Дорога на Кантерлот
Дорога на Кантерлот. Глава XII: Самая длинная ночь. Часть вторая: Рывок вслепую.
"Дикая дивизия, воюющая в нарушение всех уставов и правил ведения боя, солдаты которой не сдаются в плен, чрезвычайно фанатичны и не боятся смерти"
Фраза из одного из многочисленных докладов в штаб Группы Ацура о боях в районе Хоуп Холлоу.
Дождь, медленно, но верно усиливался, постепенно перерастая в ливень. Он напряжённо смотрел на часы, ожидая доклада. Вот наконец появился Кауров, вернувшийся с обхода батальонной колонны.
— Все готовы, товарищ комбат. — Сухо и спокойно произнёс жеребец. По его шапке и шинели уже стекали тёмные потоки воды. "Удачная погода. Может, пройдём незамеченными." — Понадеялся про себя Иоганн. О, если бы эти слова действительно сбылись!..
— Командуй выступление. Особое внимание на фланги, они могут выйти со стороны леса.
Кауров козырнул и молча удалился. Меньше чем через десять секунд темнеющая среди деревьев колонна двинулась вперёд. Мерно затопали копыта и ноги, тихо заскрипели и залязгали запряжки. Колонна сдвинулась с места и пошла вперёд. С неба всё лило и лило, от земли поднимался пар, клубясь и смыкаясь в сплошную стену густого чёрного тумана. Поднялся ветер: зашумели деревья в роще, зашумели и другие леса. Это был не лёгкий ветер-бриз Восточного побережья, и даже не вольный студёный фён фронтирской степи. Это был тяжёлый, пробирающий до костей листобой, слишком суровый даже для Северяны. Холодный и влажный, похожий на вой смерти, дувший, казалось, не порывами, а одним сплошным валом, продувавший шедших солдат насквозь и наискосок. Можно было бы переждать его, ведь такие ветра быстро утихают, а сильные дожди не могут длиться дольше одной ночи. Так думал противник, Иоганн знал это. Чейнджлинги засели в захваченных домах и землянках, под тентами своих длинных грузовых машин. Они ночуют, пережидают непогоду. Им не нужны больные, они не хотят вязнуть в липкой грязи неприветливых эквестрийских просёлков, а шоссе для них загорожено, закрыто сражающейся дивизией. Они не будут ждать, что из жуткого ливня и кромешной хмари на них выйдет грозный батальон красноармейцев, не потерявший возможности сражаться. Да, они тоже устали, скоро они начнут тонуть в грязи и лужах, но они выдержат — комбат был полностью в этом уверен.
Колонна роты Петерса покинула сень рощи и быстрым шагом двинулась по короткому просёлку, ведшему на эплстокскую дорогу. Вокруг сгущались тучи, плескалась вода, луна скрылась за плотным фронтом облаков и её свет практически не доходил до земли. Деревня тем временем полыхала: горел бензин и технический спирт, изредка слышались хлопки разрывов — это взрывались боеприпасы, которые пони не смогли унести с собой. "Фейерверк, товарищи!" — Сказал один из бойцов. В ответ послышались смешки и одобрительные замечания. Шедшие в самом конце колонны эквестрийцы так же услышали фразу и легко поняли её: они тоже знали слово "фейерверк". "Вот вам и праздник, сволочи! Вот вам и Кантерлот!" — Воскликнул один из бойцов Вайза перед тем как шедший в хвосте колонны ротный Адлер не прикрикнул на строй: "Молчать!" Ликование мгновенно стихла. Бойцы всё ещё поглядывали в сторону пожара, их силуэты окрашивались красноватым от ярких отблесков огня, с которым не мог справится даже ливень. Красные и жёлтые языки плясали, невзирая на стену воды, обрушившуюся на них. "Булатная сталь." — вспомнил Иоганн. — "С булата не сбить узора, горящий бензин не затухает под водой. Выдержать сто, двести боёв — и сохранить батальон, сохранить силы!.."
Враг, оставшийся в деревне, напоминал рой всполошённых ос. Между домами метались маленькие чёрные силуэты, кто-то явно пытался руководить если не пожаротушением, то хоть чем-то похожим на него. Сквозь пелену дождя Грау видел, как чейнджлинги при помощи верёвок и багров растаскивают пылающую крышу здания. Враги заняты, им не до них. Батальон тем временем, не останавливался и не сбавлял темпа. Рота Петерса вышла вперёд и заняла позицию заставы, несколько отделений отделилось от основной колонны и рассеялись на флангах, прикрывая их от потенциальной атаки из леса, от которого батальон уже не был далеко. Кленовая лесополоса была достаточно крупной, но быстро марширующие красноармейцы и эквестрийцы должны были преодолеть её меньше чем за час. Батальон шёл по мощёной дороге и ещё не страдал от слякоти, но вода уже лилась на солдат струями. Копыта тягловых плескались и тонули в пузырящихся лужах. Все шинели, шапки и стёганки к тому времени уже пропитались водой. Грау шёл рядом со строем своих бойцов, чувствуя как вода, отталкиваясь от перьев на его лице и шее, затекает за шиворот, впитываясь в гимнастёрку и исподнее. Комбат шёл по топкой обочине, тихо радуясь тому, что все его документы, письма и фотографии лежат в тех карманах, до которых вода доберётся ещё очень не скоро. Темнота, опустившаяся вместе с тучами и дождём, усиливалась лесом, превращаясь в таинственный мрак, знакомый по страшным сказкам и легендам. Глаз не мог привыкнуть к такой темноте, тем более в глаза Иоганна постоянно заливалась вода, а протереть их лапой он не мог — передние конечности местами по запястье уходили в грязь, тяжёлые кожаные перчатки были заляпаны уже по раструбы. Шашка бесполезно болталась и бряцала на боку, благо она весила совсем немного и это можно было стерпеть.
Иоганн прибавил шагу и вышел к колонне комроты Пежина. Помрачневшая колонна бойцов маршировала, расплёскивая скапливавшуюся на брусчатке дождевую воду. Дороге явно не хватало ухода местных жителей: многие камни выбились, появились ямы и промоины. Это могло бы создать проблемы для машин, но не для пехоты. Впереди темнела стена тумана. Где-то там идёт Петерс. Его роты почти не видно, только смутные силуэты шапок и шинелей виднеются на пределе зрения. Вокруг вообще ничего не видно. Глаз не может привыкнуть к такому большому количеству помех, так что батальон идёт почти вслепую, ориентируясь на бегущую вперёд полоску дороги.
Тракт начал постепенно заворачивать вправо. Грау не видел, но предполагал, что Петерс уже либо зашёл, либо практически зашёл за этот поворот. На их картах в некотором отдалении были обозначены позиции небольшого укрепления, с размешёнными на нём зенитными пулемётами. Это был пункт ПВО, резерв штаба полка. Он должен был прикрыть отступление по этой дороге от вражеских авианалётов. Что там было теперь? Куда делись зенитчики? Скорее всего отошли на другую позицию, может быть — бежали. Хотя от кого бежать в таком глубоком тылу?
Темноту ночи прорезал свет фонарика. Иоганн нутром почувствовал усилившееся напряжение: откуда светят? Кто? Может это свои? Одна секунда, другая, комбат ощутил бешеное уханье сердца, будто бы рвавшегося наружу. Всё будто бы замерло. На миг Иоганну почудилось, что его нечуткие грифонские ноздри вдохнули странный, едва заметный запах. Он отдавал железом и прелой землёй. Это был запах смерти.
ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА
ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА
ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА
ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА-ДА
Во внутренние барабанные перепонки ворвался оглушительный рёв очередей. Шок, оцепенение, в глазах идут тёмные пятна от резких вспышек впереди и за поворотом. "Что это?! Как это?! Кто это?!" — Бесполезные вопросы ворвались к нему в голову. Сердце перестало бешено колотиться, на грифона вдруг нахлынуло внезапное и жуткое оцепенение. На какой-то момент он перестал видеть, слышать, чувствовать. Всё его тело будто налилось железом, крылья встопорщились и до боли напряглись. Всё это продлилось только секунды, но для грифона это заняло вечность.
— Товарищ комбат! Ложитесь! Тут стреляют! — Откуда-то снаружи послышался голос. Верный Белов бросился спасать командира. Нет! К чёрту! Он не коза чтобы цепенеть от испуга! Нельзя теряться! Нельзя! Нельзя!
Грау резко ударил лапой по земле и по-кошачьи встрепенулся.
— К чёрту стрельбу! — не узнавая себя проорал пернатый, по ходу дела помянув ещё несколько злых слов. — Пежин! ...! Командуй всем лежать! Всем лежать! ...! Я к Петерсу, нужно выходить из этой ...!
Никто не успел ему возразить. Комбат бросился вперёд, ни минуты не подумав о себе и опасности положения. К грохоту тем временем прибавился ещё и стук очередей, вокруг грифона засвистели зелёные трассирующие пули.
Гулкие очереди зенитных пулемётов вспахивали землю и дробили брусчатку. Наконец выйдя за поворот Иоганн увидел чудовищную картину. Остатки роты почти беспорядочно отходили назад. Кто-то остреливался из винтовок и автоматов, кто-то просто бежал, уже практически поддавшись животному желанию спасаться. Комбат возник перед ними. Его лицо казалось твёрдым как гранит, а глаза будто бы сверкали пламенем. Он выхватил пистолет — трофейный чейнджлингский "парабеллум" — и сделал несколько выстрелов в воздух. Его увидели, почти все тут же остановились.
— Рота! — В канавы! Всем в канавы! — Прокричал офицер. Среди бойцов опомнились командиры и политруки. Они начали повторять команды Иоганна, и чуть ли не насильно спихивать бойцов вниз. Вокруг тяжёлыми мухами летала смерть. Враг бил почти вслепую, ориентируясь лишь на вспышки собственного оружия. Но этого было достаточно. Дорога вперёд была закрыта смертью, огнём. Грау увидел, как пуля калибром 12,7 угодила аккурат в ногу какому-то грифону, практически отделив её от тела. Другому бойцу пуля попала в шею, третьему в бок...
Вдруг, что-то тяжёлое и горячее смахнуло с комбата шапку, вдруг что-то свистнуло рядом с головой, едва не разнеся её вдребезги. Только удостоверившись, что большая часть пони и грифонов укрылась, Грау побежал в укрытие сам.
— Что произошло?! — Всё ещё не совсем своим голосом спросил он у попавшегося ему под лапу комвзвода. Тот сам был на большом взводе, но быстро приходил в себя. Враг пока не понял что они ушли из зоны обстрела.
— Шли колонной, набрели на этот пост. На нас светанули фонариками, а потом начали гвоздить ...!
— Соберись, Ивлев! — Грау сильно хлопнул его по плечу, оставив на шинели жирную кляксу липкой грязи. — Что с Петерсом? Где комроты?
— Убит... И почти весь первый взвод выкошен на-...! Мы начали отходить. Кто-то сразу по канавам, кто-то одурел, как я... Такие дела, в общем... — Ивлев опустил взгляд своих налитых кровью глаз, начав широко и глубоко дышать. Грау знал его, не было смысла упрекать командира в произошедшем.
— Собирай оставшихся, идите назад.
— Мы им вломим, верно товарищ комбат? — Спросил жеребец. Комбат тем временем пытался выстроить у себя в голове кошмарную картину происходящего. "Враг захватил позицию, захватил пулемёты, перебив прислугу. Подлая засада, попытка уничтожить их батальон. Они знают, что это кротчайший путь. Они накрепко закупорили его и заставили нас думать, что путь свободен..." — В мыслях Грау возникло хмурое и точёное лицо вражеского диверсанта-разведчика — одного из тех самых бойцов, с которыми они столкнулись несколько дней назад. Он стоит перед своими подчинёнными и излагает свою идею. Ту самую, с реализацией которой сейчас столкнулся Иоганн. "Мы запрём их спереди, потом заставим идти назад и запрём их уже там. Обозы и пушки не сунутся на просёлки, а если и сунутся — то не пройдут по грязи и дождю. Мы обрушим на них их же собственное оружие, а паника и сумятица сделают остальное...". Комбат сокрушённо покачал в такт своим мыслям и поднял взгляд на Ивлева. Тот уже держался как командир. Страх покинул его, а в глазах читалась та самая злобная и мстительная фраза: "Мы им вломим?" Грау захотелось обнять и расцеловать этого жеребца. Здесь, в тяжёлый, может быть, последний час, он почувствовал сильнейшую любовь к своим бойцам. Они не потеряли себя, они не поддались страху, внезапности. Их этому не учили, их к этому не готовили, но они всё равно сделали это. "Нет, товарищ диверсант. Так ты нас точно не сломаешь!"
— Без разговоров! Исполнять приказ! — И ошмётки третьей роты, короткими перебежками начали отступать назад. Где-то в это время застучало и сзади и сзади. "Кр-ра-ак!" — Раздалось ему в ответ. Стук продолжился. "Кр-ра-ак!" — И стрельба в тыло батальона стихла. Раз обжегшись, чейнджлинги более не решались испытывать судьбу.
У запряжек, ощетинившись со всех сторон пулемётами залегала рота Пежина. Грау и остатки 3-ей вышли на них из леса, и чуть было не были встречены дружественным огнём. Грязные, лишённые головных уборов, в изорванных шинелях. Кто-то тащил на себе раненых. Остатки боевого подразделения, капля по капле собирались перед позициями Пежина. Иоганн приказал всем построиться. Из разрозненной толпы снова начали собираться роты и взводы. Через короткое время перед комбатом уже стояла рота. Её бледное подобие. Он приказал провести перекличку, откликнулось около семидесяти штыков. Как и докладывал Ивлев, почти весь первый взвод был уничтожен. За мгновения было потеряно больше сорока бойцов. Больше сорока... В голове грифона всплыли тягостные картины. Третья рота стоит, готовая выдвинуться. Вот Петерс командует — и они идут... Все живы, все целы, это было совсем недавно, чуть ли не меньше двух часов назад... Перед глазами встаёт лицо политрука: молодое, свежее, почти горящее изнутри. Парень с умной головой и храбрым сердцем, честный коммунист. Он остался здесь, остался навсегда. Может быть, это он сумел вырвать у смерти этих ребят? Спасти их жизни ценою своей...
— Батальон! — Иоганн обернулся к стоявшим позади бойцам. Его вид был страшен: Непокрытая и грязная голова и широко распахнутые глаза, горевшие каким-то потусторонним светом. — Вторая рота — в авангард. Третья рота — на место второй. Командиром назначаю комвзвода Ивлева. Приказ таков — уходим с дороги в лес. Быстрый бросок по дороге отменяется. Идти без остановок, раненых и ослабших не бросать. Вступать в бой по приказу. За малейшее проявление паники — расстрел на месте. Всем ясна задача? Тогда — вперёд!
