Триада Лун: Сбор обломков

Глава сорок девятая: Сожаление

⊛⊛⊛

Джентл Тач и Плам Джем шагнули за грань следующими. Зеркало было полно блистающих огней. Плам задержалась среди них, прыгая, пиная и отталкивая живые оранжевые искры — самые крупные из них были с её голову, маленькие — не больше апельсина. Огни переливчато звенели и шептали в ответ, отскакивали от невидимой опоры и стен по бокам, рассыпались на мелкие искры. Плам поймала одну из них головой и какое-то время отбивала — вверх-вниз, вверх-вниз. Потом кивком отправила огненный шар в сторону Джентл, и было бы просто невежливо не принять пас. Искорки попали в нос и на язык, Джентл чихнула и рассмеялась, но не позволила себе забыть их цель и направление. Они продолжили идти примерно вперёд, прочь от убежища, ближе к… чему-то, по пути расталкивая огни, договариваясь о правилах новых игр с ними — игр, о которых никто никогда не узнает — и так же свободно нарушая их. В одиночестве Джентл вряд ли начала бы так отвлекаться, но радость Плам была поистине заразительна.

Если бы не Джентл, младшая пони могла бы задержаться здесь очень надолго — и без того она иногда останавливалась, наклоняла ухо в сторону особенно крупной искры, прислушивалась к её голосу. Джентл, не забывая об игре, всё же старалась вести себя и Плам примерно вперёд. Несколько раз Джентл прикрывала глаза, пытаясь найти живых, и видела даже не нити, а чешуйки чувств в каждой из этих искр. Едва намеченные переживания, впечатления, дверь наружу, где холод и тьма, но мама уже ждёт на улице… взмах качелей, замирает сердце… мгновенная растерянность, с какой стороны дверь… ох, я же в гостях…

Их были рады видеть здесь, и Джентл начала стараться уделить внимание всем. Каждую искру она старалась хотя бы услышать, понять, принять — но слишком много их было, и в ответ на внимание они скатывались ближе и ближе к Джентл, горкой хорошо вымытых фруктов искорки облепляли её ноги, поднимались к животу, и память становилась яснее.

Я плохая пони, когда не справляюсь…

Сначала в танцевальный кружок, потом телепорт — за формой, а не как в прошлый раз — ещё телепорт, переодеться и дуэльная стрельба…

...нет настроения плавать? Что значит, нет настроения? Тонущей сестре тоже скажешь, что настроения нет? Ну и что, что она умеет плавать, я же в общем смысле! Что смешного, дорогая? Нет, ты скажи мне, что смешного, и в глаза смотри!

Джентл помотала головой, и дальше они шли почти не отвлекаясь. В этой россыпи была пони и, может быть, даже не одна — точнее, то, что от неё или них осталось — но Джентл опасалась утонуть в оранжевом. Сила личности, готовность трудиться ради неизбежной победы звенели в этих обрывках, — даже в разрозненном состоянии — и кто знал бы, что они сделают, если дать им желаемое.

Плам уверенно балансировала на спине очередную крупную оранжевую сферу, заметно ярче оттенка шерстки Джентл. На три удара или чуть больше Джентл даже позавидовала этой яркости; искре было вполне привычно, что ей завидуют.

Вскоре искры остались позади — так медленно, что нельзя было сказать «Вот, это последняя» и испытать страх перед густеющей тьмой. Тем более, что пушистая оранжевая сфера на спине Плам продолжала светить ровно и тихо, зная свои силы и свои возможности. Конечно, если бы Джентл могла осудить, не одобрить, оценить; если бы Джентл была взрослее; если бы Джентл могла решать, примут ли пони в школу, дадут ли диплом, откроют ли доступ в закрытое крыло школьной библиотеки; если бы Джентл указывала, где в большом городе будет тайник для общешкольного квеста с призом для самых лучших учеников… тогда всё могло быть иначе.

Но от Джентл не зависело ничего, и искра была спокойна.

