Картины мира
Глава 8. Погорельцы
Свити подбежала к квартире Брэдли и толкнула телекинезом кнопку звонка. Спустя минуту послышались шаркающие шаги, и вот дверь, наконец, распахнулась, явив гостье щуплую и сутулую фигуру соседа.
— Здравствуй, Свити, проходи.
Копытца процокали по паркету.
— Вижу, ты прямо светишься от счастья, малышка. Чем занималась сегодня?
— Спасибо, мистер Стэмфорд, всё хорошо. Ой, знаете, а мы сегодня в кино с Расмусом ходили, на «Дэринг Ду и Тайное Святилище»! Представляете, там она…
Пока поняшка делилась впечатлениями, Брэдли отвернулся, украдкой промокнув скупую слезу в уголке глаза. До того, как пришла Свити, он опять думал о покойной дочери, а затем в его душе началась очередная схватка между жаждой мести и нерешительностью:
«Ну же? Чего ты ждёшь? Ты же помнишь «Оверлорд», помнишь, что хотели эти подонки – уничтожить всех нормальных людей и благополучно свалить с планеты, чтобы вернуться как завоеватели, когда на Земле останутся только беззащитные и добродушные поняшки вроде этой, и такие же люди из числа бывших жителей Белого города? Так чего ты колеблешься? Жалеть в «Беннет-Энтерпрайзес» некого. Все поголовно такие же подонки и чудовища, как покойный Оуэнс, разве что размахом поменьше».
Это не укрылось от пони:
— Простите, мистер, вы расстроены? Вы совсем грустный сегодня…
— Извини, маленькая, опять задумался о своей дочурке, так ты её сильно напоминаешь, — сказал полуправду Брэдли Стэмфорд, — Помню, лет пять тому назад она ровно с такими же горящими от радости глазами рассказывала мне… господи, как тот фильм назывался? Вот чёрт, забыл, но он был про пони, там ещё в главной роли фиолетовенькая такая, маленькая, как её бишь?
— Принцесса Твайлайт Спаркл?
— О, точно! И вот там она устроила большой праздник, а потом…
Следующие несколько минут болтовни с маленькой поняшкой несколько приободрили Брэдли, отвлекая его от мрачных мыслей. Наконец, пони, оставив очередной пакет с незамысловатыми гостинцами, уцокала прочь, а Брэдли аккуратно прикрыл дверь и вернулся в свою лабораторию.
— Так, ну что ж, вернёмся к нашим трудам…
Проведя новую реакцию, Брэдли аккуратно разливал очередную порцию прозрачной дурнопахнущей жидкости по пластиковым футлярам из-под таблеток, а после – вкладывал «сигару» детонатора и завинчивал крышку. Обмакнув пипетку в один из футляров, он выдавил каплю на стекло и поднёс зажжённую спиртовку. Жидкость полыхнула зеленоватым пламенем, и вскоре погасла.
— Всё правильно выходит, вот и готово, получите и распишитесь. Скоро ты будешь отмщена, моя малышка…
В этот момент запиликал коммуникатор.
— А, чёрт подери, вот уж некстати!
Поставив спиртовку на боковой ящик и спешными шагами кинувшись из комнаты на зов коммуникатора, он не заметил, как порыв ветра из раскрытого окна взметнул бумажные листы на захламленном столе. Один из них, словно повинуясь чьей-то злой воле, задел небольшую колбочку. Стеклянная ёмкость перевернулась, и горючая жидкость медленно поползла по поверхности стола. Тонкая струйка устремилась вниз и попала аккурат на крошечное пламя горелки… Горючее вещество вспыхнуло мгновенно, и вот уже весь стол охвачен жаром огня.
— Да, я понимаю, что у вас работа, но нельзя же так! Что? Знаете что, да к чёрту он пошёл, ваш мистер Солсбери, я отказываюсь от ваших услуг!
Последнее, что успел почувствовать раздражённый мистер Стэмфорд, прежде чем ревущий огненный вал, сносящий всё на своём пути, прервал жизнь незадачливого террориста – запах гари…
Расмус как раз выбирал для поняшки удобную демисезонную куртку, когда от тяжёлого удара где-то вдалеке задрожали стёкла, а затем послышался вой сирен пожарных дронов…
В полицейском департаменте северо-восточной части Европейского Гигаполиса, за закрытой дверью, происходил допрос:
— Доброе утро, мистер Иогансен, присаживайтесь, — негромкий голос следователя, коренастого мужчины средних лет, чуть надтреснут и хрипловат. Видимо, от привычки к курению – вон, в пепельнице на столе целая гора окурков, и как минимум три ещё дымятся, — Вам известно, зачем вы здесь?
— Догадываюсь, — голос Расмуса тих, и в нём чувствуется отчаяние. Его легко понять – из-за нелепой случайности он мало того, что лишился дома, так ещё и вызвал подозрения муниципальной полиции Гигаполисов.
— Хорошо ли вы знали вашего соседа?
— Нет. Я даже имени его толком не помню.
— А ваша…эм… пони?
Расмус замялся.
— Ну…она несколько раз была у него, приносила конфеты…
— Молодой человек, вы осознаёте серьёзность ситуации? Вашу пони могут обвинить в пособничестве террористу. Этот человек делал самодельную взрывчатку, сейчас ведётся расследование, и слава богу, что его адская машина взорвалась у него дома, иначе жертв было бы во много раз больше. Так что не утаивайте ничего, ради вашего и её блага. Итак, давно ли она у вас живёт? И вообще, откуда она у вас?
