Алый Солнечный Свет - Том I: Расслабься / Scarlet Sunlight Vol. I: Relax, Take it Easy
Глава VII PARADISE FEARS
ГЛАВА VII. PARADISE FEARS
— В чём заминка, мистер Фирс?! – бесцеремонно нарушив только установившуюся в тёмном кабинете благословенную тишину, что чудесно гармонировала с искусственно воссозданной атмосферой душевной подавленности, уважительно обратился к воссевшему на своём высоком кресле важному господину низенький жеребец-фельдшер, еле заметно подёргивающиеся копыта которого незамедлительно выдали напоказ его боязливую натуру, отчего тёмный силуэт крепкого телом начальника на противоположном конце комнаты издал пронзительно звонкий в своей ужасающей интонации смешок.
— Impoli, impoli, monsieur Blue[1], — демонстративно цокнув кончиком напряжённого языка по наготовленному к тому нёбу, сурово отчеканил встревоженный неповиновением своего подчинённого жеребец истинно благородного окраса шёрстки, чья белизна, пожалуй, и была единственным атрибутом внешнего вида, что виднелся в кромешной тьме личного кабинета, в то время как плавные надавливания искрившего молниями золотисто-солнечного телекинеза оборачивали к нарушителю покоя великолепной красоты кресло, изрядно заливавшее пространство меж стен зловещим скрипом застарившейся древесины.
На лбу безмолвно запаниковавшего молодого специалиста, в одночасье лишившегося светлых надежд на остаток сегодняшнего дня, выступил холодный пот, докончив тем самым картину тихого отчаяния на морде жеребца, став для той финальным, завершающим элементом в довесок к дёргающимся от страха пуговичным глазкам и прижатым книзу обмякшим ушкам. Предусмотрительно прогнав через свои лёгкие внушительных объёмов воздушные массы, боровшийся до конца фельдшер Блю Скай не сдался перед лицом опасности, предпочтя вернуть своему лику внушающий доверие серьёзный вид, и, состроив каменное лицо, тот затаил дыхание, выжидая уготовленной для него участи. Ощущая несравненную ни с чем головную боль, то ли от перенасыщения организма кислородом, то ли от психологического давления его наставника, что питал особенную страсть к подобного рода экспериментам, жеребец важно облокотился о золотистую металлическую ручку входной двери, надеясь на скорейшее окончание этой изрядно затянувшейся драматичной сцены, подопытным в которой по несчастию воли фортуны ему пришлось стать
Однако строить из себя саму непоколебимость элегантный господин в зауженном врачебном халате долго не мог, и вот, внезапно спохватившись подле пола, тот обнаружил своё невинно подрагивающее тело падающим на выступающие близ порога доски холодного паркета, что, как не трудно догадаться, граничили с твёрдой плиткой желанного коридора, обдуваемого тёплыми ветрами утреннего бриза: должно быть, чрезмерно самоуверенный господин, неосмотрительно застывший в позе, подобно мраморному изваянию, просто-напросто забыл, что ручка сия имеет «необыкновенное» свойство поворачиваться, раскрывая тем самым врата в светлую и безопасную часть психотерапевтического отделения больницы.
Приложив обрамлённое сводами остроугольного врачебного халата ведущее копыто к закатившимся от стыда глазам, дабы не видеть столь дурное фиаско своего подчинённого, Фирс тяжело вздохнул, искренне выдав тому на остатке душевных сил:
— Так уж и быть, мистер Блю Скай, я прощу вам вашу тягу к отнюдь не самой уместной торопливости, но, прошу, не заставляйте меня пресыщаться до ужаса пронзительного стыда за ваши глупые проступки! Знали бы вы: смех ваших коллег то и дело доносится из-за дверей, стоит мне пройтись близ операционных на последних минутах перерыва!
В ответ на выдвинутые по делу обвинения, судя по реакции молодого жеребца доносящиеся из уст статного господина далеко не в первый раз, провинившийся жеребец лишь пожал плечами, неловко улыбнувшись, вычищая свой усеянный орнаментом медицинского креста костюм от каждого пятнышка и пылинки, что успели осесть на тот за время непродолжительного выговора, окончившегося к удивлению, обоих значительно раньше предположенного срока.
— Так… Выходит, я… Передаю выжидающей на пороге отделения мисс Мике, что вы готовы уделить ей своё драгоценное время, верно, мистер Фирс? – глупо подтянув через силу рвения к жизни кончики своего рта, вовремя подоспел со здраво звучащей мыслью отряхнувшийся пегас, белый колпак которого, вычурно украшенный масляного налива вышивкой могущественного рыжего дракона, был надет задом наперёд, да к тому же и наизнанку. – Я могу передать мисс Мике ваше согласие?
— Да, — плавно потирая копытом переносицу, устало ответил постепенно сходивший с ума от творившегося безумия привыкший к порядку единорог.
— Вы уверены, что вы готовы её принять? – с оглядкой на текущее состояние своего сурового начальника, осмотрительно уточнил Блю Скай, не позволяя себе даже дёрнуть крыльевыми перьями близ чувствительных ушей чуткого мистера Фирса, что сейчас, исходя из представлений фельдшера, был близок к нервному срыву. И, будто бы невзначай, не дождавшись необходимого для ситуации отклика, пегас продолжил докучать своим лишним присутствием желавшего отдохнуть перед работой предводителя отделения, с глупой мордой прибавив, — Не знаю, как вы, а я бы отдохнул ещё минуток пять: вы только посмотрите на себя, вам…
— Да, я согласен обследовать мисс Мику, — спешно, но в то же время спокойно подтвердил сказанное ранее точным и резким выпадом Парадайс Фирс, подняв полный уверенности взгляд на коллегу, блеснув из тьмы ало-рубиновыми очами. Прервав странно звучавшее изложение не самого разумного работника в рядах персонала псих. отделения, единорог плавно прикрыл входную дверь своего мрачного кабинета, отсалютовав юноше, дабы тот безо всяких колебаний мог отправиться на дело.
Оставалось лишь надеяться, что весьма неловкий и в словах, и в деле жеребец, чей торс был подпоясан замысловато расписанным символами древнеэквестрийского языка огненно-рыжим халатом, не провалит данное ему поручение. Сам же Фирс предпочёл провести остаток внезапно укоротившегося времени перед долгой беседой со своей пациенткой, наблюдая за сиянием тускло горящей настольной лампы, в сиянии тёплых лучей которой славно играл кроваво-красный рубин на шее жеребца, аккурат близ вздёрнутого кверху воротника тонкой и угловатой белой рубашки.
— Мистер Фирс, здравствуйте! Пациент номер 134 – Мисс Мика, кабинет 407, внеплановый приём! – важно огласил по внутрибольничному энергомагическому радио до ужаса хриплый голос некой старой кобылки, отозвавшийся в ушах преисполнявшегося покоем жеребца дряхлым и неприятным шумом.
— Д-да! Парадайс Фирс принял пациента, конец связи! – срочно ответил вздёрнувший от неожиданности единорог, на время перекрыв свой личный канал связи, лишь бы не выслушивать вновь грозившиеся возникнуть на пустом месте возгласы кобылы, идущей далеко не в копыто со временем, а где-то в десяти шагах от него поступью престарелой улитки. – Фу-у-ух… Я клянусь: если господин Хэлф снова не отправит миссис Рэд Боун на курсы повышения квалификации, я не поскуплюсь и сам куплю ей должные знания – ну это же просто невозможно! Нестерпимо! Кошмарно! – неистово скрипя зубами, возможно, излишне драматично высказывался о ситуации с успешно налаженной в последние годы системой телекинетической связи пытавшийся познать внутреннее спокойствие Фирс, в мыслях не одиножды проклиная злосчастную кобылу, что раз за разом прорезала только наладившуюся тишину рёвом непослушного динамика, громкость принимаемого сообщения на котором, стало быть, каждый раз была известна одной только судьбе, потому в угоду информированности каждый в отделении был вынужден приносить в жертву свои чувствительные уши. Что, безусловно, было весьма раздражительно для каждого, однако особенно губительно сказывалось на чутком по отношению к мельчайшим колебаниям воздуха Фирсе.
«… Добрый вечер, уважаемые жители Вечнодикой Области! Над Хакимом, плавно надвигаясь со стороны севера, движется тёплый атмосферный фронт…»
«… Уважаемые читатели, не спешите перелистывать страницу с погодной рубрикой преждевременно! Вопреки плотно установившемуся в читательских кругах мнению, мы знаем, что наши прогнозы имеют необъяснимо загадочное свойство сбываться в одном случае к десяти, однако специально для вас мы подготовили сногсшибательную СЕНСАЦИЮ! Будьте готовы потерять голову от вести о том, что вчера поступило в лабораторию нашей знаменитой метеорологической станции на юге города Хаким…»
«… Светлое будущее уже наступило! Государственный проект по индустриализации социально-экономического устройства страны приведён в исполнение. И вот – не успели мы наслушаться в новостях о необыкновенных чарах загадочных самоцветов братьев Хармони – как чудеса прогресса успели настигнуть в своём насаждении самых далёких земель нашей родной Эквестрии!..»
«… Детальный, пошаговый процесс формирования сих достижений научно-технического прогресса доподлинно неизвестен, впрочем, как и досконально разъяснение принципа их работы: к нашему сожалению, производственная тайна, хранимая компанией, словно зеница ока, вынуждена остаться таковой на протяжении ближайшего десятка лет в связи с недавними скандалами в среде патентного права. В ответ на возникающие вопросы полной сомнений толпы Хармони старший отвечает: «Ради вашего же блага мы вынуждены держать секреты производства в строжайшей безопасности – во благо предотвращения возможного хаоса, что в случае разглашения конфиденциальной информации не заставит себя долго ждать» …»
— Это всё, несомненно, очень здорово, ребятушки вы мои уважаемые, — демонстративно задрав кверху густые брови, плавно пророкотал, возлежав на кресле близ врачебной койки, Стробэрри Филдс, инстинктивно прищурившись в строки плотного газетного полотна любопытным взором, в глубинке которого, очаровывающе сверкая, виднелась искра скептической натуры, — но вы, если я не ошибаюсь, обещали поразить мою фантазию какой-то сенсационной вестью, что имеет отношение к прогнозу погоды! – пригрозив составителям-редакторам с повадками пустословов условным презрением в устной форме, жеребец грозно стукнул по бумаге краешком ведущего копыта, плавно оправляя свободной конечностью съехавшие на плотно замотанную бинтами переносицу тёмные очки, оправа которых буквально сыпалась от старости, дополняя и без того не самый позитивный образ шедшего на поправку крылатого пациента.
«… Но не волнуйтесь! Помните наше ранее оговоренное замечание по поводу недостаточно точного для большинства читателей прогноза погоды? Про те самые десять процентов успешного предсказания? Что же, вот и гвоздь нашей новостной рубрики! Благодаря патентованным технологиям братьев Хармони, что в кругах просвещённого персонала принято именовать «сетами», точность прогнозов близ нестабильной, непредсказуемой зоны вечнодикого леса обязана вырасти до… трёх верных предсказаний из десяти!..»
«… Да, вы не ослышались! Неустанный, долгий и упорный труд лучших умов нашей страны наконец смог поднять точность оценки погоды на самой аномальной зоне просторов необъятной Эквестрии, тем самым увеличив эффективность процесса на двести процентов уже сегодня!..»
«… И вот их первое предсказание: к завтрашнему дню юг страны ожидает солнечная погода, 20 градусов тепла, с лёгкими дуновениями метра (1-3 метра в секунду). Наслаждайтесь чистым небом и не забывайте внимательно следить за актуальными новостями нашей области, дорогие читатели!..»
