По дороге дружбы
Глава 6. Часть 1. Каспер
Музыка для погружения:
1. West Dylan Thordson — Origin Story
2. Thomas Newman — That's the Deal
3. Hildur Guðnadóttir — Hoyts Office
4. Kichi — Rockets fall on dying fields
5. Kevin Penkin — Papa's Lullaby
6. Javier Navarrete — Pans Labyrinth Lullaby
7. Kichi — In flames of burning stones
8. Kevin Penkin — Prayer and Immolation
9. Lacuna Coil — Reckless
10. Queen — Bohemian Rhapsody
11. PianoX — Where Is My Mind
12. Kevin Penkin — Encounter the Umbra Hands
13. Joe Hisaishi — Ano Natsu He (One Summers Day…)
14. Hildur Guðnadóttir — Bathroom Dance
С того момента, как Аим поселилась в бывшей комнате Уэйлера, это помещение претерпело некоторые изменения: переставили тумбочку и стол, освободили место под гитару и все остальное музыкальное оборудование, поменяли занавески, сняв затемняющие комнату шторы, ну и по мелочи. После того разговора с Шанхаем, на удивление кобылки, они не стали хуже общаться, а наоборот. Старый жеребец, в какой-то степени, был рад, что ему есть о ком заботиться, помимо себя, раз все его дети выросли, и он просто закрыл глаза на вопросы об Уэйлере. Однако тему о нем они больше не поднимали. Помимо этого, Аим написала отсчетное письмо о своей жизни Ермак, чтобы она не беспокоилась, а также навестила Татту Прайс в их доме на колесах, помогая с предосенней чисткой комнат. Что касается работы, успехи кобылки в баре стали напоминать те дни, когда она выступала в консерваториях, или на тех или иных мероприятиях. Нет, все не скатились к нудной классике. Аим играла на инструментах так четко, что напоминало ее тренировки в поместье, однако она старалась не лишать музыку ее природного характера. По большей части, во всем этом вина того, что подобная работа стала скатываться в рутину: приходишь, играешь, уходишь. Хотелось чего-то большего. Лишь играя в группе, кобылка начала заново чувствовать разрывающий душу трепет от той или иной музыки. Однако и обещанный группой концерт пришлось перенести из-за некоторых неполадок, и вместо того, чтобы провести его через два дня, как Аим вступила в их компанию, Клумба назначил дату на следующую неделю. В любом случае, купленные билеты на концерт не пропадут, как он заверил, и «группа немногочисленных фанатов» сможет получить удовольствие.
И сейчас, записывая все интересное в свой личный дневник, кобылка то и дело поглядывает на дневничок земного жеребца, желая открыть его. Она пыталась сделать это всеми ключами, что находились в этой комнате, однако это не принесло свои плоды. По большей части, ей хотелось рассказать о том, что она успела вычитать из свитков Ктулху, ведь то, что там написано, захватывало ее воображение, как одна из приключенческих книг. «История про команду корабля «Оунзинькбаар — что в переводе с языка далёкого от Эквестрии племени пони что-то там означает, то, как их доблестный капитан Альвид, она же «Пегаска Семи Морей», умело управлялась с судном и как они добрались до «Чудес морских глубин». Жестокие испытания судьбы и то, как один из членов экипажа все же добрался до сокровищ. Однако на этом история обрывается.» — записывала земная пони, предаваясь некоторым сомнениям. Было странно, ведь Аим помнила, что Ктулху плавает на бриге «Две сестры», а в здешней описывается китобойное судно.
— «Скорее всего, это свитки не Ктулху, а его брата — Уэйлера.» — пришло кобылке умозаключение, весьма разъясняющее все несостыковки. — Тогда становится понятно, что все, находящееся в этой комнате, принадлежит ему. — подытожила земнопони, записывая свое умозаключение в дневник.
Закончив описывать прочитанное, кобылка начала во всех красках записывать то, что узнала о группе. «Все же эта группа оказалась намного популярнее, чем я думала. Жаль, что я не слышала о них раньше и не знала их репертуара, учитывая то, чем меня взращивали: Мадам Октавия и ее оркестр, квартет из Понивилля, в основном соло Фиддли Твенг, ну и так далее. На удивление, эта разношёрстная компания — настоящая семья. То, как они взаимодействуют друг с другом, как подшучивают или помогают, просто пробирает до мурашек. Я, волей или не волей, начинаю втягиваться в коллектив весьма стремительно. Мне даже прозвище дали — Каспер, пока не понимаю, что это значит и почему. А также, Мавр, то ли в шутку, то ли он что-то подозревает, начал называть меня Герцогиней. Может, рано или поздно, они расскажут или сама пойму. Так вот, возвращаясь к фанатам группы… Их не мало. В какой-то момент мне стало даже жутко дискомфортно от их количества на открытой репетиции для «особенных» для группы пони. Что будет, когда мы будем выступать для фанатов…? Страшно представить.» — писала Аим, как вздрогнула от трескучего звонка в дверь на первом этаже. Шанхай предупреждал, что это может быть кто-пони из его сыновей или дочерей. Поэтому, оставив все на столе, кобылка быстро спустилась вниз, ожидая, что это пришла Ламинария, которая обычно честно оценивала прогресс земной златогривки, в свободное от работы в школе время. Земнопони отперла дверь и застыла в непонимании, приветствие застряло в ее горле, а шкурка на спинке невольно встала дыбом при виде этого гостя. Слегка худощавый зелёный жеребец с темно-синей, почти черной, коротко подстриженной гривой и хвостом, был одет, как на парад: строгие черные брюки, сверкающие на солнце ботинки, классическая белая рубашка, поверх которой был то ли пиджак, то ли лёгкая куртка моряка, а на глазах непроницаемые черные очки. Острые черты лица жеребца напоминали точь-в-точь те, что она видела на картине. «Уэйлер...» — ушки Аим слегка опустились к голове от этой мысли. Сглотнув, она сделала скользящий шаг назад. Ей стало страшно, однако страх был не обоснован. По большей части она боялась реакции Шанхая на его появление, ведь, судя по всей известной информации, не очень-то и жалуют присутствие этого жеребца в семейном доме. Сам жеребец выглядел слегка обескураженным, видимо надеясь на пожилого жеребца, а получив мелкую серость под копытами, которая, не пойми что делает в доме его отца. Но даже больше — живёт в его комнате, чего жеребец пока не знает, однако, учитывая его появление, не мала вероятность, что ему что-то нужно забрать из комнаты.
— Ты?! — резко ворвавшийся голос пожилого жеребца подействовал на Аим, как разряд электричества по ушам, заставляя ту провернуться в сторону Шанхая. Не отрывая глаз от земнопони, кобылка не услышала, как хозяин дома подошёл сзади. — Что ты здесь делаешь? Зачем пришел? Я не желаю видеть тебя в моем доме.
