Черная Кервидерия
Глава 8
Серая нежить шагала быстро. Похоже, высокомерному провожатому было совершенно все равно следуют ли за ним невольные гости или нет. Пятерка оленей с трудом поспевала за ожившим скелетом. Идущие по бокам от группки приключенцев товарищи серого тоже дополнительного комфорта не создавали: всю дорогу хранили презрительное молчание и такое брезгливое выражение призначных лиц, будто болотожора увидели. Когда на пути начало попадаться больше нежити, ситуация стала только хуже. Высокомерная стража без слов или лишних движений распугивала всех встреченных неживых оленей: одни прыскали в неприметные проходы при одном только их виде, другие делали недовольные мордочки и что-то тихо ворчали, но, все равно, нехотя убирались с пути. Спокойствия это не прибавляло.
Впрочем, Елоулиф, все равно, находил время вертеть головой по сторонам. Местность, через которую шли олени, не походила ни на что ранее Лифом виденное, и была настолько переполнена витрангской магией, что желтохвостый волшебник не чувствовал Леса. Возможно, Джинглбеллс и разобрался бы в этой чародейской мешанине, но золотохвостый полукровка сейчас был настолько перепуган избытком окружающей его нежити, что Лиф даже и не думал надеяться на его помощь. Сильвертэйл же, по всей видимости, понимал еще меньше лифова, а потому предпочитал прятаться под маской угрюмости и безразличия, вместе с Вайном прикрывая телами сестру. Так что, желтошкурому магу оставалось уповать лишь на себя и на благосклонность хозяев этого необычного места.
Наконец олени вышли из странного леса, и оказались у подножия исполинского древа. То было настолько велико и необъятно, что Елоулиф даже не сразу понял что перед ним. Гигантские корни, высотой превосходящие многие виденные хартом деревья, расходились от подножия зеленого титана словно в приветствии, открывая вид на светящийся мягким голубоватым светом вход. К последнему вел широкий пологий корень, волею неведомой магии превращенный в удобный для копыт подъем. По бокам этого чуда чаройства блистали медью витые ограды и сияли внутренним светом прекрасные голубые цветы. Впереди оленей ждал не менее огромный вход, приветствуя невольных гостей распахнутыми створками живых дверей. Так что нет ничего удивительного, что приключенцы при виде всего этого великолепия встали как вкопанные, от изумления открыв рты и вытаращив глаза. Даже Джинглбеллс, который, казалось бы, скоро от страха станет меньше мыши.
— Чего застряли, дикари? Пошевеливайтесь! — по спине Лифа прошласть хлесткая полоса боли. Надо отдать олешу должное, несмотря на неожиданность, он не проронил ни звука — лишь обернулся, и недобро взглянул на обидчика.
— Двигай костями, ущербный! — брезгливо фыркнул на Лифа сиреневый костяк, гася на копыте волшебный поток, которым только что, словно кнутом, прошелся по лифовой спине.
Отвернувшись от скелета, Лиф тихо выругался (по мнению волшебника, конкретно вот эта нежить лишилась всякого права называться витрангом), но подчинился приказу — вызов на честный поединок этот наглец вряд-ли принял бы от "дикаря".
— Кер Жакаранда, извинись! — неожиданно для Лифа раздался голос Рэдфолла, — Ты позоришь Зелёный Дол!
— Что? Извиняться перед краснокровыми лимиверси? — не на шутку удивился фиолетовый, — Уж не прогнила в твоём черепе древесина, голубая кровь?
— Кер Жакаранда, извинись перед лими-хартом Елоулифом, — упрямо повторил багряный скелет, — Вормвудское происхождение тебе не оправдание — ты позоришь Зелёный Дол…
— Заткнись, обкорнанный! — долетели спереди хамские слова того, кого нежить ранее назвала керсин Эшфолл, — Жак, если прислуга еще раз распустит язык, так и быть, позволяю отстегать голубокрового.
Багряный скелет не стал ничего отвечать, но брошенный им взгляд не сулил ничего хорошего ни Жакаранда, ни Эшфоллу. Лиф его чувства разделял, но искренне не мог понять почему Рэдфолл не бросит вызов хамам — выглядели те ничуть не крепче неживого любителя пернатых.
Остальные приключенцы тоже не были довольны деянием фиолетового мертвеца, о чем красноречиво говорили злые взгляды и тихие проклятия, которыми они награждали обидчика желтохвостого мага. Но подчиниться приказу пришлось. Олени нехотя двинулись вслед самодовольно шагавшему костлявому хлюсту. Теперь их внимание не привлекали даже зажигавшиеся при приближении оленей нежным голубым светом бутоны вьющихся лоз, чьи переплетения формировали поверх медной ограды чудесную светящуюся вуаль.
Внутри, в просторном зале, освещенном все тем же приятным глазу голубым светом, оленей ждала новая группа самоуверенных неживых хартов. Как и сопровождающие приключенцев скелеты, эти были разодеты в цветастые ткани и украшены множеством металлических колец, браслетов и ожерелий. Так что, Лифу они сразу же не понравились. Судя по раздраженному фырку, Сильвертэйл тоже, в годы-ряды, разделял мнение желтошкурого мага. А вот увязавшийся за оленями Рэдфолл…
— Керсин Рэйнфолл, я требую справедливости! — не обращая внимания на гневный оклик со стороны сопровождающей нежити, шагнул вперед багряный скелет, и требовательно обратился к стоящему во главе встречающих сородичу свинцово-серой масти.
— Снова?!.. — всхрапнув, гневно воскликнул мертвец. Правда, при этом его взгляд, почему-то, был направлен на пепельного скелета, — В чем состоит твоя жалоба, керри Рэдфолл?
— Я требую извинения для себя от керсина Эшфолла за оскорбления словом, извинения для лими-харта Елоулифа от кера Жакаранда за оскорбление делом и словом… — не колеблясь предъявил претензии Рэдфолл, — ...извинения для королевского рода от них обоих за тот позор, что они принесли этим Зеленому Долу.
— Тут моим судом не обойдешься, — в ответ нахмурился олень-нежить, на волшебной маске которого так и читалось “Как же невовремя!”, — Я извещу отца о твоих претензиях к моему брату и его приятелю, керри Рэдфолл. Но позже. Сейчас же, вы трое, как тяжущиеся стороны, покиньте дворец.
— Брат, ты будешь слушать этого голубокрового?!.. — резко шагнув вперед, возмутился пепельный скелет. Судя по позам и недовольным фыркам, его спутники тоже не были довольны тем, как обернулась недавняя грубость их предводителя.
