Объятия

Кейлсло

Иногда на работе случается неудачный день.

Вообще-то я адаптировался к работе в зале, набитом кубиклами — по крайней мере к понячьему варианту. Это типа как сидеть в конюшне — впрочем, у меня хватает ума не произносить такое вслух, хотя иногда и очень хочется.

И, если честно, обычно работать в понячьем коллективе круто. Пони, в основном, дружелюбные и общительные, некоторые из них обожают выпекать невероятно вкусные печеньки. После чего «ой, я слишком много испекла печенек, мне самой столько не съесть, пришлось принести на работу».

Никто не относится к работе чрезмерно строго, не следит с секундомером в руках за моментом начала и завершения рабочего дня, ты ощущаешь себя в дружелюбном коллективе, который работает, помогая клиентам, а не для выполнения запланированной нормы любой ценой.

С другой стороны, считается грубым закрывать контору, пока ещё остались заказчики, которым требуется помощь, и гибкий рабочий график здесь понимают как «если требуется, то приходится задержаться». Или, если работы реально много, то «прийти пораньше».

Причём здесь не рассматривали такие обстоятельства как обязанность и соревнование, никто не получал премию за то, что постоянно приходил первым и уходил последним, и мне, привыкшему к земному поощрению трудоголизма, это поначалу казалось странным.

Зато, когда у тебя есть руки, на приготовление кофе расходуется гораздо меньше времени.

А в качестве самоубеждения я напоминал себе, что тишина в начале рабочего дня помогает сосредоточиться на грядущих задачах.

Ну и не следует забывать, что Ками живёт по таким же законам, периодически меняется дежурствами с другими пони, в результате теперь уходит ни свет ни заря, и что мне дома одному делать?

А потом она приходит домой раньше меня и тратит свободное от семейного общения время на разные сомнительные активности. Однажды вечером я застал её на кухне, с взятой в библиотеке кулинарной книгой, в ходе попытки приготовить запеканку. А ещё у неё есть затрёпанная «Книга о вкусной и полезной зелени»^[1], по которой она пыталась приготовить что-то, заменив почти все ингредиенты из рецепта, потому что ни один из них не нашёлся на нашей кухне.

Несомненно, если бы таким делом занимался настоящий кулинар, то из наших запасов (а также из того, что росло у нас во дворе и из того, что можно было бы добыть у соседей) можно было бы создать великолепное блюдо, достойное как минимум одной Мишелиновской звезды. Или что они здесь используют — «Селестиановской звезды»? В общем, Ками тот ещё повар, и теперь она пыталась лопаточкой соскрести пригоревший шпинат со сковородки.

— Для этого наверняка есть заклинание.

В ответ единорожка показала мне язык.

— Наверняка есть, но я его не знаю. Впрочем… можно же превратить сковороду во что-нибудь такое, на чём шпинат не будет держаться, стряхнуть его, а потом превратить обратно.

— И на чём он не будет держаться?

— На воде, например, — её рог засветился — сковорода, ставшая жидкой, с хлюпаньем обрушилась в раковину. Ками разочарованно посмотрела ей вслед. — Да, надо было мне думать на шаг вперёд.

— В смысле?

— Если я теперь превращу её обратно, горелый шпинат просто окажется внутри металла.

— Слу-ушай, а можно превратить этот шпинат в саму сковороду? Пусть она станет чуть больше?

Эквестрия — единственное место, где можно всерьёз предложить такой вариант.

— Теоретически можно, но куда проще превращать органические вещества в органические, а неорганические — в неорганические же.

— Свинец в золото?

— Ну сколько раз ты будешь это повторять? Нельзя так просто взять и трансмутировать в элемент из другой колонки! Это один из законов магии! К тому же ты хочешь превратить послепереходный металл в переходный, знаешь, какая дискордова куча маны на это требуется? Так что если тебе настолько нужно золото, попробуй походить среди торговцев гусями.

Она снова зажгла рог, ошмётки шпината взлетели из раковины и, собравшись в ком, через открытое окно унеслись в сторону компостной кучи. Секунду спустя вода вновь стала сковородкой, на этот раз абсолютно чистой.