Приказ передают по колонне, в грохоте вражеской стрельбы слышатся резкие команды ротных и взводных командиров. Было видно — все на взводе, но паники не было. Солдаты видели командира, слышали его приказы и исполняли их. "Ещё не всё потеряно" — сказал про себя Иоганн, видя как красноармейцы поднимаются с земли, перестраиваются и выступают. Туман ещё достаточно прикрывал их от противника, поэтому грохот зениток продолжался ещё некоторое время после того как в их секторе не осталось ни одной цели. С тыла так же ничего не было слышно, залпы роты Адлера стихли и более не возобновлялись. Убедившись, что в голове колонны всё пришло в норму и оставив вместо себя начальника штаба, комбат побежал в хвост, намереваясь выяснить ситуацию там.
Иоганн миновал пушки, запряжки и обозные фуры. Туман постепенно сходил на нет, но даже зорким глазам грифона было практически невозможно разглядеть что-либо среди струй воды, темноты и густой хмари. Вдруг, прямо на него строем вышел взвод Димитреску. Грифоны из батальона Воробьёва, оставленные Грау при штабе, внезапно вынырнули на него как из бездонного моря. Прайвенец молча козырнул, на его глазах читалось одновременно испуганное и лихое выражение.
— Комвзвода, доложить! — Рявкнул ему в лицо Иоганн. Обычно он обращался к Антону по имени, иногда — "Товарищ Димитреску", но теперешняя ситуация сугубо отличалась от обычной.
— Исполняем ваш приказ, следуем в авангарде батальона! — С акцентом ответил тот.
— Адлер цел? — Комбат задал этот вопрос уже по-прайвенски.
— Так точно! — Отчеканил Димитреску. Он не был сильно встревожен или напуган, видимо до хвоста колонны ещё не совсем дошло, что произошло в её голове.
— Bine! — Комбат хлопнул Антона по плечу и пошёл дальше. За взводом прайвенца показалась мрачная колонна первой роты. Впереди шли две фигуры в шинелях и ушанках, грифон быстро узнал в них Майского и Адлера. Они шли как ни в чём не бывало. Увидев Иоганна, герцландец прибавил шаг и быстро подошёл к своему начальнику.
— Рота находится в полном порядке и потерь не понесла. Огневой налёт противника отброшен, отряд союзников обеспечивает тыл.
— Ясно. Вы знаете приказ? — Грау немного запыхался, его внешний вид внушал тревогу.
— Товарищ комбат, где ваша шапка? — Спросил армейский политрук.
— Сбило выстрелом. Чуть голову не оторвало.
— Ясно, возьмите мою. По нам тут тоже пулемётами прошлись. — Комиссар не долго думая снял свою ушанку и предложил её Грау. Тот неохотно принял это, ведь Майский был старше его по рангу. Колонна прошла вперёд, командиры стояли на обочине дороги.
— Я слышал пальбу у вас. Вы быстро отбились.
— Верно. Они решили не испытывать судьбу. Начали бить по замыкающим, те — сразу в канавы.
— Разбежались?!
— Нет — в глазах Адлера блеснула улыбка. — Просто попрятались, как по команде. Только без команды. Мой тыловой взвод развернулся и начал бить на вспышки выстрелов. Они затихли, мы начали отходить. Их пулемётчики стреляли веером, не прицельно и не в упор.
— Хотели запугать. — Иоганн вслух проговорил свою мысль, возникшую у него считанные минуты назад. Адлер внимательно посмотрел на него и утвердительно кивнул:
— Скорее всего. Нас так не запугаешь, товарищ комбат. — И его глаза снова отразили тепло. В длинном крючковатом клюве комроты ещё торчала тлеющая трубочка. Периодически Адлер выдыхал едва заметный дымок. Колонна его роты быстро прошла и исчезла в тумане, за ней показались нестройные ряды эквестрийцев. Многие из них были одеты в северянские шинели и телогрейки, поэтому отличить их можно было только по приплюснутым каскам и чужой речи
— Сэр! — из их колонны послышался голос Артура. — Ваши парни отлично стреляют!
— А ваши — отлично прячутся. — Съязвил в ответ грифон. Со стороны дороги послышался хрипловатый и простуженный смех нескольких голосов. Это резануло слух Иоганна. Он не мог понять, как можно было смеяться в той ситуации, в которой они оказались. Он хотел было прикрикнуть на них, но потом ему показалось, что пустая перепалка сейчас будет очень некстати.
— Брехт, будь готов сменить их начальника в случае чего. — По-северянски проговорил лейтенант. В ответ послышалось брехтовское "Слушаюсь!" Политрук был жив и здоров, среди эквестрийцев так же не было видно потерь. Это радовало.
— Что там с Петерсом? Впереди до сих пор стучит. — Адлер вдруг вспомнил про третью роту и своего ротного политрука, назначенного ей командовать. Вспомнил об этом и комбат. Он мрачно повернул к комроты голову и коротко произнёс:
— Петерс убит. Рота сильно потрёпана, но ещё в строю.
Взгляд Адлера едва заметно изменился. Быстрым движением он затушил трубку и убрал её в карман, затем козырнул, произнёс дежурное "Вас понял" и быстро пошёл догонять колонну. Несмотря на общую тяжесть положения, тыл батальона оставался относительно надёжным. Если к происходящей ситуации вообще могли быть применены такие понятие как "фронт" и "тыл".
Колонна сворачивала с дороги и углублялась в лес. Под сенью облетевших деревьев дождь казался менее сильным, но земля уже пропиталась водой и превратилась в жидкую и липкую грязь, расползавшуюся под копытами и колёсами подвод. Небольшая лесная дорога, выбранная Иоганном как обходной путь, казалось становилась всё непроходимее и непроходимее с каждой минутой. Тягловые не справлялись, приходилось впрягаться артиллеристам и бойцам комендантского взвода. В это время другие бойцы налегали на колёса с другой стороны. Стояли гул, треск и мат-перемат. Дуги колёс были сделаны на славу, некоторые подводы были рессорными и имели автомобильные колёса. Они не должны были подвести, но даже они будто бы справлялись на последнем издыхании, грозя сломаться и развалиться. Метр за метром батальон продвигался вперёд. Всяко лучше чем стоять на месте или гибнуть под огнём. Видимость постепенно улучшалась, Грау приказал выслать вперёд небольшой отряд разведчиков. На дороге он был слеп, глух и самонадеян. Теперь на нём лежала вина за гибель десятков солдат его батальона. Иоганну казалось, что именно он виноват в засаде и потерях, и это наводило его на страшные мысли. "За неудачи подразделения отвечает офицер, но мы пока не потерпели окончательной неудачи." — Наконец решил он про себя. Если они достигнут цели — то эти жертвы уже не будут так тяжелы. Он искупит вину, если спасёт батальон. Он знал: его солдаты хотят жить, и они будут бороться.
Колонну вёл Кауров. Дорога под ногами всё менее походила на ориентир, так что приходилось пользоваться компасом и картой. В этом лейтенант был мастаком. Он видел не дальше большинства, но отдельные приметы, направление ветра и чутьё помогали офицеру. Грау в это время ходил вдоль колонны, следя за тем, чтобы она не растягивалась, чтобы никто не отстал и не потерялся. Это была не его работа, но он был другого мнения об этом. Все шли молча, изредка перешёптываясь. От повозок периодически слышался матерок, хотя тягловые и помогавшие им солдаты добросовестно пытались сдерживать выражения. Прошёл ещё один час, лес стал реже, но ещё не закончился. Была бы дорога сухой — они бы проскочили его даже за меньшее время. Но сейчас всё было иначе...
