Вознесение Луны
The big long (Ставка на повышение)
Говорят, обладатели гениального ума не лишены причуд. То ли гении мысли исходят из своей парадоксальной, недоступной иным логики, то ли умело поддерживают имидж и интерес к собственной персоне безобидными чудачествами. Селестия же за все годы своего правления позволила себе лишь одну прихоть. Одну, но девятьсот раз.
«Отныне я хочу ежегодно проводить Лебединую Церемонию, — заявила она однажды. — В этот день мы будем закупать ковры у ремесленников со всей страны и застилать ими все дороги Кантерлота. Приобретать лучшие продукты с соседних ферм, чтобы накормить наших гостей, приводить дворец в идеальное состояние, реставрировать картины, золотить люстры, чистить доспехи…»
И никто не посмел возразить Её Высочеству, хотя первые пони при дворе были ожидаемо против подобного расточительства. Приводить в порядок дворец, бесспорно, было делом необходимым, картины порой тоже нуждались в реставрации. Однако бесплатно кормить всех, кто приедет в Кантерлот, казалось неслыханной щедростью, не говоря уже о том, чтобы ежегодно покупать километры ковров, и сотни рулонов шёлка для украшения дворца. А ещё требовалось платить пегасам за ночной дождь и разгон туч под утро, чтобы в день Лебединой Церемонии в столице было чисто, свежо и солнечно. И всё ради того, чтобы на глазах у собравшихся зевак провести стайку лебедей по улицам Кантерлота и устроить им представление в главном зале дворца Её Высочества.
Однако спустя десять лет Кантерлот смирился с единственной прихотью своей принцессы. Ещё через полвека пони и вовсе забыли о своём недовольстве и даже стали приходить на этот странный праздник, который отмечается только в столице и нигде больше. И судя по всему, никто так и не догадывался об истинном назначении Лебединой Церемонии. А те, кто знали наверняка, обычно были слишком умны и потому молчали.
Когда-то давно, листая страницы переписей населения и размышляя над конечной жизнью простой пони, Селестия обратила внимание: в её королевстве каждое десятилетие пони оказывается чуть больше, чем в предыдущее. Значит, в среднем, каждый отрезок времени рождается больше пони, чем умирает. А из этого следует, что с каждым днём денег, ресурсов и территории Эквестрии, которые приходятся на одну понячью душу, становится всё меньше. Можно расчистить дебри Вечнодикого Леса и осушить болота, превратив их в посевные площади. Можно строить многоуровневые облачные замки и облагораживать пещеры, способные вместить целые города, и селиться под их каменными куполами, как некогда это пришлось сделать бэтпони. И при надлежащем контроле вопросы нехватки земли и ресурсов — проблемы даже не ближайшего тысячелетия — Эквестрия ещё достаточна просторна, чтобы разместить население даже впятеро больше нынешнего. Но что произойдёт, если все отчеканенные Кантерлотом монеты разделить на всё это внезапно возросшее население?
Ответ очевиден — ничего. Пони не станут беднее в пять раз. Всего-навсего битс будет цениться в пять раз больше. Хорошо это или плохо, Селестия не знала, но представила: каждый год рождается всё больше пони, а суммарное количество битсов остаётся прежним. Значит, выгоднее прятать золотую монету под подушкой в прок, чем сейчас купить на неё книгу или корзину яблок. И это неизбежно приведёт к катастрофе — недополучивший битсов фермер не заплатит пегасам за полив, а не получивший денег пегас начнёт копить монеты на чёрный день, вместо того, чтобы заплатить условной единорожке и приобрести у неё пару книг.
Выходит, чтобы поддерживать равновесие товарно-денежных отношений, нужно всего лишь чеканить новые монеты. Совсем чуть-чуть, всего лишь чтобы сохранять этот идеально выверенный баланс. Дело оставалось за малым — ежегодно распределять золото равномерно всем жителям Эквестрии. На целый месяц Селестия зарылась в кипы книг, пытаясь изобрести необходимое заклинание, но даже в мире магии нельзя организовать нечто настолько сложное парой простых слов или действий. В один день Селестия даже была готова смириться, что лучшая идея — это, зная население городов, делить новые монеты в соответствующих пропорциях и ежегодно раскидывать их над городом, прибегнув к методу не самому справедливому, но весьма рациональному.
— Это немыслимо! — возмущалась ещё тогда юная по нынешним меркам принцесса. — Селестия рассыпает золото над городами, словно кидая подачки своим поданным! — Аликорн представила, как общество сразу разделяется на тех, кому не стыдно собирать валяющиеся на дороге монеты, и тех, кто презирает собирающих, потому что внутренне завидует их беспринципности. — Уж лучше раздать эти деньги, совершив покупки товаров втридорога! — Рассуждала принцесса, пока не понимая, как ежегодно организовывать фиктивные закупки на такие солидные суммы, а главное — куда потом эти товары девать. — Всё! — Принцесса решительно стукнула передним копытом, — значит, будет новый праздник. В честь… — принцесса задумалась — приурочить такой искусственный праздник к значимым событиям Эквестрии она не желала. — А пусть даже в честь лебедей из кантерлотских прудов! И чем расточительней он будет, тем лучше. Назову это «Лебединой Церемонией», и хватит с меня в этом месяце! А закупленные товары пусть после праздников отправляются в больницы, санатории и школы.
Так Лебединая Церемония оказалась праздником победы над дефляцией.
— Ваше Высочество, — в комнату вошёл церемониймейстер принцессы. — Сегодняшняя сводка. По состоянию на одиннадцать часов утра, нефть и уголь прибавили в цене семь и десять процентов соответственно. Продолжают дорожать акции всех без исключения компаний.