— Эшфолл, замолчи. Это не первая жалоба на тебя от голубокровых. Пусть в этот раз с тобой разбирается отец, — свинцово-серая нежить даже не стала дослушивать возражения сородича, отмахнувшись от них передней ногой, — Уходи. И, сделай одолжение, притворись кротом — чтобы тебя и твоих дружков ни слышно, ни видно не было.
— Хорошо, брат, я уйду. Но знай, однажды ты пожалеешь, что потакаешь голубой крови! — не смог до конца выдержать твердого тона пепельный скелет, и под конец сорвался на злобный фырк в сторону свинцово-серого. После чего развернулся к тому крупом, и, нервно подрагивая, двинулся к только что пройденному выходу, — Мы уходи. Пусть этот любитель прислуги тешится со своим ненаглядным компостом.
На несколько минут в зале воцарилось молчание, длившееся до тех пор, пока последний из приятелей Эшфолла не скрылся за порогом.
— Капризная ланка… — страдальчески выдохнул свинцово-серый скелет. После чего подобрался, и обратился к оленям, — Лимиверси, вы без разрешения вторглись в чужие земли — не считайте себя нашими гостями. Вашу судьбу решит владыка Зеленого Дола керверсин Кримсонфолл. Следуйте за мной. И не смейте бежать.
Олени молча кивнули, и последовали за новым конвоиром, теперь окруженные уже его товарищами. Те держались столь же отстраненно, что и предыдущие, а потому доверия у Лифа не вызывали. Посмотреть же опять было на что. Извилистые коридоры, перемежающиеся огромными светлыми залами, казалось, были созданы самим деревом, а их исполинское нутро могло с легкостью вместить все Клены целиком да еще место бы осталось! При этом, здесь не было темно: свет проникал сквозь множество широких проемов, затянутых полупрозрачной пленкой, а где солнечные лучи не могли добраться, там глазам оленей помогали светящиеся бутоны, услужливо проросшие прямо из древесного тела. И все эти излишества в не имеющих ни одного прямого угла внутренних просторах титанического древа были не просто так. Свет отражался на покрытых незнакомыми узорами медных и бронзовых лентах, вросших прямо в плоть дерева, на странных рисунках, выложенных на полу, стенах и потолках из блестящих разноцветных камней, на сияющих металлом и эмалью оружии и посуде, на ярко раскрашенных деревянных и смоляных статуях, на тканях и украшениях встречных мертвецов, на многом другом, чем было богато это странное место. И все время, пока олени шли этими сказочными путями, к ним присоединялась все новая и новая нежить. Она шушукалась между собой, шуршала тканями, звенела украшениями и сверкала магией с остатков своих чародейских копыт, тем заставляя и без того испуганного Джинглбеллса прижиматься к боку Елоулифу. Желтого харта это проявление слабости вредным полукровкой развеселило, но показывать своих чувств Лиф не стал. В конце концов, такого унижения Джингл пока не заслужил.
— Остановитесь, — дойдя до полукруглого портала, причудливо заплетенного лозами, властно произнес свинцово-серый скелет, разворачиваясь к пленникам, — Каковы ваши имена и звания, лимиверси? Как я буду представлять вас владыке Зеленого Дола?
— Я — маг Елоулиф из Кленов, сын Гринлифа, — ударил ногой себя в грудь Лиф. После чего по очереди указал на своих спутников, — Маг Джинглбеллс из Терновника, сын странника. Воин Сильвертэйл из Медянки, сын Малахита. Лань Сноубриз из Медянки, дочь Малахита. Не-харт Вайн из Ягодной, сын Грэйпа.
— Сорцер Джинглбеллс и пейзан Вайн — полукровки? — сухим вопросом продолжил скелет.
Елоулиф подавился словами. От растерянности маг не мог выдавить из себя ни звука, не то чтобы отвечать.
— Харт Рэйнфолл, это так важно? — неожиданно подала голос Сноубриз.
— Керсин. Прошу, доэ Сноубриз, не смотря на твой прекрасный пол, соблюдать этикет, — уважительно склонила голову нежить, — Да, это важно. Я обязан представить отцу гостей так, кем они являются на самом деле. Это древнее, дарованное еще богами, право царя — знать своего гостя, даже нежеланного.
— С моими спутниками ты не так вежлив, керсин, — фыркнула Сноубриз, потихоньку нащупывая правильную линию поведения, — Да, Джинглбеллс из Терновника полукровка. От этого он не хуже других витрангов. Вайн же из Ягодной — фордир.
— Доэ, я не считаю харрти хуже прочих оленей. Я отдаю должное их самопожертвованию. Но владыка Зеленого Дола должен знать то, кто предстает пред ним. Даже если некоторые глупые олени считают везение при рождении достаточным поводом для насмешек, — довольно тепло улыбнулся лани скелет, — Теперь у тебя нет возражений?
Сноубриз удовлетворенно кивнула в ответ, и снова отступила под защиту брата и его оруженосца. Лиф же с нарастающей тревогой наблюдал за Сильвертэйлом. На лице серебряного харта отражалась легкая задумчивость.
— Следуйте за мной, лимиверси. Витранги на три шага за мной. Фордир на семь шагов за мной. Доэ на двенадцать шагов за мной. Сопровождать лими-доэ будешь ты, Эмералдфолл. Остальные, идут в свите, — еще раз оглядев пленников, распорядился свинцово-серый мертвец, — Никаких возражений, лимиверси! Имейте уважение к порядку дома, где вас принимают.
Скелеты, до этого сопровождавшие приключенцев, зашевелились, и споро расставили сбитых с толку оленей в причудливый порядок, а потом и сами разошлись полумесяцем за их хвостами. Рэйнфолл довольно цокнул фантомным языком, и развернулся к заплетенному лозами порталу. Кристальное копыто нежити засветилось, и лозы послушно заскользили, освобождая проход. Свинцово-серый костяк шагнул внутрь. За ним волей-неволей потянулись все остальные.
Переступив через порог, олени снова застыли. Над ними простиралось небесная голубизна, ноги ступали по редкой в Лесу каменной тверди, а по сторонам возвышались древесные стволы.
— Владыка Зеленого Дола, царь нашего народа, керверсин Кримсонфолл из Красного рода, твой верный сын исполнил твою волю, и привел к твоему столу гостей, — торжественно произнес свинцово-серый скелет, зачем-то чуть склонив голову, — Чести твоего гостеприимства просят сорцеры Елоулиф, Джинглбеллс, Сильвертэйл с диких окраин, их пейзан Вайн и незамужняя доэ Сноубриз, дочь сорцера Малахита с диких окраин, сестра сорцера Сильвертэйла с диких окраин.