— Если бы все так умели, продавцы мыла разорились бы. И продавцы щёток для мойки посуды.

— Если бы все так умели, мой первый ранг в Мистицизме ничего бы не стоил, — вздохнула Ками. — Если бы все так умели, надёжно и аккуратно, не потребовалась бы моя должность. Ты же знаешь, что происходит, когда кто-то колдует более сложные заклинания, чем положено ему по уровню.

— Саламандры, — кивнул я.

— Если повезёт, — согласилась моя волшебница, — а если нет — белки.

— Белки?

Она кивнула.

— Погоди, обычные, с пушистыми хвостиками?

— Да.

— А что в них плохого?

— Ну, когда их сразу сотня тысяч… — Ками засунула новосотворённую сковородку в шкаф. — Ну что, я продолжу свои рискованные попытки готовить, или придумаем что-нибудь другое? Китайскую еду или пиццу?

— Ну, пиццу мы вроде давно уже не заказывали.

• • •

Поскольку краткая попытка Ками заняться готовкой завершилась, и в обозримом будущем именно я буду приходить домой позже неё, задача добыть ужин легла на мои плечи.

После попыток «локализовать» названия и продукцию китайских ресторанов результат выглядел, как правило, смеш очень мило — местные работники ножа и шумовки двинулись дальше, в результате я возвращался домой с большим пакетом еды от Лонгхорн Лобстер^[2], в составе которой не было ни говядины, ни морепродуктов — разве что если считать листовую капусту родственницей капусты морской, что на самом деле вряд ли.

Салат кейлсло^[3] я, на всякий случай, для себя заказывать не стал. Некоторая свобода выбора у меня всё же была.

Когда я зашёл домой, Ками сидела за кухонным столом со стопкой бумаг, висящих перед ней в магическом ореоле, и с очками для чтения на носу. В этих очках она выглядит даже милее, чем обычно. Правда, на всякий случай я ей не говорил этого.

Стоило мне зайти на кухню, как она бросила бумаги и начала принюхиваться.

— Ух, это не кейлсло ли пахнет?

— Ага, я зашёл к Лонгхорн Лобстер.

— Что, она всё ещё продаёт свою еду?

Опуская пакет с покупками на стол, я задумался, но потом всё же ответил:

— Ну, определённо да.

— А я думала, её уже закрыли за нарушение правил торговли! — Ками торопливо раскрыла пакет и выудила оттуда бумажную чашку с кейлсло. — Это всё интриги торговцев-конкурентов, то, что она готовит, великолепно на вкус, и муравьи делают это блюдо пряным и хрустящим!

— Муравьи? — я тем временем добыл из пакета то, что выбрал для себя — «салат рибай», который на самом деле был салатным буррито, и я сам видел, как его для меня готовили.

— Да, это был секретный компонент; но затем её вдруг оштрафовали за то, что она не мыла зелень, прежде чем продавать её. Муравьи — это вполне нормально, другое дело что если есть муравьи, то могут быть и червяки.

— Червяки? — в ответ Ками кивнула. — Типа земляных червяков, на которых рыбу ловят?

Я в детстве читал книгу, герой которой пробовал их есть.

— Примерно, — она ещё раз обнюхала своё кушанье и протянула чашку мне. — Хочешь взять немного?

Я покачал головой, и она тут же достала салат из чашки и захрустела им.

Я периодически думаю, что Ками просто дразнит меня, когда рассказывает про Эквестрию. Да, я видел здесь муравьёв, но ни разу не наблюдал, чтобы пони их ели. Впрочем, может быть, они делали это непреднамеренно — ну там заполз муравей в пучок зелени, который тут же отправили в рот… по крайней мере, на нашей кухне я муравьёв не видел ни разу, ни в каком виде.

А также белок. И, поскольку у нас не было ни одного пожара, саламандр.

