The Conversion Bureau: Рекомбинант 63

Глава первая: Манящий зов тайн

Гвеннифер Бойк была библиотекарем с секретом.

Её шотландский дедушка — который всю жизнь настаивал, чтобы его звали шотландцем, а не Выходцем из Северо-Европейской Зоны — заявил однажды, что у неё “бумага вместо мозгов и чернила вместо крови” — и это следовало считать комплиментом. Так звучали все комплименты старого Эшана: на десять десятых оскорбление и ма-аленькая доля похвалы — только если ты очень внимательно слушала.

Старый мерзавец был, конечно, в целом прав — в отношении Гвен. Она предпочитала говорить и писать “Гвен”, потому что кому в наши дни хочется надеяться, что кто-то знает, как правильно пишется 'Гвеннифер', когда ты стоишь во главе очереди из ста двадцати задёрганных людей, и все злые, оттого что у той тётки спереди непроизносимое имя и ты всех задерживаешь — Вся жизнь Гвен состояла из книг.

Ей нравилось к ним прикасаться, чувствовать вес, ощущать запах старых книг — покрытых пылью веков, с пятнами, оставленными неведомыми читателями, у которых не хватало ума НЕ ЖРАТЬ нанопалочки над бесценными реликвиями. Гвен считала, что существуют книги — а потом уже — остальной мир, и мир был для того, чтобы в нём были книги, никак иначе.

Но книг никто больше не печатал, настоящих книг, в Гипернете же всё есть, так? Оцифрованное, архивированное, переведённое и собранное в кучу. Вместо романов — фильмы без единой строчки текста, вместо писем — текстовые сообщения в киосках… и в основном, обсуждения тех же фильмов. Если это было не в формате “Холо-”, это никому было даром не нужно, а если было вообще не в электронном виде — тем более.

Но книги каким-то образом продолжали существовать. В этом была их великая сила, их тайная магия. Книги могли пережить что угодно. Да, как с любым биологическим видом, отдельные особи могли пасть жертвой хищников — времени, плесени, небрежения — не говоря уже об огне — но книги, как форма жизни — существовали, размножались, а иногда, подобно древним героям, они становились бессмертными.

Мировое правительство объявило проект — при содействии Королевского дома Эквестрии, конечно же — по переносу человеческих знаний в новый мир. Надвигающийся Барьер перемалывал всё, к чему прикасался, электроника вблизи него просто сгорала, нетронутым оставалось только то, что было сделано из эквестрийских материалов.

У пони существовала технология звукозаписи: очень простая, похожая на ту, которой когда-то пользовались люди — плоские диски с дорожками, с которых вибрирующая иголка считывала звук. Команды специалистов по всему миру занимались переносом цифровой музыки на эквестрийские пластинки, жертвуя идеальным цифровым качеством ради того, чтобы хоть её как-то сохранить.

Но книгам повезло больше.

Книжные буквы — есть буквы, а слова — есть слова, они не теряют в качестве. Буква 'K', выведенная тысячу лет назад, останется буквой 'K' и ещё через тысячу лет, если бережно хранить книгу в сухом и безопасном месте. Гвен с величайшей охотой присоединилась к Королевскому Обществу Охраны Неэквестрийских Цивилизационных Ценностей — (как же любили там, в правительстве, придумывать такие сокращения). К.О.О.Не.Ц.Ц. Конец. Конец традиции придумывать дурацкие сокращения. Но имя не важно, важна была их работа — спасти столько книг, картин и музыки, сколько можно, прежде чем спасать станет нечего.

Сколько можно. Здесь была закавыка — а “закавыка, она завсегда бывает!” — как неустанно напоминал старый Эшан всем, кто был готов его слушать (а их было немного — его, как правило, было сложно назвать приятным собеседником), — и была она в том, что не всё, созданное человечеством, подходило под тонкие и изысканные вкусы пони.

О, нет: всё предлагаемое к спасению должно было быть сначала одобрено, а было этого всего столько, что только господь бог мог успеть прочитать это всё и отделить зёрна от плевел — пшеницы, конечно, давно не существовало, но для хорошей поговорки это было неважно, она всё равно оставалась понятной — поэтому им невероятно повезло, что богиня, согласная помочь им, у них действительно была.

