Если б желания были понями...

46. У тебя была только одна забота…

Скуталу сначала немного опешила, когда профессор Макгонагалл выкрикнула:

— Алу, Скут!

Правда, то, что в результате она оказалась на Гриффиндоре, как и то, что решение шляпой было принято довольно быстро, не стало сюрпризом для Гарри. Как пегасёнка им позже рассказывала, шляпа заявила Скуталу, что у неё нет каких-то серьёзных амбиций, то есть Слизерин не для неё; учёба казалась ей тяжёлой обязанностью, поэтому и не Равенкло; и, хотя Скуталу была очень предана своим друзьям, но она слишком уж походила на Рэйнбоу в своём вечном желании подольше подремать, поэтому и Хаффлпафф ей не подходил. А уж её привычка гнать с места в карьер, с головой ныряя в самые безумные авантюры, которые Меткоискатели устраивали во время своих приключений, при этом полностью игнорируя любые возможные опасности, с которыми им обычно предстояло столкнуться во время пресловутых приключений или, как минимум, сильно эти самые опасности недооценивая, в значительной степени обозначила её дальнейшую судьбу как студента Гриффиндора. Естественно, её подруги по меткоискательству, Свити Белль и Эппл Блум, последовали за ней на факультет ало-золотых львов. Гарри предположил, что это было из-за того, что Меткоискатели без раздумий бросались в любую авантюру.

Шокированная, иначе и не назовёшь, шляпа отреагировала на немалый список монстров, с которыми троица жеребят умудрилась столкнуться за какой-то десяток лет своей жизни (причём с большей из них частью — за последние года два), словами: «Во имя Основателей! Да как вы до сих пор живы?» В не меньшей степени шляпа была поражена и их происхождением, заверив всех троих, что никогда никому не расскажет о том, что узнала во время церемонии распределения студентов. Впрочем, она всё же призналась, что доселе ей ещё не доводилось распределять учеников из других миров вроде того же Эквуса.

А вот то, что Гермиона, при всём её безмерном интересе к книгам, тоже попала в Гриффиндор, их по-настоящему поразило. С другой стороны, учитывая её восхищение Дамблдором, который наблюдал за церемонией со своего троноподобного кресла, желание оказаться на факультете, где он обучался, возможно, было не столь уж неожиданным. Да и то, что на него уже зачислили так много её друзей, вероятно, тоже послужило немаловажным фактором.

Гарри почти ничего не знал о Невилле, чтобы предположить, куда он отправится. Однако Невилл выглядел весьма обрадованным своим попаданием в Гриффиндор. В поезде он упоминал, что, видимо, попадёт в Хаффлпафф, который он называл «Домом для тех, кого не взяли в другие Дома», и что это сильно разочарует его бабушку и дядю Альфи. Основываясь на историях, которые мальчик рассказал им в поезде, Гарри был уверен, что этот его «дядя Альфи» отлично бы поладил с дядей Верноном. А ещё у Гарри возникло некое непреодолимое чувство, что он просто обязан будет придумать какое-нибудь проклятие, которое бы незаметно переползало с письма на человека, которому было послано. Проклятье, которое, будучи наложено, заставляло бы жертву признаваться во всех своих смертных грехах самым неподходящим для этого людям.

Кстати, по поводу Домов, а точнее, почему факультеты так называют, объяснила Гермиона: на вопрос Гарри она сказала, что исторически факультеты Хогвартса именовались Домами, поскольку на несколько лет в прямом смысле слова становился для детей своеобразным вторым домом. Только в последние десятилетия, отчасти под влиянием маггловских веяний, они стали отходить от этой традиции и стали называть названные в честь четырёх основателей Дома факультетами. «Это было в «Истории Хогвартса» — такими словами девочка закончила свою импровизированную десятиминутную лекцию.

Имя Гарри Поттера вызвало в зале момент ошарашенной тишины, сменившийся взрывом громкого шёпота. Даже те, кому, казалось, вообще было безразлично распределение, внезапно сосредоточили на нём всё своё внимание. Некоторые и вовсе повставали на скамейки, чтобы получше рассмотреть происходящее.

