Грампи

Грампи любил поворчать. Особый повод на то не требовался — раздражала его любая мелочь, будь то утренние лучи, щекотавшие нос чуть раньше положенного, или пересоленный суп, или еще какой пустяк. Жил он совершенно один в неприметном домишке на самой окраине малоизвестного городка, ни с кем не говорил, дел ни с кем не имел и уж тем более дружбы ни с кем не водил. На улице, которая была одна единственная на весь городок, почти не появлялся, а если и появлялся, то только в угрюмом настроении, так что все шарахались от старика, словно от какого-нибудь злодея. Впрочем, такое к своей персоне отношение Грампи вполне устраивало: в конце концов, этого и он желал — тишины и покоя. Чем меньше вспоминали о его существовании, тем лучше.

Он уже и не помнил, отчего стал таким. Виной  тому была дырявая, как дуршлаг, память. Хотя ему казалось странным, что многие годы жизни выветрились из головы, словно незначительные мгновения, которые никогда не откладываются в памяти, старик, тем не менее, не искал этому объяснения. Его вполне устраивало то забытье, в котором он жил последние годы. У него были книги, альбомы с фотографиями, письма от детей и внуков — а большего для счастья и не нужно.

Неспешно тянулись деньки в какой-то странной полудреме, но однажды произошло нечто, что нарушило привычное течение жизни. В одну ночь старик обнаружил себя в престранном месте: высоко вверху сверкали звезды, под копытами подрагивала кристально чистая вода, а вдалеке виднелись смутные очертания черных холмов. Грампи припомнил, как лег в постель и начал засыпать, поэтому объяснение происходящему могло быть только одно.

Это сон.

В отражении воды, на которое он глядел уже некоторое время, вдруг возник еще один пони помимо него самого. Грампи был подслеповат, потому не сразу различил, что рядом с ним стоит сама принцесса Луна. От удивления он аж подпрыгнул на месте с несвойственной его годам легкостью, однако удивление быстро сменилось привычной угрюмостью.

— Принцесса, — почтительно кивнул он и решил, что на этом вежливости выказано достаточно: — Я не настроен на пустую болтовню и просто хочу выспаться. Никаких приключений, никаких волнений. Разве я многого прошу?

Во снах Луна как бы снимала корону и переставала быть принцессой — она становилась другом, которому любой пони мог поведать о своих душевных терзаниях. Потому она отнеслась к неприветливости подданного с пониманием:

— Неужели тебе совсем не интересно, почему я здесь?

— Все прекрасно знают, зачем вы посещаете сны, — терпеливо отвечал Грампи. — Но я более чем уверен, что со мной все в порядке. А даже если бы не было, просто взгляните на меня, принцесса. На мои дряхлые ноги, дряблые мышцы, на мое сморщенное лицо. Я стар. Какой смысл тратить ваше драгоценное время на то, чтобы помочь мне? Я отработанный материал. В моей жизни поздно что-либо менять. Да и не нужно. А какой смысл?

— Упрямец, — добродушно улыбнулась принцесса, но затем посерьезнела и вздохнула: — Продолжаешь убегать, значит. Вот поэтому я здесь. Ты не обрел покой, дорогой Грампи.

— Давно обрел.

Луна чуть склонила голову набок, как бы вопрошая: «Уверен?» Повисло молчание. Длилось оно недолго, и первым прервал его старик:

— Ладно, — сказал он нехотя. — Если вам так важно сделать свою работу, то кто я такой, чтобы вам перечить. Верно, принцесса?

— Просто Луна. Титулам здесь не место.

— Как скажете, принцесса, — ответил старик. Отбросить привычку не так уж легко, особенно когда ты прожил с ней всю жизнь.

Резко подул ветер. Он не был таким уж сильным, но старик все равно немного попятился под его напором. Когда ветер стих, звезды уже исчезли. Грампи и Луна стояли на рыжем холме, а неподалеку от них возвышалась школа. Был теплый осенний день. Неподалеку слышался звонкий детский смех — во дворе играли жеребята. Среди играющих можно было заметить и маленького единорога, Грампи, — совсем уж маленького по сравнению со сверстниками.

