаудсдейла, чтобы скрыть луну, как советовали Селестии ее приближенные, она отказалась. Не было смысла затягивать облаками всю Эквестрию, когда только сегодня утром каждый второй житель воочию наблюдал, как растаял силуэт Найтмер. К тому же подобный ход пустил бы новую волну слухов, которые за неимением официальной позиции Селестии, пони с радостью бы наполнили собственными выдумками об ужасах Ночной Кобылицы.

Ещё с детства Селестия поняла: если нельзя ни скрыть, ни соврать без риска попасться, надо сознаться. Сознаваться надо и в мелких проказах даже в ущерб себе. Чтобы однажды в критический момент воспользоваться накопленным доверием и выйти сухой из воды там, где попадется даже самый искусный плут. Сейчас ситуация была «ни скрыть, ни соврать». И по коридору, ведущему в главный зал, то и дело сновали придворные, явно встревоженные бездействием Селестии. Одно единственное обращение к народу Эквестрии с призывами найти несчастную напуганную сестру, и ни строчки об опасности встречи с ней. Ни строчки об её появлении в Понивилле, об исчезновении самой Селестии, позднем восходе Солнца, об её желании свергнуть сестру и погрузить Эквестрию в вечную ночь.

— Я не понимаю, — мерила шагами коридор Твайлайт, проходя мимо своих подруг и брата, — я не понимаю, почему Селестия до сих пор не вызвала носителей Элеменетов Гармонии, почему до сих пор стража не получила ни одного распоряжения…

— Знаешь, — толкнул ее в бок Шайнинг Армор, — хоть я и знаю, тебя это не успокоит, но я уверен — принцесса Селестия наверняка знает свою сестру лучше…

— Нет, Шайнинг! — с паникой в голосе перебила ее Твайлайт, — Луна, может, и её сестра, но я сама видела, как это были две разные пони до применения Элементов Гармонии и после. А что, если она нас провела? Что, если, — продолжала искриться Твайлайт, — если она сейчас разгуливает на свободе или ещё хуже ищет себе приспешников!

— Эта Луна не выглядела опасной! — попыталась её уверить Дэши.

— Скорее, она стала очень и очень несчастной…- добавила Флаттершай, поводив копытцем по ковру.

— В том-то и дело! Из этого следует, что если тот, кого мы победили, может превращаться в Луну, то и Луна может запросто перевоплощаться в Найтмер!

«Найтмер» гулко прокатилось в дворцовых коридорах благодаря их великолепной акустике, и пони внезапно замерли. Твайлайт поняла, что все взгляды устремились на неё, и смущенно поглядела по сторонам.

— Я хочу видеть Спитфайр. — Объявила появившаяся в дверях принцесса. Она с высоты своего роста оглядела пеструю топу придворных, задержалась взглядом на шестерке, явно помрачнев, и расправила крылья, как то подобает Аликорну в присутствии подданных.

— Я здесь, ваше Высочество! — отозвалась кобылка, и приблизившись к Селестии, поклонилась.

Селестия крылом чуть приоткрыла дверь зала, пропустив капитана Вандерболтов, а после слегка толкнув дверь задним копытом, закрыла её. Чуть склонив голову на бок, она еще раз оглядела пони. Пони молчали словно пытались понять, зачем их сюда привели, и трудно было сказать, раздражает ли Селестию такая ситуация или же напротив, забавляет.

— Ясно… — вздохнула принцесса, уловив, что из пришедших за ответами пони, вопросы придётся вытаскивать, — что вы хотите от меня услышать? Луна — моя сестра, в которую вселился злой дух Найтмер Мун. Дух был уничтожен Элементами Гармонии. Сейчас Луна напугана и по какой-то причине сбежала от меня. Уверена, это лишь недоразумение. Она не вынашивает планов отомстить мне или моим подданным, собрать вокруг себя секту бэтпони или любым иным способом нарушить гармонию Эквестрии. Единственное, чего я бы очень от вас хотела в данный момент — чтобы сейчас все пони перестали беспокоиться по поводу исчезновения силуэта моей сестры с луны и разошлись. Почти полночь, — добавила Селестия, — и в Кантерлоте только начинается ночная жизнь. И если бы Луна знала, что эту прекрасную ночь она отняла у каждого из вас, она бы очень огорчилась. Не огорчайте Луну.

Коридор стал медленно пустеть — возразить принцессе никто не решился. Почти никто. Остался лишь Шайнинг на правах начальника охраны и Твайлайт с ее подругами. Она знала, что Селестия не могла не заметить шестерку. Но зачем ей командир Вандерболтов? Значит, всё не так безоблачно, как уверяет принцесса. Кантерлот готовится к бою? Или у неё другие поручения? А если они секретны, и Шайнинг получил их тоже? И сейчас, негодяй, молчит и даже не подмигнет своей сестре!

— Мы ведь не расходимся, верно? — решила уточнить Рарити, заметив некоторое замешательство своих подруг.

— Селестия сказала, что нам лучше заняться другими делами, чтобы не огорчать Найтмер… то есть Луну, — поправилась Флаттершай.

— У нас не может быть других дел. Мы начали разбираться с Найтмер, мы и окончим, — решительно произнесла Твайлайт, топнула копытом и направилась к дверям зала.

— Но-но, сахарок, притормози, — остановила ее Эпплджек, наступив на хвостик Твайлайт, — не лучше ли дождаться, пока принцесса освободится?

На пороге появилась Спитфайр. Что на уме у этой пони, никогда не поймешь. Она прошла молча, и даже взглядом не удосужила шестерку. Затем в дверях вновь появилась Селестия. Все замерли, ожидая, что будет. Принцесса тяжело вздохнула и подошла к Твайлайт.

— Я догадываюсь, благодаря кому вы все тут собрались, — уставшим голосом произнесла Селестия, обведя взглядом шестерку, но даже не посмотрев на Шайнинг Армора, стоящего чуть в стороне.

— Да, мы здесь благодаря Найтмер Мун…- начала было Твайлайт, но принцесса её перебила.

— Вы здесь благодаря тебе. Твайлайт, моя верная ученица, — продолжила Селестия, смягчившись, — я всегда ценила твою любознательность, и понимаю, что отправить вас по домам не только не вежливо, но и бессмысленно. Завтра, минуя охрану благодаря кое-кому, — принцесса кивнула в сторону Шайнинг Армора, и тот улыбнулся Искорке, — вы будете с самого утра стеречь меня у двери, поэтому, думаю, у меня не остается выбора, как ответить на все ваши вопросы. Но только сперва проследуйте за мной…

— У меня предчувствие, у меня хорошее Пинки-Пай-Предчувствие! Нас ждет сюрприз. И не просто сюрприз…

— Угомонись, Пинки, — шикнула на неё Эпплджек, — все мы знаем, что сейчас по сюрпризу достанется каждому.

— Особенно Твайлайт! — пробубнив под нос, вставила свои пять битсов Дэш.

— Это, это… Будет не просто сюрприз, а, может, кексы с изюмом, или заварные… или даже целый торт! Я еще не знаю, что я хочу, но заранее два. А ты что будешь? Нет, я серьезно! Эпплджек! Почему ты молчишь? Ах, мы играем в «угадай предмет»? Дай угадаю, он большой? И сладкий и вкусный? Я знаю, я знаю, это торт, это определенно торт! Торт-торт-торт? Нет? Тогда, он зеленый и квадратный? Может, похож на селёдку и свистит? Вот так…

— Да-да, это торт! — не выдержала Эпплджек.

В помещении царил приятный полумрак. За столиками, сервированными не хуже столов во дворце Селестии, сидели пони. На столах, покрытых белыми скатертями до пола, стояли подсвечники с длинными тонкими свечами, которые периодически заменяла на новые суетливая пони-единорожка в белом передничке и кьютимаркой в виде сверкающего кристалла. Она же разносила заказы и обслуживала немногочисленных гостей.

— Доброй ночи, Кристи, — поприветствовала её Селестия почти шепотом, чтобы не спугнуть сонную и умиротворяющую атмосферу ресторана, — нам, пожалуйста, как обычно. Семь раз.

— Одно мгновение, принцесса! — отозвалась та, умчавшись на кухню.