— Молодец, Рэйнфолл, порадовал меня. А где Эшфолл и эти голубокровые, что нашли моих гостей? — откуда-то из глубины странного леса раздался властный олений голос.
— Отец, они не смогли прийти. Это отдельная история. Позволь, я поведаю ее позже, — свинцово-серая нежить снова чуть склонила голову.
— Позволяю, — голос явно одобрял слова Рэйнфолла. После чего переключился на приключенцев, — Как забавно, когда же у меня в последний раз были гости?.. Да, золотой лимиверси, это камень. Каменный лес внутри дворца. Люблю смешные украшения. Всегда забавляюсь тем, какое впечатление производит эта безделушка... Подними же уже глаза, дикарь, я на пару голов выше.
К огромному удивлению Лифа, Джинглбеллс приказ голоса выполнил… и чуть не упал в обморок. Желтошкурый маг спустить такого не мог. А потому, тоже оторвался от созерцания странного леса, и поднял глаза. Перед ним предстала поистине внушительная картина.
Впереди каменный пол загибался вверх, образуя возвышение высотой по живот рослому оленю. На этом возвышении, на фоне росписей, искуснее которых Лифу ещё видеть не доводилось, на вычурных постаментах восседал мертвый харт и его столь же мертвая подруга, разодетые ещё ярче и богаче, чем вся ранее встреченная приключенцами нежить. Оттеняя их, вокруг сидели и стояли другие ожившие костяки обоего пола, укутанные в ткани и наряженные в украшения одно замысловатее другого.
— А твой брат, желтохвостый, изрядный трус, — голос принадлежал мертвому харту, сидящему на лакированном деревянном-с-медью постаменте. И голос этот теперь выражал неудовольствие.
— Мы не братья, — только и сумел выдавить из себя Лиф, которому стало совсем неуютно под надменным взглядом древнего оленя и нескрываемым презрением его свиты.
— Отказываться от родной крови… Как же знакомо! Видно, теперь эта зараза добралась и до окраин, — скелет встал со своего места, и всего за пару скачков оказался нос к носу с Лифом, — Пока ты в моем доме, не смей отказываться от своего полукрового брата. Тебе все ясно, дикарь?
— Ясно, харт Кримсонфолл, — что ни говори, а Лиф изрядно струхнул: шутка ли, лично разозлить древнюю нечисть? Впрочем, эта встряска прочистила желтошкурому магу мозги, — Но мы, и правда, не братья. У нас разные отцы и родили нас разные матери.
— Керверсин! — тут же на ухо Лифу прошипел незаметно пододвинувшийся Рэйнфолл.
— Странно. А похожи, очень похожи, — владыка нежити вновь окинула оленей взглядом. Но теперь в ее голосе читалось сомнение, — Поклясться готов… А ваши отцы не братья?
— Нет х… керверсин Кримсонфолл, — успел поправиться Лиф, — Мы с Джинглбеллсом не родня ни в каком из колен.
Стоящий рядом Рэйнфолл недоверчиво фыркнул. На призрачном лице хозяина дворца тоже читалось недоверие.
— Оно и слава Лесу, — натянув кривую улыбку, попытался разрядить обстановку Лиф, — Джингл такая язва…
— Не братья. По крови. Верю, — в словах повелителя Зеленого Дола второй смысл звучал столь громко, что Лиф не смог удержать маску, и открыто сконфузился.
Со стороны свиты нежити послышались тихие смешки, а ухо Лифа даже различило что-то вроде "небратья от разного отца". Это задело хартов и Вайна, что тут же отразилось на их лицах. К смешкам сразу же прибавились презрительные фырки мертвых хартов и лукавые взгляды их подруг. В ответ Сильвертейл сам гневно фыркнул и погрозил насмешникам рогами. Впрочем, и Елоулиф на этот раз сдержался лишь отчасти: его ноздри раздулись от злости, а шея сама собой напряглась.
— Довольно приветствий. Беседы продолжим за столом, — неживому царю, видимо, быстро наскучило это представление. А потому, он резко оборвал его властным словом, — Заодно, вы, лимиверси, скажете мне: не растеряли ли мои повара мастерства за луны безделья?
Закончив, мертвый владыка Зеленого Дола развернулся вправо, и не терпящей возражений поступью скрылся за каменными стволами. За ним последовала его подруга, а уж за ней потянулась свита. Двинулся за царем и Рэйнфолл со своими товарищами, тем вынудив оленей снова начать неуверенно передвигать ноги по противоестественному лесу. Благо, наперекор опасениям Елоулифа, последний был невелик: вскоре приключенцы достигли его края, оказавшегося странным то ли чародейством, то ли копытным искусством — стеной, в которой, словно в воде, отражались каменные стволы, создавая иллюзию бесконечной чащи.
За залом каменного леса оленей вновь ждал чудесный, приятный копыту и глазу, коридор из живого дерева. Лиф с удовольствием втягивал носом знакомый древесный запах все время, что заняла дорога. Впрочем, недолгая. Вскоре приключенцы, сопровождаемые нежитью Рэйнфолла, вышли на свежий воздух — как сказал бы житель иного мира, на гигантский живой балкон с навесом из густо переплетенных ветвей. Хотя, оленям хватило впечатлений и без новых слов: вокруг простирался захватывающий дух вид с такой высоты, которую и вообразить себе никто из приключенцев не мог, а носы пятерки путешественников ласкали ароматы неведомых явств, которыми был полон один из столов, коих тут было немало. Как раз к нему-то оленей и отвел свинцово-серый призрак. Усевшись за стол и получив разрешение от хозяина дворца, приключенцы приступили к трапезе.
Сначала их никто не прерывал, позволяя приглушить голод. Но по мере того, как пятерка путешественников все чаще отрывалась от набивания желудков (кушанья оказались совершенно ни на что не похожи, так что Лиф даже не мог понять нравятся ли они ему или нет) в пользу разглядывания окружающих, их начали занимать разговорами. Неживого царя и его приближенных интересовали текущие дела в Лесу, повседневная жизнь селений, взаимоотношения оленей, приключения, дорожные слухи, досужие байки, друидские истории и многое, многое еще. Похоже, древняя нежить просто изнывала от скуки в своем затворничестве. Невольные гости зеленого дворца тоже в долгу не оставались, расспрашивая нежить в ответ. Правда, толку с этого было мало: большую часть разговоров костяков олени не понимали, а то, что понимали, касалось лишь самого Зеленого Дола. Ну, только что, Сноубриз смогла присоединиться к кучке призрачных ланей, за отдельным столом игравших в какую-то свою, ланью, игру.