— Товарищ комбат! Один из тягловых выдохся! Не может идти! — Со стороны обоза послышался охрипший от команд и погоды голос Яблочкина.
— Положите его к раненым, пусть его место займут солдаты! — Ответил Грау. Это был уже второй случай. Крепкие тягловые жеребцы, потомки северянских бурлаков, знали своё дело и справлялись с ним. Но болото под их ногами могло свалить кого угодно, и некоторым из них уже требовался отдых, если не медицинская помощь. "Нужна ротация" — Решил комбат, пожалев о том, что он понял это слишком поздно.
Вернулись разведчики, усталый и вымокший Копытов доложился Каурову, новость прошла по колонне и вскоре Грау был среди них.
— Какова обстановка перед нами? — Спросил комбат, вглядываясь в лицо разведчика. Его выражение не говорило ни о чём хорошем.
— Дорога выводит к хозяйству. В хозяйстве враг. — Коротко проговорил пони.
— Сколько их?
— Мало. Дозор на мотоциклетах, прикрывают главную дорогу. По ней едут машины, может быть — броневики и техника, мы не разглядели. За хозяйством небольшое поле, за полем — холм. Там тоже горят огоньки, судья по карте на холме есть деревня. Скорее всего там тоже враг. Город и наши находятся где-то за этим холмом, на юге. Там же шоссе. Противника много, мы идём прямо им в пасть. — Последнюю фразу разведчик произнёс не скрывая своих мыслей по этому поводу.
— Молодец, сержант. — Грау коротко кивнул, в его усталой голове постепенно начинал складываться план предстоящих действий. Комбат отправил разведчиков в охранение перед ротой Пежина, фланговые дозоры и без того были достаточно усилены.
Время шло, шли и они. Колонна двигалась куда медленнее, но всё же двигалась. Лесополоса начала сходить на нет, деревья сменялись кустарником, впереди открывалось небольшое поле, кончавшееся с одной стороны невысокими холмами. Дойдя до конца опушки, батальон залёг. На некотором расстоянии от них сквозь оседающий туман пробивался белый свет персональных электрофонарей. Ещё до того, как они подошли сюда, бойцы видели взрывающиеся в небе осветительные ракеты. Среди дождя и тумана они быстро тухли, но всё равно требовали осторожности.
Грау прокрался за дерево и начал всматриваться в силуэты строений, черневшие в нескольких сотнях метров от леса. Они были огорожены хорошим каменным забором, из-за которого торчала металлические крыши, по которым барабанила вода. На дороге, проходившей мимо забора, стояли мотоциклеты, охраняемые часовым. В домах был потушен свет, но из окон светили фонари — чейнджлинги пытались хоть как-то облегчить себе наблюдение за вверенной им зоной. Не было фонарика только в слуховом окне жилого строения, выходившего аккурат на выходившую из леса дорожку. "Там обязательно есть пулемёт. Просто так не прорваться. — Подумал Грау. Под забором ходили часовые с фонарями на груди. Сквозь дымку была слышна ругань и раздражённые разговоры. Чейнджлингский язык был мало похож на нова-грифонский, но Иоганн всё же смог различить несколько схожих слов — "видимость", "дерьмо", "чёрт" и "прожектор". Они понимали, что мимо них можно проскользнуть. Силами отделения, взвода, но ведь батальон они точно заметят... справа от Иоганна доносился шум моторов и свет фар. Там шла вражеская колонна, сквозь туман можно было разглядеть длинные кузова грузовиков. Рокот моторов сливался в единый гул и вторил шуму дождя. Огоньки фар виднелись до самых холмов. Они шли непрерывно, не останавливаясь. Даже ночью. Когда Грау осознал это, его зрачки расширились от подавляемого ужаса: "Здесь один из их главных большаков. Хотят ударить наших с фланга, отрезать всю дивизию целиком! Зайцев был прав. Мы идём к ним в пасть. Перед нами их сотни, может быть тысячи! Что делать?" — Мозг комбата начал лихорадочно мыслить, пытаясь найти хоть какое-то решение. Они окружены и не могут быстро маневрировать. Все пути к товарищам закрыты, враг будто раскинул огромную сеть и ловит их в неё...
"У меня есть пушки и миномёты. Здесь враг беспечен, они не патрулируют лес. Если я обстреляю дорогу, то это их шокирует?" — Иоганн уже знал ответ на этот вопрос. Догадка о завтрашнем ударе, их неожиданное появление, отсутствие достойного прикрытия у вражеских машин, в которых наверняка едет больше патронов и консерв, чем солдат. Это смертельный риск, но других вариантов нет. Иоганн посмотрел на часы: половина световой ночи уже прошла. У них оставалось совсем немного времени. Нужно было действовать. Сейчас.
— Кауров! — Громким шёпотом позвал Грау.
— Я! — Так же отозвался начштаба.
— Пусть батарея занимает огневую. Разворачивайте орудия к бою. Миномёты расположить ближе, в рассыпном порядке. Приказ понятен?
— Никак нет, товарищ комбат. Вы собираетесь стрелять по дороге?
— Да. Отсечём их, прижмём им хвост. А сами ворвёмся в хозяйство, выбьем оттуда вражину и займём его. Дальше уже по ситуации. Передать приказ по колонне, не рассуждать!
Кауров козырнул, более не задавая вопросов. Иоганн бросил на него взгляд: в глазах начштаба на миг отразилось чувство обречённости.
Батарея Яблочкина и захваченные чейнджлингские миномёты начали сниматься с подвод и занимать позиции. Обоз ещё находился в чаще леса, но оттуда уже была видна дорога и машины. Их не сразу заметят, а они снова смогут ударить прямой наводкой. Насмерть. Запах предстоящей драки придал канонирам сил, через десять минут всё было готово. Дана команда "Зарядить и доложить", в это время батальон разворачивается в боевой порядок. Грау разбил роту Пежина на три усиленных пулемётами взвода, они заняли позиции на опушке и должны были атаковать при первых орудийных выстрелах. На лес выходило мало окон, против каждого из них были развёрнуты пулемёты и автоматчики. Остальные должны были подобраться к забору и закидать чейнджлингов гранатами. Рота Адлера подпирала штурмовиков Пежина, Ивлев, Вайз и Димитреску оставались в тылу, в качестве резерва и прикрытия, на случай атаки диверсантов. Туман осел уже наполовину, дождь и ветер усиливались, что говорило о том, что они тоже скоро начнут сходить на нет. Вскоре батальон уже был готов, ожидая заветной команды.
— Огневая! Цель — дорога. Ориентир — вражеская автоколонна. Сорок залпов, фугасами — беглый огонь!
Грянул гром. Впереди, на тёмной полосе дороги вспыхнуло белое пламя. В этот же момент застрочили пулемёты Пежина, и к хозяйству ринулись цепочки пехоты, скашивая не успевших скрыться патрульных выстрелами из ружей и автоматов. Иоганн нутром почувствовал, что разворошил осиный улей. Забили миномёты, к ярким разрывам фугасов прибавились свист и шипение чейнджлингских мин.
БАБА-А-А-АХ!