— Для начала, привет. — сказал он низким и бархатным голосом, делая шаг во внутрь. — Я и не ожидал иной реакции от тебя, но в глубине души надеялся, что реакция будет более походить на отцовскую. — его тонкие губы слегка растянулись в разочаровании и негодовании.
— «В глубине души» говоришь? Ха! А она у тебя ещё осталась? — спросил Шанхай, вопросительно подняв седую бровь, от чего Аим резко повернула голову к Уэйлеру, желая увидеть хоть какую-то реакцию, которая могла бы объяснить то, почему он так сказал. Однако в ответ прозвучала лишь холодная тишина, в которой кобылка опустила голову, разглядывая передние копыта жеребца. — Повторяю вопрос: «Зачем. Ты. Пришел.»
— Хотел лично посмотреть на того, кто теперь живёт в моей комнате. — с этими словами Уэйлер опустил голову, глядя на Аим и сквозь нее. От этого кобылка начала медленно отходить в сторону лестницы, не сводя с него широко раскрытых глаз. Однако сам Шанхай не был удивлен тем, что он знал про это, и уступил земной пони дорогу.
— Не пугай ее.
— Я и не старался. Зачем мне пугать такую милую пони? — в его голосе показалась усмешка, однако его лицо было каменным и спокойным. — Она сама намного впечатлительнее, чем… — начал Уэйлер, однако удар копытом о пол быстро заткнул ему рот.
— Проваливай. — жеребец злобно прищурился, глаз почти не было видно.
— Не забывай, отец, благодаря кому ты стоишь и видишь. — с каким-то холодом произнес Уэйлер, нахмурившись и подойдя к седовласому жеребцу. — Я хочу, как лучше. — смягчился он, установленный вытянутой ногой Шанхая.
— Ты всегда знал, что мне этого не хотелось. Мне это не нужно было и не нужно сейчас, Уэйлер. — едва слышно прошептал он, лишь длинная и густая седая борода выдавала то, что он произносил. — Твоя черная магия… — он с злостью фыркнул, — В Тартар. Мне не нужно помощи от сил тьмы. — совсем тихо произнес жеребец, чего кобылка попросту не услышала издалека.
— Ладно. Но пусть тогда она принесет то, за чем я пришел. — сказал он и поднял голову на Аим, которая от топота Шанхая перепрыгнула ступеньки, оказавшись на втором этаже. В этом месте, словно в зоне недосягаемости, страх перед Уэйлером исчезал, будто его и не было. — Принеси мою масляную лампу, пожалуйста. — попросил он, сделав интонацию обращения на кантерлотский манер.
Аим вбежала в комнату, сразу же кинувшись к столу и вытаскивая масляную резную лампу. Получше ее рассмотрев, кобылка поняла, что она была выточена из кости какого-то животного. Спустившись обратно в холл, земная кобылка начала сбавлять ход по мере приближения к странному жеребцу. Стук ее собственных копыт по полу казался громче, чем стук ее сердца и пульсация крови в голове. Она несла лампу копытом, а не зажав зубами, как это делают обычно, не желая брать в рот кость животного. В конце концов, держать наибольшую дистанцию во время отдачи предмета. Однако, не успев дойти до жеребца, лампа сорвалась с ее копыта и сама перелетела в копыта к Уэйлеру.
— Магия! Как?! — выкрикнула Аим, встав на месте, как вкопанная, и глядя на закрытые очками глаза жеребца. — «Я тоже так хочу.» — появилась детская мысль в ее голове, которая казалась кобылке максимально неуместной, однако в то же время была правдивой.
На этот вопрос Уэйлер промолчал, улыбнувшись, будто прочитав ее мысли, поклонил голову в благодарности, слегка приоткрывая глаза за очками и ушел, попрощавшись с ними обоими и закрывая дверь. От взора кобылки не ускользнула мимолётная деталь в глазах этого пони — их не было видно или они были черными и пустыми. Аим посмотрела на Шанхая, ища ответы на вопросы, которые родились в ее голове безумным вихрем, одни вопросы переплетались с другими, образовывая новые. Но жеребец лишь развернулся, направляясь на кухню, не проронив ни слова. Его походка казалась не ровной и аритмичной, будто ему вот-вот станет плохо. Поэтому серая земная кобылка подбежала к нему, подпирая его бок и удерживая от падения.
— Вам нехорошо? — поинтересовалась Аим, но жеребец лишь отрицательно помотал головой. После недолгого раздумья, она все же решила спросить. — Так, что же произошло между вами? Почему вы считаете его бездушным?
— Эх… — Шанхай вздохнул, глядя на земную кобылку тяжёлым взглядом, и, поняв, что она не отстанет, сел на стул, поправляя толстовку. — Не отстанешь же. Ладно. — он опустил взгляд и задумался. — С чего бы начать? Уэйлер… Он же был хорошим жеребчиком, любил море, как и все сыновья и дочери. Это у них от матери. Так и… Он не стал останавливаться на простом созерцании моря, а пошел на судно.
— «Китобойное.» — додумала Аим, глядя в необычные глаза жеребца. Хоть и борода скрывала почти все эмоции, глаза описывали все вдвойне.
— Работа была тяжёлая, но он как-то умудрялся писать письма целыми свитками. — Шанхай ухмыльнулся, потирая копытом щеку. — Он планировал стать писателем после этого, вот и практиковался на «записках дому». А потом он пропал. Пропал на пять лет. Члены команды, что вернулись, сказали, что он выпал за борт и утонул. — после этих слов, Аим чувствовала, как каждый ее волосок встал дыбом. — Мы, формально, похоронили его, но все ждали, что он вернётся. Ктулху был очень расстроен, сильнее, чем мать. Ну и вот, спустя эти годы, когда Вэйв гуляла с малюткой Паверфул по пляжу, то увидела, как по морской глади идёт пони. Буквально по воде. Это оказался Уэйлер. — челюсть маленькой кобылки приоткрылись в изумлении. — Он… Кхм, мягко говоря, изменился. Его темный омут глаз больше не был таким, как раньше, а сам он был… Словно его подменили. С тех пор мы и стали замечать за ним эти «черно-магические» выходки. Но долго на суше он не пробыл, вновь отправился куда-то туда. — жеребец демонстративно помахал копытом в сторону моря. — Изредка появляется, чтобы встретиться с братьями и сестрами, ну и матерью, конечно. Я же, хоть и благодарен, что он помог мне снова видеть, не потерплю его нахождения.
— Что? Как это «помог снова видеть»? Это из-за…? — Аим опустила глаза, проводя по обожжённой стороне жеребца линию.
— Несчастный случай. Смутно помню тот момент, но я запомнил те страшные секунды боли и тьмы, окутавшие меня. — эти слова продолжали держать напряжение в кубе с манерой общения старого жеребца — словно змей, растягивать слова. — Первое, что я увидел после того несчастного случая — это черные, бездушные глаза Уэйлера и его копыто у моей головы. Но он исчез также внезапно, как и появился, словно почувствовав, что со мной случилось что-то не так.