Селестия провела всю шестерку за дальний столик в углу. Благодаря почти отсутствовавшему внутри свету, из панорамного окна ресторана, одной его частью зависшей над самой пропастью, открывался потрясающий вид: где-то вдали виднелся Понивилль, горящий прямоугольными огоньками маленьких уютных домиков. Вниз по крутому склону не было видно совершенно ничего, кроме, может, водопада. Он ловил в своем измятом зеркале огни Кантерлота, исчезая в полной темноте. На горизонте черным силуэтом стоял Вечнодикий лес, разграничивая землю и небо, черное ночное, но ещё сохранявшее чуть правей, на западе, последние блики зашедшего солнца.

— О, святая Селестия! — восхитилась Рарити, трогая копытом занавеску, — на такую большую занавеску настоящий кашемир! Ни одна другая ткань не может выглядеть так элегантно и быть такой нежной, легкой и одновременно уютно теплой! — продолжала восторгаться та, прижимая занавеску к своей щечке.

— Я рада, мои маленькие пони, что нашла место, которое вам понравилось, — улыбнулась Селестия, — я и сама сюда прихожу, правда, королевские обязанности не позволяют здесь появляться слишком часто. Разве что после действительно тяжелого дня.

Кристи принесла поднос с чайником и семью кусочками торта.

— Не знаю ни одной пони, которой не нравился бы медовый, — пояснила свой выбор Селестия, — Луна так его обожала, что мне приходилось прятать свою порцию повыше на полку, а она ещё не владевшая телекинезом, не могла его достать… Луна-Луна, я всегда поступала с ней с позиции старшей. Я пользовалась всеми доступными мне преимуществами и даже не задумывалась, каково приходится моей сестре.

— Значит, дух Найтмер выбрал обиженную, но в то же время могущественную пони, превратив её обиды в гнев? — Спросила Твайлайт, решившая сразу, без лишних преамбул, перейти к делу.

Рог принцессы слабо засветился. Незримый купол из магии обернул сидящую шестерку и Селестию, создав звуконепроницаемую преграду.

— Злой дух Найтмер Мун… сказки для жеребят, в которые верят взрослые, обесценившие эмоции. Обиды в детстве и постоянное пребывание в тени своей сестры после… А от меня тень очень большая, — слабо усмехнулась принцесса, — не могли пройти бесследно для ранимой Луны. Любая травма дает о себе знать. И когда одна часть её личности оставалась той Луной, которую я всегда знала, другая хотела отмщения. Хотела вознестись надо мной и отыграться за все обиды, свергнув меня. Вопреки убеждениям, Найтмер Мун не так жаждет власти, как все привыкли считать. Что делать с престолом она представляет слабо. Она просто хочет быть как ее сестра.

Когда-то в детстве я — придумывала игры, я — являлась автором всех придуманных нами историй и главной зачинщицей мелких проказ, как ни странно, тоже. Я даже до некоторого времени была первой, — Селестия опасливо обернулась, и даже вспомнив про защитный купол, все равно понизила голос почти до шепота, — в поедании яблок… И Луне казалось несправедливым, что первенство всегда достается мне только лишь потому, что я случайно оказалась старше.

Обладая тонкой душевной настройкой и обидчивым нравом, Луна, тем не менее, никогда не высказывала свои обиды лишь вскользь, намеком, ожидая, когда её намеки будут поняты. Ещё жеребенком, едва усвоив значение слова «завидно» почти одновременно со словами «честность», «независимость» и «диагональ», чуть заметив несправедливость в отношении себя, Луна начинала бегать по дому, с возгласам «а мне-то завидно будет!». И призывала тем самым устранить несправедливость. Когда же через несколько лет словарный запас Луны пополнился отдалёнными образами слов «презумпция» и «авторитет», обиды оставались всё те же. И как и три года назад обиженный жеребенок топал по дому, привлекая внимания к проблеме призывами обратиться «в прокуратуру».

Шло время, взрослела я, взрослела и Луна, теряя детскую открытость. Она больше не призывала к справедливости. Начинавшийся и оканчивавшийся на старшей сестре мир вдруг оказался гораздо шире, красочней и многогранней, чем принято было считать в детстве. Одна Луна хотела жить как прежде, вечно пребывая в своем искреннем и непорочном желании быть похожим на свою сестру, другая считала, что сократить разрыв можно только забрав у сестры то, что уводило нас всё дальше и дальше друг от друга. Стало больше маленьких личных секретов. Горечь несправедливости отдаляла нас, делая всё более очевидным разрыв между той, которой повезло родиться первой, и той, что была рождена после…

Когда же Луна достигла расцвета, могущественная магия Аликорна была сопоставима с магией нескольких десятков пони, и неудивительно, что пустившая некогда корни новая личность — Найтмер, личность, взращенная многолетней обидой, вскормленная моим равнодушием и безответственностью, смогла не только сосуществовать с Луной внутри неё, а обрести собственное тело, волю и разум.

— Это похоже на диссоциативное расстройство идентичности или иначе раздвоение личности, — заметила Твайлайт, довольная, что не только уловила суть, но и нашла в чертогах своего разума еще и немного справочной информации по теме. А после спохватившись, уже с грустью добавила, — к сожалению.

— Верно. Имея избыток магии, достаточный, чтобы полноценно взрастить независимую личность, Аликорны более любых других склонны производить на свет свои темные стороны, — подтвердила Селестия. — Но я верю, что сейчас… Луна не такая.

— Я тоже надеюсь, что Элементы Гармонии избавили Луну от Найтмер…- добавила Флаттершай, — я видела, та пони была совсем не похожа на темную личность принцессы.

— Ни одна самая мощная магия не способна произвести чудо, избавив от личности. Отныне Найтмер навсегда останется с Луной. Будет сопровождать её в мыслях и делах, питаться её обидами и склонять поддаться соблазну. Сдерживать Найтмер была способна только магия Любви и магия Дружбы. Жаль, что в те времена я не понимала этого.

Много бессонных ночей я выходила на балкон моей спальни, смотрела на сияющую в небе луну, и не могла простить себе своего равнодушия и невнимательности к сестре. Я была слишком занята Эквестрией и своим статусом принцессы, чтобы подмечать изменения в её поведении, от обид и капризов которой я очень устала. Никто, ни она, ни я не догадывались, чем это может грозить. Если бы я только отвлеклась. Отвлеклась на мгновение, если бы я дала ей то, в чем она больше всего нуждалась… Но мое бездействие стоило слишком дорого нам обеим. Дальше вы всё знаете сами…

— Но, раз Найтмер теперь навсегда останется с Луной, — возразила Рарити, — не значит ли это, что теперь Луна представляет опасность?

— Это…- Селестия явно замялась, — это значит, что любая серьезная обида Луны может снова расправить крылья Найтмер. Любовь и Дружба — это всё то, что я поклялась дать моей сестре с избытком, чтобы оставить этот кошмар в прошлом. Но Луна исчезла… Она исчезла, и я теряюсь в догадках… Я знаю, она не желает мне зла и не жаждет мести, не строит козней и не готовит вероломного удара в спину. Вероятно, отныне вечная обида разлучила нас с ней навсегда. Если бы я только могла упасть ей в ноги и вымаливать прощение… Но простит ли она меня? Будет ли мне прощение за всё то, что я сделала и не сделала?

Селестия посмотрела на кусочек своего торта, к которому так и не прикоснулась. Недолго думая, она обменялась тарелками с Пинки и продолжила.

— И чем дольше она находится в скитаниях, тем сильнее её обида на меня, и тем сильнее становится Найтмер. Поэтому сейчас моей главной целью будет именно поиск сестры. Я попытаюсь вернуть утерянное доверие, как бы дорого мне это ни стоило.

— Мы всегда с вами, принцесса! — воскликнула Дэши с вызовом, взлетев. Но твердый свод невидимого купола оказался прочнее, и голубенькая пегаска, усмирив пыл, приземлилась на место.

— Я ценю вашу помощь, но только я способна вернуть утерянное доверие. И никакой магией этого не добиться.

