Стрижка

— Что? — опешила Селестия.

— Я сказала «нет», — решительно повторила Рэрити. — Я не собираюсь отрезать себе гриву и хвост ради какого-то ляганого монастыря!

Вот еще напасть. Гривастая шестерка совершила такие невероятные открытия. Шкатулка с секретами была открыта — они теперь были наделены силой Радуги Гармонии, им был предоставлен новый дом в виде Замка Дружбы. Затем прибыли Селестия и Луна и сообщили им, что их обучение почти завершено... теперь всего-то нужно отправиться паломничать в давно скрытый монастырь — тот самый монастырь, где Селестия и Луна впервые узнали об Элементах в своем стремлении победить Дискорда. Там они узнают последние секреты Магии Гармонии от монахов и их древних фолиантов. Их не будет несколько дней или недель, но проблема была не в этом.

Проблема заключалась в том, что для получения доступа все они — даже сами Селестия и Луна — пойдут в качестве просителей. Это означало, что они должны были сбрить гривы и хвосты. Большинство из них смирились с этим.

А вот двоим из присутствующих это не понравилось. Единственный мужчина в комнате придерживался этого мнения.

— Это же ужасно! — сказал Спайк, схватившись за голову. — Рэрити? Побритая налысо? Это... это же осквернение! — Он в ужасе уставился на Селестию. — Скажите, что Вы пошутили!

Рэрити, разумеется, тоже не обрадовалась.

— Действительно, скажите нам, что это шутка такая, — сказала она.

— Рэрити, это же очень важно, — сказала Твайлайт. — Нам нужно пойти в этот монастырь, чтобы больше узнать о силах радуги, которые у нас появились, чтобы лучше понять, что они означают и как их использовать...

— И для этого, — сказала Рэрити, прижав уши и широко раскрыв глаза, — нам необходимо сбрить гривы и хвосты? Да в какой космологии это логично?

— Это символический жест смирения, — нахмурилась Луна.

Брови Рэрити приподнялись.

— Жест, — презрительно сказала Рэрити, — в котором я предпочту не участвовать. Прошу прощения, Ваши Высочества, но я этого делать не буду. — Она встала со своего места. — Если это все, то я возвращаюсь в бутик. Всего хорошего, Ваши Высочества.

С этими словами она вышла из тронного зала, надменно взмахнув гривой, когда выходила за дверь.

Оставшаяся пятерка была шокирована. Принцессы были сбиты с толку. У Твайлайт чуть пар из ушей не пошел при мысли, что кто-то наотрез отказался исполнять просьбу Селестии. Селестия, мягко говоря, была столь же ошеломлена. За несколько жизней она ни разу не получала прямого отказа ни от одного из своих маленьких пони ни в чем. Она была так шокирована, что не знала, как и ответить. Луна была в равной степени ошеломлена... но, поскольку не разбиралась до конца в этой более снисходительной эпохе, последовала примеру сестры и позволила моднице уйти.

Остальные ошеломленно смотрели, как Рэрити уходит. Эпплджек заговорила первой.

— Ну, этого следовало от неё ожидать, если чесн, — фыркнула она.

— Да, соглашусь, — сказала Рэйнбоу Дэш. — Извините, принцессы, но как только вы сказали, что нам придется прийти туда «с остриженными гривами и хвостами», я поняла, что Рэрити взбесится.

— Сие возмутительно, — сердито сказала Луна, топнув копытом так сильно, что хрустальный пол Дворца Дружбы треснул. — Нам что, отречься от сего жизненно важного пути просветления ради тщеславия одной кобылы??

— А я с Рэрити, — вызывающе заявил Спайк. — Заставить ее сбрить ее красивую гриву и хвост...

— Спайк, это необходимо... — раздраженно начала Селестия.

— Кто сказал? — потребовал ответа Спайк. — Старый пердун в монастыре?

— СПАЙК!

Твайлайт тревожно затанцевала на копытах.

— Я... я пойду поговорю с ней, — сказала она.

— И я с тобой, — сказала Селестия. — Уверена, вместе мы сможем её образумить.

— Мы тож с вами, — сказала Эпплджек, поправляя шляпу и следуя за ней. Остальные — за ними. Они быстро покинули замок. Группа, возглавляемая Твайлайт и Селестией, прошла через Понивилль к бутику «Карусель» и обнаружила, что дверь забаррикадирована самой Рэрити. Модница стояла в дверях, выставив копыто.

— О, нет, нет, нет, — язвительно сказала она. — Я НЕ позволю вам окружить меня и пытаться завалить меня одним лишь количеством. Если вы хотите поговорить со мной, хотите убедить меня поддаться этому... этому ОСКВЕРНЕНИЮ, то будете говорить со мной по одному, как цивилизованные пони. Только по одному. Только так и будет. Это касается и вас троих, Ваши Высочества, — сказала она изумленным Селестии, Луне и Твайлайт. — Решите между собой, кто будет говорить первым, потому что я не позволю взять меня ни числом... ни диадемами. Я буду ждать внутри. Стучитесь, когда решите.

И дверь захлопнулась перед их лицами.

И снова королевская триархия была ошеломлена.

— Не могу поверить, что она так поступила, — обиженно сказала Селестия.

Твайлайт покачала головой.

— Вы не представляете, насколько она фанатично предана моде, принцесса, — сказала она. — Однажды она прочитала об одной причуде в Кантерлотском журнале, и попросила нас помочь раздобыть вырезной корень имбиря и... и... заставила нас поклясться, что мы никому не расскажем об этом... упс...

Пурпурная кобыла покраснела, как малина.

Селестия вытаращилась на свою бывшую ученицу округлившимися глазами.

— Она не посмела, — сказала Селестия.

Твайлайт и Флаттершай посмотрели друг на друга. Шило вышло из мешка. Они кивнули.

— ...Ай, — все, что смогла сказать Селестия.

— Это было ужасно, — сказала Флаттершай. — Она неделю не могла сесть нормально.

И это она еще преуменьшала. Через десять секунд после рокового нанесения имбиря бутик Рэрити выглядел так, как будто кто-то взял Опалесенс, вырастил ее до размеров мантикоры и обрызгал ее из шланга. Даже после того, как имбирь убрали, единственное, что положило конец слезам и несчастью — это сидение крупом в кадке с мороженым. Рэрити до сих пор искоса поглядывала на малиновое мороженое.

— Давайте не будем об этом, — взмолилась Твайлайт, потирая лоб копытом. — Дело в том, что да, она пойдет на невероятные меры ради моды и красоты. И если она решит, что ее тщеславие находится под угрозой, она упрется с такой силой, что сам Тирек не посмеет её тронуть.

— Ну все, я пошла, — сказала Рейнбоу Дэш. Она протолкнулась мимо остальных и вошла внутрь. Остальные через несколько мгновений услышали повышенные голоса. Потом крики. Затем какую-то возню. В следующий момент Рейнбоу Дэш, закутанная в рулон плательной ткани, вылетела из парадной двери в волне магии. Ей удалось распутаться и выплюнуть комок тюля.

— Она, эммм, — сказала пегаска. — Ей не понравилось, когда я ей сказала, что мы заставим ее пойти, если придется.

— Нет, — твердо сказала Селестия. — Мы не станем её заставлять.

— Клянусь хвостом, почему нет-то? — возмутилась Луна.

— А смысл? — сказала Селестия. — Нам самим пришлось туда пойти по собственному желанию. К просветлению принудить нельзя, сестра, и если мы заставим ее участвовать...

— То есть, можно привести пони к мудрости, но нельзя заставить его думать? — сказала Пинки Пай.

Последовала долгая мучительная пауза.

— Э-э, я бы не так сказала, — вздрогнула Селестия. — Нет, если бы я могла избежать... Нет. Эта ситуация требует более аккуратного подхода. Мы сделаем так, как она просит, и поговорим с ней по очереди.

Все они неохотно согласились.

Прошло три дня, прежде чем до них наконец дошло.

---

Твайлайт была первой, кто пошел к Рэрити.

Она нашла Рэрити на кухне в подсобке магазина. Та как раз ставила на стол чай с печеньем.

— А, привет, Твайлайт, — сказала Рэрити. — Я так и подозревала, что ты будешь первой. Присаживайся.

Твайлайт взяла подушку и села за стол. Это была совсем другая Рэрити, не та, которая всего пару часов назад устроила истрионический спектакль из-за волос.

— Как ты догадалась? — спросила она, беря бискотто.

Рэрити налила им обеим по чашке чая, села, вздохнула и закатила глаза.

— Ты — одноименная Принцесса Дружбы, дорогуша, — сказала она. — А это уже большой намек.

Она взяла свою чашку.

— Кроме того, я знаю тебя. Вот я и решила, что именно ты поймешь меньше всего. — она отхлебнула. — А когда ты чего-то не понимаешь, ты просто не можешь успокоиться.

— Меньше всего пойму? — удивилась Твайлайт.

— Твайлайт, дорогая, из всех пони в нашей маленькой группе, ты единственная, кто разбирается в красоте и моде меньше всего, — сказала Рэрити. — О, другие её просто ужасно «понимают», но... для тебя все утилитарно. Я не говорю, что ты не симпатичная, дорогая, но... Ну, давай посмотрим на твою прическу.

Она протянула копыто и подняла челку Твайлайт.