Губы старика согнулись во что-то, очень отдаленно напоминающее улыбку. Тяжело было сказать, действительно ли он улыбается, или же то обман зрения.

— Я помню, — промолвил он негромко, наблюдая за самим собой, пытающимся осалить улепетывающего одноклассника. — Счастливое время. Но зачем мы здесь, принцесса? Что вы хотите мне показать?

— Тебя, — отвечала Луна. — Полного энергии и энтузиазма.

— Лишний раз напоминаете, какое дряхлое полено я теперь? — фыркнул Грампи. Ответа он так и не получил.

Вместе с прозвеневшим звонком они перенеслись в класс. Почти полная тишина, только слышно, как скрипят перья по бумаге, и как мерно стрелка часов отсчитывает секунды. Экзамен. Грампи сидит за первой партой и трет виски, пытаясь тем самым вызвать в уме так не вовремя забытое знание. Казалось — нет, прямо чувствовалось! — воздух вокруг него наэлектризовался от мыслительного процесса.

— Этот экзамен я сдал лучше всех, — сказал старик. Маленького Грампи тут же осенило, и он быстренько записал ответ, как будто опасаясь, что непременно его забудет, если промедлит хотя бы мгновение.

— И не только этот, — добавила Луна. — Ты не любил подолгу оставаться с учебниками наедине. Гулять и играть с друзьями — вот, что тебе нравилось. В этом ты ничем не отличался от других жеребят. Но в один момент все изменилось…

— У меня появилась мечта, — неожиданно для себя самого припомнил старик.

— Мечта, — утвердительно повторила Луна. — О чем же она была, Грампи? Что заставило тебя с головой окунуться в нелюбимую учебу?

Старик не мог вспомнить, сколько ни силился. Это поразило его до глубины души.

— Как это возможно? Чтобы из моей головы вылетело что-то настолько важное… Хотя, оно неудивительно. Мгновение назад я не помнил, что у меня вообще была мечта. Моя память уже совсем плоха.

— Мы не просто так начали с твоего детства. Постепенно ты вспомнишь все.

— Видимо, то была какая-то ерунда, — супился старик. — Пустяк, который я в итоге позабыл.

Перед его взором вдруг возник маленький Грампи, окруженный книжными небоскребами. Взгляд его, направленный на страницы раскрытого перед ним толстенного тома, был не по годам серьезен. Мечта, какой бы она ни была, заставила его позабыть о детских играх и устремить все силы на ее исполнение. Старик присмотрелся к корешкам. Книги были про магию и заклинания, и все с этим связанное. К сожалению, это не вызвало отклика в памяти.

— Думаешь, пустяк заставил бы тебя так резко измениться? — спросила Луна.

— Что бы я там себе ни выдумал, наверняка это было что-то наивное и глупое, — отмахнулся Грампи.

— И, тем не менее, ради мечты ты вышел из зоны комфорта. Ты отбросил все то, что еще вчера было неотъемлемой частью твоей жизни, и сконцентрировался на своей цели. Далеко не каждый взрослый способен на такое.

— Жеребятам свойственно слепо верить в выдумки.

В окно, через которое проникал солнечный свет, послышался стук. Маленький единорог дернулся от испуга и оторвался от чтения. В фигурах снаружи он признал своих друзей. Они улыбались и звали его на улицу; Грампи, забывшись на мгновение, хотел было радостно кивнуть им, однако затем одернул себя. «Как-нибудь в другой раз, хорошо?» — ответил он друзьям и уткнулся обратно в книгу. Несмотря на стеклянную преграду его слова были услышаны, и больше в окно никто и никогда не стучал.

— Ну и дурак, — сказал старик молодому себе, но последний, естественно, никак не отреагировал. — Променял лучшие годы на пыльные книжонки! И ради чего? Какой-то детской мечты, которую так и не исполнил? — Он злобно притопнул ногой, однако маленький Грампи все так же неотрывно смотрел в книгу с заклинаниями. — Да, — сказал он со вздохом, — я так и не достиг своей цели.