— Принцесса, — уперлась Твайлайт, — вы вызвали нас, чтобы мы победили Найтмер Мун с помощью Магии Дружбы, но Найтмер Мун до сих пор представляет опасность не только вашей сестре, но и всей Эквестрии. Значит, наша миссия ещё не окончена. Позвольте же нам решить эту проблему до конца.

Селестия замерла. Было видно, что она обдумывает способы, как отказать таким образом, чтобы не обидеть никого из шестерки и в то же время не позволить им охотиться за Луной. Её нежелание не было продиктовано ни упрямством, ни опасениями, что ее маленькие пони не справятся… Была другая причина, по которой Селестия ни за что на свете не доверила бы шестёрке это задание.

— А ваш торт гораздо вкусней! Он похож на тот, что я ела позавчера во сне между вторым и четвертым! — сообщила Пинки, выдернув Селестию из состояния задумчивости.

— Спасибо… — улыбнулась принцесса, и внезапно придумала одну интересную идею, понравившуюся даже ей самой, и, вероятно, являвшейся самой правильной сейчас.

Селестия пробежалась взглядом по тарелкам. Убедившись, что все пони уже доели положенную им порцию, она встала из-за стола.

— С сегодняшнего дня я бы хотела, чтобы каждая из вас продолжала заниматься привычными для вас делами в Понивилле. Но в ближайшее время я поручу каждой пони по одному важному заданию. От них будет зависеть судьба Луны. Все письма я буду посылать Твайлайт за день до события. Я очень вам благодарна, мои маленькие пони, что вы со мной даже в такое нелёгкое для всех нас время. А теперь, думаю, всем нам пора по кроваткам. Сладких снов!

— И вам принцесса Селестия! — заголосили пони наперебой.

Купол растворился, и Селестия неспешно вышла из ресторана.


Ещё недавно Мэйнхеттен темнел на фоне красного пламенного заката, выжегшего город до черноты. Чернота разливалась по узким переулкам и подворотням, поднималась с самого низу, выходила из убежищ тесных, зажатых зданиями улочек и карабкалась вверх по стенам, и только парк, словно являясь островком спасения, еще сохранял частички угасающего дня. Но постапокалиптическая картина в считанные минуты превратилась в сцену противостояния городской иллюминации и ночи. Сказочное сияние вывесок и экранов, устремлённые кверху лучи прожекторов, освещение, вырисовавшее на темнеющем небе силуэты высоток. Ночью город становился ещё прекрасней, и Луна сидела на скамейке парка, поражаясь тому, как преобразился мир.

Она соскочила со скамейки и побрела вдоль дорожек парка. Фонтан весело звенел и переливался огнями. Луна миновала аллею. Так вот зачем нужны эти странные столбы! Принцесса остановилась и стала в упор разглядывать белый идеально круглый шар. Осторожно его лизнув, она сделала вывод, что он чем-то похож на луну — такой же тусклый, едва ли способный осветить пространство далее чем на пять шагов, и едва-едва теплый. Дальнейшее знакомство с фонарём могло бы быть уж слишком привлекающим внимание, и Луна решила пойти дальше, по направлению к городу.

Луна вышла из парка, представляя увидеть пустые улицы, по проезжей части которых можно бежать галопом… Но город, казалось, даже и не думал спать. Пони снова, и, похоже, даже ещё оживленней, чем днём, неслись по своим делам. Иные медленно прогуливались, смеялись и о чем-то разговаривали. Не особо приметные с утра ресторанчики теперь пестрели огнями и иллюминацией, становясь центром притяжения горожан. Миновав несколько кварталов, Луна свернула за угол, туда, где играла музыка, и перед ней открылась широкая площадь между домами, заполненная праздно прогуливающимися пони. Здесь не было ни одной повозки. Только фонари, скамейки, широкая мощенная камнем дорога. И пони. Много пони.

Луна медленно шагала по широкой улице, слившись с остальными. Слева какой-то нарядный жеребец в черном фраке с белой манишкой играл на изогнутой трубе со множеством прилегающих к ней трубочек потоньше. Его замысловатая мелодия словно пыталась перещеголять своей витиеватостью волшебство сегодняшней ночи. Мелодия то взмывала ввысь, то покорно ложилась у самых копыт, она, словно галантный джентльпони, приглашала за собой и туманила мысли богатством красок и оттенков, смешавшихся в один единый неразделимый поток ощущений. Смелыми пассажами, вплетающимися один в другой, она дополняла пространство ночи морем ранее не замеченных ощущений, звуков и запахов. Ночь пахла мокрым асфальтом под копытами, зависшей над городом седой луной и дорогим парфюмом. Она манила и звала, чтобы ослепить огнями большого города и окунуть в неизведанную бездну забытья длинною в ночь. Жизнь продолжалась.

И словно поддавшись искушению ненадолго забыться этим сказочным сном, медленно шагая по мощёной дороге, Луна разглядывала большие витрины дорогих магазинов, слушала разговоры и смех, наблюдала, как уличные художники грубыми уверенными мазками в считанные минуты строят ночные города на своих мольбертах. Художники обожали луну. Она была большая, больше нескольких солнц. Она нависала над городом, выше устремлённых к ней шпилей, выше прожекторов города, а то и вовсе становилась фоном для смоляно-черных силуэтов города.

Звонкий зазывающий голосок ещё молодой кобылки доносился слева. Она стояла у небольшого фургона в окружении немногочисленных любопытных зевак, и играла на публику голосом и жестами. Она вскакивала на дыбы и махала передними копытами, заставляя развеваться её фиолетовый плащ. На столике рядом с ней со свисающей до самой земли материей, стояла шляпа. Черная шляпа, какие на значимые мероприятия положено носить уважающим себя жеребцам. Рядом лежала бумажный тубус, разноцветные платочки, три полированных шара и коробочка, судя по тому, что пустая — для пожертвований. Кобылка, будучи единорогом, вопреки здравому смыслу, пыталась забавлять окружающих незамысловатой магией весьма посредственных фокусов.

На площади виртуозных музыкантов, опытных художников и профессиональных циркачей, выполнявших головокружительные трюки, эта странная кобылка смотрелась подобно ребёнку, заблудившемуся на вокзале. Будто не желая признавать собственное поражение она всё еще скакала вокруг столика, то о чем-то заговаривая со зрителями, среди которых были как жеребята, так и взрослые пони, то взмахивала передним копытом, словно призывая магию и пытаясь поразить ей невозмутимую и зачерствевшую фантазию жителя большого города. Несмотря на кажущуюся очевидность провала, в этой голубенькой кобылке всё ещё теплилась какая-то неиссякаемая магия оптимизма. И Луна решила подойти поближе.

— Леди и джентльпони! — продолжала играть на публику единорожка, — наслаждайтесь представлением Великой и Могущественной Трикси!

Великая и могущественная подошла к столику и взяла шляпу.

— Убедитесь, что она совершенно пуста! — оповестила Трикси немногочисленных зевак, опрокинув ее дном к зрителям. — А теперь…!

«А теперь она достанет живых голубей, — подумала Луна, — или милого пушистого кролика!»

Но никакого кролика из шляпы не появилось. Появилась небольшая палочка, которую сейчас голубенькая единорожка демонстрировала присутствующим пони так, словно они прожили всю свою жизнь, зная о магии лишь по наслышке. Увидев, что взрослая публика явно недовольна, Трикси решила не подавать виду, и продолжала представление. Взмахнув палочкой, она безо всякой магической ауры превратила ту в небольшой букет, ожидая оваций.

— Вы не восхищены волшебством Великой и Могущественной? — рассердилась та. — Тогда сейчас узрите то, что повергнет вас благоговейный трепет перед Великой и…

Один единорог ушел, видимо, не выдержав трепета.

— Ну и ладно, — фыркнула та, искоса глянув на удаляющуюся фигуру, — больно было надо. Кто хочет выйти на сцену в качестве добровольца? Обещаю, самая талантливая единорожка Эквестрии позаботится о вашей безопасности в этом сложном и опасном номере! Ну же, кто?

Жеребята тут же поплотней прижались к своим родителям. Им вряд ли Трикси казалась уж очень страшной, скорее, весьма забавной кобылкой, которая в конце фокуса, может быть, даже чем-нибудь угостит. Но страх привередливой публики и нежелание оказаться на месте этой фокусницы заставил их отказаться и от возможной награды, и от участия в одном маленьком приключении. Как ни странно, взрослые боялись ровно того же.