— Так-так-так, — прошелестел в голосе мальчика бестелесный голос шляпы, когда он сел на табурет. — Что у нас тут? О да, здесь у нас имеется великолепный ум. У тебя есть всё, что нужно успешному юноше: надежды, амбиции и возможности. Безграничная преданность друзьям делает тебя весьма подходящим к Хаффлпаффу. Желание узнать о магии всё, что только возможно может привести тебя к Равенкло. И храбрость, о да! Ты всегда готов броситься впереди своих друзей, лишь бы защитить их. Это определённо черты истинного гриффиндорца. Твои амбиции сейчас практически подавлены, но они есть, так что твой выбор — это определённо Слизерин. Да, именно Слизерин может помочь тебе стать великим. Этот Дом может помочь тебе полностью раскрыть свой потенциал.

Гарри нахмурился.

— Я иду вслед за друзьями в Гриффиндор, — твёрдо подумал он. — Без них меня бы здесь не было. Они спасли мою жизнь — во многих смыслах, и я не брошу их.

— Да-да, из вас и правда вышла просто замечательная команда. Я видела их мысли — они не оставят тебя лишь потому, что ты окажешься в другом Доме. Поначалу тебе могло быть трудно адаптироваться, но вы все добились бы успеха. Да, Слизерин был бы исключительно полезен для тебя.

Уговоры шляпы заставили Гарри невольно вспомнить, как Рон с близнецами за последний месяц все уши ему с девочками прожужжали жалобами на слизеринцев, отговаривая от того, чтобы иметь дело с ними и со всем, что связано с этим «змеиным факультетом». Впрочем, близнецы и о других факультетах выражались не всегда в самых добрых словах. Гарри, слушая за обеденным столом, как квиддичная команда обсуждала остальные факультеты, обнаружил, что стереотипы в волшебном обществе укоренились чрезвычайно глубоко. И поэтому он не позволит разлучить его со своими подругами-жеребёнками. Табун должен всегда быть вместе.

— Гриффиндор, — твёрдо заявил Гарри. — Гриффиндор, или я ухожу.

— Ну, если так ставить вопрос, то тогда, конечно, будет лучше… ГРИФФИНДОР! — громко проорала последнее слово шляпа.

Позже, уже сидя за столом Гриффиндора, в окружении своих друзей и команды по квиддичу, Гарри впервые в жизни почувствовал себя желанным гостем. Эти люди приняли его таким, какой он есть. В Эквестрии у него были друзья, но они были другими. Вернее, он сам был другим. Не то чтобы большинство из них знали об этом. Но он-то это знал. Он знал, что ему там не место. Он знал, что он превращённый человек, а не пони. А тем, кто узнавал его секрет, всегда требовалось какое-то время, прежде чем они его принимали. Но здесь все были такие же, как и он — люди, умеющие колдовать. А присутствие рядом с ним трёх его подруг-жеребёнок сделало всё намного лучше! Видимо, решение пойти в школу здесь, а не в Школу для одарённых единорогов Селестии, оказалось хорошей идеей.

Внезапно возникшая на столе еда застала кобылок врасплох. Забавно, но их удивило не её количество или то, сколько там оказалось блюд из мяса, а то, как много там было выпечки и сладостей. Скуталу, конечно же, с большим энтузиазмом принялась за рыбные блюда, при этом даже почти сумев составить конкуренцию Рону в скорости их поглощения.

Свити Белль и Эппл Блум уже слышали немало аргументов в пользу того, чтобы стать мясоедами, но они их всё ещё не убедили, да и Гарри не ел мясных блюд в их доме в Литтл Уингинге, не желая расстраивать своих подруг-вегетарианок.

— Люди всеядны, — объясняла Твайлайт, — и их организмам необходимы определённые питательные вещества, белки и минералы, которые содержатся в мясных блюдах и практически полностью отсутствуют в растительных. Пока вы находитесь в человеческом обличье, вам нужно есть мясо, чтобы оставаться здоровым. И животные здесь совершенно неразумны, — после чего принцесса демонстративно откусила большой кусок бекона, который Гарри специально приготовил тем утром. — Кроме того, из-за превращения ваши вкусовые рецепторы меняются, и этот продукт становится просто отличным на вкус!