«Ни один банк, — размышляла Селестия, — не обладает достаточным количеством битсов, чтобы увеличить капитализацию рынка в два раза за неделю. Есть подозрения, что благодаря Daily Mare и другим изданиям, спонсируемым Goldmare Horse, рынок привлёк частных инвесторов — простых пони, которые не понимают, что когда-то поток денег иссякнет, и вместо обещанных сотен процентов дохода, не успевшие сойти вовремя, рискуют потерять всё.»
— Дорожают также и продовольственные товары, — продолжал отчитываться Фэнси Пэнтс. — Среди населения растёт обеспокоенность вероятным наступлением вечной ночи, и пони запасаются продуктами питания. На этих опасениях овёс, пшеница, картофель и сахар подскочили на пятнадцать процентов за сегодня и в два раза со Дня Летнего Солнцестояния. Если так продолжится и дальше…
— Хорошо, Фэнси, — Селестия даже не взглянула на жеребца. — Я займусь этим. Как там Foal Street?
— Сожалею, принцесса, — Фэнси вздохнул, понимая — он с самого начала знал, что не сможет выполнить поручение Её Высочества. — Пока всё так же безрезультатно. Договориться ни с кем не удалось — мы ничего не способны им предложить. А единственный наш союзник, Филси Рич, бессилен против Goldmane Horse. И ещё…
…перед принцессой лежала газета. Издание Daily Mare со ссылкой на Goldmane Horse сообщало, что по заявлениям крупнейшего частного банка за неполную неделю было выпущено в оборот в десять раз больше долговых расписок, чем за всю историю существования Goldmane Horse. Гендиректор банка, госпожа Импосибли Рич, называла это «грядущей революцией не только в финансовом секторе Эквестрии, но и в умах простых обывателей». Она также отмечала, что введение долговых расписок существенно упростит товарно-денежные отношения и заставит пони по-новому взглянуть на структуру существующей экономики.
Все эти дни Селестия была слишком занята распутыванием дворцовых заговоров и поисками Луны, чтобы обращать внимание на относительно стабильный банковский сектор. Принцесса не могла себе даже представить, что кто-то решит бросить вызов существующему порядку, учитывая, что монетный двор был полностью подотчётен Её Высочеству. Более того, Селестия ещё точно не знала, стало ли возвращение Найтмер причиной, вынудившей банк выпускать расписки, чтобы запастись золотом впрок. Или же явилось сигналом к действию на волне возможных перемен. И отказ Мэйнхеттена сотрудничать с Кантерлотом говорил в пользу последнего варианта.
«Не исключено, что в Мэйнхеттене известно не больше, чем во дворце, — размышляла принцесса. — Тогда выпуск такого числа долговых расписок можно объяснить естественным стремлением банка нарастить золотой запас, чтобы оставаться на плаву даже в случае серьёзных изменений в Эквестрии. В таком случае, банковский сектор не должен вызывать беспокойства до тех пор, пока он будет в состоянии выполнять взятые на себя обязательства. Но что если Мэйнхеттен знает чуть больше? Не попытка ли это лишить монетный двор влияния? Или же это самая большая афера за всю историю Эквестрии?»
Но Селестия не желала признаваться, что был ещё и третий вариант. Самый страшный — когда банковский сектор во главе с Goldmane Horse всерьёз решил, что лишние деньги, выпуск которых не стоит труда, помогут экономике Эквестрии. И Селестия знала, что действительно помогут — она пришла к этому выводу ещё девятьсот лет назад, когда началось празднование Лебединых Церемоний. Ведь у Селестии тоже был соблазн сделать жизнь пони чуть лучше, раздавая больше монет, чем того требовал прирост населения. Но тогда победа над дефляцией ушла бы в другую крайность — инфляцию, при которой пони, забывшая свой битс под подушкой, лет через десять могла бы на него купить вполовину меньше, чем раньше.
Потратить сегодня было бы разумнее, чем отложить на завтра, и скорость обращения денег производила бы больше товаров и больше услуг, чем требовалось населению. Обесценился бы труд, а скачущая из одних копыт в другие монета оставляла бы за собой произведённый товар — нужный и ненужный, тратя на него драгоценные ограниченные ресурсы.
Теперь инфляция заставляет пони искать способы сохранения своих сбережений. Вскоре они догадываются, что уберечь деньги от обесценивания может только вложение их в производство, обещающее ещё бо’льшие деньги. Начинается гонка инвестиций. Так появляются крупные предприятия. С катастрофической скоростью уничтожаются ресурсы, но взамен растёт уровень жизни. Пони могут позволить себе гораздо больше, чем раньше. Наработки учёных и внедрение технологий позволяют минимизировать труд и освободить время для чего-то более важного, чем работа. Теперь почти не существует неизлечимых болезней, а жителю условного Понивилля совсем не обязательно работать от рассвета до заката, уметь выращивать яблоки, пасти коров, чинить поломанную калитку, класть кровлю и ухаживать за палисадником. Достаточно занять любую приглянувшуюся нишу, чтобы никогда больше не заботиться ни о выращивании продуктов, ни делах на ферме, ни о продажах производимого товара. Знай, выполняй поручение и не задерживай процесс.
