Найтмер и я
XVI – Жертвы
— Как тебе хватило смелости прийти сюда? Никто больше не осмелился… Все бросили меня. И только ты… Почему?
— А мне нечего бояться. У меня нет дома, нет никого, кто бы ждал моего возвращения. Так чего мне страшиться, моя королева?
— Это печально.
— Печально, что вы остались одной. Я же была одна с самого рождения.
Бескрайнее небо с тысячами мерцающих звезд и причудливых созвездий — вот, что я увидела, впервые открыв глаза. Я влюбилась в него с первого взгляда, испытав чистый восторг и благоговение. «Кто же ответственен за сие чудо?» — таким был мой самый первый вопрос в жизни. И мне захотелось узнать о небе как можно больше; понять всенепременно, как такая красота может существовать в мире.
Было тихо. Трава рядом со мною была примята, как будто на ней совсем недавно кто-то лежал, однако вокруг не было ни души. Впереди виднелись деревья, а над ними возвышался замок с высокими башнями. Может, там найдутся ответы, подумала я и неспешно пошагала к нему, в любопытстве оглядываясь по сторонам.
Вскоре я преодолела лес (он был гораздо меньше, чем нарисовало воображение), прошла по пустой площади и оказалась у лестницы, что вела к дверям замка. Лестницу охраняли стражники и почему-то они в упор не замечали моего присутствия; решив, что так и должно быть, я пожала плечами и преспокойно вошла внутрь.
Первое время — не могу сказать с точностью, сколько именно, — я только и делала, что гуляла по замку, исследуя бесчисленные помещения и коридоры. У меня была полная свобода — иди куда хочешь, никто и слова не скажет. Тебя ведь и поймать с поличным невозможно — ты как черная кошка в темноте. Я подглядывала за придворными, узнавала их сокровенные тайны, иногда на моих глазах разворачивался самый настоящий театр… Веселое было время.
Но однажды, как обычно болтаясь по коридорам в поисках развлечения, я наткнулась на Лунины покои. Я, конечно, уже знала, что в замке живут две принцессы, однако прежде я как-то игнорировала вас — вы не вызывали во мне любопытства, маленькие драмы придворных казались мне куда интересней.
Зайдя в покои, я не увидела ничего необычного. Был уже вечер, ты сидела около зеркала и расчесывала гриву. Я подошла ближе, и мне показалось, что ты чем-то расстроена, несмотря на то, что лицо твое, как и движения, не выдавали ни единой эмоции. Потом ты положила расческу на столик и вгляделась в свое отражение. Несколько секунд сидела неподвижно, как вдруг сказала:
— Привет, сестра. — Твои губы ни разу не пошевелились, и это меня привело в смятение. Я бы решила, что мне просто показалось, если бы ты сызнова не заговорила с собой: — Почему пони теряют интерес к моему небу? Не понимаю, что делаю не так. Стараюсь, как и прежде…
«Мое небо»? То есть, выходит… Когда я поняла, что передо мною хозяйка чудесного звездного неба, мой интерес к тебе многократно возрос. Но мне все еще было решительно непонятно, почему я слышу твой голос, хотя ты молчишь. Мгновением позже, однако, до меня дошло — сие есть внутренний голос. То было единственное логичное объяснение.
Но почему? Я много думала и со временем пришла к мысли, что сие произошло неслучайно. Мое восхищение к Луне, ее желание быть понятой — наши чувства как бы соприкоснулись, и возникла ментальная связь. Поэтому, собственно, видеть меня могла только Луна, а я в свою очередь слышала только ее мысли.
Между тем, ты продолжала диалог с собой:
— Странная ты. Разговариваешь с отражением. Самой не смешно?
— Все мы со странностями. Я ведь никому не мешаю, верно? Всего-навсего хочу поделиться мыслями с той, кто обязательно меня поймет.
— То есть… ты же сама?
— Ш-ш! Продолжаем делать вид, что мы разные пони. Не рушь иллюзию.
И увидев это, я, прежде никогда не обременявшая себя подобными мыслями, задалась вопросом: «Кто я?», и следом: «Откуда я?» Эти двое не на шутку меня взволновали. Может, Луна пытается говорить со мною? Может, как раз она меня и создала? Выдумала? Да, именно, я — плод ее фантазии? Чем больше сия догадка крутилась в мыслях, тем правдоподобнее она казалась. Но согласилась я с нею, наверно, по другой причине — мне хотелось стать к Луне ближе. К той, кто с помощью звезд пишет красивые картины. К той, кто не получает того внимания, что заслуживает.