Тем не менее одно дело знать, что что-то полезно, так сказать, умозрительно, а другое — получать от употребления этого удовольствие. Так что, помня наставления, две жеребёнки с превеликой опаской выбирали блюда из мяса и по чуть-чуть пробовали их, не забывая сгребать к себе пирожные и прочие сладости. Овощи и фрукты на этом конце стола они и вовсе смели подчистую.

–=W=–

Несмотря на то, что все они устали и к тому времени, когда первокурсники добрались до спален Гриффиндора, было уже довольно поздно, Гарри и Невилл всё же решили дописать письмо Олливандеру. Правда, закончили они уже после отбоя, поэтому о том, чтобы сбегать до совятни, не могло быть и речи. Однако Гарри подошёл к окну их спальни, открыл его и, под полные любопытства взгляды остальных, высунулся по пояс и заорал:

— Снежок!

Невилл Лонгботтом, Дин Томас и Симус Финниган переглянулись, пожали плечами и снова посмотрели на Гарри. Рон только усмехнулся.

Гарри нырнул обратно в комнату, мгновением позже вслед за ним внутрь впорхнула белоснежная сова.

— Круть, — восхищённо сказал Дин, — какой красавец.

Остальные с ним согласились.

— Вот, Снежок, — сказал Гарри, привязывая уменьшенную палку и письмо к ноге своей совы. — Не мог бы ты отнести это Олливандеру, мастеру по изготовлению палочек, в Лондон? Это на новую палочку для Невилла.

Снежок утвердительно ухнул и с величественной грацией вылетел в окно.

Дети проболтали ни о чём ещё минут десять или пятнадцать, обсуждая события сегодняшнего дня, прежде чем завалиться по своим постелям и заснуть.

–=W=–

Для Дамблдора это воскресенье выдалось довольно суматошным и хлопотным — впрочем, как и всегда. Студенты были уже в пути, и замок просто обязан был быть подготовленным к их прибытию. Домашние эльфы лихорадочно отмывали в раковине всё, что не было прикручено к полу, стенам или потолку, а что было — тщательно отмывали на месте, к счастью, не откручивая. Чуть ли не каждые полчаса один из них возникал у него в кабинете, докладывая, что очередной пункт из далеко не маленького списка всего необходимого для приёма студентов выполнен, и спрашивая, не вспомнил ли Дамблдор о ещё чём-нибудь, что им следует делать. В какой-то момент директор, кажется, даже заметил, как какой-то домовой эльф полирует камешки гравия, устилавшего ведущую к воротам дорогу.

Профессора также не сидели без дела — перепроверяли свои расписания, пересчитывали запасы, необходимые для проведения занятий, выискивали всё, что могло потребовать исправления в последнюю минуту, и морально готовились к наплыву полных кипучей, требующей выхода энергии детей, который должен случиться вечером.

Но вот студенты прибыли. Дамблдор всегда ждал этого момента, и сегодняшний день не стал исключением. Момент, когда он видел удивлённые взгляды новых учеников, следовавших за профессором Макгонагалл в Большой зал, директор обожал в дне прибытия больше всего. И в этом году, наконец-то, в школе окажется Гарри Поттер. Сын Джеймса и Лили Поттер, наконец, добрался сюда, в безопасность. Здоровый и счастливый.

То, что Гарри сопровождали три студентки-иностранки, очевидно из Атлантиды, было для Дамблдора всего лишь вишенкой на торте. Девочки явно были сильны, невольно отметил он, раз уж все трое освоили анимагическое превращение. Если школа произведёт на них хорошее впечатление, то, возможно, стоит ожидать, что в будущем в ней появится больше учеников из этой страны-отшельника.

Последние десять лет он всеми силами пытался восстановить магическое общество, раздробленное и разобщённое после того, что устроил Волан-де-Морт, пытался привить своим ученикам представление о том, что им нужно жить в мире как с другими магами, так и с магглами. Учению о чистоте крови не должно остаться места — оно может нанести серьёзный, возможно даже — непоправимый ущерб английскому магическому сообществу, если его довести до логического конца. К сожалению, пока единственно возможным решением было предоставление чистокровным особых привилегий, дабы умилостивить их, при этом оставаясь открытым и готовым сотрудничать с полукровками и магглорожденными.