— Так, он просто хотел помочь… Разве это не говорит о том, что у него есть душа? — спросила Аим, начав риторически рассуждать. — Допустим, его команда ошиблась в том, что он утонул, они бросили его. Ему пришлось возвращаться самому. Такое испытание кого хочешь сломает… А то, что он шел по воде, скорее всего привиделось вашей жене из-за шока. А про магию я не знаю… Может, магия у него из-за какой-нибудь другой магии? — от этого вопроса кобылка сделала себе фейс-хуф. — «Магия от магии». Что ещё скажу?
Но жеребец не слышал ее рассуждений, задумавшись над первым вопросом. Тогда он просто испугался, когда увидел его. А вместе со страхом пришло и неприятие, перешедшее в необоснованную ненависть. Шанхай ведь пытался выяснить у сына, что произошло, но тот не желал говорить.
После этого случая прошла почти неделя, а концерт неумолимо приближался. Аим наконец-то освоила свой музыкальный инструмент и, работая в баре, почти накопила на какую-никакую скрипку, корпус которой был весьма футуристической формы, полупрозрачный и зелёного цвета. Земнопони попросила Сильвер Вингз «зарезервировать» эту скрипку для нее, на что гиппогриф дала свое гиперактивное согласие, рассказав ещё о подобных экземплярах целую лекцию, длительностью в полтора часа. На тренировках с «Fandango», Аим пришлось учится не только петь, но ещё и познать театральное мастерство, ведь им нужно не только сыграть и спеть улетно, но и развлечь публику своим выступлением. К счастью, Мавр подробно описал ее сценический образ, как ей лучше держаться на сцене и какие финты вытворять с гитарой, а Бэрт провела несколько занятий по вокалу и экстрим-вокалу. Шанхаю она ничего не рассказывала, опасаясь, что он ничего не поймет, и именно из-за этого она не репетировала дома. Всё же, пение и звук этой гитары может показаться ему слишком громкими. И сейчас, когда все более-менее спокойно, Аим все также записывает все в свой личный дневник, однако сейчас заметки пошли не такие большие, какие были буквально неделю назад. Глядя на это, кобылка откинулась на стуле, закинув копыта за голову и вытянув ноги, и протянула, потягиваясь и слегка зевая.
— Никогда бы не подумала, что моя жизнь может быть не такой нагруженной на события хотя бы несколько дней. Я и, — кобылка зевнула, — работу уже не описываю — почти рутина, да и «Fandango» пока ничего сверхъестественного не преподносит.
— «Хм, а тебе так не терпится посидеть раньше времени от через чур резких и частых событий? Без адреналина уже не так интересно?» — подумалось кобылке, когда она закрыла дневничок и снова начала крутить в копытах записную книжку Уэйлера. — «Если вспомнить былое, то… То был адреналин, позволявший выжить…» — земнопони посмотрела на свое правое копыто, на котором остался шрам от крышки фортепиано. — «Боюсь представить, что у меня сейчас на спине, раз даже тут шкуркой не затянуло… Тут-то никто не обращает внимания, а вечно ходить в рубашке я не смогу.»
Снизу послышался звонок в дверь, после чего прозвучал молодой голос, оповещающий о своем прибытии. Аим соскочила со стула, захлопнув дневничок, и аккуратно выглянула со второго этажа на первый, рассматривая того, кто обнимал Шанхая. Жеребец небесно-голубой масти с зелёной гривой был слегка длиннее пожилого земнопони. Его кожаная шляпа имела позолоченную кайму и выглядела весьма потрёпанной. Жёлтые глаза жеребца скользнули вверх по лестнице, замечая серую земную кобылку, что с осторожностью глядела на него из-за перил.
— Хэй-хо, па! Не думал, шо ты начал комнаты сдавать. — сказал он, похлопывая Шанхая по спине.
— А. Это Аим, подруга Мозаики и Ламинарии. Она живёт здесь с недавнего времени, но думаю, что это временно. — ответил старец, оборачиваясь к кобылке. — Спускайся сюда. Не бойся. — он махнул копытом. — Ктулху боятся не нужно.
Аим вышла, медленно спускаясь по лестнице. Первое, что бросилось ей в глаза при детальном рассмотрении — это жёлтые глаза, как у Ламинарии, а также родимое пятно вокруг левого глаза — в противоположность Мозаике, хотя у Ламинарии и Лагуна эти круги были вокруг правого и левого глаза одновременно. Поверх его поношенной рубашки с закатанными рукавами была надета жилетка из черной кожи, а на шее красовался алый галстук. О, Сёстры, вылитый попугай. Ещё и золотое кольцо в левом ухе, напоминающее пиратское. У кобылки вновь всплыл образ, какой она представляла при первом виде Реминора у его бара. Однако Аим за это время поняла, что внешность бывает ой как обманчива.
— А разве есть повод кохо-то ей бояться здесь? — полушепотом спросил зеленогривый жеребец, украдкой поглядывая на свой чемодан. — Неужели…? Ну… Он приходил?
На его вопрос Шанхай лишь молча кивнул, приглашая в гостиную. Аим, тем временем, проследовала за ними. Она не знала, что от него можно ожидать. Кобылка считала, что раньше ей просто везло с новыми знакомыми, а уж если говорить про эту семью, то Мозаика — та ещё шутливая заноза в крупе, однако она готова помочь отцу, бросив все дела. Ламинария же кажется просто очень активной кобылой на все копыта, однако в тихие и спокойные моменты она легко выслушает и даст совет. Все же, работа в школе требует подобных навыков. Уэйлер всё ещё остаётся для нее темной лошадкой. Сложилось лишь смешанное впечатление, приправленное какой-то мистикой. Былой страх перед ним изменился на желание узнать про него больше, прочитав недоступный дневник. А вот об остальных членах семьи почти ничего не известно.
— Так, как ты, говоришь, тебя звать? — спросил жеребец, резко остановившись и развернувшись к земной кобылке. Его улыбчивый вид хоть и располагал к себе, однако его физическая разница заставляла чувствовать дискомфорт в районе шеи.
— Меня зовут Аим. — представилась кобылка, отойдя от мимолётного шока.
— А я — Ктулху! Будем знакомы!
На протянутое копыто жеребца, она ответила, отбив подковой о подкову, однако сам Ктулху ожидал, что они пожмут копыта в приветствии. Лицо земного пони перекосила неизвестная для Аим эмоция, что заставила ее усмехнуться. Шанхай попросил поставить чайник, а сам сел за стол, разговаривая с сыном. Земнопони особо не вслушивалась, занявшись поиском чего-нибудь к чаю. Но тут, как гром среди ясного неба, в дом ворвалась Мозаика, что-то пытаясь объяснить и одновременно с этим удержать цветастую коробку.