— Может, ты осмелишься выйти? — предложила Трикси, указав в толпу.

Взрослая пони тут же активно замотала гривой, не желая стать посмешищем рядом с чудачкой-фокусницей.

— Боишься? А ты? — с вызовом спросила кобылка, ткнув копытом в сторону жеребца, который, смутившись, отступил.

— Да-да, все знают, что это лишь посредственные фокусы, но вы могли хотя бы поддержать шоу!.. — бросила Трикси, забирая со столика реквизит.

— Я! Я! Можно мне!

Трикси замерла и обернулась. Какая-то синяя единорожка, уже явно вышедшая из возраста filly, прыгала на месте, как маленький жеребёнок, желающий, чтобы его заметили.

— Меня! Меня! — продолжала прыгать та, и зрители, стоявшие рядом, осторожно отошли чуть в сторону. На всякий случай.

— Хм… Ну, так и быть, Трикси согласна…- смягчилась та, вернувшись к столику.

— Ура! Ура! — проголосила Луна, двумя скачками оказавшись рядом с фокусницей.

— Для начала выставь копыто вперед… да не вертись ты! Ага, вот так! А мы пока глянем, что у меня осталось в шляпе…- предложила Трикси, показывая содержимое шляпы зрителям. Внутри было пусто. Но стоило только фокуснице перевернуть шляпу над столом, оттуда выпали разноцветные тканевые салфетки. Великая и Могущественная подала знак зрителям, что это ещё не самое удивительное, собрала со стола салфетки и скомкала в воздухе магией. Когда же она подхватила салфетки копытами, их уголки оказались крепко связанными в длинную цепочку, что вызвало неподдельный восторг стоящих рядом жеребят.

— А теперь я докажу скептикам, что я настолько могущественна, что даже не нуждаюсь в магии!

Трикси потрясла склонённой головой, демонстрируя свой рог, затем резко провела копытом с платками по копыту своей ассистентки, и Луна почувствовала, как оказалась связана. Без всякой магии.

— Ого… — удивилась Луна, поймав на себе довольный взгляд Трикси.

— Благодарю, не стоит! — засияла фокусница в ответ на немногочисленные аплодисменты. А теперь перейдем к следующему номеру. Как вы видели, шляпа совершенно пуста. А теперь я достану оттуда один из предметов, которые выберет моя Великая и Могущественная ассистентка! — объявила Трикси, указав Луне на лежащие на столе три блестящих шарика, колоду карт и какую-то стеклянную безделушку.

Луна подошла к столу и внимательно изучила предметы.

— Хочу голубей. Белых.

— Думай, что говоришь… — раздраженно шепнула Трикси, — здесь нет голубей!

— А ты? — спросила Луна, подскочив к жеребёнку.

Жеребенок молчал, явно растерявшись.

— Хочешь воздушные шарики? — спросила его мама.

Жеребенок молчаливо кивнул, и Луна, удовлетворенная запросом, поскакала дальше.

— Конфеты, конфеты!.. — звонко закричал какой-то жеребёнок, а после скромно добавил. — Пожалуйста…

— М…- промычала принцесса, понимая, что магией конфеты не создать- ну, допустим, дальше?

— А можно настоящий снег? — Спросил еще один, — прямо сюда.

— Где же тебе снег возьмут, — попытался объяснить ему отец, но Луна громко и весело озвучила его желание, поскакав далее.

— А можно фейерверки? Голубого цвета? — попросила какая-то кобылка.

Луна кивнула и вернулась на место, подтолкнув Трикси к столику.

— Ну, а ты бы что хотела? — спросила она явно приунвышую единорожку.

— Чтобы сейчас это всё каким-то чудом оказалось в шляпе…- ответила Трикси и встряхнула шляпу.

Плавно поднимаясь в небо, оттуда выплыл первый воздушный шар, за ним второй и третий. Скоро в небо над широкой улицей поднялось несколько десятков шаров, привлекая к повозке Трикси всё новых и новых пони. Затем вверх взмыла небольшая стайка белых голубей, и описав пару кругов над площадью, скрылась из виду и растворилась. Едва только Луна успела оттащить от шляпы застывшую в удивлении Трикси, как оттуда с пронзительным свистом уносясь в небо, располосовали ночной мрак белым дымом длиннохвостые ракетницы. Осветив почти полгорода голубыми вспышками, они медленно осели крупными тающими хлопьями снега, оставив на дорогах мокрые пятна.

Зрители ликовали. За несколько минут у повозки юной фокусницы собралось столько пони, сколько успело сбежаться с улицы за время представления. И даже художники и музыканты наблюдали за представлением, отложив в сторону свои инструменты.

— Спасибо, спасибо, что пришли посмотреть на представление Трикси и ее Великой и Могущественной ассистентки! — перекрикивала шум толпы голубенькая единорожка.

— Спасибо вам, спасибо, — благодарила Луна восторженных пони.

Вскоре толпа стала рассеиваться. У повозки осталось совсем немного зрителей, Трикси, Луна и столик с доверху полной коробкой для пожертвований.

— Но, как… — произнесла Трикси, с некоторым уважением и ужасом глянув на Луну.

— Особый талант к магии, — отмахнулась Луна, лучезарно улыбнувшись, — было приятно оказаться полезной, — добавила она, — а мне пора…

— Стой, ты куда? А это…

— Пожалуй, — согласилась Луна, — десяток битсов я возьму… Очень хочется кушать, — пояснила она.

— Нет-нет-нет, останься ненадолго… Пожалуйста…- попросила Трикси.

— Великая, Великая! — окликнул Трикси жеребячий голосок, и единорожка обернулась.

— Спасибо вам за потрясающее представление, — поблагодарил ее подошедший со своей супругой жеребец, наш был просто в восторге! Почти с пелёнок хочет изучать магию, а тут такой достойный пример!

— Великая и Могущественная Трикси была счастлива поразить вас своим мастерством!.. Конечно, совместно со своей не менее способной ассистенткой! — добавила она, подпрыгнув к стоящей чуть в стороне Луне.

— Ты только не расстраивайся, — произнёс жеребёнок, обращаясь к единорожке, — конфеты у тебя обязательно получатся в следующий раз!

— Согласна, — заговорила с ним Луна, выступив чуть вперед, — создание конфет требует недюжинного мастерства, но нашей Трикси под силу даже такое, — сказала она, посмотрев в упор сначала на свою новую знакомую, затем на лавку сладостей напротив. — А покажи, чему ты уже научился?..


Двенадцать ударов курантов прокатились по ближайшим улицам и площадям, оповестив город о приходе нового календарного дня. Редели толпы прогуливающихся пони, стихли музыканты и ушли с площадей художники. Одна за другой закрывались лавки, гасли огни гирлянд, и только некоторые рестораны и полуподвальные помещения ночных клубов всё ещё принимали блуждающих взад и вперед немногочисленных пони. Трикси и Луна сидели на ступенях повозки и ужинали.

— Это пицца, — пояснила Трикси, заметив, что Луна внимательно изучает содержимое коробки, — ни разу не пробовала? Ты странная… Почему ты решила мне помочь?

— Почему бы не помочь, если это мне под силу? Мне стало жалко тебя, и…

— Ах, жалко… покровительство под видом добродетели? Великая и могущественная не нуждалась в помощи…- произнесла Трикси упавшим голосом, а после, взглянув на их ужин, вздохнула. — Хотя, кого я обманываю? Ты и так видишь меня насквозь.

— Почему же ты так думаешь? — удивилась Луна.

— Что посредственная фокусница может скрыть от пони, которой не под силу создать, разве что, конфеты… Весь этот снег, фейерверки, голуби… хотя я сама понимаю, что это лишь иллюзии. Снег растаял, фейерверки сгорели, а голуби улетели и растворились. Магия — ресурс, который вернётся снова. Ты мне его отдала и завтра восполнила. Но ты мне уделила время. Ресурс, который не восполнить. Почему?

— Сколько заработали Великая и Могущественная Трикси и её способная ассистентка? — спросила Луна, кивнув в сторону коробки с битсами.

