Диверсия Нублина

Кризис - Экспансия - Аддон

Судьба будущей Эквестрии и её предшественников была живо описана стихотворцами Платинового Века, длившегося от основания Аферы до Исхода. Честно говоря, их свидетельства весьма недостоверны.

Стоит также отметить, что легенды быков многое заимствуют у сюжетов, придуманных задолго до их цивилизации. Например, схожие истории рассказывали друг другу козы. Когда аферисты разграбили Амалфею, словно братья, вкусившие мудрость Бо, быки поглотили культуру своих новых данников.

Со страной коз произошло тоже, что и со всеми остальными провинциями — из неё просто начали выкачивать ресурсы для сильно возросших нужд Аферы. Бычий Форум, на котором прежде никак не могли избавиться от вони, а народное собрание восседало в чём мать родила на грязной земле, становился чистым и ухоженным; благодаря мрамору, вывезенному из завоеванных земель, облик Аферы преобразился и запомнился потомкам великолепными сооружениями из камня, упрочившими могущество города.

Как же тому удалось сделаться столицей мира, а быкам — присвоить достижения других народов? Первое, на что указывают древние сочинения — это катастрофа, ввергнувшая прежде известный мир в предсмертное состояние. Тельцы могли только подозревать, что поселились рядом с действующим вулканом. На момент извержения в Афере находилось не более двух сотен жителей — спаслось же всего пара фамилий.

Следующее гласит миф: некие пришедшие в поселение оракулы пророчили местным, что в ближайшее время их жизнь прервётся, а город будет стёрт с лица земли. Преданные граждане хоть и были обеспокоены будущим, порешили остаться и принять уготованный им жребий. Чужаки же удалились прочь.

На следующее утро, быки проснулись от крика домашней птицы. Вместо привычного воя волков из Вечнодикого Леса, горожан приветствовал дым, зависший над вершиной Стимфалии. В расщелинах скал закипала и струилась магма.

По словам очевидца, описывавшего ход событий, именно ему, как обладавшему даром речи, пришла идея сойти в гробницы, оставленные рухами. Часть жителей последовала за ним, а оставшиеся продолжили заниматься повседневными делами. Никто не бежал, когда вулкан взорвался и навечно потух.

Укрывшиеся пробыли под землёй неопределённый промежуток времени, обнаружив, как об этом завуалировано сказано, "неведомые закрома". Как вы можете догадаться, быки растирали в съедобный порошок захороненные скелеты; грубо говоря, им пришлось питаться костной мукой, чтобы выжить.

Свидетель по имени Скриптор, запечатлевший для нас это происшествие, закончил рассказ в момент кульминации. Вероятно, он погиб от голода или был стар настолько, что не нашёл в себе достаточно сил и вдохновения для положительного окончания.

Продолжение этой истории написал Панегирист, известный восхвалитель бычьих добродетелей  - немногие выжившие, услышав радостное пение птиц, вышли наконец на поверхность. Чувство скорби переменилось, и они вновь увидели небо и солнце.

Как будто сама природа поручила им во владение обширные, благодатные земли, взятыми в обмен за утраченных родичей. Дикие племена, окружавшие город и не знавшие земледелия, в страхе покинули плодородное сердце Трапезы. Прежние никчёмные наделы укрупнились — вдоволь удобрённые пеплом, они могли прокормить теперь тысячи и тысячи поселенцев.

Панегирист специально упустил из виду трудности, что пришлось преодолеть гражданам позже, хотя ему скорее помешала воля заказчика нежели внутренние сложности. Гражданам Аферы, в расцвете её сил, не было угодно видеть порицание того, за что они сражались, а политикам и аристократам — критику того, чего они уже добились.

В первые годы после катастрофы горожанами не доставало рабочей силы. Территории, не тронутые до этого сохой, занимались медленно, а старое население обручалось друг с другом, не находя способа увеличить своё поголовье.

О том, как аферисты справились со своими проблемами, повествует Элегий. В "Тавромахии" за его авторством мельком упоминается о похищениях и обмане. Следуя Обычаю, быки всё также продолжали отсылать молодых тельцов за пределы сообщества, но отныне его проводили в качестве эмансипации, а не изгнания.

Чтобы доказать свою возмужалость, юноши отправлялись в племенные общины и сватались к местным туземкам. Затем, под любым предлогом, они должны были доставить своих будущих жён обратно в Аферу. В дело шли блага цивилизации — от различных украшений до пива и вина.

У таких миссий было экономическое и менее очевидное для неспециалиста идеологическое обоснование. С одной стороны, быкам было выгодно заключать браки и собирать представителей разрозненных племён. Таким образом, в оборот входили новые копыта, дикари приучались к созданию домохозяйств и, тем самым, закрывали демографическую брешь, возникшую в последствии катаклизма.

А с другой, в культурном плане разрешался спор в пользу нового социального уклада. На место распутным, многочисленным стадам-коровникам приходила семья, как закреплённое в праве соглашение между самцом и самкой. В конечном счёте она победила родовой строй, и этой победе неоднократно посвящались городские праздники, пелись дифирамбы.

