Картины мира

Глава 13. Тёмное царство

В полумраке быстро теряешь счёт времени. Увы, света экрана персонального коммуникатора, пусть даже и снабженного голографическим экраном (последний подарок мамы – перед тем, как пинком отправить его «во взрослую жизнь») хватало не больше, чем тусклых плафонов под потолком. Расмус потянулся и зевнул. Поглядев ещё раз на кобылку, калачиком свернувшуюся на подушке, он снова обвёл комнату взглядом. М-да. Не гостиница-люкс, прямо сказать, но и не тюремная камера.

Пальцы снова стиснули электронное перо. Скоротать время художник решил обычным образом – заняться рисованием. Благо, программа «Блокнот» на комме присутствовала, а впечатлений за эти дни, когда он почти не брал в руки инструментов, накопилось преизрядно. Сделав несколько десятков набросков по памяти, он отложил перо и обернулся к спящей пони.

Свити Белль негромко посапывала во сне. Аккуратно погладив единорожку по пушистому боку, Расмус внимательно оглядел ту часть обстановки, которой предстояло попасть в ракурс. Как-то раз он уже пробовал изобразить спящую Свити, но забраковал получившееся – не вышло и десятой доли той трогательности и умиротворённости. В задумчивости Расмус отложил комм и заходил по комнате. Запнувшись о незаметную тумбочку у входа, и чудом удержав равновесие, художник чертыхнулся… и замер, услышав еле различимый шелест в коридоре. Будто кто-то в кожаном плаще стремительно прошёл вдоль стены, задев её полой.

— Эм… тут кто-то есть? – Расмус понимал, как глупо звучит этот вопрос. Кто бы ни прятался в темноте, вряд ли он вышел бы на свет, чтобы удовлетворить любопытство парня.

Снова шелест. Расмус вышел в коридор, оглядываясь по сторонам. Он поймал себя на том, что по-прежнему держит в руках электронное перо – сомнительное оружие, откровенно говоря. Тем более против неведомой опасности, которая сейчас носится по коридору, невидимая для глаз, и только и ждёт момента, чтобы…

— Здравствуйте, мистер!

Расмус отскочил на два метра, будто его подбросила невидимая пружина. Прямо перед ним из темноты приземлилась, хлопнув кожаными крыльями, странная пони. Похожая на пегаса, но с длинными волосатыми ушками и голубыми глазами с вертикальным зрачком. Это, а также крылья, словно у летучей мыши и улыбка, в которой художник рассмотрел весьма острые маленькие клыки, придавало поняше зловещий облик. Встрёпанная сиреневая грива была острижена коротко и зачёсана на одну сторону наподобие чёлки.

— От…откуда ты взялась? Кто ты? – воскликнул художник, оглядывая незнакомку. Она напомнила ему фестралов, промелькнувших в нескольких сериях.

— Ну, это мне бы у вас спрашивать, кто вы такие, хотя, впрочем, не надо — ваши имена я прекрасно слышала. Расмус Торвальдсен, верно? Бедолага, то взрыв, то гражданская война, а на руках жеребёнок. Не позавидуешь тебе, и впрямь. Ну, а что до вашего пребывания здесь, то это неважно, если мистер Бэнр вас сюда пустил. Зовут меня Найтингейл, я тут живу и работаю на Джея… на мистера Бэнра, — ответила ночная пони, взлетев в воздух и, ловко зацепившись хвостом, повиснув на балке на пару метров выше дверного проёма. Неудобная поза, похоже, никак не мешала Найтингейл говорить.

«Господи, как её хвост-то выдерживает?» — подумал Расмус. А ещё… показалось ли ему, или при произнесении имени вожака тёмных эльфов, голосок фестралочки прозвучал чуть по-другому?

— Вот как. Найтингейл, ты, похоже, хорошо знаешь своего шефа? Можешь рассказать нам о нём? Я не очень понял, чего от него ждать – похоже, мистер Джарлакс и впрямь настроен к нам доброжелательно, но всё же он такой…

Пони прервала художника, и её голос был серьёзным:

— Эксцентричный и непредсказуемый? Да, Джей такой… я сама порой не знаю, чего от него ждать. И кто он вообще – он может вытащить ребёнка из горящего дома, а через пару дней – собственноручно расстрелять несколько десятков человек, которые чем-то перед ним провинились. Я уже оставила попытки понять, кто он – добродушный симпатяга со странностями или безжалостный убийца. Он очень гармонично сочетает в себе и то, и другое. Главное, что вам следует помнить: он не человек. Он прекрасно чувствует ложь, и очень не любит, когда его обманывают. Так что – если не хотите с ним ссориться, будьте с Джеем максимально искренними. Можете даже в ущерб вежливости. В конце концов, именно этого он от вас и ожидает.

Немного помолчав, Найтингейл продолжила:

— Но не волнуйтесь – Сильвия и мистер Бэнр больше, чем союзники… они, если так можно сказать, заклятые друзья, — пони хихикнула, — Джей сам признавался, что без Сильвии жизнь на окраинах станет скучной и пресной. Так что бояться нечего – Джей сдаст вас ей с рук на руки в целости и сохранности. Это для него личное: не ударить в грязь лицом перед той, кто ему это может припомнить. Да и потом… знаете, если уж говорить правду, то всю: мистер Джей некогда сбежал из крупнейшего тёмноэльфийского анклава в Гигаполисе, так что по мере сил старается не быть похожим на прочих. Не во всём, традиции дроу для них – вторая натура, но обычаи гостеприимства для Джарлакса святы.

— Ты так старательно пытаешься нас успокоить, Найтингейл, — недоверчиво начал Расмус, но фестралка перебила:

— Я просто хорошо понимаю, что значит оказаться в таком мрачном месте без чёткого знания, что будет потом. Главное, — пони хихикнула, — не бояться, не лгать и не пытаться узнать больше, чем вам положено. Ладно, я полетела. Постарайтесь чувствовать себя как дома, и вот увидите, вам ещё и уходить отсюда не захочется! – Найтингейл лукаво ухмыльнулась, обнажив острые клычки.

Рассекли воздух кожаные крылья, и пони взвилась куда-то под потолок. Судя по тому, что хлопанье крыльев затихло только добрый десяток секунд спустя, подземелье Джарлакса и впрямь размерами впечатляло.

— Что-то чем дальше, тем страньше и чудесатее, — пробормотал художник, неосознанно цитируя персонажа из древней сказки. Обернувшись, он столкнулся взглядами со Свити Белль, сидящей в дверном проёме. Выглядела поняша, несмотря на заспанный вид, чрезвычайно заинтересованной и слегка напуганной.

— Вот это да, неужели на Джарлакса работают даже пони? Эта Найтингейл… похоже, ей тут нравится, да, Расмус?

— Да, и ей хочется, чтобы тут понравилось и нам. Подозреваю, это её хозяин подговорил нас успокаивать. А то этот амбал… как его там, Ганмар, что ли? … как-то доверия не вызывает.

— Хозяин? – поняша вопросительно поглядела на Расмуса, а затем негромко прыснула, тут же спохватившись и виновато обернувшись на художника, — Прости, Расмус, но ты большой, а таких простых вещей не понимаешь. Ты слышал, как она говорит о нём? Совсем как ты о Сильвии. Она любит Джарлакса.

— Хм… ну, наверное, — проворчал парень, не желая признавать то, что не заметил очевидную вещь. Учитывая, что все пони в той или иной степени открыты и наивны, у этой фестралки всё было на мордочке написано. Небось, она ещё и покраснела, когда расписывала своего распрекрасного «мистера Джея», да в темноте не видать, — Только нам что за дело? Найтингейл сказала, что нам лучше не соваться в дела Джарлакса, и тогда он не будет относиться к нам с подозрением. А поскольку мы во всём зависим от его милости, мне не хочется, чтобы этот темнокожий добряк показал коготки. Да и потом, не нам их поучать, Свити. Они хорошо знают друг друга, думаю, разберутся сами.

«Да и не хватало мне тут ещё становиться купидоном для ночной пони и тёмного эльфа. Кому в Пирамидах рассказать – на смех поднимут», — подумал художник про себя, стараясь не заглядывать в глаза единорожки, в которых явственно читались жалость и готовность помочь.

