Зекора и Ночь Кошмаров

Я — Зекора. Так случилось, что я умею взаимодействовать с Древом Гармонии. Оттого речи мои бывают странны, и живу я в Вечнодиком лесу. Пони опасаются меня, хотя я совершенно безобидна, и скорее всего скоро умру. Мой несчастный мозг не справляется с потоком информации, но и отказаться я уже не могу. Это подобно наркотической зависимости — я осознаю, что каждый новый сеанс уничтожает меня. Но этого мало — с каждым разом, поскольку нейроны всё хуже воспринимают информацию, я подбираюсь ближе к Дереву и усиливаю связь.

Сегодня наступает Ночь Кошмаров. Ночь, в которую, без преувеличения, тысячу лет назад изменилась судьба мира. Я знаю об этом, но хочу увидеть ещё раз. Я вхожу в круглый зал и, поёжившись от холода, сажусь в двадцати футах от кристального куста. Готовлю первую за вечер трубку с мыльными пузырями.

Вокруг рваный камень и лёд, но я уже подсоединилась к разуму Дерева, поэтому вижу на их месте драпировку и картины личного кабинета Луны в Кантерлоте. Сама принцесса сидит на своём кресле у стола. Она несколько моложе, чем сейчас. Это не так бросается в глаза, но мои чувства сейчас тысячекратно обострены всей сенсорикой Дерева. И она чем-то явно недовольна. В следующий миг я вижу одновременно её глазами и «своими» — в смысле, общий план кабинета, поскольку, конечно, меня там тысячу лет назад не было. Для разума обычной зебры это непросто, и я раскуриваю вторую трубку, погружаясь всё глубже в древние события.

Луна смотрит на два портрета на стене: свой и Селестии. Мимолётно в её памяти проскакивает тепло к старшей наставнице, но тут же сменяется раздражением. «Я уже давно не ребёнок. Что она себе позволяет!»

Я чувствую, как Луна едва сдерживается, чтоб не опрокинуть портрет сестры лицом к обоям. Впрочем, мне известны и причины этого.

Я вообще почти всё сейчас знаю. Поначалу я пыталась закрывать глаза или затыкать уши, чтоб как-то дозировать информацию. Бесполезно, разумеется. Поэтому и придумала эти мыльные пузыри. Когда-то я была неплохим химиком, ну и у отца многое переняла. Пептиды, из которых пузыри в основном состоят, стабилизируют ненадолго мембраны, проникая в мозг через носовые пазухи. Трубка позволяет мне вырваться из разума аликорна и перенестись за сотню лиг в задрипаную деревушку Понивиль.

Тогда она, впрочем, называлась просто «деревня пони», как и ещё примерно пять тысяч населённых пунктов от трёх дворов до сотни на территории Эквестрии.

Согласно древней традиции в ночь весеннего равноденствия надлежало сжечь плетёную из лозы фигурку, играть в разные игры и вообще вести себя разухабисто, чтоб напугать тёмные силы. Но мы с Деревом знали, что это историческая ошибка — обычай, пришедший из экваториальной Зебрики, где не было ни лета, ни зимы. А туда он пришёл с далёкого юга, где чучело жгли в ночь ОСЕННЕГО равноденствия. То есть, когда силы холода и тьмы начинают брать верх над силами лета и теплоты Впрочем, три ха-ха, их осень соответствует нашей весне, так что всё правильно.

Я рассмеялась, но тут же пожалела об этом из-за приступа кашля. Заодно заболели печень и крестец. Давно не было, Дискорд побери. Впрочем, неважно. Скорей всего, эта ночь будет последней. Я наполнила пятую трубку и приблизилась к Дереву ещё на два фута.

Теперь мы посмотрим на капитана Виззена.

Однажды меня посетило странное видение, словно из другого мира — как будто Луна прилетела на Ночь Кошмаров в Понивиль и играла с пейзанами в их игры. Это, конечно, совершенно невозможно, но тогда, тысячу лет назад, капитан королевской гвардии Виззен пришёл якобы посмотреть на игрища простолюдинов. И хотя в ту пору «капитан» уже не был главой ВСЕЙ гвардии — капитанов было несколько, это стало просто званием, хотя и весьма высоким — всё равно, было довольно странно. На самом деле он, конечно, выбирал жертву.