Бесхитростно вытянув напряженную от скуки шею в направлении настежь раскрытого окошка, легенда психотерапевтического отделения, тоскливо подперев угловатый подбородок влажным рукавом халата, надетым на жёсткое копыто, тяжело вздохнул, тут же насытив лёгкие живительным ароматом свежего озона, присутствие которого ощущалось повсеместно, стоило лишь высунуться на улицу под нещадные лезвия рокочущего по крышам ливня, что вкупе с гремящей грозой составлял только проснувшимся горожанам далеко не самую приятную компанию. Инстинктивно цокнув язычком, обомлевший от шока Филдс потупил голову в пол, пытаясь отыскать в неоправданно ироничном природном катаклизме, творящемся за окном, нечто позитивное: «Что же, во всяком случае, господам-метеорологам хватило чести не солгать нам по поводу ветра!»
— Мистер Фирс, прошу, встречайте, мисс Мика! — отсалютовал полный гордости за выполненное поручение Блю Скай, услужливо раскрыв перед милой особой входную дверь в пресыщенный необыкновенного комфорта кабинет, что всем своим видом отсылал к просторным комнатам отдыха реабилитационного отделения тремя этажами ниже.
— Доброе утро, мисс, — придав своему голосу нежный оттенок бархатистого баритона, неторопливо и галантно поприветствовал вошедшую земную пони вежливый жеребец, приподняв краешек губы так, будто бы на осмотр к нему пришла не деревенская дева, а столичная красавица в обворожительном кружевном платье. – Прошу: присаживайтесь, мисс Мика! – ободрённо произнёс Фирс, подмигнув своему несмышлёному коллеге, дабы тот спешно шёл на свой рабочий пост, после чего предусмотрительно подметил важность своего поручения закатившимися глазками, в глубине которых буквально сходу читалось: «Скай, ты дуралей! Иди уже, не мешай мне работать!», — и, к удивлению возвысившегося над былым беспокойством единорога, его условные знаки были «разгаданы» ранее предполагаемого срока довершения Скаем масштабных мыслительных операций. С громким стуком дверь захлопнулась с противоположной стороны, а сам повеселевший коллега, скрутив губки в трубочку и драматично приложив копытце ко лбу, издал лёгкий смешок и тут же вышел из помещения, всем своим видом показывая, что не желает глядеть на тет-а-тет двух рослых непредсказуемых пони в стенах тесной комнаты, что, казалось, была обставлена роскошнее большинства личных кабинетов руководящих морд не самой бедной больницы.
Первым, что бросалось в глаза при входе в сию обитель здравомыслия и благоразумия, являлся выстеленный вдоль стенки близ окна алый коврик с извилистыми полосами голубого оттенка, в одиночку составлявший помещению должную атмосферу непринуждённого диалога, отчего все прочие элементы наподобие резной мебели копытной работы или репродукций закатных полотен великих художников казались второстепенными. Ранее распылённые близ рабочего стола врача пресыщенные изысканности пары ароматного розового одеколона будто бы дурманили рассудок пациентов, высвобождая необходимое мастеру место под толщей черепа для деликатной работы с проблемами пациентов, отягощённых чертогами собственного сознания.
Глядя с койки на потолок, изображавший в своей палитре цветов подобие благородно-сапфирового рассвета, с отходившими от центра к углам рыжими волнистыми лучами, пациенты лишний раз получали возможность отдаться своим мыслям и пресытиться должным спокойствием, плавно переводя взгляд с одного края на другой, встречаясь взором со сверкающим искрами искусственно воссозданного светила. Помимо знаменитой среди персонала великолепной росписи потолочной плитки главный приёмный кабинет мистера Фирса имел в своём распоряжении менее приглядный элемент – голубовато-лазурные обои с орнаментом заострённого стального пера -, несмотря на свою повсеместность, всё же меркнувший на фоне значимости простых, но необыкновенно красивых деталей потолка и пола.
Но что более удивительно, все заранее назначенные на приём к мистеру Фирсу дамы и господа имели неописуемо удивительную черту в поведении, независимо от расовой принадлежности, психологической предрасположенности или банальной заинтересованности: каждый пациент, занимавший положенное ему место за мягкой бархатистой койкой, отзывался на дискуссионные вопросы своего терапевта так, будто бы сознание тех переставало быть им подвластным, как бы то ни звучало странно. Впрочем, в случае со столь великолепным помещением, проблемой то назвать было сложно: немногие бы стали противиться возможности поплыть по течению вслед за искривлёнными линиями пылающего ночным лазуритом небесного светила – в конце концов, терапия направлена на очищение сознания от лишних мыслей с последующим вычленением корня отравляющей разум проблемы, и господин Фирс точно знает, как достичь должной аудиенции со столь непреклонным и сильным противником, гордо именующим себя «подсознанием».
— Прошу, выскажитесь, мисс Мика, мне необходимо сопоставить ваши текущие опасения с теми, что вы высказывали неделю назад, будучи одержимой наплывом ярких эмоций, — держа возле себя в ауре золотистого налива заострённый угольный карандаш и раскрытый близ конечных страниц блокнот, полный мелких зарисовок, сокращений и известных одному только Фирсу знаков, единорог, сверяя записи семидневной давности, плавно произнёс приветственные слова на ушко пациентке, занявшей должное место на койке.
— Быть может, вы зададите мне наводящие вопросы, господин Фирс? – невольно подогнув под себя задние копытца, словно бы на первом приёме, торопливо протараторила пациентка, полный тревоги взгляд которой скакал по всей комнате, выискивая нечто недостижимо спокойное в своей природе, дабы унять возгоревшийся от слов терапевта пыл. Сглотнув, юная мисс припустила голову к полу, вглядываясь в серую плитку, полную трещин, мелких дырочек и архитектурных несостыковок, что открывались неосмотрительному взору лишь при детальном осмотре неприглядных уголков богато обставленного кабинета. Глубоко вздохнув, земная пони, не изменив тона, прибавила, обернувшись на спинку, дабы возвратить своему взору успокаивающий вид карикатурно изображённого небесного светила, — Я не могу понять, что я чувствую, честно. В прошлый раз я была уверена, что нечто изменилось, и в этом была замешана я, но теперь… я чувствую, будто бы на душе тяжёлым камнем висит знатная доля пустого жизненного замысла. Будто бы… душа моя опустошена.
Исчерчивая лист за листом с характерным звуком истирающегося грифеля, внимательный жеребец лениво кивал головой в знак почтения к словам юной леди, занятый сопоставлением двух психотипических картин, что он смог получить менее чем за двадцать рабочих дней на основе общения с весьма открытой мисс Микой. Подметив нависшую меж ними неловкую, отягощающую своей напряжённостью тишину, профессионал своего дела одним ловким движением оживил застывшую в мёртвой позе беседу, преподнеся своей пациентке миниатюрный презент в виде стилизованных стальным орнаментом песочных часов и сказав:
— Мисс Мика, будьте добры, внимательно вглядитесь в то, что я вам дал, — загадочно пророкотал своим ласковым баритоном, нависший над занятой койкой статный единорог, медленно и плавно проводя касанием нежной ауры по краю хронометрического прибора, с неустанной улыбкой наблюдая за перетеканием песчаной насыпи из одной сиявшей золотистыми искрами ёмкости в другую. – Вглядитесь внимательно, мисс Мика. Это устройство ничего вам не напоминает?
— А оно должно? – искренне не понимая мотивов своего излишне заумного терапевта, дрожащим голоском уточнила пони, грива которой стелилась от края высокой койки до самой поверхности пола водопадом роскошных, пышных локонов болотно-изумрудного налива.
— Стало быть, так, — пожав плечами, в обыкновенной для него медленной манере подтвердил Фирс, приготовившись к долгой словесной тираде, что была призвана обеспечить недоумевающей пациентке должное понимание предложенной маэстро психологии метафоры. – Комплексный анализ уклада вашей личности вкупе с учётом обострившегося во время последних сеансов чувства духовного опустошения навёл меня на мысль о причине становления в вас депрессивного начала, — расхаживая вдоль тусклых картин городских пейзажей, грамотно и в должной мере понятно стелил профессиональными понятиями Фирс, ощущение гордости которого за проделанную над несчастием работу буквально витало в воздухе. – Аккурат к тому моменту, когда я договорю это предложение, вам следовало бы оставить сие изобретение в смиренном положении – вглядитесь в пустоту верхней колбочки, песок из которой постепенно утекал вниз, пока вы слушали слова мудрого напутствия.
— На что вы намекаете, доктор? – заинтересованно отрезала Мика, блеснув заворожёнными очами, пустота в которых будто бы по щелчку магии переменилась полным жизни пурпурным огоньком дрожащей радужки.
Издав ни то маниакально-тревожащий, ни то до омерзения глупый мешок, оправивший свой вычурный халат господин подошёл ближе и шёпотом произнёс, глядя на резко оклемавшуюся пациентку сверху вниз взором голодного до добычи зверя, преждевременно предвкушая победу над очередной отступившей патологией душевного характера:
— Разве вся наша жизнь – это не песочные часы? Разве, отплывая по океану времени в далёкое плавание по маршруту, именуемому судьбой, мы не теряем себя в мире, что пресыщает нас величием новых знаний, навсегда изменяя и превнося в нас нечто несвойственное нам? – медленно ликуя над поверженным оппонентом, жеребец даже позволил себе обернуться в сторону приоткрывшейся от сквозняка входной двери, сделав резкий, но элегантный выпад в её сторону, в то время как на морде его красовалась ниспадающая улыбка пони, заблаговременно уверенного в своём абсолютном превосходстве над ситуацией. – И, ровно-таки наоборот, вы, будучи целым миром со своими устоями, традициями и мировоззрением, навсегда меняете окружение, выступая одним из ярких светил на небе в ночь пронзающе-белёсого сияния, что я лично предпочитаю называть «судьбой»! Из чего следует, что ваша депрессия на почве вопросов духовного перегорания означает лишь одну из двух схожих вариаций: должно быть, ваше отношение к миру вокруг столь всепоглотимо, что вы забыли о самой себе, вдоволь отдавшись радостям, достать копытом до которых проще простого. Впрочем, я не отрицаю возможности духовной изоляции, вследствие которой ваши мысли были вынуждены оставаться внутри единственной черепной коробки, стагнируя на фоне искусственно воссозданного по причине травмы одиночества.
— А… М-можно попроще, господин Фирс? – нервно сглотнув встрявшую в горле слюну и прикусив губу, боязливо отчеканила Мика, забившись в лёгкой панике от многословной тирады своего терапевта, половину сути которой она упустила ещё к моменту окончания её первой минуты.
— Если проще, то вы либо ленивая затворница, коей не хватает смелости выйти на улицу за здоровым общением с социумом, либо, наоборот, чрезмерно социальная персона, со временем лишившаяся в округе друзей своего собственного «я», — сделав поклон до самого пола, гордо окончил шустрым говором свой тяжёлый для восприятия монолог Парадайс Фирс, коснувшись белыми кружевными манжетами халата влажной плитки холодного пола. – Так или иначе, ваша беда завязана на реакции окружения, и я советую вам закрыть на это глаза, всем не угодишь. Ваша жизнь – это ваш путь, и уже одно ваше существование наполняет его смыслом: разве я не прав, мисс Мика? Займитесь творчеством, сходите в библиотеку за пищей для размышления – уверяю вас, вы даже не вспомните, что когда-то страдали от отсутствия цели. Благо, вы, в общем-то, и не проявляли особенно чётко выраженных симптомов депрессии, — внимательно приглядевшись к напыщенно удивлённой мордашке своей пациентки, Фис показательно прокашлялся, просияв яркой доброжелательной улыбкой перед взором земной пони. — И, если совсем просто: вы выписаны, мисс Мика!