— Флаттершай тщательно ухаживает за своими волосами. Пинки активно культивирует свой веселый, игривый вид. Эпплджек, конечно, мало что делает со своей гривой или хвостом, но она заботится о них — она считает, что это пустая трата времени, но она, по крайней мере, знает, ЧТО такое стиль. Даже беззаботный стиль Рейнбоу Дэш — это стиль. Хотя, конечно, она скорее умрет, прежде чем признает это.

— С другой стороны, твоя грива и хвост… — Рэрити указала на гриву Твайлайт. — Квадратная стрижка с челкой. Даже будучи принцессой, тебе нужна просто функциональность, чтобы хвост не попадал под копыта, а грива — в глаза.

Она с сожалением похлопала Твайлайт по щеке.

— И у тебя такое красивое лицо — если бы ты просто попробовала другой стиль, который правильно обрамлял бы твое лицо... ну да ладно. — она села прямо и посмотрела Твайлайт в глаза. — Мои разговоры о моде, красоте и гламуре для тебя не просто другой язык, я как будто говорю на частоте, которую ты даже не слышишь. С тем же успехом можно говорить в собачий свисток.

Твайлайт покраснела, непонятно только, из-за комплимента или из-за того, что она не могла что-то понять.

— Я не так уж невежественна в подобных вещах, Рэрити...

Рэрити покачала головой.

— Согласна. Они просто невидимы для тебя. Для тебя эта грива и хвост — всего лишь соломенные пряди волос, прилипшие к твоей голове и крупу. Ты не видишь того, что вижу я, когда смотрю на гриву и хвост кобылы.

— А что ты видишь? — спросила Твайлайт.

— Ее венец славы, — ответила Рэрити. Она посмотрела вниз и ее щеки покраснели. — Вы все думаете, что я тщеславная и глупая.

Твайлайт хмыкнула.

— Конечно. Принцесса Селестия и Луна просят тебя о такой мелочи…

Рэрити не могла не фыркнуть.

Твайлайт, ты бы себе голову отрубила, если бы Селестия тебя попросила, — сказала она с досадой. — Но если точнее, дорогая, не Селестия и не Луна просят нас об этом. А те пони в монастыре.

Она встала и ударила копытом по столу.

— И это чертовски глупо с их стороны!

— Рэрити, сама Селестия будет участвовать, — сказала Твайлайт. — Она уже так делала, когда они с Луной пошли в монастырь, чтобы узнать о Древе Гармонии и Элементах. Разве ты не слышала?

— Да, и я услышала то, что ты, по-видимому, не услышала, — фыркнула Рэрити. — Они требуют этого от своих принцесс. Однажды так сделали! И делают это СНОВА! И с тобой! И со всеми нами! Почему ты думаешь, я так упираюсь? Потому что ни у кого из вас не хватает смелости! Неужели даже ТЕБЯ не огорчает то, что тебя остригут, словно овцу?

— Рэрити, если это не важно для принцесс, то почему так важно для тебя? — простонала Твайлайт.

— Потому что для них это не важно, хотя ДОЛЖНО быть, — ответила Рэрити. — Или же они скрывают свои истинные чувства так глубоко, что их не видно. Для ЛЮБОЙ кобылы их эпохи или всех эпох, через которые они прошли, такая просьба…

Она замолчала, глядя на чашку, зажатую между ее копыт.

Рэрити осторожно поставила свою чашку на стол.

— Твайлайт, — сказала она. — что ты помнишь о Грифоньих Войнах?

Озадаченная случайно выбранной темой, Твайлайт, все же принялась перечислять факты по памяти.

— Самая последняя произошла в 908–910 годах, в селестинскую эпоху, — начала она. — Седьмой Император Грифонии совершил вторжение на территорию Пони и захватил...

— Нет-нет, дорогая, — перебила её Рэрити. — Не даты, имена и числа. Настоящие истории. Личные. Что случилось с вовлеченными пони.

Она продолжила, увидев озадаченный взгляд Твайлайт:

— О да, статью в Понипедии легко запомнить, но не кровь и слезы, так ведь?

— Расскажи мне, Твайлайт, — сказала она. — Что случилось с военнопленными?

Глаза Твайлайт метнулись в сторону, и она постучала копытом по полу, чувствуя себя неловко.

— Грифоны совершили ряд... военных преступлений и...

— Я тебе расскажу, дорогуша, — сказала Рэрити. Ее голос был тихим, но непоколебимым, как сталь. — В частности, о кобылах. Тех, что ловили... передавали солдатам-грифонам для их... развлечения.

Голос Рэрити дрогнул, но она продолжила.

— В качестве рабынь. Домашних животных. Не думаю, что тебе нужно объяснять, как популяция гиппогрифов в том регионе увеличилась через одиннадцать месяцев после войны и почему.

Твайлайт поежилась.

Рэрити посмотрела в глаза Твайлайт.

— Среди других оскорблений, которые они понесли, первое было преднамеренным. Их в цепях затащили на площадь их разрушенных деревень и силой остригли им гривы и хвосты. Тех, кто сопротивлялся, пороли — а потом все равно остригали. — она замолчала и погладила копытом гриву. — Грива моей бабушки, конечно, давно отросла, но она все равно могла показать мне шрамы от плети.

Глаза Твайлайт расширились от сочувствия и ужаса. Но Рэрити еще не закончила. Она встала и начала ходить.

— Знаешь, почему они сопротивлялись? — спросила она. — Они ведь только что видели, как их близких зарезали, а их деревни сожгли — какое им должно быть дело до волос? Потому что стрижка гривы делала тебя шлюхой, Твайлайт. Сексуальным скотом. ...Вещью, которой можно владеть и использовать. Это был акт абсолютного осквернения. Это старая традиция — брить тех, кто должен быть осквернен; это можно найти на протяжении всей истории, по всему миру. Неважно, кобыла ты или жеребец — это знак деградации... После объединения, в сообществах пегасов проще всего было заметить проститутку по ее остриженной гриве и хвосту. В досовременные времена это было клеймо раба, которое ставили сразу после того, как их сковали цепями, чтобы лишить их всяческой индивидуальности и сделать просто живым мясом на продажу. Во время Лунного восстания в 550-х годах это была судьба любой кобылы, обвиненной в «сотрудничестве» с лунными повстанцами. Это также делается фанатическими сектами в рамках их ритуалов, чтобы лишить посвященных их самоуважения и самобытности. — она покачала головой. — Невозможно изучать моду и стиль, не изучив при этом немного истории. О, культурный фон и символика меняются, но в каждую эпоху, в каждой стране кобылу стыдили именно остриженными головой и хвостом.

Твайлайт попыталась воспротивиться.

— Знаю, в прошлом так и было...

— Думаешь, те монахи в их тысячелетнем монастыре, не знают? — спросила Рэрити. — После того, как их Орден прошел через все эти эпохи? Думаешь, они забыли? Они заставляют тебя остричь гриву в качестве акта унижения, чтобы лишить тебя твоего достоинства, твоей индивидуальности, чтобы опозорить тебя как кобылу...

— Это совсем ДРУГОЕ, Рэрити! — закричала сердитая и разочарованная Твайлайт.

— Да ну?? С каких пор? — воскликнула Рэрити. — Скажи это моей бабушке. Скажи это каждому заключенному или рабу, которому остригают гриву и хвост, не дав им к тюремной одежде привыкнуть. Скажи это седельным арабам, которые до сих пор «стыдят» своих «прелюбодейных» кобыл, обривая их налысо. И здесь и сейчас? Один из самых жестоких поступков, которое я когда-либо видела, произошел, когда я еще училась в школе. Стая злобных кобылок загнала в угол другую, прижала к полу и отрубила ей гриву. От такого унижения у любого самооценка пошатнется.

Она отвернулась.

— Я знаю, что ты наивна и замкнута, Твайлайт, но даже у тебя есть здравый смысл. Мне не нужно тебе говорить, как ужасно для кобылы терять волосы. Никому не нужно говорить, что это за нарушение. Грива и хвост кобылы — это ее венец славы, который не может дать никакой трон. Они жестоко осквернили ее... лишив части того, кем она была. Спроси себя, Твайлайт — какой «священный орден» станет требовать, чтобы кобыла поступила так с собой?

---

На следующий день в бутике оказалась Флаттершай. И снова чайный сервиз стоял на столе. И снова Рэрити обнаружила, что сидит за столом напротив антагониста. Труднее из-за того, кто это был. Флаттершай могла быть безжалостной со своей нежностью.

Нельзя сказать, что Флаттершай была жестока или даже рада делать это. Она была одной из самых давних и близких подруг Рэрити; она видела в Рэрити то, чего не могли другие. Например, какими напряженными были глаза Рэрити или как под ними виднелись слабые морщинки от бессонницы. Она знала, что просить Рэрити об этом хуже всего того, что они просили у нее раньше. Но другие были так непреклонны в важности этого паломничества. И они были правы. Так ведь?

Она решила попробовать.

— Но Рэрити, — сказала Флаттершай. — однажды ты отрезала собственный хвост, чтобы отдать его морскому змею. Чем это отличается?

Рэрити посмотрела на свою давнюю подругу.

— Скажи мне, Флаттершай, — сказала она, — почему ты носишь накладные гриву и хвост?

Масляно-желтая пегаска покраснел от этого внезапного поворота.

— Ты знаешь, почему. Я тебе уже говорила.

