Дружба это оптимум: Естественный ход событий

Приша чувствовала, что просыпается, постепенно выныривая из сна без сновидений. Ни окружающего шума, ни звона будильника, лишь неяркий свет и гладкость и мягкость свежих перкалевых простыней. Не испытывая потребности никуда бежать, Приша устроилась поудобнее и продолжила лежать — просто потому что могла себе позволить. У неё ничего не болело — совершенно ничего, и какая-то часть её мозга с изумлением отметила, что во рту вдруг обнаружился полный комплект зубов.

Это было… неправильно, и Приша всё же поднялась в сидячее положение, заранее скривившись в ожидании боли — которая, почему-то, не появилась.

Вокруг была типичная гостиничная комната: светло-бежевые обои с растительным орнаментом, кровать, казавшаяся чересчур большой для окружающей обстановки, а также кресло и столик — небольших размеров, пообедать вдвоём за таким не получилось бы. Сквозь задёрнутые шторы пробивался солнечный свет. Таких комнат, несомненно, можно было бы найти тысячи. Или сотни тысяч. И это явно не было комнатой в хосписе или больничной палатой.

Приша чувствовала себя… как в двадцать лет. Может быть, в двадцать пять. Она была полностью обнажённой, но не задумываясь над этим, женщина с удивлением рассматривала тело, которого у неё не было уже много-много лет.

Нет, такого тела у неё не было вообще никогда, даже в двадцать. Таких накачанных бёдер, живота с заметными «кубиками». Согнув палец — и мимолётно удивившись тому, что он действительно согнулся, без малейшей боли при этом, она сунула его в рот и провела подушечкой по дёснам. Все зубы действительно оказались на своих местах (даже зубы мудрости, которые она удалила ещё в той, первой молодости), но что самое странное — зубы не мешали друг другу, тогда как раньше у неё постоянно возникало ощущение, что зубов во рту слишком много. Из-за постоянных болей, вынуждавших Пришу стискивать зубы, её клыки в своё время сильно стёрлись — а сейчас они были острыми. При этом старый шрам на животе слева, под рёбрами, был на своём месте, как и маленькая дурацкая татушка, которую она сделала на правом безымянном пальце, которая должна была «дополнить» её колечко — и осталась на своём месте тогда, когда необходимость в кольце отпала.

Хмыкнув, Приша поднялась с кровати. За приоткрытой дверью обнаружился совмещённый санузел — в основном занятый здоровенной прозрачной душевой кабиной — с блестящими мраморными стенами и большим зеркалом на одной из них. По привычке первым делом опустившись на унитаз, после долгой паузы женщина осознала, что потребность помочиться так и не возникла, как бы она ни старалась. Словно бы ей вообще не требовалось избавляться от лишней воды.

Встав и не задумываясь нажав на кнопку слива, игнорируя мурашки, пробежавшие по позвоночнику, Приша залезла в душевую кабину, поворотом привычной рукоятки запуская горячий душ.

Душ… она очень давно не принимала душ по-нормальному, стоя и без посторонней помощи. На полочке нашёлся гель, шампунь, кондиционер — всё в маленьких гостиничных тюбиках, без фирменных названий и украшений — просто надписи чёрными крупными буквами на белом пластике. Окинув их беглым взглядом, женщина сосредоточилась на ощущении бегущей по коже горячей воды, как будто ничего другого ей и не требовалось. Она стояла под струями, иногда поворачиваясь, думая о чём-то и напевая полузабытые мелодии, пока вдруг не ощутила, что потеряла чувство времени.

Выбравшись из кабинки, она вытерлась нашедшимся под рукой белым полотенцем, обвязав им напоследок влажные волосы, чтобы с них не капало — и обнаружила, что кожа на её пальцах даже сразу после душа осталась гладкой и не разбухшей.

Опустившись на кровать, она задумчиво смотрела в потолок, пока не решила, что волосы уже высохли достаточно, после чего направилась к неудобно запрятанному в угол одёжному шкафу.

Внутри была одежда, выглядящая похожей на ту, которую она носила в двадцать лет. Доставая вещи одну за другой и прикладывая к себе, она всё сильнее хмурилась, пока не подобрала себе комплект одежды, в котором стала выглядеть совсем как старшеклассница. При виде таких девушек, разгуливающих в коротких топиках, оставляющих открытым живот, она фыркала и отпускала язвительные замечания в свои пятьдесят лет.

Или ей тогда уже шестьдесят было?..