— Ч-ч-что?! – испуганно схватившись за голову, на повышенных тонах выдала встревоженная леди, зрачки глазок которой тут же ужались от шока до размеров боязливо дёргавшихся миниатюрных пуговок. – Н-н-но я хожу к вам всего седьмой раз за месяц! А за сегодня я успела только лишь промолвить пару слов: как вы можете быть столь уверены, что мои духовные силы были восстановлены? А если мне в очередной раз станет печально и тяжело?
Звонко рассмеявшись, единорог, тревожно сверкнув из тьмы угла кабинета выразительными очами, заявил:
— Так почему же вы сейчас имеете эти самые силы эмоционально высказываться касаемо моего решения? Я так понимаю, душевный камень уже вам не жмёт, не так ли, мисс Мика? – и стоило мастеру своего дела только обратить на это внимание, как его пациентка будто бы прозрела, встревоженно обхватив раскрытый тоненький рот не менее тонким копытом, дабы не закричать от приятно обернувшегося для неё внезапного удивления.
Горделиво воссев над загруженным документами рабочим местом, по стечению погодных обстоятельств пропахшим запахами свежей весенней растительности вкупе с изысканностью аромата столичного парфюма, ритмично постукивавший пером единорог приступил к заполнению медицинской книги своей пациентки. Раскрыв ту на последней странице, Фирс обозначил весьма незатейливый на первый взгляд диагноз «Сезонная Депрессия», что красовался лазурными чернилами вычурной подписи аккурат близ последних записей, идентичных новой, с соответствующими печатями иных медицинских специалистов знакомой ему области. В должной мере расписав необходимые для документации подробности лечения, галантно подмигнувшей своей пациентке господин с ласкающим ушки шумом поставил близ подписи печать психотерапевтического отделения, важно задрав голову, выражая тем самым полную удовлетворённость проделанной работой. Плавно заведя копыто за гриву, дабы уложить непослушные локоны пурпурного налива, Фирс в характерной для него манере, медленно и раскатисто, произнёс:
— Уважаемая мисс Мика, вы свободны, — и, с еле различимым средь чарующих слов обращения приятным стуком задвинув за собой рабочее кресло, он дополнил свою финальную речь парой слов мудрого напутствия, глядя прямо в глаза смущённой собеседнице. – На правах вашего лечащего врача я позволил себе изучить историю вашей болезни, и, если вы не сочтёте, то за грубость, разрешите, я дам вам рекомендацию, — блеснув яркими кроваво-алыми очами близ заинтригованной пациентки, Фирс открыл той дверь на выход из кабинета, галантно поклонившись той, словно столичный джентелькольт, и, услышав одобрительно хмыканье, вполголоса произнёс. – Вам не стоит так часто ходить по докторам с идентичным диагнозом сезонного характера: найдите себе молодого жеребца – уверяю вас, он в должной мере заменит мои заботливые речи, что вы с таким упоением слушали, пока бархатистый голос лился в ваши милые ушки.
Припустив знатно порозовевшие ушки к своей смущённой бордовой мордашке, земная пони, незатейливо фыркнув, предпочла ничем не отвечать бойкому на язык господину, что читал её, словно открытую книгу, на протяжении всей чувственно-прогностической прощальной речи, сохранив молчание вплоть до момента финальных слов близ ставшего родным кабинета номер 421:
— Спасибо, мистер Фирс, — и, позволив себе напоследок насладиться тёплыми объятиями с высоким и статным господином, невольно улыбнувшаяся Мика, забрав из копыт того пачку заполненных документов, галопом ринулась прочь, отчего пустота холодных залов залилась раскатистым топотом копыт резво рвавшейся к выходу кобылки, всеобъемлющая радость которой прослеживалась даже через эти прощальные крохотные шумики.
Фирс же просто улыбнулся, припустив полную мыслей голову к полу и неожиданно для себя засмеявшись от того, сколь до наивности милым вышел акт их окончательно прощания, вслед за которым следовало быть новой, полной новоприобретённого смысла жизни, возможно, его самой незатейливой пациентки, мисс Мики.
— Мистер Фирс! Вижу, вы наконец спровадили вашу пациентку, не так ли? – задорно произнёс ожидавший позади пегас, закутанный в широкополый халат, сотканный из нитей не самого высокого качества, но зато в стиле восточных традиций, сдержанно усмехнувшись взору своего наставника, обращённому в сторону скрывшейся за углом кобылки. – А вы, часом, с ней тему влюблённости обсуждали, м-м? А то, вижу по глазкам вашим, не безразлична она вам.… Быть может, роман, ха-ха?
— Спровадил-спровадил, — спешно успокаивая своего юного последователя, только выпустившегося из провинциальной академии, гораздого разводить шум на пустом месте, преспокойно попытался вернуть того в узду пошедший к подоконнику жеребец, нехотя проронивший смешок от нелепости высказанного тем предположения. И, облокотившись о край прохладного выступа, речивый[2] руководитель, глядя своему без устали ржущему подчинённому прямо в глаза, остроумно ответил. – А к чему такое любопытство, уважаемый? Сам хотел провести терапию этой милой барышне?
— Ну, не чтобы так прямо «хотел»: мне по должности не положено проводить подобное, сами знаете, — густо покраснев, однако не отдавшись эмоциям, умело отпарировал крылатый казанова, высматривая спешившую домой леди в щелях меж досок, коими вдоль и поперёк были заколочены широкие окна.
Демонстративно прокашлявшись и отведя взгляд в сторону, Фирс, приложив достаточно усилий на поиск, достал из дальних глубин кармана своего халата отрывок блокнота, с нанесённым на него алым пером адресом, и, облизнув губы, еле сдерживая смех, осторожно произнёс:
— Ну, смотри, Скай: вот тебе адрес, там наши должности не играют роли, и ты можешь утолить все свои сокровенные желания, коль изволишь их на других проецировать.
— МИСТЕР ФИРС! – задёргавшись от удивления, словно кот, брошенный в воду, со вздыбившимся кверху волосами лимонного оттенка, пегас неожиданно даже для самого себя вскричал, отчего его своеобразный, проглатывающий слова акцент, присущий жителям прибрежных районов близ Филлидельфии, заметно обострился, отчего Фирс, позволив себе облокотиться о стенку близ окна, начал посмеиваться себе в копыто. – Д-дак это же адрес мисс Ред Боун, вы что мне дали?! – с широко распахнутыми от ошеломления глазками продолжал недоумевать неосторожный пегас, с румянцем на щеках высказывавший свои мысли на полкоридора. – Я, что, по-вашему, на некрофила похож? Не хочу обидеть мисс Боун, но это просто издевательство. Вы не могли мне дать адрес если не Мики, то хотя бы вашей коллеги, Дипэш Мотт? Она, конечно, тоже не сахар: нахальная дальше некуда, не пойми чего из себя строит, да и я бы на её месте поменьше на сладкое налегал — но я хотя бы могу ей что-то дельное предложить при встрече, — и, неосторожно обернувшись, пегас навеселе произнёс. – А старухе этой я что вообще произнесу? «Здравствуйте, мисс Боун, у вас такие прелестные сегодня... Серьги?»
И Фирс взорвался смехом, узрев, как прямо перед его подчинённым, что минуту назад пытался поставить его в неловкое положение, перегородив проход, встала низенькая единорожка в белёсо-алом халате с чёрно-золотой сеточкой, что вполне перекрывала недостатки смытой рекой времени красоты.
— Спасибо, учту, — оттолкнув деревянной лакированной тростью в сторону обомлевшего от ужаса юного жеребца, без промедлений проговорила улыбнувшаяся кобыла, явно не ожидавшая такого внимания к своей персоне. И, обернувшись, она добавила, с хитрой ухмылкой на доброй морщинистой морде, – Но не думай, сорванец, что одного комплимента хватит, чтобы покрыть тем все свои опоздания за месяц. Всё равно Хэлфу передам! – и после этих слов, откашлявшись, медленная Боун неспешно уплыла по коридору вдоль стены к самому последнему кабинету, где и закрылась в ожидании, судя по всему, запланированного звонка вышестоящих структур.
— Фух, пронесло, — облокотившись о всё тот же подоконник, дельно заметил пытавшийся отдышаться пегас, зрачки глаз которого дёргались, словно две маленькие пуговички. – Повезло ещё, что она это так истолковала со своим слухом убитым. Я бы не хотел до конца месяца устраивать романтические вечера с этой ходячей библиотекой эквестрийской истории, — поняв, что всё могло закончится куда хуже, жеребец позволил себе расслабиться, отвернувшись от искрившего тусклыми лучами окна.
И стоило ему это сделать, как стоявший рядом Фирс, не выдержав, отвернулся, заржав в копыто со всей мощи, что позволяло ему его культурное воспитание.
— Ещё раз подобное про меня скажешь, получишь по обеим щекам, — со смачным шлепком напряжённого крыла шлёпнув бойкого на непристойные слова жеребца, гордо заявила смутившаяся пегаска, объявившаяся из-за раскрытой двери кабинета, что находился по соседству с рабочим местом Фирса. И, не желая более иметь дело с этим хулиганом, она лишь звучно фыркнула, задрав нос и со стуком закрыв за собой дверь. Изнутри ещё недолго слышались возмущённые, но приглушённые возгласы, общая суть которых сводилась к излишней несерьёзности мистера Блю Ская.
— Ладно, я вас понял, господин Фирс: на работе романам не место, — приложившись разгорячённой от удара щекой к холодному подоконнику, лениво выдал жеребец, чувство собственного достоинства которого, должно быть, только что упало ниже плинтуса.
— Эх ты, Скай, тебе ещё учиться и учиться, — преспокойно, как и в начале обращения, вдоволь отдышавшись, настоял Фирс, заботливо положив копыто на плечо своего последователя. – Дискорд с ней, с любовью. Я не про это. Мало того, что ты сам шутить не умеешь, так ты, что самое главное, от моего ответа так взвёлся, что сам себя в шутку превратил! Умей отличать шутку от серьёзного вопроса: сам же такое практикуешь, — и, отлипнув от стенки, жеребец указал своему подопечному в сторону длинного и холодного коридора, полного ждущих посещения палат, дабы тот не прохлаждался почём зря, добавив от себя. – А насчёт Дипэж Мотт можешь не волноваться: ты же знаешь, она у нас с характером. Кобылы все немного с головой не дружат, а эта тем более, так что, если тебе станет легче, можешь воспринимать её пощёчину как знак внимания, хе!
— Мистер Фирс, а, если вас не затруднит, ответьте, на кой вы вечно носите этот свой рубин на шее? – невинно, словно юный жеребёнок, поинтересовался пролетавший близ своего наставника Скай, высматривая по пути к финальной двери неполадки близ порогов потенциально опасных помещений. – Я имею в виду… Ну, мне не столь важно, откуда он у вас, однако вы тоже поймите: с подобным на вас косо озираться могут. Особенно в связи с последними новостями.
— Что ещё за новости? – вдруг прервал своего подопечного вздыбивший ко лбу густые брови Фирс, во взгляде которого читалась суровая настороженность, пока тот, застыв на месте, подобно столбу в пустом поле, выжидал информации, представлявшей для него неподдельный интерес.