— Великая… — Трикси улыбнулась. Почему-то ей было приятно, что даже после всего произошедшего Луна ничуть не презирает её псевдонима. — Может, двести… а что? — спросила Трикси.

— Ну, положим, с утра, как ты проснулась, ты получаешь тысячу битсов.

— Ого! Ну-ну? — попросила продолжения Трикси, явно заинтересованная такой необычной подачей ответа на простой вопрос.

— Что ты будешь с ними делать?

— Ну… Я обновлю повозку, куплю новый реквизит, чтобы сделать свои шоу ещё более эффектными… хм… Но это один день. А следующий? Я не знаю… буду откладывать?

— Нельзя, — покачала головой Луна, — все не потраченные битсы сгорают.

— Это слишком сложно, — расстроилась Трикси, но усложнение задачи лишь подогрело её энтузиазм. — Великая Трикси раздавала бы оставшиеся к концу дня битсы таким же пони, как некогда она сама.

— Именно этим я и занимаюсь. Конец моего дня уже наступил. Мой ресурс — время. И каждый день я стараюсь раздать его всё без остатка. Таким же пони, как и я.

— Шутишь, — махнула копытом Трикси, — таким же, как ты… Скажи, — оживилась единорожка, потянувшись к стакану с соком, — если ты делишься временем с такими же как и ты пони, то почему я? Ну, какое между нами может быть сходство? Только не говори, что раньше ты тоже владела магией на уровне фокусов.

— Я была такой же, как и ты. Недооценённой…

— Вот как…

— …ненужной…

— Но-но! — возмутилась Трикси.

— А какой ещё чувствует себя пони, которая совершенно одна? Которой даже родная сестра не уделит и капли времени? Я не виню её. Более того, кроме меня никто не виноват в том, что я так болезненно восприняла отсутствие её внимания. И в то время, как она находилась в лучах славы, я оставалась в тени… Я не понимала, что слава и власть — тяжкий, непосильный для обычной пони труд. Сейчас я понимаю её, и хотела бы просить прощения за всё, что наговорила ей, но уже слишком поздно.

И тогда я решила, что больше ни одна пони не должна пройти через всё, что прошла я… Кроме сестры у меня не было никого. И вот она… новая жизнь. Новая жизнь… глупости. Изо дня в день ты несешь с собой багаж накопленных знаний и опыта — жизнь непрерывна и не делится на новое и старое. В итоге я осталась одна, моя жизнь разбита и больше никому не нужна. Так не лучше ли раздать её всю до кусочка и заполнить её частичками ниши в жизнях сотен других пони? Одна жизнь за сотни других — небольшая цена.

— Спасибо… — улыбнулась Трикси, — значит, я оказалась одной из тех пони? У тебя интересное мировоззрение. Словно ты прожила не одну сотню лет. А что у тебя за кьютимарка тогда?

— Полумесяц на черном фоне… Призвание освещать дорогу заплутавшим в ночи пони.

— Знаешь, это странно, но… я даже чувствую себя немного обязанной… никогда не случалось такого с Великой и Могущественной прежде… немного обязанной сделать так, чтобы ты не пожалела. Не пожалела о том, что вверила мне кусочек своей жизни… Но здесь, в Мэйнхеттене очень притязательная публика. Да и мои способности пока оставляют желать лучшего… Да-да, не смотри на меня так. Ты думаешь, я самовлюблённая до той счастливой степени, чтобы не замечать собственных недостатков? После всего тобой сказанного я просто не могу тебе врать…

— Я знаю… я могу тебе помочь, — улыбнулась Луна.

— Правда? — засияла Трикси. — Ого, две услуги! Это слишком много даже для Великой и Могущественной Трикси!

— Правда. Я могу помочь. Отправляйся в Понивилль…

— Понивилль? — повторила Трикси, пытаясь припомнить, не слышала ли она это место ранее.

— Это деревенька находится недалеко от Кантерлота. Когда-то, можно сказать, в прошлой жизни, я была там. Понивилль полон милых и добродушных пони. Они примут тебя и вряд ли когда откажут в помощи. А тут… что говорить, своим равнодушием Мэйнхеттен пугает даже меня.

— События сегодняшнего дня заставляют меня верить, что даже в самых темных местах найдется лучик света, который подарит надежду. Как тебя звать, лучик? — улыбнулась Трикси.

— Луна.

— Интересное имя. Ну, а как звать меня, ты знаешь.

— Великая и Могущественная Трикси, — улыбнулась Луна.

— Просто Трикси, — махнула копытом та, — но на публике — да, именно со всеми дополнениями.

— Как скажешь, Трикси… И ещё… Маленькое одолжение

— О, говори, всё что под силу Великой Трикси, будет сделано сию же секунду! Я просто не имею права отказать.

— В этом-то и беда, — вздохнула Луна, — просьба очень… это маленькая авантюра, и я даже не буду настаивать, если ты откажешься.

— Ого, авантюра? — изумилась Трикси, — что-то интересное. Рассказывай!

— Я хотела бы, чтобы ты передала маленькое сообщение принцессе Селестии.

— Без проблем… почти. А… а как я туда попаду?

— Трикси умеет хранить секреты? — понизила голос до шепота Луна.

— Трикси не с кем ими поделиться, — уверила та, — говори.

— Ты видела пропавший с луны силуэт кобылы? Это сбежавшая из заточения сестра Селестии по имени Луна. Она и есть я, — сказала Луна, осторожно подняв накидку, под которой красовались два больших синих крыла.

Трикси вздрогнула и дернулась чуть в сторону.

— Тихо, — твердо сказала Луна, поймав чуть было не свалившуюся со ступенек Трикси и зажав ей рот, — всё в порядке. Разожму рот, не будешь кричать?

Голубенькая единорожка отрицательно покачала головой.

— Вот и хорошо. Передай ей, пожалуйста…

— Подождите… эм… — Трикси все еще непонимающе хлопала глазами, хотя испуг ее уже прошел. — Принцесса Луна…

— Теперь уже просто Луна, — улыбнулась та.

— Принце… то есть, Луна! Надо же… Я думала, вы больше и… злее… Прости, — улыбнулась Трикси. — Вот откуда вся эта магия! Так, ладно-ладно. Допустим, я попаду к ней на прием, но как мне принцесса Селестия поверит? Ты же не таскаешь с собой королевской печати или что-то вроде… нет?

— Нет, я первый день на этой планете, еще не обустроилась с дороги, — отшутилась Луна. — Но ты права, нужна метка… знаешь, в Эквестрии мало единорогов, владеющих мощной магией, а владеющих магией Аликорна нет вовсе. Я могла бы зачаровать вот этот твой стеклянный шарик, вложив в него очень сильную и редкую магию, которая высвободится, как только тот будет разбит, но…

— Но… — поторопила её Трикси, переступая копытами от нетерпения.

— Но тогда во дворец ты придешь не по своей воле… Скорее всего, тебя схватит стража, приняв тебя за сбежавшую принцессу, то есть, меня. И доставит к принцессе. А твоя связь со мной едва ли сыграет тебе на пользу…

— Не переживай, принцесса Селестия очень добра, об этом знает вся Эквестрия. А мысль войти во дворец под охраной королевской стражи и попасть прямиком к Селестии мне нравится ещё больше, чем ждать неделями её аудиенции. К тому же, если я правильно поняла, я блесну в Понивилле какой-то очень могущественной магией? И если то, что ты делала час назад не считается могущественной, то мне даже страшно брать этот шар в копыта… Нет, правда! Дорога дальняя, а вдруг я его разобью? Что будет?

— Ну… повозки не будет точно, — протянула Луна, и видя, что Трикси явно напряглась, добавила, — шучу, я внесу что-нибудь другое, не магию разрушения, но всё же, постарайся донести шар до Понивилля в целости.

— А что мне передать-то Селестии?

Луна задумалась, и шар застыл в воздухе. Голубыми и белыми нитями от рога Луны потянулись к нему сгустки магии, заставляя шар светиться. Луна сжала челюсти, пытаясь сконцентрировать так много энергии на одном маленьком предмете.

— Передай следующее. Слово в слово.