• • •

Размышления о насекомых, которые могли оказаться в еде — весьма вкусной, Ками была права — на самом деле совершенно не добавляют удовольствия ужину, так что я перевёл взгляд на стопку бумаг, которые она отложила, когда я пришёл.

— Это что, с работы?

— Ну, — единорожка пожала плечами, — типа того.

— Отчёты по методикам проверки качества?

— Что? Нет, мы таким не занимаемся.

— Ох, поверь, в этом ваше счастье, — я подтянул к себе верхний лист и начал читать. — Это что такое?!

— Ну, одна из моих коллег начинающий писатель и пробует себя в романтических рассказах.

— Вейв Фанкшон окинул Дэринг Ду похотливым взглядом, и та сказала: «Ты хочешь поцеловать мои копытца?» «Замолчи!» — ответил он, густо покраснев. «Только будь осторожнее, они очень чувствительные!» — я опустил лист на стол. — У нас на Земле есть такие… хотя знаешь, ну его.

— Да, разумеется, ей есть над чем поработать, но она очень хорошая, и не стоит разочаровывать того, кто делает первые шаги. И даже если сейчас качество текста так себе, оно постепенно станет лучше.

— Твои копытца чувствительные?

— Чувак… — закатила глаза Ками. — Ну ты же там был, когда кузнец трахалась с моими копытами, насколько, по-твоему, они могут быть чувствительными? — в доказательство своих слов единорожка водрузила одну из ног на стол, подковой ко мне.

— Ну, в этом случае, наверное, их можно было бы не приколачивать, а приклеивать? — произнёс я, и тут вспомнил, из чего варят клей. Впрочем, может быть в волшебной стране его делают из чего-то другого?

— Копытный клей держит куда хуже, чем старые добрые гвозди, — ответила единорожка, — для какой-нибудь модницы ещё сойдёт, но для таких, как я, нет ничего хуже, чем в поле внезапно остаться без подков, потому что ты переборщила с магией и клей сгорел.

Я даже не стал спрашивать, происходило ли такое лично с ней. Разумеется, происходило — в её Министерстве Магии явно что ни день, то приключение.

— А эти малышки держатся, — в качестве подтверждения она притопнула копытом по столу, — ну, за исключением того случая, когда у меня слетела одна, но это явно был бракованный гвоздь, — она нахмурилась. — Шесть бракованных гвоздей. Впрочем, — её опустившиеся было ушки снова встали торчком, — кузнец даёт гарантию на свою работу, так что она приделала подкову бесплатно!

— Я понимаю, что это странный вопрос, но из чего делается копытный клей?

— Из копыт, разумеется, потому он и называется «копытный клей», а не «крахмальный»!

— Крахмальный?

— Ну да, я в школе пользовалась, кстати он съедобный и даже довольно вкусный. И да, прежде чем ты спросишь — а ты наверняка ведь спросишь — кузнецы и хуфекюристы собирают снятую с копыт стружку и обрезки и продают их клееварам.

— Собирать обрезки копыт… странно звучит.

— Не страннее, чем собирать перья пегасов. Откуда, как ты думаешь, они берутся?^[4]

— Что, правда? — я раньше никогда о таком не задумывался. — Значит, это не крашеные гусиные перья?

Единорожка лишь покачала головой.

• • •

Ками, как правило, не приносила свою работу домой. Иногда, когда она возвращалась, следы её работы были заметны на её шубке. Иногда она приходила ковыляя, или шаталась и жаловалась на магическое истощение — борьба с магическими катастрофами и волшебными тварями не проходила ей даром. Но вот бумаги, чтобы поработать с ними дома, она никогда не приносила.

А поскольку в Эквестрии не изобрели ни мобильных телефонов, ни компьютеров с электронной почтой, ни даже, кажется, обычных проводных телефонов, Министерству Магии приходилось пользоваться курьерами. За всё время, что мы жили вместе, это произошло всего пару раз. Однажды посреди ночи в наше окно постучалась пегаска и тут же ввалилась внутрь, не обращая внимания на то, как подобная бесцеремонность меня взбесила. И тогда же я в первый раз увидел, как Ками телепортируется: она перекинулась с прилетевшей парой слов, встала с кровати и тут же исчезла во вспышке света и с негромким хлопком.