Они вышли под тёмные облака на равнины, впадающие в недальний океан — едва видимый, но выдающий себя ровным шорохом волн. Плам подпрыгнула на месте и отправила искру в полёт. Та по дуге пролетела вверх и вперёд, замедлилась, остановилась, но падать не стала. Оглядевшись в непривычном оранжевом свете, прямом и отраженном от облаков, Джентл увидела ряды прилавков, слегка неровные, расходящиеся в стороны, чтобы охватить накрытые между ними длинные столы. Свет подчёркивал каждую трещину, каждую неровность грубого дерева, вплоть до сколов на тарелках. Со столовых приборов почти сошла краска, отдельные красные муравьи блуждали по фруктам.

Ни единой пони вокруг, и запахи приглушены — даже фрукты и пряности, от яблок до манго, от корицы до чеснока еле чувствовались в воздухе, смешанными волнами касались носа в такт лёгким щекочущим ветеркам. Земля, частично прикрытая досками, но плодородная — Джентл чувствовала её глубину и семена в почве, ждущие только заботы и света Белой Луны, чтобы взойти — подрагивала под ногами, как от дальнего землетрясения.

Плам всхлипнула и уселась на месте, глядя на Джентл мокрыми глазами чуть не на пол-лица.

— Что? — спросила Джентл, и тоже опустилась напротив.

Плам заговорила не сразу.

🍯🍯🍯

Когда земли семьи Джем присоединились к Метрополии, будущие бабушки Плам Джем заканчивали школу, а самая старшая из будущих прабабушек — Хани Джем — совершенно не собиралась признавать, что теперь её поля, родные и видимые до самого горизонта с шести сторон и до океана с трёх оставшихся, входят в состав города, имеют порядковый номер и место на карте, и... она не могла сказать, что именно «и». Просто нутром чуяла, что добром это не кончится.

Кто-то чужой мог бы сказать, что ничего не изменилось даже три девятки кругов спустя. Над полями растянулась почти невидимая снизу Сеть, стало можно выходить из дома и встречаться с соседками, не проверяя силу Лун по фазнику, и впервые за все поколения Джем никто не ушёл ни в Изменённые, ни в Вестники. Сплошные плюсы и никакого вреда.

Хани Джем знала лучше. Трава на полях шепталась с городом, яблоки и листья мельчали, покупателей из-за их акцента приходилось переспрашивать, как будто это она неграмотная. Со стороны города — со всех сторон, потому что Метрополия теперь была повсюду, куда ни глянь — на её земли въезжали новые поселенцы, и они даже следовали правилам прабабушки Хани.

Но это было совсем другое, не то что раньше, и чуждый свет всё чаще будил Хани Джем в её некрепких снах — ровный, мёртвый блеск разграничительных ламп на редких столбиках и вдоль оросительных каналов. Здесь ты, дорогая, а здесь твои достойные гости, и смотри не перепутай.

Она не сразу поняла, как работает статус, и не сразу научилась пользоваться его дарами. Когда её совершенно не устроил обычный автоэкипаж, вежливый клерк предложил ей другой, воздушный, с небольшой доплатой. Она сомневалась, советовалась с сыновьями и пыталась убедить их, что нет в том нужды, но… земля не возражала против транспорта, пока по ней не ездили колёсами, а долгий торговый рейс за семенами и саженцами по всей большой стране стоил того. После него ещё несколько кругов прабабушка Хани писала новым дальним подругам и партнерам, несдержанно хвалясь особенно крепкими и сильными деревцами, которые выросли быстро и начинали плодоносить куда раньше, чем её старые яблони.

И всё же, ценя радость и будучи ей благодарна, Хани Джем до самой смерти подозревала, что в чём-то её обманули.

Смерть пришла к ней не сразу, но и не особенно медля — если перешла далеко за квадратную девятку кругов, то, в общем-то, пора бы. Смерть, хрустя суставами, пообтёрлась на коврике у входа, и походка владелицы Хани стала осторожной; взглянула от порога пустыми глазницами, и после очередного сна прабабушка Хани поняла, что мало что видит; шагнула в гостиную и отпила из предложенной чаши, и чай дряхлой кобылы Хани стал пепельным на вкус.