Вступление в брак представителей чистокровных и этих могущественных уже в столь малом возрасте иностранок положило бы конец всем этим отчаянным чистокровным заскокам в английском обществе — ведь иностранцы явно не собирались подвергать дискриминации кого-либо только лишь из-за его происхождения. Более того, создавалось ощущение, что они обращали внимание лишь на то, как люди относятся друг к другу! Они просто не понимали, что именно пытались устроить приверженцы чистокровной идеологии — к счастью для них же.

То, что девочек распределили на Гриффиндор, стало для Дамблдора несколько неожиданным открытием. Он-то ожидал, что они разделятся: мисс Белль отправится в Равенкло, а мисс Блум — в Хаффлпафф. К несчастью, он не смог даже приблизительно составить психологический портрет мисс Алу, поскольку она провела большую часть времени, когда Альбус посещал их, летая либо в своей анимагической форме, либо на метле, но судя по сказанному Артуром, она вряд ли попала бы хоть в Слизерин, хоть в Равенкло.

Как Дамблдор и надеялся, Гарри попал в Гриффиндор, впрочем, он и не ожидал чего-то другого после того, как там оказались его подруги. Профессор Макгонагалл была особенно рада видеть это, хотя, как он заметил, и приложила немало усилий, чтобы скрыть свои эмоции от наблюдающих за ней студентов.

Окончив приветственный пир небольшой традиционной речью, дополненной необходимыми указаниями и предостережениями, Дамблдор направился обратно в свои покои. Его вечер был далёк от завершения.

Аппарировав в конец Тисовой улицы, он неторопливо прошёл к дому номер четыре, используя делюминатор или, как он его называл, «гасилку», который позволял ему подойти незамеченным. Дома никого не было. Дамблдор пожал плечами — видимо, хозяева куда-то ушли этим вечером. К несчастью, он так и не заметил двух женщин, также скрывавшихся в тени и пристально наблюдающих за ним.

Дамблдору потребовалось всего мгновение, чтобы снять с дома наложенные им чары фиделиуса. Теперь, когда мальчик учился в Хогвартсе, его не было необходимости прятать, если чары продолжат работать, то у мальчика возникнут проблемы в школе, поскольку все остальные будут игнорировать его или забывать, что он был рядом, уже через несколько мгновений после того, как он выйдет из класса. Защиты его матери на доме будет вполне достаточно. Развернувшись, Альбус прошёлся обратно до конца улицы и аппарировал в свой кабинет в Хогвартсе.

…И был потрясён диким шумом — пронзительным свистом, непрерывно звенящим колоколом и буквально воющим гудком.

Директор недоверчиво уставился на устройства, следящие за состоянием Гарри Поттера, которые словно с ума посходили, а то, что они показывали, казалось немыслимым. Гарри Поттер был здесь, и было видно, что он очень счастлив быть здесь, — и всё же метроном был сплошь чёрным, а не нейтрально-серым, а его прутик-детектор отклонился максимально влево. Фактически он бы и вовсе лёг горизонтально, но был остановлен от падения безделушкой, стоявшей рядом с устройством — рыцарем на скакуне с белым, похожим на вату дымом, исходящим из его носа. Если верить этому метроному, Гарри был настолько несчастен, что думал о самоубийстве.

Второе устройство активно чадило столбом густого чёрного дыма, который почти достигал потолка, а его котёл и труба были сплошного чёрного цвета. У Гарри было прекрасное здоровье, но если верить этой безделушке, мальчик голоден, страдает от переломов костей и повреждённых органов и вообще чуть ли не при смерти находится.

Но хуже всего была крутилка, следившая за защитой дома Дурслей, даруемой любовью Лили и поддерживаемой её сестрой. Та просто замерла, будучи абсолютно чёрной. Защитные чары совершенно не работали.