— Извини, я не успела встретить тебя на пироне. — протараторила она, ставя коробку на стол и обнимая брата. — Тирек побери! Сколько лет, сколько зим?!
Аим грустно посмотрела на эту встречу полубоком, лишь мечтая о чем-то подобном со своим братом. Стринг никогда не проявлял ничего подобного, даже минимум из этого. Хотя сейчас, размышляя об этом без оков, земнопони стала думать, что ему просто не позволяли проявлять таких эмоций, даже по отношению к своей сестре. Распаковав тортик, кобылка нарезала его, а после налила чаю в кружки каждому.
— А… Лагун…? — спросил Ктулху, снимая с головы шляпу.
— А он давно уже тут не живёт. — ответил Шанхай, однако Мозаика его перебила.
— В кампании какой-то, вечно влипает под хвост. — кобылка четкими и резкими движениями сняла свой шлем с головы, поставив его на стол. — Все не могу его поймать и дать втык! — она злобно фыркнула, однако Ктулху лишь засмеялся.
— Убери это со стола. — Шанхай небрежно подвинул головной убор дочери.
— Прости, пап. — кобылка смягчилась и убрала шлем, повесив его на стул.
— Ну, ничехо. Я здеся на целую неделю, так шо сам его отыщу. Понивилль хоть и изменился, но я смоху найти его белый хвост хоть в бурлящей пучине Селестийскохо моря!
Неграмотный акцент земнопони резал Аим ухо ещё сильнее, чем отборный мат. Она молча сидела за столом, вполуха слушая рассказы Ктулху о своих путешествиях только для того, чтобы знать, если ее вдруг спросят что-то. Сама она задумалась о том, как бы выглядела эта комната, не разбегись все по разным сторонам. Жена Шанхая — Вейв — осталась жить в их временном летнем домике на берегу, вблизи Филлидельфии, взяв младшего жеребенка. Точно она не знала причину этого, но ей казалось это из-за разрыва в интересах. Возможно Шанхаю хотелось жить в городе, поближе к столице, а ей — ближе к морю. Раньше, как говорил Шанхай, она работала спасателем, от того и не смогла расстаться с видом на морскую гладь и быстрым доступом к теплой воде и песку. Вот и жеребята разделились: Ламинария, Лагун и Мозаика в городе, как отец, а Ктулху, Уэйлер и Паверфул Три — у моря, ну или в море, как мать.
Спустя много часов, все затихает. Мозаика моет посуду, Шанхай отправился отдыхать, а Аим и Ктулху рассматривали друг друга. Однако, у земнопони было, что спросить у жеребца, но ей не хотелось, чтобы кто-то ещё включался в их разговор, ведь их мнение об Уэйлере она уже узнала.
— Слушай, Ктулху, — начала Аим, привлекая внимание земного пони, — можно с тобой поговорить? — она перешла с полушепота на шепот. — В комнате.
Заинтересованный жеребец посмотрел в направление копыта кобылки, что показывало в потолок, и принял серьезное, весьма озадаченное выражение лица, натягивая шляпу. Выходя из-за стола, зеленогривый жеребец направился вслед за серой кобылкой. Забрав с прихожей чемодан, он и Аим поднялись на второй этаж, после чего Ктулху закинул свои вещи в его старую комнату. Кобылка с серебристой мастью неуверенно предложила жеребцу место на кровати, в то время как сама уселась на стуле, отодвинув его от стола на середину комнаты и повернув его спинкой на Ктулху. Моряк старался не обращать внимания на все изменения в комнате, глядя на то, как кукурузногривый жеребёнок залезает на стул и свешивает передние ноги на спинку стула.
— Ну, так… О чем хочешь спросить? — поинтересовался жеребец, почесывая небольшую бородку.
— Я заметила, — неуверенно начала Аим, но после того, как украдкой глянула на записную книжку Уэйлера, взяла себя в копыта, — ты со своим братом Уэйлером в хороших отношениях, чем твой отец… И знаешь о нем все.
Земнопони расплылся в дружелюбной улыбке, поправляя шляпу. В золоте его глаз была видна радость, что кто-пони, помимо его, интересуется его братом и относится к нему более-менее лояльно, раз решает узнать о нем лучше. Кивком согласившись, Ктулху указал копытом на тумбочку, где лежат письма, и сказал, что все эти свитки Уэйлер написал специально для него, так как знал, что тема моря очень близка его душе. Аим оживилась от этой новости и попросила рассказать его все о своем брате, в надежде узнать хоть что-то ещё, помимо того, что она уже вычитала из свитков и услышала из разговоров Шанхая и его жеребят. Однако, на разочарование Аим, земнопони чуть ли не пересказал все свитки, приправляя их своими впечатлениями и не рассказал ничего нового, а на ее вопрос про записную книжку получила лишь удивлённое лицо моряка, подскочившего к столу и начавшего вертеть предмет их общего интереса в копытах.
— Я даже и не видел ее! — раздосадованно ответил жеребец, положив копыто на обложку. — А она… не открывается?
— Ага… — выдохнула кобылка, подойдя к Ктулху, и положила копыто на его плече. — Честно признаться, я и сама пробовала ее открыть, но теперь, зная, что Уэйлер обладает какой-то магией, могу предположить, что замок зачарован и ключа никакого нет на самом деле.
— Я думал, шо он всё всехда рассказывал мне… — разочарованно фыркнул моряк, положив книжку на стол, — он казался откровенным со мной всехда… — его глаза скользнули на вторую книжку, что не имела замка и, раскрыв ее, вчитался в первые строки. Записи Аим, а точнее — запись того самого дня перед тем, как она осмелилась бежать. Увидев это, Аим ошарашенно забрала записную книжку и закрыла ее. — Извини, любопытство.
Жеребец читал быстро и также быстро воспринимал прочитанную информацию, поэтому решил сделать вид, что ничего не успел прочитать. Прочистив горло, Ктулху спросил ее о том, что она имела в виду под тем, что Уэйлер умеет пользоваться какой-то магией. Аим же, прижав уши, кратко пересказала то, что рассказал ей Шанхай, на что моряк отбил копытом о пол, фыркнул что-то вроде: «Мне казалось, что он все это сочинил! Типа, он же земнопони!» На что бывшая графиня развела копытами и поддержала его, задав риторический вопрос: «Самой интересно, откуда магия у того, кто не имеет рог?»