С этого дня я позабыла об остальном замке и стала находиться только рядом с тобой. Я не спешила раскрывать себя — не была уверена, что это хорошая идея. Да и вообще сомневалась, что ты сможешь меня увидеть. Однако твои волнения и тревоги — я слышала их постоянно и в определенный момент стала воспринимать твою печаль как свою. Я… привязалась к тебе, Луна.
Последней каплей для меня стал день, вернее, ночь, когда ты решила, что отныне будешь украшать небо в одиночестве. Я хотела тебя как-то поддержать — и не придумала ничего лучше, как, наконец, раскрыться.
— И как мне тебя называть? Тоже Луна?
— Будет путаница. Зови меня Найтмер.
— Какое у тебя устрашающее имя.
— Правда? Оно же буквально значит «ночная кобыла».
Почему я выбрала именно его? Мне показалось, оно прекрасно подойдет к моей внешности, которую, к слову, я также позаимствовала у тебя. Ты хотела сестру? Я буду сестрой. Сестрой-близняшкой!
В тот день мне удалось отвлечь тебя от плохих мыслей. В тот день я познала нечто новое и необычное — чувство единения. Было так замечательно поделиться мыслями… даже просто поговорить. «У меня есть друг! И у Луны теперь есть друг!» — сия мысль грела душу.
…Но лучше бы все оставалось по-прежнему. Нужно было и дальше сохранять между нами дистанцию. Не познай я того чувства, не пойми, что раньше была совершенно одинока, быть может… Но тогда бы загрустила ты, а этого я допустить не могла.
Да, Селестия. С той поры я всегда была рядом с Луной. Не отходила ни на шаг, каждый момент переживая вместе с нею. Мне хотелось, чтобы она думала только о хорошем, я пыталась скрасить ее одиночество; иными словами, ее счастье — стало смыслом моей жизни. Наверно, со стороны это выглядит как одержимость, но у меня есть слово лучше — любовь. Только одно существо в мире могло видеть и слышать меня — и я посвятила Луне всю любовь, которую могла дать.
Однако несмотря на мои старания, Луне не становилось лучше, с каждым днем ее печаль крепла. Вместо того, чтобы просто поговорить о своих проблемах с тобой, Луна решила доказать себе, что она как бы выше любых чувств, что она взрослая и достойная титула пони. А впрочем, ты и так все знаешь.
Какую же глупость она выдумала. И уперлась ведь, как бык! Все мои аргументы разбивались о невидимую стену. Тогда я совершила еще большую глупость, чем Луна: стала забирать негативные эмоции себе, не все, но их значимую часть. Не позволяла грузу эмоций копиться на ее душе. Забрала ношу себе… и продолжала попытки ее вразумить.
Вот она моя любовь, Луна, которой я только что кичилась. Оказала тебе медвежью услугу. Нужно было оставить тебя одну, чтобы ты хорошенько прочувствовала тот колючий комок эмоций — глядишь, вскоре бы пересмотрела взгляды. Это было бы жестоко — зато действенно. Иногда так необходимо сделать… Так я думаю, оглядываясь назад… но тогда мне не хватило решимости. Жалость взяла надо мной верх. Жалость и страх потерять единственного друга.
Время шло. Ничего не менялось, дни проходили одинаково, и, наблюдая за тобою, я начинала испытывать скуку. Или, скорее, легкую зависть — ты могла взаимодействовать с миром, ощущать его и осязать, тогда как единственным моим развлечением были разговоры с тобой. Я привыкла считать себя иллюзией… но тогда почему я способна думать самостоятельно? И ведь ты не слышишь моих мыслей… Мы как две разные пони… только одна из нас без тела. Вот и поди пойми, что я такое.
В один день ты спросила меня:
— Тебе скучно?
Ты не могла понять моего состояния. Просто… удачно угадала. Я натянула улыбку на лицо и ответила:
— Можно и так сказать.
— Замечательно, тогда давай это исправим! Придумаем тебе какое-нибудь занятие! Что бы ты хотела попробовать?
Хороший вопрос. Мне хотелось… много всего. Хотя бы дотронуться до твоего копыта. Дать знатного подзатыльника. Но потом, конечно, извиниться. И погладить по голове. По-настоящему…
В итоге все пришло к черничному пирогу. Оказалось, в своем мирке я могу создавать любые вещи, какие только захочу. Так, собственно, в моем копыте и появился кусок пирога.