Почти заторможено Альбус перевёл взгляд на последние два устройства. Светофор всё ещё был зелёным, показывая, что никто не пытался отделить Гарри от Дурслей, но была одна крошечная тонкая полоска чёрного цвета, появившаяся несколько недель назад. Шар, отслеживающий чары фиделиуса на Гарри, был прозрачен и пуст, как и должно было быть, поскольку он только что сам снял эти чары.

Это просто катастрофа — защита матери Гарри на доме Дурслей рухнула. Как такое могло произойти?

Ну, мальчик хотя бы находится сейчас здесь, в безопасности, в Хогвартсе… «Или же?..» — вдруг напрягся директор.

— Скиффи! — крикнул он.

— Скиффи здесь, мастер Дамблдор, — почти сразу же отозвался его домовой эльф из Хогвартса.

— Гарри Поттер в постели? — повернулся к эльфу Дамблдор

— Скиффи проверит, — сказало маленькое существо и исчезло с характерным хлопком.

Почти сразу же эльф вернулся. Старый маг задержался ровно настолько, чтобы услышать, как домовой эльф сказал: «Да, мастер Дамблдор…», и тут же аппарировал назад к Дурслям, не дожидаясь остальной части ответа Скиффи: «…мастер Поттер в своей постели».

Мальчик пребывает в безопасности, поэтому сейчас ему необходимо понять, что происходило у Дурслей. По возвращении он разберётся, почему другие следящие чары не работают должным образом.

Уже через минуту Дамблдор с палочкой в руке торопливо шагал по Тисовой улице, отчего его мантия развевалась у него за спиной. Обычно он бы использовал свою «гасилку», чтобы потушить уличные фонари, но сейчас слишком торопился, чтобы заботиться ещё и об этом. Полный решимости как можно скорее добраться до дома Дурслей на другом конце улицы, директор снова не заметил двух женщин, находившихся на противоположных сторонах улицы, которые снова пристально за ним наблюдали.

Дамблдор так спешил, что вместо того, чтобы идти по тротуару, срезал свой путь через несколько придомовых лужаек. Снова оказавшись перед домом номер четыре, он внимательно его осмотрел. Теперь ему в глаза бросилось то, на что Альбус не обратил внимание в первый раз. Дом создавал впечатление, словно в нём уже несколько недель никто не жил: трава была выше, чем у соседей, а кусты выглядели неухоженными. Создавалось впечатление, что Дурслей не было дома больше месяца. И это было странно, в столь позднее время Дурсли уже должны быть дома — в конце концов, завтра будет обычный школьный день, и их ребёнку нужен отдых.

Дамблдор позвонил в дверь и стал ждать. Затем позвонил ещё раз. Однако из дома не раздалось ни единого шороха, а в окнах не было заметно даже малейшего движения. Тогда директор громко постучал. По-прежнему тишина. Оглянувшись и не увидев, чтобы кто-нибудь смотрел на него из окрестных домов, Дамблдор направил палочку на дверь, прошептал «Homenum revelio» — и нахмурился, когда заклинание показало, что в доме никого нет. Несомненно, Дурсли уже должны были вернуться из отпуска хотя бы для того, чтобы их сын пошёл в школу вовремя. Директор быстро отпёр заклинанием дверь и вошёл внутрь, захлопнув дверь за собой.

Наблюдатели — одна из них теперь находилась через дорогу от дома №4, а другая заняла прежнее место первой — обменялись недовольными взглядами. Та, что была на противоположной стороне улицы, подбежала к окнам на фасаде и заглянула внутрь.

Старый маг оглядел гостиную, а затем произнёс ещё одно заклинание, затемнив окна так, что никто не смог бы его увидеть. Быстро последовавший за этим люмос позволил ему ясно увидеть груду одежды, брошенную на пол гостиной, и открытую дверь чулана под лестницей. Озадаченный, он подошёл и заглянул внутрь.

— Мерлин всемогущий, — это всё, что старый маг смог прошептать, когда увидел детские каракули, которыми на стене было выведено «Комната Гарри», прицепленные к ней бумаги, отметины и пятна, чётко показывавшие, где стояла детская кроватка. И грязный, в пятнах пол, который не мыли все десять лет.

