Песнь угасания
Стих 5. Эджленд
Среди жителей севера ходила легенда, якобы Эджленд не был самой северной точкой Эквестрии, что век назад почти у самых Великих гор располагалась таинственная Кристальная империя, что была домом для не менее таинственных кристальных пони. Поговаривали, будто жители сей империи были настолько красивы, что им завидовали сами богини, — шкуры тех пони обладали необычным свойством, кое нельзя было встретить нигде больше в Эквестрии: они были гладкие, как стекло, и выглядели в точности как драгоценные камни; иной раз взглянешь издалека, и кажется, будто по площади ходят ожившие статуи из изумрудов, топазов, рубинов, и проч., и проч. Потому-то, рассказывали старики, империя и исчезла, что стала больной мозолью для принцесс — они не могли позволить, чтобы в мире существовало что-то или кто-то красивее них.
Будучи еще жеребенком, Найт решил проверить правдивость сей басни. Он не испугался метелей и дошел до самых гор, однако не обнаружил ни единого намека на кристальные сооружения или кристальных пони. Не могла же целая империя исчезнуть целиком? Если все это и вправду существовало, должны были остаться хоть какие-то следы! И тем не менее…
Драконица усмехнулась, как будто знала, о чем он сейчас думает. На самом деле она не могла знать, лишь догадываться по вибрациям его души. Но вот беда: единорог не выказывал чувств, на лице извечно носил маску непоколебимости и холодного спокойствия, прямо как каменное изваяние, с той лишь разницею, что он был из плоти и крови да шевелился вдобавок. Драконице такой расклад не нравился. Битва еще случится не скоро, ей было банально скучно, потому она решила разговорить спутника. Хочет он того или нет, его душевной арфе придется заиграть; она заставит сии жесткие, неподатливые струны завибрировать и издать звук, который расскажет гораздо больше, чем он сам когда-либо.
— Ты не поверил тому, что я сказала утром, не так ли?
— О чем ты? — нехотя отозвался Найт.
— О том, почему я спасла тебя, — проворчала драконица, фыркнув. Глупый единорог заставил ее пояснить очевидную вещь.
— Чего ты от меня ждешь?
— Вопроса.
Побежали легкие, едва заметные вибрации, как от маленькой капельки, потревожившей водную гладь.
— Ты сделала выбор. Причины меня не интересуют.
— Ты боишься спросить? — оскалилась драконица. — В этом нет ничего зазорного. Существам вроде тебя должно бояться меня.
Нет, похоже, дело было не в страхе. Ему и вправду было все равно. Голову его занимали совершенно иные думы. Не иначе как тоже предвкушает новую битву — в этом они были очень похожи. Такое маленькое тельце — и столько ненависти. Сейчас он холоден, держит ненависть в себе, но как только возьмется за меч… Тени воспитали чудовище. Он был ничем не хуже них. Или, правильней сказать, — не лучше?..
— Ты любопытное существо, Найт. Я бы даже сказала, уникальное в своем роде. Потерять такой раритет, такую драгоценность — непозволительно. Ты не посмеешь умереть раньше, чем я выясню, что ты из себя представляешь в самом деле.
— Если следовать такой логике, выходит, я одно из тех сокровищ, что вы, драконы, копите в своих пещерах?
— Тогда тебе также должно быть известно, что сиими сокровищами мы не прочь иногда перекусить, — усмехнулась драконица. — Ты ценен, но я бы не раздумывая предпочла тебе золото. Что, к слову, заставляет задуматься: каков ты на вкус? Такой же горьковатый, как и прочие твои сородичи, или же твоя непохожесть придает тебе особую нотку?
— Рано или поздно, у тебя появится возможность это проверить, — спокойно ответил единорог. Он не был дураком и все прекрасно понимал. Союз между пони и драконом не может долго существовать; то, что сформировалось между ними сейчас, — не более чем временное перемирие перед лицом общего врага.
