Улица Дружбы 34

V

Звездопад той ночью был действительно красив. Биг Макинтош бродил по спящему парку и размышлял о том, отчего некоторые звёзды не желают держаться на своих местах и падают вниз. На седой от вечерней росы осоке за Биг Маком оставался тёмный след, а красная шерсть жеребца совсем промокла. Сосед Биг Мака, Хувс, бывало, задавался вопросом, что в этом может быть приятного, каждый вечер по уши влезать в покрытую ледяной росой траву, но что в этом понимает какой-то избалованный горожанин? Макинтош вспоминал детство, проведённое на ферме, закат над яблоневыми рощами, когда солнце само становится зрелым яблоком. Вспоминал речные камешки, скользящие под копытами, когда переходишь вброд небольшую речушку. И сладкую ломоту в ногах после работы в саду, и звезду, глядящую в окошко сеновала.

Да, тогда в детстве, когда копытца Мака ещё не знали дурацких тяжёлых башмаков, яблоневый сад казался целым миром. А теперь он уже статный понь и учится в колледже в чужом городе, где траву упрятали под булыжную мостовую, а неба не видно из-за фонарей.

Уже почти дойдя до двери комнаты, Биг Мак едва не был опрокинут кубарем скатившейся по лестнице белой кобылкой. Понь с удивлением наблюдал, как новенькая, пробежав несколько кругов по тёмному холлу, юркнула под стол.

Чуткие ноздри жеребца дрогнули. Понь уловил ни с чем не сравнимый запах кобылки, готовой подставить загривок под страстный укус, а бёдра – под мощные чресла жеребца.

С приходом отрочества понь всё чаще представлял, как и когда это случится с ним впервые. Иногда он мечтал о тихом семейном счастье, иногда просто представлял, как его большой покрытый у основания вельветовой шерстью ключ входит в трепещущую нежную скважину под бесстыдно задранным хвостом. Но теперь, когда он увидел дикую и прекрасную Кристалин, разгорячённую любовными утехами, с растрёпанной гривой, душу Биг Мака наполнило совершенно новое чувство. Скулы свело предвкушением поцелуя. Смотря на мгновенно уснувшую единорожку, понь молча стоял, словно раздвоившись.

Одна часть Макинтоша чувствовала жаркую волну робости, растущую в груди. Другая часть слушала голос его стати, напрягшейся и увеличившейся до внушительных размеров. Чтобы не разнести в щепки столик и не покрыть Кристалин тут же в холле, понь юркнул в свою комнату, привалившись к обратной стороне двери, чтобы восстановить дыхание.

Сердце бешено колотилось. Закрыв глаза, жеребец вновь увидел Кристи. Изгиб шеи, точёные, покрытые нежной шерстью ноги, изящный круп, который до боли захотелось сжать бёдрами. Красный понь почувствовал, что ещё минута томления и он тронется умом.

Биг Мак посмотрел на пустую кровать соседа. “Агась”, – подумал понь, что означало: “Дружище опять ночует со своей чокнутой музыкантшей”. Медленными шагами, вздрагивая, когда напрягшийся жезл стегал по нижним рёбрам, Биг Мак подошёл к кровати и стащил матрац на пол. Подтащив матрац на квадрат льющегося в окно лунного света, понь соорудил нечто вроде яблочного рулета. Ухмыльнувшись своей придумке, Биг Мак обхватил сооружение передними ногами и закипевшее в жеребце желание наконец-то нашло выход.

Высунув язык от усердия и упёршись задними ногами в пол, понь раз за разом вгонял напряжённый член в недра скрученного матраца. Биг Мак стискивал объект своей похоти, как стискивал бы рёбра Кристи, входил стремительно, как входил бы в её ещё не знавшее любви лоно. Даже белый лунный свет заставлял жеребца думать о шёрстке возлюбленной, а вместо скрипа половиц понь представлял жаркие крики кобылки, находящейся в полной власти самца. Задыхаясь от напряжения, почти обезумев от видений и пота, застилающего глаза, Биг Мак выпустил тугую горячую струю и обессиленно повалился прямо на матрац. Бешено колотившееся сердце постепенно успокаивалось. Понь раскатал матрац обратно и водрузил его на кровать влажной стороной вниз. Небрежно – как многие молодые жеребцы – набросив поверх постельное бельё, фермер забрался под одеяло.

Теперь, когда закончился бунт восставшей плоти, красный понь представил совсем другую Кристалин. Её улыбка была чиста и невинна, как капли росы в чашечке лилии, грива подобна белой кипени на яблонях, а в глазах жили весёлые звёздочки.

“Она прекрасна. Я сделаю всё, чтобы поселиться в её сердце”. Улыбнувшись своим мыслям, жеребец уснул.