Дамблдор выпрямился и прислонился к дверному косяку.

— Как ты могла? Он ведь твой племянник! — тихо сказал он, оглядывая безупречно чистую гостиную с фотографиями, на которых были запечатлены лишь очень толстый ребёнок, жирный мужчина и тощая женщина с лицом, напоминавшим лошадиное. Нигде не было видно ни одной фотографии, на которой был Гарри. И тот толстый ребёнок точно никогда бы не поместился в этот крохотный шкаф.

Тяжёлыми шагами маг медленно поднялся по лестнице. Он заглянул в первую спальню — неприбранную детскую комнату, забитую разным хламом и разбросанными вокруг одеждой и игрушками. «Комната Дадли» — гласила табличка на двери, выполненная причудливым шрифтом на бронзовой табличке. Вторая, меньшая, комната была полностью завалена тем, что могло быть только сломанными игрушками и старыми вещами, причём все они до своего печального конца явно были довольно дорогими. На двери была такая же табличка, как и на первой — «Комната Дадли». Третья комната оказалась спальней, размерами была побольше второй и выглядела даже лучше, чем гостиная. В ней была аккуратная кровать, прикроватная тумбочка, комод и кресло. Все они были со вкусом подобраны и гармонировали по цвету со стенами и картинами в рамах. Это было больше похоже на выставочный зал мебели, чем на комнату, в которой кто-то жил. Очевидно, это была комната для гостей. На двери никакой таблички не было.

Последняя дверь вела в гораздо большую комнату — спальню родителей, как он предположил, основываясь на фотографиях обоих Дурслей, пусть и более молодых, стоявших на двух прикроватных тумбочках. Директор развернулся и медленно спустился по лестнице.

— Вы хоть понимали, что творили? — качая головой, спросил он отсутствующую семью.

Дамблдор снова осмотрелся в гостиной. Типичный дом среднего класса. Мебель была довольно новой, ковёр и шторы находились в приличном состоянии. Ничего не выглядело потрёпанным или откровенно изношенным. Ухоженный дом, образец того, что можно было бы ожидать от нормальной маггловской семьи. Семьи из трёх человек — отца, матери и ребёнка. Никто и никогда не заподозрит, что там живёт ещё один ребёнок.

Доказательством обратного служил только чулан под лестницей. Он был единственной подсказкой, что всё было не так, как казалось на первый взгляд. Что этот идеальный дом был не таким уж идеальным, как хотели показать его владельцы. И то, что чулан говорил об отношении родственников к Гарри, было по-настоящему мерзким.

Он должен узнать. Ему необходимо понять, что здесь произошло. Задумавшись на мгновение, Дамблдор наложил указующие чары и обнаружил, что его цели находились довольно далеко. Он нахмурился и призадумался.

Судя по упоминаниям Арабеллы и Минервы, Дурсли отсутствовали с начала августа и остановились в одном из заведений, принадлежащих к широко известной сети с названием «Королевский курорт». Это объясняло, почему Гарри остался с атлантами. Кроме того он вспомнил, как Арабелла что-то упоминала насчёт того, что Дурсли находятся где-то в Уокинге. Увы, Дамблдор никогда там не был. Вздохнув, он аппарировал в Хогвартс за метлой.

–=W=–

Глубокой ночью Дамблдор приземлил свою метлу на окраине города. Наложив на себя чары отвода глаз, он снова применил указующие чары и пошёл дальше. Через полчаса он стоял перед зданием местной полиции — массивным двухэтажным кирпичным строением, отделённым от тротуара железной решёткой и вымощенным кирпичом пустым пространством, занимавшим места больше, чем тротуар. «Вот уж действительно, «Королевский курорт»! — печально покачал головой старый маг. — Юмор магглов временами бывает очень мрачным». Дамблдор неторопливо вошёл внутрь и подошёл к офицеру, сидевшему за столом в помещении у входа.

— Извините, — сказал он, сверкнув очками-половинками, — вы можете сказать мне, нет ли у вас здесь мистера или миссис Дурсль?

