The Conversion Bureau: Рекомбинант 63
Глава восемнадцатая: Что-то взамен
Ральф Виттони никогда, никогда, НИКОГДА не станет пони. Это было единственным что заставляло вставать каждый день, жрать понячью еду, делать другие понячьи вещи, и вообще жить среди них. Ральф помнил — он человек. Его сердце человеческое, его разум человеческий, и его судьба тоже, пусть он и ходит на копытах.
Кроме того, Ральф, помнил что отсутствие у него души тоже человеческое, поэтому как мог избегал единорогов-врачей, понячьих клиник и госпиталей. Только это могло выдать его окружающим. Он хранил свою пустоту как великий секрет. Позже он обнаружил зенопони-целителей, использовавших немагические средства от шрамов, ушибов, сломанных ребер по его работе. Единороги всегда оставались проблемой и их Ральф особенно ненавидел.
Его всегда унижали пони, а теперь — больше того — само то, что ему приходится жить среди них. Он решил, что они поплатятся за это. Это будет не скоро, но время было. Где-то здесь, в Эквестрии, есть такие же, как он. Когда с Землей будет покончено, все утихнет, он выйдет на контакт, и вместе они начнут действовать. Селестия ниспровергла царство людей, и однажды, поклялся Ральф, он уничтожит царство Селестии и обратит Эквестрию в руины. В его голове уже роились планы. У Селестии были враги, у всех правителей они есть, должен быть способ опрокинуть баланс и разрушить мир. Нужно только найти его, и найти других людей в понячьих телах. Мести хватит на всех.
Ральф зашел в ресторан и заказал грандиозный завтрак. Еда оставалась последним удовольствием которым он мог наслаждаться в этом слащавом мире. Его обостренные чувства превращали каждый обед в экстатическое пиршество, он оправдывался тем, что отныне навсегда это единственное доступное ему удовольствие. Женщины были недосягаемы, а с концом Земли и вовсе навсегда исчезнут. Его человеческий мозг не находил привлекательными окружающих животных. Когда кобылы флиртовали с ним, Ральф едва сдерживал тошноту.
Он чувствовал горечь и гнев. Он странствовал, нигде не оставаясь надолго. Он жаждал устроить погром, но сдерживал себя: в новом мире даже драка могла его выдать, лишив будущих шансов на возмездие. Ральф заставлял себя быть самым обходительным из пони, всегда скорым на улыбку, вежливым до невозможности, хотя внутри жаждал ощутить как сжимает глотку добреньким чудищам, среди которых ходил.
Здесь не было ни нормальных человеческих баров, ни ночных клубов, ни нормальной человеческой преступности или рэкета, в который можно было бы вступить. Не было удовольствия в том чтобы обманывать и обжуливать пони — это было слишком просто и предсказуемо. Он был в аду, в кошмаре бесконечной поддержки, честности и искренней доброты, которая заставляла его постоянно чувствовать себя на суде и искать оправдание мыслям в его голове и желаниям в его сердце.
Виттони заплатил за жратву и ушёл, отрыгиваясь. Однажды. Однажды он разрушит этот фальшивый рай, и в день, когда Эквестрия будет лежать в руинах, он встанет на переломанное тело Селестии и крикнет 'Я мужчина! Я человек! Глядите на меня и жалейте, что связались с нами!' Эта мысль заставила пухлого бурого земнопони улыбнуться. Однажды. Однажды они познают страдание, и в тот момент, он наконец сможет заплакать. Потому что он будет плакать не один.
Леонард Райх миновал крытый фургон на высокой платформе, подойдя к двум недособранным КХД-бомбам. На их корпусах успели написать имена: Сколль и Хати. Их уже никогда не закончат. В них больше нет смысла. Оружие бесполезно против Барьера. “Убийцы континентов” навредят только Земле и людям, без прибыли и пользы. Тетрадь пропала и трое предательниц вместе с ней.
И с ними четыре отряда штурмовиков, целый взвод — подарены Мироправительству в качестве декоративных статуй. Райх знал, что Мироправительство сделает с его людьми. Их расколдуют и сразу, без разговоров конвертируют. Став пони, они не захотят продолжать войну против империи Селестии. Они увидят “как неправы они были”, почувствуют “стыд за причиненные страдания”. И стараясь загладить вину расскажут всё. База готовилась к эвакуации. У них осталась максимум пара дней. Проект “Кибитка” провалился. Придётся начинать всё заново где-то ещё.