— Все равно скажи, — попросила Рэрити. — Вслух.

И Флаттершай выпалила секрет.

— Я... я каждый год отдаю свои волосы «Локонам любви», — сказала Флаттершай. — Затем я ношу накладные, пока они не вырастут снова. Они используют мою гриву, чтобы делать парики для пони, потерявших из-за болезни свои гривы и хвосты...

— Некоторые говорят, что это сущий пустяк, — сказала Рэрити, попивая ромашковый чай. — Когда они выздоровеют, волосы ведь снова отрастут, верно? Почему это так важно для тебя?

— Это важно! — возмутилась Флаттершай. — Подумай о тех бедных кобылах, которые… потеряли гриву и хвост… и…

Она замолчала, когда до неё дошло.

— А их достоинство? — сказала Рэрити, многозначительно улыбаясь через край чашки. — Ты подумай, дорогая: скольких кобыл и кобылок лишил достоинства этот монастырь, как кобыл лишила достоинства болезнь? Как давно им кто-нибудь говорил «нет»?

— Именно поэтому я отрезала свой хвост и заменила морскому змею усы — чтобы сохранить его достоинство, хотя остальные, похоже, не так подумали. — уголок ее рта приподнялся. — Вот почему я сейчас ставлю точку. Я никому не позволю лишиться чувства собственного достоинства... и не позволю никому другому лишить меня, неважно, насколько их благородие считают себя особенными или превосходными.

Она отхлебнула чаю.

— Знаешь, в этом и проблема пони. Они не могут отличить скромность от ненависти к себе. И они думают, что быть щедрым — значит отдавать все свое, пока ничего не останется. Но существует мудрость даже старше этого монастыря, о которой большинство пони не помнит:

Если твое сострадание не распространяется на тебя, значит, оно неполное.

---

— Еж твою медь, Рэрс, — сказала Эпплджек. — Скажу, как есть. Если бы жизнь Свити Бель зависела от того, отдашь ли ты свои волосы старому пердуну, ты бы отдала?

Рэрити даже не подняла глаз от швейной машинки.

— Если бы какой-то старый пердун утаивал что-то столь важное из-за чего-то столь мелкого, ты бы встала на его сторону? И, что более важно, почему? Мы и так далеко зашли без единого совета от этих вековых мудрецов. А теперь ты заявляешь, что их мудрость — это вопрос жизни и смерти для нас? Что я подвергаю опасности своих друзей и семью? Это было низко, Эпплджек, и ты это знаешь.

Челюсть Эпплджек несколько раз дрогнула, а затем закрылась. Она попыталась что-то сказать, но сдалась и ушла.

Рэрити оторвалась от швейной машинки и увидела свое отражение в одном из зеркал. Это небольшое противостояние было самым коротким и честным до сих пор. Она тяжело вздохнула и бессознательно погладила волосы, глядя на себя. Она одна, противостоит воле своих друзей и самих принцесс. Сыграть на Свити Бель было коварным и жестоким поступком...

Она ведь была права? Что, если она ошибалась? Неужели она задерживала их всех из-за своего инфантильного тщеславия? Может, даже угрожает... НЕТ. Она встала, подошла к зеркалу и поглядела себе в глаза с расстояния в дюйм.

— Решайся, Рэрити, — сказала она себе под нос. — Ты знаешь, что права. Ты знаешь, почему ты это делаешь.

---

Это всего лишь волосы! — закричала Рэйнбоу Дэш, в отчаянии хватаясь за собственную гриву передними копытами.

— И они мои, — твердо сказала Рэрити, проталкивая через стол бутерброд хмурой пегаске.- Она вздохнула. — Я постараюсь объяснить… Рейнбоу, что, если бы я сказала тебе, что все, что тебе нужно сделать, чтобы стать Вандерболтом — это поцеловать Дискорда в зад на городской площади?

Рэйнбоу Дэш изумленно уставилась на неё.

— Хрена с два, — прорычала Рейнбоу Дэш.

— С языка сняла, сеструха, — сказала Рэрити. Она взяла бутерброд с огурцом и остановилась. — Знаешь, я время от времени удивляюсь: ты любому Вандерболту можешь дать фору. Ты можешь делать то, что никто из них даже не может попробовать. И в каждом кризисе, где вы присутствовали вдвоем, ситуацию спасала ты, а они падали на свои... э-э... лица. Почему ОНИ не ищут ТЕБЯ? Почему тебе приходиться выпрашивать их внимания, как нищенке?

— Да мне самой интересно, — сказала Дэш, взяв бутерброд и откусив огромный кусок. — Но пвифем фуф эфо? — сказала она с набитым ртом.

— Мне кажется, что этот «монастырь» полон пони (и ослов, и грифонов, и всех остальных), посвятивших свою жизнь изучению Элементов Гармонии. Но мы И ЕСТЬ Элементы Гармонии. Это мы выпустили радугу. Это МЫ зашли дальше, чем любой из этих членов Ордена мог себе представить. И все же они ждут, что мы падем ниц перед ними? — Рэрити женственно фыркнула. — Так почему же они не отправляют монахов в паломничество к НАМ? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы видеть, что с этим балансом силы и власти что-то не так. И эти мудрейшие владыки НЕ получат мои волосы.

Её голос дрогнул, и она поспешно откусила от бутерброда.

---

— ...Итаааааак, — медленно сказала Пинки. — Почему ты не хочешь стричься?

Пинки... Рэрити не знала, чего ожидать от розовой тусовщицы. Она даже немного боялась визита Пинки; кобыла была душой компании, но она могла быть такой утомительной даже в лучшие времена. И Рэрити сейчас была совсем не в духе.

К ее удивлению, Пинки вела себя прилично... ну, по её меркам. Вместо того, чтобы выскочить из шкафа или комода, как чертик из табакерки, она появилась рано утром у входной двери с коробкой кексов на завтрак и вежливо — хотя и слишком энергично для этого раннего часа — попросила впустить её. Теперь она сидела за кухонным столом, болтая задними копытами, как жеребенок, грызла кексик и наблюдала за Рэрити любопытными глазами.

Рэрити ходила по кухне в тапочках и халате и наливала им кофе. Её душевное состояние было налицо — у нее все еще были бигуди и не было макияжа, но в данный момент её это не волновало. Она передала Пинки чашку и села, пока Пинки высыпала в чашку половину сахарницы.

— Серьезно, — болтала Пинки, сыпля сахар. — Ты же все время стрижешь гриву. И есть много пони, которые обрезают гривы накоротко — Тандерлейн, например… А хвост отрастет, помнишь?

Рэрити раздумывала, что сказать. Пинки Пай была не на том же уровне, что и большинство пони. Как же ей объяснить?

— Пинки, — сказала она. — разве это весело, когда над тобой смеются? Не для тебя или с тобой, а НАД тобой.

Ответ последовал незамедлительно. Улыбка Пинки померкла, и ее ложка остановилась.

— Ну, нет, — тихо сказала она. — Это совсем не одно и то же. Это я знаю, Рэрити.

— И стричь волосы, потому что ты этого хочешь, и быть заставленным стричься — это тоже совсем не одно и то же.

Рэрити отказалась от сахара и сливок и сразу сделала глоток своего горького черного варева. Ей нужно было укрепиться.

— Ну, а МЕНЯ стрижка не беспокоит, — сказала Пинки.

— Пинки, если кто-то режет тебя, а ты этого не чувствуешь, ты ведь все равно получаешь порез? Они «указывают тебе твое место», под их копытом, и неважно, заметила ли ты это. Это как когда жеребята цепляют знак «Пни меня» на хвосты других пони, где им не видно. — Рэрити увидела, как в глазах Пинки вспыхнул огонек понимания. Видимо, все дело в том, как обращаться к аудитории.

— Не думаю, что альманахи станут смеяться над тобой, Рэрити, — серьезно сказала Пинки. — Они же книги...

Шестеренки в голове Рэрити повращались с минуту.

— МОНАХИ, дорогуша, — сказала она. — Не альманахи.

— А, такие шерстистые зверюшки, которые на медведей и барсуков похожи, да?

Рэрити поморщилась.

— Это росомахи, дорогуша. Монахи… это пони в мантиях, которые… неважно. — она сдалась и продолжила, в то время как Пинки запивала маффины кофейно-сахарной кашей. — Нет, я не думаю, что они станут надо мной смеяться. Но то, что они хотят сделать с нами, столь же жестоко. И да, волосы отрастут... но скажи мне, Пинки... если кто-нибудь делает что-то жестокое по отношению к тебе, боль навсегда проходит?

— Ну да! Ну… обычно… однажды… — Пинки сдулась. Даже ее волосы начали падать. Она опустила глаза и завозилась с чашкой. — ...Нет. — она внезапно подняла глаза. — Ты была той маленькой кобылкой в ​​школе, да? Которой отрубили волосы.

Рэрити моргнула.

— Твайлайт вам все рассказала, да? — спросила она.

Ее не должно было удивлять, что Пинки сложила два плюс два — мозг Пинки Пай совершал так много боковых ходов, что Рэрити иногда подозревала, что она была конем на шахматной доске в прошлой жизни.

— И да, это была я. — она глубоко вздохнула. Даже спустя все эти годы воспоминание причиняло боль. — Группа кобылок в моей школе... Они невзлюбили меня. Я их возмущала. Я им вообще ничего не сделала, но они меня ненавидели. Так что однажды они загнали меня в угол в туалете, прижали к полу и отрубили мне гриву и хвост.