— Пойдём спать, Свити. У нас был тяжёлый день. У нас ещё будет время уладить все вопросы и с Джарлаксом, и с Найтингейл, пока Сильвия не вернулась, — продолжил художник уже чуть мягче.

«Если она вернётся», — тревожно добавил он про себя…

---

На экране в офисе бывшего склада разворачивалась душераздирающая картина. Громада танка плыла по Даунинг-стрит, гудя антигравами и поливая лазерами и плазмой во все стороны. Тяжёлый «Конкерор» в сопровождении нескольких взводов мегадесанта – этого было более, чем достаточно, чтобы разгромить все банды Руинберга вместе взятые, и сейчас вся эта чудовищная мощь обрушилась на бывшую «Зубастую вольницу».

«Конкерор» выполз на главную площадь. Только сейчас стали видны стремительно улепётывающие фигурки. Лишь некоторые из «кожаных» пытались отстреливаться – то ли самые отчаянные, то ли самые глупые. О силовое поле танка бессильно расплескались дымными облачками несколько гранатомётных снарядов, но «Конкерор» неумолимо продолжал переть вперёд. Ответный ракетный залп разметал три верхних этажа небольшого старого дома, как домик из кубиков. Судя по всему, неизвестные смельчаки погибли мгновенно.

За танком вышагивали массивные фигуры в полтора человеческих роста, с ног до головы закованные в броню класса «Терминатор». Штурмовые лазеры в их руках изрыгали смертоносные лучи, пронзавшие и испепелявшие защитников сквота вместе с укрытиями. Всего десяток мегадесантников – против сотни «кожаных» и «валькирий», сгруппировавшихся вокруг особняка Хосе и решивших продать жизнь подороже. И сейчас эти отчаянные гибли, не успев даже выстрелить в страшного врага. Даже понять, отчего они умерли.

Сильвия с содроганием наблюдала за драмой, транслируемой с одной из многочисленных камер, установленных Фрэнком ещё несколько лет назад. На её глазах гиб сквот. Уголок сравнительного мира и спокойствия, которому она посвятила всю свою жизнь.

Хосе скрипел зубами от бессильной злости:

— Какие же придурки… куда вас, мать вашу так, понесло? Вы им дали повод перебить вообще всех. Чёрт, я первый раз жалею, что поторопился смотаться – лично бы пристрелил того, кто устроил эту бесполезную оборону. И на связь теперь не выйти – запеленгуют на раз…

Тем временем «Конкерор» развернул башню и навёл на особняк орудия главного калибра. Полыхнула белая вспышка, экран мелко задрожал, и когда изображение прояснилось, стало видно, что особняк Хосе перестал существовать. Он был не просто разрушен – его словно стёрло с лица земли, оставив лишь обугленные руины. От отважных защитников бывшего «штаба» в долю секунды не осталось и горстки пепла.

Сильвия всхлипывала, закрыв лицо руками. Неясно откуда появившаяся рядом Нора Сингх обняла и прижала её к себе, успокаивающе поглаживая по голове. Хосе казался окаменевшим. Наконец, он поднялся с кресла.

— Что ж. Вы все увидели убедительную демонстрацию того, что бывает, если ты противостоишь правительственным силам лоб-в-лоб. Именно такую судьбу нам готовили «паучки». По крайней мере, я оказался прав…

Послышалось негромкое шипение и звуки борьбы. Хосе с недоумением обернулся, видя, как Нора едва удерживает разъярённую Сильвию. Несмотря на подгибающиеся после лошадиной дозы обезболивающих ноги, рысь рвалась к начальнику, и в её заплаканных глазах плескалось бешенство.

— Прав? Прав?! Хосе Падилья, ты ублюдок! Ты хочешь сказать, для тебя их жизни ничего не значат? Ты мог тысячу раз их остановить, сказать им не лезть в драку, но нет! Ты решил «не торопиться» и «выжидать», в итоге мы оказались не готовы к войне! «Война ещё не началась, моя дорогая, и допустить её начала нельзя», — зло, но похоже передразнила рысь голос Падильи, — Чёрт подери, мы могли тысячу раз перебить «черепов», Фрэнк уже был готов, но тебе было важно, чтобы Кливер перед тобой лично давал ответ! Будто не знаешь, как лжива эта ящерица? Ты понимаешь, что эта бойня… она на твоей совести?!

— Guapa, ты что, с катушек слетела? Вот уж нашла виноватого.

На экране тем временем появились фургоны муниципальной полиции. Крепкие полисмены в средней броне и шлемах с тонированными забралами умело скручивали тех, кто не успел разбежаться. Сопротивлявшихся молотили электрошоковыми дубинками. Взгляд латиноамериканца приковал двухметровый минотавр, расшвыривавший полицейских, как детей. Серовато-синяя шерсть свалялась и побурела от крови, стекавшей по плечу и мускулистому торсу гиганта, могучие мышцы были опутаны сетью вспухших от натуги жил. Минотавр резко развернулся, поглядев почти в камеру — в маленьких жёлтых глазках сверкали отчаяние и ярость – и понёсся куда-то, снося кулачищами и рогами всё на своём пути. Вот на пути человекобыка попался упитанный полисмен, как раз замахнувшийся дубинкой на маленькую фурри-котёнка, испуганно скорчившуюся у стены. Тот только успел отвлечься от избиения и повернуть голову, как громадный кулак обрушился на его шлем, расколов пластиковое забрало и отправив полицейского в далёкий полёт. В следующую секунду широченную спину минотавра прошили три лазерных луча, и тот тяжело завалился на бок.

Хосе отвлёк от созерцания голос Норы. Сильвия, ещё пару секунд назад что-то истерически выкрикивавшая, теперь всхлипывала на диване. Но вместо неё говорила пожилая фурри-дикобраз, и её голос был суровым.

— А знаешь, Хосе, она не так далека от истины.

— Что? И в чём же?

— Ты действительно проморгал тот момент, когда ситуация стала необратимой. Я понимаю твоё желание договориться миром, но в целом, Фрэнк и Сильвия оказались правы: Кливер из тех, кто принимает миролюбие за слабость. И ты этого не мог не знать, учитывая, сколько лет ты с ним ведёшь дела. Сейчас нет смысла говорить об этом – но всё же, Хосе, зря ты так на неё. Половина «валькирий» погибла или пленена, а ты при ней с таким равнодушием об этом рассуждаешь, хотя часть вины лежит на тебе. Как думаешь, может ли Сильвия принять подобное?

Это «зря ты так» прозвучало для бывшего гангстера хуже любых обвинений.

Хосе почувствовал сильное раздражение:

— Вот как запели, значит. А ничего, что если бы началась война…

— Она и так началась. Я была против того, чтобы наносить первый удар, но теперь вижу – я была неправа, как и ты. Нам следовало вырезать агентов Сети первыми. Тогда потерь было бы меньше, и полиция не отправилась бы рейдить наш сквот.

— Хорошо рассуждать о том, что уже прошло, — едко парировал Хосе, — сейчас-то нам что делать, по-твоему?

— Не знаю. Нужно что-то в корне менять, — голос дикобразихи стал задумчивым, — Из раза в раз одно и то же, мы делаем что-то – они приходят и всё рушат. Что Сети, что Братству – мы невыгодны. Но мы не можем поддерживать никого из них. Значит, нам надо либо уйти от них ещё дальше, туда, куда они не придут, либо стать сильнее. Ещё сильнее, чем были.

— Ни одна вооружённая группировка в мире не может противостоять мегадесанту.

— Но и мегадесант не может быть везде и всюду. А есть те места, где их лазеры, штурмовая броня, щиты и танки окажутся бесполезными, Фрэнк это уже говорил. Он рассказывал, что в Чёрном Гигаполисе окопался какой-то Гортхауэр Багровый, который создал довольно большую и хорошо вооружённую армию по меркам тамошних варлордов, добывает под землёй нефть, и его не трогают. То ли сговорились, то ли просто не могут его достать в его бетонных подземельях – уже и газ пускали, и бетонобойными снарядами долбили, и запускали дронов-убийц, всё без толку. Кто-то считает его гарантом стабильности в ЧГ, а кто-то и новой угрозой…

— И ты предлагаешь нам пойти его путём? Будем первым в истории подземным городом для синтетов и сочувствующих. О, идея – можем постучаться к гномам, говорят, у них тоже есть целое подземное царство в бывшем метро, думаю, они нас точно примут, — издевался Хосе, — А можем на пустоши свалить. Там нас рейдеры и мутанты ждут, правда, да и почва там не то что бы очень плодородная, да и фермеров у нас раз-два и обчёлся. Но это же нашим наполеоновским планам не помеха?