Райх позволил себе на минуту погрузиться в мечты. Это сработало бы, он был уверен в этом так же как когда проект начался. С картой они могли бы найти Дискорда, величайшую угрозу Селестии. Они смогли бы выкрасть статую и вывезти на Зумлю. На старом полигоне под землей её бы размололи в пыль, и пылью целиком покрыли корпуса Сколля и Хати, защитив боеголовки от воздействия Барьера. В мгновение, Эквестрия бы превратилась в кварковую плазму, горячее чем звезда, и вторжение бы было остановлено. Эквестрийский пузырь сдулся бы, ушел из нашей Вселенной, в мультивселенную, в те измерения, откуда вылез.
На Земле бы остался шрам, ущерб был бы ужасен, но она уцелела бы. Земнопони были бы принуждены служить нам, восстанавливая мир, и залечили бы урон. Был даже план, как сохранить возможность делать новых земнопони если надо. Это решение спасло бы наш мир, и сохранило бы господство Человека.
Но теперь мечте конец. Виттони провалился и тоже куда-то пропал. В Эквестрию, куда же, где никому его не достать.
Райх похлопал по корпусу Сколя, и пошёл дальше. Вокруг стоял шум эвакуации. Он подумал, стоит ли отдать дистанционную команду на выпуск нейротоксина когда ФОЧ уйдут, но в итоге пожал плечами. Токсин можно будет забрать позже, если и не весь. Он ещё пригодится. Надо было спасать всё, что только можно. Вместе с базой ФОЧ теряли многое. Потребуется время восстановиться, а времени осталось мало.
Проклятье, думал Лео. Оно бы сработало. Это абсолютно точно бы сработало.
Дерпалина Дитзи Ду Хувс обняла единорожку Динки, поцеловав дочурку в макушку и носик. Жеребенок пискнул от радости, от маминого внимания.
— Ди… злому человеку понравился рисунок? Да, мама? Папа? Ему понравился рисунок?
Тайм Тернер Хувс присел и обнял дочку и жену передними копытами.
— Отважусь вам сказать, он нашел его... незабываемым, дражайшая Динки. Согласна, Дерпалина?
— А? — Серая пегаска уже забывала детали дневного приключения, кроме приятного чувства что они где-то гуляли. Это и к лучшему, на самом деле, думал Тернер. Принцессы продолжали навещать Дерпи время от времени, и чем меньше она помнила, тем меньше у неё шансов проговориться. Её забывчивость была благословением. Тернер нежно любил Дерпалину, и всегда оказывался рядом когда в нем нуждались, подозрительно удачно для неё. Какие бы ужасные ошибки ни случались, они все как-то работали на Тернера. В этом было что-то Даоистское. Или возможно, Дзенское. Он не понимал этих земных философий.
— Сенные блинчики! — Динки Ду прыгала на копытцах. — Ты сказал сегодня будут блинчики, когда вернешься! Блинчики! Блинчики!
— Мы их ели уже каждый день эту неделю, Динки! — Папа Тернер взъерошил гриву Динки. — Как насчёт хорошего рагу из овощей? Или сено в миндальной панировке — вот я понимаю! Или тыквенных оладий с грибной подливкой? Как тебе такое? М-м, вкусно!!!
— БЛИНЧИКИ! — Она была непоколебима.
— Мы балуем её, ты знаешь, правда? Тернер ушел на кухню и стал отмеривать муку.
— Дай я расскажу, как мы у-жас-нейше приключались пока папа печет блины???!!! — Дерпалина запрыгнула на диван и похлопала копытом, приглашая Динки.
— Да, мама! — Динки заползла на диван, виляя хвостиком от усилий, пока перебиралась через подушки.
— Ну, знаешь, мы были на огромной жуткой Няня-фабрике! Там было много-много шкафчиков и надо было найти ТОТ САМЫЙ! — Дерпалина закатила глаза, заставив Динки засмеяться.
Звук разбившегося о пол яйца донесся с кухни. — Ах, корица! Я разберусь, не беспокойтесь! — Скребущий звук — наверное, он убирался.