— Зачем кому-то такое делать? — сочувственно спросила Пинки.

— Они завидовали и думали, что я «наглая», — сказала Рэрити. — А я не пыталась быть наглой — я просто была новенькой и стеснялась других жеребят, да и у меня не было с ними много общего... поэтому я держалась в стороне. Когда учитель спросил, зачем они это сделали, главарь ответила: «Она думала, что она лучше нас».

Ее голос был горьким, как и ее кофе.

— Волосы, конечно, отросли. Тела ведь так и делают. Кости сращиваются, порезы затягиваются, синяки заживают. Но боль остается.

Рэрити помолчала.

— Знаешь, почему я не рассказала Твайлайт, что той кобылкой была я?

Пинки покачала головой.

— Потому что она тогда бы настояла на том, что старая обида делает меня «предвзятой». — Рэрити фыркнула в свою чашку кофе. — Какая глупость. Как будто личные страдания от того, с чем борешься, делают личность МЕНЕЕ способной говорить об этом. Те малолетние хулиганки остригли мне волосы по той же причине, по которой эти монахи хотят, чтобы я остригла гриву и хвост, — сказала Рэрити. — Чтобы я знала место. И разве не интересно, что это самое «место» никогда не с ними на одном уровне, а где-то под их копытами?

— Напыщенные ослы. Пусть требуют, сколько хотят. Я давным-давно поклялась, что никто больше не «укажет мне моё место». И это касается кучки так называемых мудрецов в монастыре на горе. Пони однажды причинили мне боль, Пинки, — сказала Рэрити. — И я не позволю больше навредить ни мне, ни моим друзьям.

---

Для любого пони было трудно быть менее утонченным, чем Пинки Пай или Рейнбоу Дэш, но у принцессы Луны получалось.

— Рэрити, ты нарушаешь свой долг пред страной из-за сего... сего упрямства! — кричала Луна. Она всегда кричала. И прокричала весь свой визит.

Рэрити удалось не стереть булавки между зубами в пыль. Последние два дня были изнурительными. Она мало спала, потому что ночами сидела перед зеркалом, пытаясь укрепить свою уверенность. Она не выходила из бутика из страха столкнуться с друзьями и устроить конфликт прямо на улице. А теперь вот Принцесса Ночи, щеголяющая каждым сантиметром Жуткости, Страшности и Устрашающести в своем арсенале, орет ей в ухо... Рэрити почувствовала, как ее самообладание рушится.

Она выплюнула булавки и отошла от поникена. Она приближалась до тех пор, пока ее нос не коснулся носа лунной принцессы.

— Мой долг? Не говорите мне о моем долге перед Эквестрией! Позвольте напомнить, Ваше Высочество, что Вы стоите здесь, а не сидите на Луне, только потому, что я выполнила свой долг! Я приходила каждый раз, когда Эквестрия нуждалась во мне. Я тащилась сквозь грязь, отбросы и драконьи ямы, выполняя свой долг перед Эквестрией, Вашей сестрой и ВАМИ. Из меня каждый завалявшийся злодей и кризис недели, которые Вы с Селестией оставили в Эквестрии чуть не выбили все здоровье, здравомыслие, репутацию и самоуважение. А теперь, после того, как вы потребовали и получили все это от меня, вы хотите забрать еще и мои ВОЛОСЫ? — Лицо Рэрити было вишнево-красным, а глаза практически горели. — Нет уж, здесь я провожу черту, Ваше Высочество! И ни на дюйм больше! Ни один ЛОКОН моих волос не сойдет с моей головы!

Луна отстранилась, словно ужаленная. Она посмотрела на измученную кобылу перед собой и почувствовала укол вины — действительно, Эквестрия уже и так уже многого просила от Рэрити. Даже слишком много — больше, чем она просила у бесчисленного множества других. Неужели это последнее оскорбление… нет. Луна должна была быть сильной. Авторитетной. Она надавила, рыча.

— Монастырь Гармонии хранит секреты, которые могут спасти всю Эквестрию в будущем!

Рэрити надавила в ответ.

— ТОГДА ПОЧЕМУ ВЫ ИХ НЕ ЗАБЕРЕТЕ?? — закричала она. — Вы принцесса или нет? Вы уже должны стоять у них в дверях и требовать, чтобы они несли свои секретные фолианты, а не пресмыкаться перед ними, как остриженная овца!

Ничто так не причиняет боли, как правда. Рот Луны открылся и ее глаза загорелись от ярости, когда эти слова ранили ее гордость. Ее призрачная грива взлетела, а лунно-белые глаза вспыхнули.

— Да как ты смеешь!

В любой другой раз Рэрити съежилась бы перед этим проявлением гнева. Но сейчас она уж слишком завелась. Она буквально дрожала от ярости.

— Как смею я? Как смеют ОНИ! — рявкнула Рэрити. — Где были эти хваленые мудрецы со всеми своими знаниями о Найтмер Мун, Дискорде, Кризалис, Тиреке? Они прятались в своем монастыре и копили знания, которые могли бы спасти нас, просто потому что мы не преклонили колени как следует! Это у вас должны быть претензии к НИМ! Но нет, Вы пристаете ко мне! Скажите, принцесса Луна, это потому, что Вас действительно беспокоит то, что мы можем ничему не научиться, или потому что Вы не считаете справедливым, что МЫ, возможно, не испытаем на себе общественное унижение, которое испытали вы, когда забирали Элементы в первый раз?

Фасад не столько треснул, сколько рассыпался вдребезги. Луна остановилась в шоке. Она отошла и в гневе покачала головой.

— Думаешь, я желаю делать сие с тобой? — разъяренно и несчастно закричала она. — Или делать сие вообще? Думаешь, я с нетерпением ожидаю, когда меня снова остригут? Когда меня оденут во вретище и отправят в сие треклятое паломничество, как поганого мула, хотя я за день могу сие расстояние пролететь? В очередной раз молить их старейших о секретах, кои они прикарманили?

Она отвернулась от Рэрити, чтобы скрыть свои эмоции.

Наблюдательные способности Рэрити были как никогда острыми. Ее гнев утих от удивления. Она протянула копыто и осторожно положила его Луне на плечо.

— О... о, Боже. Неужели все было настолько плохо?

Луна застыла от прикосновения.

— У Селестии было времени на тысячу лет больше, чтобы забыть, — сказала она на удивление нормальным голосом. — А у меня — нет. Я все еще помню. Остригли, аки проститутку. Одели в лохмотья из мешковины. Заставили кланяться и преклонять колени перед каждым нахальным маленьким чиновником в их ордене. И все ради очередной крохотной частички их «мудрости».

Она буквально кипела.

— Тогда мы не были принцессами, и Дискорд лишил нас власти над Солнцем и Луной. Мы были ничем, и каждый член «Священного Ордена» задался целью доказывать нам это снова и снова. У нас не было выбора. И... из несуществующего уважения... уважения, которое они никогда не оказывали нам... несмотря на нашу корону и наш многовековой возраст, мы вынуждены снова это терпеть. Священный орден? Они были орденом архивистов, — сказала она с разъяренным ядом в голосе, — по заказу принцессы Платины, которые с течением веков убедились в своей святости только потому, что они сидели на куче давно потерянных книг.

— Луна, если Вы так думаете, то почему не поддерживаете меня? — спросила Рэрити.

Луна немного ссутулилась.

— Потому что моя сестра считает, что так должно быть, — сказала Луна. — Потому что королевство должно быть на первом месте. Потому что она убеждена, что смирение «пойдет нам всем на пользу». Потому что было бы слишком расточительно менять их традиции. И слишком эгоистично сопротивляться, потому что нас возмущает какая-то... мелочная жестокость...

Копыто на ее плече не двинулось.

— Вы упомянули, что вас обзывали «мулами», — сказала Рэрити. — Скажите, а Вы узнали о движении за права мулов во время своего… эм… выздоровления?

Луна слегка покраснела. Пока ее не было, произошло много истории — к не-пони и полу-пони относились довольно хорошо в ее далеком веке, но ей все же приходилось приспосабливаться. Тем не менее, услышать о возмутительности, которая произошла в ее отсутствие, шокировало её.

Рэрити продолжила.

— Это был, ну, не очень хороший период истории. Несколько десятилетий назад в большинстве Эквестрии к мулам и другим полукровкам относились не очень благосклонно. Было много предрассудков... В городах напринимали множество законов, законов о полукровках, которые делали их гражданами второго сорта. Им приходилось пить из отдельных колодцев и фонтанов. Им приходилось сходить с дорожки, когда впереди показывался чистокровный пони. Они были вынуждены уступать свои места любому, кто потребует. Только из-за того, кем были их родители. Все это было мелочно и жестоко.

В один прекрасный день лоханка по имени Роуз Гарден села на поезд из Кантерлота... и отказалась уступить свое место пони. Она устала и не собиралась стоять всю дорогу домой. Её арестовали и бросили в тюрьму. А дальше пошло-поехало, и мелкий проступок и штраф в два бита превратились в судебный процесс века, а затем в широкое гражданское движение, положившее конец законам против полукровок.

— И так появилась поговорка «упрямый, как мул», — закончила она с кривой улыбкой. — А теперь подумайте, Ваше Высочество; Роуз Гарден ведь попросили о сущем пустяке, не так ли? И разве не было мелочно с ее стороны не осуществить этот сущий пустяк — уступить своё место в поезде?