Но достаточно лишь раз разогнать экономику, чтобы больше никогда её не остановить. Получаемый доход, разбавленный новыми долговыми расписками, будет реинвестироваться снова и снова, из года в год, потому что тот, кто остановится или даже замедлится — потерпит поражение. Эквестрия начнёт жить в кредит, в перспективу, и чтобы дотянуть до этой перспективы, не скатившись в бездну глубочайшего кризиса, придётся выжимать все соки из недр, лесов и водных ресурсов страны. Это будет ожесточённая схватка корпораций за выживание, где голос Селестии уже не будет законом. Не будет ни официального Кантерлота, ни королевского двора, ни даже самой принцессы. Она будет подписывать то, что ей прикажут и вещать то, что захотят выше.
А после, в погоне за новыми ресурсами, начнётся «освободительная экспансия». Будет насильно присоединен Гриффонстоун и завоёваны бесплодные земли драконов. У яков не погнушаются отобрать обледенелый клочок скалистых гор и это будет не просто захват, а настоящая война. Война, если кто-то из жителей нынешней Эквестрии не знает, это когда одна пони намеренно наносит физические травмы другой. Желательно, несовместимые с жизнью. Война — это хуже безобидных проделок Дискорда и даже хуже Найтмер Мун, на счету которой нет ни одной загубленной пони. И всё это случится в ближайшие триста лет, если Эквестрия не остановится. Прямо сейчас.
— Жители Эквестрии! — сегодня собравшиеся под балконом пони услышали настоящий кантерлотский глас принцессы. — Моя сестра до сих пор не найдена, Эквестрия всё ещё в опасности, ни Вондерболты, ни гвардия не имеют и понятия, где сейчас скрывается Луна. Страна переживает нелёгкие времена. Я подтверждаю это. И сегодня призываю вас к бдительности! Не поддавайтесь панике, но и не оставайтесь равнодушными. Не ввязывайтесь в авантюры Foal Street и оставьте решать вопросы инвестирования знающим пони. Я в курсе всего, что сейчас происходит в стране. И то, что сейчас творится на рынке, лишено здравого смысла и может привести к очень печальным последствиям. Особенно для игроков, решивших удвоить или утроить свои капиталы. Фирмы не произведут столько товара, сколько в них вложено за последние дни. Я призываю прекратить панику среди населения и спекуляции с ценными бумагами. Никому. Ещё раз повторю, никому не допустимо спекулировать на нашем общем горе.
Сейчас я обращаюсь не только к тем, кто на волне ажиотажа решил запастись продовольствием впрок, но и к тем, кто решил сделать на этом состояние. В хранилищах Эквестрии достаточно овса, картофеля и пшена, чтобы удовлетворить нужды населения на год вперёд. Я не допущу спекуляций с продовольственными товарами. Если цены на продукты не стабилизируются в кратчайшие сроки, я воспользуюсь своим исключительным правом заморозить котировки на продовольственных биржах и самостоятельно устанавливать цены на товары…
Селестия внимательно следила за каждым взмывающим в небо пегасом, но Радуги она так и не дождалась. Принцесса ещё вчера приметила радужногривую пегаску в числе гонцов, и даже выяснила, что юная летунья пришла с солидным преимуществом. Потому сегодня Её Высочество рассчитывала устроить ей очередное состязание, чтобы в своих предстоящих снах Радуга пережила самые счастливые моменты своего триумфа. Однако почему победительница решила не принимать участия в сегодняшнем состязании, осталось для Селестии тайной. На сегодняшний сон срочно требовался новый кандидат. Выбор пал на Твайлайт.
Радуга дремала на залитом солнцем облачке. Она всегда так поступала, если время после обеда было свободно. А если время было занято, пегаска его освобождала, чтобы поспать. Вопреки расхожему мнению единорогов и земнопони, пегасы не спят на облаках, разве что в знойный летний день. Ночь же, как и все остальные пони, они проводят в кроватях, как правило, накрытые тёплым одеялом рядом со своей особенной пони. Но пегасы, которые этой особенной пони не обзавелись в силу различных причин, стали теми яркими представителями пегасьего общества, чья жажда вечной свободы оказалась выше инстинктов и естественного стремления к спокойствию. Это была каста отчаянных пегасов-одиночек, пегасов-романтиков и любителей состязаться с непогодой. Они не боялись ударов молний и порывов ветра, они спали зимой под открытым небом и в юности тайно убегали из родительского дома, чтобы померяться силой с природной стихией.
Радуга, ещё будучи совсем маленьким жеребёнком, часто слышала истории о Флэше Магнусе, который был одним из тех счастливых пегасов, что застали времена неуправляемой погоды, и тайно завидовала ему в этом. Когда же после сказки на ночь в её комнате гас свет и закрывалась дверь, радужногривый жеребёнок откидывал тёплые одеяла, открывал окно и ложился под ним на ковёр. Холодный ночной воздух стекал вниз, разливаясь по полу комнаты, и Радуга засыпала, представляя себя самой потрясающей и восхитительной пони.
Стайка пегасов отделилась от города на скале. Радуга проводила их скучающим взглядом и только собиралась улечься поудобней, чтобы отоспать свои законные полчаса, как ей стала завладевать навязчивая мысль, будто пегаска забыла что-то крайне важное. Вспомнив паникующую Твайлайт, Радуга презрительно фыркнула, словно желая убедить саму себя в безосновательности переживаний, но этот приём не вышел — Радуга сама почувствовала наигранность, и от этого ей стало ещё тревожней. Пегаска озадаченно села и почесала копытцем за ухом. Летуны вдалеке уже почти скрылись из виду.
— Они летят гораздо быстрее обычных пегасов, — заметила Радуга, оценивая расстояние, — и почему-то мне кажется, что я должна быть среди них. Гонки? Святая Селестия! — воскликнула Дэш. — Я же проспала обращение принцессы! Я простояла под её балконом два часа, но разве могла я знать, что она решит выступать именно когда я сплю!