В глубине же Вечнодикого леса вместе с несколькими бойцами своей роты, руководствуясь указаниями древнего гримуара, Виззен построил алтарь… Не знаю, как уцелела эта дискордова книга, ибо Дерево когда-то повелело всем своим облеченным властью слугам уничтожать её экземпляры и забыть проклятый ритуал, но она уцелела. А теперь, торжественно разложив её на импровизированном пюпитре, капитан зачитывал из неё заклинания.

Интересно, я никогда не была магом в эквестрийском понимании. Я не умею чувствовать поток без помощи артефактов, но сейчас, благодаря Дереву Гармонии, я видела обрывки доисторического сумасшествия. Это всё было когда-то посвящено ему — Дереву. Какой-то могущественный безумец предложил ему кровь разумных в обмен на ещё больше силы, но был отвергнут. Ибо глупо предлагать взятку тому, кто и так объемлет всё. Но мощь безумца была так велика, что даже малый её фрагмент, вложенный в книгу, подчинял и Виззена, и его клевретов, и даже, отчасти, Луну, внушая ей непотребные мысли.

Расчёт капитана был понятен. Селестия и Луна примерно равны в магии, кто победит в гипотетическом бою — непонятно. Но это в нормальной ситуации. Если же одна из сестёр будет щадить другую, а та, ослеплённая страстями, сдерживать себя не будет… Итог предсказуем. А потом Виззен докажет Луне свою полезность, просто показав алтарь, книгу и магические следы ритуала. Пав столь низко, аликорну-победительнице ничего не останется уже, как следовать дорогой Тьмы, подбирая соответствующих попутчиков. На роль консорта Виззен подходил вполне.

Правда, в таком бою вряд ли уцелели бы Кантерлот, казармы гвардии и сам Виззен, но так далеко он не думал, а творцу ритуала на сопутствующие жертвы всегда было плевать.

Я придвинулась на четырнадцать футов. «Почему же ты, — хотелось спросить, — не остановило это в зародыше?»

«Коснись моего разума по-настоящему, — последовал ответ, — и ты узнаешь.»

Вот ещё. Я приготовила очередную трубку и обезболивающее. Знаю я твои игры. Сначала досмотрим фильм.

Когда-то Твайлайт говорила, что в Кантерлоте навострились лечить чуть ли не всё. С трудом верится, конечно. В молодости мы все чувствуем себя бессмертными и работаем с химикатами с минимумом защиты, а то и без неё. Расплата приходит потом. Я хоть в лучшем положении. Я знаю, из-за чего конкретно умираю, а рабочие со спичечной фабрики об этом так никогда и не узнают.

Но пора возвращаться в прошлое. А оно, видят боги, бывало куда как страшнее настоящего.

Впрочем, пятнадцатая трубка избавила меня от самого зрелища жертвоприношения. Я словно наблюдала из-за непрозрачной стены кустов и слышала слова на архаичном языке, который, впрочем, понимала без проблем.

«От прежних к теперешним да прольётся кровь. Да умножится мощь твоя, о Луна…» В жертву они, кстати, хотели принести зебру, но не нашли. Раньше (мы с Деревом знали) для этих целей использовали именно зебр. Впрочем, как раз это не имело никакого значения, но Виззен был тем ещё магом, и хотел следовать буквально всем инструкциям из книги…

В Замке Двух Сестёр той же ночью тысячу лет назад гуляли, как впрочем, гуляли почти по любому поводу. Это происходило не от алкоголизма, а скорей, от привычек свиты и феодалов. Потому что, если во дворце не наливают и нет возможности поболтать с другими дворянами в кулуарах, то зачем туда вообще ходить? Понимая это, аликорны собирали знать под своим крылом, чтоб по крайней мере чудили в одном месте, меньше вытрёпывали государственные тайны, ну и вообще, были под присмотром.

Пару месяцев назад к Эквестрии присоединилось последнее независимое княжество континента. Теперь сёстры управляли материком полновластно, если не считать маленькой и вырваной из трёх измерений области, принадлежащей Рейн Шайн.

Встал вопрос, что делать с юным наследником этого самого княжества. Селестия склонялась к тому, чтобы принять его в правящий дом на птичьих правах, и до недавнего времени её поддерживала Луна… До тех пор, пока не прозвучали первый раз у алтаря слова: «да прольётся кровь».

Младшая сестра вошла в тронный зал. Селестии пока не было. Иные, не совсем трезвые феодалы не успели поклонится ночной принцессе достаточно низко.