Пегаска, сделав своё чёрное дело, умотала обратно в окно, а я провёл остаток ночи без сна, и в офисе, поскольку я никак не мог выкинуть произошедшее из головы, это стало в тот день основной темой для обсуждения. Во-первых, как выяснилось, далеко не все единороги умеют телепортироваться (или пользуются этим умением), и во-вторых, практически любой из моих коллег был бы всерьёз рассержен, если бы его кобылу или жеребца ночью внезапно выдернули бы на работу.

Я намеревался серьёзно поговорить с Ками о произошедшем или, по крайней мере, попросить, чтобы она предупреждала меня, прежде чем так исчезать. Но когда пришёл домой, её ещё не было. Я бегал по дому из угла в угол, а потом она появилась, вся взмыленная и выглядевшая так, словно побывала в аду, шатаясь, дошла до дивана и обрушилась на него, уснув, похоже, на лету. Я не стал расспрашивать её о произошедшем. Пожалуй, лучше мне этого вообще не знать.

Так что бумаги она домой не приносила. Но строго говоря это же не были её рабочие бумаги, она просто согласилась их прочитать, да и насколько важна в офисной работе гармония, я прекрасно осведомлён. Так что я не стал возражать, хотя вместо обнимашек вынужден был наблюдать, как она читает чью-то графоманию.

Ну, почти не стал.

— Тебе там не одиноко?

Я сидел на диване и заворожённо смотрел на висящее в воздухе перо. Большинство моих коллег поднимали перо, только когда им требовалось что-то написать, а потом опускали обратно либо на промокашку, либо в специальный стаканчик. Одни, перед тем как написать что-то, обязательно макали перо в чернильницу, другие начинали писать, и окунали перо только когда решали, что уже требуется.

Ками же держала своё перо висящим в воздухе, рядом с головой. Когда ей требовалось что-то написать, она подносила его к бумаге и, написав одну-две фразы, возвращала обратно — перо снова повисало рядом с её головой, медленно вращаясь вокруг своей оси. Не знаю, сознательно ли она вертела его, или это просто такое свойство у её телекинеза?

Впрочем, когда она пользовалась столовыми приборами, они не вращались. С палочками для еды это не было бы заметно, но на вертящуюся ложку или вилку я бы точно обратил внимание.

Кстати, а зачем вообще нужны единорогам ложки и вилки? Это точно не часть повседневного этикета — пегасы и земнопони ими не пользуются. Чисто единорожий выпендрёж? Мы однажды были в театре, так вот наблюдать за тем, как она по одному таскала из ведёрка и закидывала себе в рот зёрнышки попкорна, было практически так же увлекательно, как и смотреть на происходящее на сцене.

— Немного.

Я похлопал по дивану рядом с собой — там, где она обычно сидела, когда мы вместе смотрели на огонь.

— Знаешь, писать, держа бумаги на весу неудобно, — сказала она, — если тебе это интересно.

Я кивнул. Писать, держа бумаги в руках, тоже менее удобно, чем на столе.

— Я, конечно, могла бы, но сейчас слишком выдохлась, чтобы расходовать силы ещё и на это. К тому же её почерк так тяжело разбирать…

— Скажи, а печатать на бумаге, не используя перо, ты можешь?

— И даже не используя чернил, — кивнула в ответ Ками, — но это уже более сложное заклинание. К тому же если ты хочешь писать по-эквестрийски, а не по-эолийски.

— По-эолийски? Что это за язык, ни разу не слыхал.

— Старинный пегасий диалект, но классические заклинания такого типа по умолчанию работают именно с ним.

— Пегасы создавали заклинания для единорогов?

Ками покачала головой, перо перестало вращаться в воздухе.