— А вы не слышали?! – только и смог выдать пернатый господин в гладком на вид халате, опускаясь на землю в несколько неловких движений телом, чья былая концентрация на лёгком планировании оказалась подорвана внезапно вступившим в диалог вопросом. И, кое-как восстановив равновесие да вдоволь отдышавшись, Скай переспросил ещё раз. – Разве вы не слышали о «зачарованных камнях», мистер Фирс? Ну, те, которые ещё стоят, как пять моих зарплат, и то, это я с учётом премий рассчитал.
— Скай, не хочу, конечно, принижать твои интеллектуальные способности, однако, если ты помнишь, ты на прошлой неделе семь на шесть умножить не мог, когда мы затраты на медикаменты считали, — ловко найдя момент для остроты, с доброжелательной ухмылочкой на морде отчеканил Фирс, звучно выдохнув и облокотившись о дверь четыреста десятой палаты, в ожидании истории. – Впрочем… Не будь я настолько честным со своим начальством, этот твой просчёт, безусловно, был бы не таким уж и плохим, ха-ха! – и, вдоволь насмеявшись, с копытом подле рта, как и подобает истинному джентелькольту, Фирс, демонстративно прокашлявшись, предложил своему собеседнику продолжить заинтересовавший его рассказ, ибо морда того ясно дала понять: вычислительные способности мозга не смогли обработать столь комплексную экономическую шутку. – Кхе-кхе, так или иначе, если тебя не затруднит, введи меня в курс дела, коль сегодня мы имеем честь заниматься обходом пациентов в паре.
— Ну, мистер Фирс, тут всё довольно сложно, — медленно начал он, прислонившись ухом к двери первой палаты, за которой, постукивая железными ножками койки, звонко лязгавшей о плитку пола, буйствовал некий душевнобольной, остро нуждавшийся в должном уровне заботы. – Я сам почти ничего не понял, но, говорят, эти камушки, которые сверкают, прям как ваш, обеспечивают выход в некое подпространство магическое, притом не только для единорогов! «Сетом» называется! Сам не знаю, что это, но звучит прикольно, особенно когда в газете об этом впервые читаешь! – после этого временно прервавший повествование пегас звучно свистнул, бескультурно засунув копыто в рот, по направлению к началу коридора, тем самым запросив поддержки своей коллеги, шумно огласив для той свою просьбу. – Ди[3], иди сюда! Нужно срочно укол делать!
Безо всяких промедлений невзрачно серая дверь кабинета на конце коридора отворилась, издав настораживающе раскатистый стук, а из неё, грациозно махнув вьющейся персиково-солнечной гривой, показался силуэт главного вестника моды психотерапевтического отделения больницы – бесподобная мисс Дипэж, в свойственной лишь ей гордой манере, задрав кверху голову, неспешной рысью надвигалась на отодвинувшихся к стенке заворожённых жеребцов, глазки которых были поглощены новым видом экстравагантной леди, фешенебельность для которой была вторым жизненным ориентиром, сразу после медицины. Её порезанный вдоль и поперёк халат, выглядевший среди классики врачебной униформы, словно абстракция столичных авангардистов на фоне провинциальных натюрмортов, представлял собой по большей части картину, нежели полноценный и функциональный элемент одежды. Тут и там виднелись стальные запонки самых разных размеров и форм, придававшие шарм классической белизне рабочего костюма наклеенные вдоль швов серебристые пуговицы, скрашивавшие полупрозрачность прижатых к телу полос близ копыт, оканчивавшихся плотными кругами, со свисавшими к полу прядями лазурных нитей. Одним словом, важно щеголявшая к своей цели пегаска в очередной раз смогла собрать на своём костюме пару нервно дёргавшихся от одного элемента к другому взглядов, демонстрируя новое обличие, бизарность и нейтральность цветов которого великолепно сочетались с васильковым наливом её гладкой шёрстки.
— Что нужно, Скай? – не выдав ни единой эмоции, а лишь оправив крылом тугую повязку на лбу близ медицинского колпака, пренебрежительно отчеканила нахальная пегаска, попутно вслушиваясь в происходившие за дверью палаты действия.
— Классно выглядишь, Ди, — незаметно для себя облизнув посеревшие от сухости губы, по-дружески похвалил горделивую подругу статный единорог, скрестив копыта у груди и выжидая возможности услышать продолжение рассказа Ская.
— Ну такое… Если хочешь знать моё мнение, то я бы на твоём месте сначала, — уж было начал провоцировать далёкую от несерьёзностей коллегу на конфликт неосторожный жеребец, однако его перебил резко прозвучавший голос этой самой леди, что буквально перерезал на корню возгласы юного шутника.
— Этот больной? – сказала она, указав напряжённым крылом на расшатанную дверь шумной палаты прямо позади её хвостика.
— Да, — срочно подтвердил Фирс, дабы всё это не переросло в очередной пустой конфликт, издав звонкий смешок.
Услышав это, кобылка лишь кивнула, с лёгкой улыбочкой на морде отсалютовала вышестоящему единорогу, с грохотом закрыв дверь с той стороны, после чего все шумы стихли так, будто бы их и вовсе не было. Лишь глухие постукивания металлическими каблуками о пол и тихие всхлипы пациента доносились с противоположной стороны двери, заботу для которой мисс Дипэж обеспечила даже в большей мере, чем ей следовало бы.
— Так, выходит, ты больше ничего не знаешь о… «камнях», верно? – комфортно рассевшись на мягких подушках дивана салатово-зелёной палитры, уточнил зазевавшийся жеребец, всмотревшись в однообразные своды высокого и до скуки серого потолка.
— Ну, можно сказать и так, мистер Фирс, — неспешно потирая загривок, искренно выдал лениво порхавший над диваном крылатый подопечный. – Если хотите узнать, читайте больше газет, мистер Фирс! А то у меня порой складывается впечатление, что вам побоку на то, что в стране творится.
— Впечатление у тебя складывается не совсем чтобы правильное, однако газеты я бы и так читать не стал: с нынешними реалиями это уже не те суровые вести серого мира, что были раньше — обыденная жёлтая пресса, первостепенная задача которой — раздуть из каждой второй истории сенсацию, а уже затем рассказывать нечто новое и действительно полезное. С другой стороны, пусть лучше уж граждане читают взрывные заголовки, нежели тратят время на пустые романтические книжечки… Или чему у нас нынче принято посвящать всё своё свободное время, окончательно убивая в себе духовное начало? – всерьёз негодуя над моральной деградацией целого поколения в эпоху, что призвана привнести во все сферы жизни истинный «прогресс», спокойно огласил Фирс, поднимаясь с комфортабельных подушечек дивана да направляясь в сторону лестничной площадки, в то же время поглядывая на висевшие близ его кабинета настенные часы. – Что же, я так полагаю, наш труд временно придётся отложить: время обеденного перерыва, Скай! И да, советую тебе поскорее занять место за столиком у окна, пока это не сделали господа хирурги – я знаю, как ты любишь смотреть на чистое небо, а оно ровно-таки прояснилось парой минут назад, хе-хе!
Прохаживаясь вдоль закрытых палат психотерапевтического отделения, Фирс наслаждался спокойствием нового дня, высматривая в полупустом окружении мертвецки скучных залов нечто новое, всегда столь желанное в условиях больничного застоя, спровоцированного нехваткой государственного спонсирования. Окружение большинства этажей с каждым днём оскудевало всё заметнее: ни то от краж, ни то от халатности персонала, ни то от банальной нехватки необходимых по графику медикаментов. Как выражались министры здравоохранения, ответственные за решение вопросов подобного характера, обыкновенно возникающих не в самых знатных провинциях: «Нам следует в первую очередь воспитать в пони здоровый образ жизни и, в идеале, частично возродить античный культ спорта, дабы сократить количество случаев обращения господами и дамами в медицинские заведения до необходимого минимума! В таком случае затраты налогоплательщиков на здравоохранение останутся на прежнем уровне, а число несчастных случаев упадёт до нуля в течение первого десятилетия после принятия соответственных реформ!»
Это всё, безусловно, звучит идеалистично на бумаге. Впрочем, для претворения этакого и в действительности не требуется заоблачных ресурсов и времени всего мира, однако это нисколько не решает текущих проблем здравоохранения, что с каждым годом обостряются только сильнее, сглаживаясь благовестно звучащими обещаниями важный кантерлотских пони. О чём, вопреки всеобщим стереотипам, рассуждают не только обыкновенные обыватели, но и работники государственных бюджетных заведений, зачастую погрязшие в тяжбе двойных работ или незаконной деятельности, дабы обеспечить себе должную их профессии, достойную жизнь, присущую разумному пони, а не безмолвному мешку, беспрекословно выполняющему изо дня в день тяжёлую и важную работу целителя.
С северной стороны коридора, сквозь еле проглядывавшиеся стёклышки за забитыми деревом окнами, нарушая спокойствие утренней темени, струился тусклый солнечный свет, излучаемый полным туч небом на последних издыханиях туманной надежды, что, если так подумать, весьма подходило по духу не самому солнечному отделению больницы, мрачные слухи о котором долгое время оставались легендами среди персонала, не имевшего возможности работать в этой сфере в связи с образованием или случаем распределения. С южной же стороны коридора, выстроенные в простирающиеся от края до края зала не самые ровные ряды, виднелись знакомые каждому сотруднику сего медицинского заведения полотна знаменитых эквестрийских пейзажистов, чаще всего вбиравшиеся в себя красоту невинных зелёных полей в период весеннего природного расцвета или виды на могущество волн буйной морской стихии. За исключение главенства холодных голубовато-лазурных цветов, психотерапевтическое отделение ничем внешне не отличалось от своих соседей, однако, вкупе с животрепещущими легендами о нём, даже в меру прохладная плитка сапфировых тонов, коей был выстелен пол, иному могла показаться ледяной, стоило ему лишь войти в «покои разума» и услышат редко доносившиеся из-за дверей палат крики бьющихся о постели душевнобольных. Разбавлялась сия атмосфера устремлёнными своими лозами напрямую к потолку и приятно благоухающими растениями изумрудно-болотного налива, щедро расставленными в уголках зала и близ скамей ожидания на благо сотрудников и, должно быть, посетителей, печальных родственников больных.
Но Парадайс Фирсу в тот момент не было дела до такой деструктивной эмоции как печаль: к его удивлению, его поджидала важная встреча с той единственной кобылкой, что в его понимании была одной из тех немногих, чьи философия и мировоззрение достойны его глубочайшего уважения. Завидев в глубине коридора, спереди, знакомый высокий силуэт, полный дамской изысканности, единорог умерил свой ход, позволив грациозности плавного шага возобладать над необходимостью спешного приближения, отчего каждое движение его тела воспринималось, подобно жестам привлекательных моделей с показов мод столичных кутюрье. Фирс, согласно манерам, что он старался соблюдать, дождался должной дистанции меж ним и его собеседницей, позволив себе задрать нос выше, с улыбкой на морде произнеся:
— Что же, здравствуйте, мисс Дэйлайт.
Но поникшая особа не ответила: на её припущенной к полу морде, воплощённая густыми красками сердечного разочарования, красовалась во всём своём величии тоска, одержавшая верх над присущим той живым оптимизмом. Завидев проблему издалека во всех смыслах этого слова, юный единорог, встряхнув прядями своих роскошных волос, поспешил на встречу горюющей кобылке, спешно перейдя на мерную рысь. И уже в метре от погружённой в глубокие думы особы он опешил, галантно поклонившись пред той в знак приветствия, не спуская взора с натуженной мордашки удручённой госпожи. Однако и это не вызвало должного отклика, посему полный живительной энергии жеребец глубоко вздохнул, разгладив остроугольные лацканы[4] своего врачебного халата, и подошёл вплотную, подвязав на напряжённой шее искрившую алым пламенем рубиновую нанизь.