— Милорд Джон, барон Апирей, — сказала она, чуть придавив единорога телекинезом к ковру. — кланяться надо ниже!

— Да, Ваше высочество.

— Не забывайте об этом… Надеюсь, юноша, порученный вашим заботам, жив, цел и здрав?

— Разумеется, ваше высочество.

— Приведите его.

В этот момент защита моя дала словно бы сбой и я, поспешно набивая двадцать пятую трубку, увидела, как за минуту сгнивают все эти чванные феодалы, а Замок Двух Сестер превращается в ту руину, рядом с которой я имела честь пройти пару часов назад. Только Луна оставалась прежней, может, чуть-чуть постарев.

Ну да, некромантское зрение. Жуткое проклятие этого подвида магов, при котором ты видишь всё, как оно есть на самом деле. Немногие способны выдержать, и я поспешно сунула чубук в рот. Тронный зал вернулся во всём великолепии. Жеребёнка уже привели, и он мялся перед троном. Луна отдала какую-то резкую команду — её я ещё не успела расслышать. Двое стражников подступили к нему и куда-то повели. В тронной наступила гнетущая тишина.

— Ну же, — процедила аликорн, — веселитесь. Я приказываю. И я тоже пойду веселится.

Она удалилась куда-то в сторону личных покоев, куда нет доступа даже самым спесивым герцогам, но мы с Деревом и тридцатой трубкой, конечно, последовали за ней.

В одной из галерей нас торопливо нагнала Селестия.

— Зачем ты это сделала? — спросила белая аликорн. — Он не был опасен!

— Был или не был — это сложный вопрос… Сестра! — Рявкнула Луна, — мы ведь договаривались, что будем наравне. Почему же ты меня отчитываешь?

— Я вовсе не…

— Вот и здорово. — Ночная принцесса развернулась и пошла прочь. Селестия же осталась на месте, задумчиво глядя ей вслед. Кажется, она начала догадываться.

Впоследствии их оберегут от этого знания верные гвардейцы. Когда близ Понивиля найдут алтарь, а река вынесет на отмель некие останки.

Тогда те, кто должен охранять покой принцесс, сопоставят количество пони, пропавших из окрестных деревень за последние дни, с графиком инспекционных поездок Виззена, ужаснутся и договорятся между собой держать это дело в великой тайне.

Тайный офицерский суд признает Виззена виновным в предумышленном убийстве и приговорит к смерти через сражение. Так тогда было принято — давать виновному шанс, если боги на его стороне. Понятно, если речь шла о маге или дворянине.

Удивительно, как офицеры гвардии с одной стороны надеялись на волю богов, а с другой — искренне оберегали их же от знания об этом деле. Аликорнам сказали, что Виззен дрался на дуэли и погиб, а они взяли и поверили.

Впрочем, не мне, закоренелой безбожнице, об этом судить.

Мы же с Деревом и моим скепсисом тем временем по прежнему следовали за Луной.

В коридоре возле личных покоев её поджидал капитан Клеман.

— Здравствуй.

— Приветствую, Ваше высочество…

Следующую часть их диалога я пропустила. Куда-то провалился проклятый тубус с таблетками. Впрочем, кажется, я уже пропустила один, а может даже два приёма. Твайлайт говорила, не понимая, насколько права, что я убиваю себя. Говорила, что рак можно ещё остановить… Нет , нельзя. Кстати, зачем я тогда пью эту горькую мерзость? Тубус полетел в угол, а я придвинулась к Дереву на двенадцать футов. Одна ветка, состоящая из острых кристаллов, лежала на полу уже в опасной близости. Ещё футов пять-шесть, и она может пронзить череп, как рыбацкая острога. Впрочем, у меня ещё целых шесть футов жизни и только сороковая трубка, а сейчас я возвращаюсь на тысячу лет назад…

— Ты знаешь, что я могла бы сделать? Если б меня не сдерживала сестра? — Риторически вопросила Луна у Клемана.

— Догадываюсь.

— Я могу привести к покорности грифонов и заставить их признать наш союзеренитет. Я могу угрозой немедленной расправы заставить служить нам драконов и натравливать их на непокорные племена, чтоб не пачкать копыта самостоятельно. Я могу покорить Зебрику, чтоб установить над миром единую и самую лучшую для пони власть — власть бессмертных аликорнов. А чтобы ни у кого не возникло сомнений, я могу на несколько дней затмить солнечный свет! Или вызвать в море волну в пару километров. Или поднять новую горную цепь поперёк материка!
Теперь я вижу «воспоминание» в фантазии Клемана.