Пегаска сорвалась с облака и устремилась к площади перед балконом принцессы. Ещё издалека она разглядела пёструю толпу пони, и это давало надежду, что Селестия ещё не окончила свою речь. Но когда Радуга приземлилась на краю площади, заставив посторониться шныряющих под копытами единорогов, выяснилось, что выступление принцессы завершилось минуту назад.
— Мэм! — окликнула Радуга какую-то высокую розовую пегаску, которая вызывала доверие. — Простите! Да-да, вы, — подтвердила она, заметив, что пони замешкалась. — Я пропустила, что говорила принцесса, но мне очень-очень важно это знать! Оу… вы… — только сейчас Радуга заметила, что эта пегаска обладает ещё и рогом.
— И вы тоже из этих? — спросила розовый Аликорн с ноткой сострадания, которую заметила бы только Рарити или Флаттершай.
— Из кого? — изумилась Радуга. — Я просто хочу узнать, что сказала Селестия! Меня ждут в Мэйнхеттене.
— Из тех, кто наживается на чужом горе, — ответила та. — Не оправдывайтесь, не надо. Селестия официально признала, что новостей о Луне до сих пор нет. Ещё она заявила о недопущении спекуляций с продовольственными товарами, показав свою готовность вмешаться сначала рыночными методами, затем, если не поможет, законодательными.
Пони развернулась, чтобы уйти, но Радуга вновь её окликнула.
— Простите, я совсем не понимаю, о каком горе вы говорите?
— Что ж, — Аликорн медленно развернулась. Ей не особо хотелось задерживаться на площади, но тот факт, что её куда более спешащая собеседница готова пожертвовать своим временем, заставил её удовлетворить просьбу. — Наша принцесса очень страдает — её сестра, с которой она не виделась тысячу лет, пропала. Вероятно, Селестия и Луна никогда не примирятся. Разве это не горе?
— Прежде всего, я лично противостояла этой Найтмер, и знаю, кто она такая. А во вторых, я-то тут причём? — воскликнула Дэш, распушив крылья от возмущения. — Я просто передаю новости. Вы же не обвиняете почтальона, что он принёс плохую весть!
— С прагматической точки зрения — вы совершенно правы. Но что должна чувствовать наша принцесса, когда во время объявления о пропаже собственной сестры, в небо взмывают пегасы и мчатся в сторону Мэйнхеттена? Вы ждёте событий, и чем страшнее они окажутся, тем лучше. За сколько будет продана весть о пропаже Луны? О её бегстве? Или, может, даже смерти? Эквестрия никогда не видела подобного. Лучшие гонцы получают по пять тысяч битс за полёт. И каждый тайно мечтает первым сказать на Foal Street заветное «Селестия объявила войну» или «Луна мертва», потому что Goldmane Horse обещает полмиллиона битсов тому, кто первый донесёт ему эту весть. Битсы, битсы, битсы… обезличенные бумажки, которые заставят пони не видеть, не слышать и не чувствовать. Придуманные как мера труда, с появлением банков и крупных игроков они станут мерой жадности и алчности. Видимо, только с приходом Вечной Ночи, когда пони начнут умирать от голода, вы поймёте, что битсы нельзя есть.
Радуга учла ошибки прошлой гонки, и теперь, едва настигнув стайку пегасов, старалась держаться в хвосте. Вчера Дэш посетила Твайлайт и ненавязчиво поинтересовалась, что бы она сделала, чтобы, будучи самым слабым пегасом в гонке, прийти, по крайней мере, не последней. На что единорожка сообщила, что разумнее всего держаться за кем-то. «Но, конечно, — добавила она, — ты так делать не будешь.» Напоследок хозяйка библиотеки вручила своей подруге книжку по аэродинамике и посоветовала подтянуть базовые знания физики. Радуга скептически относилась к советам всяких единорожек, особенно если дело касалось полётов, но в то же время, как показывала практика, Твай ерунды не советовала.
И действительно — если бы вчера Радуга понаблюдала за своими соперниками, она бы заметила, что они летят парами, сменяя друг друга. И пока одна борется со встречным сопротивлением воздуха, другая летит в уже рассечённом воздушном потоке, набираясь сил. А пегасы, летевшие поодиночке, наверняка передавали эстафету своим напарникам где-то в середине пути. И это было не честно, поэтому Радуга посчитала, что имеет полное право пристроиться за парой самых быстрых пегасов и лететь в их ламинарном потоке, несмотря на недовольство последних.
«Вчера я допустила тактическую ошибку, — сетовала Радуга. — Пони увидели, насколько я на самом деле быстрая, и наверняка подготовили несколько замен, чтобы каждый час мне противостоял новый пегас. Это несправедливо, потому что у меня нет напарника! А даже если бы и был, захотела ли бы я делиться с ним своей законной тысячей битс, а тем более — своей победой?»
И Радуга поняла, что нет. Разве что это будет Спитфайр — пожалуй, единственный авторитет, с которым пегаска считалась. Ведь мало того, что она была действительно потрясающим вондерболтом, она ещё и разработала методику, благодаря которой Радуга смогла преодолеть радужный барьер.
Так самая быстрая пони в Эквестрии летела вслед за парой, возглавлявшей гонку, перестраиваясь при смене лидера. Как и ожидалось, Твайлайт была права — даже после нескольких часов полёта крылья уверенно держали пегаску, и на подлёте к Мэйнхеттену она чувствовала в себе достаточно сил, что оповестить весь город о своём прибытии радужным ударом.