— Но что-нибудь изменилось бы, если бы она не была упрямой?

— Всякая жестокость и несправедливость мелочны, Ваше Высочество. Именно поэтому они так ужасны и сохраняются так долго. Великие опасности и зло подобны валунам — они очевидны, и их легко избежать. Но мелкие несправедливости подобны песку — они во всем, везде, засоряют, вызывают эрозию и разрушают...
...до тех пор, пока не появится кто-нибудь мелочный, озабоченный подробностями и придирчивый и не выметет их. По крупице за раз, если придется. Именно поэтому я должна быть упорной и упрямой клячей насчет этой мелочного, тривиального пустяка. Потому что ничего не изменится до тех пор, пока Вы не измените.

Луна внезапно похолодела. Она покачала головой и сбросила успокаивающее копыто Рэрити.

— Не путай сей вопрос бессмысленными словами и не пытайся воззвать к нашим собственным… мелочным тщеславиям и гордыне, — сухо сказала она. — Ты знаешь наши тревоги и неуверенности и пытаешься ими воспользоваться…

Она ​​сердито вздрогнула.

— Ты знаешь нужду и свой долг. Но ты отказываешься уступить. Нам нечего сказать тебе до тех пор, пока ты не отречешься от сего юродства.

Она развернулась и вышла, хлопнув дверью.

Голова Рэрити опустилась. Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.

---

— Пожалуйста, Рэрити, — сказала Селестия. — Ты не должна быть рабыней своего тщеславия.

Рэрити посмотрела через край чашки.

— Они рассказали Вам корень имбиря, да? — невозмутимо спросила она.

Селестия полуулыбнулась.

— И в чем тут мораль? — спросила Рэрити, приподняв бровь. — Я никогда больше так не делала. Хотя в Кантерлоте есть кобылы, у которых все до сих пор имеются имбирные пробки в… ну, Вы поняли.

Она поставила чашку на стол.

— А значит, я не рабыня своего тщеславия. Я не полная дура, как думаете вы.

— Это всего лишь стрижка, Рэрити, — сказала Селестия. — Это временно. Это всего лишь твоя грива и хвост. Это сущий пустяк.

И снова чайный сервиз был в игре. Это был первый раз в истории, когда семейный чайный сервиз Рэрити ощутил губы королевской крови. Жалко, что Рэрити не могла оценить момент. Рэрити пыталась вспомнить свой тщательно выученный этикет и грацию... но она была настолько измучена, что уже ничего не осталось. Поэтому она метила прямо в горло.

— Да неужели, Ваше Высочество? — устало сказала Рэрити. — Тогда почему они так сильно этого хотят?

Селестия начала говорить.

— Нет, не пытайтесь отвечать, — сказала Рэрити, подняв копыто. — Я отвечу за Вас. ЭГО. ИХ эго. Эго, которое они кормили почти две тысячи лет, после того, как заставили Вашу сестру и Вас унижаться перед их орденом. Заставили их просителей маршировать перед ними с обритыми головами, чтобы показать миру их власть над волей бедных просителей.

Вы знаете историю, Селестия. В конце концов, Вы прожили большую часть того времени. Заставить кобылу побриться налысо — это не акт смирения, а акт унижения. Это акт зверства. Акт КОНТРОЛЯ. Способ для тех монахов — которые сидели в своем монастырчике и ничего не делали, пока мы проливали кровь, пот и слезы, спасая Эквестрию от ее врагов, которые будут судить нас, несмотря на то, что МЫ, а не они, были избраны Элементами и Древом Гармонии — для них это способ унизить самих Носителей и Принцесс и не очень завуалированно напомнить всем, кто на самом деле в доме хозяин.

Ее тон стал презрительным.

— Я готова поспорить на все, что угодно, что у них где-нибудь в монастыре выставлены ваши волосы. Как у жеребенка из общаги висит над спинкой кровати повязка из-под женских чулок... Чтобы они могли показывать, хвастаться и злорадствовать, как заставили аликорнов Солнца и Луны пресмыкаться перед ними. Точно так же, как они заставляли каждую кобылу в течение двух тысяч лет умерщвлять себя, портить свою красоту, лишать себя своего венца славы — и все, чтобы воззвать к их раздутому эго!

К тому времени, когда она закончила, она тяжело дышала, её грудь тяжело вздымалась, глаза расширились... и наполнились слезами. Она медленно восстановила контроль над собой и вытерла глаза передней ногой.

— Меня не пришлось учить, что моя грива — мой венец, — тихо сказала она. — И меня не пришлось учить, что если кто-то пытается её отнять, то он оскверняет меня. Почему Вы этого не видите?

— Рэрити, — сказала Селестия. Шокирующая прямота Рэрити ошеломила ее. Она по-прежнему была сурова, но пыталась проявить сострадание. — Это говорит твоя глупая гордыня. Она не подходит тебе как Носителю.

— Не гордыня, — твердо сказала Рэрити. — Самоуважение. Но если это действительно «глупая гордыня», то пускай Элемент Щедрости ищет себе другого носителя. Я все равно не позволю никому отрезать мне хвост и гриву.

Она посмотрела Селестии прямо в глаза.

— И если бы Вы были мудрее, Вы бы тоже отказались. Ради своего достоинства правителя и ради каждой кобылы, которую так стыдили. Где ВАША гордость правителя Эквестрии, раз Вы позволили этому происходить беспрекословно? Что, боитесь нарушить их тысячелетние традиции? Да Вы старше любых традиций, которые у них могут быть! Перемена МОЖЕТ быть на пользу, Ваше Высочество. Может, сейчас самое время.

Селестия ничего не сказала. Она встала и склонила голову.

— Спасибо за чай, Рэрити, — сказала она и ушла.

Ее тон мог означать что угодно. Рэрити подавила желание плакать. Ну неужели хоть одному из них так трудно побыть на её стороне? Она встала и снова принялась убирать чайный сервиз.

---

Принцессы и Носители вновь собрались во Дворце Дружбы. В последние дни они противостояли Рэрити, обольщали ее, спорили с ней, аргументировали, просили, подкупали. Она все равно отказывалась. Все вернулись побежденными; некоторые злыми и надутыми, некоторые задумчивыми. Более чем один испытывал сомнения.

— Ну и компот, — сказала Луна. — Может, пойдем без нее?

— Возможно, придется, — вздохнула Селестия. — Она все равно не пойдет в монастырь, даже если мы ее заставим.

— А смысл, если пойдет только ЧАСТЬ группы? — сказала Рейнбоу. — Это как если бы один Вандерболт профукал тренировочный лагерь. Конечно, он может попробовать тренироваться с другими, когда те вернутся, но он всегда будет на шаг позади других...

— А может, просто спросим альманахов... — начала Пинки Пай.

— Монахов, — поправила Твайлайт. Ей явно было неуютно. — Селестия? Мне неприятно это говорить... Но я думаю, что она... вроде как права. Эти монахи заставляют нас делать что-то... что-то, что кажется унизительным, просто чтобы мы могли поговорить с ними.

— Твайлайт, и ты туда же! — воскликнула Селестия и вскинула копыта в воздух. — Да еще из-за такого пустяка, как стрижка!

— Облысеть, как колено, не такой уж и пустяк, — огрызнулась Рейнбоу. Она потянула прядь своей радужной гривы и внимательно посмотрела на нее. — И как сказала Рэрити — раз это такой пустяк, то почему они так сильно хотят, чтобы мы это сделали? Если подумать, звучит жутко.

Луна зарычала.

— Ты слишком к ним снисходительна, Тия, — буркнула она себе под нос. У неё было плохое настроение — слова Рэрити задели её. Она была совсем не рада быть обритой налысо... снова... просто чтобы она могла пройти через входную дверь монастыря, как более двадцати веков назад. Она была аватаром небесного тела, ради всего святого, она заслуживала хоть немного достоинства, так ведь?

— Черт возьми, — сказала Эпплджек, снимая шляпу. — Я уж и не знаю. Это... это ж глупо, они ведь отрастут, но...

— А мы не можем попросить монахов разрешить Рэрити оставить себе волосы? Только на этот раз, пожалуйста? — Пинки Пай мило улыбнулась и подняла копыта. — Разве они не могут саааамую капельку нарушить правила…

Селестия усмехнулась.

— Боюсь, что так не получится, — сказала она.

— Почему нет? — сказала Рэйнбоу Дэш. — Что Вам стоит? Попросите их сделать одно исключение.

Твайлайт закусила губу.

— Я не хочу казаться противоречивой, принцесса Селестия, но, знаете… — она заколебалась. — Неужели так трудно спросить? Хотя бы ради Рэрити? У нее ведь даже практическая причина есть. Не полезно это для её бизнеса — расхаживать лысой…

— Я с Твайлайт, — сказала Эпплджек. — Просто спросите. И если тех монахов это раздраконит... ну, раз они такие мелочные…

Она пожала плечами. ЭТА маленькая мысль накалила воздух; более чем одна кобыла задалась вопросом насчет аккредитации этих предполагаемых мудрецов.

Селестия все еще сомневалась.

— Согласны мы или нет с монастырскими обычаями, мои маленькие пони, — сказала она, — в одном я вынуждена с ними согласиться. Приближение к силам Древа — Гармонии и Дружбы — должно быть осуществлено теми, кто желает смириться. А Рэрити явно полна гордости и тщеславия.