Её важность также подчеркивают барельефы храмов, оставшиеся в отдельных уголках Эквестрии. На фронтоне Канона, который до сих пор украшает центр Кантерлота, можно узреть сцену борьбы одетых в тоги быков и вымерших туров, показанных с высеченными кривыми рогами и жуткими, выпученными глазищами. Первые, с которых давным-давно сошла белая краска протыкают лоб вторым.

Похожие изображения можно проследить и в вазописи: с той же присущей жестокостью чёрные фигуры туров прогибаются под ударом своих красных братьев.

Что говорит нам такая кровожадная интерпретация мотива? Логично предположить, что общение Аферы с её соседями было отнюдь не мирным. Быки применяли насилие не только к чужим видам, но и к своим недалёким сородичам. Ещё на раннем этапе, начались формироваться военизированные отряды.

Они пополнялись на основе тех юнцов, что отбывали в дикие земли. С самых телячьих лет, будущих граждан готовили к предстоящему походу. Для этого народное собрание содержало три государственных учреждения. В Цирке дети бодались друг с другом на открытом воздухе, учась вступать в бой в том случае, если его было невозможно избежать. В Лабиринте обучали увещеванию и красноречию, необходимому для заведению знакомств и ведению пропаганды, а на Ипподроме быки соревновались в беге, чтобы стать достаточно выносливыми для долгого изнурительного путешествия.

Значение каждого из этих институтов деформировалось и они стали столь же нарицательными, что и имена поэтов, вошедшие в "Либерию". В круг, называемый антиковедами Квадривиумом, причисляют всех трёх вышеперечисленных авторов: Элегия, Панегириста и Скриптора. Традиционно последним, то есть четвёртым, среди них считается Сатирик.

Очень долгое время и даже нынче некоторые памфлетисты приписывают ему следующий стих:

У этой песни нет начала.
Urbs aeterna без сомненья,
Посланцы града только тени
Солдаты век не засыпали.

Они заснут с кошмаром солнца.
Сомкнутся линзы сибаритов;
Возникнет, лёжа на граните
В дождливой бронзе растабара.

И в аркасольный крепкий сон,
Притянут за уши прохожий -
В забытое как зонт сравнение
Его смутили эти души:

"Бульвары и телячьи неписи
Посолены золой и снегом -
Застыли в ожидании нежности,
Под градом зрелища и хлеба.
Тяжёл лопаты черенок
Из слоистых достанет череп,
Среди кондового бетона
Культурный нами слой исчерпан".

Такое мёртвые уста
Твердят живущим с ними рядом,
Но те свободны от искусства
Творенье масс сильней порядка.

Пока стоит квадрат из стенок,
Шесть струн гитары дышат медью
И три оттенка главных в смальте -
Финал настигнет эту песню.

Естественно, мало-мальски внимательный исследователей приметит современную гитару, которая ставит под сомнение принадлежность стиха к перу Сатирика — тем более, что науке неизвестна его версия на оригинальном языке (этот даже не написан в гекзаметре).

Поражает здесь, однако, аналогия, которая оказывает скрытое влияние на каждого ссылающегося, цитирующего сочинения неизвестного. Уму с определённым складом мысли захочется приспосабливать различные детали подобных ловушек к прогоняющимся через его аппарат ежедневным, текущим реалиям жизни.

Однако художественная или какая бы то ни было другая задача подделки всегда синтетична. Другими словами, целое — это результат суммы, а не разделения частей.

Обман соединяет в себе то, что делает для нас характерным тот или иной феномен, опуская подробности, которые практически незаметны, которые так легко заменяемы нами по неразумению.

Главной такой аналогией, неосознанной ложью стало применение этого стиха в качестве рефлексии (совсем не оправданной и пошлой) по существу "тысячелетнего" правления принцессы Селестии, подданные которой "посолены золой" и "заснули с кошмаром солнца", что не соотносится с подлинной сутью этих метафор.

Хотя, признаться честно, и мне бывают свойственны некоторые параллели. Касаются они в первую очередь последнего четверостишья — "квадрат из стенок" плотно ассоциируется у меня с тем самым Квадривиумом, о котором я сам недавно узнал будучи увлечённым подборкой материала.

Тогда я подумал, а что если его строки образуют цифровой ряд? Четвёрка выше, шесть струн, три оттенка и один (в конце не указывается число песен, будем считать, что она дана в единственном числе).

О том, кого в истории Эквестрии было шесть и три уже догадываются регулярно шарящие по её задворкам в поисках сложностей, но я прерву своё лирическое отступление, подытоживая его пребывающим в отдельности от всех глав "Диверсии" заключением о верности красивой, органичной аналогии — связи, пронизывающей мировой сюжет. Рассказы, входящие друг с другом в постоянное смешение, конечно, не могут пролить для нас свет на действительное положение вещей. Однако они дают нам достаточный простор для рождения исторического воображения, и, положенные на одну полку времени, их единство образует вектор, который, по крайней мере, имеет в себе гармоничное подобие. Осмысленную точку конца.