— Как же вы нашли тот самый щкафчик? — зачарованно спросила Динки. Она не видела Земли, и что угодно про неё звучало страшно и волнительно.
— ЧИСЛА! — Дерпи от восторга стукнула передними копытами друг о друга. —Папа знает числа. Тама было во-от как много чисел, и он нашёл коробку на втором этаже! БОЛЬШУЩУЮ УЖАСТНУЮ КОРОБКУ! Всю-всю железную, а внутри темно!
Динки поежилась:
— Вам было страшно?
— Нее... может чуть-чуть! — Дерпи притиснула дочку. — Но папа был со мной, Я знала, всё будет ОКИ-ДОКИ!
Динки засмеялась.
С кухни донесся звук упавшей сковородки и секунду спустя крик Тернера — Не бойтесь! Просто забыл прихватку. Я не обжёгся! Ужин будет позже, вот и всё!
Динки подняла глаза на маму:
— Папа глупый.
Дерпалина покачала головой.
— Не-а, он милый. Наш папа всегда милый.
Ужин, правда, немного запоздал.
Пэйдж встала на дыбы и топнула передними ногами, выбив облачка пыли из немощёной дороги. Пыль сверкала на солнце, в ней содержались микроскопические кусочки драгоценных камней. Они шли на поезд.
— ВУУ-ХУУ! У меня КОПЫТА!
Инквелл покачала головой, но улыбнулась.
— Да, Пэйдж. Да, у тебя копыта. Замечательные.
— Маффиновски ВЕРНО!
Всю дорогу, как и сейчас, Пэйдж приплясывала, полная искрящейся радости. Она споткнулась, почти упав. — Ой! Хи-хи! — и даже это было очень смешно.
— Тяжелый случай. — вздохнула Петрикора.
— Случай? А! Конечно! — кивнула Инквелл.
— КОНВЕРСИОННАЯ ЭЙФОРИЯ! — закончили они вместе.
Теперь Пэйдж галопом нарезала круги вокруг. Другие пони обходили их, боясь быть затоптанными.
— Со мною было так же плохо? — Инквелл взглянула на Пет.
— Не-е. Ты это всё восприняла поспокойней. Интеллигентно . Почти незаметно. — Петрикора подозвала Пэйдж, чтобы хоть немного успокоить.
Инквелл навела справки в своей памяти:
— Я читала, что эйфория действует на пони по-разному. Кто-то почти пъянеет, на других совсем не действует. Зависит от наследственности и химии моз...
— ЙА ПООООНИИИИИИ!!!!! — Громко сообщила миру Пэйдж. Некоторые пони хихикнули и помахали им, другие покачали головой, поворчав о придурошных новопони.
— Я чувствую себя обделенной. — Инквелл глядела как резвится Пэйдж, скачками приближаясь к ней.
— О, Инкс, тебе надо было видеть Пет! — Пэйдж тяжело дышала: она наконец-то упрыгалась.
— Как это было?
— Не слушай её, Инкс! — Пет помотала головой.
— Пет носилась по всему дому! Скакала на диване — потому на нем такая вмятина! Открывала дверь пинком — те сломанных доски на двери в спальню? Её работа! — Пэйдж безумно улыбалась, разглядывая домики вдоль улицы.
— Но дверь-то зачем пинать? — Инквелл пыталась это представить.
— Потому что она могла! — Пэйдж ухмыльнулась. — После коляски, она была как бешеная почти неделю! Нам столько раз ругались на шум! У неё в голове все маффины спеклись!
Петрикора нахохлилась.
— И... как оно тебе? — Инквелл и Петрикора расспрашивали Пэйдж о новых ощущениях с тех пор как их спасли, перенеся в Эквестрию во вспышке света. О встрече с Луной говорили только шепотом, и поздно ночью. Это было особое, сакральное событие о котором так просто не болтают.
— Я МОГУЧА!!! — Пэйдж криком напугала светло-фиолетовую пони с корзиной цветов, та подпрыгнула, поэтому Пет поспешила извиниться а Инквелл потупила взгляд и опустила уши от стыда. — Я, может, и потеряла своего «Чемпиона», но теперь… — Пэйдж встала и пнув воздух задними копытами — ...у меня ДВА «Чемпиона», мне кажется, я могу разлягать флаффинов ДОМ!