Лёгкий конфундус — и офицер был более чем рад направить его в камеру, в которой содержали миссис Дурсль. После быстрой обливиации маг отослал человека обратно к его столу, дав команду следующие полчаса игнорировать любые звуки и вспышки света, которые будут доноситься из камеры предварительного заключения.

— Петуния, — мягко сказал Дамблдор, открыв дверь камеры и послав лёгкий «rennervate», дабы её разбудить. Пока не было причин быть суровым, и произошедшему всё ещё может найтись разумное объяснение.

Женщина зашевелилась, моргнула и сонно посмотрела на Дамблдора. Затем села и, проведя рукой по волосам, зло на него уставилась.

— А ты не торопился здесь появляться! Разберись с этой ситуацией и вытащи нас отсюда!

Маг с сожалением покачал головой, подходя ближе. Петуния встала, поворачиваясь к нему лицом, но Альбус ощутил, как за вызывающей позой женщину постепенно охватывает страх.

Дамблдор посмотрел ей в глаза, невольно порадовавшись краем сознания, что так и не сумел провести закон, объявляющий легилименцию магглов противозаконной.

Несколько секунд спустя старому магу не оставалось ничего иного, кроме как разочарованно вздохнуть.

В её воспоминаниях было всё.

То, как они относились к Гарри… нет, скорее — издевались над мальчиком. Всё началось с недовольства и обиды Петунии на сестру, которая получала всё внимание и все похвалы в их семье, когда приезжала на каникулы из Хогвартса. Сестру, у которой хватило наглости сдохнуть, скинув заботу о своём ребёнке на и без того с трудом сводившую концы с концами семью Петунии. Мало того, что Дадли был трудным ребёнком, так ещё и Гарри добавил им проблем.

Дамблдор печально покачал головой. Он даже не подумал о том, какую нагрузку возлагает на молодую семью, отдавая им ещё одного младенца. Только сейчас Альбусу пришло в голову, что ему следовало организовать для них хотя бы пособие на Гарри, чтобы облегчить их бремя.

В результате Петуния стала игнорировать Гарри, сосредоточив всё своё внимание исключительно на собственном ребёнке, при этом вымещая всё своё раздражение на Гарри каждый раз, когда тот делал что-то, что ей не нравилось. Муж Петунии сразу невзлюбил и Лили, и её супруга, поэтому ему не потребовалось много времени, чтобы перенести эту неприязнь и на Гарри. Всё окончательно понеслось для мальчика под откос, когда всё своё раздражение и недовольство на него стали переносить подрастающий Дадли и недовольный тем, как идут дела в его конторе Вернон.

Год за годом отношение к Гарри только ухудшалось. Со временем сын Петунии заметил отношение родителей к Гарри, и ситуация только обострилась, когда он понял, что может делать с Гарри всё что угодно, не опасаясь возмездия. Наказания становились всё более масштабными и продолжительными по мере того, как у мальчика проявлялись магические выбросы, реальные или воображаемые — припадки, как их называли Дурсли.

Просматривая память, Дамблдор с некоторым удивлением отметил, что мальчик исчез из дома Дурслей более года назад, и ненадолго задумался, как атланты обнаружили его — возможно, у Гарри было не зеркало с протеевыми чарами, а аварийный порт-ключ, и он случайно его активировал. В любом случае было очевидно, что Гарри сбежал, и ни одно из наложенных им следящих заклинаний не предупредило его, что мальчика больше нет у Дурслей — он ушёл добровольно, его не заставили сделать это ни маг, ни маггл. Очевидно, Гарри мог вернуться в любой момент. Он просто не хотел этого.

Не то чтобы Дамблдор мог его в этом винить. Он сам бы сбежал из семьи, которая столь плохо с ним обращалась. Директор понимал, что родителям надлежит быть строгими со своими детьми, но наказания должны варьироваться в зависимости от серьёзности совершенных ими проступков. Что ни говори, но собственный отец Альбуса никогда не был тем, кто «жалел розги», когда случай требовал их применения. Но то, чему они подвергали Гарри, было не просто строгостью, а перешло в откровенный садизм. Да, он бы тоже сбежал.