Ей имя было “Луна”, или, во всяком случае, так оно переводилось. Гвен слышала оригинал на эквестрийском: он звучал, как будто коза подавилась конфетной обёрткой — и даже не стала пытаться его выучить. Луна была тёмной, таинственной и никогда не ошибавшейся. Она, конечно же, была пони, но, как и её божественная сестра, она сильно отличалась от обычных пони. Высокого роста, выше человека если считать с рогом — у неё был рог — а её грива, сотканная из звёздного света, даже отдалённо не напоминала волосы.

Она была одета в серебро: в серебряные накопытники и серебряную корону, очень ей шедшие, и нагрудник со знаком полумесяца, такого же тёмного цвета, как она сама, выкованный никто не знал, из чего. У неё были ясные сине-зелёные глаза, и шерсть цвета полуночи, цвета “Берлинская лазурь”, как определила Гвен; говорила она ясно и чётко, с невероятным достоинством, производя впечатление очень древнего и очень проницательного существа.

И да, к их счастью, она в самом деле была богиней, потому что, даже с возможностями Гипернета и виртуализации, где-то погибали бесконечные склады старых книг, прочитать которые не хватило бы тысячи жизней, даже если бы кто-то захотел, а таких не нашлось, не считая Гвен и немногих подобных ей.

Принцесса Луна — она предпочитала, чтобы её не называли богиней в лицо, но сомнений в этом ни у кого не было, после их с сестрой небольшой демонстрации сил во время Трёхдневной войны — проследовала за ними в гигантское хранилище заплесневелых томов — за книгами совсем перестали ухаживать — встала посредине и улыбнулась.

Она наклонила большую голову, её рог засиял волшебным светом а затем... она распалась на мириады вихрей из света и тьмы, которые разлетелись как пчёлы (по описаниям пчёл), и прошли насквозь через каждую книгу, на мгновение приподняв каждый том и заставив светиться. Минутой спустя облачка из звёздной тьмы слетелись обратно и собрались в принцессу, которая стояла и улыбалась, как будто самое обычное дело — распадаться на частицы и собираться снова.

Затем заработала армия древних механических печатных машинок, соединённых с компьютером, стоявшим достаточно далеко, чтобы магия его не коснулась. Их клавиши стучали как самый густой в мире град, и вскоре был готов список всех книг на складе — заслуживающих и не заслуживающих спасения, и к каждой — краткое пояснение, почему.

Язык и количество книг значения не имели. Тёмная принцесса со своей свитой из сановных людей и пони облетела всю планету, появляясь и исчезая во вспышке света — они называли это телепортацией — слово, взятое из фантастики. Снова и снова, по всем базам проекта, контролируя, чтобы хорошие книги спаслись, а плохие остались пропадать вместе с Землёй.

Но у неё была и тайная сторона — она была мудрой богиней, и не во всём соглашалась со своей сестрой. У неё могли быть неприятности, когда всё раскроется, она это честно признавала, но в итоге, она была уверена, сестра поймёт. Поймёт важность её работы.

Тайной работы, скрытой от дневного света. Это был собственный проект принцессы Луны, и Гвеннифер Бойк была его частью.

Они называли себя 'Подземным библиобусом' — отсылка к Хэрриету Тубману и Подземной железной дороге, которая помогала порабощённым мужчинам, женщинам и детям бежать с американского Юга в древности.
Когда-то давно, когда были настоящие библиотеки, и люди в них ходили, самодвижущиеся экипажи развозили книги по поселениям, в которых не было своих библиотек. Это называлось библиобусом: в нём можно было взять книгу и держать до следующего приезда, и это было прекрасно, и сколь же прекрасен был мир, который мог себе такое позволить.

В Подземный Библиобус отбирали не все книги. Даже здесь действовал отбор, но они смотрели на вопрос куда шире. Книги про оружие, атомные бомбы, теорию и практику убийств и резни, о том как создавать и обслуживать орудия смерти — были так же категорично запрещены Луной как и её солнечной сестрой. Запрещены были и книги, распространявшие ненависть, фанатизм и жестокость, а также история о том, на какое зло способны люди.