— Это тебе не дает покоя? — аккуратно спрашивала Луна.

— Нет, — отвечал старик после недолгих раздумий. — Я жалею только о том, что потратил столько времени на то, что в итоге бросил.

Перед глазами возникла новая сцена, но от предыдущей она почти не отличалась: маленький Грампи по-прежнему находился в окружении книг, просто книги теперь были другие — за авторством Старсвирла Бородатого.

— Я восхищался Старсвирлом, — старик заговорил чуть эмоциональнее обычного: — Как им не восхищаться? Этот единорог умел все на свете! Я прочитал все его трактаты о магии, до которых только смог на тот момент дотянуться. В силу возраста я не понимал почти ни слова из того, что в них было написано, но меня это не волновало. Я прикасался к тому, что написал великий маг, и это было самое главное!

Заметив веселые искорки в глазах принцессы, Грампи смутился. Спустя несколько мгновений, прогнав с лица краску, он добавил:

— Только сейчас я ума не приложу, чем же именно он меня так восхитил. — Старик тяжело вздохнул и уселся на иллюзорном полу. — Пока вы не явились, принцесса, я даже не осознавал, что в моей памяти тут и там зияют дыры. Но теперь вижу. А ведь так хорошо было ни о чем не тревожиться. Решили меня на старости лет помучить, а? — спросил он не без доли сарказма.

— Не помучить — помочь, — мягко поправила Луна, ничуть не обидевшись на слова подданного.

— Прекрасно жилось и без вашей помощи, — проворчал Грампи.

Луна испустила короткий вздох и села рядом со стариком.

— Пока годы не взяли свое, ты пытался забыть о своей неудаче, — поведала она. — В конце концов, у тебя это получилось.

— Правда? — удивился Грампи. — Зачем?

— Это еще не все. — Луна взглянула ему в лицо. — Причина, по которой тебя так сильно восхитил Старсвирл, проста: однажды ты узнал, что в давние времена, еще до нашего с Селестией правления, единороги поднимали светила самостоятельно.

От одного воспоминания к другому протянулся мостик, заново связав их воедино. Глаза старика округлились от внезапного озарения.

— Точно! Именно поэтому! — воскликнул он, но тут же пришел в смятение: — Постойте, откуда вы все это знаете? Если даже я сам позабыл…

— Ответы хранятся глубоко в твоем подсознании. Что есть сон, если не зеркало души?

— Зеркало, значит… Как много вы обо мне знаете? — осторожно спросил Грампи.

— Многое, — был ответ.

— То есть, вы все и так знаете, но мне не говорите, потому что хотите, чтобы я сам вспомнил? Но какой в этом всем тогда смысл?

— А какой будет прок, если я расскажу все сейчас? — ответила Луна с игривой улыбкой.

— Прок есть — так мы быстрее закончим. Я продолжу спокойно спать, а вы пойдете помогать жеребятам с ночными кошмарами. Уверен, у вас еще полным полно работы и без меня.

Луна вздохнула как-то тоскливо, однако на ее лице не отразилось ни единой эмоции.

— Ты последний.

Грампи скривил лицо от недовольства. Он осознал, что от него точно не отвяжутся, и, чем спорить, проще будет сделать то, чего от него хотят — вспомнить. Но в этом и проблема: он не горел желанием вспоминать. Поразмыслив немного, он пришел к тому, что иного выхода из сложившегося положения нет. Как-никак, он во владениях ночной принцессы. Перечить ей не очень хотелось.

— Давайте продолжим, принцесса, — наконец сказал он.

Луна ответила коротким кивком, после чего комната с покачивающимися небоскребами книг исчезла. Воспоминания замелькали с ускоренной быстротой. Вот Грампи поступил в школу для одаренных единорогов; не прошло и секунды, как он уже закончил ее с отличием, и принцесса Селестия с гордостью протянула ему диплом на вручении, а он едва сдерживает себя, чтобы не закричать от счастья — мечта! Мечта уже маячит на горизонте!