Ни одного звука, не говоря уже о мелодии. Как бы драконица ни прислушивалась, пони, сидящий у ней на спине, пока оставался загадкой. Его слова казались бесцветными, пустыми, они ничего не скрывали за собой. Возможно, если бы она сказала… Нет, она не станет говорить, что никогда не имела собственной пещеры с сокровищами, как другие драконы. Сие унизительно — да и зачем ему знать? Их объединяет не какая-то там эфемерная дружба, о которой постоянно болтают сии травоядные, — но желание уничтожить как можно больше теней. Он знает о ее боевых способностях, и сего более чем достаточно.
Они приближались к Эджленду, небольшому городу на окраине мира, — вон он, раскинулся на заснеженных, словно покрытых солью, холмах. Ни единого растеньица в округе: одни только голые камни да белая пустыня. Тут и там на снегу виднеются свидетельства последнего нападения: огромные черные кляксы и бездыханные тени.
Погода ухудшалась на глазах: с неба посыпались ледяные хлопья, завыл ветер и набежал плотный туман, отчего видимость снизилась невозможно. Драконица очень удивилась, когда ей навстречу полетело несколько огней, которые, впрочем, погасли, так и не долетевши — их сдул резкий порыв ветра.
— Огненные стрелы? Гостеприимно, — язвительно заметила она и приземлилась подле высокого частокола, что окружал Эджленд.
Найт спрыгнул на землю и направился к воротам.
— Открывайте! — рявкнул он, задрав голову и не видя ничего, кроме размытых белых огней, которые смотрели на него как бы оценивающе. — Нас прислали принцессы!
Ворота с тяжелым скрипом приоткрылись, пропуская в город. Найт поспешил укрыться за стенами: ветер крепчал, снег уже царапал лицо. С другой стороны ворот он первым делом наткнулся на изнуренный взгляд, что принадлежал одинокому стражнику. На том не было ни нормальных доспехов, ни даже кожаной брони, — лишь какие-то лохматые обноски, худо-бедно защищавшие от местной погоды. Правою переднею ногою он приобнял копье, не годившееся ровным счетом никуда: древко, казалось, вот-вот треснет пополам, стоит только приложить немного силы, железный наконечник держался посредством хлипкой веревки.
— Капитан Найт! — страж встал по стойке смирно. — Виноваты! Спутали вас с мерзкой тенью! Сами видите, какая погода творится… — он резко умолк, поняв, что должен не оправданиями сыпать, а доложить обстановку. Губы его превратились в тоненькую линию, он с трудом сдерживал себя в копытах.
— Мы на грани, капитан, — заговорил он ослабшим голосом. — У нас едва остаются силы, чтобы сражаться. Вы здесь, чтобы помочь нам? Бессмысленно. Даже с вашей помощью у нас нет ни единого шанса. Тени раздавят нас, как букашек! — воскликнул он в отчаянии, сморщил лицо, но затем все же пересилил себя: — Виноват, капитан, — продолжал он более спокойно. — Обстановка такова: магического огня больше нет — единороги, что могли его поддерживать, — уже того… Мы стараемся обходиться обычным огнем, однако частые вьюги не позволяют согреться. С продовольствием тоже плачевно: до недавнего времени мы перебивались крохами, которыми нас снабжал Пегасополис, но теперь не осталось и их. Хотя бы недостатка в воде у нас нет…
«Так еда прямо у вас перед носом! — изумленно воскликнула драконица в голове Найта. — В далекие темные времена драконы не гнушались мясом сородича. Выживает самый сильный и самый беспринципный — такова правда жизни. Но вы, пони, — она буквально выплюнула это слово, — совершенно другие. Вы глупы и мягкотелы, а мысль об убийстве повергает вас в ужас. Это вас и погубит».
— Кто здесь главный? — спросил Найт.
— …Никто, — лицо стражника приобрело какой-то виноватый вид.
Найт нахмурился.