Казалось, в тот краткий миг, исполненный великолепия жизни, весь коридор воспылал жаром горячего танца, в коий плавными движениями ловких копыт вежливый жеребец, не выжидая согласия, завлёк свою поникшую партнёршу, в одночасье воссиявшую на благо джентлькольта искренним чувством удивления. Движения самой особы, однако, должного эффекта не вызвали от слова «совсем»: вялые покачивания из стороны в сторону с неловкими шажками, скорее, были вынужденными, нежели шедшими прямо от сердца. Глядя прямо в глубину очей, очаровывавших простором лазурного океана, Фирс тяжело дышал, сдерживая несвоевременные потуги своего бодрого тела на благо эмоциональной реабилитации мисс Дэйлайт, зрачки которой, словно зеркало, отображали её душевные метания меж глубокой апатией и искренним счастьем нежданной встречи.
Рог грациозного жеребца, поглощённого пылким духом живительного танго, воссиял золотистым сиянием, издав характерную для того приглушённо-низкую рояльную ноту. Вслед за ней пространство близ навострённых ушек пары заполнила прелестная, но весьма тихая музыка, с частыми помехами доносившаяся прямиком ото лба грациозно танцевавшего жеребца, от самого источника рассветно-жёлтого чародейского тумана, в коем своенравный господин и предпочёл провести свободную минуту со знатно похорошевшей барышней. Мудро избрав подходящий момент средь череды фаз быстрых и плавных движений, нависнув над своей обомлевшей собеседницей, Фирс спокойно произнёс, в присущей ему медлительной манере, смакуя галантность собственных слов:
— Мисс Дэйлайт? С вами, должно быть, приключилась беда, не так ли? – продолжая глядеть взором прямиком вглубь очей кобылки, он нежно надавил копытом ей на спину, помогая подняться. И, не желая прерываться, он продолжил без промедления, вскружив голову дамы мягкостью искренно произнесённых слов заботы. – Быть может, вы бы хотели разделить со мной груз камня душевных терзаний? Даю слово чести джентлькольта: я не стану разглашать сказанное вами откровение, что бы мне ни грозило! – и, ласково проведя аурой чародейского ветра по напряжённой щёчке особы, жеребец остановился, учтиво отдав поклон своей партнёрше за беспрекословное участие в далеко не самом простом танце.
Золотой туман тут же рассеялся, музыка затихла, а пылавший медовым пламенем рог потускнел, оставив на месте былого сияния несколько белёсых прощальных искр. Сам же Фирс, вдоволь насладившись деянием своего отточенного до совершенства трюка, торжественно возвысил пылавший взор, упросив собеседницу начать диалог первой при помощи краткого, но ёмкого жеста подогнутым близ себя копытом.
— Спасибо, Фирс, — не на шутку исполненная противоречивых ощущений, неловко отрезала густо покрасневшая Дэйлайт, отводившая свой неуверенный взгляд прочь от могущественных очей стройного жеребца, по привычке потиравшего искрившие серебром повязки начисто вычищенного халата. Однако, найдя в себе должную решительность, Лайт уверенно обернулась к томно выжидавшему беседы единорогу, с искрой в глазах задав вопрос, что в этакой ситуации напрашивался сам собой. – Это что вообще было, Фирс! Как ты воспроизвёл из рога столько сценического искусственного тумана?! На какой случай ты изучил заклинание музыкального воспроизведения?! И, что самое главное, почему ты закружил меня в танце?!?! – сопровождался сей допрос активной и быстрой, но, что самое главное, живой жестикуляцией, удивлённой до головокружения единорожки, улыбка с морды которой не спадала вплоть до самого последнего слова. В самом же говоре вопрошавшей кобылки прослеживались нотки доброжелательной дрожи — последствие до очарования удивительного, поистине гениального подхода господина Фирса.
Вернув своему виду нейтрально-спокойный статус, нежно улыбнувшийся жеребец, показательно прокашлявшись, нашёл необходимые слова для краткого и красивого ответа жадной до разоблачения собеседнице:
— Понимаете ли, мой взор подметил в вас глубокое негодование, и потому всё моё естество, воспользовавшись возможностью, поспешило устранить эту неприятность, мисс Дэйлайт.
— Да? Что же ты тогда подобные пляски не устраиваешь с каждым пациентом на терапии? Или же я чего-то о тебе не знаю, Фирс, хе?– подозрительно прищурившись, не прекращала Лайт донимать важного собеседника шквалом неудобных вопросов, на сей раз, однако, не удержавшись от звонкого смешка, что под самый конец фразы подорвал её серьёзность на корню.
— Ой да будет вам, мисс Лайт, я-то? С пациентами? Крутить подобное? Да никогда! – заразившись смешинкой, стоявшей близ него кобылки, исполненный позитивных чувств жеребец с напыщенно важной мордой парировал кинутые в его сторону обвинения.
— А что же ты тогда себе позволяешь меня кружить в танце, романтик ты дурной? – показательно постучав копытом по лбу, Лайт извлекла из черепной коробочки собеседника глухой звук, что придал её словам большей комичности, после чего она прибавила. – Можешь даже не пытаться, Фирс: мне все эти отношения и розовые сопли не нужны, — и, облизнув сухие губки, она пресекла вырывавшиеся из уст жеребца лестные слова, подмигнув тому близ тусклой и сырой лестницы, ведшей на нижние этажи. – Даже если ты столь сильно пытаешься меня в них закружить.
И, будто бы пойманный на горячем, Фирс заговорил невпопад, возмущённый подобного сорта заявлением:
— Тьфу на тебя, Лайт! Помогаешь ей, значит, проводишь всю эту дурацкую сценку, а она подкалывает тебя, как дурилку картонную!
Стараясь не надорвать животик от смеха, Лайт подогнула под себя дёргающиеся копытца, опёршись о холодную бетонную стену, дабы перевести дух, и, вдоволь насладившись комичностью ситуации, она произнесла:
— Спокойно, спокойно, Фирс, никто тут никого не подкалывает: ты же сам прекрасно знаешь, что любовь только время личное отнимает! Но вот вывести тебя мне удалось, так что… с тебя мороженка за проскочившие всуе низкосортные словечки, хе-хе! И да, спасибо за настроение: выручил! — благополучно встав на все четыре копыта, дабы возыметь под собой твёрдую опору, Лайт умерила свой пыл, утихомирив богатую на насмешки речь. — А теперь, поскольку у нас перерыв, предлагаю пройтись до Сансет-Бульвара, как в старые-добрые, заодно расскажу тебе, что со мной приключилось.
— Выходит, вы так и не смогли отдохнуть сегодняшним утром, мисс Лайт? – негодуя над кратким изречением причины горечи своей собеседницей, вежливо уточнил Фирс, удерживая над головой крупный узорчатый зонтик, по которому ритмично барабанили капли утихавшего дождя, пронзавшего своей прохладой сразу, стоило лишь ступить на обмокшие до основания камни тротуарной плитки.
— Да, Фирс, истинно так, — потупив тяжёлую голову к земле, подтвердила кобылка с тяжестью на сердце, вздохнув прохладой свежего весеннего воздуха.
— И что же послужило тому причиной, мисс Дэйлайт? – высматривая в непроглядном сером небесном полотне голубоватые прорехи, всё столь же мерно и спокойно продолжал интересоваться единорог, стройные формы подкачанного тела которого особенно чётко виднелись под слегка подмоченным, приставшим к телу халатом.
— Да что там рассказывать… твоя недавно устроившаяся новенькая тому и причина! – не в силах высказать своё негодование на всю улицу в порыве гнева, Лайт просто припустила обмякшие ушки ещё ниже, с головой зарывшись в неглубокую стадию лёгкого разочарования. - Мисс Диар Прудэнс, коль тебе будет угодно…
— Что?! – истерично выпалил не на шутку перепуганный Фирс, в тот же миг обронивший на тротуар зонт в связи с погасшим в одночасье потоком золотистых чар, и, обомлев, промокая под каплями своенравной непогоды, уточнил. – Мисс Прудэнс? Вы там, часом, не оговорились, Лайт? Это как: я её не вижу неделями, жду для заполнения отчётности, а она уже приставлена к вам в качестве терапевта?!
Удивившись не меньше своего спутника, глаз которого конвульсивно дёргался, пока грива была готова встать торчком, Дэйлайт медленно протянула, наклонившись к чувствительному ушку заинтересованного слушателя:
— Она уже как, если я не ошибаюсь, пять рабочих дней не даёт мне покоя, Фирс, — с еле скрываемой агрессией прошептала напряжённая известиями пони, дрожащий от злобы, голосок которой порой перекрывался шумом падавших на плитку тротуара весенних капель небесной прохлады. – И ты даже не в курсе?
— Как, по-твоему, я могу быть «в курсе»?! По мне видно, что я ответственен за это? – действительно, по внешнему виду этого вымокавшего под дождём жеребца высказаться подобным образом было трудновато. Присев на крохотный выступ высокого бордюра близ входа в местную кофейню, восстанавливавший спокойствие единорог обхватил свою голову обоими копытами, спрятав озабоченный проблемами лик от взора спутницы: Фирс не любил, когда кто-то видит его в таком состоянии, даже пони, близкие ему по духу, как мисс Дэйлайт. – Это, что, мне… получается, надо идти к Хэлфу, выпрашивать документы, о которых я знать – не знал, так ещё получать за это выговор, а в довесок ко всему потом лишаться премии за просроченные отчёты? – дождь продолжал угрюмо барабанить по дороге, отзываясь в ушках пары грохотом, суровым маршем, что наглядно иллюстрировал текущее эмоциональное положение обоих. Фирс даже не заметил Дэйлайт, подсевшую на бордюр сбоку, дабы утешить позитивом своей лучезарной мордашки друга, которому, судя по всему, суждено в ближайшее время разделить с ней бремя неспокойной жизни. – А всё из-за прихотей этого Хэлфа… ну вот какого, Дискорд побери, сена он нанимает дополнительных сотрудников! Я же уже говорил, что нам нужно не количество, а качество кадров! К тому же распределяет работу в обход моего поста… да пошёл он, этот Хэлф. Чтоб ему пусто было.
Кобылка, с удовольствием вкушавшая речь своего обозлённого собеседника, прикусив нижнюю губу, с лёгким отзвуком звонкого смеха саркастично, с примесью излишней драмы произнесла, дружелюбно толкнув того в левое плечо:
— Ах, господин Парадайс Фирс, как же неловко вышло-с! Позволяете себе вы речь бранную, простонародию уподобляетесь-с! Стало быть-с, рожок ванильный купить вы должны вашей спутнице-с да не один!
— Да ну вас, мисс Лайт: быть может, я вас просто угостить сегодня решил знатно! Откуда вам знать? – ловко выкрутившись из ситуации, с толикой юмора протянул Фирс, незамедлительно вернувший своей морде уверенно-спокойное состояние.
И, встав с холодного и сырого камня прогулочной тропы, парочка, возвратив себе зонтик, вошла в столь приятный после водных процедур сухой проём, очаровывавший обоих запахами кремовых пышек и ароматного кофе.