Всё вокруг озарила яркая вспышка, на миг превратив ночь в день. Иоганна обдало взрывной волной, на дороге всё заволокло огнём и дымом, от места взрыва начало растекаться белое пламя. Зарево пожарища освещало вражескую колонну. Водители пытались укрыть машины в кюветах, солдаты выскакивали из-под тентов, разбегались и залегали, спасаясь от огня. На дороге образовывался затор, у красноармейцев были считанные минуты перед тем, пока противник не обретёт порядок.
— Сосредоточить огонь на колонне снабжения! Ориентир — горящий бензовоз. — Отдал приказ Иоганн, перекрикивая многоголосый шум вокруг. Впереди стрекотала перестрелка и уже хлопали первые пежинские гранаты, поблизости кричали командиры, лязгали, хлюпали и грохотали пушки, кряхтела орудийная прислуга. "Долго здесь сидеть нельзя." — Подумал Грау, осматриваясь вокруг. — "Нужно идти вперёд, пока они не опомнились. Пехота рванёт по полю, пулемёты и артиллерия прикроет со стороны дороги."
Грянул ещё один взрыв, похожий на первый. Участок дороги, на котором находились злосчастные бензовозы превратился в ад на земле. Часть чейнджлингов выскочивших из грузовиков бросились тушить пожар лопатами и землёй, остальные продолжали искать укрытия и ждать указаний от начальства. Кто-то из бойцов показывал копытами в сторону хозяйства. Они громко и неразборчиво тараторили между собой. Снаряды ложились залпами то в одну часть застопорившейся колонны, то в другую. В отсветах яркого пламени были видны скопления машин и живой силы. У Грау было немного пушек и те были далеко не гаубичного калибра, но их концентрированный огонь наносил большой ущерб, особенно когда снаряды попадали в грузовики с боеприпасами и минами — те взрывались и вспыхивали, пусть и не так ярко как машины с горючим. Та часть колонны, что не попадала в сектор обстрела батареи, остановилась. Их было трудно различить за деревьями, но эта группа вражеских сил могла быть опасна.
— Адлера ко мне! — Приказал Иоганн, всматриваясь в темноту, нарушаемую лишь блёклым светом фар между тёмных стволов деревьев. Меньше чем через минуту перед ним явился Адлер.
— Поставь два взвода на правый фланг и дай им пулемёты, вас поддержит Димитреску и половина миномётной батареи.
— Вас понял! — Комроты тут же принялся исполнять указания. Вскоре приказ был передан Антону и миномётчикам.
Рокот боя впереди начал стихать. Дозор чейнджлингских мотоциклистов, отрезанный от своего транспорта и находившийся в практически полном окружении, решил ретироваться. В хозяйстве действительно было несколько пулемётных расчётов и автоматчиков, и лишь концентрированный огонь на подавление позволил атакующим подобраться ближе. На земле в оранжево-красных отблесках чернело несколько распростёртых фигур, ротные санитары оттаскивали кого-то в тыл. Более-менее прикрыв опасный фланг, Иоганн как можно скорее направился туда. На пулемётных позициях Пежина он встретил Каурова, тот помогал бинтовать раненого второго номера, чью шею насквозь прошила лёгкая автоматная пуля.
— Хозяйство взято, противник выбит! — Отрапортовал начштаба.
— Большие потери?
— Есть убитые, но потери небольшие.
— Хорошо. — Иоганн продолжил путь. Лесная почва сменилась полем, но разницы грифон не почувствовал. Вот и ограда — лежат мертвые часовые, вокруг солдаты — стоят, сидят, чистят оружие. При виде комбата они вскакивают, берут под козырёк. Тот проходит в калитку молчаливо командуя "Вольно". За забором горит два фонаря, во дворе фермерского дома и под стенами хозпостроек рассредоточенно залегают только что побывавшие в схватке пони и грифоны. Они пользуются заминкой, кто-то даже пытается дремать. В тусклом свете фонарей чётко видны их лица: измождённые, усталые, вымазанные грязью и промокшие до последнего волоса и пушинки. Петляя между тёмно-бурыми фигурами в шинелях к Иоганну подбегает Пежин. Его глаза блестят в темноте. Он не улыбается, но и не расстроен.
— Мы выбили их отсюда. Что теперь, товарищ комбат? — Усталый голос комроты звучит совсем не так, как в ночь их первого боя. Однако, в нём все же было что-то похожее, Пежин не терял самообладания.
— Строй роту в боевой порядок. Первый взвод разверни в сторону дороги. — Иоганн говорил быстро и пытался держать на себе маску спокойствия. — За вами пойдут остальные.
— По полю?! — Недоумённо воскликнул Пежин. Грау не стал тратить силы на гневный окрик, ограничившись твёрдым понимающим кивком.
— Да. Если будем действовать быстро — то у нас получится прорваться через вражеский передний край и выйти к своим. Они в смятении, они не ждали нас здесь. Какие трофеи вы захватили?
— Никаких. — Мрачно проговорил комроты. Иоганн понял, что тот был не в лучшем расположении духа.
— Крепись, товарищ. Наши уже близко. Они помогут. Строй роту и выдвигайся немедленно.
— Слушаюсь! — Пежин неохотно козырнул и, отойдя несколько шагов от стралея, принялся командовать. Залёгшие бойцы поднимались с земли и собирались во взводы, подгоняемые окриками сержантов и ефрейторов. Вскоре рота была в сборе и уже выходило в темневшее впереди поле, которое предстояло пересечь. Иоганн снова вернулся в центр порядка, приказав роте Адлера и тыловому охранению выдвигаться вперёд. Пушки к тому моменту уже отстреляли свои сорок залпов. Снаряды уже начинали подходить к концу. Дождь, несколько минут назад молотивший с особенной силой, начинал сходить на нет. Обрывки тумана ещё стелились по земле, но уже не портили видимости. Дул сильный ветер, сгоняя прочь октябрьскую хмарь. Грау взглянул на небо и невольно улыбнулся: дрянная погода кончалась. Жаль только, что не только для них одних.
Пушки снимаются с передков, снова впрягаются тягловые. Земля размокла до последней степени, но пони скорее надорвутся, чем бросят пушки и своих товарищей-артиллеристов. Яблочкин организовал своих бойцов в сменные команды. "Догадался!" — мысленно обрадовался комбат. — "Теперь пойдём быстрее." Офицер-артиллерист, один из самых образованных командиров в батальоне, Яблочкин обладал моральной устойчивостью и жёстким мужицким нравом.
Темнота, пылающая дорога. Редкие мины падают среди машин, враг собирается и перегруппировывается. Вот справа затрещали винтовки. Где? Близко, в лесу. Взводы Адлера и Димитреску приняли бой с развернувшейся вражеской пехотой. Бьют винтовочные залпы, стрекочут пулемёты. Вражеский огонь не менее силён. Стучат пулемёты и автоматы, врассыпную щёлкают карабины. Иоганн невольно замер, слушая близкий бой. Он видел цепь адлеровцев, растянувшуюся между деревьев. Бойцы отчаянно отстреливались, но всё чаще и чаще вынуждены были пригибаться под ответными очередями.
— Прорвут ведь, гниды. — Тихо выругался командир батареи. Иоганн посмотрел на него, медленно кивнул.
— Что будем делать?
— Налегайте сильнее! За пушки отвечаете головой! — Внезапно огрызнулся Грау. Яблочкин виновато посмотрел на начальника. В этот момент приданые Адлеру миномёты дали несколько выстрелов по врагу. Стук навремя стих — чейнджлинги видимо прильнули к земле, залегли под собственными минами. Теперь в той части леса слышались только хлопки разрывов. Вслед за отходящими пушками шли остатки роты Петерса и эквестрийские солдаты. Они частично втянулись в бой на правом фланге, было пущено в дело захваченное в Эплстоке оружие. Где-то среди деревьев послышался лай чейнджлингской команды — и враг начал перекатами отходить назад.