- Крылатые олени? — удивился хозяин дома, когда Сильвертэйл по неосторожности заикнулся о том, что, наверное, перитоны с высоты именно так Лес и видят, как сейчас пятерка оленей, — Как ты их назвал? Перитоны? А не расскажите ли мне, лимиверси, про эту диковинку.
Вопрос костлявого царя, более похожий на приказ, ввел Сильвертэйла в замешательство. Так что, отдуваться за всех опять пришлось Лифу (Джинглбеллс хоть и немного подуспокоился, но все еще был слишком напуган, чтобы осмелиться заговорить с нежитью). Первым делом Елоулиф сознался, что уже разговаривал на эту тему с другим ожившим костяком, Рэдфоллом, который назвал перитонов пегадирами. Вторым же стал ответ на каверзные вопросы хозяина дома, который, похоже, знал о пернатых разбойниках куда больше самого Лифа. А под финал беседы изрядно помрачневший царь встал со своего места, и, сделав витрангам повелительный жест, направил шаги обратно внутрь дворца. Елоулифу, Сильвертэйлу и Джинглбеллсу волей-неволей пришлось покинуть Вайна со Сноубриз на попечение любопытной нежити, а самим последовать за властным скелетом.
Путешествие витрангов завершилось в гигантском зале, разделенном массивными древесными перегородками на множество коридоров и закутков словно пчелиный улей. При этом каждая, перегородка была испещрена множеством впадин, подобных сотам, а в каждой впадине лежали пластинки бронзы, меди, золота или запеченной глины.
— Читай, — властно указал костяной царь.
— Читать? — удивился Лиф, проследив взглядом за ногой хозяина дворца.
По стене живого дерева змеились вросшие бронзовые ленты, украшенные непривычным узором.
— Да, читай, — призрачные губы оленьего скелета исказились в раздражении, — Я не в настроении пререкаться, дикарь.
— Что такое «читать»? — надменный тон древнего уже изрядно поднадоел Елоулифу, но спорить с ожившим костяком и его домочадцами было далеко не самой здравой идеей.
— Что?! — в этот раз в гамме чувств хозяина дворца было не только раздражение. Древний властитель, явно, не верил своим ушам.
— Харт Кримсонфолл, я не знаю что такое «читать», — как смог укротил собственные эмоции Елоулиф.
— Керверсин! — тут, изрядно мешая в лифовом начинании, снова прошипел ему на ухо нужный титул Рэйнфолл.
— Ха-ха-ха!.. Это просто мило!.. — внезапно разразился лающим смехом хозяин дома, забыв даже о том, что желтохвостый гость опять поименовал его на простой манер, — Если бы я все еще верил в богов, то решил бы, что у них есть чувство юмора!.. Он даже не знает, что такое «читать»!.. Ха-ха-ха!..
Витранги удивленно воззрились на костлявого владыку, который продолжал хохотать во все свое призрачное горло. Окружающие же их скелеты тоже смеялись: кто подобострастно, желая угодить повелителю, кто искренне, а кто и с явным сочувствием к гостям.
— Керверсин Кримсонфолл, не знаю как у вас, но у нас, в Терновнике, не принято смеяться над гостями, хотя бы не объяснив где они облажались, — впервые за весь сегодняшний день подал голос Джинглбеллс.
— А, полукровка, — наконец-то отсмеявшись, повернул череп к полувитрангу царь, — Твой друг изрядно повеселил меня. Я так не смеялся последнюю сотню лун.
— И чем так повеселил тебя, о, повелитель Зеленого Дола, харт Елоулиф? Скажи же мне, могучий нравом старейший Кримсонфолл — посмеемся вместе, — самым своим мерзким тоном поинтересовался у нежити Джинглбеллс.
— А он у тебя, действительно, язва. Пожалуй, за такую наглость я, даже, наказывать не буду, — в призрачных глазах царственного скелета появилось веселье, — Сорцер Елоулиф, он тебе, точно, не кровный брат?
— Нет, керверсин Кримсонфолл, мы с Лифом не братья. Уж в этом мне можешь поверить, — снова влез осмелевший Джинглбеллс, — А теперь, не мог бы ты, старейший Зеленого Дола, объяснить мне над чем смеешься? А то я страсть как шутки люблю.
— Я смеюсь над тем, какими же дикарями стали потомки немытой черни с окраин. Это очень смешно, полукровка, — снова развеселился древний царь, — И для этого нужно было разрушить наши царства, чтобы их пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнуки разучились читать? Поистине, достойная награда достойному начинанию.
— Понял. Я так Лифа тоже поддеваю, — со странным уважением взглянул на царственного скелета золотошкурый олеш, — Но в чем подвох, старейший? Что это за зверь такой “читай”?
— Понимаешь? Сомневаюсь. Но ты мне, лимиверси, нравишься. Оба вы, “не братья”, — усмехнувшись чему-то своему, ответил повелитель нежити. После чего снова обернулся к странным лентам металла, змеящимся по стенам живого зала, — Это искусство называется “письмена”. Некогда ему обучались все, кто претендовал называться магом, а не просто носить копыта на ногах. Узор, что ты видишь перед собой, при должной мудрости оленя, способен вести беседу. Так сохраняются слова от забвения. Тебе понятно, дикарь?
— Понятно, старейший, — к удивлению Лифа, вполне доверительно кивнул мертвецу Джингл, — Только мне больше с Лесом нравится. А скрытым колдовством пусть Лиф занимается. Не люблю я у оленей в головах копаться.
— Не братья, говорите? — ответ Джингла явственно улучшил настроение царю Зеленого Дола: он обвел витрангов веселым взглядом, после чего беспечно распорядился, — Рэйнфолл, отведи лимиверси обратно на бальный балкон, пусть веселятся. Потом сам проводи в гостевые покои. Меня не ждите. Сегодня я буду ночевать в библиотеке.
— Как будет угодно, отец, — чуть склонив голову, ответил свинцово-серый скелет.
— Не разводи лишних церемоний, — фыркнул царь, в чьем голосе все еще чувствовались нотки недавнего веселья. После чего повелительно махнул ногой, — Иди.