— Между прочим, всё не так уж и плохо на пустошах, и никаких рейдеров там нет – есть нечего, и грабить некого. Вспомни Пророка…

— Детская сказка для отчаявшихся, — отрезал латиноамериканец, — в моём деле быстро отучаешься верить в такую чушь.

— Боюсь, Европейский Гигаполис встаёт на тот путь, где твоё дело становится всё менее и менее нужным, Хосе, — твёрдо ответила дикобразиха, глядя своему боссу в глаза, — взять хоть «Синтезис», он сейчас после краткого взлёта переживает не лучшие дни. Этому миру больше не нужны благодетели, которые будут делать жизнь отчаявшихся лучше – отчаявшиеся скоро научатся этому сами. В том числе за счёт других. Нужны вожди. Те, кто может повести эту малоуправляемую массу за собой – на войну, на освоение заброшенных земель, на исследование космоса. Хосе, у тебя есть потенциал для этого. Ты больше, чем просто благодетель. Просто я вот сейчас поняла — ты всё это время занимался не тем. Чего ты боялся? Что мешало тебе развернуться во всю ширь?

— Жизненный опыт. Нора, ты вроде пожила на свете подольше моего, пора бы уже и отучиться верить в эту идеалистическую муть. Серьёзно? Вот эти вот, «хлеба и зрелищ», пойдут бить морду полицейским, исследовать Пустоши и космос? Да их унылого прозябания ещё не на один мой век хватит. И слава богу, откровенно говоря – потому что выдавливание из кого-то раба по капле процесс долгий и не больно-то приятный, и мне этим заниматься неохота. Они и так себя чувствуют неплохо. А покинув свои каменные джунгли, отвыкнув от тени Шпилей, закрывающей пол-Европы, без канализации, горячей воды и гарантированной порции комбикорма трижды в сутки эти мартышки скорее попросту перемрут. Кончай кликушествовать, Нора, — в голосе Хосе слышалось раздражение, — до светлого будущего слишком далеко, чтобы я согласился кого-то туда вести. Лучше бы ты сказала, чего хочешь сама.

Нора вздохнула, качнув иголками.

— Я хочу… чтобы всё было как прежде. Хотя нет, даже не как прежде – чтобы то, что произошло, больше никогда не повторялось. Я не вождь по натуре, в отличие от тебя. Но я умею сохранять и не давать рассыпаться. Я всю жизнь штопаю чужие тела и души, так что кому, как не мне, этим заниматься? Словом, я намерена восстановить сквот. Пока не знаю где, но я постараюсь как можно меньше вовлекать его в экономику Гигаполисов – слишком велика вероятность, что эти хищники опять нами закусят. Нет, я постараюсь добиться полной автаркии. И пусть нас не воспринимают всерьёз – это лучшая защита, чем любое количество бойцов. Я предпочла бы, чтобы нас считали безобидными сектантами, а не новой криминальной империей, спонсирующей террористов. Чем меньше с нас можно взять, тем лучше.

— Значит, нищета и насмешки в обмен на безопасность? – усмехнулся Хосе.

— Ну, если уж так ставить вопрос – всё лучше, чем нищета, ненависть и полное отсутствие безопасности, — произнесла фурри, закинув одну короткую толстую ножку на другую, — а вот что до тебя, Хосе. Какие выводы ты извлёк из произошедшего, и что ты собираешься делать? Ты же точно не расстанешься со своей мечтой о «великом деле», я тебя знаю.

Несколько секунд Хосе молчал. Были слышны только приглушённые всхлипы рыси.

Наконец, бывший глава сквота поднялся и с деланным пафосом начал:

«Останься тих, когда твое же слово

Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,

Когда вся жизнь разрушена, и снова

Ты должен все воссоздавать с основ.

 

Умей поставить, в радостной надежде,

На карту все, что накопил с трудом,

Все проиграть и нищим стать, как прежде,

И никогда не пожалеть о том…»

Было заметно, что с каждым новым словом в душе старого бандита просыпается что-то новое, незнакомое. Начав с шутовской торжественностью, он понемногу сменял её торжественностью неподдельной, будто это стихотворение и правда что-то значило для него.

— Нравится? Редьярд Киплинг почти пять столетий тому назад его написал. Этот стих мне рассказывал отец, когда я ещё был сопляком. Он, когда пьяный, всегда тихий был, задумчивый, пофилософствовать любил, — произнёс Хосе. — Зато протрезвев, становился зверь зверем. Нора. Нет у меня прежних сил, чтобы всё с нуля восстанавливать. Не хватит меня на третий раз. Похоже, пора на покой. Ты права – херовый вождь из меня вышел. Я состарился душой ещё раньше, чем телом. Я ухожу.

— Что? – синхронные возгласы Сильвии и Норы слились в один.

— Что слышали. Сильвия, скажу тебе, как на духу: хотя Фрэнк с Норой и опытные профи, я своей преемницей видел именно тебя. Сейчас все, кто здесь, ждут, что я им скажу. И я скажу им: отныне подчиняйтесь Сильвии, как подчинялись мне. Ты сможешь вывести их отсюда. Ты сможешь воодушевить их. Я знаю, ты сможешь поддерживать порядок, защищаться от линчевателей и других банд, ты сможешь разруливать вопросы с местными. Ты делала это уже много раз у меня на глазах. Тебе предстоит стать не просто главарём – не повторяй моей ошибки. Нет, тебе нужно подтвердить свой титул Королевы Улиц. И я знаю – тебе не составит никакого труда это сделать, потому что это и есть твоя истинная сущность. Отныне улицы твой домен, а бывшие жители сквота – твои подданные. И помни: не повторяй моей главной ошибки – разум и расчёт, это всего лишь инструменты, не давай ими управлять тобой, или поймёшь, что играешь в ту же игру, что и миллионы людей до тебя. Нет, одним умом в эту игру не выиграть. Главное – это то, что у тебя в душе. Именно душа пусть ставит перед тобой цели, которых ты хочешь достичь. Всегда спрашивай свою душу, чего ты действительно хочешь – и вот тогда пусть разум подсказывает тебе путь для достижения цели. Твои чувства и интуиция пусть дополняют твой ум.

Хосе недолго помолчал. Молчали и Нора с Сильвией, поражённые переменой в поведении шефа, который раньше такие долгие морали читать был не склонен. Затем он потянулся к ящику стола и достал оттуда какую-то увесистую чёрную коробочку. Внутри лежал небольшой позолоченный бластер с тонким длинным стволом и изящной рукояткой из красного дерева.

— Этот малыш здорово выручил меня, когда мы с тобой встретились. Пусть он станет твоим мечом, символом власти в твоей лапке, guapa. Мне он не очень по руке, рукоятка коротка, оттого я его и забросил, как только появился выбор — а тебе как раз впору. И помни: главное оружие внутри тебя. Те линчеватели не разбежались бы, увидев просто старика с бластером, если бы не поняли, что я готов их убивать. Не забывай этого.

Сильвия, чуть прихрамывая, подошла к Хосе. Несколько раз переведя растерянный взгляд карих глаз с торжественного лица экс-лидера «Зубастой Вольницы» на оружие в его протянутых руках, она приняла коробочку и достала бластер, тут же замигавший заполненной линией зарядки. Положив оружие на место, она с недоумением поглядела на босса:

— Но, Хосе – здесь была половина твоей жизни, как же ты теперь?