— Как видишь — не прорвали. — Грубо заметил грифон. Яблочкин молча признал своё минутное малодушие. Правда, оно не сильно беспокоило комбата. Он понял другое: враг начал приходить в себя.
Через полчаса батальон покинул лес и двинулся вперёд. За это время противник попытался атаковать ещё один раз, но снова был отбит. Слякоть, темнота, проходящий дождь. Орудия вязнут в грязи, тягловые и артиллеристы начали выдыхаться быстрее. Там была хоть какая-то дорога, а здесь... Все мрачны, и только желание вырваться из западни, желание выжить двигает красноармейцев вперёд. Вот пушки остановились, снова навелись на дорогу и снова ударили по ней. Беспокоящий огонь по врагу давал возможность передохнуть. Война с чейнджлингами давала передышку в войне с грязью, усталостью, погодой и мрачными мыслями в головах. Впереди высота, на высоте — противник. Сколько их? Смогут ли красноармейцы с ними справиться? Был и другой вопрос, вопрос куда более страшный и тревожащий. Завывал ветер, справа горела и перекликалась меж собой готовящаяся к контратаке вражеская колонна. Наших не слышно. Неужели они не слышали взрывы и пальбу? Неужели не помогут, не придут на помощь батальону, столько пережившему за эти часы, казавшиеся бойцам кромешной беспросветной вечностью? Если ли они вообще там, куда ковыляла усталая и израненная колонна, надеясь на помощь и спасение? Всё это невольно приходило в голову. С этим нужно было беспощадно бороться.
Небо ярко расчертила осветительная ракета. Искусственная звезда медленно поднималась к своему зениту, и, достигнув его, стала так же медленно опускаться. В ярком свете Грау чётко увидел идущих впереди пежинцев и прикрывающих их адлеровцев, громоздкие силуэты орудий, подвод, выбивающихся из сил тягловых, которых приходилось сменять всё чаще и чаще. За первой ракетой взлетела вторая, пускали их с той самой высоты. На ней были видны деревенские постройки, почти не отличавшиеся от Эплстока или Йеллоупича. Перед тем, как свет ракет погас, Иоганн успел заметить блеск орудийной стали и чёрные жерла вражеских пушек, направленных прямо на них.
— Передать по колонне: всем залечь! Развернуть батарею на высоту! — Сразу после этого приказа в воздух разорвало свистом и грохотом, совсем рядом взметнулось белое пламя и комья земли. Солдаты бросились на землю, в грязь. Послышались окрики командирских команд, крики раненых и оглушённых. Батарея Яблочкина, несмотря на вражеский обстрел начала разворачиваться на противника. Это заняло несколько долгих минут, но приказ был выполнен и пушки открыли ответный огонь. Били не залпами, в спешке. На высоте засвистела шрапнель, рвануло несколько фугасов, но вражеская артиллерия не прекратила обстрела.
"Бьют без порядка, чёр-рт..." — Пробормотал про себя старший лейтенант. В воздухе снова просвистел снаряд, раздался оглушительный скрежет металла и визг разлетающихся железных ошмётков. "Пушка разбита!" — Охрипшим голосом доложил командир одного из орудий. Через несколько мгновений Грау доложили, что командир батареи Яблочкин смертельно ранен. В этот момент справа и сзади затрещала перестрелка: опомнившаяся вражеская пехота снова пошла в атаку. Услышав залпы своих бойцов и увидев наступающие вражеские цепи, Иоганн понял: они окружены. На этот раз — по-настоящему. Из темноты вынырнули фигуры Каурова и Белова.
— Какие будут указания, товарищ комбат?
— Занять круговую оборону, окопаться! Выпустить сигнальные ракеты, будем держаться до подхода помощи!
— Вас понял, исполним! — Жеребцы удалились передавать указания.
Вдруг грифона поразила страшная и тяжёлая мысль: "Неужели это конец? Вдруг помощь не придёт?" Он огляделся вокруг, наблюдая за тем, как его бойцы исполняют приказание. Взводы отходили назад, формируя защитное кольцо. Батарея, несмотря на потерю орудия и командира продолжала грохотать, игнорируя ответный огонь. Паники не было, а если она и была — то ещё не успела разгореться. Никто уже не удивлялся происходящему, не было ступора и непонимания. Пока у них были силы — они готовы были драться, даже если шансов не было. Это было лучше, чем продолжать медленно плестись вперёд под уничтожающим обстрелом пушек и миномётов. Земля их укроет и спасёт, даст силу чтобы противостоять врагу, даже если это не их земля.
С удивлением комбат обнаружил, что успокоился. Перед его мысленным взором начали пролетать недолгие годы его жизни: степи Фронтира, стада овец от горизонта до горизонта, снежные шапки на пиках гор, неширокие улицы Уэтера, колосящиеся поля на берегах Северяны и Эви, таких далёких друг от друга рек, но таких неуловимо похожих... Беременная жена, маленькая дочь, квартира в Марксе, цветущие яблони в садах. Нет, Северяна уже никогда не будет его родиной, но уже стада его домом. Грау показалось, что многие его подчинённые сейчас думают о том же. Они все черпали силу воли в памяти о родной земле, которую нужно было защитить. Ценой любых усилий.
— Рад был служить под вашей командой, сэр! — Сквозь грохот сражения послышался хрипловатый, но ещё по-юношески звонкий голос Артура Вайза. Грау повернул голову в сторону крика и увидел, как отряд эквестрийцев веером залегает в тылу, прикрывая слева разбитую третью роту. С их стороны пока не появился противник, но это было лишь вопросом времени.
— Помирать собрался что-ли? — С мрачной ухмылкой спросил того комбат.
— Допустим.
— Успеешь! А то вздумал тут соскочить!
Кто-то из эквестрийцев невесело посмеялся. Смех невольно перекинулся и на северян. Вдруг, он усилился ещё сильнее — кто-то начал кричать "Ура!" и показывать копытами в сторону атаковавших чейнджлингов. "Бегут! Драпают! По своим попало!" — Кричали бойцы, стреляя вдогонку поспешно отступающей пехоте. Артиллерийский огонь смолк, батарея Яблочкина отстрелялась залпами по высоте, в ночное небо взвилось пламя — видимо, удалось во что-то попасть. После серьёзных потерь решено было рассредоточить батарею, чтобы вражеские фугасы не смогли накрыть всех и сразу. Цепи чейнджлингов быстро брали батальон сначала в клещи, а потом в окружение. Взлетели новые ракеты, оставшиеся вражеские пушки нацеливались на окопавшихся пони и грифонов. Приближалось утро, но до рассвета ещё далеко.
Снова бьют вражеские пушки. Солдаты, уже успевшие отрыть неглубокие ямки, прячутся туда с голой, вжимаясь в землю. Огонь не сконцентрирован, целей у врага нет. Понеся потери от ответного залпа северян, чейнджлинги рассредоточили свои полевые пушки. Огонь миномётов почему-то так же стал редким. Грау узнал эту манеру: так часто стреляли расчёты, проведшие в бою длительное время и оставшиеся без большей части своего боезапаса. Артиллеристы устали, они жалеют себя и ресурс своих пушек, оставляя пехоте большую часть работы. Под этой слабой долбёжкой роты продолжают окапываться, в ожидании пехотной атаки. Чейнджлинги поднимаются и идут вперёд. Их встречает один залп, другой, третий. Орудия бьют шрапнелью в упор — противник откатывается. В третий раз начинается обстрел. Мины лопаются в опасной близости от подвод с ранеными. Фельдшера и санитары стаскивают стонущих товарищей на землю, чтобы хоть как-то их защитить. Медленно тянется время. Три часа, полчетвёртого, четыре пятнадцать...