Эпплджек явно было некомфотно.

— А тут я скажу «да»… и «нет», принцесса, — трезво произнесла она. — Да, она привередливая, чопорная и одержима своей внешностью — действительно тщеславна и горделива. Но знаете, что пришло мне в голову, когда Вы так сказали?

Селестия с любопытством склонила голову.

— Я вспомнила, как Рэрити вывалялась в грязи во время соревнования «Настоящие Сестры», просто шоб помириться со своей младшей сестрой.

Взгляд фермерши привлек внимание Селестии.

Постепенно выражения лиц в комнате менялись по мере появления определенных воспоминаний.

— Или как она отрезала себе хвост, чтобы починить усы бедному Морскому Змею, — напомнила Флаттершай.

— Ела готовку Свити Бель, чтобы не обидеть её, — усмехнулся Спайк.

— Проглотила свою ревность и поаплодировала Флаттершай на том ужасном показе мод — потому что думала, что именно этого она хотела, — сказала Твайлайт.

— Сшила те платья, которые мы хотели на НАШ показ мод, даже несмотря на то, что Хойти Тойти сидел в зале… — сказала Пинки Пай.

— Отказалась от собственной репутации, чтобы заступиться за нас при тех Кантерлотских снобах на вечеринке, — сказала Рейнбоу Дэш.

— Вывалялась в вишнях, — усмехнулась Эпплджек.

— Сшила тот дурацкий костюм дракона и переоделась в него, просто чтобы присмотреть за мной во время миграции драконов, — сказал Спайк.

— Пробралась сквозь пыль и грязь нашего старого замка, чтобы спасти наши гобелены, — добавила Луна, ко всеобщему удивлению. Видимо, это значило для лунной принцессы больше, чем они думали.

— Мы к чему клоним, принцесса, — сказала Эпплджек, — хоть Рэрити часто придирчивая, тщеславная и глупая, и готова поднять гвалт даже из-за лишней пылинки, и делает преглупейшие вещи ради моды — кстати, спасибо за эту историю про имбирь, Твай, я её никогда теперь из головы не выкину — но когда доходит до дела, она готова пожертвовать всем этим и сразу же залезть в грязь, чтобы помочь вытащить из нее другого. По-моему, это — НАСТОЯЩЕЕ смирение. Если это не то смирение, которое они ищут, то какое же?

Селестия задумалась, сильно впечатленная тем, что маленькая тщеславная модница сказала ей во время их маленькой беседы тет-а-тет. Ну и ладно. Возможно, пришло время добиться перемен. Маленьких.

— Хорошо, мои маленькие пони, — наконец сказала она. — Небольшая задержка не повредит. Я отправлю письмо в монастырь с вопросом по этому поводу. Спайк...?

---

Настоятелю монастыря Гармонии

Из-за непредвиденных обстоятельств и определенных проблем Ваша просьба к Носителям Элементов представить себя просителями натолкнулась на небольшую загвоздку. Похоже, что некоторые из традиционных требований окажутся непосильными трудностями по крайней мере для одного из них, и поэтому мы смиренно просим, чтобы Рэрити Белль, Носительнице Элемента Щедрости, было разрешено посетить паломничество без традиционной стрижки гривы и хвоста.

С уважением,
Принцесса Селестия,
Сол Инвиктус
Соправительница Эквестрии,
Повелительница Солнца

---

Свиток вернулся в течение получаса. «Ага!» — сказала Селестия, когда он появился, поймала его в воздухе и открыла. Когда она просмотрела его, ее улыбка угасла. К тому времени, когда она закончила, улыбку сменило довольно тревожное и хмурое выражение лица. Луна заглянула ей через плечо и тоже начала читать — ее глаза округлились, а челюсть отвисла.

---

Со стола настоятеля Костелло,

Высочайшего клирика Ордена Священной Гармонии

Принцессе Селестии, Сол Инвиктус и т. д.

Словами не описать дерзость просьбы этой кобылы, или тот факт, что такой бывший проситель, как Вы, попытался нарушить протокол, передав это кощунственное предложение от ее имени. Я глубоко разочарован тем, что лидер Эквестрии так легко поддался женскому тщеславию.

Что касается содержания ее просьбы: практика стрижки просителей заключается в демонстрации их смирения перед магией Гармонии, Древа Гармонии и его Элементов. Если они не могут заставить себя подчиниться ей, то они НЕ ДОСТОЙНЫ содержания фолиантов или учений нашего ордена. Мы не позволяем подобные поблажки никому, независимо от их ранга за пределами этих коридоров, и, конечно же, не допускаем никакого глупого потакания сентиментальной слабости кобыл.

Дальнейшее обсуждение этого вопроса не допускается. Она должна явиться к дверям монастыря в назначенный день вместе с остальными, в одежде просителя, с остриженной гривой и хвостом в соответствии с их полом.

Настоятель Костелло
Высочайший клирик Ордена Священной Гармонии

---

— Что случилось, Селестия? — осторожно спросила Твайлайт.

— Побудьте здесь, мои маленькие пони, — сказала Селестия. Голос ее был спокойным. Слишком спокойным. — Мне нужно поговорить с настоятелем.

И она исчезла во вспышке света.

— О Божечки, — сказала Флаттершай, приложив копыта ко рту. — Что-то мне это не нравится.

— И что теперь? — поинтересовалась Рейнбоу Дэш.

— Вы остаетесь здесь, — сказала Луна, фыркнув. И приготовила заклинание телепортации.

— А Вы тоже пойдете? — спросила Твайлайт.

— Совершенно верно, — сказала Луна. — Черта с два я это пропущу.

Она исчезла с хлопком и вспышкой цвета индиго.

---

Кабинет настоятеля был большим, просто обставленным, просторным и строгим. Кроме того, в данный момент он был довольно переполнен двумя взрослыми аликорнами. У одной было нейтральное выражение лица (и почти что хмурящееся, как обычно бывает у Селестии), а другая смотрела в веселом ожидании.

— Настоятель Костелло, — сказала Селестия, — мы немного... недовольны посланием, которое мы получили от Вас совсем недавно. Ваш тон был менее чем уважительным.

Настоятель, коричневый земной пони с большим брюшком, на удивление не выглядел впечатленным или напуганным. Он даже не оторвался от свитка на столе. Два монаха позади него стояли флегматично и бесстрастно и ничего не добавляли к разговору, кроме своей молчаливой поддержки.

— Возможно, я выразился слишком прямолинейно, но слов назад не заберу, — сказал он. — Мы не меняем наши традиции. Ни для кого.

Селестия сосчитала до трех, чтобы сдержать гнев.

— Мы понимаем, — сказала она. — Ваши традиции почти так же вневременны, как и мы, и вы должны бережно ухаживать за ними. Однако речь идет не о какой-то там кобыле-послушнице. Речь идет о Носителях Элементов — несомненно, их близость к самой Магии Гармонии, которую вы почитаете, наводит на мысль, что хоть капля снисходительности...

Настоятель Костелло фыркнул.

— Монастырь наблюдает за ними с тех пор, как они впервые получили Элементы, — сказал он, проводя пером по свитку. — В этом случае, я даже менее склонен к снисхождению. Этим кобылам нужно твердое копыто, чтобы обуздать их.

Внезапно наступил холод, и большинство пони сочли бы эту тишину опасной.

— ...Обуздать их, говорите? — Луна не могла не разбудить спящего зверя.

— Да, — снова фыркнул настоятель. — Обучение в этом почитаемом месте предназначено для тех, кто проявляет должное почтение и смирение перед принципами Гармонии, — официально заявил он. Слова были благочестивые, размеренные и полыми, как матрешка. Селестия этого не упустила. — А эти кобылы? Безответственные, безрассудные, безнравственные... нахальная задавака с неженственными наклонностями... мужеподобная фермерша, которая должна находиться должным образом под властью хозяина дома... эта распутная желтая пегаска, которая выставляла напоказ свое тело как фотомодель...

Селестия вытаращилась на него, как на странную форму жизни, которую нашла под марсианским камнем. «Распутная» и «выставляла на показ» — никто из этого галактического скопления не стал бы ассоциировать эти слова с Флаттершай.

— Та фривольная розовая гедонистка... а еще книгочейка — она плохо на тебя влияет, Селестия...

Веко Селестии дернулось. Она ожидала сопротивления. Она ожидала, что ей придется иметь дело с сонными, упрямыми старыми лидерами, которые просто слишком заартачились, и что ей придется уговаривать их и льстить им до тех пор, пока они, наконец, не признают, что правило бритья головы глупое и устарело, и закроют на это глаза. У нее не было ни малейшего представления о том, что она будет иметь дело с организацией, управляемой высокомерным, сексистским, узко мыслящим фанатиком, который был яростной пародией на самого себя. По правде говоря, это ей вернуло огромное количество воспоминаний. Неприятные воспоминания двухтысячелетней давности. Этот разъяренный болван был таким же противным и высокомерным женоненавистником, как и дурни, которые управляли этим местом два тысячелетия назад.

Но кто еще, кроме разъяренного болвана и фанатика, осмелится потребовать, чтобы его принцессы обрили головы?