— Луна не найдена, Селестия грозится ввести контроль за ценами на продукты! — крикнула Дэш, влетев в третье окно кабинета Goldmare Horse.
Импосибли распорядилась продавать товары и акции продовольственного сектора, а сама села на диван к Радуге, валявшейся в раскиданных подушках. Купленные совсем недавно, они даже пахли, как пахнут ткани в бутике Рарити, и теперь голубая пегаска понимала, почему Опал так любит лежать среди рулонов тканей и набивки.
— Впечатляет, — произнесла Импосибли, которой в силу своего возраста и статуса удивляться было не положено. — Опять лучший результат, ещё и с таким отрывом. Будь осторожна, Дэш, не повреди крылья.
— Да я! — Радуга взлетела под потолок, и подушки разлетелись по кабинету. — Да я дважды влетала в дерево на полной скорости и трижды падала в озеро! А ещё снесла пять фонарей и двенадцать люстр в доме моих родителей. И как видите, у меня даже шрамов не осталось под шёрсткой!
— Это похвально, но будь гораздо более внимательна. — Импосибли направилась к своему месту за массивным столом. — Повредить крылья можно не только самостоятельно, но и в несчастном случае. Особенно, когда ты — единственная пегаска на дистанции Кантерлот-Мэйнхеттен, способная обойти всех соперников, не оставив им ни единого шанса. И особенно, когда в этом замешан Foal Street. Впрочем, — Импосибли заметила, что Радуга напряглась, — ты и без того достаточно умна, чтобы это понимать. Но ты же знаешь, как старушки, подобно мне или Бабуле Смит любят перестраховываться.
Радуга фыркнула. Импосибли явно не знала Бабули Смит.
— Пожалуй, ты выполнила свою работу на сегодня, — Импосибли достала из выдвижной полки пять красных купюр и положила их перед Радугой. — Мне показалось, что до Понивилля ты решила добираться поездом. Поэтому я также приобрела тебе поездной билет, чтобы не приходилось тратиться на дорогу обратно.
— Это правда здорово, — сказала Радуга, с лукавой улыбкой разглядывая пятьсот битс и проездной, — но ходят слухи, будто мои конкуренты получают по пять тысяч за один полёт.
— Хм… — Импосибли прикусила нижнюю губу и откинулась на спинку кресла. — Верно, — подтвердила она, даже не став тратить свой авторитет на отрицание. Радуга должна была об этом рано или поздно узнать. Главное, чтобы эта пони не догадалась, насколько она на самом деле уникальна. — Если они приходят первыми, то именно столько они и получают. Ты хочешь пять тысяч?
— Я хочу восемь, ведь я прихожу гарантированно первой. — Радуга самодовольно выпятила грудку. — Скромность — не лучший союзник, и уж точно не мой, — напомнила та, тоже откинувшись на спинку кресла.
— Хорошо, — согласилась Импосибли. — Ты будешь получать по восемь тысяч за каждый успешный полёт, — пони вытащила полку и выложила перед собой ещё пятьсот битс. Затем она взяла со стола ключ и направилась к секретеру у стены. — К сожалению, — произнесла она, возвращаясь обратно с пачкой бумаг, перетянутых верёвкой, — с собой у меня нет восьми тысяч…
— В смысле, нет восьми тысяч?! — изумилась Радуга, подозревая, что её пытаются обмануть. Вот сейчас уже точно. — Не вы ли владеете миллионами?
— Всё не так просто, — улыбнулась Импосибли, — да, у меня есть свободные деньги на вкладах, но это не золотые горы монет, как ты можешь себе представить. Я не та бессмертная пони из детских книжек, которая сидит на сундуках с золотом, и тем сказочно богата. Более того, я скажу — она сказочно глупа, раз думает, что её богатство, каким бы большим оно ни было, никогда не иссякнет. Я же владею долями компаний, которые стоят десятки миллионов и которые приносят доход. Поэтому могу и тебе предложить взять любые акции из тех, что у меня есть, на недостающие семь тысяч. В любой момент ты сможешь их продать.
— Это что, ещё какие-то бумажки? — пренебрежительно произнесла Радуга, переворачивая странные фантики, разного цвета, дизайна, формата и степени потрёпанности. — Благодаря вам я знаю, что бумажный битс надёжен так же, как и золотой. Но в чём надёжность этих бумаг?
— Каждая из акций — доля чьей-то компании. Представь, что ты решила основать фабрику по производству сидра. Тебе нужно приобрести землю, построить дом, высадить сад, закупить всё необходимое для производства. Как ты думаешь, сколько битс на это потребуется?
— Не знаю, но Эпплджек делает это бесплатно, — заявила Радуга. — По крайней мере, для меня. Но если я решу начать собственное производство… Сто тысяч?
— Или гораздо больше, — продолжила Импосибли. — Не у каждой пони есть такие деньги. Поэтому пони объединяются. Одна готова вложить пятьдесят тысяч. А другая — только двадцать. Пони может быть много, и у каждой — свой капитал. Они договариваются и создают собственное производство. Каждая получает документ, который определяет её долю в этом предприятии. Когда же подходит время делить полученную прибыль, владельцы акций получают её согласно доли своих вложений.
Бумаги таких закрытых обществ, как правило, не выходят на рынок. Акции перед тобой — другие. Приобрести их может любая желающая пони, и её деньги будут косвенно инвестированы в развитие компании, а сам держатель начнёт получать долю прибыли предприятия — так называемые дивиденды. Так что, — Импосибли повела копытом, — выбирай, а я скажу, когда ты достигла лимита.
— А какие самые выгодные? — спросила Радуга, глубоко в душе понимая наивность своего вопроса.