Обстрел усиливается, кто-то из бойцов замечает, что чейнджлинги подползают к ним под прикрытием огня орудий. Пулемётчикам приходится отгонять их очередями, несколько из них получают ранения, есть убитые. На дальней стороне поля слышен рокот моторов. Это явно не танки, но и не обычная техника. Артиллерийский огонь смолкает, начинается новая атака. Чейнджлинги поднимаются, идут вперёд. Патронов уже не так много. Вот они уже совсем близко, виден блеск странных, похожих на мушиные глазах. Один залп, другой, третий и... Тишина. Бьют только станковые пулемёты, винтовки молчат. Затворы забились липкой грязью, стрелять невозможно. Враг подбирается на близкую дистанцию. Иоганн видел, как у одного из окопов с шипением упала граната с длинной ручкой. Сидевший внутри грифон не долго думая схватил взрывчатку и отбросил назад. Хлопнул взрыв, атакующую цепь окатило градом осколков. Северяне начали отвечать своими гранатами, труднее всего было на участке Пежина, ведь его бойцы истратили немало взрывчатки во время штурма фермы. Пулемёты бьют в упор, откуда-то из темноты ночи открывают огонь из автопушек невидимые вражеские бронемашины. Бойцы лихорадочно пытались привести в порядок оружие, начать отстреливаться, но вездесущий стук пулемётов мешал им даже поднять голову. Подмога молчала. А была ли вообще подмога?..
— Мехвод, держать курс! — Капитан Зубов спустился в душное тепло танковой башни. Здесь было тесно, пахло портянками и табаком. Колонна танковой роты шла по гладкому шоссейному асфальту, по броне вяло барабанил редкий дождь. В шлемофоне противно зашипела радиостанция:
"Рота Зубова, приём!" — Голос какого-то штабного неблагозвучно проскрипел прямо в ухо Зубову.
"Зубов на связи"
Идёте по шоссе?
"Так точно. В полутора километрах от предместий."
"Вам приказано повернуть влево и двигаться по просёлку в хозяйство Редэпл. Там формируется ударная группа. Ваша задача — поддержать атаку пехоты. Подробности получите от местного начальства. Задача ясна?"
"Ясна."
"Отлично, конец связи!" — Шипение статики стихло, передача закончилась.
"Стоп машина, рота — стоп!" — Зубов передавал приказ уже своим подчинённым. Дюжина танков с лязгом остановились. Сквозь узкие смотровые щели впереди виднелся просёлок, уходивший вправо. Зубов вспомнил карту местности: на хозяйство Редэпл представляло собой маленькую точку на красной линии переднего края стрелковой дивизии, к которой была приписана его рота. — "Новая задача — сворачиваем вправо и идём по просёлку. Передышки не будет, сразу идём в бой."
"Вас понял!" — На разные лады хором ответили командиры машин.
— Мехвод, как далеко до просёлка? Ты видишь его?
— Вижу хорошо! Размыто к чертям собачьим, но танки пройдут.
— Хорошо. Трогай! — Сидевший на месте водителя жеребец со скрипом и скрежетом начал переключать передачи. Мотор снова понёс танк вперёд. Даже смазав все механизмы коробки передач, от душераздирающих звуков не удавалось избавиться никоим образом. Когда танк ехал, внутри всё дребежжало и вибрировало, за несколько недель службы на боевой машине Зубов более-менее привык ко всему этому, по крайней мере в тесной башенке старенького "прыгуна" трясло и качало ещё сильнее.
Танк проехал ещё около сотни метров по шоссе и после этого сделал поворот. Мехвод вёл машину по карте, за танком Воробьёва молча следовали остальные машины. Их фары боролись с темнотой, высвечивая дорожные знаки, кюветы, ограду и чёрно-серо-синий пейзаж полей и лесов, неразличимых в темноте. Где-то среди них был и город с его предместьями, но он оставался где-то сбоку от них, а сейчас перед ротой стояла задача никак не связанная с ним.
Зубов снова выглянул из башни, намереваясь хоть как-то осмотреться вокруг. Обзор у танка был плохой, мехвод смотрел на дорогу высовываясь из люка и потенциально рискуя жизнью. Так же невольно поступал и командир. В бою оптике Зубова предстояло стать единственными глазами танка, ведь в распоряжении остальных бойцов были лишь узкие щели. А бой тем временем, уже становился слышен. За возвышенностями, начинавшимися слева от шоссе, слышался смутный рокот, похожий на рокот ружейно-пулемётного и орудийного огня, оттуда же поднималось что-то вроде зарева невидимого пожарища. Что-то кольнуло танкиста, он нервно сглотнул. Он чувствовал недоумение, но так же понимал, что он непременно нужен там. Кто бы не сражался сейчас у врага в тылу, его нужно было срочно вытащить.
Танки подъехали к солдатам, концентрировавшимся среди покинутых домов. К машине, хлюпая копытами по грязи подбежал молоденький офицер с кубиками младшего лейтенанта.
— Комроты Марцепанов! — почему-то он сразу решил произнести своё имя и ранг. — Вы прибыли поддержать нашу контратаку?
— Точно так, товарищ лейтенант. Когда выступать? У вас есть план действий?
— Атаковать высоту впереди, сбить вражеские заставы и идти дальше, на соединение с нашими. Вы впереди, мы за вами. Всё ясно?
— Ясно. Вы разведывали? Много у них пушек?
— Те что есть — вас не возьмут. — Марцепанов улыбнулся, пытаясь убедить себя в своих словах. — Не больше батареи. Они на нас плюнули, оставили на высоте дозоры, а основные силы видимо сейчас сражаются там. — комроты многозначительно посмотрел в сторону грохота, который пока ещё не затихал. — Разведку мы провели, танки там пройдут. Скаты пологие. Посадим к вам на броню пулемётчиков и автоматчиков, на всякий случай.
— Лишним не будет. — кивнул Зубов. — И зажгите побольше фонарей.
— Сделаем! — Ответствовал лейтенант. Он был младше Зубова по званию, но эта разница сейчас была бессмысленна. Пехота оживилась и охотно полезла на танковую броню. Пони отпускали шуточки по этому поводу. Грифонов среди солдат этой роты не было. Капитан осмотрелся ещё раз, заметив только два взвода. Видимо, подразделение уже поистрепалось в боях с врагом.
— Что, будете мстить?
— А как же! — Задорным тоном отвечал Марцепанов. В его голосе при этом послышалась некая горечь.
Часть пехоты взгромоздилась за технику. Зубов отдал приказ — и танки начали съезжать с дороги и строиться в атакующий порядок — плотную цепь с короткими интервалами. Оставшаяся на земле пехота занимала эти интервалы, используя технику как прикрытие. Не дожидаясь отмашки из штаба, ударная группа двинулась в темноту.
"Всем экипажам — зарядить осколочно-фугасные. Бьём только в ответ, держим удар — их пушки нас пробить не должны. Докладывать каждые десять минут, держать связь. Сообщать обо всём важном. Задача ясна?"