Но это было только начало его настоящего обучения. Вот он обосновался в небольшой квартирке с прекрасным видом на город и как никогда серьезно углубился в магию. Годы мелькали один за другим, замирая на мгновение, словно секундная стрелка. Лицо Грампи обросло щетиной, затем густой бородой, наконец, в бороде замелькали первые седые ниточки. В помещении возвышались уже не небоскребы — целые горы, отчего стало темно и совсем тесно, — а за окном, тем временем, незаметно проносилась жизнь.

Так бы, наверно, он и провел всю жизнь затворником, охотливым до всех знаний мира, если бы одним летним деньком ему не случилось увидеть прогуливающуюся по парку семью из мамы, папы и трех маленьких жеребят. Он и раньше видел, как по парку гуляют родители с детьми — это было обычным делом здесь, — но почему-то именно сегодня он заострил на этом внимание. Заливистый детский смех, счастливые лица родителей — картина эта была совершенно обыденна и ничем не примечательна, но больно врезалась в сердце уже не молодого Грампи. Она заставила его задуматься о приоритетах. Продолжать ли гнаться за детской мечтой — пытаться забраться на гору, подъем на которую, возможно, никогда не осилить, — или же оставить ее позади и прожить спокойную счастливую жизнь, как все? Словно проснувшись от долгого-предолгого сна, он сделал выбор.

— Я ни о чем не жалею, — промолвил Грампи.

— И именно поэтому ты заделался отшельником на старости лет? — ответила Луна.

Старик приоткрыл рот, собираясь возразить, однако не смог подобрать слов.

— Я прожил много счастливых лет, — все-таки сподобился он не очень уверенным голосом. — Да, предал свою давнюю мечту. Ну и что? Она не стоила того. Она только сковывала меня.

— Ты вспомнил, в чем заключалась твоя мечта?

Старик фыркнул и ответил не сразу:

— Глупость это полная, а не мечта. Я хотел поднять вместе с вами луну. Как же это глупо все-таки… и наивно!

— Мечты не бывают наивными.

— Как бы там ни было, — пренебрежительно махнул копытом Грампи, — я решил, что оно того не стоило. И правильно решил. Если бы я только бросил маяться ерундой раньше…

— Тогда бы что?

— Не знаю. Чего допытываетесь? — раздражился старик. — Разве теперь мы не выяснили все, что хотели?

— Отнюдь.

Грампи помрачнел и что-то неразборчиво заворчал себе под нос. Затем он умолк и, похоже, о чем-то глубоко задумался. Спустя несколько минут морщины на его лбу немного сгладились, и он тяжело вздохнул.

— Это было бессмысленно с самого начала, — молвил старик. — Моя мечта была недостижима, но я не замечал этого, ослепленный ее сиянием. Очень долго я не мог вырасти и продолжал бездумно следовать за ней, не замечая того факта, что я уже давно не маленький.

— Тогда ты вновь отважился на коренные перемены в жизни.

— Все так, принцесса, — спокойно ответил Грампи. — И считаю, что поступил абсолютно правильно, избавившись от этой… этих кандалов.

— Но не избавился от сожалений.

Старик пожал плечами:

— Это только вам так кажется.

— Скажи мне, Грампи, — принцесса смотрела ему прямо в глаза, — что плохого в том, чтобы мечтать о глупом? о наивном?

— Если вы ставите вопрос так, то ничего такого, конечно, нет, — опешил старик немного. — Но нужно видеть грань, между безобидным мечтанием и слепой одержимостью. Я не видел. И вообще, вы, кажется, меня неправильно поняли…

— Нет, Грампи, это ты не желаешь понять меня и продолжаешь себя обманывать. Этот обман так плотно укоренился в твоем разуме, что ты стал считать его правдой. — Луна выдержала коротенькую паузу и продолжала: — Ответь, пожалуйста, на еще один мой вопрос. Что плохого в том, чтобы следовать за детской мечтой? Сколько бы лет ни прошло, что я, что ты — в душе мы с тобой все те же жеребята; думаем временами о всяких глупостях, любим иногда поозорничать, радуемся всяким мелочам. Мне это кажется… — она задумалась на мгновение, подбирая слово. — Да, это кажется мне прекрасным — оставаться жеребенком в душе, несмотря на прожитые годы.