— Идемте, лимиверси, — направился к выходу из странного зала Рэйнфолл.
Витрангам не оставалось ничего иного, как последовать за ним.
— Дикари, я беру свои слова назад. Можете чувствовать себя гостями. Надеюсь, вы не обманете оказанное вам доверие, — подождав оленей в коридоре, высказал Елоулифу свое мнение свинцово-серый древний дух, — И, да, сорцер Елоулиф, твой “не брат”, и правда, еща та язва. Если он так со старшим разговаривает, то как же тебе достается?..
Лиф не сдержался, и картинно возвел очи горе. Нежить в ответ сочувственно фыркнула. На что Джинглбелл, совсем осмелевший после разговора с мертвым царем, сам закатил глаза, и испустил полный тоски вздох. Рэйнфолл не выдержал, и прикусил собственную призрачную переднюю ногу, дабы не рассмеяться. Со стороны прочей нежити, шедшей сзади, тоже послышались смешки и приглушенное шушукание. Сильвертэйл же отметил все это неодобрительным ворчанием о том, что у магов в черепах содержимое совсем уже забродило.
После возвращения на балкон витранги в первую очередь озаботились делами Сноубриз и Вайна. Но опасения олешей оказались напрасны. Белоснежная лань и коричневый не-харт с увлечением стучали фишками в кругу призрачных оленей, а на попытки поинтересовться тем, как у них дела просто вытолкали Елоулифа и Сильвертэйла вон. Недавно же освободившийся от пут страха Джинглбеллс, отпустив пару едких шуточек про умственные способности хартов, и, захватив с оленьего стола большую тарелку с неведомой, но очень вкусной закуской, тоже влился в кружок игроков. Обескураженным Тэйлу и Лифу пришлось вернуться обратно за свой стол, где и предаться угрюмому поеданию изысканных лакомств. Впрочем, и они недолго оставались в одиночестве — очень быстро к ним присоединился Рэйнфолл с приятелями, и принялся расспрашивать оленей об их жизни и приключениях. Так этот странный пир продолжался дотемна. Правда, пировали лишь олени — нежить ничего не ела, с лихвой компенсируя это болтовней и играми. С наступлением же сумерек все опять поменялось: светящиеся бутоны под живым навесом вспыхнули с новой силой, и по их зову прилетели стаи разноцветных светлячков, своими жучиными хороводами образуя странные, но приятные оленьему глазу узоры. Пришло время танцев. Нежить разбилась на пары, и, пользуясь, лентами разных цветов, закружилась в странных и непривычных оленям движениях. Впрочем, основная суть была понятно. Так что, Тэйл красноречиво показал Лифу рога. Лиф в ответ гневно раздул ноздри, но сдержался. Впрочем, заметили эту пантомиму не только живые глаза: Рэйнфолл оставил хартов, и, подойдя к стайке ланей, в наигалантнейших выражениях пригласил Сноубриз на танец. Лань не смогла (а, может, не захотела?) устоять перед обаянием свинцово-серого призрака, и, с благосклонностью приняв ленту цвета грозового неба, закружилась с ним в танце. Харты же остались недовольно смотреть на эту выходку для одного сестры, а для другого возлюбленной. Вывели их из этого состояния лишь слова “Два дурака”, сказанные ехидствующим Джинглбеллсом практически в уши олешам. Харты вздрогнули. После чего недобро посмотрели на заполняющего опустевшее блюдо новой порцией закусок Джингла. Но предъявить золотошкуромы было нечего: дураки, нечего возразить.
Видимо, нежить собиралась веселиться всю ночь напролет. Но после двух танцев Рэйнфолл и Сноубриз вышли из круга танцующих, и направились к оленям. Там свинцово-серый призрак вернул лань Тэйлу. А потом в не терпящем возражений тоне предположил, что приключенцы уже устали и хотят отойти ко сну. Тут же, не дожидаясь пока харты что-то сообразят, его поддержали Сноубриз и Джинглбеллс: у них уже ноги подкашиваются и, вообще, день выдался не самый легкий. Сильвертэйл и Елоулиф опять (в который уже раз за сегодня?) оказались вынуждены подчиниться.
То, что отвела для невольных гостей нежить, желтохвостый маг даже вообразить себе не мог. “Гостевая хижина” находилась у самой земли и из нее олени могли свободно выйти в тот странный лес, что окружал дворец мертвого царя. На этом схожесть с привычным Лифу кончалась. “Хижина” расположилась в теле одного из корней титанического древа: это был набор небольших комнат, лучами расходящихся от большой центральной комнаты со столом и странным очагом без огня. В одной из комнат бежала проточная вода, остальные же, похоже, предназначались для сна, но больше двух оленей вряд ли бы поместилось хоть в одной из них. А с таким большим олешем как Сильвертэйл места, вообще, только для одного хватало. Так что, приключенцы, под усталый вздох нежити, принялись перетаскивать предложенные постели из маленьких комнаток в большую. После того как все пятеро устроились на ночлег Рэйнфолл научил витрангов приглушать свет голубых цветов, а потом вместе со своими приятелями покинул оленей. Те же облегченно вздохнули, и принялись готовиться ко сну.
— Мог бы и не скрывать, — устраиваясь на непривычно мягкой подстилке, кивнул Джинглбеллсу Сильвертэйл, — И, маг, я теперь в чем-то понимаю желтошкурую лань: тебя порою придушить хочется. С другой стороны, ты при мне столько ее подхвостье спасал… Слушай, а вы с Лифом, правда, не братья?
— Джингла не трогай, переросток! Он не виноват, что родился полукровкой! — тут же вскочил со своей постели Елоулиф, — Если хочешь кого-то унижать, то вот он я!
— Ну, братец, ты и дурень. Разве, не видишь, что Джингл и Лиф совсем не похожи? Или мертвецов наслушался, и поверил? Так они живого оленя сколько лун уже не видели? — фыркнула из своего мягкого облака Сноубриз, — И ты, женишок, тоже успокойся. Не хотел мой братец Джингла обидеть. У него ума на это не хватит… Джингл, а что ты мне, как лань лани, скажешь? Обиделась?
— На кого, Бриз? На хартов? Ну, я же умная лань — на дураков не обижаюсь, — хихикнул со своего места Джинглбеллс.
— Маг, прости, Не хотел обидеть. Просто, все говорят, что вы с Лифом братья, вот я и подумал… — замялся было Сильвертэйл, но потом его осенило, — А, про полукровость!.. Никогда о таком не слышал, но что в этом обидного? Главное, что не трус и олеш хороший.