«Селестия. Я жива, и хочу передать — я сожалею, что не имею возможности высказать тебе всё то, что я на самом деле думала. Я не смею ждать твоего прощения. Надежда на наше воссоединение померкла, а все мои связи с прошлым утеряны — оно забыто безвозвратно. Терять мне больше нечего — я посвящу свою жизнь на благо Эквестрии и сделаю её чуть лучше. Верю, что ты будешь меня вспоминать. Прости.»

Магические нити с треском молнии разорвались, и ослепительно сияющий шар упал на деревянную ступеньку рядом с Луной. Принцесса прислонилась к двери. Она дышала тяжело и часто. Трикси подняла ещё горячий шар и услужливо поднесла принцессе стакан сока.

— Спрячь его, чтобы не светился, — попросила Луна, отодвинувшись от двери, чтобы Трикси могла войти внутрь.

— Теперь у Великой Трикси есть свой собственный светильник, — обрадовалась та, унося шар к себе, — вернее, прожектор. А интересно, я смогу поджигать с помощью него бумагу на своих шоу?

— Нет, — строго сказала Луна, вставая со ступеней, — этот шар ты используешь лишь на единственном представлении. В Понивилле.

— Да знаю, знаю, — отмахнулась Трикси, вернувшись обратно. — А тебе есть где ночевать?

— Вряд ли я сегодня усну, — ответила Луна, — пошатываясь, я верю, что не напрасно встретилась на твоем пути…

— Шутишь? Ты самое лучшее, что случилось с Трикси за эти полгода, и случится за две недели дороги до Понивиля! Но, Луна… возьми, — предложила единорожка, протягивая коробочку с битсами.

— Тридцать битсов. Большего мне не надо, — покачала головой Луна, возвращая коробку, — а у тебя ещё долгий путь. Повезет — свидимся. Прощай, Великая и Могущественная.

— Ты ещё увидишь меня на первой полосе Эквестрия Дэйли! — уверила принцессу Трикси. — Прощай, мой лучик света!

Луна шла вперед. Магия высосала из неё последние силы, она очень устала, и плохо помнила, как вернуться обратно к парку, где были защищенные от ветра беседки. Спать в отеле она не решалась, ровно как и использовать телепортацию, а спать в переулке между зданиями было сыро и неприятно. Вскоре лабиринты зданий стали совсем незнакомыми. Какое-то цилиндрическое здание, облицованное стеклом и похожее на консервную банку. Слева музей. Луна не помнила этих мест. Она перешла пустую дорогу и легла на скамейке под выдающейся над тротуаром крышей музея.

Скомканный сон из клочков воспоминаний и переживаний, не приносящий ни отдыха, ни сил заполонил сознание Луны. Не то в четвертый, не то в шестой раз взметнулась вверх ослепительная радуга, ударив прямо перед копытами Луны. Луна кричала, что она больше не Найтмер, а Селестия и странная единорожка лавандового цвета смеялись ровно, как некогда смеялась сама Найтмер. Луна в ужасе проснулась от легкого точка.

— Я Луна, я Луна! Я больше не Найтмер! — прокричала та, стараясь защитить свою мордочку копытцами.

— Спокойно, — сказал жеребец, — служба социальной безопасности Мэйнхеттена.

— Зачем я вам? Что вы хотите со мной сделать? — проговорила Луна, всё еще прикрываясь копытом.

— Офицер Уайт Стар. Моя задача заботиться о безопасности пони в этом районе. Вам не следует спать на холоде. Позвольте сопроводить вас к приюту для бездомных. Поверьте, там всегда найдется матрац, одеяло и пара горячих чашек чая.

— Я не бездомная…

— Прошу прощения… — смутился Уайт, — признаться, да, вы слишком опрятны для бездомной пони. Вы попали в сложную ситуацию? Луна, верно? Минуточку… покажите, пожалуйста, вашу кьютимарку.

Луна поняла, что пропадает. Почему-то в присутствии офицера упорно отказывалась работать магия телепортации.

— А вдруг вы насильник? Я не буду показывать свой круп, — упёрлась Луна, стараясь выиграть время.

— Согласен, — усмехнулся офицер, — неловко вышло. Мне следовало сперва показать своё удостоверение…

Луна вскочила со скамейки и метнулась в сторону. Офицер наверняка бегал быстрее Луны, и ей ничего не оставалось, как избавиться от накидки и расправить крылья. Мощным прыжком Аликорн оторвался от земли, и прежде чем офицер успел броситься в погоню, заклятие телепортации унесло Луну далеко к границам Эквестрии.


Луна тяжело поднялась с измятого кустарника. Приземлилась она неудачно, больно измяв крыло и изодрав колючками свою шубку. Было темно, и только свет луны слабым сиянием вырисовывал силуэты деревьев и высокую стреловидную траву. Звонко квакали побеспокоенные лягушки. Рог луны загорелся, осветив местность.

Как-то раз Луне приходилось проезжать здесь, и в те времена на этом месте была старая деревушка у самой окраины Эквестрии, ничего примечательного. Кроме удобного ныне расположения в случае вынужденного побега. Но вряд ли кто-то будет искать сбежавшую принцессу в этой глуши. Теперь ей теперь точно нет дороги в города.

— А где все пони? — прошептала Луна. — Ничего не понимаю… Неужели, деревня исчезла?

Хлюпая по густой и вязкой почве болота, Луна старалась выбирать поросшие травой островки, чтобы не увязнуть в грязи по колено. Принцесса осторожно перескакивала с холмика на холмик, пытаясь понять, не ошиблась ли она местом. В любом случае, возвращаться было нельзя. К тому же Луну заботила мысль — если заклинание телепортации не действует рядом с блюстителями закона, не означает ли это, что любая телепортация может отслеживаться в принципе? Как далеко продвинулась магия за эти тысячу лет? Не явится ли сюда на утро стража Селестии? А вдруг Эквестрия разрослась настолько, что до границы ещё скакать и скакать?

Мелькнувший между ветками кустарника огонёк прервал мысли Луны. Она сменила направления и поскакала напролом через сухой колючий кустарник. Мелькнул второй огонёк и третий. Болото осталось позади. Миновав лесополосу, Луна оказалась на засеянном рожью поле. До деревни было минут пять галопом. Похоже, память принцессы не подвела, хоть и унесла её чуть в сторону.

— Хорошо, что я не приземлилась в болото, — думала Луна, мчась к ближайшему домику с желтым светом в окне.

Когда Луна подбежала ближе, она поняла, что деревня оказалась гораздо больше, чем она помнила. Дорога из камня, извиваясь, вела прямиком к городу, представлявшему собой сплошной лабиринт дву- и трехэтажных строений с неказистыми окошками. Луна сбавила ход и пошла шагом. Но когда она приблизилась к окну, она почувствовала какую-то странную тревогу. Обойдя дом со стороны входа, принцесса встала перед дверью, вновь соткала накидку из магии и воздуха, и хотела было постучаться, но…

«Не просто так хозяин этого дома поселился на самой окраине, — размышляла Луна, — наверняка он не любит гостей.»

Но мысль, что ничего страшней, что случилось сегодня утром, уже не случится, придала ей уверенности, и Луна постучала копытцем.

Послышалась чья-то тяжелая поступь и открылось маленькое окошко, чуть ниже мордочки Луны.

— Кто? — прозвучал грубоватый прокуренный голос, давший понять, что кто бы там за дверью ни был, ему здесь не рады. Такой тон мгновенно выбил всю уверенность из Луны, и она даже совсем забыла, что хотела сказать.

— Ты что, немая? — напирал хозяин, ещё больше путая мысли Луны.

— Я… ищу ночлег, — собралась с мыслями принцесса, попытавшись улыбнуться.

Наступила пауза. Буквально на полсекунды. И их было достаточно, чтобы Луна поняла — хозяин старательно подбирает слова, чтобы максимально доступно разъяснить кобылке, что следует держаться от его дома подальше. Не желая услышать грубостей, она добавила:

— Я могу заплатить.

Похоже, последние слова сделали отказ хозяина гораздо мягче.

— Иди отсюдова, здесь не отель и не бордель. Заплатить она может!

— А куда идти? — спросила Луна, решившая, что раз уж доводить кого-то, то кого-то одного.