— Ох, взгляните в окно, мисс Лайт, солнце из-за облаков выглянуло! – с нескрываемым энтузиазмом жеребчик тут же поспешил обрадовать сидевшую с противоположной стороны столика собеседницу, что была с головой погружена в детальное рассмотрение густых чернильных строк на картонной поверхности, как принято выражаться, «бюджетно» сделанного меню. Не дождавшись должного отклика, Фирс, предусмотрительно оглядевшись по сторонам, дабы отвести взгляды любопытных зевак, пару-тройку раз постучал копытом, словно бы запрашивая у той разрешения на вход в её личные владения. И, стоило той лишь на мгновение показать свою порозовевшую от удовольствия мордашку с надутыми щёчками из-под перекрывавших обзор, посеревших от старости листов меню, как вовремя подоспевший силуэт собеседника, важно подперев подбородок копытом, бархатно застелил. – Вас, должно быть, мучает некая дилемма, не так ли, мисс Дэйлайт?
— Да, тут ты прав, Фирс: никак не пойму, стоит ли мне брать шоколадное мороженое, — на этом слове подозрительная прищурившаяся единорожка перекинулась через стол, отчего помещение заполнилось звоном попадавшей серебряной посуды, что, впрочем, было той на копыто; вдоволь насытившись ароматом сладостно-горьких кофейных паров, что ярко доносился из кухни, она произнесла, снизойдя в тоне до шёпота. – Ходят слухи, что шоколад свой они у зебр задёшево закупают, а ты сам знаешь, какого они качества ингредиенты поставляют за бесценок!
— А, ты о этой челяди заграничной? Да, мне доподлинно известно, что в вопросах химии, кулинарии и зельеварения им равных нет, однако вам ли не всё равно? Вкус вы получите должный так или иначе, зато цена кусаться не будет, а что касаемо внешнего вида – так вам его ни одна вредная добавка уже не сможет попортить, — ехидно улыбнувшись, высказал своё мнение касаемо набиравших популярность пищевых заменителей Фирс, пожав плечами.
— Ах ты грубиян! – звучно стукнув по столу ведущим копытом и вложив в тот удар всю скопившуюся за время ответа собеседника агрессию, да так, что прочь отлетела оставшаяся часть столовых приборов, Лайт жёстко накренила свои брови. Дав Фирсу понять, что она настроена решительно, кобылка на взводе зажгла лиловым сиянием свой рог, и воссиявшее близ неё искрившееся копыто ярости довершило визуальную силу её намерений. Скрипнув зубами, она тихонько выпалила. – Хочешь жрать свои битые куски замороженного сена, политого маслами и эфирами, – прошу! А мне ещё надо тело в хорошей форме поддерживать, если ты не знал! – и, позволив пурпурной ауре чародейского поля угаснуть, она добавила, приходя в спокойное состояние. – Извини, Фирс, но у меня с этим в последнее время одни проблемы: в связи с постоянным стрессом трапезничаю чаще, вот и тема для меня стала немного щекотливой.
— Мда, Дэйлайт, запрашивать мороженое на диете – это, безусловно, самый великолепный план по похудению, что я слышал за последнее время, — не в силах убрать с морды радостную улыбочку, Фирс продолжил заливаться смешками, еле различимыми средь шума неспешной работы персонала. – И да, не отходя от темы: к чему вы боевую магию свою столь нещадно эксплуатируете, уважаемая «Роза[5]»? Как-то не совсем доброжелательно с вашей стороны… Или же среди «розовеньких» каждый подобен вам? – накалив обстановку до предела, да так, что из ноздрей Лайт начали вырываться горячие струйки пара, Фирс заржал во весь опор, навеселе выпалив. – Ну, знаете, бутоны роз обычно такие пышные и широкие!
С виду могло показаться, что внутри этого прелестного и элегантного дамского тела в белом врачебном халате-платье вдруг проснулся сам Сомбра, свирепый и беспощадный: особенно чётко это можно было проследить по сиянию прожигающего насквозь пламенного взора сапфировых очей. Словно бы по зову душевной справедливости безмолвно выждав несколько секунд, пока её глаз дёргался от нервного тика, она тут же начала действовать – её рог в одночасье объяло тартарово пламя лавандового налива, и тут же, с характерным звуком разверзнувшегося огнём воздуха, зачарованное магией копыто насквозь прожгло спинку стула нахального жеребца, что предусмотрительно вышел из зоны поражения, дабы разглядеть занимательный процесс высвобождения разрушительной энергии подруги детальнее. Во время прожигания толстой деревянной спинки, бедняга-стул даже не успел дёрнуться – столь беспощадной оказалась неподвластная здравому смыслу атака Дэйлайт, оставившая на месте былого рисунка кофейни зиявшую чёрной смолой дыру, в придачу ко всему источавшую неприятный запах густого дыма.
— Да уж. Смотришь порой на такое и думаешь про себя: «Да сталь[6] просто миротворцы по сравнению с вами!», – спокойный, словно удав, обратился к обомлевшей от ужаса собеседнице Фирс, укромно занявший положение на стуле так, словно бы никакого удара и не произошло. Чего нельзя было сказать о прочих посетителях кофейни, большая часть которых боялась даже косо посмотреть на кобылу с характером после всего произошедшего. – Ну что же вы так, мисс Лайт? Ни в чём не неповинный стульчик взяли и разнесли в пух и прах. Ладно бы по мне попали, это ещё понятно, — и, сделав про себя пару заметок, он предположил. – Должно быть, ваша злоба произрастает не из здравых побуждений, а, как принято говорить, от сердца?
Дэйлайт, пустившая горькую слезу, тихонько проронила, не в силах сдержать обуревавших чувств:
— Да, Фирс, чтоб тебя! И ты прав! И Прудэнс права! И Хэлф прав! Просто положите меня уже под капельницу – меньше жертв будет!
— Тссс, — нежно приложив копытце к раскрытым губкам подруги, заботливо оборвал её истерику Фирс, огласив на правах опытного психолога совет. – Не углубляйтесь в то, что происходит сейчас, мисс Дэйлайт: так вы излечите лишь симптомы душевной раны. За корнем вашего недуга вам следует обратиться в потаённые архивы собственных воспоминаний!
— Я, к-к-конечно, в-всё понимаю, — нервно сглотнув, начал своё обращение весьма храбрый низенький официант, отважившийся на прямой контакт с вредительницей имущества, — н-но, пожалуйста, е-если вас не затруднит, оплатите штраф, — и дрожащим копытом он оставил на опустевшем столике белёсый лист бумаги, наспех исчерченный алыми чернилами.
И, вновь погрузившись в глубокие депрессивные раздумья, Дэйлайт оставила свою вычурную подпись на вялом обмокшем документе, обязавшись до наступления заката завтрашнего дня отдать владельцу кофейни выплату в размере пяти сотен битс.
— Вот оно! Чо я тебе и говорил, Би! Сенсационный материал! Теперь-то ни у кого не возникнет вопросов: наша мисс Ярость сама предоставила нам чудесную возможность схватить её за шею, ровно накануне выхода разгромного разоблачения! – высматривая в бинокль, гремевший злобой силуэт на другой стороне улицы, за двумя витринными стёклами, с ярким душевным задором ликовал Стил, потирая копыта.
— Сеньор Стил, вы уверены, что эта сеньорита пошла на подобное преднамеренно? Вы только взгляните на её мордашку: да какой же, по-вашему, эгоист станет горевать по дымящемуся стульчику? – облокотившись о тёплый подоконник копытом да подправив свои мягкие локоны нежным касанием крыла, произнесла здравомыслящая пегаска, возлежавшая на просторном креслице в ожидании окончания слежки.
— Эх ты, Би… Тебе бы мозгов столько же, сколько грации, я бы в тебе души не чаял, честное слово. Но так ты дура дурой! – показательно постучав копытом по лбу, строго произнёс суровый пегас, оправляя съехавший на пол чёрный плащ, пока мордашка его партнёрши искажалась в положение лёгкой обиды. – Мы что с тобой делаем? Пра-а-авильно – общественный подвиг. Покажем всем, кто она такая и что делает, так и станет всё на места. А как внимание к статье привлечь? Пра-а-авильно: немножечко слукавить на основе неполных данных! – словно бы объясняя это юному жеребёнку, бородатый любитель социальной справедливости поглаживал свою спутницу по головушке на каждом «пра-а-авильно», подкрепляя тем самым оговоренный ранее тезис о её умственных способностях.
— Н-но… Сеньор Стиль, это ведь будет ложью в чистом виде! – спешно откинув копыто грубияна прочь от своей лучезарной гривы, грозно упрекнула того Би, готовая стерпеть от него любую подлость, окромя двойных стандартов, что на корню рушили ценность самого расследования. – Я не позволю вам клеветать на эту сеньориту, кем бы она ни была!
— Эх… А ты ещё спрашиваешь у меня, почему я тебя бестолковой называю! – усмехнувшись звонче прежнего, громко подметил Стил, позволив себе закурить сигару близ настежь открытого окна. – Пони в первую очередь нужна не правда, а сенсация! Конечно, я сам не хочу врать, потому обозначу заголовок звёздочкой, но ты сама мозгой поработай, прежде чем зазря открывать ротик: кто, по-твоему, станет читать статью о какой-то там вредной госпоже? – и, дождавшись должного отклика своей собеседницы, что пегас изволил трактовать как «никто», он продолжил мысль, выдыхая густые кольца серого дыма на только отошедшую от дождя улицу. – Вот и я думаю, что никому такое не интересно. А вот если там будет что-то по типу «Слетевшая с катушек аристократка крушит местную кофейню», уверяю тебя: мимо не пройдёт ни один пони, надо оно тому было или нет.
— Одну секунду, уважаемый! – не теряя ни мгновения, решил внести свою лепту бойкий на язык жеребец, в полупрозрачной масляной ауре которого уже красовался обёрнутый ко взору дёргавшегося официанта подписанный штраф. Пронзая лишённым сомнений взглядом открытую, словно книгу, душу собеседника, с непосильным трудом сохранявшего в себе остатки спокойствия, Фирс плавно приподнял брови, с улыбкой на морде высказав земному пони своё несогласие. – За что именно, позвольте уточнить, вы собираетесь оштрафовать мою спутницу? – и, выдвинув наперёд себя, прямиком в морду официанта, обширный лист, изрядно залитый алыми чернилами, самодовольно ухмыльнувшийся единорог с характерным отголоском работы эфирного потока зажёг жёлтую чародейскую ауру ярче, по-дружески подмигнув растерявшейся в догадках о сути происходящего близсидящей кобылке.
— Н-ну как же! – гладко выбритый юноша в наспех вышитом фраке вгляделся в еле различимые тусклые символы на грубой фактуре картонного листа, что столь небрежно был надвинут на него недовольным господином, в тот момент смиренно выжидавшим ответа, смотря на плавное движение часовой стрелки настенных часов. – П-порча имущества! Если то-точнее, стул! – не в силах побороть одолевшую икоту, уже менее боязливо продолжал весьма вежливый земной пони не самого крепкого телосложения, чья прекрасная угольная чёлка закрывала тому половину обзора на обеденный зал со всеми его посетителями. – Не ста-станете же вы отрицать, что ваша милая спутница продырявила стул, на котором, раз уж на то пошло, вы сами и сидели! – жестикулируя свободным от листа копытом, докончил свой ответ официант, нашедший в себе силы повысить на пару голос. И, высказавшись, тот, выкашлявшись, важно оправил туго затянутую на шее галстук-бабочку цвета сажи.