Луна замолчала в ожидании реакции. Старик, пораздумав над ее словами, промолвил с усмешкой:

— Мне кажется, мы отошли от темы.

— Напротив, Грампи. Мы как никогда близко к сути. Просто ты не желаешь этого замечать.

— Вот как?

— Ты предал не мечту даже. Ты предал самого себя. Предал маленького Грампи, зарекшегося во что бы то ни стало однажды поднять вместе со мной луну на ночном небе.

Яркая вспышка, внезапно застелившая зрение, заставила старика зажмуриться. Приоткрыв глаза спустя пару мгновений, он увидел родную школьную площадку. Качели пустовали, было тихо, в небе хмурились тучи, и, казалось, вот-вот польет дождь. Время было вечернее, уроки уже давно закончились, однако Грампи не спешил домой. Вместо этого он, сконцентрировав внимание на маленьком камушке в траве, изо всех своих магических сил пытался оторвать его от земли, однако тот по-прежнему оставался неподвижен.

Вдруг за спиной послышались приближающиеся шаги. Трава приглушала их, однако Грампи услышал их отчетливо, словно пес. Он знал, кто это. Они пришли, чтобы снова задирать его. Снова указывать на то, что он никудышный единорог. Однако воспоминание внезапно растаяло, словно капелька краски на воде. Луна вмешалась, не позволив задирам претворить задуманное в реальность.

— Сейчас это кажется мелочью, но детская обида может быть крепка. Она подпитывала тебя столь долгое время.

— Это больно задевало меня: все уже владели простейшим телекинезом — а я все еще нет. У нас все в роду такие. Как бы я ни старался, у меня не получалось пробудить в себе магию раньше времени. Пока однажды во сне ко мне не явились вы…

Чуть поодаль возникли двое: Луна, точно такая же, как и сейчас, и маленький Грампи. Они о чем-то говорили, но их не было слышно, как будто они находились за невидимой стеной, не пропускавшей звуков.

— Вы прогнали мои тревоги, — сказал Грампи, глядя на них, и впервые за долгие годы на его губах возникла искренняя улыбка. Он вспоминал все больше: — Меня так воодушевили ваши слова, что я дал вам обещание, что стану великим магом, и однажды мы вместе с вами поднимем луну.

Принцесса из воспоминания кивнула маленькому Грампи, и он радостно запрыгал вокруг нее. Вскоре и эта счастливая сцена растворилась в воздухе. Старик вздохнул. Его улыбка наполнилась печалью.

— Правда в том, что я испугался своей мечты. Понял, что не смогу ее исполнить, и выбрал цель попроще. Но разве это плохо, принцесса? Я желал оставить что-то после себя. И оставил.

Неподалеку возникли образы его детей в окружении внуков. Поначалу они не замечали старика, увлеченные своими делами, однако затем самая младшая из них указала на него копытцем, и все устремили на Грампи взгляды. Они тепло заулыбались ему и замахали копытами.

Он тоже хотел помахать им, однако нога оказалась совсем уж неподъемной. Посетовав на старость в очередной раз, он радостно улыбнулся семье. Тогда сын промолвил что-то, но Грампи не слышал его голоса. На глазах дочери стояли слезы. Наверно, то были слезы благодарности. Затем видение развеялось.

— Я решил, что вы позабыли о моем обещании, — продолжал старик. — Такие обещания, как мое, вы слышите постоянно от других жеребят.

— Я не забыла, Грампи. Все эти долгие годы я ждала тебя. Но ты так и не одумался. Ты так и не вернулся к мечте, предпочтя забыть ее окончательно, дабы больше не испытывать сожалений о том, чего не смог достичь.