Меньше всего принцессы хотели давать будущим поколениям поводы бояться и ненавидеть новопони и их потомков, они не видели смысла, чтобы Эквестрийцы многими веками испытывали отвращение к Человечеству и всему, что связано с Землёй. Земля скоро исчезнет навсегда, и человечество, как вид, вместе с ней, и тоже навсегда. Это как на похоронах — человек мог быть последним подонком в штате, но когда приходило время закапывать его в землю, даже худшие враги находили, что можно сказать хорошего о его никчёмной жизни, ибо — почему нет? Он уже никому не навредит, так что незачем позорить мёртвых.

Но были книги не опасные и не злые, но которые не прошли чересчур строгий отбор Селестии, и вот их Луна со своими последователями хотели сохранить до дня, когда Селестия будет готова взглянуть на вещи чуть шире. Книги, написанные в такие времена, в таких местах, что могли исчезнуть из-за одной-единственной главы, из-за взглядов, которые там и тогда считались общепринятыми, а сейчас были признаны злодейскими.

Так была спасена Мэри Поппинс, несмотря на отчаянно расистские пассажи в прекрасной в общем-то книге, и повести Роальда Даля, такие как “Чарли и шоколадная фабрика” — хотя, надо сказать, всё же поздняя версия, в которой Умпа-Лумпы уже не были порабощёнными Вилли Вонкой африканскими пигмеями.

Но Библиобус эвакуировал не только художественную литературу. Рефераты, научные работы, избранные исторические документы, не содержавшие опасного и запретного. Военная история вымарывалась особенно тщательно. В Эквестрии существовали не очень мирные и дружественные виды — такие как драконы и грифоны, уже доставлявшие некоторые проблемы Принцессам, и им ни в коем случае не стоило подкидывать новые идеи.

Подобную цензуру легко было понять — щедрому и доброму миру не было надобности знать как когда-то жители сурового и жадного мира рвали друг другу глотки, эти знания, несомненно, могли серьёзно повредить их нежным душам. Всё же, вселенная людей была редким, возможно, уникальным явлением — миром, где нет магии и при этом есть жизнь. Принцесса Луна боялась, что однажды сестра пожалеет о слишком строгой политике отбора, поэтому под Кантерлотом были созданы тайники — запечатанные камеры, выстроенные на века, где можно будет спокойно хранить опасные вещи. В них и будут храниться фонды Подземного библиобуса — так, на всякий случай.

Наверно, самое неоднозначное, с чем Гвен приходилось работать — это были книги не об истории и борьбе древних, а об истории последних лет. Бесконечные тревоги и споры о том, как пройдёт великий исход, удастся ли эвакуировать население целого мира. Т-излучение угрожало всей земной жизни, и только Барьер принцесс давал людям время и шанс трансформироваться и выжить. Без Барьера Земля стала бы мертвой и стерильной в первый же день появления Эквестрии.

Селестия и Мироправительство вместе решили, что нет смысла вести запись текущей истории. Мир погибал, вести записи было не время. Было время решительно действовать.

Но Луна и кое-кто из Библиобуса считали, что конверсионная миграция человечества — важнейшее историческое событие, и память о нём обязательно должна быть сохранена. Гвен слышала однажды, как принцессы очень тихо, но жёстко это обсуждали. Для древних и мудрых существ они шептались слишком резко — что, примерно, соответствовало крику с бросанием предметов. Общим мнением... ага, конечно.

В один из центров Подземки только что доставили целую гору бумаг, книг, папок и ром-шариков, уведённых из правительственного архива. Кто бы ни сделал это, он очень сильно пожелал остаться неизвестным.

Сегодня они выгрузили паллеты, накрыли брезентом, и заставили коробками — на будущее. Придётся разгребать материалы, практически все помеченные “строго секретно”, и решать, какие (если они будут), стоят внимания Её высочества Луны.

Гвен хрустнула своими длинными костлявыми пальцами и зарылась в кучу бумаг.