— Да нет, воин Сильвертэйл, Джинглбеллс очень даже трусиха. Знаешь, как я, слабая и беззащитная ланочка, сегодня перетрусила? — тонюсеньким голоском изобразил испуг золотохвостый.
— Не один ты маг. Я тоже испугался. Не каждую луну попадаешь в страшные истории от очага, — не согласился с ним фордир, — Наверное, и хорошо, что я день до этого не помню.
— Все мы перетрусили, Вайн. Даже, мой дубоголовый братец, — подбодрила фордира Сноубриз, — Тэйл, скажешь, что я вру, и ты ничего не боишься?
— Не скажу, Бриз. Ты, все равно, мои слова перевернешь так, как тебе хочется, — недовольно фыркнул Сильвертэйл, — Ты лучше скажи, что это за танцы с этим мертвецов были? Ты это что выдумала?
— Ой, дурень!.. Два дурня, — заметив еще и недовольную мордочку Лифа, закатила глаза снежно-белая лань, — Джингл, скажи: дурни же?
— Дурни, подруга, дурни. Такие дурни, что по Лесу ходить стыдно, — зевнул со своего места Джинглбеллс, — Ну, не знаю как вы, харты и Вайн, а мы, лани, устали. Всем зеленых снов!
На этом золотошкурый маг притушил свет чудесных цветов, и, зарывшись носом в подстилку, картинно засопел. Сноубриз тоже, пожелав хартам и Вайну “темной ночи”, устроилась на своей постели, и закрыла глаза. Елоулиф, оказавшись без собеседников, последовал ее примеру. Бодрствовать остались одни лишь Сильвертэйл и Вайн, еще немного о чем-то пошептавшиеся между собой. Но и их надолго не хватило — вскоре ночь взяла свое.
— Лиф, исправь мой разум! — сквозь сон пробился яростный шепот. Лиф, не очень понимая по какую сторону Полога Ночи он находится, лишь дернул ухом, и попытался снова провалиться в забытье.
— Лиф, вставай! — теперь уже Елоулифа требовательно затрясли чьи-то копыта. Деваться сонному олешу было уже некуда, — У?.. Что?..
— Лиф, мне помощь нужна! Залезь мне в череп! — перед только-только раскрытыми глазами Лифа возникла взволнованная мордочка Джинглбеллса. Ночная тьма ясности происходящему не придавала, — У?.. Джингл?..
— Да, да, Лиф, я это, Поганка! Давай, поднимайся! — продолжил толкать сонного мага Джинглбеллс, — Поднимайся же уже!.. И потише! Не разбуди никого! Хватит мне и того, что они о моем ублюдстве узнали…
— Да, да.. Джингл… Зяв!.. Дай в себя прийти… — сквозь отступающий сон зевнул Елоулиф, — В Лес?
— В Лес, — кивнул во тьме Джинглбеллс, и тут же, осторожно переступая через спящих приключенцев, направился к выходу из “гостевой хижины”. Лиф последовал за ним.
Ночь была ясна и светла. Что было только на пользу двум магам: им еще ни разу не доводилось бывать в таком Лесу (если его, вообще, можно было назвать Лесом), а потому отчетливо видеть путь оказалось большим подспорьем. Пара витрангов сделали несколько петель в странно правильных зарослях, и, наконец уткнувшись в непроходимую зеленую стену под раскидистым деревом, остановились.
— Лиф, я помню о чем мы с тобой договаривались. Но исправь мой разум! — удостоверившись, что поблизости никого нет, взмолился Джинглбеллс.
— Джингл, не смешно. Ну, вот ни капельки, — насупился Елоулиф, который уже настроился, что золотохвостый олешь выдернул его из постели посреди ночи ради чего-то действительно важного, — Шутка как у олененка.
— Лиф, ты мне нравишься! — мордочка Джинглбеллса стала совсем несчастной.
— Джингл, ты сейчас серьезно?.. — опешил было Елоулиф, но тут ему закралось подозрение, — Нет, серьезно? Как я тебе нравиться начал?
— Лиф, не издевайся! Разум мой исправь! Немедленно! — от избытка чувств громко зашипел на собеседника полувитранг.
— Ну, все-таки, как я тебе нравлюсь? — усмехнулся Лиф, намеренно принимая позу поинтереснее, — Джингл, расскажи.
— Лиф, не изде!.. Гульп!.. — подавился словами Джинглбеллс, глядя на то, что выделывает Елоулиф, — Лиф, не надо, прошу!.. Я не знаю что со мной! Мне страшно!
— Зато я знаю, — натешившись, примирительно протянул ногу Елоулиф, — Джингл, копаться в твоей голове я не буду. Лучше скажи: давно это у тебя?
— С этого утра, — расстройство золотохвостого олеша было не напускным, — Я как на твой зад взгляну, так и не знаю что со мной творится!
— Жар внутри? Соображаешь туго? И реку вспять обратить готов, да не знаешь какую? — Лиф весело фыркнул: очень хотелось посмеяться над Джинглбеллсом, но было нельзя — сам таким же дураком когда-то был.
— Лиф, не томи: что со мной? — с пылкой надеждой вопросил золотохвостый.
— С Первой Весной, Джингл! Хартов эликсир подействовал, — во все зубы улыбнулся растерявшемуся товарищу Елоулиф, — Ну, как тебе, харт? Больше шутить над лимонодумами не хочется?
— У скромной лани по имени Джинглбеллс нет лимонов, о, мудрый маг Елоулиф, — попробовал отшутиться Джингл, изобразив дурашливый поклон.
— И мозгов теперь тоже, — уже не смог сдержаться Лиф. После чего примирительно добавил, — Джингл, не бойся ты так. Это нормально. Мы все себя так весной чувствуем.
— Паршиво же вы себя, харты, чувствуете, — в этот раз без скоморошничества посетовал Джинглбеллс, — А теперь еще и что-то между задних ног мешается…
— У тебя ствол отвердел, Джингл, — опять не смог сдержать улыбку Лиф, — Я же говорил, что ты не представляешь, во что себя втравливаешь.
— А еще я есть больше стал. И удаль дурная сегодня появилась. Только не прими я хартов эликсир, так вас бы, о, могучие харты, свины падальщикам скормили, — в ответ съехидничал Джингл. Но надолго его ехидства не хватило, — Лиф, это уже совсем невыносимо становится! Что ты делаешь, когда у тебя ствол твердеет?