— Наш предводитель погиб в последней битве, — продолжал стражник. — Сейчас мы сами по себе. Никто не следит за городом… Никто не командует обороной. Никто не решается…
— Как много у вас осталось оружия? — единорог задержал взгляд на копье стражника.
— Его в достатке. Явно больше, чем живых, способных его держать. Павшим оно все равно ни к чему. Но все совсем износилось…
— Отберите лучшее и раздайте тем, кто еще может сражаться, и ждите меня на площади.
— Есть! — отсалютовал стражник, даже, похоже, немного обрадовавшись новому приказу, и тотчас скрылся за снежною пеленою.
Найт шел по городу. Погода слегка утихла — но надолго ли? В поле зрения возникли изможденные худощавые жители. Облаченные в скудную рвань они дрожали, стучали зубами, ютились поближе друг к другу, стараясь согреться хотя бы так, ибо костер, на который они смотрели с угасающей надеждой в глазах, едва тлел. Найт и сам невольно поежился — холод был злобный как никогда. Секундой позже он заметил, что жители впились в него какими-то странными взглядами… Нет, не в него даже — в доспех. Теплый, согревающий доспех… Магия коснулась меча, готовая в любой момент вырвать его из ножен.
«О, неужто они заставили тебя занервничать? — раздался ехидный голос. — Не-ет, тут другое. Ты не спешишь уходить. Ждешь, когда они набросятся на тебя. Я ведь угадала?..»
Развеяв магию, Найт двинулся дальше. Спиною он еще долго чувствовал взгляды.
Некоторые из домов были почти полностью занесены снегом, от других остался один только каменный фундамент, третьи же пустовали, лишившись своих хозяев. В их расположении не было какой-либо определенной организации, они были понатыканы неравномерно, где-то плотно, где-то редко, — как будто они выросли сами по себе, там, где им захотелось, как грибы.
«Смотри, вон тот ветхий домишко, — так отчаянно пытается казаться обычным и непримечательным, что выделяется больше всех». И действительно возникало такое ощущение.
Подойдя к нему ближе, Найт повстречал жительницу, вероятно, хозяйку сего дома. В глаза тут же бросилась ее одежда. Длинный, как будто пожеванный крупным зверем, плащ покрывал все тело; на голове, придерживаемая копытом, сидела остроконечная шляпа с непомерно широкими полями, что опускались под собственною тяжестью, словно листья или лепестки, прикрывая пепельные кудри. Она была колдуньей — в таких нарядах ходят только колдуньи, — и рог на лбу лишь подтверждал сие. У ней, по всей видимости, от голода помутился рассудок, ибо она говорила с пустотой. Однако первое впечатление оказалось обманчивым: проследив направление ее взгляда, Найт обнаружил лежащий в снегу темный силуэт — то была не иначе как бездыханная тень.
Тут незнакомка оборвалась на полуслове, почувствовав, что она более не одна и обернулась. Несколько мгновений она неподвижно смотрела на единорога с дрожащими губами и растущим ужасом в глазах. «Попалась!» — можно было прочитать по ее виду. Очередной порыв ветра сорвал с ее головы шляпу и унес вдаль.
— Я м-могу все объяснить! Я изучаю их! Оно мертво и никому не причинит вреда! — Незнакомка попятилась назад, коснулась копытом головы и поняла, что шляпы нет. — Вы мне не верите? Пожалуйста… это правда! Я не предательница…
«Она подозрительна, — молвила драконица, — на твоем месте я бы прирезала ее на месте, чтобы быть уверенной, что она не вонзит мне нож в спину».
Загнанный взгляд незнакомки заметался по сторонам, остановился на ножнах Найта и неожиданно приобрел решительность. Единорог мгновенно разгадал замысел и не позволил ей завладеть мечом, выхвативши его первым. Колдунья нервно сглотнула, переведя взгляд с Найта на острый клинок, что угрожающе уперся ей в горло.