— Ну, насчёт того, «милая» ли она, я бы дважды поспорил, но это, как говорится, дело не объективное – а вот стулья у вас целы и невредимы, с какой стороны ни посмотри, — уверенно задрав голову, без заминок отрезал Фирс хитрым тоном, указав искрившей стрелкой светло-золотистого цвета на блиставшую чистотой поверхность гладкой спинки стула, что в свете лучей прояснившегося неба выглядел так, словно только вышел из-под копыта опытного столяра.
— Ч-что?! – не веря собственным глазам, только и смог нервно проронить обомлевший официант, в изумрудных глазках которого отражалась столь сильная духовная энергия, будто бы тот узрел невиданное доселе чудо. – Н-но… Как?! Здесь. Дырка. Стул! Он. Он там. Дым и огонь. Стул! – тихонько проговаривая про себя ещё видневшиеся в памяти воспоминания минутной давности, заставлявшие юного жеребца переосмыслить здравость собственного мышления, тот томно прикрыл глазки, оглянувшись через левое плечо на окошко, в котором виднелся выжидавший решительных действий с его стороны начальник, деловито подёргивавший густыми усами.
— Уважаемый, вы уж извините, но я, как дипломированный специалист в области психотерапии, слыша вас, начинаю волноваться касательно вашей одержимости стульями, — уверенно выдерживая идеальный баланс между серьёзностью речи и часто проскакивающими смешками, с хитрой ухмылкой обозначил свои мысли обомлевшему официанту Фирс. – Однако-о, если вы соизволите поторопиться, и таки принесёте нам два ванильных рожка, что мы заказали около пяти минут назад, этот неловкий случай останется исключительно между нами… Или же вы желаете пройти терапию? Могу сделать вам скидку…
— Н-н-нет! Т-терапию проходить некогда! Два ванильных рожках уже на подходе, господин! Наше заведение приносит искренние извинения за излишнее беспокойство и длительное ожидание, — галантно поклонившись близ столика, низкорослый жеребчик в клочья порвал алый документ, в одночасье сгоревший в золотистом сиянии единорожьего пламени, и, неловко улыбаясь, под отголоски шума болтливых посетителей, вернулся на кухню в ожидании возможности скорее исполнить важный заказ.
Демонстративно прокашлявшись, статный жеребчик плавно обернулся и, прилизав в очередной раз взъерошившуюся лиловую гриву, со спокойной физиономией стал выжидать ответа кобылки, мордашка которой на момент словесной перепалки, казалось, от стыда была краснее клубничных полей юго-западной Эквестрии. Дымовая завеса позади хитрого психолога исчезла, потому чарующий аромат кремовой выпечки возвратился к пазухам голодной Дэйлайт, вкусившей сие благоухание поистине волшебным поднятием душевного настроя, и, вдоволь насытившись, пришедшая в себя кобылка произнесла, поражаясь таланту близ сидевшего собеседника:
— Ну ты даёшь, мозгоправ… Сначала отвлечь беднягу его же штрафом, затем выровнять структуру дерева за пару секунд… Да как тебе вообще выдержки хватило не спалиться на таком! И, если уж на то пошло, на кой ты обставил это именно так? Мог бы сказать, что починил их стул, и делу конец. К чему выпендриваешься, железка[7]?
— Должно быть, ваше влияние сказывается, мисс Лайт, — ловко парировал Фирс, издав лёгкий смешок, да не забыв вежливо прикрыть рот копытом. – А теперь, пока ваша компания окончательно не превратила меня в отвязного олигофрена[8], предлагаю вам дождаться получения сладкомолочной трапезы, дабы мы могли оставить это место в покое. И, если вы позволите мне, я, как и заявлял минуту назад, хотел бы помочь лечению вашего маниакально-депрессивного расстройства[9]: вижу, Хэлф всё не на пустом месте назначил вам терапевта; у вас прослеживаются трудности с самоконтролем. На пустом месте.
— Ну всё, Би, можешь наконец подниматься с дивана: она выдвинулась, притом, прикинь, не одна, а с каким-то медбратом. Он ещё весь жилистый такой, плечи шире твоей жопы, — высматривая в бинокль выдвинувшуюся назад к больнице пару, с задором отрезал Стил, смакуя остатки ещё недавно крупной сигары, крупная часть табака из которой осела на бороде неряшливого пегаса. – Наверно, битсы с ним пилит… Ну или телохранителя наняла: говорят, у единорогов на опасности ближайшего будущего чуйка от природы.
— Быть может, сей сеньор – её особенный пони? – воспарив близ запотевших от дыма витрин, чувствуя прохладу и свежесть зелёных листьев ясеня, невинно предположила привыкшая мыслить позитивно пегаска.
— Ты её морду видела? Да тут, если не знать, сам Дискорд не разберёт, кто из них кобыла, а кто жеребец. С такой отношения заводить – себе дороже: чуть что, по голове получишь сковородой, отрубишься, да так, что потом все мужики засмеют на работе, — презрительно сплюнув на тротуар комок обжёванной махорки, пояснил милой спутнице суть своего предположения суровый пегас, опёршийся о ствол многолетнего древа спиной в ожидании ухода из периферии его поля зрения пары потенциально опасных силуэтов.
— Хм-м-м, быть может, и мне стоит стать сильнее… Ну там, взять у неё пару уроков по развитию решительности, как считаете, сеньор Стил? – издав звонкий смешок, колко поинтересовалась Би, осев на землю близ своего кавалера, предварительно подстелив под спинку подстилку из мягких пёрышек.
— Я те дам «пару уроков»! Ещё мне не хватало, чтобы меня моя же кобыла на место ставила, — выдвинувшись в сторону северо-восточной части города, ни то агрессивно, ни то боязливо выдал суровый пегас с лёгкой дрожью в голосе, пока его спутница, вежливо закрыв ротик копытцем, заливалась звонким смехом. – Потом сама мне будешь плакаться, что ничего в тебе дамского не осталось!
— Ха-ха-ха, будет вам, сеньор Стил, я всего лишь пошутила, а вы так извелись, будто я от вас прочь отворачиваюсь! – не в силах убрать с побагровевшей мордашки улыбочку, прикрыв глазки, задорно объяснилась Би, догоняя вылетевшего к цели решительно настроенного спутника.
860 луна после изгнания Найтмер Мун
Palais nommé d'après madame Foste′r[10]
Дивных масштабов бал, проведённый по сердечной инициативе гостеприимного господина Акселя, во всей красе своего величия пестрил неугасающим огнём душевной страсти: кружившиеся под звуки воздушного менуэта платья тихонькими порывами ветра колыхали стоявшие на столе ароматные свечи, укромно выставленные на выемках позолоченных канделябров. Изысканность просторных залов, блиставших величием аристократичной натуры, завораживала – влюблённые пары, плывшие под звуки нежной оркестровой симфонии, душой своей сливались воедино, пока во взоре их читалось неподдельно искреннее вдохновение видами резных колонн, что в своей вышине тянулись от угольно-чёрной мраморной плитки пола до искривших небесным светом сводов потолка, украшенного крупной цветной мозаикой, на которой была изображена великая героиня, госпожа Флауэр, предавшая свою жизнь в жертву в битве за Кантерлот десять лун тому назад. Вывешенные вдоль стен меж рамок исполинских размеров полотен зеркала придавали и без того просторному залу иллюзию поистине природного простора в закрытом пространстве, отчего казалось, будто бы вальсирующие господа под копыто со своими дамами кружились повсюду, отбрасывая насыщенные тени пышных одеяний на чёрную плитку пола, отчего буквально всюду чувствовалось присутствие очарования элегантного времяпрепровождения в кругах предавшегося шику высшего общества.
Немногие позволяли себе воздержаться от великолепия сего мероприятия, надменно сиявшего во тьме ночи светом тысячи золотистых свеч, словно бы соревнуясь с блеском куполов королевских башен: группа недовольных мадемуазелей близ столика с пуншем, сдерживая вплотную подступавшие к душе порывы ринуться прочь, затаив негодование в сердце, томно стояли, в одиночестве выжидая достойного кавалера. И одной из тех милых дам была наследница купеческого рода Майт, госпожа Нобл, существовавшая в приличном достатке, однако без реальной власти, презренная обществом аристократов, имевших в кругах знати реальный почёт и уважение и пришедших к славной жизни манеризмами знатной крови, в отличие от торгашей, что проложили свой путь наверх мешками, доверху забитыми позолоченными железными монетами.
— Мисс Дэйлайт, с вами всё хорошо? – подойдя к занятой высоким телом койке голубоватого оттенка, вплотную к своей временно принятой пациентке, заботливо спросил статный жеребец, приметив на морде той не утихавшее на протяжение минуты негодование, преображавшее её лик в сторону не самых светлых эмоциональных тонов. – Я, конечно, не хочу показаться грубым, однако взор ваш в данный конкретный момент, мягко говоря, не внушает позитивных мыслей.
— АХ! ЧТО?! – будучи умело выдернутой из пучины глубоких помыслов, испуганно проронила вспрыгнувшая с койки единорожка, в лазурно-голубых глазках которой крохотными пуговичками дёргались зрачки, сполна передававшие испуг своей госпожи, что, схватившись за камень на груди, с трудом пыталась отдышаться. Опомнившись, пришедшая в себя кобылка, подняв полный новых тайн и загадок взгляд на своего терапевта, звонко усмехнулась, оправив кромки платья-халата, и уверенно высказалась, затмив тем самым заинтересовывавший своей неоднозначностью былой испуг. – Должно быть, кошмар приснился, Фирс. С твоей терапией сон — закономерное дело! – и, водрузив на бока крохотные седельные сумки со знаком креста милосердия, полные профессиональных рекомендаций для мисс Прудэнс, Лайт мерно прогарцевала к выходу из кабинета, заманчиво похлопывая своему другу подведёнными ресничками.
— Ох, да будет вам, мисс Дэйлайт! Остались бы вы со мной, уважаемая, вам полезней будет. А то как мороженое уплетать, вы в первых рядах; заходит разговор о посиделках в моём кабинете – тут же отчаливаете прочь, ну что за напасть! – без следа былой напыщенности тоскливо отчеканил жеребец, попивая из кофейной чашки крепкий чай без сахара, стараясь не проронить ни единого звука, полностью поглощённый занятным процессом проверки его манер. – Ну вот куда вы в выходной пойдёте? Я ещё понимаю, если бы я откланялся: быть может, меня ожидают пациенты – однако вам-то спешить некуда. Или же я чего-то не знаю, мисс Дэйлайт?
Неловко помявшись да пробубнив что-то про себя, пони всё же возвратилась на место, заняв положение на высоком стуле по иную сторону рабочего стола хозяина кабинета. Оправив шелковистые локоны своей гривы расчёской, дабы те выглядели прилично и не срамили её пред сидящим напротив собеседником, Лайт с улыбкой произнесла:
— Ладно, твоя взяла, Фирс, но учти: останусь ненадолго. Не дольше часа – мне ещё нужно зайти домой: я по связующему камню должна была получить оповещение от господина Рича, касаемо его просьбы, связанной с моим повышением… Если я правильно поняла его слова.
— Не водились бы вы с этим господином, мисс Дэйлайт, — не отрывая внимательного взора от неловко дёргающихся глазок собеседницы, вежливо отрезал Фирс, отпив из чашки, украшенной серебристым узором стальной нити, ещё один глоток ароматного чая, высвобождавшего в воздух близ неё амбре приторно сладкого цветочного нектара. – Слухи про него в городе ходят не самые удовлетворительные. Безусловно, слухам верить – себе дороже, однако сей случай особенно показателен: среди заинтересованных его жизнью бытует мнение, что господин Рич в своё время любил содержать служанок в непомерно крупных количествах. Смотрите, нечаянно на подобного рода «повышение» не подпишитесь, мисс Дэйлайт, ха!