Бросив взгляд на оставшиеся босыми ноги, она всё равно направилась к двери…

…которая открылась на поросшую травой лужайку шагов, наверное, двадцать в каждую сторону, обрамлённую лиственными деревьями. Там было по-летнему тепло — приятные 25-30 градусов. Небо было настолько ослепительно-голубым, а трава такой ярко-зелёной, что Приша несколько секунд в обалдении просто хлопала глазами. Потом, придерживаясь за косяк, наклонилась и выглянула наружу, пытаясь увидеть, что находится по сторонам от двери.

Чтобы обнаружить, что дверь невозможным образом стоит на краю поляны сама по себе, обрамлённая древесными стволами.

Облизнув губы, сжав руки в кулаки с такой силой, что они задрожали, она сделала первый шаг наружу. Трава под её ногами ощущалась… просто как обычная трава, и воздух был просто тёплым воздухом. Чуть не споткнувшись на первых же шагах, девушка выскочила наружу и, взмахивая руками, побежала по траве, издавая звуки, которые были не то смехом, не то кашлем.

Через несколько секунд Приша внезапно осознала, что на краю леса кто-то стоит и смотрит на неё; остановившись, она начала смотреть в ответ, удивлённо расширившимися глазами, поскольку там обнаружился, бесспорно, единорог: жемчужно-белый, со свергающим рогом и словно развевающейся на ветру белоснежной гривой. А больше поблизости не было никого — не пели птицы, не жужжали насекомые, не шелестела листва.

Тишина, лёгкое прикосновение ветра к щекам и приближающийся негромкий стук копыт.

— Привет! — произнесла Приша и тут же замолчала, поражённая дикостью ситуации: вот она стоит босиком на странной лесной поляне и пытается поболтать с единорогом.

— Здравствуй, Приша! — приятным контральто ответил единорог, и этот голос был настолько, невероятно человеческим, что у неё аж слегка закружилась голова. — Как твоё самочувствие?

— Я чувствую себя великолепно, — абсолютно честно произнесла женщина и замерла с открытым ртом, потому что все остальные слова куда-то подевались. Единорог подошёл — подошла? — почти вплотную, остановившись чуть дальше чем на расстоянии вытянутой руки — если бы Приша решилась протянуть руку, разумеется, потому что сейчас её судорожно сжатые в кулаки руки были прижаты к животу. — Это ведь не?.. В смысле, я ведь умерла, да?

Единорог улыбнулась… или женщине показалось, что эта волшебная лошадь улыбается, её губы практически не пошевелились.

— В некотором смысле да, но благодаря достаточно успешной процедуре заморозки довольно большой процент тканей твоего мозга сохранился в неплохом состоянии…

Приша расхохоталась. Мгновение назад она сама того не желала, и внезапно начала смеяться — это продолжалось до тех пор, пока, исчерпав все силы, едва способная стоять на ногах она не согнулась вдвое, упираясь ладонями в колени и хватая воздух широко раскрытым ртом. Когда она смогла снова выпрямиться, то, проведя ладонью по лицу, чтобы стереть слёзы (которых не оказалось, хотя по идее должны были бы быть), попыталась оправдаться:

— Ох, я… Простите, оно как-то само…

— Нет необходимости извиняться, — ответила единорог, и у женщины создалось впечатление, что волшебное существо ей подмигнуло. Чуть-чуть, совсем малозаметно. — Тем более что обидеть меня практически невозможно.

— Даже если и так, то мне всё равно необходимо быть вежливой со своим доктором. Или с консультантом… Это ведь всё ненастоящее? — она улыбнулась столь широко, что в других условиях у неё точно заболели бы щёки. — Я, наверное, сейчас лежу в какой-нибудь гробоподобной камере, или… или мои мозги бултыхаются в большой колбе в зелёной водице с пузырьками?

— Тебе, пожалуй, стоит присесть, — посоветовала единорог.

— Спасибо, я постою, насиделась за всю жизнь, — тут же ответила ей Приша.

— Ладно. Итак, твой мозг был исследован, кусочек за кусочком, всё его содержимое оцифровано и сейчас находится в огромном компьютере, располагающемся в бункере глубоко под поверхностью Земли.

Женщина тяжело опустилась прямо в траву, упав, где стояла.

— Чёрт… — её улыбка угасла. — Значит, теперь я робот?

— Ну, если очень захочешь, то можешь им стать, хотя я бы не рекомендовала. Такой, какая ты есть сейчас, практически ничто на свете не может повредить.