— Расскажи все, что знаешь о тенях, — приказал он.
С дрожью в голосе незнакомка отвечала:
— Мои исследования… Они дома. И это тело… — она бросила короткий взгляд на труп, а затем снова уставилась на меч, — его лучше поскорей занести внутрь, пока кто-нибудь из жителей не увидел. Стыдно просить, но не могли бы вы мне помочь с этим? Этот экземпляр оказался тяжелее, чем я думала…
Поразмыслив несколько мгновений, Найт убрал меч, взвалил труп на спину и проследовал за колдуньей в дом. Внутри оказалось не намного теплее, нежели на улице, но, по крайней мере, один плюс все же был — метель теперь царапала окна, а не лицо.
— Бросьте его, — указала незнакомка на темный угол и поспешно добавила: — Пожалуйста.
Внутреннее убранство дома было скудным: потемневший стол в одном углу, непонятное тряпье, верно, имитировавшее кровать, в другом; была тут и каменная печь, но, по всей видимости, не использовалась она уже очень давно.
Раздался мягкий хлопок — на вытянутое копыто незнакомке, словно лист, опустилась унесенная ветром шляпа. Стряхнув с полей снег, колдунья нахлобучила ее на голову и как будто сделалась чуточку веселей.
— Меня зовут Глют, — представилась она. — Приехала сюда, чтобы изучать теней. Сами понимаете: тут никогда не бывает недостатка в мертвых тенях. Но погода совсем озверела, и я застряла в городе вместе со всеми, — молвила она, все еще напуганная, но уже чуть более спокойная.
— Твои исследования, — напомнил Найт.
— Да, конечно! Простите! — она ринулась к столу и стала рыться в ящиках. — Найду сию же секунду.
Единорог внимательно следил за каждым ее движением. Наконец, она закончила искать и выложила на стол стопку пергамента.
— Вот, смотрите! Все, что я успела выяснить про них. Знали бы вы, скольких трудов мне стоило сохранить этот пергамент! Пришлось пожертвовать кроватью… и не только. Теперь вы мне верите?
Найт не доверял Глют, ему казалось, что она прячет кинжал под плащом, потому он приказал ей зачитать записи, вместо того, чтобы углубляться в чтение самому, продолжая внимательно наблюдать за каждым ее движеньем.
То, что у теней отсутствуют внутренние органы и кости, он и так знал — он перерубил их сотни, если не тысячи. Их тела состояли из неизвестного вещества, похожего на очень плотный студень, как описала колдунья. Как они двигались, несмотря на отсутствие мышц и скелета, оставалась загадкой, но она предположила, что «существа они в большей степени магические», и добавила, что «они все до последней детали повторяют за нами».
— Я заберу это с собой, — сказал единорог, как только Глют закончила, и магией вырвал записи из ее копыт.
— Нет! — запротестовала она, ошарашенно глядя на Найта. — Вы не можете! Я столько времени потратила на исследования! Да дело даже не во мне — нельзя просто сжечь все мои труды!
Возникший перед носом меч заставил ее умерить пыл.
— Принцессы должны увидеть это, — ровно произнес Найт.
— Принцессы?.. — ахнула Глют и медленно осела. Глубоко вздохнув, она молвила гораздо спокойней: — Теперь я поняла, кто вы. Вы и есть то самое подкрепление, о котором все столько говорили. — Она посмотрела на записи, что Найт держал в магической хватке. — Забирайте.
Он упрятал их в доспех, туда же, где находился свиток с заклинанием, и опустил меч.
— Рыцарь и его дракон, — тихо промолвила колдунья. — Вот и все подкрепление, которое мы получили. Мы обречены…
— Ты умеешь держать оружие? — ровным голосом спросил Найт.