— Могу поспорить, ты можешь! — Инквелл поражала выносливость и сила Пэйдж. Пэйдж — крепкой, мускулистой земнопони, небесно-голубой с чуть более темной гривой и хвостом. Пэйдж была прекрасна.
— Флаффинов? — спросила Петрикора. — Что-то новое.
— Да, флаффинов! Вам нравится? — Пэйдж, хихикая, гарцевала вокруг. — О! И я вам больше не Пэйдж! Я — Шайнихувс!
Петрикора встала чтобы сделать фейсхуф.
— Нет, ты НЕ БУДЕШЬ Шайнихувс.
Пэйдж подняла правую переднюю ногу.
— Но ПОГЛЯДИ на них! Тааакие БЛЕСТЯЩИЕ!
Инквелл вновь вздохнула. Этот день для неё, похоже, в целом был вздыхательным.
— Да, очень, очень блестящие, но Шайнихувс плохое имя. Я серьезно. Подожди, пока пик эйфории пройдет, прежде чем придумать пони-имя, ладно?
— Ой, кончай, обломщица! — Пэйдж — или Шайнихувс — ржанула и постаралась принять торжественную позу. — Я всегда могу его поменять. Нет закона в Эквестрии, чтоб не менять имя. Я могу сменить его хоть завтра!
— Правда, Инкс. — неохотно кивнула Петрикора. — Она может менять имя хоть каждый день, и будет в своём праве. Может, кого-то это смутит с толку, или будет раздражать, но в общем и целом — почему нет.
— Я есмь... Джой Шайнихувс! Потому что это я чувствую, и это то, что я есть! — Пэйдж — Джой — встала на передние копыта, затем на задние, болтая ногами в воздухе и смеясь.
— Думаю, мы докопались до истока всех безумных имён новопони. — поняла Инквелл — Они их выбирали обдолбанными… конверсионной эйфорией.
— Я хотела назваться Лайтингфлаш Брайтвинг, но Пэйдж отговорила. — Петрикора улыбнулась Инквелл, и они продолжили идти к вокзалу.
— ДЖОЙ! — перебила земнопони. — ДЖОЙ ШАЙНИХУВС!
— Ох, Луна… — ужаснулась Пет — ...Она серьезно, что ли?
— Я ДЖОЙ! ДЖОЙ! Мне до самых краёв радостно! Пэйдж прыгала вокруг, её глаза сияли восторгом.
— Видимо, сейчас тут больше Джой, часть Шайнихувс куда-то делась. — Инквелл положительно становилась экспертом по части вздохов. — Терпи, пока эйфория не пройдет.
Петрикора отбивалась от большого влажного поцелуя перевозбужденной земнопони, — ЕСЛИ пройдет!
— Надеюсь — НИКОГДА! — Джой Шайнихувс, глупая синяя земнопони, резвилась вокруг без признаков усталости.
— Земнопонская выносливость. Она в могилу нас сведет, ты знаешь это? — Инквелл покачала головой, не останавливаясь. — Я устала даже просто на неё смотреть. Я мечтаю добраться до кровати, а ещё и полдня не прошло!
— Ты правда думаешь тебе сегодня дадут поспать? — зевнула Петрикора. — Земнопонская выносливость! В ней есть и плюсы, знаешь. — Пет с намёком ухмыльнулась. Инквелл ответила тем же.
— Да, есть и плюсы, надо думать.— Инквелл повернулась к пляшущей Джой. — Джой Шайнихувс... ты счастлива?
Джой остановилась на улице задумчиво, приложив копыто ко рту.
— Нет. Не счастлива.— И вдруг взорвалась как сверхновая, — Я СУПЕР ПУПЕР МЕГА СЧАСТЛИВА!!!
— О, Боже! — Качаний головой и вздохов в кладовке Инквелл больше не осталось. Она сделала фейсхуф.
Петрикора рассмеялась. — Давай, Инкс, доведем её до поезда. Придём домой и сразу же привяжем её к кровати.
Джой внезапно обернулась и осклабилась на них.
— Обещаете???
Дом Роуз стоял на пересечнии улиц Брэнмеш и Кимбервик Клайдсдейла. Это был симпатичный, обросший пристройками коттедж в стиле Тюдоров, с широким зеленым газоном, покрытым вкусной толстой травой. У дороги были высажены цветы на любой вкус, а позади находился ухоженный сад-огород. По бокам дома стояли решетки, по которым розы взобрались почти до самой крыши двухэтажного особняка.