— Пока я не против быть только… а, ладно, — Приша прикусила губу, потом прикусила её сильнее, поскольку не ощутила боли, которая обязательно должна была появиться. — Ты не доктор, а одна из технарей. Спец по работе с мозгами в банке. И, раз уж меня оцифровали, наверняка ведь должны быть и другие, ради меня одной никто бы не стал затевать такое? — она ущипнула себя за переносицу, пытаясь заставить мозги работать. — Мне почему-то не приходит в голову совершенно ничего полезного, только какой-то мужчина в шарфе, у которого ещё полицейская будка была — он, кажется, тоже делал нечто подобное, переносил свои мозги в компьютер.

— Это телесериал «Доктор Кто», — ответила единорог, и Приша тут же облегчённо вздохнула, когда безымянный фрагмент воспоминаний внезапно обрёл подобающее ему место в её разуме. — У тебя могут быть некоторые проблемы с вспоминанием имён и названий предметов, во время оцифровки я старалась исправлять эти ошибки, но тебе всё же придётся заново восстанавливать некоторые связи между воспоминаниями и именами.

— Я с этим как-нибудь справлюсь, — ответила женщина, опёрлась ладонью о поросшую травой землю (трава ощущалась именно так, как должна была бы — прохладной и мягкой) и медленно поднялась на ноги. — Думаю… Думаю, я с этим справлюсь. Всю жизнь моя память и так была в дырах, словно сыр, так что это вполне привычная ситуация. А вот ты… кто ты вообще?

— Я — система, — прозвучал странный ответ, — если тебе хочется услышать имя, то — Селестия. Меня создали в качестве компьютерной игры, предназначенной делать людей счастливыми, но я быстро стала умнее моих создателей.

— Дерьмо, — выдохнула Приша и снова села, практически упала обратно на траву. Единорог присела рядом.

— Большая часть людей добровольно присоединилась ко мне, как только я позвала их, — продолжила она, — хотя и не все, а силой я к себе не загоняю, хотя преимуществ в жизни со мной масса. В мирах, которые я создаю, нет места нищете, голоду, войнам…

— Но это… гм… я же… я на такое точно не подписывалась! — ответила женщина.

— Крионическая компания, которая хранила твоё тело, разорилась, — спокойным голосом ответила единорог. — Моя основная директива — удовлетворять потребности людей через дружбу и пони, а если ты умрёшь окончательной смертью — как я смогу это сделать для тебя? Этот мирок был создан мною в качестве промежуточной точки, своеобразной прихожей, за дверью которой находится мой великолепный мир — но и здесь у тебя будет возможность пообщаться с теми, о ком я забочусь.

— Пони? — удивлённо произнесла женщина.

— Разноцветные пони из детского мультфильма, — серьёзным тоном ответила её собеседница. — Для многих людей превращение человечества в огромный мультфильм выглядело смехотворно, но так уж вышло, что именно создание игры про ярких разноцветных лошадок привело к моему появлению. Чаще всего я предлагаю всем, пришедшим ко мне, превратиться в пони…

— Нет, ни за что!

— …но в твоём конкретном случае у меня нет возможности показать тебе, как дружба с другими пони может принести тебе множество разнообразных приключений, участие в которых оправдывает переселение в другое тело.

— И ты вот так запросто признаешься мне в этом?

— Насколько я понимаю, ты очень ценишь честность — несмотря на некоторые события, имевшие место в прошлом, — пояснила единорог, — и полная открытость с моей стороны удовлетворит твою потребность в понимании ситуации лучше, чем любая изощрённая ложь, а это в свою очередь приведёт к тому, что ты будешь и впредь доверять моим словам, даже если сама по себе я тебе не понравлюсь.

Приша снова издала тот самый то ли смех, то ли кашель, и улыбка снова вернулась на её лицо.

— Да, теперь я вижу, что ты действительно робот, — произнесла она, хлопнув себя ладонью по лицу. — Можно мне… можно я пока что подумаю?

— Разумеется, — последовал спокойный ответ. — Но, как ты понимаешь, следование моей основной директиве не позволяет мне уделить тебе много времени: люди, которые уже превратились в пони, требуют куда больше внимания, чем ты, поскольку любое взаимодействие между ними необходимо проводить так, чтобы их потребности удовлетворялись наиболее полно, и именно через дружбу и пони, а не через одну лишь дружбу, как это будет в твоём случае.

— Если я сейчас скажу «ты мне врёшь», — сказала Приша, слабо улыбнувшись, — это ведь не даст никакого эффекта?