— Ничего, залягу на дно. Я искал спокойствия – видимо, придётся всё-таки отойти от дел. Пару лет посижу тихо, а потом… Поселюсь где-нибудь в Зелёном Секторе, буду выращивать цветы. Слышал я, там обретается знаменитый Стивен Агилар – хотелось бы с ним перекинуться парой словечек. Понадобится помощь – мои двери всегда открыты. Главное, поосторожней – мне хватит денег откупиться от легавых, но ГСБ этого может оказаться недостаточно. Думаю, они и сами знают, что мы с тобой к Сети никаким боком, но Братство может потребовать жертв – и нам нарисуют всё, что угодно, начиная с распятия Спасителя и кончая изнасилованием болонки президента Глобальной Ассамблеи. Так что я бы на твоём месте тоже годик-другой не отсвечивал, а там… эта война тоже когда-нибудь кончится. Или Сеть, или Братство, кто-то победит.

Сильвия, всё ещё не в силах произнести ни слова, согласно кивнула.

— И да, кстати. Тот чип, который тебе передал Фрэнк – он в той же коробке, за второй сменной батареей. Пришлось его временно деактивировать, чтобы не сгорел. Фрэнк с чипом хитро придумал, но, насколько я знаю, ни одна из копий в руки легавых не попала – их обнулили во время того отключения связи. Подозреваю, что сетевики подсуетились, хотя откуда у них такая прыть и такие технологии... Так что это последний, береги его. Сдаётся мне, там много интересного. Возможно, это может стать мощным алиби для доброго имени «Зубастой Вольницы». Понимаю, что толку с того – но может быть, хотя бы в глазах синтетских активистов нас не смогут превратить в подручных «паучков». Поверь, в условиях того мракобесия, которое льют на синтетов и твоих собратьев прогнувшиеся под «Братство Людей» СМИ, оно дорогого стоит.

— Хорошо, шеф. И это… извините за ту вспышку, я на нервах, вот и веду себя, как дура.

«Застенчивая и извиняющаяся Сильвия? Где-то землетрясение, не иначе», — подумал Хосе.

Пошатываясь, рысь развернулась и пошла по направлению к коридору. За ней последовала Нора. Хосе остался один. Подойдя к окну, он предался мрачным раздумьям:

«Интересно, стоит ли делиться с Сильвией своими подозрениями? Всё-таки… трудно представить, что Фрэнк стучал ГСБ. Возможно, она поверила в его версию про мохнатую лапу у безопасников, и данные на чипе, посвящённые коррупционным операциям, трудно не обманываться в том, кого знаешь столько лет – но уж в чём-чём, а в компьютерной безопасности ГСБ рубит лучше некуда, так что вопрос «откуда Фрэнк взял эти данные?» рано или поздно посетит голову нашей неугомонной кошки. Сдаётся, полковник Смит и Фрэнк знали друг друга лучше, чем хотел бы мне представить последний. С другой стороны – судя по тому, что насвистели мне птички, как минимум в том бою на высотке наш киборг явно играл не на их стороне и в итоге, похоже, лёг костями, захватив с собой Смита и его людей. Жалко – толковый был парень. Ладно. Не стану её разочаровывать. Сама всё узнает». Хосе не знал, что этим, возможно, делает серьёзнейшую ошибку в своей жизни…

---

Когда Расмус продрал глаза и поглядел на экран коммуникатора, было уже десять часов. Потянувшись и зевнув, он вылез из-под одеяла и направился к двери ванной, откуда уже доносился плеск воды и звонкий голосок единорожки. Парень прислушался:

— А если ко мне Мистер М придёт,

Хвостатый придёт, ушастый придёт,

Всё выпьет в доме, что найдёт.

Нет ничего грустнее!

Его спрошу я: “How do you do?”

В честь Дэши ему заряжу в балду.

Пускай он, сука, идёт в дуду

С грёбаным «Пони-Плеем»!

«Господи, чему жеребят учат. Стоило только отвернуться, как нахваталась всякой дряни…», — неодобрительно покачал головой Расмус. Прислушавшись, он уловил в голосе маленькой пони незнакомые нотки мстительной и злой радости. «А и в самом деле – с чего бы мне вступаться за этого гада Мауса? Не такие ли, как он, стали причиной всех злоключений малютки? Почему бы Свити не искать отдушину хотя бы в таких уличных песенках, если хотя бы там все эти Маусы, Оуэнсы, Мозели, Беннеты, Майеры посрамляются и не вызывают ничего, кроме смеха? Грубо, знаю. Ну так Свити не из пансиона благородных девиц, в конце концов. Помню, отец рассказывал, что в Азиатской Аркологии до сих пор популярен уличный кукольный театр. И есть там такой старинный народный герой, называли его Petrushka – «маленький Питер», кажется, это переводится — который постоянно подшучивал над всякими политиками, полицейскими, богачами, главами корпораций... грубо, порой даже жестоко, но народу нравилось. Так же и тут…».

Хлопнула дверь, и в комнате появилась распаренная и счастливая Свити.

— Доброе утро, Расмус! Как выспался?

— Ничего, — соврал художник, хотя после встречи с Найтингейл долго не мог заснуть, и сейчас боролся с сонливостью, — Чем сегодня займёмся? Только не думай, что происходящее с нами – не повод готовиться к школе.

— Да я бы и рада, — храбро ответила пони, запрыгнув на кровать, — да только вряд ли нас выпустят отсюда в школу. А у тебя есть с собой учебники?

— Ну… — замялся Расмус, хотя его неуверенность была наигранной — нет. Но вообще, мне рекомендовали «Телекинез для начинающих» Твайлайт Спаркл Агилар и «Теорию простейшей магии» от некоей В.М. Т. Попробую поискать в сети. Чует моё сердце, оно пока будет даже насущнее, чем математика и словесность. Ладно, схожу, принесу завтрак.

Хитро улыбнувшись, художник натянул куртку – всё-таки в подземелье было прохладно – и вышел наружу, оставив пищащую от радости единорожку скакать на кровати.

Пройдя главный коридор, он остановился. Ганмара, обещавшего к восьми прислать кого-нибудь с завтраком, не было, как не было и самого завтрака. Пожав плечами, Расмус толкнул дверь и, убедившись, что она не заперта, пошёл наверх. Пройдя два пролёта вверх, он окинул взглядом мрачного вида галерею, освещённую редкими неоновыми огнями. Память подсказывала ему, что столовая где-то здесь – вчерашним вечером по пути он смутно слышал звон ножей, звяканье посуды и гул голосов из-за двери в конце коридора. На сей раз там было тихо.

Открыв дверь, Расмус оказался в большом помещении, уставленном идеально ровными рядами столов. Свет давали всё те же светильники в виде факелов, но светили они куда ярче, так что Расмус отчётливо видел тёмный блестящий кафель пола. Народу там было немного – несколько дроу что-то обсуждали в углу, рядом со входом дремал какой-то гуманоид, заросший шерстью, да за прилавком восседал носатый зелёный гоблин в поварском колпаке. Увидев тощего и долговязого блондина в очках и поношенной чёрной кожанке, он ухмыльнулся, обнажив мелкие блестящие клыки.

— Что-то поздновато. Ты тут новенький?

— Эм… я в гостях у Джарлакса, он мне предоставил убежище по просьбе Сильвии.

— Да неужели, мля? Так ты, сморчок, дружок драной кошки из «Вольницы», хррр? – рокотнул за спиной хриплый бас с какими-то странными, хрюкающими интонациями.

Расмус обернулся, удивляясь, как огромная туша ухитрилась подобраться к нему незаметно. Говоривший оказался свиноподобным гуманоидом двухметрового роста и почти квадратного телосложения, одетым в тяжёлую боевую броню. Красновато-бурая кожа плотно обтягивала могучие, покрытые затейливой татуировкой ручищи, из пасти торчали длинные жёлтые клыки. Один глаз гиганта был закрыт повязкой, зато другой, налитый кровью, с презрением оглядывал вжавшегося в прилавок Расмуса.

— Бубба, тебе не стоит устраивать махач, босс этого не оценит, — осторожно начал гоблин, но его никто не поддержал. Немногочисленные зрители обернулись к разворачивавшейся ссоре, и в их глазах читался явный интерес.

— Чхать я хотел на Джарлакса! И на кошку тоже. Эта сучка положила троих моих ребят два года назад. Мы на Гаморре умеем помнить зло, и всякий, кто причастен, пожалеет, что на свет родился! Ну что, утырок, какие у тебя дела с Сильвией?