Теперь старик видел картину полностью. Пробелы в его памяти были восполнены. То, что он желал забыть, вновь предстало перед ним. И пока что он не понимал, что теперь делать с этим знанием.

— Вы осуждаете меня, принцесса?

— Нет. Это твоя жизнь. Кто я такая, чтобы судить тебя?

— Ну… вы принцесса.

Луна обронила смешок, прикрыв губы копытом.

— Пускай мне не удалось стать великим, я прожил хорошую жизнь. Я счастлив. — Старик почувствовал, как громче забилось его сердце, как распалилась кровь, как внезапно прилили силы в уже, казалось, ни на что не годное тело: — Но теперь я думаю, что если бы вернулся к мечте, моя жизнь стала бы еще счастливее. Принцесса, — обратился он к ней взволнованно, — я хочу все исправить! — выпалил он решительно, прямо как много лет назад.

Взгляд Луны вдруг омрачила грусть.

— Это невозможно.

— Как же так? — ахнул Грампи. — Тогда для чего были все эти слова? Думаете, если я стар, то ничего уже не исправить? А я вам докажу обратное!

— Ты прав, старость — это не конец пути. Но ты… твой путь почти окончен, мой дорогой Грампи.

Под ногами старика возникла каменная тропа. Он обнаружил, что находится в считанных сантиметрах от ее конца, а дальше… Дальше горел таинственный — и оттого притягательный — белый свет.

— Выходит, этот сон… — пролепетал Грампи.

— Последний. И я здесь, чтобы проводить тебя.

— Ох…

Старик застыл. Рано или поздно, это должно было случиться. Просто… это случилось так внезапно. Какое-то время он смотрел себе под ноги. Грампи не знал, сколько он так просидел, но все это время Луна терпеливо ждала.

— Значит, это тоже часть ваших обязанностей? — его голос, наконец, разбавил тишину. — Верно, принцесса Селестия олицетворяет рассвет жизни, а вы — закат. Но вы храните это в тайне ото всех. Конечно… Я бы тоже хранил, чтобы не пугать жеребяток.

Старик вновь посмотрел на свет в конце тропы.

— Вот и все. Осталось сделать один единственный шаг… Спасибо вам за все, принцесса. Вы помогли старому дураку. — Он замолчал, заколебавшись. Когда он посмотрел на Луну, в его глазах засверкали искорки ребячества: — Принцесса, знаете… у меня есть к вам скромная просьба. Вы позволите?..

Принцесса улыбнулась ему ласково. Она ждала этих слов. В следующий миг они оказались на балконе одной из самых высоких башен королевского замка. Над ними раскинулось исполинское полотно вечернего неба. Они переглянулись, рога их засветились, и алый круг плавно исчез за горизонтом. Тут же, не позволяя темноте охватить Эквестрию своими громадными лапами, из-за холмов скромно высунулась серебряная луна. Неспешно, даже как-то неуверенно, она заняла привычную высоту на небосводе.

— Так красиво, — прошептал Грампи, зачарованный ночным небом. Он видел его много-много раз — холодное, величественное и такое привычное, — но только сейчас оно вызвало в нем чувства. Тоска перемешалась с радостью и больно сдавила сердце — скупая слезинка сверкнула в воздухе.

— Мне жаль, — с грустью произнесла Луна. — Это все, что я могу сделать.

— Все хорошо, принцесса. Пусть даже так, в конце концов, я исполнил мечту. Теперь… Теперь я готов.

Башня растворилась в темноте, и снова возникла дорога.

— Прощайте, Луна.

— Прощай, Грампи.

Одарив принцессу ободряющей улыбкой, старик решительно шагнул в свет. Когда он исчез, Луна молвила:

— Придет время, и ты встретишься с Селестией. Тебя уже не будут звать Грампи, ты будешь кем-то совершенно другим, но этот урок — навсегда останется с тобой. И кто знает, быть может, в новой жизни ты вспомнишь про свое обещание, и мы поднимем луну по-настоящему. — Она усмехнулась себе: — Знаю, звучит глупо и наивно. Но я буду ждать.