Fallout Equestria: Influx

Пролог

Меня зовут Кристалл. Мне двадцать шесть лет, я кристальная пони из Кристальной империи. Но, к сожалению, из-за болезни, которая держала меня в состоянии депрессии, я никогда не сияла как настоящая кристальная пони — моя жёлтая грива и розовая шерсть всегда были тусклыми и мрачными.

Как только я родилась, они сказали, что у меня слабое сердце и мне нужно несколько операций, прежде чем родители смогут забрать меня домой. Я испытывала постоянную боль, чувствовала как с перебоями бьётся моё сердце и изо всех сил старается не сдаваться. Мне никогда не позволяли выходить из дома, играть с другими жеребятами и делать что-то, из-за чего нагрузка на моё сердце могла увеличиться. Можно сказать, что детство у меня не задалось.

Слабое сердце было только первым пунктом в списке моих проблем, так как я регулярно страдала от всевозможных болезней. Доктор говорил, что у меня очень слабый иммунитет и, как следствие, я могу легко заразиться тем, что на нормальных здоровых жеребят ни оказывало никакого влияния. К счастью большинство из болезней поддавались лечению, но любая простуда — и я снова оказывалась в госпитале.

В поисках лучших учреждений здравоохранения мои родители переехали в Эквестрию, чтобы мне помогали ещё сильнее. На тот момент мне исполнилось пять лет. На пути, в поезде, я подхватила от кого-то грипп — первый день в новом доме и сразу в больницу.

Снова.

Какое-то время мне не нравилось в Эквестрии, так как я ненавидела солнце и жару. Ничего общего с холодным севером, к которому я привыкла. Но, после нескольких лет здесь, в Мэрхаве, я смогла адаптироваться к климату и другим переменам.

Во время учёбы в школе, когда мне было около восьми лет, я споткнулась на лестнице и упала с высоты… скольки, пяти ступеней? Как бы там ни было, я сильно ударилась задницей и сломала бедро, снова оказавшись в больнице до выздоровления. Обследование показало, что у меня хрупкие кости и что при достаточно сильном ударе или падении, вроде этого, мои кости могут потрескаться или даже сломаться.

Моя жизнь представляла из себя полноценный беспорядок — я пропустила много занятий в школе из-за больничных и того, что я не могла жить как обычный жеребёнок. Я не могла заводить друзей из-за опасности заразиться, что-нибудь сломать или просто упасть замертво из-за слабого сердца. Это было ужасно и с каждым днём мне становилось только хуже и хуже.

У меня ничего не получилось, независимо от того, что мне давали и как лечили. Затем между пони и зебрами началась война. Она сильно ударила по нам. Моего отца силой заставили уволиться и вступить в армию. Мою мать бы тоже призвали, если бы ей не приходилось заботиться обо мне. Ей тоже пришлось уволиться, так как её работодатель не позволял часто брать выходные. Война требовала очень многого от большинства компаний. Мама думала, что в недавно построенном Госпитале Флаттершай в Лас-Пегасусе меня наконец-то смогут вылечить, так как Министерство Мира продвигало высокие стандарты медицинской помощи, и Флаттершай, сильная и сострадательная пони, смогла бы помочь. К несчастью они специализировались на военных травмах, а не на проблемах со здоровьем как у меня. В её госпитале медицинская помощь была лучше, чем в обычных больницах, но этого было не достаточно.

Так что я по прежнему кочевала из дома в больницу и обратно.

Зато мне удалось закончить школу и получить аттестат. Оценки были не очень хорошими, но, по крайней мере, в шестнадцать лет у меня уже было образование.

Я устроилась работать на склад, где сидела за компьютером и обрабатывала посылки, которые нужно было отправлять куда им там было нужно. К счастью эта работа не требовала много усилий, так что и давление на моё слабое сердце и хрупкие кости она не оказывала. Я могла, по крайней мере, зарабатывать. И даже завела там несколько друзей, которые не строили из себя хороших пони просто потому, что чувствовали необходимость в этом из-за состояния моего здоровья. Это были настоящие друзья, которые смотрели на меня, словно я ничем не отличалась от других.

Я по-настоящему почувствовала себя счастливой на короткое время — наконец-то я смогла пожить, для разнообразия, нормальной жизнью. Но, конечно же, это длилось не долго.