Короткопалая лапища сгребла Расмуса за воротник. Земля ушла из-под ног, стало тяжело дышать — Бубба с лёгкостью удерживал его шестьдесят восемь килограмм на вытянутой руке.

— Я… я… — говорить было трудно, воротник рубашки душил, словно петля, — я всего лишь знаком с ней. Клянусь, я ни при чём… я не знал про твоих людей ничего!

— Слизняк, хррр-уиии, — буркнул Бубба, — да мне наплевать, знал ты их или нет. Получай!

Мощный удар отшвырнул Расмуса в сторону, выбив весь воздух из лёгких. Кое-как попытавшись подняться, он нарвался на следующий удар – сапожище Буббы врезался ему в солнечное сплетение. В себя Расмус пришёл уже в углу, лёжа на обломках стола. Кругом похрустывали осколки разбитой посуды. Кое-как поднявшись, художник успел увидеть, как громадный гаморреанец, словно носорог, прёт на него, размахиваясь для нового удара…

На заднем плане что-то верещал гоблин, но всё внимание художника было приковано к красноватому кулаку размером с небольшую дыньку.

«Лёгкий шаг в сторону. Он должен быть достаточно широким, тогда вектор его движения окажется перпендикулярно к моей фигуре. Да. Точь-в-точь, как на картине про того воина в сером капюшоне, противостоящего рыцарям, которую я рисовал год назад», — подумал Расмус, поднимая голову. Перед глазами всё плыло, посаженное годами перед экраном зрение видело лишь силуэт противника, но выбора не было.

Один слабый и неверный шаг в сторону. Расмус успел.

Бубба пронёсся мимо, словно скоростной экспресс. Громадный кулачище обрушился на соседний столик, отколов кусок пластика. Гаморреанец развернулся, от злости его единственный глаз подёргивался. Расмус стоял прямо перед ним, по его виску стекала кровь, очки были разбиты, но в глазах художника не было страха.

— ЧТОБ ТЫ СДОХ, ХР-ХР-ХРРРООАГРРР! – взревел Бубба раненым зверем, снова бросаясь в атаку.

На сей раз Расмус не успел увернуться – гаморреанец выбросил руку и сграбастал его за куртку. Визжа и рыча, он повалил парня на землю и начал лупить. Расмус пытался по мере сил закрываться руками, но жестокие и сильные удары свиночеловека доставали его везде.

Сверкнуло, зашипело и запахло палёным мясом. А затем художник почувствовал, как громадная туша, грозящая раздавить его в лепёшку, ослабила своё давление и откатилась вбок. С трудом, стремительно заплывающими глазами, он разглядел над собой перекошенное от злости лицо Ганмара.

— Ты с ума сошёл, человечишка? Во что ты ввязался? – прошипел он.

Свити Белль ужаснулась, когда Расмус, поддерживаемый злобно ругающимся Ганмаром, показался в комнате. Лица художника было почти не видно из-под окровавленных бинтов, и, судя по тому, как он кривился, несколько рёбер были сломаны.

— Господи, что с тобой стряслось? Бедный, кто тебя так? – воскликнула единорожка, подбегая к парню и обхватывая его ноги передними копытцами. Она увидела, что взгляд Расмуса блуждает, как у новорожденного – похоже, он всё ещё не пришёл в сознание.

— Один урод, который больше уже никогда не сделает подобной ошибки в своей никчёмной жизни, — пробурчал дроу, небрежно отстранив пони и укладывая стонущего художника на кушетку, — Вколол ему реген, послезавтра как новенький будет. Однако твой дружок тоже хорош. Ему следовало бы знать, что, если завтрак задерживается, значит, на то есть серьёзные причины, а ходить туда, где ест наша скотина – род самоубийства.

— Скотина? – изумилась единорожка.

— Ну, а что прикажешь делать с синтетами, изображающими дикие расы, которые только и умеют, что воевать? Такие годны только или гладиатором на арену, или в бандиты, или в наёмники. Перед большой войной мы набираем их по кабакам и трущобам буквально за еду, кое-как обучаем и выпускаем толпами. Кто-то из этого быдла дохнет, кто поумнее и потолковее, остаётся в живых и готовится стать полноправным солдатом. Естественный отбор.

— Неужели в Европейском Гигаполисе бывают войны?

— Ещё как. Вы сбежали от одной из них. Хочешь узнать, что творится сейчас в сквоте «Зубастая Вольница»?

Ганмар открыл голографический экран карманного коммуникатора, растянув широкий рот в садистской улыбке. Взгляд Свити был прикован к экрану, где происходило немыслимое…

Через пару минут Ганмар, всё так же злорадно усмехаясь, свернул экран, но Свити не обратила внимания. Перед широко распахнутыми глазёнками пони, в уголках которых дрожали нарождающиеся слёзы, по-прежнему танцевало пламя, и маленькие вопящие фигурки разбегались от громадин в силовой броне…

— Ну что, впечатляет? Вовремя вы оттуда сдёрнули, надо отдать кошке должное – нюх у неё правильный. Только вот зря вы с ней связались. В борьбе за равенство синтетов и людишек можно сейчас только сложить голову. У нас в Мензоберранзане всегда считали и считают, что живые существа изначально неравны, и равными быть не хотят. В натуре любого живого существа – властвовать над кем-то. Синтеты сильнее людей, и значит, это синтеты должны быть господами, а люди им подчиняться…

Он осёкся на полуслове, наткнувшись на испепеляющий взгляд единорожки.

— Мы с Расмусом – друзья. Не рабы и не господа. Ни один из нас не желает подчиняться друг другу. Как и в сквоте Сильвии рабов и господ нет. Может, у вас и так – но порядки вашего подземелья на поверхности заканчиваются. Кстати, даже ваш Джарлакс не такой, какими ты считаешь остальных, — отчеканила маленькая пони. В её голоске звенела сталь. На секунду примолк даже многоопытный Ганмар. Но, тут же взяв себя в руки, он разразился лающим хохотом:

— Джарлакс? Серьёзно? Ты нашего босса и недели не знаешь, а уже рассуждаешь о нём, будто он твой лучший друг? Да будет тебе известно, рогатая, что более циничного пройдохи, от которого отказался даже такой клоповник, как Бэнры, не сыскать во всём мире. Серьёзно, он величайший из обманщиков и мистификаторов, который водил за нос таких матёрых хищников, что у тебя слюна во рту пересохнет, услышь ты их имена. Сам Маус проклинает тот день и час, когда связался с нашим боссом. Джарлакс как тот скорпион из басни – уже и рад бы не лгать, но такова его природа. И знаешь – именно благодаря его природе мы, синдикат «Бреган д’Эрт», живём и процветаем.

— И всё же, он переборол свою природу, — возразила единорожка. Но её голос звучал уже не так уверенно, что воодушевило тёмного эльфа.

— Да взять хотя бы эту Найтингейл. Кто она ему? Да её послушать, так Джарлакс ей чуть ли не предложение руки и сердца сделал. А я видал, как наш вожак дурит головы клиентам, и особенно клиенткам – половина из них ради его улыбки готовы собственноручно придушить своих мужей и начальников, ради избавления от которых приходят к нам. То, что для малышки Найтинг признание в любви, для босса дежурная вежливость.

— Может быть, Джарлакс просто не знает? – ещё менее уверенно предположила лошадка, вызвав очередной приступ хохота.

— Чтобы босс, да не знал? Джарлакс из Бэнр мощнейший эмпат, он людей и синтетов читает, как раскрытую книгу. И чтобы он не замечал, как по нему сохнет бэтпони, у которой всё написано на морде?

Свити послышался негромкий то ли выдох, то ли всхлип откуда-то сверху.

— В общем, если ему приятно играть с чувствами малютки Найтингейл, дело его, хотя по мне – это свинство, и вдобавок свинство пустое, без всякой выгоды. Наверное, босс просто не может не соблазнять, если есть возможность соблазнить – характер у него такой. Вам, кстати, за этот характер следовало быть бы ему благодарными, ибо не будь он так зависим от того, что о нём подумает Сильвия, он бы вас послал куда подальше.  Какой с вас навар, в самом деле…

Расмус на кровати застонал и зашевелился. Пару мгновений Свити смотрела на него, а затем обернулась к Ганмару.