— По хорошему, тебе в Первую Весну надо бы семя спустить. Но вряд ли у хозяев Зеленого Дола найдется фордир для тебя. Так что, терпи, — вздохнул Елоулиф, припоминая собственный опыт “терпения”, — Джингл, мне, правда, жаль тебя. Но другого средства я не знаю.
— И на том, Лиф, спасибо… Если опять что-то случиться, я могу с тобой поделиться? — в словах золотохвостого особой уверенности не чувствовалось.
— Конечно, — утвердительно кивнул Лиф, — Если что, снова разбуди меня ночью — на этом же месте и поговорим. Без моего совета не рассказывай остальным. Согласен?
— Согласен, — в ответ кивнул Джинглбеллс, — Лиф, скажи честно, есть хоть что-то хорошее в том, чтобы быть хартом? Ну, кроме оленят. У меня же их, все равно, не будет — лимоны-то обратно не отрастут.
— Джингл, а ты думаешь, я, хоть и с лимонами, уверен, что у меня оленята будут? — в ответ фыркнул Лиф, но тут же поумерил свое веселье, — Есть, и немало хорошего. Просто, эликсир на тебя подействовал тогда, когда от нашей хартовой сути больше бед, чем веселья. Зато, Джингл, у тебя скоро силы прибавятся — научу тебя на рогах драться.
— Вот радости-то: последний ум об древоголового харта выбивать, — картинно проворчал Джинглбеллс. Но от Лифа не укрылось, что настроение полукровки улучшилось, — Давай тогда возвращаться, пока нас не хватились. Может, еще и уснуть получится.
— Ты только о ланях не думай, а то, точно, не уснешь, — чуть не прыснул Елоулиф.
— Болотник ты, Лиф, — в ответ фыркнул Джинглбеллс, — Но хоть шутить немного у меня научился. Может быть, из тебя и выйдет толк… а не только разминка для Тэйловых копыт.
— Ой, спасибо тебе, добрый мерин Джинглбеллс, — картинно поблагодарил Джингла Лиф, вовсе не обидевшись на подначку золотохвостого.
— Всегда пожалуйста, харт Елоулиф, — ответ полукровки тоже был подчеркнуто несерьезен: в этот раз Джингл не хотел обижать желтохвостого товарища, — Слушай, Лиф, а ходить так еще неудобнее, чем стоять.
Лиф фыркнул, но отвечать не стал — на языке вертелось парочка замечаний по поводу джингловой походки, после которых желтохвостому магу пришлось бы снова испытать на себе остроумие полукровки. Так что, молодой харт просто повел все еще изрядно растерянного товарища обратно в “гостевую хижину”. Благо, там, кажется, полуночную отлучку магов не заметили.
Последующие дни прошли для приключенцев без особых потрясений. Правда, это отнюдь не говорит о том, что выдались они легкими и безоблачными: нежить толпами преследовала оленей, по дюжине раз выведывая о нынешней жизни за пределами Зеленого Дола. Видимо, ожившие костяки изрядно скучали в своем добровольном заточении. Что, впрочем, не означало, что все они были приятными собеседниками: среди нежити хватало таких высокомерных и недоброжелательных “фруктов”, кто был ничуть не лучше приснопамятных Эшфолла и его дружка. Но, как и всегда, не бывает весной лишь дождливых дней. Помимо надутых спесивцев приходили на беседы к оленям и вполне приятные в общении призраки. Так снова встретились приключенцам их первые в Зеленом Доле знакомцы. Рэдфолл все еще ждал суда керверсина, но был очень не против поболтать с магами о Лесе. А Голдфолл, нарвавшись на отпор осмелевшего Джинглбеллса, перестал обидно подшучивать над оленями и оказался вполне неплохим, хоть и совершенно несерьезным олешем. Но, все равно, любому делу когда-то приходит конец.
На пятый день “в гостях” приключенцев навестил Рэйнфолл, и, предварительно высказав изысканный комплимент Сноубриз, велел рогатой части витрангов следовать за ним.
Короткое путешествие трех оленей закончилось на небольшой площадке, вознесенной отдельной мощной ветвью над кронами всего остального дворца. Там, среди странных бронзовых конструкций, их уже ждал владыка Зеленого Дола.
— Отец, как ты и приказал, — уважительно наклонил голову перед царем свинцово-серый скелет. После чего пододвинулся в сторону, — Лимиверси, проходите, не заставляйте керверсина ждать.
Вся троица оленей послушно шагнула вперед, и так же чуть склонила головы, копируя Рэйнфола. Только Джинглбеллс сделал это нарочито дурашливо.
— А полукровка все не присмирел, — усмехнулся царственный мертвец, и приветственно качнул рогами, — Ну, что же, приветствую вас, гости мои.
— Послушных фордиров, керверсин Кримсонфолл, — третью привычного приветствия ответил Елоулиф, рассудив, что пожелание нежити плодовитой жены и здоровых оленят будет не самыми умными словами.
— Почтение вам, старейшина Кримсонфолл, — Сильвертэйл же поступил проще, воспользовавшись своим правом воина быть не очень умным и не слишком учтивым.
— Удачи тебе в твоих делах, старейший, — теперь страха у Джингла не было и на фырк. А вот наглости — с избытком, — Что ты хочешь нам поручить?
— А ты, лимиверси, и к друиду на “ты” обращаешься? — намекающе приподнял призрачную бровь мертвый царь. У Лифа же задергалось левое ухо и зачесались копыта отвесить обнаглевшему золотохвостому хаааароший подзатыльник.
— Мои извинения, старейший. Не вините глупость молодости, — в подчиненной позе склонился перед скелетом Джинглбеллс.
— Вот этим ты мне и нравишься, полукровка: сообразительный. Так что, так и быть, на этот раз ты наказания тоже не получишь, — удовлетворенно кивнул лесной владыка. После чего обратился ко всем трем оленям сразу, — Твой “не брат”, сорцер Елоулиф, правильно понял причину, по которой я пригласил вас. Вы хотите вернуться в ваши земли?
— Керверсин Кримсонфолл, конечно, мы хотим этого, но… — почувствовав подвох, начал подбирать слова Елоулиф.
— Без сестры и Вайна я никуда не пойду! Что хотите говорите, старейшина! — вперед Лифа выступил набычившийся Сильвертэйл.
— Старейший, зачем жестокость? Мы без вашего мудрого слова не знаем куда идти, — согласился с хартами Джинглбеллс, — Просто, скажите нам, чего вы хотите — мы сделаем, если дело не грозит славе хартов и невинности магессы Сноубриз.