Шарики требовали для чтения или распечатки спецустройств, не говоря уж о том что наверняка были от души зашифрованы. Это — как-нибудь в другой раз. Гвен начала с папок с документами. В основном, финансовые дела шестисот примерно семей, правивших Землёй как мировое правительство. Они владели всей промышленностью и всей торговлей, и в каком-нибудь другом веке это было бы откровением. Но мир умирал, и неважно было, кто, как, почему им правил — их мировому господству скоро настанет конец, скоро не останется самого объекта правления.

Там были документы, способные (если бы не конец света) вызвать всемирную гражданскую войну и революцию. У Гвен прямо челюсть отвисла, когда ей попался якобы несуществующий оригинал доклада о произведённом МонсанДоу-СиноПойнт генетическом “улучшении” пшеницы — о том, что же на самом деле привело к катастрофе, убившей всю пшеницу на всей планете, оставив стоять только серые, мёртвые, совершенно несъедобные, даже не разлагающиеся стебли. Изначальная цель была в том, чтобы превратить всю пшеницу во всём мире в продукт, производство которого можно монополизировать и жёстко контролировать, ну и, заодно, заставить её расти в любом климате с невиданной урожайностью. Три маленькие ошибки в генокоде убили всю пшеницу на Земле навсегда, обрекая миллиарды людей на голод.

Там были документы времён Большого Коллапса — финансового кризиса, который поставил цивилизацию на грань исчезновения. Гвен листала папки, находя лишь подтверждения своим подозрениям — и открывая такое, о чём даже не подозревала. Простая жадность, ничего более, бездумное накопление — едва не убили цивилизацию. Это её нисколько не удивляло. Удивляло другое: как легко в это вовлеклись национальные правительства. Поистине, любого политика оказалось можно купить.

Гвен подняла затрёпанную тетрадь, резко выделявшуюся среди покоробленных от времени казённых папок. Небольшая их стопка завалилась набок, и тетрадь выпала. Это был засаленный, распухший от листков и обрывков бумаги лабораторный журнал. “Интересно”, подумала она, разглядывая находку со всех сторон. Тетрадь была стянута резинками, затем в несколько слоёв обёрнута прозрачной плёнкой, чем-то вроде промышленного скотча. Выглядела она так, будто её таскали по асфальту целую неделю.

Гвеннифер не могла равнодушно пройти мимо секретных документов и дневников, и тут — такое. Сильно потрёпанная, странно упакованная тетрадь немедленно завладела её вниманием. Остальная куча подождёт. Тайные заговоры известно кого и прочие гадости — подождут. Чьё там правительство продалось какой семье и за сколько. Когда ударил Коллапс, не продалась только Исландия — но это её нисколько не спасло. Стран больше не существовало, были только Производственные Зоны. Правда о том, как же так получилось была печальна и бессмысленна — капитал захватил мир, отправив все надежды людей на свалку истории. Но вот эта толстая тетрадка... кто знает, какую поистине удивительную историю она может в себе таить?

Титульная страница уже интриговала:

Проект Буцефал, Лаборатория 012

Уровень доступа Умбра-Космик-Меджик

За утерю или разглашение — чрезвычайная санкция

Гвен убрала прядь тёмных волос с лица и уселась прямо посреди груды папок, докладов и ром-шариков, пытаясь распечатать эту пухлую груду бумажек, когда-то бывшую тетрадью. Первые попытки оказались бесплодными, ей пришлось вставать за ножницами и канцелярским ножом. Пару надрезов спустя Гвен наконец-то смогла открыть эту слегка страшноватую тетрадку.

Что-то выпало наружу: фотография, отпечатанная на 3Д-синтбумаге. Женщина, на вид лет тридцать пять, с рыжими волосами до плеч и в очках. Она стояла у экрана во всю стену, одетая в лабораторный халат, с тем выражением лица, с каким обычно фотографируются на паспорт или для уголовного дела. Гвен перевернула фото, при этом тени на изображении сменили угол. На обратной стороне была написана дата и, не слишком помогающее в идентификации, “Я!”. Крайне полезно.