На удивление Аим, она с жеребцом нашли много тем для разговоров. Земнопони обвораживал своей открытостью, поражая кобылку. Ей казалось странным, что кто-то вот так спокойно и с удовольствием начнет рассказывать первой встречной о себе и семье. Рассказывая все без утайки, Ктулху сумел рассказать все о его работе, заставляя земнопони постепенно влюбляться в море, его непредсказуемость и красоты тех мест, куда оно может завести. Кроме того, ему понадобилось много времени на рассказ одной байки моряков о «Невидимом острове» вблизи Тартара, что никогда не подпускает к себе, насылая разрушительные штормы, чтобы потопить ненавистные корабли. Аим казалось немного странным, что за все это время никто не нанес хотя бы условные границы этого острова на общих картах или хотя бы картах для моряков, но она успокоила себя тем, что: «Байка — есть байка. Ей не обязательно быть правдой. Не нужно искать какие-то придирки и пытаться раскрыть все возможные варианты возникновения невидимого острова или разрушительных штормов.» Должна оставаться какая-то загадка, везде и во всем. Однако зов кого-то снизу заставил их прервать милую беседу, напоминая Аим, что у их группы сегодня концерт. Схватив свою гитару, кобылка попрощалась с Ктулху и побежала вниз, где ее уже ожидал Мавр. Грифон выглядел довольно крупным, даже в сравнении с Шанхаем, что изумлённо смотрел то на него, то на Аим с гитарой. Учитывая пристрастие Мавра ходить на двух задних лапах, кобылка удивилась, увидя его, стоящего на всех четырех лапах. Тот приветливо помахал своей орлиной лапой, предлагая понести ее гитару. Аим согласилась, застегивая черную рубашку матери на все пуговицы. Уже подходя к месту, кобылка заметила окружающих пони, что толпились рядом, ожидая приглашения в зал. На ее удивление, жеребцы и кобылы пришли за полчаса до того, как их должны начать пропускать. Когда толпа обратила внимание на них, а в особенности на грифона, цветная куча начала окружать его, ободряюще улюлюкая. Заметив, что Аим было очень сложно протиснуться через эту массу, Мавр, держа гитару в одной лапе, взял земнопони в другую, стараясь держать ее как можно мягче. От неожиданности и бестактности этой ситуации, она начала возмущаться и беспомощно трясти копытами, со страхом смотря на землю, что казалась так далеко от нее. Не часто прямоходящий грифон катал ее на себе, да и в целом кого-либо. Поначалу это казалось чем-то, способным заставить сердце кобылки остановиться в страхе, однако постепенно ей это начало нравиться и Аим даже начала приветливо махать публике.
Зайдя через черный ход, Аим и Мавр направились в свои гримёрки, готовиться к выступлению. Грифон, прежде чем пойти к себе, зашёл на сцену и установил гитару Аим, подключив ее к установке. Кобылка была ошарашена, увидев в своей комнате неожиданного гостя. Несколько эмоций смешались в один сдавленный крик, который был подавлен звукоизоляцией помещения. Единорожка, немногим больше, чем Аим, стояла к двери спиной, словно не услышала вскрика кобылки. Ее серебряная шкурка переливалась и отражала мягкий свет люстры, золотисто-кукурузная челка западала на глаза так, что в отражении зеркала невозможно было их разглядеть. Медленно, но верно, сгусток из эмоций начал растягиваться, освобождая более четкую — страх. Что-то в этой кобыле ее настораживало. Не только то, что она всё ещё стояла спиной к Аим не шевелясь. Было что-то ещё.
— Хэй…? — неуверенно выдавила из себя земнопони, сделав дрожащий шаг вперёд. — «Это мама? Но… Что она здесь делает? Откуда она? Где она была все это время? Как она узнала где я? Это похоже на подставу… Ловушка? Что?» — всеразличные мысли продолжали роиться в голове кобылки. Она не успевала подумать об одном, как тут же залетал новый вопрос, а страх и настороженность никуда не делись.
Единорожка продолжала стоять, не обратив внимание на зов сразу. Через некоторое время, ухо пони дернулось в сторону источника звука, сама поза этого нечта сменилась из статичной в более пугающую: по телу шла мелкая рябь, мягкий жёлтый свет освещал напряжённые мышцы тела. Аим уже хотела подойти к этой фигуре вплотную, как послышался негромкий стук в дверь. Земнопони резко обернулась, подпрыгнув на месте так, что чуть не упала на паркет. Застрявший в горле ком не давал и пикнуть, не говоря уже о том, чтобы спросить: «Кто там?». Кобылке не оставалось ничего другого, как просто открыть дверь.
— Привет! — воскликнула Ермак, увидев крестницу, но тут же приобрела более озабоченный вид, голубые глаза стали настороженно осматривать земнопони. — Что с тобой? На тебе лица нет, грива и шкурка дыбом!
Неожиданно для Аим, тетя ее обняла, достаточно крепко прижав к себе, чтобы вытянуть весь страх. Впервые за эти долгие, как ей чувствовалось, минуты, она смогла глубоко выдохнуть и прочистить горло. Закрыв глаза, ей показалось, что веки горят.
— Я тебя напугала? — спросила единорожка, ее поясные сумки легли на пол. — Прости. Я прискакала в Понивилль, как только смогла. — Ермак отпустила кобылку, смотря на нее со стороны. — Я наслышана о «Fandango», они довольно популярны, но когда до меня дошел слушок о новом участнике группы и его описание, я сразу поняла, что это ты! Поздравляю!
— Так ты… Т-ты пришла посмотреть на в-выступление? — слегка заикаясь спросила Аим, обернувшись за спину и надеясь увидеть фигуру матери, однако она исчезла. У кобылки на холке вновь встала дыбом шерсть.
— Ты в порядке? — ещё раз спросила тетя, следя за взглядом крестницы.
— Да… Да, все хорошо. — наконец взяла она себя в копыта, но солгала. — Просто… Волнуюсь. Все же большая публика, которая действительно будет слушать меня. Не просто «музыка на фоне». — с этим ответом, Ермак немного погрустнела. Она никогда не думала, что ее племянница чувствовала себя кем-то, кто существует на фоне, когда она играла в Кантерлоте.
— Меня сюда не пропускали. — шепотом призналась кобыла, расплывались в ехидной улыбке. — До выступления есть время, я хочу привести твой внешний вид в порядок.
С этими словами, единорожка распаковала магией сидельные сумки, мягко левитируя на стол косметику, расчёски, различные лаки для гривы и хвоста, а также парфюм. Глядя на весь этот арсенал, Аим мягко улыбнулась, налет страха моментально растаял, позволяя ей спокойно двигаться и сесть на стул напротив зеркала. Ей оставалось просто позволить ее крестной маме навести «модную суету». Одно успокаивало земнопони — не придется долго мучиться с гривой и хвостом, ведь они теперь не такие длинные, как раньше. Подойдя к Аим, единорожка скользнула взглядом по знакомой рубашке, вспоминая, какие ужасные шрамы находятся под ней. Однако, быстро взяв себя в копыта, она взяла несколько вещей из косметики и одновременно начала приводить крестницу в вид членов группы «Fandango». Параллельно с этим, она поддерживала с кобылкой разговор, спрашивая о том, что она пока не писала ей. Из этого диалога, Аим узнала, что произошло с прошлым басистом группы — он решил «уйти в соло» и заняться одиночными турами, так как его взгляды противоречили с принципами брата — Умбера. Что показалось ей странным, так это то, что в группе ни разу не упоминалось о брате единорога и то, что он вообще у него есть. Взять к примеру Бэрт Маори. Мавр рассказал, что она родом из небольшого острова вблизи Филлидельфии, ее «фамилия» — название племени, а ее татуировки — дань уважения погибшему в море брату. Йорун — сын вождя племени яков, которого отправили в Эквестрию «обучаться дружбе», но в итоге, по окончанию школы, он решил отречься от пристала в пользу жизни с пони и, собственно, с Бэрт. Однако о себе Мавр рассказывал лишь вскользь, ну а про Клумбу — почти ничего, кроме его имени и того, сколько ему лет.