— К Пауку иди! Прямо по улице до трактира, а там направо, — послышался голос, и окошко закрылось. — Ходят тут всякие…

Луна вновь осталась одна. Никакого Паука она знать не знала, а в столь поздний час узкие улочки города были абсолютно пусты, и спросить было не у кого. Здесь даже не горели фонари, и Луне пришлось пробираться в лабиринте незнакомых улиц почти наугад. Это был не Мэйхеттен. Тесные, грязные переулки оканчивались тупиками, широкие улицы внезапно сужались, уходили в сторону или петляли между каменных стен. Через пять минут блужданий она увидела свет в окошке. Кто-то не спал, и Луна очень хотела, чтобы этим кем-то оказалась кобылка.

Луна поднялась на крыльцо с крутыми ступенями и постучалась. Ответа не последовало, и Луна смекнула, что в этом городе церемоний не любят. Открыв дверь, она вошла. После темных, без единого фонаря улиц, одна-единственная свеча, горевшая в конце помещения на столике, казалась просто ослепляюще яркой. Грубоватое и безвкусное убранство зала с шестью суровыми столами и скамьями более никакой другой мебелью похвастаться не могло. В воздухе завис смрадный запах дыма, табака и ещё какой-то гадости.

— Я… хотела снять номер, — обратилась Луна к жеребцу, стоящему поодаль. Видимо, именно его здесь и назвали Пауком.

— А деньжат-то хватит? — ухмыльнулся тот, презрительно глянув на потрёпанную гостью.

— Да, — кивнула головой Луна и подошла к жеребцу, — сколько?

— Сначала покажи.

Луне не очень хотелось показывать деньги этой сомнительной личности, тем более с такой странной кличкой, но оказаться на улице в этом городе ей точно не хотелось. Она подошла и выложила на стол три монеты. Они блестели при свете свечи, и жеребец взял одну монету. Сперва поднёс к пламени, повертел. Затем попробовал на зуб. Луна не могла припомнить, чтобы курьер, доставивший ужин ей и Трикси, делал что-то подобное.

— Номеров здесь не бывает. Есть место на полу с двумя жеребцами. Пять битсов ночь. Берешь?

— Беру, — обрадовалась Луна, рассчитывавшая минимум на десять. Ей не хотелось спать в тесноте рядом с другими пони, но с другой стороны, принцесса понимала — она устала настолько, что едва ли соседи станут для неё помехой. К тому же сожители могут оказаться вполне неплохим. Эта мысль придала ей уверенности и спокойствия.

— С двумя жеребцами, — хмыкнул тот, и внезапно рывком перегнувшись через стол, схватил Луну за гриву, — да за такую шкуру хозяин заплатит мне побольше, чем у тебя когда-либо теперь будет!

— А-а-а! — попыталась закричать Луна, но жеребец ей сжал пасть, отвернув от себя рог Луны.

— Ещё и единорожка… Да такая…

— М-М-М! — мычала та, пытаясь вырваться. И вдруг, когда Луна брыкнулась в очередной раз, её накидка спала, обнажив два крыла.

— Что?! — изумился жеребец, — у тебя ещё и крылья… Стража! Стража!

— Не заставляй меня избавляться от тебя! — грозно крикнула Луна. Я — Аликорн!

— Тем дороже за тебя заплатят! — отрезал жеребец.

Рог луны засветился, но вдруг в дверях появилась стража, а за ними в помещение вбежал ещё кто-то — единорог с тонким, но длинным и изящным рогом. На вид ему было от силы лет сорок пять. В отличие от всех остальных на нём была одежда — чёрная дорогая накидка с высоким вычурным воротником и оборкой, скрепленная на груди сверкающей брошью камнями. Всё-таки, похоже, хозяином был он.

— У неё и крылья и рог! — крикнул жеребец, из последних сил пытаясь удержать уже почти не вырывающуюся кобылку.

— Отпустить её! — громко скомандовал хозяин. — А вы… — он глянул на стражу, и она мгновенно исчезла.

Единорог подошел к испуганной Луне.

— Жером, я привел её вам, — поклонился жеребец, явно ожидая похвалы.

— Ты болван, Даст, — процедил Жером, и вновь обратился к Луне. — Вы в порядке, принцесса? Он вам не сделал больно?

— Нет-нет… — замотала головой та, почему-то опасаясь, что Жером расправится с Дастом, как только Луну отпустят.

— Он всегда был неисправимым тупицей, — проговорил хозяин. — Принеси нам воды и глинтвейна. И скажи спасибо, — продолжил он, повернувшись к жеребцу, — что Её Высочество не обратила тебя в пепел!

— Но я… — решила оправдаться Луна, — я бы никогда…

— Тссс… — подставил копыто к своим губам единорог, — пусть боится Вас, Ваше Высочество…

— Какое Высочество… — улыбнулась кобылка, — называйте меня просто…

— Луна? Или принцесса Луна? — улыбнулся Жером.

— Откуда… откуда вы знаете?

— О… это интересная история, но я вижу, Вы очень устали, и я бы мог проводить Вас в Ваши покои, — единорог подхватил магией два бокала горячего напитка и графин с водой, когда Даст ещё даже на расстояние трёх метров не приблизился к Жерому.

— Нет-нет, расскажите, если не трудно… — попросила Луна, прикоснувшись губами к толстым стенкам бокала. Сделав первый глоток, она почувствовала, как приятное тепло разливается по всему её телу.

— Мало кто читает свитки тысячелетней давности. Тем более, сказки. И тем более, в этом городе.

— Но почему? — удивилась Луна.

— Читают те, кто готов инвестировать в свою жизнь собственное время, а у большинства в этом городе нет ни времени, ни жизни. Но вернёмся к разговору. Мне с самого детства была известна история о двух сестрах. Принцесса Селестия — поднимала солнце, а Луна — поднимала луну. Но однажды младшая сестра отказалась уступать место новому дню, и… Вы плачете?

— Я просто устала… но вы продолжайте…

— И тогда Луна обратилась в злую Найтмер, которая поклялась свергнуть принцессу и погрузить Эквестрию в вечную ночь. Но Селестия смогла восстановить гармонию в стране, сослав Луну… На этом моменте, как правило, положено подводить нравоучительную черту. Там ещё есть какая-то наивная мораль о равенстве и вечном торжестве добра…

— Да… — согласилась Луна, ткнувшись мордочкой в бокал.

— Противная детская сказка. До сих пор лежит у меня в столе, и кабы ни моё уважение к книгам, давно бы сгорела в моём камине. Чему она учит? Она говорит, что либо кто сильнее, тот и прав, либо что добро сильнее по умолчанию. Ни то, ни другое не может быть правдой. Иначе, скажите, жили ли бы мы в таком мире? — Жером повел копытом по темному помещению таверны.

— Нет…- покачала головой Луна. — Меня не было тысячу лет. Неужели, за это время нигде кроме Эквестрии так и не прижилась ни искренность, ни добродетель? У вас холодно и страшно…

— Но это и есть Эквестрия. Самые её границы, но тем не менее, — ответил Жером, покачав бокал магией из стороны в сторону.

— Но… как же так? Неужели, Селестия не смогла сделать Эквестрию лучше за тысячу лет? Нет-нет, — спохватилась Луна, — я не виню её, но…

— Скажите, — перебил принцессу Жером, — если бы я вам сообщил, что титаническими усилиями ваших земнопони, преданностью пегасов, магией всех преданных Вам единорогов и мощью Элементов Гармонии, всё эквестрийское зло удалось заключить в этом золотом битсе, что бы вы сделали?

Луна посмотрела на лежащую между ними золотую монету.

— Уничтожила бы… — ответила принцесса, ожидая подвоха. Она знала, что так отвечать нельзя, и это как раз тот самый ответ, которого ждёт Жером, чтобы потом опровергнуть. Но сладкая усталость и расслабление, разлившееся по её телу после бокала глинтвейна затуманили разум и усыпило волю — не хотелось ни думать, ни сопротивляться.

— Да? — переспросил Жером, словно давая второй шанс ответить на заданный вопрос. Луна ожидала, что он не согласится, но не предполагала, что ей придётся отвечать самой. Оперевшись о стол, принцесса вздохнула.