Сад и земля были результатом трудов земнопони которую Роуз пригласила жить у себя. Роуз было одиноко с тех пор как Петал несколько лет назад женилась сразу на нескольких славных пони и съехала. Несколько десятков лет Роуз жила с Петал Конфетти, пока маленькая бирюзовая единорожка не сорвалась в приключение с пони по имени Чашка. Они стали лучшими подругами, а через несколько лет семьёй, но Роуз чувствовала себя лишней в их компании. Большая разница в возрасте сыграла против Роуз, и когда они поселились на ферме Провендеров, Роуз решила остаться в своем коттедже. Роуз любила свой домик.
Это был больше чем просто дом, это был настоящий, правильный дом, она чувствовала это каждой частичкой себя.
Через несколько десятков лет жизни в одиночестве — или больше? Было сложно сказать, эквестрийцы так долго жили. Годы летели мимо… — однажды Роуз повстречала печальную персиковую земнопони и выслушала её историю — её любимый муж умер, она осталась совсем одна — и ничего не оставалось как привести её к себе домой. Это казалось правильным. Они были очень давними друзьями. По правде говоря, они чувствовали себя вместе так, как будто были сестрами всю их жизнь.
Роуз перелистывала тетрадь с воспоминаниями. У Каприс такая тоже была, у пожилых кобыл она всегда есть, это как обязательный аксессуар. С ними уютнее. Тетрадь помнит детали твоей жизни ещё долго после того как события станут историей. Она может пробудить старые чувства, хорошие ли плохие, но каждое из них — бесценное сокровище.
Оно никак не находилось. Роуз листала страницы, переворачивая их правым крылом. Крылья — не только чтобы летать, любила повторять Роуз. Конечно, пользуясь ими для разного постоянно теряешь перо-другое, вот и сейчас медного цвета перышко упало на страницу. — Ах. — Роуз схватила выпавшее перо зубами и отложила в сторону. Перья пригождались по хозяйству, она жила по строгому принципу «всё в дом», привычка явно с Земли, с очень давних времён. На старой Земле царила вечная нужда. Вечно чего-то не хватало. Совсем не как в Эквестрии. И всё же, старые привычки ломались с трудом.
— Что ищешь? — входя, спросила Каприс. Она тоже была стара. Её персиковая шерстка подернулась сединой, а грива — белым. Грива Роуз полностью выбелела давно, хотя она все ещё щеголяла своей бронзовой шерстью. Почему-то ей удавалось выглядеть молодо, хотя она была старше Каприс. Роуз гордилась своей яркой шерсткой.
— А... не могу найти записи про работу над проектом зелья. Я работала над ним, ты знаешь. Имела высший уровень допуска, всё такое! — Роуз продолжала листать тетрадь, переворачивая страницы крылом, иногда помогая ртом когда страница застревала или не слушалась.
— Я помню. Ты рассказывала, когда мы снова встретились в Эквестрии. Ты сказала, что сделала что-то благодаря чему зелье стало возможным. — Каприс свернулась рядом с Роуз на широком старом диване.
— Да. Я сделала что-то… или не помню, что-то еще… с нано... штукой. Потому что мега-хондрия неправильно работала или что-то такое. Я не помню уже, не то чтобы это было важно, но... мне казалось, я писала здесь про это, но… — Роуз почти долистала до конца тетради, но в ней были только воспоминания её долгой жизни в Эквестрии. Фотокарточки и письма от пациентов, снимки из Клайдсдейльской клиники, когда она там работала, Сертификат Колледжа Единорогов-медиков характеризующий её как превосходного терапевта. Это была большая честь — очень немногие пегасы шли в медицину. Без рога и магии в ней было нелегко. Ей помогли широкие познания в лекарственных растениях и то, как хорошо она понимала физиологию. Для её разносторонних навыков нашлись свободные вакансии в клиниках. Это была отличная карьера.
— Это разве была не тетрадь? В чём ты писала тогда? — Каприс отошла на минуту, пока Роуз блуждала в воспоминаниях. Она вернулась с чаем и бисквитами из сладкого укропа.