Единственная причина, по которой заклинание не исчезло много лет назад — то, что Петуния всё же приняла мальчика в свой дом. Она не выбросила его за порог и не отвернулась от него окончательно. И то, что всё это время мальчик пытался заслужить её любовь и признание.

Дамблдор даже и подумать не мог, что мальчик просто сбежит из дома, поэтому и не потрудился наложить на Гарри чары, которые сообщили бы ему об этом или помешали бы Гарри уйти. Или чары, не позволяющие Петунии просто бросить мальчика, о чём, как он теперь знал, она не единожды размышляла.

— Господи, Петуния. От тебя требовалось сделать одно, всего лишь одно дело: позаботиться о сыне твоей сестры, — сказал старый маг и, сокрушаясь, покачал головой. — Твоей родной сестры! Твоей плоти и крови!

Дамблдор устало вздохнул. Злость сейчас ничего не решит. Дурсли сами посеяли семена разрушения, теперь они пожнут плоды.

Это объяснило отсутствие защитных чар вокруг их дома. Как только Гарри пропал с глаз долой, та пусть и слабая, едва заметная, но любовь, которую женщина испытывала к сыну своей сестры, исчезла окончательно, отброшенная за ненадобностью и забытая в её рвении и желании заботиться только о своём муже и сыне, не отвлекаясь ни на что другое. Интересно, как давно на самом деле исчезла эта остаточная магия? Может, развеяв фиделиус, Альбус исчерпал и ту немногую магию, которая оставалась в доме? Или же защитные чары на доме разрушились несколько месяцев, а то и лет назад, а фиделиус, по какой-то причине, не позволил Дамблдору обнаружить их исчезновение?

Директор устало покачал головой. Даже миссис Фигг не могла заметить ничего плохого — но она жила рядом с их домом лишь для того, чтобы присматривать за магами и ведьмами, которые могли искать Гарри. То, что она изредка могла видеть самого Гарри, было просто счастливой случайностью. В конце концов, кто мог подумать, что родные тётя и дядя будут так ужасно обращаться со своим племянником? Увы, Дамблдор допустил огромную ошибку, считая, что люди будут лучше, чем они есть на самом деле.

Дурсли позволяли миссис Фигг увидеть только то, что они хотели, чтобы она увидела. Они всегда следили за тем, чтобы Гарри был в хорошем состоянии, когда отправляли его к ней во время поездок за город и в отпуск. В итоге она видела мальчика раз в несколько месяцев, особенно зимой, когда дети преимущественно остаются сидеть по домам. Кроме того, Дурсли угрожали мальчику, чтобы он не проговорился ни о чём, связанным с условиями его жизни в их доме и с тем, что Гарри пережил, когда он будет разговаривать с Арабеллой.

А с прошлого лета они и вовсе игнорировали Арабеллу. С тех пор она звонила им несколько раз, оправдывая это тем, что хотела узнать, всё ли у них в порядке — в конце концов, ей действительно нравился этот маленький мальчик. Она даже попыталась пошутить и притворилась, что хочет узнать, не нашли ли они кого-то ещё, кто согласился присмотреть за мальчиком за столь же смехотворно низкую плату, которую она с них брала. В ответ те послали её куда подальше, заявив, что теперь, когда он стал постарше, они берут его с собой. А когда она упоминала, что давненько его не видела, они говорили, что он ленив и предпочитает бездельничать в своей комнате, в отличие от их дорогого Дадли, такого энергичного ребёнка, который любит гулять на свежем воздухе. Или что он плохо себя вёл и в наказание сидит у себя в комнате. Арабелла никак не могла заподозрить, что они врут без зазрения совести, и что Гарри давно уже сбежал.

Минерва была права: Альбусу действительно следовало проверить мальчика, как она и настаивала все эти годы. Сделай он так, то, возможно, смог бы превратить их неприязнь к Гарри в терпимость. По крайней мере, он бы мог удостовериться в том, что мальчик регулярно получает нормальную пищу, подходящую одежду, и быстро отучил бы их свиноподобного сына использовать его в качестве боксёрской груши.

Дамблдор печально покачал головой. Здесь ему больше нечего было сказать или сделать.