Я работала на складе, что означало много пыли. Настолько много, что коробки на полках со временем становились чёрными. Я дышала всей этой пылью каждый день и скоро это начало сказываться на моих лёгких. Дышать становилось всё тяжелее, но я не жаловалась до тех пор, пока однажды не упала в обморок от нехватки кислорода. Да, в ретроспективе моё упорство выглядело совсем плохим.

Спустя восемь месяцев я была вынуждена уволиться, так как не могла больше работать в подобных условиях. Это вызвало очередную депрессию.

К счастью, лёгкие удалось вылечить в госпитале — они всё же были в лучшем состоянии, чем остальное моё тело. Однако, пусть их и вылечили, я уже не могла устроиться на похожую работу в связи с рисками для здоровья.

В итоге мне досталась работа, которую я могла выполнять прямо из дома: пони-продавец недавно открытого в Лас-Пегасусе филиала Стойл-Тек. Поначалу, когда война только началась, товарами были обыкновенные бытовые предметы под маркой Стойл-Тек, и работа была скучнее некуда, так как ни у кого не было желания их покупать. Я тратила, может, пару-тройку дней в неделю, обзванивая покупателей и пытаясь что-нибудь продать, однако мне либо прямо говорили "нет", либо просто вешали трубку. Я пребывала в полнейшем отчаянии.

Время шло и война только усиливалась. Стойл-Тек начали выставлять на продажу оружие, броню, заклятья и прочие вещи, больше подходящие нынешней накалившейся обстановке, чем повседневной жизни, отчего моя карьера взлетела вверх. Многие пони оказались весьма заинтересованы в подобных товарах.

Линия фронта вскоре сдвинулась к Мэрхаве, когда лунная гвардия заняла оборону против зебр на дамбе Хорсшу. В новостях сказали, что зебры пытались разрушить дамбу. Это грозило сразу несколькими неприятностями. Во-первых, такая потеря оставила бы без электричества Лас-Пегасус и прилежащие территории, а во-вторых, многие поселения вдоль реки Кольторадо были бы просто-напросто смыты, вместе с тысячами пони.

По мере того, как война набирала обороты, наше отчаяние становилось всё сильнее. Стойл-Тек начали строить свои стойла в Мэрхаве и окрестностях. Теперь я продавала места в убежищах вместо военных товаров. Спрос зашкаливал, и некоторые покупатели начали открыто грубить. Спустя время Стойл-Тек выдали мне анкету, которую я должна была давать заполнить своим клиентам, чтобы выяснить — допустимо ли продать им место в стойле. Представители компании не хотели ошибиться с выбором. Они желали спасти лишь тех, кто был достоин спасения.

Целых восемь лет это составляло всю мою жизнь: обзванивать всех подряд и впаривать им дерьмо. Не так уж и плохо, особенно учитывая работу из дома, благодаря чему я перестала попадать в госпиталь настолько часто. Однако те разы, когда я туда всё-таки приходила, беспокоили меня всё сильнее и сильнее. Решив не тратить время на объяснение всего и вся, мне просто сказали, что из-за многочисленных проблем со здоровьем моё тело начинает отказывать. Моё состояние отныне было помечено как безнадёжное.

Было невыносимо больно осознавать, что я умру молодой. У меня не было особенного пони, я даже влюбиться ни разу не успела. Не успела познать стольких радостей жизни. Моей матери пришлось ещё хуже, она буквально обезумела от горя. Большую часть жизни она заботилась обо мне и надвигающаяся потеря просто сломала её.

Всё случилось спустя несколько дней с моего двадцать пятого дня рождения. Моё тело решило, что с него хватит. Меня перевели в госпиталь, когда вещи приняли совсем плохой оборот. Мой организм не справлялся и больше не мог поддерживать в себе жизнь. Ничего нельзя было сделать, лишь только облегчить мои последние мгновения в этом мире. Я не могу даже и близко описать, насколько ужасно это было — лежать на койке, под размерное тиканье таймера, и осознавать, что моя жизнь скоро прервётся.