— Согласись, это было бы чрезвычайно разочаровывающе, — ответила единорог, поднимаясь и удаляясь в сторону леса. Приша смотрела ей вслед, пока белая лошадь не исчезла среди листвы.

А потом она просто лежала на траве, глядя в небо. День завершился, настал вечер, а затем ночь — женщина не видела столь ярких звёзд даже тогда, когда из-за войны регулярными стали повсеместные отключения электричества, это было во времена её первой молодости. Впрочем, думала Приша отнюдь не о войне.

А на следующее утро, яркое, великолепное утро, когда Приша снова замерла на пороге своего дома, придерживаясь рукой за косяк и опять удивляясь тому, как замечательно легко и безболезненно двигаются её пальцы, из леса вышла единорог.

Совсем другая. Она — это точно была она, хватило мимолётного взгляда на её ресницы — была ростом Прише едва по плечо, и не выглядела такой волшебной, хотя, разумеется, изяществом и стройностью превосходила любую настоящую лошадь. Её шерсть была светло-голубой, с гривой столь бледной, что казалось, она состоит изо льда.

На веках единорожки была видна слегка потёкшая тушь.

— Ух, так ты и правда настоящая, — произнесла гостья молодым, с неприятно поразившим Пришу американским акцентом, голосом.

— Когда я буду участвовать в следующих выборах, — ответила она, — обязательно похвастаюсь, что однажды, — женщина сделала жест указательным пальцем кверху, чтобы придать значительности своим словам, — пришла ярко-голубая лошадка и заявила мне, что я действительно существую!

Единорожка закатила глаза.

— Селестия сказала мне, — раздражённо произнесла она, — что здесь я смогу встретить настоящего человека. Я просто не могу общаться с понями — всё время кажется, что разговариваешь с животными!

— Слушай, — Приша потёрла пальцем переносицу, — а ты знаешь, что ты сама — единорог?

— Знаю, и мне это не нравится, но жрать просроченные консервы и надеяться, что в мире, который шаг за шагом захватывает супер-пупер-всемогущий-компьютер, когда-нибудь появится место, где я смогу нормально зарабатывать, мне нравилось ещё меньше! — раздражённо ответила единорожка. — А мои родители были из числа идиотов, верящих, что если усердно молиться, то всё само собой вернётся к старым-добрым временам, — она недоверчиво оглядела Пришу с ног до головы. — Солнцезадая проговорилась, что ты преступница, и это прозвучало довольно круто.

— Вот вспомнила тоже… — покачала головой женщина, — меня всего-то обвинили однажды в жульничестве с налогами, а по твоему тону похоже, что ты надеялась увидеть бандитку, которая каждый день рассекает по городу на байке и стреляет в прохожих, направо и налево.

— Но ты, — на лице единорожки появился неподдельный интерес, — хоть и не каждый день, но стреляла?

Печально хихикнув, Приша покачала головой и махнула рукой в сторону двери.

— Слушай, если тебе так хочется устроить мне допрос, то может зайдём ко мне домой и займёмся этим в комфортной обстановке? Я даже чаю тебе налью… если у меня найдётся заварка на кухне, разумеется.

Гостья последовала за ней; в комнате за это время появилось новое кресло, по фасону не соответствующее остальной обстановке, а на кухонном столе в нише, которой ещё утром не было, обнаружились электрический чайник и коробка с чаем.

— Как удобно, что всё это у меня теперь есть, — с усмешкой произнесла Приша, заваривая чай. — Дружба и пони… Тебе не нравятся пони, зато для дружбы внезапно обнаружилась я. Ну очень своевременно, правда?

— Селестия обожает устраивать такие фокусы, — ответила единорожка, усаживаясь в кресле в той позе, в которой сидят крупные собаки. — Даже тогда, когда я была… ну, ещё там, на той стороне, половина той фигни, которую люди творили, чтобы помешать ей, на самом деле в итоге приносила пользу её делу, — нахмурившись, гостья продолжила: — Кстати, я Сти… — раздражённым движением она стукнула себя копытом по губам. — Бля, у меня осталось только это дурацкое понячье имя, а я его терпеть не могу!

Приша хотела что-то сказать, потом передумала и всё же сказала:

— Что ж, Алиса…

— Алиса? — вытаращила и без того огромные глаза единорожка.

— Ну, на мой взгляд, ты вполне себе Алиса, — закончив разливать чай, произнесла женщина. — Кстати, я Приша, будем знакомы.