— Я не знаю, — улыбнулась Импосибли. — Ситуация меняется. Если этот год будет засушливым по причине ошибки пегасов на Фабрике Погоды, ты получишь хорошие выплаты от Rainbow Rain, услуги которой будут востребованы, в то время как от занимающейся сбором яблок Apple можешь не дождаться дивидендов вовсе.
— Я однозначно беру Rainbow Rain! — обрадовалась Радуга, отсортировывая серые акции с радужной кромкой.
— На все семь тысяч? — с нажимом спросила Импосибли.
— На восемь, — ответила Радуга, возвращая тысячу битс.
— Прежде чем ты наберёшь акций одной-единственной компании, я должна тебя предупредить. Акции — не битсы — на них не устанавливается фиксированная стоимость. Она меняется в зависимости от коммерческого успеха компании, перспектив её развития и близости даты выплаты дивидендов. Акции состоявшихся компаний, достигшие потолка в своей нише, как правило, почти не меняют своей стоимости, в то время как новые игроки могут как отобрать долю рынка монополиста, так и обанкротиться, оставив акционеров с ничего не стоящими бумажками.
Радуга перестала набирать акции и замерла, пристально взглянув на Импосибли.
— В целом же, экономика Эквестрии уже полтысячи лет находится в состоянии стагнации. В контексте жизни акционера, стоимость его портфеля почти не меняется. Так пони, получившая при рождении пакет акций, к восьмидесяти годам сможет продать его всего лишь на восемь процентов дороже. В среднем капитализация рынка выросла на двести семьдесят процентов за тысячелетие, то есть, по десятой процента в год. Однако сейчас Эквестрия переживает не самые спокойные времена, — продолжала она. — Одно неверное движение Goldmane Horse, Её Высочества или появление Найтмер Мун могут поднять рынок или обрушить стоимость отдельных акций в два или три раза. Пойдём, Радуга, — Импосибли встала с кресла и протянула копыто пегаске, — я вижу, ты не любишь теорию, но я покажу тебе, как это происходит на практике.
— Это, — продолжала Импосибли, когда они остановились перед входом в высокий просторный зал на первом этаже, — биржа. Тот же самый рынок, но без товаров. Здесь на бумагу заменено абсолютно всё, потому что, как ты заметила, это гораздо удобней.
— Но почему биржа не находится в Кантерлоте? — задала вполне логичный вопрос Радуга. — Почему пони вынуждены ехать на край Эквестрии в Мэйнхеттен?
— О, это хороший вопрос, — Импосибли улыбнулась, отойдя чуть в сторону — в зале было очень шумно. — Мэйнхеттен стал точкой сосредоточения финансов не просто так. Случилось это очень давно. Если ты знаешь, за океаном, затерянное высоко в горах, находится Королевство Грифонов. Его жители много лет провели в изоляции от мира, воевали между собой и копили золото. Но однажды к власти пришёл король Гровер, и объединил враждующие племена в одно, назвав свои земли Гриффонстоуном. Легенда гласит, что процветанию королевства способствовал мифический Идол Борея, вылитый из золотой пыли закатов. Красивая сказка, чтобы не утруждать умы того времени.
На самом же деле Гровер просто был достаточно разумен, чтобы понимать — богатство — не в золоте, а в его обращении. И на тот момент единственным королевством, с которым возможно было строить торговые отношения, была Эквестрия. Грифоны основали собственный флот, и это стало веком процветания заокеанского Гриффонстоуна. Самое богатое государство закупало у нас товар, который производила Эквестрия. Они везли гружённые золотом и драгоценностями корабли, а взамен получали зерно, ткани, древесину и скот.
Говорят, когда некий Аримаспи — одноглазое чудовище с бараньими рогами, похитило Идол Борея, экономика Гриффонстоуна пришла в упадок. Однако, история решила умолчать о том, что, скорее всего, в той битве были уничтожены порты и потоплены десятки кораблей. Так или иначе, последний, четырнадцатый король Грифонов — король Гуто, оказался не способен восстановить флот. Гриффонстоун вновь замкнулся на себе в попытках решить собственные проблемы, и с тех пор в летописях Эквестрии нет ни одного упоминания о Гриффонстоуне. А уже через десять лет, когда Эквестрия направила через океан собственный флот, торговать было решительно не с кем.
Но полтысячи лет назад, каждый будний день гильдии купцов собирались на площади перед портом и предлагали свой товар грифонам. Цены менялись в зависимости от сезона, предложения и спроса, но всегда находилось равновесие между желанием продавца продать дороже, и желанием покупателя сэкономить. Вскоре оказалось, что нецелесообразно везти свой товар на торговые площади — одно дело, редкие книги и произведения искусства, а другое — зерно или древесина. Так появились первые сырьевые биржи, где пони и грифоны заключали сделки по покупку и продажу. Эти бумаги были обязательством пони предоставить указанное количество товара.
Представь, Радуга, что ты — одна из таких грифонов. Кстати, у тебя есть знакомые грифоны?
— Конечно! Её зовут Джильда, и мы вместе учились в лётной школе.
— Представь себя на месте Джильды. Ты приехала в Мэйнхеттен с целью закупить древесину. Вы договариваетесь с пони, заключаете контракт, и ты получаешь договор на поставку ста кубов необходимого тебе сырья. Корабли отплывают вечером, и до исполнения контракта у тебя ещё целый день. Но вдруг приходит новость: на западе Эквестрии начались лесные пожары, и пегасы не в силах потушить пламя дождём. Сырьевые поставки под угрозой. Вероятно, оставшаяся на складе древесина — последняя в этом сезоне. Что ты будешь делать на месте пони?