На пол вывалился ещё один листок синтбумаги. Распечатанная с компьютера схема какого-то странного устройства. Устройство имело форму двадцатигранника-икосаэдра, со разъёмами и отверстиями на каждой из сторон. Из некоторых отверстий торчали непонятные трубки и какие-то конструкции. Из вершин икосаэдра вырастали странные раздвоенные отростки. Это походило на вирус. После более внимательного изучения чертежа стало понятно, что оно и размером было с вирус... это было какое-то наноустройство. Устройство номер три из шести, которые должны были действовать как единое целое. Согласно пояснению, действовать в среде "тауматически активной органической суспензии".

В углу чертежа стояло несколько предупреждающих знаков, относившихся к наноустройству. “Биологическая опасность”. “Опасность: тауматическое излучение”. Гвен перевернула листок, обнаружив описание, что именно делала эта машина, и поняла, что совсем ничего не понимает. Это было нанохирургическое устройство.

Вот ЭТО было странно. Расцвет нанотехнологий пришёлся на самые мрачные годы Большого Коллапса. Сначала их во всеуслышание объявили спасением человечества, но оказалось, что не всё так гладко. Вскоре выяснилось, что Алмазный Век опять не наступит, опять не будет сказочного будущего, где волшебный нанопорошок построит дом у вас на глазах, или сделает вас бессмертным изнутри. Микромашины были не волшебными. Они потребляли энергию, и много, и это уже было проблемой, потому что человечество успело растранжирить энергоресурсы хуже, чем моряк тратит получку на берегу. Нефть практически исчезла, на её добычу уходило больше энергии, чем получалось при её сжигании. Атомная энергетика сделала японцев самым крупным кочевым народом в истории, больше никто не отваживался ступить на отравленную землю их родины — и не только их. Солнца и ветра попросту на всех не хватало, при том, что потребление росло.

Но даже это было не главной проблемой. Творя свои микрочудеса, наноустройства выделяли тепло. Слишком много тепла, чтобы их было экономически целесообразно использовать. И в медицине они получили очень ограниченное применение. Мечта о нанохирургах, которые соберут вам новую руку, или селезёнку, или даже целое тело — оказалась неосуществима в принципе. Микромашины двигались, движение порождало тепло, тепла было столько, что любые клетки, которые они пытались строить или чинить, просто спекались. Главным достижением нанотехнологий стала переработка человеческих отходов в съедобные продукты.

Это заняло у людей пятьдесят тысяч лет, но, впервые в человеческой истории, сегодня ни один человек не ложился спать голодным. В этом смысле золотой век для девятнадцати миллиардов человек наступил, все были напоены и накормлены. Само по себе, это было величайшее историческое достижение, которым можно было гордиться. То, что большая часть человечества жила при этом в фавелах, слепленных из руин и обломков, не имея ни работы, ни надежд, ни будущего — мало что значило. Войны были побеждены. Голод умер. Впервые в истории, люди жили в относительном мире, не зная нужды в еде и воде.

Но, насколько Гвен могла понять из чертежа в её руке, это был работающий прототип нанохирурга — без проблем с тепловыделением. Поняв, как именно эту проблему удалось решить, и тут же догадавшись, что это было за устройство, Гвен охнула. Эти шесть наноустройств работали не от индукции, и не на крохах атомного топлива, и не на химической энергии, позаимствованной из крови. Наномашины работали от тауматической энергии. Человеческое устройство, работавшее на принципах эквестрийской физики, тем самым ловко обходя земные ограничения. Экстропийное устройство.

Это была сыворотка. Ключевой компонент конверсионной сыворотки, которую использовали в Бюро.

Руки Гвен слегка затряслись, когда она поняла, что она держит. Это были записки одной из создателей сыворотки понификации. В них была тайна создания понифицирующего зелья — или, как минимум, объяснение, как оно работает.

Это, наверное, была самая опасная тетрадка в мировой истории.

Существовало множество организаций, которые бы за неё буквально убили. Фронт Освобождения Человечества точно пошёл бы на всё — буквально на всё — чтобы её получить. Полное описание того, как работает сыворотка! Это дало бы им шанс создать защиту от неё, а может быть даже, что-нибудь вроде прививки. Попади оно в руки Ф.О.Ч., у человечества был бы украден шанс на спасение через понификацию, во благо идеологии что лучше гордо умереть на двух ногах, чем остаться жить на четырёх.