— Вряд ли… Селестия бы так не поступила. Вернее, она так не поступила. Ведь я тоже когда-то была злом, и мне дали шанс, — вздохнула Луна, — и ныне… — принцесса расправила левое крыло, глянув на него, — какое я зло… — устало спросила Принцесса.

— Никакое, — покачал головой Жером с ноткой некоторого презрения.

— Значит, Селестия верила, что я не потеряна, и оказалась права. Моя сестра всегда знала, что нельзя взять, и уничтожить зло, значит… Я бы унесла эту монету подальше от моего дома. Далеко-далеко…

— На самую луну? — подхватил мысль Луны Жером.

— Ну… да, — слабо улыбнулась принцесса.

— Вы не обижены? — обеспокоенно спросил Жером, отставив пустой бокал в сторону и припав грудью на стол, чтобы быть ближе к принцессе.

— Ничуть, — уверила его Луна, — вы ведь лишь озвучили свои мысли.

— И ваши, — ответил Жером.

— Возможно… — вздохнула Луна, а после спросила. — Скажите, но раз я была злом в воплощении Найтмер, и избавилась от него навсегда, став обычной Луной, не значит ли, что зло искоренимо?

— Ничего не значит, — покачал головой единорог. — Всё находится в гармонии, и если вы стали добрее, значит, обязательно найдется тот, кто уравновесит чашу, воспользовавшись вашей добротой.

Как видите, что бы вы ни делали, нельзя избавиться от зла. Только не думайте, что под злом я понимаю вопиющее сказочное зло в облике Лорда Тирека или Грогара. Зло это нищета, зависть, насилие. Унося его подальше, вы просто пытаетесь отсрочить его возвращение, пытаетесь отстраниться, не замечать, изолироваться, но никак не избавляетесь от него. И ваш дивный, кристально чистый мир Эквестрии, с таким усилием добытый вашей сестрой, лишь одна из чаш весов этого мира. И он достался ценой всего этого. — Жером повёл копытом по темным помещениям дурно пахнущей таверны.

— Но я была в Мэйнхеттене. И у нас есть зависть, есть и злоба, и даже равнодушие…

— Но видели бы вы, насколько по-детски наивно злятся или завидуют эти пони! — восхищённо произнес Жером. — Для них это лишь один из способов выражения эмоций. Они это делают без тёмного умысла, так же естественно, так же искренне, как и смеются.

— А как же тогда равнодушие?

— А что с ним не так? Неужели…

— Скажите, — сама того не заметив, перебила собеседника Луна, глядя в потолок, — разве не равнодушие самый страшный грех?

— Отчего же?

— Он первоисточник всех иных. Он, в отличие от остальных, остается незамеченным. Являясь примером несправедливости, иные грехи бросаются в глаза. Они требуют намерения и дополнительных усилий. А этот является плодом их отсутствия, а значит, самый доступный.

— Равнодушие… — задумался жеребец, над интересной мыслью, которую подала Луна, — расскажите, приходилось ли вам сталкиваться с равнодушием? — спросил он, ожидая, что сейчас принцесса подробней расскажет об их ссоре с сестрой.

— Сталкивалась. Что смысла, что я вновь буду плакаться о сестре. Вряд ли вам это интересно, а если интересно, то вы и сами всё уже знаете. Но в городе я видела одну фокусницу. Это была голубенькая единорожка, которая демонстрировала прохожим свои трюки, чтобы заработать на ужин. Это был неиссякаемый лучик позитива, выделяющийся на фоне профессиональных художников и музыкантов, чьи движения выверены годами работы, и чья работа, может, уже и не приносит им удовольствия. А она искрилась. Она старалась, старалась изо всех сил, но когда она попросила помощи у зрителей, знаете, что произошло? Ей никто не помог. Там было с десяток пони. Им ничего не стоило вынести себя к ней на сцену, но не вышел ни один! Я не знаю, сколько дней она держалась до этого, но тут я впервые увидела, как пони теряет надежду. Это маленькая смерть. Я видела, как погас ещё один лучик света. Её искренность загасило равнодушие, сделав такой же безучастной к чужому горю.

Я вышла на сцену, и мы довели представление до конца. Мне казалось, что я оживила пони, вы понимаете? Я оживила умирающую душу! Но скажите, а если бы нет? Если бы она ушла из большого города скитаться по деревням и городишкам. Скрывала бы своё горе под маской напускного высокомерия, время от времени подпитывая его либо признанием других, либо самоутверждаясь за их счет. Будучи никудышным магом, признания бы она не получила. И вот, из города в город путешествует напыщенная пони, с выдуманным великим прошлым и показывает провинциальным жителям свои фокусы, уверяя, что ни одна другая единорожка не способна приблизиться даже к малой части магии, которой владеет Великая и Могущественная Трикси. А по вечерам возвращается к своей повозке, которая теперь будет единственным спутником в её далеких путешествиях!

— Моё мастерство убеждения и искусство ведения спора просто блекнет на фоне вашей мудрости, — сдался Жером, улыбнувшись.

— Благодарю, — улыбнулась в ответ Луна, — моей мудрости способствовали не только прожитые мной тысячу лет, но и ваш крепкий напиток, — Луна сдержанно засмеялась, — бедная, бедная Трикси… — вдруг вспомнила Луна, и улыбка тут же исчезла с её лица.

— Вы поступили так, как полагается принцессе по призванию, а не титулу. Уверен, очень многие желали бы видеть такое воплощение святости на престоле.

Луна создала магией нимб над головой, сделала невинную мордашку и снова сдержанно хихикнула.

— На самом деле, — поправился Жером, — есть то, в чем сейчас вы нуждаетесь больше, чем в престоле. Позвольте проводить вас в ваши покои, принцесса.

— Мои покои? — подняла брови Луна.

Но Жером лишь молча улыбнулся, встал из-за стола и жестом пригласил гостью следовать за собой.

Они шли по темному коридору внутрь здания. Снаружи оно вовсе не казалось таким большим. Скорее всего, плотно прилегающие строения образуют целую систему… Мысли Луны путались. Открылась дверь. Яркий свет ослепил принцессу. Тут играла музыка, и было много пони. А ещё здесь было чище, чем в таверне. Жером поднимается на второй этаж, откуда доносился смех. Громко стуча копытами, сверху спускаются наряженные кобылки, и дружно приветствуют Жерома.

Здесь коридоры хорошо освещены, стены обиты деревом, а полы вдоль по длинному коридору со множеством дверей покрыты коврами. Похоже на отель. Ещё этаж. Стихает шум, доносящийся из-за дверей на втором этаже. Здесь даже перила выполнены из массивного дерева. Теперь не так страшно опираться. Пол выложен дорогим паркетом с множеством оттенков и замысловатых узоров, и натёрт до блеска. Потолки здесь значительно выше, а висящие на цепях люстры приятным приглушенным светом заливают расшитые тканями стены. Открывается дверь, вытесанная из дорогого дерева. Жером осторожно кладет копыто на спину подошедшей Луне.

— Прошу, принцесса. Вы очень устали с дороги.

Луна осторожно шагнула в комнату и обернулась.

— Но…

— Не стоит беспокойства. Мне не нужны ни битсы, ни ваше расположение взамен. Дать ночлег искавшей приюта Принцессе Ночи и укрыть её здесь от стражи Селестии, возможно, будет самым ярким моим вспоминанием. Меня не прельстят ни обещанная слава, ни деньги, — уверил Жером, проводя в воздухе копытами, словно демонстрируя роскошь помещения, — я не выдам вас, вы искренни и чисты, а я так давно не встречал в городе такой души. А теперь укладывайтесь… Вот-вот начнет светать… Как быстро пролетела ночь, — вздохнул единорог, глядя вслед Луне, скрывающейся в полумраке комнаты.

Луна раскрыла занавески магией, посмотрела на спящий город и подошла к кровати.

— Если понадобится помощь — колокольчик вы найдете за ширмой. Сладких вам снов, принцесса Луна! — пожелал жеребец и закрыл дверь.

Стало темно. Свет луны пробивался через высокие окна комнаты, оставляя на каменном полу причудливую сеть витражного узора. По такому камню каждый шаг отдавался бы эхом в стенах комнаты…

… Луна спала.