Наконец, подобрав на вешалках костюм, что подходил бы к образу Аим, Ермак с удовлетворением убрала косметику и лаки в сумки. Поправив капюшон, она одобрительно кивнула.
— Таинственно, дерзко. Настоящий Призрак, с тем исключением, что его будет заметно.
— А ничего, что капюшон бросает тень на глаза? Совершенно не видно ни стрелок, ни ресниц, ни теней…
— Поверь мне, — начала Ермак, гордо поправляя свою черную, словно смоль, гриву, — на сцене это будет выглядеть совсем по-другому. Можешь мне поверить. Все же, большую часть жизни я провела на сцене… Освещение там будет куда лучше, да и не забывай, что стоять ты будешь гораздо выше публики.
— Спасибо… Теперь мне не страшно. — Аим крепко обняла крестную маму, сдерживая слезы.
— Хэй-хэй, поаккуратнее! А то тушь потечёт. — ржанула она, поправляя капюшон.
Вдруг за дверью послышался голос грифона, а затем и его стук в дверь. Не дождавшись ответа, он бесцеремонно открыл дверь гримёрной комнаты, встречаясь с Аим глазами. К счастью, Ермак не занимало в скорости реакции и анализу помещения, поэтому она быстро спряталась за вешалками с одеждой. Тот, удовлетворительно присвистнув от того, как кобылка выглядит, вновь напомнил ей, как ей стоит держаться на сцене, где стоять и какие финты с гитарой вытворять.
— Ну что, Каспер, готова? — спросил Клумба, улыбнувшись тому, как чутко кобылка смогла подобрать к образу и стилю группы свою одежду и внешность в целом.
Приняв от него свою гитару, Аим удовлетворительно кивнула, ее сердце часто билось, а глаза начали гореть азартом. Ощущение, что вся жизнь вела ее к этому, начиная от скучных выступлений с классикой на всяких светских мероприятиях в качестве массовки, до работы в каком-то пивном кабаке, наполненным табачным дымом и драйвом, и до этого трепещущего концерта на публике, где каждому будет до нее дело. Выглянув из-за кулисы, ее ушки нервно дернулось к голове, она ошарашенно спряталась к группе. Зал был полон, те зрители, до которых доставал свет прожекторов, были лишь каплей из основной массы, что в нетерпении поддерживала группу, ритмично топая и отчеканивая название группы. Мыслей, что что-то может пойти не так, у Аим даже в намёке не было, а страх перед публикой превратился в желание покорить ее. И вот наконец Клумба, что держал магией микрофон, вышел на сцену, а за ним уже и все остальные. Несмотря на то, что Аим вышла последней, ее встретили не менее активно, чем остальных. Быстро скользнув взглядом по толпе, ей удалось отыскать среди прочих пони и непони свою тетю, которой удалось незаметно выбраться из гримёрной прямо в зал. Однако, что было для нее совсем неожиданным, ей удалось разглядеть в толпе Татту Прайс с ее мужем и дочерью на спине жеребца, Лагуна, рядом с которым стояла Мозаика, которой все же удалось схватить непутёвого брата за хвост, и ее подруга — як. Находились они довольно близко друг к другу, однако не замечали этого. Где-то в сторонке проглядывались пестрая грива Ламинарии, что смогла найти свободное от работы в школе время, а также более-менее знакомые лица, что она видела в баре, ну и без знаменитостей не обошлось в виде Эпплджек и Пинки Пай с членами их семьи. Вспомнив о своем образе, кобылка опустила голову, накрывая свои рубиновые глаза тенью капюшона. Со стороны зрителей, макияж земнопони был отлично виден, особенно тем, что находились к сцене ближе всех. У каждого члена группы костюм был черно-синим с элементами, что поддерживают образ. У Бэрт — звёзды и атрибуты принцессы Луны, у Мавра — рога быков, у Йоруна — молнии, Аим достались туманные завихрения, а вот у Клумбы что-то непонятное, вроде самой эмблемы группы.
Что происходило дальше, казалось Аим чем-то туманным: эмоции и адреналин от происходящего переполняли ее, а от образа и сценок между членами группы с аудиторией захватывало дух. Случались моменты, когда она просто забывала, как дышать, а когда наступали ее вокальные партии, она смогла выжать из возможностей своего голоса максимум, поражая всех, даже себя. Во время выступления, ни Аим, ни участники группы не заметили, как бока маленькой кобылки начали светиться. Шум колонок уже не замечался, духота от активных движений толпы нарастал до тех пор, пока «самые умные» не додумались открыть двери на улицу, вследствие чего звуки концерта разнеслись почти по всему Понивиллю. Толпа с улицы также начала накапливаться, желая протолкнуться в гущу событий. Зрители были буквально везде, что Аим начало очень нравится, она начала чувствовать себя Герцогиней. «Они смотрят на нас, слушают… Они слушают меня, смотрят так, как никто из Кантерлота не смотрел!» И к концу выступления, после ее партии с фортепиано, Аим начало немного заносить. В перерывах между песнями, когда приходила очередь развлекать публику, она начала вести себя более активно, придерживаясь образа Каспера. Только теперь это был не тихий-мирный призрак «метр с кепкой», а настоящий дикий дух, заводивший публику на раз-два. Сама кобылка этого не заметила, ей хотелось ещё больше внимания, однако Мавр незаметно охладил ее разыгравшуюся «звёздную болезнь».