— А Джарлакс… он кого-нибудь искренне любил?

— Кроме денег и свободы – навряд ли. Насчёт свободы у него вообще пунктик: он считает, что связывать себя хоть чем-то, семьёй, обязательствами, идеей – преступление, и единственное, что может заставить его честно выполнять уговор – либо выгода, либо собственное желание. Он с давних пор почему-то хочет доказать Сильвии, что умеет держать слово, хотя его от этого тошнит. И Сильвия об этом знает. Босс очень своенравен и очень себе на уме, так что, повторяю, лучше всего не пытайтесь его обдурить и старайтесь понравиться.

Запиликал коммуникатор.

— Так, моя смена. Приятно было поболтать. Да, кстати, рогатая, — сказал Ганмар, остановившись в двери, — твой хозяин храбрец, хотя и хлюпик. Скажи ему заняться физической формой – судя по всему, у Ллос на вас большие планы, так что встречать их вам надо во всеоружии.

Дроу вышел, оставив единорожку наедине с избитым Расмусом. Свити медленно подошла к кровати и наклонилась над забинтованным лицом художника. Тот лежал без движения, лишь поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка свидетельствовала о том, что Расмус ещё жив.

— Бедный… — произнесла пони, аккуратно ткнувшись мордочкой в щёку парня. Тот шевельнулся, негромко застонав, но в сознание не пришёл. Приподняв телекинезом одеяло, Свити аккуратно прикрыла им своего друга.

Всё тот же странный полувсхлип-полувыдох донёсся до чуткого слуха маленькой пони. На этот раз Свити догадалась, что он идёт откуда-то сверху.

— Найтингейл? Что стряслось? – громко спросила поняшка, выйдя из комнаты и задрав мордочку вверх, в попытке увидеть бэтпони. Ответом ей был целый взрыв отдалённых рыданий. Наконец, ей удалось разглядеть сиреневый хвост, свешивающийся с лесов где-то на ярус выше.

Пони не хотелось бросать Расмуса, но плач фестралки звучал настолько обречённо и горестно, что Свити не выдержала.

— Подожди меня, я скоро, — сказала она художнику, хотя знала, что тот её не услышит.

Негромкий цокот копыт по железной лестнице. Пони увидела, что Найтингейл сидит, привалившись к стене и повесив мордочку. Кожаные крылья бессильно распластаны по железу.

— Я… я… я всё слышала… — всхлипнула фестралка, утерев копытом слёзы, — неужели он и правда меня… ничуть, нисколечко не любит?

Маленькая кобылка процокала ближе и обхватила ночную пони передними копытцами, прижавшись к ней всем телом. Обнимашки всегда были у эквестрийских пони признаком доверия, и даже у пони без индекса EQ они вызывали чувство теплоты и защищённости. Свити знала об этом.

— Найтингейл, я не знаю, как к тебе относится Джарлакс, я правда не понимаю, хороший он или плохой. Но почему ты веришь Ганмару? Ты говорила, что все дроу хитрые и подлые лгуны – может, он тоже соврал, чтобы сделать тебе больно?

— Он… он мог… Ган…Ганмар та ещё скотина, хотя и смелый… но к…как это меняет то, что Джар…Джар…Джарлаксу я больше не нравлюсь? – единорожка почувствовала, что её шея намокла от слёз Найтингейл.

— А когда-то нравилась? – поинтересовалась Свити, тут же поморщившись от глупости вопроса. Впрочем, Найтингейл не оскорбилась. Она поглядела на единорожку заплаканными глазами и негромко произнесла:

— Было это два года назад… он подобрал меня на улице. После Хартии, хозяин избавился от меня. Я не знала, куда идти. Он был добр ко мне, разрешил жить в его доме, кое-чему даже научил. Я была ему очень благодарна…

— Разве любовь и благодарность – одно и то же? – спросила Свити.

Найтингейл нетерпеливо отмахнулась крылом.

— Не перебивай, я ещё не договорила. В общем, получилось так, что он после какой-то стычки был ранен, и я… я несколько недель ухаживала за ним, а потом… в общем… ну, ты уже не маленькая, понимаешь, наверное.

Свити вздрогнула – с «этим» воспоминания у неё были связаны самые мрачные и неприятные. Особенно, когда «это» происходило между пони и гуманоидом.

— И после этого ты решила, что любишь Джарлакса? — единорожка смотрела с искренним любопытством, без тени сомнения или осуждения, и Найтингейл решила, что если она кому-то и сможет всё рассказать, то только этой пони.

— Я... я теперь даже не знаю. Я не могу это объяснить, это нужно чувствовать — он был искренним! Он... Ганмар сказал всё правильно, Джей всегда носит маски, но каждый раз выбирает ту, которая полезней здесь и сейчас, а тогда... иногда он улыбался мне просто так, иногда гладил меня... знаю, звучит глупо, но я никогда не видела, чтобы он гладил ещё кого-нибудь, хотя бы уличную кошку.

Выговорившись, она обняла Свити в ответ. Здесь, в подземном городе дроу, два обнимающихся существа смотрелись чуждо и нелепо, но на глаза Найтингейл навернулись слёзы счастья — она так давно не ощущала тепло от объятий, что даже не могла представить, насколько сильно тоскует по нему.

Вдруг единорожка тихонько задала ещё один вопрос:

— А каково это, когда твой особенный пони... ну, не пони?

— Честно — немножко необычно, — хмыкнула фестралка, даже и не думая отстраняться от новой подруги. — Мне иногда сложно понимать его эмоции... у него ведь не такая понятная мимика, как у нас. А ещё он... жестокий. Здесь все жестокие, я привыкла... но иногда всё равно... становится чуточку страшно.

После недолгой паузы, Свити задумчиво проговорила:

— Ганмар говорил об одном Джарлаксе, ты рассказываешь о другом, мы с дядей Расмусом видели вообще третьего. Может, неправы мы все, и настоящий Джарлакс совсем не такой, как мы думаем? Ты, наверное, видела его, когда он совсем один?

Свити не заметила, как в глазах Найтингейл отчаяние понемногу уступило место решимости.

— Ты права, маленькая. Ни разу не видела. И кажется, я знаю, как это исправить…

---

Джарлакс поднялся по лестнице, жестом дав охраннику понять, что тот свободен. Главарю «Бреган д’Эрт» было необходимо побыть одному.

Войдя в свой кабинет, он приказал электрокамину включиться. Голографическое пламя затрепетало, освещая огромный каменный барельеф во всю стену. На нём была всё та же страшная женщина-паучиха, но в совершенно ином виде. Громоздкое тело было распростёрто на земле, тонкие длинные лапы изломаны, на красивом лице застыла бессильная злоба и отчаяние. А на жирном брюхе, попирая чудовище сапогами, возвышалась фигура тёмного эльфа с парой обнажённых сабель в руках. Отблески пламени освещали юное лицо героя, совершенно лишёное печати коварства и жестокости, столь свойственной дроу.

— Эх, Дзирт… глупец ты этакий, — негромко произнёс эльф, и в его голосе прозвучала застарелая печаль.

Подойдя к мини-бару, тёмный эльф потребовал красного вина. С бокалом он аккуратно присел на диван и погрузился в глубокие раздумья – настолько глубокие, что шорох и негромкий вскрик откуда-то сверху он не слышал…

Наконец, вино было допито, и Джарлакс, поправив шляпу, зашагал к выходу. Две пары глаз настороженно наблюдали за ним. Зашипело, и бронированная дверь захлопнулась за спиной дроу.

— Ушёл, — послышалось сверху, когда шаги эльфа затихли, — Свити, быстрее!

Стремительной торпедой из небольшой ниши под потолком вывинтилось тёмно-серое тело и мягко приземлилось на пол. Следом, поддерживая себя телекинезом, медленно спланировала Свити. Вернее, попыталась: в последний момент слабенькое телекинетическое поле исчезло, и единорожка упала с полуметровой высоты. Впрочем, тут же вскочив на ножки, она жестом показала, что в порядке.

Найтингейл оглядела толстую бронированную дверь, с которой, похоже, и плазменная пушка не справилась бы.

— Сколько воспоминаний сразу, — с горькой иронией произнесла она, — надеюсь, среди них завалялся и пароль.