В ответ затрещали утвердительные ответы.
"Доведёт нас нелёгкая с этой темнотой, товарищ комроты!" — Посетовал командир третьего взвода, лейтенант Коробов.
"Они не станут ждать до утра, так что изволь!" — С недовольством заткнул подчинённого Зубов. Он недолюбливал и не любил Коробова: тот относился к новым танкам слишком трепетно, боясь их поломок. На размытом грунте новые машины и впрямь могли пострадать, и все этого побаивались, но лейтенант третьего взвода испытывал это чувство сильнее прочих.
Фары и фонари разрезали темноту. Вскоре танки и пехота пересекли передний край и оказались на вражеской территории. Противник засуетился, оставленное боевое охранение начало отстреливаться. Пушечного огня пока что не было слышно. Марцепанов так и не успел подробно рассказать о диспозиции чейнджлингов, но это было и не нужно.
Зубов прильнул к прицельным приспособлениям. В оптике он увидел несколько строений, превращённых чейнджлингами в укреплённые точки. Оттуда били пулемёты, его рота так же начала огрызаться очередями из курсового и спаренного вооружения. На миг отвлёкшись от командования ротой, капитан прицелился из пушки в один из неказистых каменных домов, из чьих окон хлестали пучки зелёных трассеров. Осколочно-фугасный уже был заряжен, оставалось только дёрнуть за шнур.
— Огонь! — Крикнул командир танка, заставляя пушку выстрелить. В ноздри ударил сильный запах пороха, дом всё ещё стоял, но противник в нём замолк. Ещё несколько таких же точек было ликвидировано его танкистами. Не было нужды думать о боезапасе — его было более чем достаточно.
Остатки разбитого вражеского охранения отошли назад, скрывшись в тёмных ложбинах между холмами. С высоты, подъём на которую не дался без большого труда, открывался вид на другую высоту. Оттуда слышался грохот пушек и пулемётный бой, откуда-то снизу им отвечали взаимностью.
"Пехота сообщает, что впереди крутой склон. Как прикажете поступить?" — В шлемофоне командир первого взвода Петров.
"Есть места где можно спуститься безопасно?"
"Только одно. Придётся вытянуться в колонну."
"Ясно. Будем глядеть в оба — ничего не произойдёт."
Машины перестроились из цепи в колонну и начали спускаться по дороге вниз. Пехота тщательно следила за флангами, ожидая засады противотанковых орудий. Она не заставила себя долго ждать. Вражеский снаряд свистнул в воздухе и вдребезги разбился о борт одного из танков, оставив на нём глубокую вмятину, второй выстрел ударил в ВЛД танка Зубова: машину тряхнуло, но мехвод сообщил что броня не пробита. Получивший в борт танк начал разворачиваться лбом к обнаружившему себя орудию и следующие выстрелы безрезультатно разбились о наклонные пластины. Кого-то из танкодесантников задело осколками разлетавшихся болванок, остальные поспешили покинуть борта машин. С засадой разобрались быстро, обстреляв раскрывшие себя расчёты осколочно-фугасными. Кто-то из темноты пытался стрелять по пехоте Марципанова, но пулемёты танков подавили всякие попытки сопротивления. Снова построившись в боевой порядок, две роты продолжили двигаться на выручку товарищам.
"План штурма таков: врываемся в деревню, бьём из пушек и пулемётов во всё что движется. Пушки давить, пленных не брать. Оставшихся добьёт пехота!" — После короткого боя с засадными расчётами Зубов был разгорячён. Он торопился, чувствуя что времени у него осталось совсем немного.
"Давить орудия?! А что если..." — Снова было подал голос Коробов.
"Исполнять! Без разговоров!" — Снова отрубил Зубов. В этот момент ему захотелось отдать подчинённого под трибунал. "Кто бы там сейчас ни был, они хорошо дерутся. Подло было бы их бросать..." — Подумал про себя командир танковой роты. Только что он и знать не знал об этой задаче, но за время её выполнения он уже проникся ей. Темнота тем временем постепенно уступала предрассветным сумеркам. Ночь сгущается перед рассветом, так всегда бывает.
Грохот орудий, лязг гусениц и оглушительное "Ура!" раздались прямо у чейнджлингов в тылу. Преодолев подъём, танки ворвались на улицы деревни, давя и расстреливая всё что попадалось им на пути. Противник частично запаниковал, частично пытался сохранить порядок, но северяне не видели разницы — они убивали всех. Зубов увидел грузовики с прицепленными к ним орудиями, видимо чейнджлинги заметили их заранее и уже хотели отступать с высоты. Так или иначе — их планы ничем не кончились, грозный танк на скорости налетел на машины и орудия, измяв и перемолов их под гусеницами. Что-то взорвалось, но броня выдержала и это. Ещё одна высота была зачищена. Её занимали немалые силы, но под ударом дюжины новых северянских танков пехота оказалась практически беззащитна, они прошли сквозь них как сквозь масло.
Внизу, на поле, превратившемся в слякотное болото, всё ещё сражался батальон. Вокруг горели остовы грузовиков и бронемашин, лежали тела чейнджлингов. Завидев подкрепление, враг упал духом и начал перекатами отходить назад, продолжая пускать пули в тех, кого они так и не смогли подавить. В кольце стрелковых ячеек, окружённые своими убитыми и раненными, лежали покрытые грязью красноармейцы. Их оставалось около пяти-шести сотен. Они не сразу поняли, что подмога наконец пришла. Танковая рота выехала на поле и огнём орудий и пулемётов принялась отгонять нападавших. Зубов высунулся из башни и с наслаждением вдохнул влажный морозный воздух. Снаружи кричали "ура", кто-то даже пару раз стрельнул в воздух. Вдруг, кто-то резко оборвал эту идиллию грубым окриком "Молчать!"
— Отставить празднования! Мы ещё не вышли из окружения! Всем собраться, батальон — стройсь! По порядку номеров — рассчитайсь!
Из грязи начали поднимать усталые, чёрные и насквозь промокшие фигуры. На ком-то виднелись круглые шлемы и ушанки, на ком-то же были приплюснутые каски, похожие на тарелки. "Эквестрийцы?" — Подумал танкист, глядя на то, как казалось бы разрозненные и разбитые солдаты вновь собираются в отделения, взводы, роты. Рядом с ними встают два орудия, подводы с ранеными и припасами...
Из строя вышел сухой и поджарый грифон, северянская шинель казалась ему даже немного велика. На его боку чернели ножны шашки, на петлицах поблёскивали кубики старшего лейтенанта. Он подошёл к танкам и увидел торчащего из башни Зубова.
— Товарищ капитан, вы командуете? — Спокойным, только в конец охрипшим от команд голосом спросил он у Зубова. Танкист понял, что только что сам хотел задать этот вопрос.
— Так точно. А вы — командир остатков этого батальона?
Лицо грифона никак не изменилось, но глаза его засверкали недовольством.
— Это не остатки, товарищ. Это полноценный батальон. Я потерял многих, но я ещё боеспособен. Вы сможете обеспечить эвакуацию раненых и вывоз орудий?
— Смогу. — Твёрдо ответил комроты. Глаза грифона-комбата смотрели почти отрешённо, демонстрируя тяжёлую степень усталости. Он хрипло закашлялся, ночь под проливным ливнем не могла просто так пройти для организма.
— Это хорошо. Вы большой молодец. — Последние слова пехотинец произнёс с неожиданной мягкостью, на его покрытом октябрьской грязью лице проступила светлая улыбка.