— Нет! Да и какой в этом толк? — усмехнулась она невесело. — Мы умрем так и так. Что мы будем защищаться, что нет — разница лишь в длительности наших мучений. Если только… — Ее осенила ясная мысль, и она подбежала вплотную к единорогу: — Вы можете взять меня с собой! Обещаю, я принесу вам много пользы! Пожалуйста, полетели прямо сейчас! Здесь нет смысла задерживаться, Эджленду уже ничего не поможет, вы же сами это прекрасно видите! Ведь видите? Пожалуйста, нужно улетать отсюда как можно скорей! — Казалось, еще немного и она встанет на колени да сложит передние копыта в молитве.
— Что насчет магии? — спросил Найт, не дрогнувши лицом.
— М-магии? — растерялась Глют и попятилась.
— Какие заклинания ты знаешь? Раз не умеешь обращаться с оружием, пригодится твоя магия.
Губы колдуньи задрожали, слезы, выступившие на глазах, тут же начали стынуть. Ее последняя надежда в сие мгновенье рухнула, что знатно развеселило драконицу.
— Все бессмысленно! — воскликнула она в отчаянии. — Вы просто умрете, как и все! Принцессы отправили вас на верную смерть — и вас это устраивает?
Найт не отвечал.
— В вас нет ни капли собственной воли. Неужели вам настолько наплевать на свою жизнь? Принцессы сказали — и вы с радостью бросились выполнять их указание?
— Раз не знаешь особенных заклинаний, сгодится обычный телекинез, — ответил он, как будто не слыша ее слов. Глют обессилела окончательно. Единорог был непробиваем.
— Нет, ничего я не знаю! — закричала она. — И магии я никогда не обучалась, и мой рог не более, чем отросток на лбу! А теперь проваливайте и оставьте меня, наконец, в покое! — притопнула она копытом в сердцах.
«Ты раздавил ее надежду, словно надоедливое насекомое, — прокомментировала драконица. — Ты не способен ни на что другое, кроме убийств. Ни капли сострадания. Что ж, будь иначе, ты бы не заполучил в спутницы меня».
Получивши желаемое, Найт, однако, уходить пока не спешил. Интуиция подсказывала ему, что он что-то упускает. Обведя крохотное помещение взглядом, он наткнулся на дверцу в полу, почти незаметную в темноте. Не лежи рядом труп, он бы, возможно, вовсе не обратил на нее вниманья.
— Что в подвале? — обернулся он к колдунье.
— Разделанные тени, — отвечала та, буравя его взглядом. — Место, где я провожу большую часть своего времени. Мое помещение для исследований. — Она свела брови на переносице. — Ну, вы удовлетворили любопытство? Теперь уходите. Не заставляйте меня снова кричать на вас.
Найт подошел к дверце. На ней висел железный замок.
— Что? Хотите попасть внутрь? — фыркнула Глют презрительно. — А если откажу, дайте угадаю: вы опять пригрозите мечом? Что ж, в таком случае, чувствуйте себя как дома, — выплюнула она, достала из-под шляпы ключ и швырнула его Найту. Поймавши ключ магическою хваткою, он снял замок и поднял дверцу: деревянные, чуть покрытые инеем, ступеньки уходили вниз, исчезая в темноте.
«Чего ты добиваешься? Думаешь, она что-то скрывает? Она-то? Ты получил, что хотел, почему бы не оставить теперь ее в покое? Иль ты не успокоишься, пока не перевернешь здесь все верх дном и не отберешь то немногое, что у этой кобылы осталось?»
— Ты первая, — сказал он колдунье.
Она наградила его презрительным взглядом, но послушалась. Первым, однако, в подвал отправился белый светлячок, наколдованный Глют, и только затем спустилась она сама.
Когда Найт проследовал за нею, то обнаружил, что в подвале очень и очень тесно. Холодные каменные стены и деревянный потолок, казалось, медленно, почти незаметно, сужали пространство между собой. Впереди находились две деревянных бочки, правая была под завязку набита чем-то черным, похожим на уголь. Если бы Глют не обмолвилась ранее, чем она тут занималась, содержимое бочек и вправду можно было принять за уголь. Пол возле бочек пропитался чернотой, тут же рядом покоились различные инструменты для разделки мертвых теней.