Я не хотела умирать. Никто не хочет, но я считала смерть великой несправедливостью просто потому, что у меня даже не было шанса по-настоящему познать жизнь. Я взывала к самой Найтмер Мун от всепоглощающей безнадёжности. Знаю, весьма жалко с моей стороны, но я ничего не могла поделать.

Спустя год я едва могла двигать ногами, настолько я ослабела. Мне оставались считанные месяцы. Мне исполнилось двадцать шесть, и спустя пару дней в мою палату зашёл доктор — по крайней мере мне казалось, что это был доктор.

Его лицо было куда серьёзнее, чем лица медсестёр и врачей, бывавших тут ранее.

— Доброго вечера, мисс Эклер. Не буду вас утомлять вопросами о самочувствии, я знаю насколько плохо ваше положение. Мне очень жаль, что всё так сложилось и мне больно видеть, как такая прекрасная кобылка умирает не получив и возможности испробовать жизнь во всей её полноте. Я вижу, насколько вам тяжело, поэтому перейду сразу к делу. Я сотрудник Министерства Мира, отдел медицинских исследований, и я хочу предложить вам возможность помочь будущим поколениям пони не страдать от той болезни, что сейчас лишает жизни вас, — сказал он искренним и добрым голосом.

Я практически не раздумывала над ответом. То есть, если я могу спасти будущих жеребят от подобных страданий — я с радостью сделаю всё возможное.

— Я буду счастлива помочь чем только смогу, — ответила я.

Мне показалось, что на его лице промелькнула тень усмешки, но скорее всего просто сыграло освещение. С благодарной улыбкой жеребец подошёл к моей койке и магией протянул документ.

— Благодарю вас, мисс Эклер. Подпишите, пожалуйста, вот тут. Когда вы скончаетесь, ваше тело передадут нам для исследований. И поверьте, опыты с ним помогут медицине избавить сотни, нет, даже тысячи жеребят от боли и страданий, пережитых вами.

Вяло кивнув, я взяла предложенную ручку в зубы и коряво расписалась над нужным пунктиром. Едва моя закорючка появилась на бумаге, жеребец благодарно заулыбался и убрал документ прочь. Я хотела ответить, но вместо этого чуть не подавилась раздирающим кашлем.

— Ну-ну, вот, попейте, — доктор сочувствующе улыбнулся и протянул мне пластиковую бутылку с какой-то мутноватой жижей.

Не имея сил отказаться, я обильно отхлебнула и, к счастью, боль в горле ушла вместе с глотком, оставив на прощание мерзкий привкус во рту. Ненавижу лимоны.

Доктор ещё раз поблагодарил меня, посочувствовал и вышел из палаты. Мне только и оставалось, что опустить голову на белоснежную подушку — да ждать, когда придёт смерть. Я вдруг почувствовала страшную усталость в теле и, зевнув, прикрыла глаза. Надо поспать.

Покинув палату Кристалл, доктор с грустным видом прошагал по коридорам больницы, миновал парадные двери и забрался в служебную повозку Министерства Крутости. Кивнув тягловому, чтобы брал разгон, он откинулся на мягкое сидение. В личной повозке, укрытый от чужих взглядов, он позволил линии рта вытянуться в зловещую ухмылку.

— Всё как я и предсказывал.

Нажатием кнопки жеребец активировал радиопередатчик.

— Доктор Пэр Шейп, пациентка у нас в распоряжении, — произнёс он в динамик устройства.

— В десятый раз вас прошу, полковник, просто Пэр, — ответили с того конца. — Можем начинать?

— Можем, доктор. Пациентка завещала нам своё тело. Забрать его можно будет с утра, я как раз дал ей сыворотку, имитирующую смерть организма, — он умолк на секунду и переспросил: — Всё необходимое от проекта «Стальной пони» в наличии?

— Да, сэр. Всё.

— А донорское сердце от проекта «Химера»?

— Оно и пара лёгких. В медотчёте значилось, что пациентка в прошлом страдала от проблем с дыхательными путями.

— В таком случае можно приступать. Подготовьте стазис-капсулу для погрузки и отправки пациентки в нашу мейнхэттенскую лабораторию в восемь утра.

— Будет сделано.

— Замечательно, — полковник мрачно улыбнулся, — завтра, наконец, стартует проект «Инфильтратор».