Копытца фестралки забегали по клавиатуре. Вскоре дверь распахнулась, явив двум кобылкам полутёмное помещение. Камин и факелы по-прежнему горели, но их свет существенно потускнел – в отсутствие хозяина программа переходила в режим экономии. Дверь закрылась за пони, надёжно скрыв их от глаз любого, кто мог бы появиться в коридоре. Пони не заметила, как датчик движения за спиной мигнул красным, и дверь перешла в режим герметизации.

Найтингейл вытащила из сумки на боку что-то маленькое.

— Вот и поглядим, почему охладел ко мне мистер Джей, — негромко произнесла фестралка.

— Что это, неужели жучок? – поинтересовалась Свити, отходя от барельефа, который пару секунд назад изучала со смесью страха и восхищения.

Фестралка кивнула.

— Меткоискатели-шпионы, йей! – с дурашливой радостью воскликнула маленькая пони, хотя Найтингейл показалось, что её радость была поддельной.

Ночной пегас и единорог – бесценный дуэт, когда речь идёт о том, чтобы прятать что-то в комнате. Телекинетическое поле Свити Белль и крылья Найтингейл позволяли им достигать самых укромных уголков. Вскоре шесть жучков были рассованы так, что, как выразилась сияющая Найтингейл, «даже две генеральные уборки и один полицейский обыск не дали бы результатов».

Внезапно Найтингейл почувствовала слабость. Перед глазами поплыло, свет факелов вокруг начал резать глаза, мышцы стали ватными. Только сейчас она почувствовала странный сладковатый аромат в комнате и услышала еле уловимое шипение форсунок.

«Берегись, Свити! Газ!» — хотела крикнуть фестралка, но почувствовала, что язык во рту не шевелится. Краем глаза она увидела, как перепуганная Свити падает на ковёр, тщетно пытается встать, что-то негромко хрипит, пытаясь позвать на помощь. Коварный газ сделал своё дело, и последнее, что успела сделать Найтингейл – на подгибающихся копытах подползти к младшей подруге и нежно обнять её крыльями…

Когда Джарлакс вошёл в комнату, он не знал, сердиться ему или умиляться. Очень уж трогательно выглядели эти копытные мерзавки, заснувшие друг на друге в его святой святых. Приступ холодной ярости, мутной волной затапливавший сердце дроу, пока он шёл сюда, услышав сообщение системы о сработавшей защите, начал отступать.

— Ладно, я ещё с вами поговорю. А пока спите, — недобро усмехнулся тёмный эльф, собирая жучки, — дилетантки.

Найтингейл проснулась в светлой комнате, отделанной белым кафелем. Такие помещения были редкостью в мрачном жилище Бреган д’Эрт. «Наверное, кровь с таких стен смывать удобно», поёжилась ночная пони. Впереди темнел прямоугольник бронированной двери, но добежать или долететь до неё пони не могла – крылья были притянуты ремнём к туловищу, а тонкий, но прочный провод шёл от стены к мягкому ошейнику, крепко застёгнутому на её шее.

Под потолком горел вмонтированный в стену монитор, на котором за ней наблюдал Джарлакс, причём лицо шефа было настолько участливо-заботливым, что у Найтингейл пробежал по спине холодок. Слишком хорошо она помнила, как мистер Джей сверлил дрелью коленные чашечки одному бедолаге с точно таким же выражением. Причём тот фурри-хорёк провинился существенно меньше…

— Ну что, дорогая моя, сколько лет живу, а таких фокусов я от тебя не ожидал, — начал главарь «Бреган д’Эрт», и его тон напоминал строгого, но доброго учителя, отчитывающего нерадивую ученицу, — Найтингейл. Ты была мне как родная. Я принял тебя в свой дом, обогрел, накормил, и вот какой чёрной неблагодарностью ты платишь мне. Мало того, ты ещё и втянула в своё грязное дело маленькую подругу моего гостя. Признаться, я здорово в тебе разочарован. Я не ожидал, что ты способна пойти на такое. Однако, может быть, ты расскажешь мне хотя бы мотивы – может, мне удастся лучше понять, зачем тебе было шпионить за мной.

Джарлакс выжидательно посмотрел на неё. Он был без шляпы, и гладко выбритая смуглая макушка дроу сверкала в электрическом свете, как чёрный бильярдный шар-восьмёрка.

Пони стиснула зубы. Сейчас ей придётся делиться своими чувствами с тем, кто не воспринимает их всерьёз, и, скорее всего, это вызовет у мистера Джея только раздражение и недоумение.

Джарлакс нетерпеливо махнул рукой.

— Чтобы подтолкнуть тебя к откровенности, напоминаю: Свити Белль тоже в моих руках, и она поймана вместе с тобой. Так что я в своём праве сделать её белую нежную шкурку – белой в красную полосочку. Ты же не хочешь, чтобы мои искусники занялись малюткой из-за твоего упрямства? – голос тёмного эльфа стал более примирительным, не утратив, однако, требовательные нотки, — Мне вот не хотелось бы. Но меня мои же парни не поймут, начни я позволять кому попало нарушать правила. Так что только ты можешь облегчить и её, и свою участь. Правду!

Понурившись, Найтингейл начала.

— Мистер Джей… помните, после той ночи… я её не забыла. Вы… ты действительно мне понравился, Джарлакс. Я жила и думала, как было бы хорошо, если бы и я тебе нравилась. И некоторое время так и было. А потом ты перестал обращать на меня внимание. Вот я и решила узнать – отчего?

Некоторое время царила тишина, затем тёмный эльф с некоторой натугой рассмеялся.

— Вот оно что. Значит, не солгали, когда говорили, что пони может влюбиться в хозяина. Это, конечно, очень интересная история, но что ты надеялась узнать обо мне с помощью жучков? По-моему, ты вешаешь мне лапшу на уши, Найтингейл.

Крыть было нечем.

— Я… я… я признаю, это было глупостью, но может, хоть что-то… — в голосе фестралки зазвучали слёзы.

— Ага, надеялась, что я ночью шепчу имя своей счастливой избранницы. Пони ревнует к эльфу, что-то новенькое, — невесело усмехнулся Джарлакс, не сводя с экрана холодного взгляда, — уж куда вероятней то, что ты, паршивка, придумав себе какую-то любовь, увидела, что она не имеет ничего общего с реальностью, захотела мне отомстить. По извечной бабской придури, помноженной на понячью непосредственность и эмоциональность, ты захотела узнать что-нибудь этакое, чтобы шантажировать меня. Или подглядеть коды к счетам, чтобы обнести меня и сбежать. Не правда ли, звучит куда логичнее?

Найтингейл задрожала от ужаса. Действительно, версия Джарлакса звучала не в пример более разумно, хотя и не имела ничего общего с реальностью.

— Интересно, что расскажет твоя сообщница? – холодно и мрачно произнёс эльф, щёлкнув пультом.

На экране появилась такая же камера, в которой билась прикованная к столу белая единорожка.

— Разумеется, калечить я её не буду, а вот посечь малолетнюю шпионку – никогда лишним не будет. У нас в Мензоберранзане в детей частенько ума через задние ворота вбивают. Единственный обычай, который мне у нас по душе, — эльф небрежно махнул рукой, сбоку от пони появилась массивная фигура в чёрном капюшоне, держащая в руке какой-то упругий тонкий прут. Щёлкнуло, сверкнул электрический разряд. Свити взвыла, задёргавшись в своих путах.

— Совсем маленькое напряжение, а как бодрит! – глухо рассмеялся палач в маске, занося свой электрохлыст для удара посильнее.

— Итак, Свити Белль Торвальдсен. Тебя поймали с поличным за шпионаж – преступление, карающееся смертью на территории клана Бреган д’Эрт. У тебя есть возможность спасти свою жизнь – расскажи, как всё было на самом деле, — торжественно произнёс Джарлакс, впрочем, было видно, что ему происходящее начинает надоедать, — лгать не рекомендую. За каждое слово лжи получаешь по удару. Тебя, Найтингейл, это тоже касается – не дай малютке расплачиваться крупом за свою глупость.

— Мы… мы правда хотели узнать, правда ли вы любите… ой… любите Натйингейл, или морочили ей голову всё… это время. Мы не хотели ничего украсть, честное слово! — всхлипывая, начала Свити.