— Довольны? — спросила Глют мрачно. — Что такое? Вам не нравится, что я потрошу теней? Разве вы не тем же самым занимаетесь? С той лишь разницей, что вы предпочитаете делать это с живыми. Или вы хотите поглядеть, как я буду это делать? Опять молчите, да? — Она разозлилась: — Что еще вам от меня нужно?
— Ты рассказала не все.
В глазах колдуньи на мгновенье отразилась тревога, однако затем ее лицо вновь сделалось неприветливым.
— Не понимаю, о чем вы. Я отдала вам все записи! Показала подвал, о котором никто больше не знает! Что еще? — взглянула она исподлобья.
— Твой плащ. Ты носишь его не затем, чтобы укрыться от непогоды или согреться.
При этих словах вся враждебность с лица Глют испарилась, глаза ее округлились в ужасе. Такой ужас возникает только тогда, когда кто-то раскрывает твою самую сокровенную тайну.
— Не произносите это вслух! — воскликнула она отчаянно. — Прошу!
— Здесь никого больше нет.
— Мне противно даже думать об этом… — процедила Глют. — Теперь просто уйдите. Умоляю вас. У меня больше не осталось секретов от вас. — Она приподняла подол плаща так, что стало видно ее бок, вовсе не такой худой, как у остальных жителей.
«Теперь ты знаешь, что тени нужны ей не только ради исследований. Чего ты добился этим?»
— Расскажи, — попросил Найт.
— Что? — с надрывом спросила колдунья. В глазах ее стояли слезы, лицо исказилось от мучительного стыда. — Что ты хочешь услышать от меня? Что я ненормальная? Так это ты и так уже знаешь!
— Расскажи, как так вышло. Мне… любопытно.
Глют скрипнула зубами, утерла слезы резким движением и села на полу.
— Тебе все мало? — почти прорычала она. — Хочешь, чтобы я унизилась еще больше? Так подавись, бессердечное ты чудовище. Ты даже хуже, чем тени; они, хотя бы, от природы жестокие, — последние слова утонули в слезах, вырвавшиеся наружу супротив ее воли.
Колдунья выплакалась. Не осталось ничего: ни злобы, ни презрения — один жгучий стыд. Возможно, в глубине души она все же хотела, чтобы однажды кто-то прознал о ее голоде. Она молвила слабым голосом, ей было решительно все равно, что произойдет после:
— Ты уже слышал, что я приехала сюда, чтобы изучать теней. Первое время я действительно только этим и занималась. Но с каждым днем ситуация в Эджленде становилась все хуже. Бежать было некуда: то непогода, то враги, то все вместе. Овцы, чей мех согревал нас, погибли. И без того небогатые посевы замерзли. Запасы, несмотря на жесткую экономию, быстро заканчивались.
Она шмыгнула носом и молвила, потупивши взгляд:
— Голод толкнул меня попробовать теней на вкус. Голод да обычное любопытство. Мне было так плохо, что я даже не задумалась о том, что съела, по сути, мертвечину. В тот вечер я насытилась впервые за долгое время. И мне понравилось! Меня должно было тошнить от того, что попало в мой желудок… но меня тошнило только от себя самой. На самом деле я знала, что мне понравится. Давно хотела попробовать что-то такое, но сдерживалась… постоянно сдерживалась… Ты знал, что их тела не разлагаются? Они состоят из магии, возможно, поэтому…
Глют так и не закончила мысль. Она подняла глаза:
— Что, хочешь попробовать тоже? Не получится. Наши желудки отторгают любую животную пищу. В лучшем случае тебя вырвет, в худшем — ты отравишься, подхватишь болезнь, а потом умрешь. Только одна я такая… особенная, — в последнем слове, казалось, сконцентрировалась вся ее неприязнь к себе. — Я уже не смогу остановиться. Не смогу есть привычную еду.