Она знала, что дальше у смерти в планах, и не собиралась быть обузой и затягивать выход из дома бок о бок с незваной гостьей, но также не хотела оставлять родню ошеломлённой и без достойного прощания. Можно было бы приурочить последнее собрание семьи к выходу Красной — их научились предсказывать достаточно точно, да Хани и сама чуяла их в воздухе за несколько доль. Но, чтобы быть вежливой к Метрополии, которая в общем-то — Хани чуяла правду там, где правда была — так и не сделала Хани ничего по-настоящему плохого, прабабушка решила обратиться к Ней, и посетить один из Её госпитальных секторов, чтобы уйти из жизни там, и тем примириться с городом. Место она выбрала так, чтобы последняя встреча состоялась не с кем-то чужим, а с роднёй.

Тело, и — как она надеялась — душу после того должны были вернуть обратно на земли рода, к своим и близким. Об этом возврате — чтобы ни в коем случае не остаться на безымянном кладбище в неизвестном секторе Метрополии среди чужих и невежливых мёртвых — бабушка Хани позаботилась заранее и особенно.

Но перед поездкой в город она хотела устроить застолье, собрав на него со всех девяти концов страны и крылатых, и рогатых родных и друзей и просто хороших пони, чтобы накормить их, послушать их, и убедиться, что жизнь продолжится.

🍮🍮🍮

Слёзы кончились, как всегда они кончаются. Не сразу. Джентл сидела напротив, на приличествующей дистанции в пять шагов, но слушала во все уши и смотрела широко раскрытыми розоватыми глазами. Едва заметная синяя сетка на радужке пульсировала плавным, утешающим ритмом, но сама Джентл молчала. Ни «давай ближе к делу», ни «со всеми бывает», ни «а вот у меня». Она была рядом, и это было важнее всего, что Джентл могла сказать.

— Я так и не попала к ней. Прабабушка меня специально приглашала, я видела эти строчки в письме сама, я тогда уже немного умела читать! А мама сказала, что это не нужно. Пусть я запомню бабушку здоровой и сильной — и так я поняла, что бабушка умирает. Потом папа сказал, что возьмёт меня с собой… если я закончу треть со всеми девятками… и я сдала… а п-потом оказалось, что… уже поздно, и даже когда он мне это говорил, было поздно. Я достала письмо Хани… я специально пошла и нашла письмо…

Плам замерла, спрятав голову между передних ног. Джентл выдохнула, и продолжила молчать, тепло и сочувственно. Плам взглянула на неё; сухо, спокойно.

— Они обрезали эту часть письма, понимаешь? И сказали мне, что ничего не обрезали, мне просто показалось. Я жеребёнок, у меня нет и не было права решать за себя, они знают как лучше, и мне надо хорошо учиться и не расстраивать старших. Потом мне показали фото, и… и как будто не было ничего. Ни бабушки, ни встречи, ни меня. Что прошло то прошло, что уж тут… Я очень хотела стать граничником в тот же цикл. Желание не сбылось. Это так не работает.

⊛⊛⊛

Джентл кивнула, не зная, что сказать. Кёсори знала бы, что ответить… прошла мысль, задержалась, ушла в пустоту.

— Тебя нужно успокоить? Я, наверное, могу… — спросила Джентл, и язык был таким же сухим, как и получившиеся слова.

Плам отчаянно замотала головой:

— Нет! Но если мы теперь здесь, может… может, это зазеркалье хочет нам что-то сказать? Не просто же так мы именно здесь? И… проводишь, чтобы я не потерялась?

Джентл кивнула и повела её вдоль столов, ряд за рядом, как движется уборочная машина. Осматриваясь и закрывая глаза, она искала хоть кого-то живого — безуспешно. Плам по дороге таскала со столов вишни и апельсины, и Джентл тоже рискнула попробовать — вкусные, даже сочные, но… не совсем живые. Тем не менее, Джентл решила не забывать о вежливости, и все косточки складывала в миски и иногда говорила «спасибо» в воздух, растерянно и неловко.

Не было ни голода, ни жажды, но подступала усталость, и с каждым поворотом чуть сложнее было передвигать ноги, а повороты не кончались, не кончались и не кончались, и Плам сначала держалась за её хвост, потом была рядом и едва ли не выше, чем сама Джентл, а потом совершенно точно выше.