— Эм… — Радуга крепко почесала гриву, понимая, что ответ «продавать экономно» звучит глупо, но не лишён намёка на истину. — Продавать дороже, — нашлась пегаска, — посмотрю, сколько будут предлагать остальные. Если таких пони немного, мы даже можем договориться не отдавать дешевле оговорённой цены, потому что это будет выгодно нам всем.
— Не хотела бы я оказаться на месте грифонов, — улыбнулась Импосибли. — Ну, а как бы ты поступила, будь ты на месте Джильды с уже заключённым контрактом на поставку сотни кубов древесины? Представь, что она тебе была нужна для постройки дома, но ты понимаешь, что твой нынешний ещё спокойно простоит до следующего года. Да и камень — тоже вполне себе пригодный материал…
— О, это слишком просто! — Засмеялась Радуга, — вы говорите открытым текстом, что я должна продать этот контракт. Я и сама об этом подумала, но мне показалось это слишком очевидным, чтобы быть правдой. Я раньше ведь и представить не могла, что можно прийти на рынок с десятью тысячами битс, а уйти с пятнадцатью.
— И акции, — продолжала Импосибли, входя в торговый зал, — работают по такому же принципу. Теперь мы можем пройтись по площадкам, и ты выберешь, что бы ты хотела купить. У тебя восемь тысяч битс. Можешь начать с сырьевой биржи, — подсказала Импосибли. — Всё-таки, бочка нефти или тонна зерна умозрительно проще, чем доля владения компанией.
На входе Радуга получила гладкую чёрную дощечку с нестираемым уникальным номером и мел. Войти в число торгующих на бирже стоило всего триста битс, что представлялось лишь текущим расходом перед замаячившими грандиозными прибылями. Было шумно. Всё вокруг гудело, кричало и привлекало внимание, словно Радуга на секунду оказалась во сне Пинки Пай — не хватало только воздушных шариков и Пинки-пушки. Пони беспрестанно носились от одной стойки к другой, что-то выкрикивали и скакали прочь, вновь смешиваясь с толпой. Какой-то земнопони, видимо, работающий по совместительству оперным певцом, на весь зал вещал, что берёт тысячу лотов по цене пятьдесят три с половиной битса за штуку. Вдоль стен располагался ряд бесчисленных стоек, где производилась торговля заявленным инструментом — будь то уголь, сахар или серебро. За каждой стойкой находилось по два единорога, один из которых записывал и стирал мелом ордера на покупку, а другой — на продажу. Таким образом, участники рынка видели, какой объём лотов и по какой цене доступен.
— Это что, — спросила Радуга, указывая на баннер, — неделю назад нефть стоила в пять раз меньше?
— Нефть — основной ресурс, который даёт шансы на выживание при наступлении Вечной Ночи, — Импосибли кричала, чтобы собеседница могла её расслышать. — Если ты заметила, растёт почти всё. Энергоносители прибавили по четыреста процентов, древесина — сто пятьдесят. Все продовольственные товары — на двести и более процентов. Акции промышленного сектора и особенно металлургических предприятий — восемьдесят и даже сто процентов, потому что в случае войны с Найтмер именно промышленность станет приоритетной отраслью, которая будет купаться в золоте Кантерлота. Закономерно дорожают акции банковского сектора. Goldmane Horse увеличил свою капитализацию в пять раз за одну неделю. Впервые рынок получил огромный приток денег, и каждый из находящихся здесь желает урвать свой кусок и думает, что он умнее и удачливей оппонента.
— Тогда я беру нефть! Я не верю в Вечную Ночь, но я вижу, как верят в неё остальные пони.
— Пиши прочерк, желаемое количество лотов и стрелку вверх, — подсказала Импосибли, крича у Радуги почти над самым ухом, — прочерк означает твоё желание купить по лучшей цене на момент, а не дожидаться какой-то определённой. Ты, конечно, можешь и покричать, но вряд ли тебя услышат.
И действительно — хоть Радуга и кричала очень громко, зал гудел ещё громче. Особенно шумно было у соседней стойки, где начинала собираться толпа пони, заворожённо глядя на то, как два единорога выписывают ордера на покупку и продажу, и как количество ордеров на покупку резко снижается под натиском продаж.
— Почему всё растёт, эти акции падают? — Радуга кричала, чтобы Импосибли могла расслышать её вопрос.
— Это твоя новость. Ты сказала, что Селестия может начать контролировать цены. Значит, под ударом — вся аграрная отрасль, которая рискует начать продавать товары себе в убыток, если на то будет воля принцессы. Сейчас слухи подтвердили и другие пегасы. Держатели акций опасаются, что их бумаги упадут в цене, и стараются от них избавиться, чем вызывают панику и волну ещё больших продаж.
— Я понимаю, что если куплю акции сейчас, то потеряю. Но существует ли способ заработать на падении?
— Скажу тебе по секрету, сейчас акции крупнейшего аграрного предприятия Apple’s Family — не лучшее место для спекуляций без опыта. Однако, способы заработать существуют. Сделка в рост — та, что ты заключила только что с нефтью, означает, что ты покупаешь акции и держишь их с намерением продать по более выгодной цене когда-нибудь потом. Это так называемая длинная позиция. Существует также и сделка в снижение — короткая позиция. Для этого ты берёшь взаймы, допустим, десять акций, моментально их продаешь, и когда акции подешевели, выкупаешь этот десяток обратно и гасишь свою задолженность. Та разница, что остаётся у тебя — и есть прибыль.
— Значит, сто лотов по текущей цене в снижение! — Радуга начала писать цифры на личной дощечке, но Импосибли её остановила.