— Неплохо, — объявила я, когда попробовала его. И не соврала, однако мое впечатление было основано на ощущениях Луны, иными словами, для меня все еще оставалось загадкой, каким будет на вкус настоящий пирог и произведет ли он такое же впечатление. Но хотя бы так, благодаря Луне, я могла по крупицам познавать реальный мир.
Потом она предложила мне порисовать, и я с энтузиазмом принялась за дело. Но, едва магия обволокла карандаш, возникли трудности. Я знала, что хочу нарисовать — простой ночной пейзаж с полянкой и деревом, — однако никак не могла перенести задуманное на бумагу… Не знала, как. Зато мне с легкостью, буквально за какие-то считанные мгновения, удалось повторить Лунин детский рисунок. С точностью до каждого штришка. Видимо, наша ментальная связь была не только даром, но и отчасти проклятием.
Но все это не так важно, как то, что произошло немногим позже, когда вы, давно не видевшиеся друг с дружкой, все же нашли время, чтобы побыть вместе. Накануне, Селестия, я без устали повторяла Луне: «Это твоя возможность», и это почти сработало. Она была в шаге от того, чтобы признаться тебе, но ни с того ни с сего увильнула в последний момент, чем, считай, плюнула мне в лицо. Начни она говорить откровенно, тому бы даже не помешали пони, которые нагрянули через несколько секунд и испортили все окончательно, уведя тебя с собой.
Я была зла. Зла на мир, что опять обернулся против нас, но в большей степени меня выводила из себя Лунина трусость. И тогда я высказала ей все, что думаю о ней. Без обиняков.
— Разве я многого прошу, Луна? Неужели так тяжело сказать: «Сестра, мне грустно» — и все, ты приковала ее внимание? А дальше будет легче! Почему ты такая твердолобая? К чему тебе сдалась твоя глупая идея? Постой, она даже не твоя! Зачем ты пытаешься ее доказать? Тебе нравится издеваться над нами? Я не понимаю, скажи мне!
Мне думается… я злилась и на себя тоже, Луна. За то, что продолжала потакать твоей идее, постоянно забирая негатив себе. Я ругала тебя, но при этом сама была полна противоречий.
Потом, как помните, мы с тобой, Луна, стали спорить, виновата ли Селестия, что убежала сразу же, как подданным понадобилась ее помощь. Я доказывала, что она должна была остаться, несмотря ни на что. Это было ваше время, и никто другой не смел в него вторгаться.
— Вы монархи, в конце концов. Как считаете нужным, так и делаете. Никто не посмеет спорить с вашим решением.
— …Мы не такие. Мы служим народу.
— Я вижу. Вы вообще не похожи принцесс. Разве что внешне. И никакие вы не слуги — вы натуральные рабыни. Каждая по-своему.
Рабыни… Так я вас обозвала. Вот только я ничем не отличалась, была абсолютно точно такой же, как вы. Заложником собственной сущности. Рабыней своей привязанности.
Когда злоба сошла на нет, мне стало совестно и грустно. Ругаться с единственным другом… хуже всего на свете. Была еще надежда, что ты поговоришь с Селестией этим же вечером. Была, пока Селестия своими же копытами не потопталась на ней — сначала дала обещание, а потом его нарушила. Хотя извинения последовали почти сразу, у меня попросту в голове не укладывалось, как можно было позабыть о сестре. Ведь именно так ты написала в письме: «Прости, что забыла о своем обещании, Луна. Мне так стыдно, я совсем заработалась».
Меня извинения не убедили. Однако обвинять Селестию во всевозможных грехах я начала не только потому, что мое отношение к ней изменилось в худшую сторону. Я подумала, раз от уговоров нет никакого проку, может, так мне удастся разозлить Луну, и она, желая защитить сестру, а заодно и доказать свою правоту, пойдет и наконец-то поговорит с Селестией по душам?
Нет. Ничего подобного.
День за днем, месяц за месяцем я копила в душе Лунины эмоции. Чувствовала себя худо, но никогда не показывала этого. То был единственный способ хоть как-то помочь, сделать что-то реальное, принести настоящую пользу. Пусть лучше плохие чувства мучают меня, чем ее. Она не узнает правды. Никто не будет знать, кроме меня. И если однажды благодаря этому Луна заулыбается, как раньше, значит, я все сделала правильно.
…Но затем я услышала:
— Найтмер, помнишь, однажды ты сказала мне, что я себя совсем не уважаю? Знаешь, мне кажется, ты уважаешь себя еще меньше.
И ты была права. Абсолютно права. Конечно, я этого не признала, назвав тебя бестолковой. Ты не видела, но я с трудом сдерживала слезы. Твои слова будто ножом прошлись по сердцу.