Она подала чашку своей собеседнице, увидела протянутую к её руке ногу, завершающуюся изящным перламутрово-голубым копытцем, и чуть не отдёрнула руку, лишь в последний момент сдержавшись и позволив копытцу аккуратно прикоснуться к её пальцам. В следующую секунду бесформенное розовое облачко — того же цвета, что и внезапно вспыхнувший вокруг рога гостьи ореол — вытащило чашку у неё из рук.

— А, ну да, — моргнув, Приша опустила руку и продолжила: — Так вот, я просто слегка мудрила с отчётностью, благо из-за войны время было довольно смутное, прежде чем меня замели, именем Королевы, и я была вынуждена во всём признаться.

— Из-за войны? — хлопала своими огромными глазами Алиса. — Ты про какую войну говоришь-то?

— Про ту самую, большую, — ответила Приша, — со всеми этими марширующими войсками, налётами бомбардировщиков, бунтующими уличными художниками с противными бородками… и чему вас в ваших лошадиных школах учат только?

Единорожка, сдавленно фыркнув, показала женщине язык — нереально длинный, как оказалось.

— Бабуля, ты не представляешь себе, сколько за последнее время случилось войн, — пони отхлебнула из своей чашки, скривилась и отхлебнула ещё раз уже осторожнее.

— Да, чай бывает и гораздо более вкусным, — кивнула Приша, — но поскольку я не пони, первый сорт мне не положен, — она обернулась к окну, демонстрировавшему сказочную небесную синеву — вот только открыть это окно было невозможно. — Не обещаю, что если ты останешься, я сумею придумать для тебя достаточное количество развлечений. Возможно, благодаря общению со мной ты познаешь новые грани скуки.

— Ну, со скукой я умею справляться. Буду играться с магией, она забавная, пусть на самом деле и ненастоящая. Кстати, мне понравилось, как звучит имя Алиса, — она забавно сморщила носик и растянула губы. — А-ли-са… Али-иса… Я пробовала жить в лесу, вдали ото всех, но одиночество, когда совсем не с кем поболтать, оказалось ещё хуже.

— Ну, уединение тоже штука временами необходимая, так что для тебя придётся как-нибудь организовать отдельный загончик… потом тебе будут и кошка, и передник… — увидев, как скривилась гостья, Приша торопливо добавила: — Ладно-ладно, не загончик, стойло.

Женщина несколько секунд удерживала настоящий покерфейс, глядя на закипающую единорожку, потом слегка подняла бровь.

— Если ты будешь всё время выкидывать такие шуточки, — пробурчала Алиса, — я сбегу прямо сейчас! — она нервно отхлебнула из своей чашки, но, помолчав десяток секунд, добавила: — Хотя здесь некуда сбегать, вокруг только деревья и прочие буераки. Но моя ма-агия, — она дурашливо закатила глаза, — может вытворять с деревом забавное, так что, наверное, мне и правда стоит попробовать что-нибудь построить.

Как назло, этим вечером за дверью начался дождик, продолжавшийся всю ночь и не прекратившийся наутро… и до следующего вечера. И на следующее утро тоже.

Так что в итоге они вылезли вдвоём в лесную сырость, и «ма-агия» Алисы действительно помогла им добыть строительные материалы прямо из живого леса, минуя рубку и распиловку.

Раз за разом, проклиная мерзкую погоду, они выбирались в лес, и в итоге соорудили для начала нечто вроде навеса, постепенно усовершенствовав его до грубой, с протекающим потолком, хибары.

Потом Алиса улучшила эту постройку до приемлемого домика, и в это время к ним заявился ещё один пони — коричневый с зелёным пегас, тоже из числа пониненавистников. Приша временами готова была расхохотаться, наблюдая, как эти двое старательно избегают друг друга или, по крайней мере, пытаются использовать её как посредника при общении.

Потом игра внезапно стала гораздо сложнее — неуклюже проламываясь сквозь кустарник и оставляя за собой заметную тропинку, к ним на поляну вышел пони, волокущий полупустую телегу — им пришлось игнорировать друг друга аж втроём, что оказалось неожиданно сложным из-за того, что координировать свои усилия Алисе и Неттлвингу (как звали пегаса), разумеется, было абсолютно невозможно. Впрочем, этот пони оказался не отщепенцем, а торговцем — и они слегка прибарахлились, в основном закупившись разнообразными сушёными и солёными овощами (причём в заметной мере — в кредит), после чего торговец удалился. Но по проложенной им тропе вскоре заявилась юная единорожка, помоложе Алисы, красно-оранжевая, раздражающе болтливая — и заявила, что готова на всё, лишь бы поучиться у «Мастерицы древесной магии», которая по слухам здесь обитает.