«А этот пегас оказался талантливым визионером!» — подсказывает мне Дерево.
Мы смотрим словно откуда-то сверху на полосу пляжа и на каменные причалы. Вода стремительно отступает, обнажая дно. Луна стоит на одном из пирсов. Её накопытники вплавлены в гранит, потому что сзади нависает чудовищная волна выше гор, и аликорн готовится принять её удар на себя, чтобы доказать ничтожным — она воистину бессмертна. Понимая, что жить мне осталось минуту, я обращаю взгляд на Солнце. Оно ещё не заслонено толщей воды, но это ненадолго. Идиотская мысль приходит мне в голову: «а достойно ли Солнце того, чтоб я смотрел на него в последний миг»? Я ухмыляюсь этой идее и встречаю одобрительный взгляд аликорна. Она почти утратила знакомый облик. Зрачки стянулись в точки, зубы, которые принцесса всегда тщательно скрывала, торчат изо рта, и мрак, непроглядный мрак позади фигуры.

Луна чуть приоткрывает защитный экран, приглашая присоединится и жить. Я едва заметно качаю головой: «либо все, либо никто. Зная это, может, в следующий раз ты не приведёшь эти воды в Эквестрию». Её лицо искажается яростью, а потом на нас падает миллион тонн воды…

Луна фыркнула, прошлась по комнате.

— Но этого не происходит потому, что сестра слишком мягкотела. И этим пользуются некоторые дворяне. Они забывают своё место! Некоторые считают, что если я — младшая принцесса, то мною можно пренебрегать. Приходится тыкать носом их в пол, как нашкодивших котят — лично наводить порядок! Я вообще думаю, что, если Селестия так неразумно использует… Точнее, не использует власть, то принцесса в Эквестрии должна быть только одна. И этой принцессой буду…

Клеман, не долго думая, сделал шаг вперёд, и поцеловал Луну в губы, прервав пафосную речь.

— Да как ты…

— Лу.

— Что?

— Ты ли это? Разве такой ты была ещё месяц назад? Ты словно избегаешь меня. Что с тобой происходит? Будто это даст тебе счастье, подумай…

— Сомнения у меня есть, конечно…

Я чуть хмыкнула, опасаясь смеяться громко, во избежание нового приступа. Хорошо, что Луна в сущности — очень неуверенная в себе пони. Это полезно, крайне полезно для мага-исследователя, но… Такую бы мощь — да настоящему тирану, тут и жертвоприношения никакие не понадобились бы. Давно бы сжила со света сестру и устроила тут все по своему усмотрению. А теперь я видела, как рассасывается никому кроме меня не видимое чёрное облако вокруг аликорна.

— Вот и отложи решение.

— Но пони ведь ждут от меня…

— Пони ждут от тебя только мира. Мира в смысле отсутствия войны. А не того, что ты завоюешь его для Эквестрии. Они от этого не станут больше тебя любить… И знаешь что?

— Что?

— Я насвоевольничал немного… Отсрочил твоё приказание о смерти того жеребёнка. Приказал пока запереть в моих комнатах и приставить охрану. — Он склонил голову, — тем самым, заработав себе, как минимум, изгнание.

— Ладно, — задумчиво произнесла младшая аликорн. — Милую тебя. Что-то я в самом деле погорячилась, наверное…

И сделав огромную паузу, добавила:

— Спасибо.

Я сейчас понимала, в чём причина этой паузы: то тёмное, что лезло из закоулков её души ещё минуту назад, требовало умереть, а не признавать себя неправой. «Светлая» же половина не хотела ни ссоры с другом, ни смерти того жеребёнка. Луна и приказала это в основном, чтобы припугнуть знать.

Вот и славно. Я не первый раз смотрю этот, вобщем, незначительный эпизод из жизни принцесс. Наверняка, происходили с ними испытания и покруче. Но почему-то именно он кажется мне невероятно важным. Но теперь всё хорошо. Любимые воссоединились, злодеи наказаны, невинные спасены.