— Посмейся мне тут! – грозно нависнув над столом, сквозь зубы прошипела рассерженная единорожка, во взоре которой пурпурным пламенем горел огонь священной ненависти, подпитываемый гордостью закалённой души. Звучно стукнув по столу копытом, она решила прояснить для своего друга, спокойно попивавшего горячий чай, четверть которого теперь была разлита по полу, причину, возможно, излишне резкой агрессии. – Запомни: эта морда никогда, повторяюсь, никогда не будет пресмыкаться пред кем-либо в столь позорной манере. Во мне течёт кровь моего рода, только-только выкарабкавшегося со дна жизни, и я не позволю себе запятнать его историю подобным бесчестием. Особенно перед этим идиотом Ричем. Ты бы видел его апартаменты! – активно жестикулируя, сказала так, будто бы прокричала из глубин сердца, мисс Лайт, в очередной раз стукнув по бедному непричастному к делу столику напряжённым до предела копытом, рукава которого теперь были попорчены насыщенными компонентами густого чайного отвара. – Битсов – полные карманы! Кругом всё пестрит роскошью, будто бы он демонстративно смеётся над бедными, притом, что сама композиция интерьера настолько паршивая, что, уверяю тебя, у многих моих пациентов, к кому я была вынуждена приходить на дом, даже у тех обстановка хоть и бедная, но приятная. У этого же полнейшая безвкусица!..
— Умерьте свой пыл, мисс Лайт, господин Рич не стоит ваших нервов, — вопреки ожидаемой злобе или хотя бы раздражению, умиротворённо отрезал Фирс, вдоволь отдавшись каллиграфии, вычерчивая на листе бумаги вычурным, извилистым пером близ опустошённой чашки символы древнеэквестрийского письма. Окончив очередной штрих, статный жеребец поднял доброжелательный взгляд на свою подругу, что беспрестанно терзала саму себя ненавистью, так и норовившей опустошить сосуд её эмоциональной сущности, и произнёс. – Что же вы по всяким мелочам беспокоитесь? То, что этот ваш Рич, которого и господином-то можно назвать лишь исходя из его статуса, безнравственнее беспризорной шпаны – так это и так всем давно известно. На вашем месте я бы не стал швырять камни в каждую лающую собак – устанете, — аккуратно перерисовывая на лист экстравагантно выглядевшие знаки препинания тонкими линиями густых чернил, что разносили по комнате едкий запах пергаментовой черни, столь же медленно, как и всегда, мерно стелил Фирс. – А вот что касаемо лечения вашего расстройства, коль оно соизволило проявиться, я бы дал небольшой житейский совет: найдите себе хобби, например, как я. Смотрите, как красиво выглядит! Только недавно начал постигать это искусство, однако, на мой взгляд, я просто создан для этого! – продемонстрировав своей собеседнице лист, сверху донизу исчерченный ониксово-сапфировыми чернилами, полный символов античной, доселестийской эпохи, да широко улыбнувшись, жеребец слегка покраснел, позволив себе пойти на столь резкое откровение во благо усмирения пыла близсидевшей дамы.
— Ну, знаешь ли, Фирс, есть у меня вообще-то одно хобби, — пряча неловкий взор от прожигавших своей заинтересованностью глаз жеребца, вполтона пророкотала Дэйлайт, щёчки которой тут же залились багровым румянцем. – Как же стыдно. Это, это… Это шитьё…
— В каком смысле «стыдно»? – окончив краткую демонстрацию плодов своего увлечения, искренно поинтересовался Фирс, прежде чем оглянуться на висевшие близ стола настенные часы, отстукивавшие последние минуты обеденного перерыва.
— Ну, знаешь, когда ты выходец из знатного рода, и всё, чего ты достигла своими копытами – это перебирание ниточек иголочками, волей-неволей начнёшь чувствовать себя неловко.… В особенности, когда рядом с тобой сидит поднявшийся из грязи на место, подобное твоему, сын крестьянина, увлечённо вычерчивающий на пергаменте великолепной красоты древнеэквестрийские знаки, – достаточно глубоко погрузившись в себя, изливалась сладостно-горькой тоской поникшая Дэйлайт, взор которой в сей момент был обращён к неприятно зиявшей плесенью трещине в плитке пола близ покачивавшейся ножки слабо укреплённого на месте рабочего стола. – Честно сказать, я всегда восхищалась тобой, Фирс, несмотря даже на то, что я во многом с тобой не согласна. В конце концов, ты предпочитаешь путь «Стали», чего мне просто не дано понять.
— Ровно, как и мне понять путь «Розы», мисс Дэйлайт, — умиротворённо подмигнув своей собеседнице, дабы воскресить в той кроткую улыбку, придававшую жёстким чертам мордашки светлость ясного неба вкупе со свежестью весеннего дождика, тут же наперекор негативным мыслям предусмотрительно заявил жеребец.
Не став отвечать на сие замечание ничем, обомлевшая от чрезмерности сказанных слов кобылка поджала под себя передние копыта, пытаясь найти в себе нечто интересное, что могло бы продолжить не только пришедший к тупиковой ветви диалог, но и возобновить ручеёк искренности её души. И, подобрав должное обращение, Лайт с улыбкой на мордашке выдала:
— Фирс, позволь мне… узнать у тебя, — медленно проговаривала Дэйлайт, пытаясь вызвать у собеседника должный интерес, подобный тому, что он сам вызывает у всякого пони чистотой интеллигентно выстроенной речи. – Как ты смог достигнуть таких высоких культурных вершин, будучи взращенным в краях, где интеллигенцию гонят прочь в загривок?
— Всё просто, — незатейливо выдал жеребец, будто бы готовый к вопросу подобного рода, и, ехидно улыбнувшись, продолжил. – Для успеха нужны две составляющие: желание и дисциплина. Первое определяет степень вашего рвения к заветной цели, второе же не даёт погаснуть тем усилиям, что у большинства зачастую перестают проявляться по окончании первой недели. Что касаемо меня, так я просто воспитал в себе должную дисциплину ещё в годы задорного юношества, а желание моё примкнуть к свету было достаточно желанным, чтобы достичь того, что в обществе принято называть «невозможным», — и, сделав последний глоток из чашки с чаем, лишив её тем самым последних сладких капелек, приставших ко дну вкупе с нерастворившимися листами чёрного цветка, Фирс, прокашлявшись, прибавил. – И да, не стоит перенимать мою манеру речи. Понимаю, быть может, она прелестна, вот только вам совершенно ни к морде, мисс Дэйлайт. Глядеть на то, как вы в очередной раз крушите мой кабинет, а затем слышать напыщенные высокие речи – смех чистой воды. Прошу, уж лучше сидите дома, шейте и не стройте из себя большее, чем вы являетесь на деле. Господин Рич подобному самый яркий пример, коль вам будет угодно.
— Мисс Лайт, прошу простить, но вы освободились? Давно вас ждут домашние дела! – внезапно пророкотал с противоположной стороны двери учтиво-лёгкий голосок Сурвайвора, который, судя по манере речи и галантному обращению, стало быть, являлся временной прислугой статной кобылочки, глаза которой тут же засияли огнём, стояло ей опомниться, что до сих пор сей день являлся её выходным. – Я буду ждать на лестничном пролёте: нужна коль помощь, помогу я вам!
— Точно, дом! Ладно, извини, Фирс, я пойду, наверное, — нервно выпалила внезапно обеспокоившаяся кобылка, вскочившая с кресла, стоило лишь её умиротворяюще стелившему собеседнику упомянуть слово «домашние». – Я тут резко вспомнила, что у меня ведь есть пара неоконченных дел на сегодня, с которыми следует разобраться в срочном порядке.
Подошедший к двери плотно закрытого чулана, изредка продуваемого сквозняком настежь открытого окна, Фирс облокотился о неё спиной, состроив харизматичный оскал и неловко подмигнув своей собеседнице, хвост которой уже виднелся за дверью весьма узкого, но милого кабинета. Отсалютовав резко отчалившей подруге, Фирс, повысив тон, произнёс ей вдогонку, стараясь не беспокоить службу соседей шумом:
— Всего доброго, мисс Лайт! Не забудьте передать мисс Прудэнс мои рекомендации!
— Обязательно, Фирс! – только и успел услышать тот, пока затихавший голосок спешившей дамы отдалялся всё дальше. – И тебе не хворать!
Неспешно прикрыв входную дверь в свой кабинет да зашторив окна, Фирс, смахнув со лба выступивший ни к месту холодный пот, со звучным скрипом отворил дверь чулана, чья мнимая загадочность вполне могла очаровать любителей тайных комнат. Войдя внутрь, статный жеребец со столь же громким звуком, что мог отозваться в ушах непричастных к процессу пони жутким звоном железного механизма, вернул дверь в первоначальное положение, и изнутри донеслись звуки мерного стука копыт о деревянную плитку покрывшегося мхом, чрезмерно обмякшего в сырости располагаемых условий пола.
После чего изнутри послышались истошные крики мучающегося в агонии, связанного тугой верёвкой жеребца, создаваемый которыми шум был по большей части заглушён вставленным в рот звукопоглощающим кляпом. Один за другим изнутри доносились пронзительно жестокие в своей простоте отзвуки ломающихся костей, сопровождавшиеся лёгкими брызгами алой крови, что, несомненно, нельзя было услышать с той стороны чулана. В кромешной тьме, освещаемой лишь тусклым сиянием золотисто-жёлтой ауры, возвысившись над телом, стоял статный жеребец, пронзавший кроваво-красным взором душу своей жертвы, пока его чародейское прикосновение медленно, но верно дробило костную структуру терявшего сознание господина. И, взглянув в посеревшие от недомогания и страха глазки, единорог, мерно улыбнувшись, спокойно произнёс, с силой задрав грязную голову немощного аристократа и подведя копытом по его гладко выбритому подбородку:
— Live life in a shadow of a goodbye[11].
Вслед за фразой, произнесённой в до ужаса ледяных тонах, последовал резкий удар напряжённым копытом по бедренной кости заднего копыта, что, будучи размягчённым силой магического потока, приняло на себя удар, раздробившись так, словно бы на долю этого несчастливого господина всего-навсего выпал обыкновенный несчастный случай, наподобие падения из окна. Сделав глоток свежего воздуха, Фирс блаженно закрыл свои пылающие очи, сохранив душевное равновесие и всецелое спокойствие бодрого тела. После чего, не став медлить, жеребец задействовал наиболее могущественные чары своего рога, потоки которых приняли истинно алый цвет, словно лучи кровавого закатного солнца, и потускневшая радужка устрашённого господина окрасилась в розовато-лиловый цвет, и его паника внезапно прекратилась, а его веки надвинулись на устало выглядевшие глаза. В комнате воцарилась тишина.
[1] (Фр.) Невежливо, невежливо, месье Блу.
[2] Красноречивый
[3] Сокращение от Дипэж Мотт.
[4] Одна из половинок грудной части распашной одежды, особенно верхний конец; отвороты на груди
[5] Приверженец философии розы
[6] Приверженцы философии стали
[7] (В данном контексте) очередное своенравное именование приверженцев «Стали».
[8] (Медицинский термин) Умственная отсталость.
[9] (Медицинский термин) Биполярное расстройство.
[10] (Фр.) Дворец имени мадам Фостэ′р.
[11] (Англ.) Проживи свою жизнь в тени прощания.