— О... спасибо, дорогая'. Ты такая милочка! Чай... и бисквиты! Прекрасно! — Роуз откусила от бисквита. В точности как надо, не переслащённый. Роуз никогда не понимала супер-сахарную еду, которой пони, похоже, наслаждались. Она была из любителей острых блюд. — Знаешь... ты всегда была моим любимым конверсантом, в Бюро. Самым любимым, всегда.
— Знаю. — Каприс отпила чай. Роуз говорила это сотни, если не тысячи раз за десятилетия. Так что это не могло быть неправдой.
— Тетрадь, значит? — Роуз надолго углубилась в коридоры памяти. — Да, это была тетрадь. Не помню только, что с ней случилось. Кажется, мне не разрешили её взять. Да, нам не позволяли забирать ничего с собой с проекта. Слишком много секретов. Слишком много вещей которые они хотели бы скрыть от людей. Люди всегда были такими, знаешь ли. Жалкие мешки с секретами, по большей части. — Бронзовая пегаска отпила чай. — В основном потому что они творили мерзкие вещи. Только мерзости надо прятать, если тебе интересно моё мнение.
— Я когда-то тоже была человеком, Роуз.
Иногда старая пегаска об этом, кажется, забывала. Каприс не была уверена, стоило ли ей печалиться ли об этом, потому что с одной стороны это означало что память подруги слабеет, или радоваться, насколько изменилась её жизнь. Каприс очень, очень много работала над тем чтобы стать настоящей пони, и оставить недоброе прошлое позади.
— О, и верно. Извини, дорогая. — Роуз закрыла тетрадь. Ничего. Ничего не осталось от человеческих дней, кроме её воспоминаний, да и те не вечны. — Каприс? Ты когда нибудь скучала по всему тому?
— Чему?
Роуз вытянула и снова сложила крылья.
— Старому миру. Земле. По тому чтобы быть человеком. Теперь сложно вспомнить, каково быть человеком. Я помню, мне не слишком нравилось, но после всех этих лет не могу вспомнить, почему. Может, это было и не так уж плохо как я думала?
Каприс допила чашку.
— Я не скучаю. Нисколько. Ни по Земле, ни по тому чтобы быть человеком, ни по чему. Я помню, Роуз. Помню это очень хорошо, лучше чем хотела бы. Можешь мне поверить, ты была права. Ты была права что тебе это не нравилось, потому что это было тяжело. Это было трудно и неприятно, и полно печали и сожалений. И там было слишком, слишком легко быть плохим и злым. — Каприс взяла другой бисквит. Она задумчиво жевала его, потом продолжила. — Время сглаживает воспоминания, и ужасные вещи кажутся лучше чем они на самом деле были. Земля почти всегда была местом несчастий. Я стараюсь не вспоминать о ней лишний раз.
— Полагаю, ты права. Но... там были пони, по которым я скучаю. Линн — знать бы, что с ней стало? Она была хорошим другом. И... и... регистратор, не могу вспомнить её имя. Столько хороших пони. Они были хорошими пони, даже в том суровом месте, я точно помню. — Роуз чуть не опрокинула чашку, но справилась, подсобив копыту кончиком крыла.
— Они не были по…— Каприс начала поправлять Роуз, затем улыбнулась и не стала — пусть будет так. Пони. Пусть будут пони. Рано или поздно эти люди ушли в пони, разве нет?
— Думаешь, что-то из этого уцелело? — Роуз очень-очень осторожно поставила чашку.
— Из чего?
— Моя старая тетрадь, записки по проекту зелья, всё это? — Роуз смотрела на последний бисквит с сомнением, брать или не брать. Последний бисквит — всегда проблема. Затем до неё дошло, что его можно просто поделить. Откусить половину, а другую оставить Каприс. — Там было что-то, о чем я сожалею? Я почти смогла вспомнить...
Это заставило Каприс вздрогнуть. Роуз так никогда и не примирилась с собой. И не стоит вытаскивать то, чему лучше оставаться похороненным. Провалы в памяти были очень, очень редки среди пони. Как будто давным-давно Роуз кто-то благословил ими, чтобы унять её боль.
— Не представляю, на самом деле, кому она теперь может быть нужна. Без обид, это был самый важный проект в истории. Но сейчас, когда всё закончилось, когда Земли нет уже… сколько? Двести лет? — Каприс взяла оставленную ей половинку бисквита и стала есть.