Потом был тот мерзкий бал. Если Луна его недолюбливала, то я презирала всей душою. Большее отвращение вызывали только его посетители.
— Глупые. Ничтожные. Неблагодарные. Бесполезные.
Эти пони своими крохотными умишками не могли понять, что они наделали! Как одинока из-за них Луна! Слепцы, неспособные увидеть красоты. Виновны! И не только знать, но и все остальные, вся Эквестрия! Я презирала весь мир.
В последнее время злоба не отпускала меня. Я злилась по любой, даже самой ничтожной мелочи. Обида и одиночество, отобранные у Луны, приумножились многократно и давали о себе знать. Терпеть их было невыносимо. Эти эмоции… эта тьма… медленно, но верно она сводила меня с ума. Словно яд, отравляла рассудок. Поэтому, когда Луна, наконец, зареклась, что поговорит с Селестией, я испытала неподдельное облегчение.
Для меня не стало сюрпризом, что она решилась именно в тот момент. Я больше не могла помочь; оказалось, что у меня есть свой предел. И Луна стала все острей ощущать то, что мною долгое время тщательно скрывалось. Наивно было думать, что я смогу защищать ее до бесконечности…
Откровенный ваш разговор ничего мне не дал. Скорее, еще больше убедил в том, что Селестия лукавит. К тому же это не решило проблемы: гора скопленных эмоций никуда не делась. Как разобраться с нею, я поняла немногим позже, когда мы с Луной спорили, кто из нас прав насчет тебя, Селестия.
Задумка… план, если угодно, был прост. Нужно было дать эмоциям волю. Как следует выместить обиду и злобу. Подраться, побеситься, проредить друг дружке гривы, покричать, в конце концов. Заодно бы и проверили, так ли честна Селестия, как пытается казаться. Ужасный план… но действенный. И Луне он не понравился, во взгляде прямо-таки читалось: «На такое пойдет только чудовище!» Понимаю. Но другого выхода не было.
Сейчас я собираюсь подробнее рассказать о дальнейших событиях. Знаю, вы их видели, однако вы не видели их с моей стороны, и, к тому же, многое из воспоминаний Луны выглядит сумбурным, поэтому, думаю, так даже будет лучше. Хотя я и так уже много повторялась, но… Неважно. Смотрите внимательно.
— Прости. Я покончу с этим так быстро, как смогу.
И вот, Селестия снова дает обещание, которое не уверена, что сможет сдержать, и убегает. Несколько мгновений назад вы пытались поговорить, исправить то, что мы взращивали долгое время. Поздно спохватились. Честно, я не почувствовала к вам ни малейшей жалости, на губах застыла едкая ухмылка — и никак не хотела сходить. Вы напоминали перепуганных мышей, что долго игнорировали присутствие кота, предпочитая думать, что его нет, но он все это время терпеливо поджидал вас у норы.
Ты, Луна, испытывала сильнейший стресс, была раздражена и смятена. Я думала, что так тебя легче будет уговорить — право, не знаю, на что я надеялась. Услышав про мой план во второй раз, ты разъярилась:
— …Нет! Я не собираюсь тебя слушать. Ты безумна!
Может быть и так. Но сейчас, рассмотрев ту ситуацию с разных углов, я вижу ее так: нас постепенно охватывало безумие, что шло от Луниных эмоций. Сначала оно стало захватывать меня, но я сопротивлялась ему и, сама того не ведая, не позволяла болезни распространиться дальше. У нас было два пути: либо Луна сохраняет рассудок и выпускает гнев самостоятельно, либо нас обеих поглощает тьма из эмоций и делает то же самое худшим из возможных способов.
— …Ты пытаешься рассорить нас с Селестией. Ты ненавидишь ее. И всегда ненавидела.
Поток несправедливых обвинений лился на меня. Я думала только о тебе — и вот, что я получила в благодарность.
— Уходи, Найтмер.
Когда ты прогнала меня, остался лишь один выход: дать прочувствовать тебе на собственной шкуре всю ту бурю эмоций, о которой ты даже не подозревала. Совру, если скажу, что не хотела этого делать.
Однако увидев, как ты мучаешься, я мгновенно пожалела о своем решении. Вся моя обида тут же растаяла; я попыталась это прекратить, забрать эмоции обратно, но ничего не вышло. Я столкнула камень со склона, и остановить его падение было невозможно.