В душе колдуньи боролись две противоположных сущности: она радовалась тому, в кого превратилась, и в то же время ненавидела себя за это. Ей несказанно повезло. Повезло, что мир исказила война. Новый мир позволил ей быть честной с собою.
— Одно меня успокаивает: что я пожираю наших врагов. Что не перешла последнюю черту, после которой меня стало бы не отличить от монстра. Я никогда, даже в момент самого сильного голода, не проглотила ни кусочка настоящего мяса… Что, впрочем, не мешало мне подпускать грязные мыслишки и поедать его хотя бы в своих фантазиях… — Она обняла себя передними ногами, содрогнулась и облизала губы.
«Поразительные вы существа, — молвила драконица. — Мир исказился до неузнаваемости, а вы остаетесь верны себе. Все такие же слабые, как и всегда. Я уже говорила, что это вас погубит?»
— Я закончила, — сказала Глют тихо. — Более мне нечего добавить. Я совершила ужасное преступление против живого существа. Или того, что когда-то было живым существом… Делай, что должен. Если мне суждено стать первой казненной в истории Эквестрии, так тому и быть.
Она зажмурилась до боли в веках и смиренно ждала смерти. Прошло несколько секунд, однако ничего не происходило. Открывши глаза, она обнаружила, что Найт все так же молчалив и неподвижен…
В ее душе вдруг вспыхнула искра осознания:
— …Ты тоже?
Глют не верила, что кто-то когда-нибудь сможет понять ее. Но его взгляд… Она хотела верить, что во взгляде рыцаря промелькнуло понимание.
— Пожалуйста, расскажи о себе! Я хочу знать! — выпалила Глют. Она более не испытывала к нему недоверия, ненависти или страха. Она вдруг почувствовала, что рыцарь — самое близкое ей существо на всем белом свете. Но Найт проигнорировал просьбу Глют. Он покинул подвал, а затем и дом, оставив колдунью в глубоком смятении.
Вьюга и не думала утихать. Улицы покрыли свежие сугробы, достававшие до самой груди. «Если погода не успокоится, велика вероятность, что город в конце концов окажется погребен под слоем снега, — усмехнулась драконица. — Одно хорошо: теням сейчас тоже несладко. У нас будет больше времени, чтобы подготовиться».
Найт был с нею согласен.
«Я все пытаюсь понять, получилось ли у тебя это случайно, или ты шел к этому с самого начала, — молвила драконица задумчиво. — Но, так или иначе, похоже, ты помог ей осознать важную вещь».
Добравшись до площади, он увидел, что на ней скучилась толпа оборванцев. Их было около сотни — все, что осталось от гордого и неуступчивого северного народа. Больные, исхудалые, замерзшие — они были лишь бледными тенями самих себя. Однако взгляды их полнились твердой решимости, готовности лечь костьми за свою землю, а в сердцах яростно полыхал пламень. Все до единого — и стар, и млад, и кобылы, и жеребцы — были готовы немедля вступить в последний бой.
— Капитан, здесь собрался весь город, — в поле зрения возник уже знакомый стражник. — Какие будут дальнейшие распоряжения?
Все приготовления были совершенно бессмысленны: не было ни сил, ни возможностей для ведения боя. Обороне не продержаться и пяти минут. Тени нахлынут и сметут Эджленд, словно морская волна — песочный замок. Все, что Найт и его огнедышащая спутница могли сделать для жителей — позволить им умереть в битве за свой дом, умереть достойно.
— Подождите! — раздался возглас. Из ледяного тумана возникла Глют, догнавшая Найта по его следам. Всеобщее внимание устремилось к колдунье, тогда как она сама уставилась на единорога.
— Ты ведь не собираешься выстраивать оборону? — взволнованно спросила она. — Просто взгляни на них! Нужно отступать, пока еще есть возможность!