Концерт закончился, Клумба начал говорить завершающую речь. Аим чувствовала эмоциональную и физическую истощенность, ее плащ стал тяжёлым из-за впитавшегося пота, капюшон давно слетел, а тени и подводка размазались, создавая ощущение впалых глаз призрака. Кобылка буквально олицетворяла смерть, однако чувство удовлетворенности в проделанной работе поддерживало ее на ногах. Публика чувствовала себя также: заряжено эмоционально и истощено физически. Оглядев участников группы, земнопони отметила то же, однако они были более выносливы в этом плане. Зайдя за кулисы, убрав свои инструменты и сняв мокрые костюмы, группа вышла на задний двор через черный ход, встречая более ярых фанатов. Происходящее далее погрузило Аим в вакуум, лишь мельтешащие лиц существ подсказывали ей, что она движется. С гитарой за спиной, она протискивалась вперёд, обделяя вниманием фанатов, что просили у нее автографы. Лишь резко окутавшее облако оранжевой магии вернуло ее в чувство тем, что подняло ее в воздух, над головами толпы, и направило в сторону Татушки и ее семьи. Мавр же старался поспевать за ней, используя свои большие крылья. Остальные участники группы в быстром порядке попрощалась с каждым и устремились вслед за грифоном и земнопони. Наконец, отойдя от толпы, группка пони, яка и грифона смогла передохнуть, прийти в себя. Согласовавшись с пожеланием каждого, они решили отправиться в бар, который из-за этого концерта был почти пустым. Уставшие «Fandango» завалились на мягком диване, вытянув усталые конечности. Мягкая игра на фортепиано и дудке успокаивала, погружала в сон.
— Думаю, нам это стоит отметить. — слегка устало сказал Умбер тоном, подходящим для какого-либо тоста, несмотря на то, что он все это время был одним из солирующих певцов.
— Что пить закажете? — спросила Татту, подзывая официанта — молодого красногривого пегаса, что Аим видела в качестве посетителя бара.
— Всем по сидру, того, что покрепче, а Аим… — начал единорог, глядя на жеребенка, которому вообще-то запрещен такой сидр, но чисто условно отметить нужно.
— Могу предложить молочный коктейль с различными начинками: банан, шоколад, малина, клубника, вишня… — начал перечислять официант, но, когда ухо кобылки дернулось на вишне, он понял, что именно с ним и нужно. Записав все в блокнот, жеребец пошагал к барной стойке и начал диктовать заказ бар-пони.
Полусонная от усталости, Аим выпала из всеобщего обсуждения проведенного концерта, где проговаривались все плюсы, минусы и возможные места следующего концерта. Мимо кобылки проскользнул даже жеребец из Мэйнхеттена, что предложил выступление на их стадионе в акт благотворительности. Естественно, группа дала на это согласие и теперь бурно обсуждала планы на этот концерт. Прикрыв глаза, кобылка чувствовала, как ее веки пылают, в ушах звенит, а все тело гудит. Аим была слишком истощена, чтобы прокручивать в голове произошедшее, предпочитая пока не заморачиваться по тому, как она справилась для первого раза. Ее дыхание постепенно замедлилось под неспешным ритмом фортепиано, а сознание погрузилось в сон.
Поначалу кобылке казалось, что ей ничего не сниться: перед глазами чернота, никаких звуков и ощущений. Но вскоре она поняла, что ее глаза просто завязаны плотной тканью, тут же пришли ощущения крепких веревочных узлов, связывающих копыта на столько плотно, что уже становилось больно. С трудом выпутав из ловушки передние ноги, земнопони смогла стянуть повязку с глаз. Аим считала, что ей показалось, будто она находиться под водой, но открыв глаза кобылка удостоверилась в этом. На этот раз она, словно морская пони, спокойно дышала под водой, но разглядеть что-то вокруг было почти невозможно. Освободив задние копыта, земнопони поплыла вперёд, надеясь найти выход из того места, где оказалась. Привыкшие к темноте рубиновые глаза смогли распознать окружающие черты комнаты: деревянные стены и мебель, разбухшие от долгого нахождения под водой, валяющиеся обломки на полу и зияющие дыры в стенах и на потолке, водоросли, глубоководные рыбы. Все это напоминало ей затонувший корабль на дне океана. Аим поплыла вперёд, проплывая мимо выбитой из каюты двери, медленно перемещаясь по коридору к палубе. Что-то холодное коснулось ее задней ноги, заставляя обернуться. Ей почудилось, что здесь есть ещё кто-то, помимо водорослей и рыб, но это был маленький краснозубый спинорог, боковой рисунок которого светился в темноте ярко-фиолетовым светом. Обогнав кобылку, рыбка поплыла прочь из корабля, словно ее что-то напугало. Свет ее постепенно мерк в водной пучине, но Аим ускорилась, пытаясь догнать ее. Достигнув палубы, кобылке стало значительно светлее, хотя лучи света с трудом пробивались сквозь толщу воды. Открылись полные масштабы того места: корабль затонул на краю скалы, глубина которой была несоизмерима, мачты лежали на палубе и свисали с борта, всюду были видны дыры, но, к счастью, ни одного скелета пони видно не было. Промелькнувшая тень у кормы привлекла внимание серой пони, заставляя ту проплыть поближе. Достигнув того места, где она увидела движение, к своему разочарованию кобылка никого не нашла. Встав на ноги и почувствовав под собой доски, Аим свесилась через борт, пытаясь разглядеть что-то, что могло «спрыгнуть» с корабля. Все так же пусто, только та самая рыбка проплыла мимо. Разочарованно выдохнув, из ее лёгких освободились пузырьки воздуха, которые тут же устремились наверх. Кобылка медленно провела их взглядом, пока их очертания не слились с водной гладью. Приглушённый водой скрип разбухший древесины заставил ушки Аим дернуться по направлению к звуку, но ей самой было страшно оборачиваться. «Глубоководная акула? Или морской монстер? Или огромный осьминог, о котором говорил Ктулху?! Скорее всего, это просто маленькая рыбка — удильщик…» Ее голова медленно повернулась, встречаясь с полностью черными глазами Уэйлера, который выглядел просто ужасающе, но сам жеребец выглядел спокойным. Уголки губ жеребца были натянуты в доброжелательной улыбке, однако его каменное спокойствие окрашивало его улыбку в садистские цвета. Аим только сейчас заметила, что он не был одет в ту одежду, в которой он пришел в прошлый раз в гости, а на его передней ноге красовался черный рисунок, на подобии тех, что делает Татушка. Это узор был полностью черным, но когда Уэйлер начал подносить свое копыто к кобылке, рисунок начал светиться золотистым светом, освещая все вокруг так, что Аим перестала видеть, что происходит…
Серая земнопони резко проснулась, пиная ногой стол так, что ее молочный коктейль едва не опракинулся. Участники группы ошарашенно глянули на нее, Мавр же легонько схватил ее за плечи, успокаивая.
— Ты задремала, — пояснял грифон, — а я случайно задел тебя за, кхм, ногу, да. — он выглядел смущенным, а Клумба лишь залился смехом.
— Он обсуждал твою кьютимарку. — фыркнул жеребец, вытирая проступившую слезинку, после чего отпил из своей кружки. — Ай да Колбаса! Ай да сукин сын! — запричитал он, вгоняя Мавра в краску. Аим впервые увидела, как грифоны смущаются: клюв прикрыт лапой, перья на голове и шее взъерошены, а хвост скручен в спираль.
— Что? Кьютимарка? У меня? — спросила кобылка, которая только сейчас обработала информацию, отходя от сна.