— Видишь, — крикнула она, указывая копытом на доску, — Сейчас акции Apple’s Family торгуются по двадцать два и две десятых битса за штуку… уже двадцать два… Но на доске, на уровне двадцати битс ровно, стоит ордер — тридцать тысяч лотов на покупку. Знаешь, почему?
Радуга почесала гриву — на такой вопрос она ответа не знала.
— Посмотри, — сказала Импосибли, указывая на пони в толпе.
— Филси Рич?! — изумилась Радуга.
— Именно. Он — крупнейший держатель акций и основатель этой компании. Ему катастрофически невыгодно падение котировок. Поэтому он выставил этот огромный ордер на покупку — когда цена подберётся к этому бастиону, вероятно, объёма продаж будет недостаточно для преодоления этой цены, пыл продавцов поутихнет и произойдёт отскок.
— Подождите здесь! — крикнула Радуга Импосибли и бросилась в толпу.
— Радуга! — Импосибли поймала пегаску за крыло. — Не наделай глупостей. Иначе твои деньги могут стать чьей-то прибылью. Даже моей.
Радуга подняла переднее копытце, жестом уверив свою наставницу, что всё под контролем, и исчезла в толпе.
— Беру триста по двадцать один и девять! Триста по двадцать один и де… Радуга? Ты… — Филси сбился с мысли. — Ты что тут делаешь?
— Я теперь доставляю новости! — гордо произнесла та, распушившись. — А ещё я торгую.
— Ты?! — изумился Филси ещё больше. — Беру сто пятьдесят по двадцать один и восемь! Так… А ты разве умеешь?
— Да с этим даже Бабуля Смит справится! — Радуга пренебрежительно махнула копытцем.
— Беру двести по двадцать один и восемь!
— Вы покупаете падающие акции? — удивилась пегаска.
— Да.
— И теряете на этом деньги?
— Пока что да… Беру сто по двадцать один и семь!
— В чём логика?
— Я пытаюсь остановить волну продаж. Это можно сделать только загасив её ещё бОльшими объёмами на покупку. Беру сто по двадцать один и восемь!
— А если не получится?
— То я банкрот. Apple’s Family находится в зоне риска. С одной стороны, крайне возможное введение Селестией контроля за рынком продовольствия. С другой — потенциальная угроза Вечной Ночи, которая уничтожит эту отрасль. Если котировки будут падать и дальше, а на рынке будет достаточно акций для поглощения компании, она может быть выкуплена конкурентами… Сто по двадцать один и шесть!..
Радуга задумалась. Серьёзно задумалась. Глядя на торговую доску с лотами, она видела, как даже несмотря на усилия Филси, зачем-то скупавшего все лоты, оказывавшиеся вблизи его ордера, цена, по которой пони были готовы продавать свои акции падала с каждой секундой. Паника заставляла спекулянтов и игроков продавать несмотря на убыток, пока есть возможность. И можно было попробовать прокатиться на их волне, открыв сделку в снижение, но тогда Филси будет вынужден противостоять ещё и лотам Радуги. Триста лотов, которые могла себе позволить пегаска — не так много, но она понимала, что тогда любая её прибыль будет прямым убытком Филси Рича.
И если Филси проиграет, Радуга получит на этом… тысячу битс? Две? Место Филси займёт какой-нибудь противный высокомерный пони, который будет брать у Эпплов яблоки в половину дешевле, или перессорившись с Бабулей Смит перестанет брать вовсе. И каждый раз, слушая Эпплджек, Радуга будет знать, кто приложил копыто к разладу на ферме Эпплов, пусть даже эти триста лотов и не сыграли решающей роли в разорении Филси.
Радуга ещё плохо понимала рынок, но не могла не осознавать, что даже все заработанные ей сегодня деньги — капля в море в борьбе за Apple’s Family. И тем не менее, если Филси разорится, она будет чиста и перед Эпплджек, и перед собой — она сделала действительно всё, что было в её силах.
— Я могу вам помочь… Нет, правда, не смотрите на меня так! — Радуга прикрикнула, задетая, что Филси так пренебрежительно относится к её помощи. Пегаска взяла свою досочку и написала «20.0 300» и стрелочка вверх, что означало покупку.
— У тебя есть шесть тысяч битс? Ах, да, ты же гонец… Радуга, — Филси Рич перестал заключать сделки, позволив цене приближаться к обозначенному рубежу, — послушай меня, — серьёзно произнёс жеребец, — ты рискуешь потерять всё, ведь если отскока не произойдет и моих объёмов не хватит…
— Я это делаю не ради прибыли. Вы хорошо ладите с семьёй Эпплов, дружите с Бабулей Смит, и я не хотела бы, чтобы у них закупал яблоки кто-то другой. Вдруг он будет скупой? Злой? Или окажется единорогом?.. — Радуга попыталась изобразить подобие улыбки. — Может, мне было бы лучше не встретить вас вовсе и вложить свои оставшиеся битсы в металлургию или энергетический сектор. Но встреча случилась, и я изменю себе, если брошу вас в беде. Моя помощь невелика и, скорее всего, ничтожна. — Радуга посмотрела на доску ордеров — теперь там висела заявка на 30300 лотов на покупку по цене 20.0 битс. — Я знаю, — продолжала она, — насколько это неразумно, но я не могу поступить иначе и оставить вас одного.
Вскоре Радуга простилась с Импосибли и покинула здание биржи, не дожидаясь, когда цена преодолеет двадцать битсов за акцию. В Понивилль она возвращалась с нехорошими новостями для семьи Эпплов.