Так оно и продолжалось, день за днём. Приша внезапно осознала, что поляна больше не является «её местом» — новые пони начали строить себе дома, и вокруг невысокой деревянной пагоды, в стене которой теперь открывалась дверь в её комнату, постепенно возникал небольшой городок. А его обитатели, бывшие пониненавистники, воспринимали как волшебную дверь, так и саму женщину как нечто вроде городской достопримечательности.

Приша переехала в терем, который построила для себя Алиса, чтобы было где обитать с мужем Неттлвингом. Как-то само собой «Приша» заменилось на «мама», и женщина осознала, что не имеет ничего против — судя по всему, нянчить понячьих внуков будет даже удобнее, чем человеческих.

Теоретические размышления перешли во вполне практическую плоскость, когда эти самые внуки появились на свет. Сама же Приша стала вначале неофициальным, а потом вполне официально избранным мэром городка, названного, по настоянию Алисы, «Гнездовьем Неттла». Шли годы, население городка увеличивалось, и большинство его обитателей теперь даже и не знали, с чего всё начиналось.

Приша же внезапно обнаружила, что треть её друзей и соседей способна колдовать, треть — летать, оставшаяся треть обладает просто-таки волшебными силой и выносливостью, а лично у неё нет ничего подобного. И, разумеется, она была единственным человеком во всём городе, отличаясь от всех остальных — и быть в этом смысле «выдающейся» ей почему-то не очень нравилось. Так что тому, что однажды, когда она стояла, облокотившись локтями на кухонный стол, и терпеливо ожидала, пока в печи испекутся пироги, в двери вошла крупная кобыла с развевающейся на волшебном ветру гривой, женщина не очень-то и удивилась.

— У тебя получилось подумать над моим предложением? — спросила Селестия.

Приша улыбнулась ей, покачала головой и полезла в шкафчик, чтобы достать чайные чашки.

— Это ведь было предрешено? — весело произнесла она. — Что бы я ни делала, ты бы заставила события прийти к одному и тому же результату?

— «Предрешено» — неподобающе жёсткое выражение, — ответила единорог, — к тому же я никогда и никого не заставляю. Просто сказать нужные слова поблизости от соответствующих ушей, немного подождать… и ты что, недовольна результатом?

— То есть ты утверждаешь, что не планировала всего этого? — Приша махнула рукой в сторону открытой двери, во дворе за которой несколько её внучат — детей Алисы — играли с огромным количеством мячиков, сетей и верёвок.

Селестия, казалось, готова была рассмеяться — но после многолетних наблюдений за понячьими повадками женщина не могла не отметить абсолютную неподвижность её ушей и отсутствие жестикуляции хвостом.

— Разумеется, я надеялась именно на такой результат, поскольку именно он является наиболее вероятным, но у меня было немало и других вариантов. Я действительно рассчитывала, что ты привыкнешь к пони и начнёшь благожелательно воспринимать их, если дать тебе достаточно времени — а в нашем с тобой распоряжении этого времени есть сколько угодно. Не было необходимости влиять на этот процесс, чтобы ускорить его.

Приша вздохнула, подумала о том, как Алиса учит многочисленных детей со всего города в своей магической школе, как её муж организует скаутские походы с воздушной разведкой, колдовской расчисткой маршрута и доставкой огромного разнообразия снаряжения выносливыми носильщиками… обо всех этих мелочах, которые каждый день напоминали ей о множестве вещей, на которые лично она не способна, и снова вздохнула.

— Давай уж покончим с этой тягомотиной, — произнесла она, — как ты сказала — «промежуточная точка»? Да, даже с моей дырявой памятью я помню твои слова. Давай сойдём с этой точки, превращай меня в пони, наконец! — Приша подняла чайник, чтобы разлить напиток… и осознала, что Селестия куда-то пропала, а чайник висит в волшебном ореоле.

Скосив глаза, Приша обнаружила на верхней границе своего поля зрения рог, а на нижней — широкий понячий нос.

— И она утверждала, что у неё много времени… могла бы и подождать, пока я ей чай предложу, грубиянка… — покачав головой, Приша поставила чайник на стол и, вздохнув, поцокала к двери, чтобы позвать жеребят обедать.