Она подняла глаза вверх, чтобы не смотреть прямо на источник своего гнева, который продолжал балаболить, и ее взгляд упал на стену над столом настоятеля. На стене висели две длинные сверкающие пряди волос. Одна бледно-розовая, с блеклыми оттенками пастельных полос; другая — бледно-голубая, которая время от времени слегка искрилась. Обе пряди развевались на незаметном ветру. Под ними была табличка с выгравированными словами на старом Эквийском: «СМИРЕНИЕ ПЕРЕД СИЛОЙ».

Она не забыла, что слово «сила» в современной манере выражаться также означает «законные авторитеты».

Слова зазвенели в ее голове, как звон колокола в Тартаре. Висят на стене, как военный трофей... как у жеребенка из общаги висит над спинкой кровати повязка из-под женских чулок...

— …это только для их же блага, если они будут доставлены сюда и должным образом унижены, лишены их тщеславного поведения… — продолжал Костелло.

Помните, мы говорили, что потребовалось три дня, чтобы информация дошла до мозга?

— Значит, я ничем не могу переубедить Вас? — спокойно спросила Селестия. Слишком спокойно. Луна ухмыльнулась и едва не потерла передними копытами.

Настоятель раскраснелся.

— Я неясно выразился? — взорвался он. — Черт побери, Селестия! Они не получат от меня никаких особых привилегий и точка. Если эта кучка вольнодумных распутниц хочет получить доступ к фолиантам Древа Гармонии, то пусть приходят сюда и узнают, где им на самом деле место...агх.

Он не закончил фразу, потому что болтался в трех футах от пола, а глаза чуть не вылезли из орбит.

— Во-первых, настоятель Костелло, — сказала Селестия, держа его за шею и глядя ему в глаза. — К своим правителям нужно обращаться как «Ваше Высочество» или менее формально, «Принцесса Селестия» или «Принцесса Луна». Или в Вашем случае: «Ваше Высочество, пожалуйста, пожалуйста, не отправляйте меня на Луну, агх». Понятно?

Тот кивнул. Золотая аура вокруг его шеи ослабла. Он задохнулся и затрепетал.

— Итак, что Вы сказали? — ласково переспросила Селестия.

— Да, Ваше Высочество, — прохрипел Костелло.

— Хорошо. — улыбка Селестии вернулась, но теплой она не была. — Во-вторых, если Вы хоть одним словом посмеете опорочить мою ученицу и ее друзей из-за их карьер, времяпрепровождения или, в частности, их пола, я буду давить до тех пор, пока у Вас голова к черту не лопнет.

Настоятель пискнул.

— В-третьих, здесь произойдут некоторые изменения. Изменения, касающиеся вашего традиционного обращения с просителями и послушниками, но оттуда мы продолжим.

Один из монахов, стоящих за настоятелем (который поступил ОЧЕНЬ мудро и начал пятиться, когда настоятель не удосужился вовремя заткнуться), заговорил: «Т-так нельзя! Вы...»

— Послушница этого ордена, правитель этого королевства, бывший носитель самих Элементов и ляганая принцесса ляганого СОЛНЦА, — рявкнула Селестия. — Я могу одной солнечной вспышкой поджечь весь этот монастырь, как зефирку. Или мы с сестрой можем вызвать постоянное затмение, подождать, пока монастырь не превратится в глыбу льда, а затем вернуться и забрать все, что захотим. ИЛИ я могу просто заковать вас всех в цепи за сокрытие информации, необходимой для безопасности Эквестрии. — теперь даже те, кто не побледнел, начали белеть. — Как мне недавно напомнили, менее чем за десять лет мы подверглись нападению со стороны четырех сокрушительных угроз, в то время как вы сидели на своем запасе знаний о наиболее важной части нашей национальной обороны и абсолютно ничего не делали. Сейчас вы можете искупить эту УЖАСНУЮ ОПЛОШНОСТЬ и начать выносить свои фолианты... или же Эквестрийская армия придет сюда и сделает это за вас.

Со-настоятели сглотнули.

— Ну, чего же вы ждете? Начинайте выносить фолианты в главный вестибюль. Причем все.

Со-настоятели разбежались по коридорам.

— И не думайте, что сможете спрятать их от нас в тайных хранилищах, — весело крикнула им вслед Луна. — У нас есть магия веков и все время в Творении, то бишь найти их будет нетрудно...

— А теперь о более личных вопросах. — золотое сияние исчезло, и настоятель Костелло упал на стул. — Во-первых, поздравляю, вы только что стали библиотекой с выдачей книг на дом. Каждый фолиант будет доставлен в Кантерлот, переписан в несколько копий и распространен по всей Эквестрии, и только тогда будет возвращен. С этого момента ваши архивы В ОБЩЕСТВЕННОМ ДОСТУПЕ.

— Вы не можете так поступить! — захныкал настоятель. — В течение бесчисленных столетий мы хранили знания этих фолиантов в безопасности от тех, кто мог бы их уничтожить…

Селестия закатила глаза.

— Самый надежный способ сохранить знания, глупец Вы несносный, — это ИЗБЫТОЧНОСТЬ. А ключ к этому — сделать как можно больше копий и вложить их в как можно больше ГОЛОВ. Что же касается ваших традиций и как обращаются с просителями и послушницами...

— Вы не смеете диктовать, как управлять орденом! — прохрипел настоятель Костелло, побагровев.

Селестия наклонилась над столом.

— Вообще-то, смею, — сказала она. — Видите ли, меня саму только несколько минут назад осенило, так что не могу винить Вас за то, что Вы не поняли раньше: я — послушница этого ордена. Как и моя сестра. Или, по крайней мере, мы были послушницами ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ НАЗАД.

— В-вы же не...

Селестия кивнула и одарила его такой улыбкой, что настоятелю захотелось в обморок упасть.

— Лидерство в Ордене определяется, насколько я помню, по старшинству. Мы опережаем вас на СТОЛЕТИЯ. Вдобавок, мы — бывшие Носители Элементов, что ставит нас на, о да, несколько световых лет вперед любого монаха, который сидел на крупе ровно и изучал их на расстоянии.

Костелло лишь бормотал в шоке.

— Имейте в виду, Вы все еще можете уйти и создать собственный орден, женоненавистный Вы коротышка, но хранящиеся здесь фолианты всегда были государственной собственностью, аж со времен античного периода. Вам их доверили Старсвирл Бородатый и Кловер Премудрая, но владение остается за королевской семьей единорогов, которая теперь является Эквестрийской короной. Это значит, что если Вы хотите продолжать охранять оригинальные рукописи и архивы, заботиться о них, и изучать их, то будете делать так, как я скажу.

— Вы разрушаете тысячелетние традиции... — взмолился настоятель Костелло.

— Да ну? Может, стоит Вам напомнить, что первоначальный Орден состоял исключительно из кастратов? — в воздухе материализовались ОЧЕНЬ большие ножницы и уткнулись острием в деревянную поверхность стола. — Хотите, вернемся к СОВСЕМ старой школе, настоятель? Или же пойдем в ногу со временем и внесем некоторые изменения?

— Согласен на изменения, — пропищал настоятель, не отрывая глаз от ножниц.

— Итак, начнем с основ. Больше никаких принудительных постов, никаких многодневных карательных сеансов «медитации», никакого принуждения просителей подниматься по лестнице на коленях — короче, никакого самоуничижения. Монастырь, его учителя и все его содержимое должны быть постоянно открыты для меня, моей сестры, Носителей Элементов (кем бы они ни были в том поколении) и всех, кого Корона посылает от своего имени. Больше никаких ритуальных глупостей, чтобы получить то, что следовало дать в первый же день.

Она левитировала ему перо:

— Запишите, чтобы не забыть.

Настоятель принялся пылко строчить.

— О, и на случай, если Вы не поняли, — холодно сказала она. — БОЛЬШЕ НИКАКОГО БРИТЬЯ ГОЛОВ И ХВОСТОВ У КОБЫЛ. Думаю, пока хватит, — сказала Селестия. Она выглянула в вестибюль — монахи и прислужники уже сложили добрую дюжину огромных, в тяжелых, покрытых золотом переплетах томов. — Мы вернем оригинальные тома, как только расшифруем их. И чтобы к концу следующей недели у меня на столе было краткое изложение практик и политик вашего Ордена.

Она развернулась и собралась уходить.

— Вы разрушили все, во что верит Орден, — слабо сказал настоятель.

Принцесса остановилась у двери и повернулась к нему.

— Неужели? — сказала она. — Это учреждение было создано, чтобы сохранять, защищать и обучать, а не унижать, умалять и стыдить. Оно должно было передавать знания и мудрость Элементов Гармонии и Магии Дружбы. А практики этого Ордена тут при чем? Когда мы с сестрой прибыли сюда, две заблудшие души посреди царства безумия Дискорда, мы... — она закусила губу и с досадой в голосе поправилась, — нет, не мы, я... я убедила себя, что унижения, которые мы перетерпели, были для большего блага и для нашего собственного улучшения. И я провела последние двадцать веков, забывая, насколько тщеславным, женоненавистным и МЕЛОЧНЫМ все это было. Настал конец света, а ваш предшественник думал, как и Вы: что важнее «поставить кобыл и низших на место», чем передавать знания, которые спасли бы всех нас. И, к моей вечной жалости и стыду, после двадцати столетий моего правления ничего не изменилось. Потребовалась одна тщеславная кобыла, которая заартачилась и отказалась постричься, чтобы я подняла круп и изменила это. Дорожите мелочами, настоятель. Только из-за них мир вращается.