П.В.З, Пони за Возрождение Земли, с этой тетрадью смогли бы научиться делать “зелье” самим, и им больше бы не пришлось его воровать. Они бы наоборот, лишили всех возможности остаться человеком, невзирая на последствия. Они бы конвертировали всех и каждого, не спрашивая их согласия — чтобы спасти. Они бы лишили людей неотъемлемого права убить себя, принудили всех, независимо от желания, жить долгой и насыщенной понячьей жизнью, хотят этого или нет.

Гвеннифер Бойк много читала. Она знала историю, и знала человечество. Если и можно было назвать главный общий признак человеческой расы, так это способность выбирать наиболее саморазрушительное решение из возможных — как на уровне личности, так и всем человечеством. П.В.З. отреклись от одной из главных свобод. Принцесса Селестия с самого начала ясно дала понять, что Конверсия должна быть свободным выбором каждого, никого и ни при каких обстоятельствах нельзя к ней принуждать.

Были и другие, кто желал узнать тайну сыворотки. Среди Мироправительства была фракция таких, кто хотел сделать из сыворотки конверсионное оружие, направив его на эквестрийцев.

Несомненно, самая опасная тетрадь в истории — прямо тут, в руках Гвен, сидящей на полу посреди склада полного книг, на тайной службе принцессы Эквестрийской, за спиной её венценосной сестры.

Самым умным решением было бы сжечь её. Сжечь тетрадь, сейчас же, немедленно. Это будет правильно. Чем дольше она ждала, тем сильней была вероятность, что что-то случится. Чудом было даже то, что тетрадь попала к ней; не меньшим чудом — что она заметила и поняла её значение.

Или, может быть, ей следовало использовать один из эквестрийских свитков из сейфа. Они хранились там для экстренных случаев, требовавших личного вмешательства Луны. Написать сообщение и дорисовать намеченную линию — это завершит заклинание, и свиток исчезнет в зелёном пламени, отправившись прямиком к принцессе ночи. Можно было добавить небольшое вложение, свиток прихватил бы его с собой. Она могла отправить тетрадь прямо к Луне, где она будет в безопасности от человеческих рук. Как бы то ни было, её слишком опасно было хранить.

Но это также была и самая интересная тетрадь в истории.

Остальные не вернутся до утра. Она была одна на всём складе. Сегодня точно не ожидалось беспричинного вторжения П.В.З. Или Ф.О.Ч. Периметр здания патрулировали Черносеточники — так, на всякий случай. У неё было не менее восьми часов.

История той самой сыворотки, написанная одним из создателей. Мир менялся, человечество менялось, и всё — под действием этого зелья. Самая опасная тетрадь, это точно, самая интересная тетрадь, это точно в квадрате — и важнейший исторический документ, вне всякого сомнения.

Гвеннифер Бойк оглянулась по сторонам, как будто ожидая, что за ней могут подсматривать. Глупо, но... но насколько же это важно! Существовали разные уровни секретного доступа — она читала много конспирологических теорий и уже встречала слова 'Умбра-Космик-Мэджик'. Но думала, это просто городская легенда. Маленькие зелёные человечки из космоса и всё такое!

Но ведь пришельцы, как оказалось, существовали — разве нет? Прямо здесь и прямо сейчас. Не всегда зелёные, и совершенно точно — не человечки. Но всё-таки пришельцы, и не просто из далёкого космоса — из другой Вселенной с другими свойствами. Они не нуждались в летающих тарелках и в лучевых пушках. Пегасы летали и так, а единороги могли испускать силовые лучи из рога.

Уровень Умбра-Космик-Мэджик правда существовал. У неё была возможность прямо сейчас заглянуть в самую страшную тайну этого мира.

Пальцы Гвен дрожали, но она, не останавливаясь, листала толстую тетрадь. Она стала читать. Теперь бы её табун диких земнопони не оттащил.