— Примерно столько, я полагаю. Время здесь идёт странно, знаешь? — Роуз потянулась допить чай.
— Да, есть такое. — Каприс проглотила последние остатки бисквита. — Я всегда считала что важно не то что мы сделали, но то что предстоит сделать. А нам всё сегодня ещё нужно сходить на рынок. Я слышала, в городе собираются открыть «Старкольтс». Когда-нибудь. Может, уже начали строить. Я хочу посмотреть.
— Ты всегда любила смотреть на стройки. — Роуз Пастерн допила последний чай и всё же уронила чашку. — Ой!
— Ничего. Каприс слезла с дивана, взяла чашку зубами и вернула на чайный столик. — Она всё равно была пустая.
Тетрадь, атом за атомом бережно переконвертированная в Е-вещество, опустилась в резной ларец. Сундучок был создан из материала, похожего на древесину, только она никогда не была частью дерева, и скреплен и окован материалом, очень похожим на грубое черное железо, только металл никогда не извлекался из горной породы.
Ларец, как и разрушенный замок наверху, из которого сюда вела широкая изогнутая лестница, был сотворен прямо из клубящегося хаоса давным-давно. Как и всё остальное здесь. Всё, кроме хранящихся здесь забытых сокровищ и ужасов.
Принцесса Луна Эквестрийская отпустила тетрадь, которую конвертировала и закрыла крышку сундука. Не было нужды её запирать, нипони не знал о крипте под Замком Сестер, и нипони не узнает. Она остановилась у кирпичной стены, той что построили они с сестрой. За стеной скрывалась черная пелена, и место, в которое она вела. Место, откуда пришли они всё — Селестия, Луна и Дискорд.
Столько сокровищ и ужасов, но самым страшным из них была правда. Дискорд был запечатан, и однажды возможно он даже сможет исправиться. Недавно он демонстрировал признаки вменяемости. Его искупление могло быть близко. Они трое были старейшими, первыми, но из всех Дискорд был сильнейшим и самым опасным. Он создал этот замок, и сундуки, и лестницы, и выпустил наружу хаос, пока сам не был запечатан в камне.
Тетрадь была всего лишь ещё одной памятью. Сестра Луны так сильно старалась помочь другим. Сначала драконам, затем грифонам. Алмазные псы нашли путь сюда сами, но Тия позволила им остаться, и тоже помогала как могла.
Наконец, люди. Эквестрия была создана по наброскам их мира, Дискорд в начале творения копировал к себе любые упорядоченности какие мог найти, а вселенная людей была прямо здесь, совсем рядом. Тия продолжала пользоваться этим источником, когда Дискорд уже был заточён. Она была благодарна тому суровому миру, за структуру, скопированную с него. Наверное, это было естественно, что в последний момент она спасла тех кто жил в нем.
Но на этот раз ей понадобился совет Луны, и Луна назначила цену за спасение — мир. Мир был ценой, и гарантировать его можно было только через конверсию в эквестрийскую форму. И это было сделано, и это оказалось непросто, и было о чем сожалеть.
Луна предпочла пройти наверх до поверхности по лестнице: просто чтобы ощутить свои шаги. Когда можешь свернуть время и пространство как тебе угодно, такие вот мелкие моменты начинают много значить. Возможно, не было смысла хранить эту тетрадь, как и другие материалы о спасении человечества. Только будущее покажет.
Теперь она стояла в темном Вечнодиком лесу, шраме Эквестрии который никогда не исцелится. Когда-то Замок был единственной твердой, неизменной вещью во вселенной хаоса. Он был её с Тией убежищем и тюрьмой. Это была их клетка, когда они были игрушками их брата, Дискорда. Он создал Замок уже в виде руин, древних с первого момента существования.
Принцесса Ночи опустила тяжелый металлический люк на лестничный колодец, чтобы дождь не проник внутрь. Дождь начинался и заканчивался здесь, когда хотел. В Вечнодиком не было порядка, только случайность, как в природе мира, звавшегося Землей.
Широко распахнув крылья Луна взлетела в темное, полное звезд небо, небо, которое они с сестрой творили вместе, она ночное, сестра дневное. Земля. Они так много взяли у Земли. Что же, теперь они отдали Земле что-то взамен.
К О Н Е Ц