Сорок пятая трубка выпала из копыт на пол. За мыльными пузырями я не заметила, что пар изо рта уже почти не идёт, но чтобы придвинутся до десяти футов сил хватило — сегодня я хотела пойти дальше в прошлое. И боли почти не было. Это так здорово, когда ничего не болит. И трубка не понадобится больше, если я хочу заглянуть ещё глубже, чтобы понять: а правда ли, что Дерево отвергло дар сумасшедшего тогда, пять тысяч лет назад? Конечно, я не вернусь никогда, но это уже не важно. Может быть, я рожусь там заново, и стану одной из древних великих магов? Мысль забавная, но сейчас смеяться уже никак нельзя.

Копытом я потянулась к лежащей на полу «ветке» опасной как змея или высоковольтный провод. Последних я, правда, никогда не видела, но читала о них в книжке у Твайлайт.

— Стой! — Прозвучал голос лавандовой единорожки.

Я с удивлением подняла голову. У ствола Дерева в неверном переливающемся свете стоял отец. Именно такой, каким я его помнила. Что, впрочем, доказывало — никакой это не отец. Фантом не замедлил утвердить мою догадку, повторив голосом Рарити:

— Стой. Тебе дают второй шанс.

Рядом с «веткой», которую я ассоциировала со змеей, появилась колба, наполненная белой жидкостью. И (мысленно ха-ха) стенки её были стилизованны змеиными головами. Даже в такой малости не поленились покопаться в моей голове.

— Что это?

— Ты знаешь, что это.

«Ага, — подумала я, — так всё-таки тебе есть, что скрывать?»

— О том, что я одобряла это безумие, думать забудь, — на этот раз голосом Пинки сказал призрак, — сам он пришёл с тем, что мне было не нужно. Теперь выбирай: убедится в этом своими глазами и умереть, или взять лекарство и жить. Только вот это, — он мотнул головой назад, на переливающийся свет, — навсегда забудешь.

— Прости на худых мыслях, — кивнула я и взяла колбу. Потому что, а кто поступил бы иначе? Но по пути «случайно» задела копытом «ветку».

Древние боги свидетели — мало исторических персонажей заплатили за своё любопытство больше, чем я. Для начала вся моя нога как бы превратились по ощущениям в гигантский язык, погружённый в какую-то едкую жидкость… Но это-то как раз ерунда, терпимо. Затем перед моим мысленным взором промелькнули двое жеребцов-зебр. Один — взрослый, уже седоватый и горбатый. Кажется, его больно и часто били в детстве, не слишком дозируя силу, и кости неправильно срослись. Второй — совсем жеребёнок лет, может, семи.

И я поняла, почему все, кто знали о ритуале, так активно его не приемлили. В надежде ещё увеличить свою силу, безумец среди прочих принёс в жертву своих детей.

На последних проблесках сознания я схватила колбу и стала судорожно глотать белую жидкость.

Я — Зекора. Этой ночью в Понивиле я буду рассказывать малышне рифмованные страшные истории о Ночи Кошмаров. Прожив уже два зебринских века, знаю их сотни (поэтому многие ошибочно полагают, будто я думаю стихами), но… Я не помню, кто и когда мне их рассказывал. Ведь у меня не было матери, а отец был всегда слишком занят. Иногда мне кажется, что шелуха из этих историй застилает что-то по-настоящему страшное и важное, и стоит их мысленно «сдуть» — я вспомню. Впрочем, я не знаю, как их «сдуть», да и не уверенна, стоит ли. Ведь неспроста я поселилась в Вечнодиком (совершенно не помню, как это вышло). Не зря со мной водит дружбу Луна, заглядывает Селестия, да и их общая протеже Твайлайт не забывает заходить. Иногда просто так, иногда — выпить моего вина из дизайнерской колбы с змеиными головами. Как-то за этим занятием нас застукала Селестия. Было забавно наблюдать, как она сурово отчитывала тридцатилетнюю почти магессу, а с меня взяла слово никого больше этим вином не поить, и кажется, была в самом деле недовольна нами.

А в целом мне живётся неплохо. Только иногда, особенно ветреными и ненастными ночами мне снится странное. Впрочем, в таких случаях достаточно сделать несколько глотков из «змеиной» фляги, и спать до утра без сновидений…

Вот если бы только сдуть эту «шелуху» со своей памяти. Или — не стоит?

* В рассказе использованы мотивы Олди, Лавкрафта, Бажова, Кунца и ещё одного автора, чьё имя я, увы, забыл. В его рассказе человек, погружаясь всё дальше в прошлое, встречает Медею.