Селестия вышла из комнаты вслед за сестрой, которая почему-то казалась неприлично веселой. Мгновение спустя Луна вбежала обратно в комнату. Она вскочила на стол аббата, сорвала обе косы со стены и практически вылетела за дверь, а забранные гривы колыхались вслед за ней, как знамена на ветру.

---

Они снова собрались в Замке Дружбы. На этот раз неформально. Присутствовали все, включая Рэрити, и сидели они в одной из более уютных спален, а не в тронном зале. Воздух был гораздо более праздничным, чем раньше... можно сказать, они устроили ночевку. Но, конечно же, Настоящие Пони-Принцессы не занимаются подобными вещами.

Во всяком случае, официально.

Они расслаблялись, бездельничали, наслаждались вездесущим набором праздничных закусок Пинки Пай и, конечно же, причесывали друг другу гривы. Этого следовало ожидать — их гривы и хвосты едва избежали ужасной участи, так что все почувствовали желание немного побаловать свои локоны. Облегчение в воздухе было почти что осязаемым. Даже Рейнбоу Дэш уступила и дала помыть свою радужную гриву шампунем и причесать её.

Рэрити оказалась в центре внимания. Она была на удивление скромна, посмеивалась и краснела, когда другие поздравляли ее с успешной кампанией одной кобылы.

— Вы уж простите, что я была такой упрямой клячей, — повторила она уже в четвертый раз. — Просто... кобыле нужно иметь черту, которую она просто не может пересечь.

— Оно и к лучшему, Рэрити, — сказала Твайлайт. — Иногда нужно уметь выстоять. Даже когда никто другой не думает, что это важно.

Она выглядела задумчивой.

— Возможно, особенно, когда никто другой не думает, что это важно...

— Золотые слова, моя верная ученица, — сказала Селестия. Она вздохнула и устроилась поудобней на разложенных для нее подушках. — Оглядываясь назад, я чувствую себя дурой, что так удивилась тому, что настоятель оказался таким ослом, — сказала она, вызвав этим выражением шокированный писк у Флаттершай и Твайлайт. — Честно говоря, это полностью моя вина. Прошло 2000 лет с тех пор, как я имела дело с ними лично — более чем достаточно времени, чтобы забыть, какими они могли быть болванами, или подумать, что их манеры улучшились. И что ж, действительно... они потратили две тысячи лет, накапливая знания, жизненно важные для спасения мира, и имели наглость требовать, чтобы сами воплощения элементов, которые они чтят, — не говоря уже о правителях Луны и Солнца — обрили головы для доступа к ним.

Она положила голову на передние копыта, чтобы Флаттершай могла заплести её пастельную гриву.

— В конце концов, они ценили свои ритуалы и традиции больше, чем принципы — Честность, Щедрость, Доброту, — которые они якобы почитали.

Тут она погрустнела.

— Клянусь хвостом, — произнесла Луна. Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Пока что она набралась смелости лишь подвязать волосы резинкой для волос, но решила, что ей нравится такой вид. Какое странное название для прически — «конский хвост». Тут явно затесался каламбур.

— И позволь добавить, сестра...

— Да?

Луна уткнулась лицом в передние ноги.

— Я так, так, так счастлива, что нам не нужно снова сбривать гривы и хвосты, — простонала она. Все засмеялись.

— Не думаю, что кому-то этого действительно хотелось, Ваше Высочество, — сказала Эпплджек. Она лежала на спине, а ее золотая грива мокла в миске с водой, чтобы краска схватилась, как и её хвост. — Возможно, мы конкретно потрепали те нервы, девчуль, но ты поступила правильно.

— Ну не двигайся, Твалайт, — пожаловалась Пинки. — Эти блестяшки очень трудно установить.

Тусовщица сидела позади Твайлайт. Ее розовый пушистый начес был собран в два огромных пучка на голове. Это выглядело одновременно и мило, и глупо; короче, ей это идеально подходило.

— И подумайте обо всех изменениях, — сказала Флаттершай. Она сняла с себя все накладные волосы; теперь ее розовая грива и хвост стали вдвое меньше нормальной длины. Кролик Энжел расчесывал их расческой и щеткой. — Уверена, кобылы в Ордене стали намного счастливее, раз им теперь не нужно брить голову...

— Эй, не сбрасывайте со счетов жеребцов, — сказал Спайк. Он как раз вошел с огромным подносом начос. — Мы, мужики, об этом не часто говорим, но нам ведь тоже не плевать.

— Э-э, сахарок, — произнесла Эпплджек, приподняв голову, чтобы посмотреть на дракончика. — а ты разве не лысый от природы?

Спайк пожал плечами.

— Ну да, конечно, — сказал он. — Но это же не значит, что я не понимаю.

Он поставил поднос.

— Надо отдать ему должное, — весело сказала Селестия Рэрити. — Он без устали отстаивал твое мнение с тех пор, как узнал, что тебе придется идти под ножницы.

— Правда?

— Ну... скорее, ныл. Придирался, ворчал, делал небольшие саркастические замечания... — Селестия закатила глаза.

— Да у меня был маленький чемпион, а я даже и не знала! — развеселилась Рэрити.

Спайк что-то пробормотал и начал возить ногой по полу.

— Вам принести что-нибудь, дамы? ...Рэрити? — он посмотрел на объект своей привязанности с глупой улыбкой. — Эм, что-нибудь выпить? Что угодно?

— Нет, дорогой, но спасибо, что предложил.

Рэрити нежно расчесывала свою гриву. Она посмотрела на дракона — тот слепыми глазами следил за каждым движением расчески. Рэрити озорно ухмыльнулась, взяла прядь своих волос и отрезала.

— Это тебе, мой Спайки-Вайки. — она левитировала прядь. — Сувенир на память моему маленькому чемпиону... прядь гривы, которую он помог спасти от гибели.

Выражение лица Спайка, когда он взял локон лапами, было неописуемо. В комнате раздались «няяяяя».

— Гнярф, — только и сказал он. Потом покраснел, как роза, и убежал. Вслед ему доносился ласковый смех.

— Так что же теперь будет, Селестия? — спросила Твайлайт.

— Что ж, как только в монастыре все уляжется — скажем, через месяц или два — мы-таки совершим паломничество, — сказала Селестия. — Но пойдем мы не как просители, а как почетные гости. Как и должно быть, собственно.

Она поерзала на подушке.

— В конце концов, монахи тоже могут нас чему-то да научить. Но когда мы вернемся, у нас будет полностью расшифрованный набор томов, по одному на каждого. Когда-то букмекерство было таким трудоемким, это в каком-то смысле было логично хранить эти тома в секрете, но сейчас глупо ложить все яйца в одну корзину. Даже тогда знания лучше всего сохранялись, когда ими делились и распространяли, а не копили их.

Она нахмурилась.

— И уж точно не помещали его в копыта тех, кто использует их для раздувания собственного эго за счет самоуважения других. Любой «духовный» орден, требующий от вас умерщвления себя для достижения просветления, явно никакого просветления предложить не может.

Она посмотрела на Рэрити.

— Ты оказала Эквестрии услугу, напомнив мне об этом, Рэрити.

Рэрити протянула копыто и погладила гриву Селестии. И заворковала.

— Хотя бы ради этого, — сказала она. — Это было бы преступлением против самой фантастики, если бы эту великолепную гриву кто-нибудь отрезал!

Она оглянулась и заметила, что Твайлайт размышляет над модным журналом, лежащем между ее копыт.

— Твайлайт, дорогая, о чем думаешь? — спросила она.

Твайлайт посмотрела в журнал. Многое из того, что Рэрити рассказала ей во время их разговора, запомнилось ей. О том, какая она красивая, и что ей стоит попробовать что-нибудь новенькое. О том, как бабушка Рэрити боролась как дикая кошка, чтобы защитить его, несмотря на то, чего ей это стоило. То, что, по словам Рэрити, имела каждая кобыла, даже Твайлайт.

Ее венец славы.

— Может быть... мне заплести косу?

---

Примечания автора:

Многие люди здесь и в других местах говорили, что я подорвал смысл истории, сделав настоятеля Костелло невероятно неприятным и фанатичным персонажем. В свою защиту, я сделал его, как выразилась Селестия, «плохой пародией на самого себя» по двум очень важным причинам.

Первая: потому что одновременно и катарсис, и забавно видеть, как ляганая принцесса ляганого Сонца ставит зазнавшегося идиота на место.

Вторая: потому что почти всегда приходится играть на заднем ряду театра. Есть причина, по которой большинство форм повествования помещают точку зрения злодея в черные усы и цилиндр. Если бы я сделал антагонистом рассказа какого-нибудь улыбчивого, мягкого и доброжелательного старого патриарха, который мягко упрекнул бы Селестию, удручающе большой процент читателей не заметил бы, что все его аргументы в пользу этой практики уже были опровергнуты, и ДОЛГО И НУДНО повторяли бы, что Селестия и Рэрити должны уступить ему и согласиться с ним, «потому что он ведь такой РАССУДИТЕЛЬНЫЙ». Зовите это эффектом Дамблдора: пусть персонаж подмигнет главному герою, говорит в дедушкиной прозе и предложит ему лимонный шербет, и аудитория согласится даже с самыми глупыми вещами, которые тот предлагает.