— Легенда гласит, что самое первое заклинание для этой цели было создано влюблённой парой: пегаской и единорожкой. Они не могли быть вместе, постольку их племена в то время враждовали. Икария, единорог, изобрела способ отправлять своей подруге письма с помощью магии. Чиос… в легенде про это не сказано, но она, наверное, лепила буквы из облаков. Сейчас большинство единорогов даже не понимают эолийский.

— Но некоторые ведь могут?

— Да, но только такие продвинутые, как я! — она показала мне язык и вернулась к работе.

Я смотрел, как она закончила работу над очередной страницей, потом встал с дивана и перебрался на пол рядом с ней. Давно надо было так сделать, но пони, даже Мистики первого ранга, не очень любят сидеть прямо на полу, так с чего бы любить это мне?

Она прижалась к моей ноге и продолжила работать. Я начал гладить её гриву, почесал за ушками, а потом провёл пальцем по рогу. Ками хлестнула меня хвостом, но я продолжал, пока в воздух вдруг не взлетела чернильница и моя рука внезапно не украсилась словом «βρόδον»^[5].

— Это что такое?

— После узнаешь, — ответила она, — я хотела написать τράγαις^[6], но ты не воняешь как козёл. По крайней мере, сейчас.

Я обиженно выпрямился:

— То есть ты хочешь сказать, что иногда я всё же воняю?

— Все мы иногда воняем, — задумчиво ответила Ками, — и это далеко не всегда оскорбление, потому что зависит от ситуации. Вонять как козёл можно и от того, что весь день занимался тяжёлой работой, а не от того, что пренебрегаешь мытьём.

— Такое впечатление, что ты что-то имеешь против коз.

— Ну, они странно пахнут. И едят клей.

— Ты сама призналась, что в жеребячестве ела клей.

— Возможно, я тогда была маленькой козочкой? — отложив свои бумаги, единорожка повернулась ко мне. — Возможно, злой волшебник проклял меня, и я вынуждена жить в облике пони, пока меня не поцелуют, и я не превращусь обратно в прекрасную козу?

— Глупышка пони Ками! — но я, разумеется, поцеловал её, и, разумеется, в козу она не превратилась.

— Гм… да, похоже, я всё же и раньше была пони.

Но эта тема меня уже заинтересовала.

— Скажи, ты способна превратиться в козу?

— Да.

— А в… в меня?

— Знаешь, что я больше всего в тебе люблю?

— Мои руки? — я почесал её за ушками.

— Почти.

— То, что я совершенно не способен колдовать?

— Да, это. Потому что если бы ты мог магичить и когда-нибудь научился магии, ты бы попробовал превратиться в кого-нибудь другого — и это породило бы невероятные сложности, магические, моральные, психологические… Так что я искренне рада, что ты не способен научиться магии. Если превращение применять только в случаях крайней необходимости — это очень полезный инструмент. Если же нет… Это порождает очень много неприятных последствий, — она опустила задумчивый взгляд на свои бумаги. — Ты знаешь, что некоторые единороги изредка начинали что-то писать во сне или во время медитации? В древние времена это порождало легенды о пророках.

— О, я вижу своим внутренним взором, — мистически завывая, произнёс я, — глупышку пони, которая сидит на полу, а перед ней летает перо!

Ками показала мне язык.

— Продолжай же, о прозревающий истину!

— О, я провижу, что ей сейчас будут чесать загривок в особом волшебном месте, про которое почти никто не знает!

— Та-ак, мне нравится, к чему это идёт! — подруга поплотнее прижалась ко мне, и я опустил руку ей на спину.

— А пото-ом эта же пони вдруг узнает, что по дороге домой её муж зашёл к торговке и купил пачку печенья!

— Ага, так вот почему от салата так сладко пахло! — она подозрительно прищурилась. — Ты же не планируешь слопать всё один, не поделившись со мной?

— Разумеется, нет! — а потом моя рука нашла между её лопаток то самое волшебное место, и пони расслабилась, прижимаясь ко мне, забывая про недочитанный рассказ, а затем перевернулась на спину, подставляя свой пушистый животик под поглаживания.

Моя Ками никая не коза. Она, на самом деле, где-то в глубине души — кошка.