Она наклонила голову и заглянула на свой бок, не веря в сказанное. Причины недоверия к друзьям у нее не было, просто она уже смирилась с тем, что всю жизнь может прожить и так не получить своей метки. На боку была метка в виде отрезка нот: скрипичный ключ и остальные ноты, сам рисунок шел мягкой волной, а цвет нот был золотым. Посмотрев на другой бок, Аим не нашла ничего нового — все тот же рисунок. Проиграв в голове эти ноты, кобылка не нашла в них никакого смысла, они не были отрывком одной из проигранной ей мелодии. Будь она не такой уставшей, начала бы сильно радоваться, как это обычно делают жеребята. Однако сейчас ей все же хотелось отдохнуть от череды бурных событий и попить свой напиток. Прохладный молочный напиток успокаивал уставшие связки, распространяя вишневый вкус. Аим показалось, что время остановилось, ей хотелось остаться в этом моменте полного душевного удовлетворения. Насторожительный взгляд Бэрт привлек внимание кобылки, заставляя ее проследить за взглядом, чтобы понять, на что она так смотрит. Увидя это, зелёногривая кобылка влилась в диалог с Умбером и Мавром, словно ничего и не было. Осмотрев себя, Аим увидела над своим левым копытом какой-то черный символ, что располагался на месте шрама и казался ей знакомым. Попробовав это оттереть, земнопони осталась ни с чем, а рисунок все так же оставался на шкурке, словно был там с самого рождения пони.
— Ух ты, Аим. Это когда ты успела татуху набить, а самое главное — у кого? — спросила Татту Прайс, подсаживаясь рядом с земнопони и подвигая к себе ее копыто. — Хм, какой странный орнамент… Что это означает?
— Я вообще без понятия, откуда это, кто это сделал и что это значит. — с искренним непониманием ответила кобылка. — Хотя, в любом случае, выглядит не плохо. Даже шрам закрывает. — дополнила она, отпивая коктейль и поглядывая на второе копыто, на котором все так же оставался шрам от крышки фортепиано. Вновь вспомнив об отце и его издевательствах, Аим приняла суровый, взрослый вид, полный гордости за то, что она решила бросить свою старую жизнь и начать новую.
Татушка задумчиво и протяжно промычала: «Ага…», после чего решительно взяла ту за ногу, выдергивая из-за стола. Две кобылки направились в небольшую комнату, где, как рассказывала Татту, единорожка делала татуировки и проколы на различных местах. Она начала что-то тараторить про поддержание рокерского образа, про прокалывание ушей и татуировку на спину, чтобы скрыть шрамы. Аим же, словно в анабиозе, кивала головой, даже не понимая, что происходит. Взглянув на часы, земнопони ошарашилась, узнав причину своей заторможенности. Оказалось, что время сейчас — два часа ночи.
— Ты уверена, что сейчас подходящее время? — настороженно поинтересовалась Аим.
— Свою первую тату я сделала в одиннадцать, а проколы на ушах — годом ранее. — протараторила единорожка, после чего глянула на часы и поняла, что кобылка имела в виду. — А, ты про это? Так, я «пони, поцелованная Луной». Это типа… Я родилась ночью, вот и самый актив моей деятельности происходит в это время.
Подготовив все инструменты, единорожка начала обсуждать с Аим то, какую татуировку бить, и, придя к единогласному решению, она принялась за дело. Земнопони было больно лишь первые пять минут, а после она перестала что-либо замечать, находясь в полусонном состоянии. Даже выпитый холодный коктейль не бодрил, а наоборот — клонил в сон. Неожиданным пробуждением стал момент, когда Татту Прайс занялась симметричным прокалыванием ушей. Ладно, когда Аим получала по спине до крови, но уши никогда не трогали. В эти минуты, кобылка испытала гамму новых болезненных ощущений, что даже кусочки льда, приложенные к ушам, почти не сглаживали боль, хотя должны были. Выдержав все «пытки» красоты, которая, как известно, требовала жертв и крови, Аим попрощалась с Татту, а далее и с группой, после чего направилась домой. По пути она встречала редких пони с концерта, что приветливо махали ей. Охладив душу и разум, кобылка тихонько открыла дверь, стараясь не разбудить Шанхая. Держа гитару в копытах, Аим прокралась к лестнице, после чего поднялась на второй этаж. Забыв, что Ктулху будет жить тут несколько дней, она насторожилась, услышав посапывание и шуршание одеяла в соседней комнате. Аккуратно поставив гитару на место, Аим включила настольную лампу, села за стол и приготовилась записывать в свой дневник все последние события. В общей сложности, земнопони понадобилось около часа, пока она не закончила писать и не начала клевать носом столешницу. Закрыв свои записи, Аим положила их в стол вместе с принадлежностями. Собираясь убрать туда же дневничок Уэйлера, она случайно скинула его на пол. Издав тихий и усталый вздох, кобылка наклонилась, чтобы поднять его, но вместо этого дневничок открылся. Ошарашенная земнопони сползла на пол, приближаясь носом к книжке и пытаясь открыть ее ещё раз. «Либо я уже сплю, либо мне мерещится…» — подумала земнопони, когда носом дневник открыть не получилось. Когда же она взяла его в копыта, ей сразу бросилось во внимание то, что татуировка на ее ноге начала мягко светиться, а на обложке проявился похожий символ. Рефлекторно, Аим отшвырнула странную книгу и попыталась стереть с копыта странный рисунок, который сразу перестал светиться.
— Я определенно сплю, у меня галлюцинации… Я сплю… У меня галлюцинации… — прерывисто и почти шепотом начала убеждать себя кобылка, косо глядя на закрытый дневничок, что лежал у стены. — Не бывает у земных пони никакой магии. Или…? — ей сразу всплыли воспоминания сна с Уэйлером, затонувшем кораблем и свечением узора на копыте жеребца, что выглядел точно, как у нее. — «А может, это его копыт дело?» — подумала Аим, подходя к дневнику ближе. — «Может, он явился во сне и что-то сделал?» — она легла на колени, в нерешительности глядя на магическую книжку. — «Да не, чушь какая-то… Возьми себя в копыта! Это просто книга!»
Она решительно подвинула ее к себе, результат повторился: узор на ноге и книге вновь начал светиться. Открыв на первую страницу, Аим открылись копытописные записи с зарисовками. Почерк явно не походил на тот, что был на свитках, но что-то общее было. Однако из-за тени, что кобылка отбрасывала на слова, она решила сесть за стол и рассмотреть все там. На ее удивление, начало было таким же, как и на свитках, за исключением наличия рисунков. Но были моменты, которые не были прописаны в письмах Уэйлера брату — более жёсткие и весьма откровенные моменты прибывания в опасных штормах. Веки кобылки предательски начали закрываться, Аим не успела понять, когда заснула прямо за столом, уткнувшись носом в зарисовку «Пегаски семи морей».