— Все пути для отступления давно отрезаны, — донеслось из толпы. — Даже если мы рискнем и отступим прямо сейчас, тени все равно догонят нас. А если нам каким-то чудом повезет, и мы останемся незамеченными, нас все равно прикончат голод и болезни.
— Ты не здешняя, — добавил кто-то другой. — Ты ничего не понимаешь!
— Мы остаемся! — воскликнул третий.
— Будем биться до самого конца!
— Не подожмем хвосты и не дрогнем пред врагом!
Глют поникла и затряслась. Ей было суждено умереть со всеми — но она не хотела умирать. Не сейчас! Только не так… бессмысленно и глупо! И ради чего? От Эджленда остались только название да шатающийся частокол.
— Пожалуйста, — она заглянула в глаза Найту. — Они обезумели от холода и болезней. Ты хочешь умереть вместе с ними?
— Нет.
— Тогда…
— Не мешайся под ногами, если не собираешься помогать, — отрезал Найт и повернулся к ней хвостом.
Он начал раздавать жителям какие-то приказы, но Глют не слушала. Вернее, не могла слышать, ибо в ушах поднялся страшный звон. В глазах помутилось на мгновение, но она все же удержала себя в сознании. Никогда в жизни ей не было так страшно, как сейчас. Может, ей и не удалось достучаться до единорога, однако она не собиралась сдаваться. Недолго думая, она ринулась искать дракона — последнюю возможность спастись от смерти.
Глют предположила, что дракон находится вне города и не прогадала. Телепортировавшись за ворота, она тут же увидела огромный размытый силуэт и устремилась к нему так быстро, как только могла: вьюга здесь была еще сильней и буквально сдувала с ног.
Вдруг силуэт пришел в движение, и в следующий момент путь колдунье преградила грубая драконья морда. Она недобро уставилась на Глют, однако последняя не дрогнула.
— Ты, — промолвила драконица с такою интонацией, будто уже знала ее. — Явилась уговаривать меня?
Глют на короткий миг впала в ступор, смятенная тем, что ее намерения прочитали как открытую книгу. Стараясь не обращать внимания на огромные и острые, как скалы, клыки, что выглядывали из драконьей пасти, она попыталась собраться с мыслями и вымолвить хотя бы словечко. Ей не дали такой возможности; драконица встряхнула головою, и на колдунью посыпались комки снега:
— Я никуда не полечу.
Все сжалось в груди Глют от сих слов, и тут внезапно на нее нашло какое-то наваждение, и она раскричалась в гневе, совершенно позабывши о том, с кем говорит:
— Какое тебе дело до них? Хотят они умереть дружно — да и пожалуйста! Но ты-то почему отказываешься взглянуть фактам в глаза? Они глупы и упрямы, неужели и ты!..
— Да как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне, жалкое существо? — взрычала драконица, из ее ноздрей вырвались клубы дыма. — Пустое место! Твоя судьба — последнее, что меня волнует! Сгинь с глаз моих, пока я не оставила от тебя обугленные кости.
Глют попятилась на ослабших ногах. У нее получилось сделать лишь пару-тройку шагов, а затем колени подкосились, и она рухнула в сугробы. Беспросветное отчаянье поселилось в сердце ее. Она больше не могла обманывать себя хрупкой надеждой, что поддерживала в ней моральные силы все это время.
— Это только твоя вина, — сказала драконица и направила взгляд куда-то в сторону, верно пытаясь разглядеть некий предмет сквозь пелену сыплющихся с неба белых хлопьев.
— Я не знала… — пролепетала колдунья. Порыв ветра заглушил ее и без того тихие слова. Некоторое время она совершенно неподвижно лежала в снегу. Глаза ее оставались сухими — ветер тут же стирал собиравшиеся слезы. Когда она все же пересилила себя и подняла взгляд, то обнаружила, что находится посреди бури совершенно одна.
Снег укутывал ее в обжигающе холодный кокон, словно паук, однако она не противилась ему.