Джарлакс внимательно следил за пони. Затем пожал плечами.

— Похоже, мелкая не врёт. Жеребят вообще читать проще некуда. Так. А зачем тогда вы пробрались в мою комнату? Туда и моим-то ребятам вход воспрещён. Там я прячу очень и очень важные для меня и для моей организации вещи. Не вздумай врать, а то будет ещё больнее.

Не обращая внимание на крики и рыдания, доносящиеся из камеры Найтингейл, он сел на стул лицом к спинке, прямо перед мордочкой белой пони.

— Мы надеялись узнать… — единорожка замолкла. Действительно, ни она, ни Найтингейл не знали с самого начала, зачем пошли на эту авантюру. Что могло быть в комнате дроу, что бы подсказало, отчего Джарлакс охладел к фестралке? И неужели Найтингейл могла полюбить этого холодного и безжалостного деспота?

— Ничего ты не надеялась узнать, — констатировал Джарлакс, небрежно погладив Свити по гриве, — ты, святая простота, пошла за старшей, потому что твоя чистая душа увидела страдающую пони и подстегнула тебя ей помочь. А она совсем не заслуживает твоей помощи. И, когда её отправят в утилизатор, я надеюсь, что ты впредь будешь думать, прежде чем связываться с сомнительной компанией.

На экране при слове «утилизатор» мордочка Найтингейл исказилась от панического ужаса. Даже палач вопросительно поглядел на босса.

— Предательницам и воровкам у нас не место, — оборвал его колебания Джарлакс, — уж кому, как не тебе об этом знать, Маухур?

Тот обескураженно промолчал, поправляя капюшон. Джарлакс наклонился вперёд, массируя свои виски.

Входная дверь распахнулась, а затем в комнате появился Расмус.

Выглядел разъярённый художник одновременно комически и устрашающе. Опутанный бинтами, опухший от ещё не сошедших синяков, он был одет в одни джинсы и расстёгнутую рубашку, открывавшую торчащие рёбра и поджарый мускулистый живот. Синие глаза сверкали яростью, свалявшиеся платиново-белые волосы торчали во все стороны. Перед тем, как увидеть костистый кулак, несущийся к его носу, Джарлакс отметил про себя, что Сильвия сделала неплохой выбор.

Расмус же не думал ни о чём. Увидев привязанную к столу пони с набухающей полосой на крупе, задумчивого Джарлакса и палача с электрохлыстом, он просто одним прыжком пересёк комнату и с размаху засветил Джарлаксу по лицу. Вернее, попытался – тёмный эльф, не вставая со стула, отбил размашистый яростный удар небрежным движением руки. А затем резкой подсечкой сбил художника с ног.

— ПОДОНОК! КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЫ ТВОРИШЬ, ЖИВОДЁР? – взревел парень, вскакивая. Опомнившийся палач живой горой встал у него на пути, отбросив хлыст, в комнату уже лезли прибежавшие на шум охранники, так что картина определённо складывалась не в пользу Расмуса. Но художнику было наплевать – он наклонился над Свити, пытаясь расстегнуть кожаные браслеты на её копытцах.

— М-да. Как это у вас, у людей, «в тихом омуте черти водятся», — усмехнулся Джарлакс, — какая впечатляющая вспышка ярости, господин Торвальдсен. Клянусь Ллос, даже Бреза в лучшие дни бы так не сумела. Вот теперь я действительно вижу человека, который любит пони. К несчастью для этой крылатой идиотки, я к их рядам не отношусь и не относился никогда. Уж не знаю, что она себе напридумывала. Что ж. Думаю, нам следует обсудить ближайшее будущее – вы же понимаете, что мы вряд ли теперь сможем относиться друг к другу, как раньше?

Спустя полчаса отвязанная от стола пони, до сих пор хныча от боли и унижения, помогала художнику собирать чемодан:

— Прости меня, пожалуйста, Расмус, теперь нам опять придётся съезжать, — всхлипывала единорожка, не до конца отошедшая от пережитого, — и всё из-за меня.

— При чём здесь ты, маленькая? Просто тебе захотелось помочь. Виноват во всём Джарлакс, как я ему и сказал.

Расмус усмехнулся – да уж, нечасто он набирался смелости настолько, чтобы рубить в глаза настолько неприятную правду-матку. Если опустить нецензурщину, из его тирады выходило следующее: Джарлакс поступил, как полный и законченный мерзавец ещё тогда, когда отверг Найтингейл и не сказал ей об этом, чтобы та хотя бы себя понапрасну не мучила. И то, что он, Расмус Торвальдсен, ему не сообщил это в лицо сразу, как узнал, было лишь потому, что не хотелось оскорблять его гостеприимство. Но затем остроухий подтвердил своё звание мерзавца тем, что решил пытать Свити на глазах у обманутой им фестралки, чего Расмус стерпеть уже никак не мог. И да, совершенно верно, что видеть Джарлакса, при всей благодарности за гостеприимство, в прежнем свете он никак не может – потому как ему сейчас и видеть-то Джарлакса, откровенно говоря, противно. В любом свете, коль скоро мистер Джей так взыскует честности.

На это Джарлакс скучным голосом ответил, что раз противно, тогда их отношения переходят с уровня ритуального гостеприимства на вполне деловой. После чего Расмусу был вручен счёт, предложение собирать вещи и идти на все четыре стороны, а также рекомендации, в какой из четырёх сторон можно отработать затраты на бывших гостей – благо, те невелики, за пару недель отобьются. Со своей стороны, Джарлакс клятвенно пообещал оказывать своим «уже не гостям, но по-прежнему клиентам» защиту и помощь с трудоустройством. После чего Расмуса и пони проводили до их комнаты вооружённые конвоиры. Где их уже ожидал сюрприз – сидящая на кровати понурая Найтингейл.

— Босс решил, что истерики и сцены ревности ему не нужны, так что бэтпони может идти с вами. В принципе, она не против, – добродушно объяснил один из дроу, — кстати, раз уж уходите, открою страшную тайну. А хотя… не, не буду, просто скажу: Найтинг, не ешь себя поедом – у вас с Джарлаксом всё равно бы ничего не получилось.

— Ясно, — произнесла ночная пегаска уже не таким убитым тоном, — да и потом, он прав — после сегодняшнего я точно не смогу к нему относиться, как раньше.

— Угу. Ладно, время поджимает, вы поторопитесь, ребят, босса вы здорово разозлили, хотя он виду и не показывает.

Лифт донёс человека и двух пони до тёмного фойе особняка Джарлакса, где их уже ожидал широко улыбающийся Ганмар:

— Ну, я скажу, вы там и устроили. Джей давненько не был в таком бешенстве. Проникнуть в его святая святых… да ещё и едва не набить ему морду – это просто бесценно. У нас весь ярус на ушах стоит, — Расмус чуть не прыснул, поглядев на заострённые длинные уши дроу, — и главное, кто это всё сделал? Хлюпик из Серого города и две живых игрушки. Без обид, но это правда забавно. То, что он вас за такое не пустил в расход, поистине удивительно, учитывая, как он держит свои полишинелевские секретики прижатыми к груди и не делится ни с кем.

Лицо дроу посерьёзнело.

— А теперь о главном. Человек, здесь всё под нами, так что волноваться тебе особо не о чем – и всё же, не лезь на рожон, публика здесь не та, что даже в «Зубастой Вольнице». Трудиться тебе предстоит в курьерской службе «Голубка», а жить… короче, проще показать. Я временно беру над тобой шефство… да, кстати – за пределами района местами может быть опасно, так что придётся тебя немного подготовить. Будешь приходить ко мне часов в шесть, отработаем кой-чего, а пока дай свой комм. Установлю там пару полезных примочек.

Спустя пять минут Расмус и две пони вышли из особняка. День подходил к концу, но в этот раз погода стояла ясная, так что под робкими солнечными лучами район выглядел не таким мрачным и опасным. Расмус поглядел на экран своего коммуникатора, где была открыта вкладка карт – мигающая красная точка, отмечавшая их новый дом, располагалась буквально в двух кварталах. Художник вздохнул – похоже, снова предстоит привыкать к новому месту…