— Полукровка опять зрит в самую сердцевину… Только дерево не то, — благожелательно усмехнулась нежить, — Я не намерен брать в заклад ваших спутников. Хотя, предложить убежище лими-доэ было в моих намерениях: негоже лани по Лесу ноги ломать. Но, я смотрю, на окраинах обычаи совсем дикарскими стали. Так что, пусть решает ее родственник.
— Спасибо вам, керверсин, — поблагодарил неживого царя Елоулиф, хотя в душе и не испытывал никакой благодарности к “радушному хозяину”.
— Не криви нутром, дикарь, — отмахнулся оживший костяк. После чего перешел к иной теме, — Твой “не брат” прав: у меня есть для вас, лимиверси, поручение. Если вы его выполните — мои сыновья проводят вас туда, откуда вы пришли в мои земли. А если нет… Уже не оленята, сами понимаете: того, кто в волчьи кишки попал, уже ни я, ни кто другой обратно в Лес не возвернет. А волков, я думаю, там будет много.
— Мы слушаем вас, старейший, — в этот раз Джингл был чуть ли не подобострастен.
— А ты все насмехаешься, наглец. Но я тебя снова прощаю: таких льстивых насмешек я не получал со времен Винглесс Санрута. Хороший был друид, тело его травой, — фыркнул царь нежити, затем перейдя на деловой тон, — Мое царство отрезано от остального мира не настолько бесповоротно, как любят думать те мои подданные, что ленивы и не изобретательны. Дни с нашей последней беседы я потратил на то, чтобы разузнать то, чем сейчас живет Кервидерия.
Олени почтительно промолчали. Царственный скелет бросил удивленный (и насмешливый) взгляд на Джинглбеллса, но не прервался.
— И вести меня не радуют: Лес полон злобных пегадиров, — теперь нежить заметно помрачнела, — Птичьи глаза видят этих падальщиков. Деревья чувствуют их гнезда. В снах оленей небо заслоняют зловещие рогатые тени.
— Это неудивительно, керверсин. Перитоны всегда были, — Лиф сам не знал зачем он полез со своим мнением, но, ведь, полез же, — Мы, просто, живем с ними. Это как зима или волки: мы их не любим, но они всегда были и всегда будут.
— Фордиры тоже когда-то были свободными. А теперь? — насмешливо фыркнула нежить, — Рогатым стервятникам мы готовили ту же судьбу. Не только я, но множество неравнодушных к нуждам оленей магов и друидов.
На мордочках Елоулифа и Джинглбеллса читалось явное непонимание, а Сильвертэйл даже и понять речи скелета не пытался. Впрочем, того все это не волновало: он продолжал.
— Видимо, что-то пошло не так, — голос нежити сделался задумчивым, — Солнечный Лес разорен и заброшен, лишь волки да падалщики рыщут там. Отыскать Хорнирама, как и прочих Санрутов, в Мире Снов я не смог. А нынешние друиды столь неумелы, что даже не могут понять, что я зову их во Снах.
Елоулиф и Джинглбеллс переглянулись. “Во снах можно говорить с другим оленем?” — шепотом спросил Лифа золотохвостый полувитранг. “Ни разу не слышал. Может, друидский секрет?” — отрицательно качнул головой Лиф, — “Умеешь глазами птиц смотреть?” Джингл скорчил скептическую рожицу, — “Я похож на Лесного Отца?”
— Нет, не похож. Потому, что вы, оленята, забыли про простейшее “волчье ухо”, — вместо Лифа ответил скелет. После чего, усмехнувшись двум сконфузившимся олешам, продолжил как ни в чем ни бывало, -Так что, я хочу поручить вам, лимиверси, поход к Великому Древу: взглянуть на место нашего заклятия — где его сила? почему пегадиры все еще тиранят Лес? На нынешних друидов у меня надежды нет: раз они даже во Сне ходить разучились, то и не поймут моих вопросов.
— Но мы тоже не поймем, керверсин. И мне, и Джинглу очень далеко до друидского искусства, — уважительно склонил голову Лиф.
— Вам и не требуется понимать. Только посмотреть, а потом рассказать об увиденном мне. На этом я признаю службу оконченной. В помощь я дам вам проводника, — тон владыки нежити стал покровительственным, — Согласны?
— Старейший, вы даете слово, что после этой службы поможете нам вернуться домой? — в ответ вопросил Елоулиф, который вовсе не пропускал мимо ушей истории о хитростях потусторонних сил, что рассказывали старшие и прохожие друиды.
— Слово владыки Зеленого Дола, — в воздухе на мгновение повис незнакомый оленям чародейский символ.
Лиф вопросительно взглянул на товарищей.
— Я согласен, — утвердительно кивнул головой Джинглбеллс. После чего хихикнул, — Вот Сноубриз-то с Вайном обрадуются — теперь я тоже тупоголовый харт.
— Я согласен. Не до старости же нам тут брюхо наедать? — Сильвертэйл тоже никаких колебаний не испытывал, в отличие от Лифа.
— Керверсин, мы согласны, — удостоверившись в твердости товарищей, обратился к царю нежити Елоулиф.
— Тогда, скрепляю наш договор, — от кристального копыта мертвого царя отделились три сгустка магии, формой напоминающие недавний чародейский рисунок, и подплыли к витрангам.
— Мое слово мага и харта, — мгновенно распознав в причудливых завитушках договор между волшебниками, коснулся копытом чародейского огонька Елоулиф.
— У меня ничего, кроме моей славы мага, нет, старейший. Так что, не обессудьте, — чему-то своему усмехнулся Джинглбеллс, хитро стрельнув глазами в сторону Лифа. После чего тоже коснулся копытом своего огонька, — Клянусь как чародей.
— Слово воина и харта, — позже всех коснулся копытом своего огонька Сильвертэйл, явно не очень доверяя незнакомому колдовству.
На этом огоньки вспыхнули, и, сменив цвет с зеленого на алый, исчезли. Владыка Зеленого Дола удовлетворенно кивнул этому.
— Можете быть свободны: отдыхайте, веселитесь, готовьтесь к походу, — разрешающе махнул передней ногой скелет, — Выходите через два дня.
На этом древний витранг отвернулся к загадочным бронзовым приспособлениям, и занялся неведомым чародейством. Троица же оленей, в меру умений почтительно попрощавшись, направилась обратно в “гостевую хижину”. Эмоции в это время они испытывали очень противоречивые.