Джентл Тач не останавливалась. Как бы глупо ни было, как ни очевидна пустота вокруг… может, я ещё могу что-то исправить.

Как Вестник, Джентл Тач умела молчать. Как пони, Джентл Тач не очень умела говорить.

Здесь не помогло бы «Ой, а я её видела» или даже «Знаешь, похоже мы родные». Особенно с учётом причины встречи Джентл с бабушкой Хани и… краткости свидания.

Сжав зубы и зажмурившись, Джентл Тач продолжала вести Плам за собой по бледной тени давно прошедшего семейного воссоединения. Она давно уже держалась на одном упрямстве. Потом начало подводить и оно.

Время остановилось.

И со звоном понеслось дальше — снова. Плам метнулась вперёд, живой ракетой сбив со стула сидевшую на нём высокую, статную, старую пони яркой жёлтой окраски, с двухцветной гривой.

— Бабушка!

— Не совсем, — сказала Красная тихо и вкрадчиво. — Хотя я очень польщена. И ты понимаешь моё сердце, дорогая. Хани Джем попыталась вспомнить о тебе… она знала, что кого-то забыла… но так и не вспомнила, кого именно.

Ноги Джентл подкосилась, и она опустилась на тёмную землю. Резкая боль прострелила суставы, и Красная стала едва заметным силуэтом в мутной бессильной тьме. Оранжевый свет сверху едва пробивался расплывчатым пятном.

— Меня тоже… обманули. И не спросили. Не спросили, хочу я быть Луной или нет. Они знали лучше…

🍮🍮🍮

Возможно, Красная хотела сломить Плам. Даже наверняка хотела.

Плам знала, что дружбы и заботы заслуживает каждый. Без исключений.

И ещё Плам умела оставлять в стороне свои беды, когда рядом плохо другим.

Она обняла Красную и взглянула прямо в её глаза.

— Я понимаю. Очень обидно, — сказала Плам. — Не хочешь рассказать об этом?

— Пока нет, — помотала головой Красная, и почему-то рассмеялась. Плам поддержала смех, не отворачиваясь от прозрачных зеленоватых глаз. Прижала уши, и постаралась улыбнуться:

— Я побуду рядом. Пока ты не будешь готова рассказать, или пока не отошлёшь нас прочь.

Красная дёрнула ухом, отвела голову назад, рассмотрела Плам с дистанции.

— Хочешь сказать, я могу выбирать? Глупые, слабые, смертные пони. Хорошо, я выбрала. Я отпущу вас, если ты пообещаешь мне, что отомстишь своим родителям. Это будет справедливо, и будет угодно мне. В конце концов, они тебя обманули и предали, и нарушили свободу выбора — твою и твоей Хани. Договор?

Плам даже не задумалась:

— Нет, конечно. Они хорошие пони.

— Но почему? — чуть подняла голос Красная. — Они были сильнее тебя, и этой силой ранили тебя.

Плам покачала головой:

— Не знаю. И не хочу знать. Просто нет.

Красная отрезала кусок яблочного пирога лучом своей магии; запах гнили расплылся в воздухе.

— Тогда останетесь со мной, — решила Красная. — Пока ты не передумаешь. Кстати, не хотела бы ты, Джентл Тач, вернуться в мир, в котором ты никого не убила?

⊛⊛⊛

Джентл Тач, добравшись до стула по другую сторону от Красной, оперлась на него, подтянулась и кое-как забралась на стул. Голова кружилась, в груди бесполезно шумел пустой воздух, и передние ноги мелко дрожали.

— Наверное, нет, — ответила она, глядя прямо в лицо Проклятой — Что бы я ни сделала, теперь это часть меня. Любое изменение… удалит то, что уже стало мной. Теперь у меня есть любовь. Даже если я вызвала её собственной силой — это моя будущая супруга. Я не отдам её — а зная тебя, именно такую цену ты вполне можешь назначить.

Плам смотрела то на неё, то на Красную, полная заботы и совершенно бесстрашная.

Втроём они пили кисловатый гранатовый сок и в основном молчали, слушая ветер с привкусом океана.

Но Красная говорила им.