В полубессознательном состоянии ты потащилась искать сестру. Я вилась рядом с тобой, не зная, как помочь. Тысячу раз жалела о том, что сделала. А потом к тебе подбежала взволнованная служанка и начала лепетать:
— Принцесса, принцесса, с вами все хорошо? — хотя было очевидно, что тебе плохо. Это так меня разозлило, что я гаркнула ей:
— Сгинь!
Неожиданно — она услышала. Мы с тобой одновременно выкрикнули одно и то же, вернее, я как бы и не кричала вовсе. Ко мне мгновенно пришло осознание, что я, оказывается, могу. Это был как подарок судьбы. Тоненькая паутинка надежды, засверкавшая перед глазами. В кои-то веки я могла повлиять на мир!
…А потом вы двое встретились в саду, и тогда я пустила в ход свое новое оружие. Я пользовалась тем, что ты, Луна, была слаба, и всячески переиначивала слова, лгала вам обеим; цель моя была проста: обидеть Селестию, вынудить ее действовать. Я надеялась, что она попытается привести тебя в чувство, даст пощечину или еще что, — и ты ей ответишь, и дальше проблема, наконец-то начнет разрешаться. Вы бы поругались, а потом успокоились, и все бы осталось позади. Сколько раз детьми у вас было такое? Да и не счесть.
Но… О небо, и тут меня ждал провал! Ты, Селестия, ничего не сделала — просто расплакалась и убежала! Вы обе такие мягкие, просто невыносимо! Вы до смешного сильно любите друг друга! Так смешно, что самой рыдать хочется.
Время, когда я могла на что-то повлиять, вышло. Луна очнулась, как ото сна, но ненадолго — так же, как это бывает перед тем, как болезнь ударит по-настоящему. Зато я почувствовала, как мой разум затуманивается, и попыталась предупредить Луну прежде, чем на нее обрушится то же самое:
— Не позволь… берегись ее…
Я подразумевала злобу. Тьму. Безумие. Можно называть по-разному, но суть одна. Я даже представить не могла, каким ужасом это для нас обернется. Видела бы я, что мы творили, будучи одержимыми, у меня бы язык не повернулся обвинить Селестию в том, что она сделала. Однако я была обманута тьмой. Как и ты, Луна. Все эти чувства… нахлынув огромной волной, они управляли нами (да, «нами», ибо было не понять, где я, где ты, а где безумие — все слилось воедино); это было словно… аффект, да. Поэтому, полагаю, мы ничего и не помним.
И мне ужасно противно об этом думать теперь. Столько времени я ненавидела Селестию, считая источником бед лишь ее одну, когда на самом деле виновата только я. Все — абсолютно все, — что я ни делала, делало только хуже! Пыталась помочь, но только вредила.
Элементы Гармонии не позволили нам разойтись. Злоба так и осталась кипеть в нас, и только тысячу лет спустя мы, наконец-то, выплеснули ее, вдоволь наигравшись с вечной ночью. А потом была Твайлайт… и Луна поверила Селестии, чего, однако, так и не смогла сделать я.
Весь следующий месяц после этого я внимательно следила за тобой, Селестия. Я не могла смириться с мыслью, что ты не коварная змея, но любящая сестра. Затем мы стали заново просматривать воспоминания… а прошлой ночью я никак не могла уложить в голове открывшуюся мне правду. Я отказывалась верить. Злилась. Отрицала. Твой образ, укоренившийся в моей голове, не соотносился с тем, что открылся мне в воспоминаниях. Если чем-то мы с Луной похожи, так это упрямством. Но в один момент я сказала себе: «Ты должна так поступить. Один раз ты пожалела ее — и что из этого вышло?»
Вы знаете, что произошло дальше.
Ты, наверно, все хочешь спросить меня, Луна, почему я не рассказала тебе о своей сущности? Тут две причины. Первая — я сама не знала, кто я, и, если честно, не знаю до сих пор. Вторая — мне было плевать на себя, я относилась к себе как к пустому месту. Только ты волновала меня — и больше никто и ничто на свете.
Но сейчас я хочу сказать… Хватит с нас жертв. Хватит с тебя, Луна. Хватит с тебя, Селестия. И хватит с меня. Мы приносили жертвы ради других, но теперь настала пора пожить для себя. Мы обычные пони. Ну, с небольшим отклонением от нормы, пожалуй. Но, полагаю, это не значит, что мы не заслуживаем счастья.
Что? Я не виновата? Да как же!.. Вы… обнимаете меня? Сие неожиданно… и, должна признать, приятнее, чем я ожидала. Но только один раз, Селестия. Не смей привыкать!