Расмус помолчал. Он вспомнил Брэдли, его сутулую фигуру, постаревшее прежде времени лицо, медленные, осторожные движения, печальные глаза. Получается, он всё это время скрывал то, что готовит теракт…
— Свити Белль тут точно ни при чём. Я хорошо знаю эту маленькую пони, я подобрал её, когда она умирала от голода и болезней. Она живёт у меня несколько недель. Её приёмную маму, такую же пони, убили линчеватели.
— Хорошо, а Брэдли? Его она знала?
— С Брэдли она познакомилась недавно, насколько я его знаю, он был со странностями, но в целом, вполне безобидным человеком, прожившим тяжёлую жизнь, так что я вскоре перестал за неё опасаться.
— Хм… и как вы оцениваете их взаимоотношения?
— Она доверяла ему, и я успокоился. У Свити Белль добрая и чрезвычайно сострадательная душа, я не представляю, чтобы она осознанно помогала готовить взрывчатку. Если только он обманул её…
— Что ж, вполне вероятно. Я знаю о том, что пони-синтетам, даже без EQ-индекса, в программу вписана доверчивость и наивность. Возможно, вашу пони это спасёт, но всё равно, от ответственности за пособничество ей полностью отвертеться не удастся – как-никак во время взрыва уничтожены двенадцать квартир, хабитат полностью остался без света, погибли и ранены в общей сложности двадцать человек и три синтета.
— Постойте! – Расмус был в отчаянии, — Но ведь мне приходили счета за электронные покупки Свити, она тратила свои карманные деньги в основном на продукты питания и конфеты для Брэдли, и среди покупок точно не было ничего подозрительного!
— Я верю вам. Тем более, террорист, согласно экспертизе, приготовил взрывчатку из обычных бытовых химикалий, так что даже покупай пони для него ингредиенты, она вряд ли догадалась бы, для чего они. Но помните, вам ведь придётся иметь дело с судом, а там на синтетов, а уж тем более в делах о терроризме, посматривают достаточно косо. Вы уж понимаете, с «Братством Людей» всё-таки трудно не считаться. Так что, пожалуйста, вернёмся к вопросам. Вы говорили, ваша пони заходила к Брэдли Стэмфорду в течение двух недель по субботам и средам. Как долго она там оставалась?
— Буквально десять-пятнадцать минут.
— Рассказывала ли она вам о том, что там видела?
— Да, она, помнится, говорила, что у Брэда там лаборатория, и что он развлекается какими-то химическими опытами. Он даже показывал ей старинную медную монету, которую он превратил в серебряную с помощью какого-то вещества…
— Ага, ясно. Известный трюк, сам его в колледже проводил. Ходила ли ваша пони за покупками куда-то, кроме как в супермаркет «Волмарт» на углу Рэндолф-Авеню?
— Нет. Я время от времени отслеживаю её по коммуникатору, даже прошил его специальной программой слежения, чтобы с ней опять ничего, не дай боже, не случилось. Вроде как она просто гуляла по дворам, и если куда и заходила, то только в «Волмарт».
— Ну что ж, вроде ваши показания совпадают с данными коммуникатора Свити Белль. Благодарю вас за сотрудничество, можете пока забрать свою пони. Она в двадцатой камере изолятора временного содержания. Суд через неделю. Поверьте, мистер Иогансен, мне хотелось бы, чтобы с вас сняли подозрения не меньше, чем вам. До свидания!
Когда пикнул электронный замок, и перед Расмусом распахнулась тяжёлая металлическая дверь, его сердце чуть не разорвалось от жалости. Свити Белль сидела в уголке, опустив мордочку, её коротенькая сиреневая грива прикрывала глаза, но по лужице слёз на полу было видно, в каком отчаянии находилась бедная пони всё это время. Услышав звук открывающейся двери, Свити подняла голову. Её огромные зелёные глаза были полны влаги, а на мордочке застыл страх.
Увидев Расмуса, вошедшего и чуть присевшего перед нею, чтобы обнять, поняшка проскакала вперёд и уткнулась мордочкой ему под мышку.
— Что же теперь будет с нами? – негромко прохныкала она, прижимаясь к художнику, — Я не знала, что всё так получится, пожалуйста, извини, я не хотела…
— Ничего, моя маленькая, всё будет хорошо, — произнёс Расмус, аккуратно обнимая пони, изо всех силы пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Ещё до допроса он предпринял несколько отчаянных попыток дозвониться друзьям из колледжа, которые никаких результатов не дали. У матери и вовсе стоял всё тот же автоответчик, вновь кольнувший сердце Расмуса холодной иглой: «Здравствуйте. Вы позвонили Ингрид Иогансен. Если это Расмус, знай: у меня новая жизнь, в которой никогда не было сына, ставшего никчёмным бумагомарателем …». Скрепя сердце, Расмус напечатал ещё одно сообщение Сильвии – тут уже не до неприязни, вопрос жизни и смерти.
Выйдя из камеры, он прислонился к стене и снова, словно робот, вбил номер одного из друзей.
- Давай же, чёрт тебя дери, скорее! Ну как не надо, так в сети, а как надо — вне зоны доступа! — сердито прошептал он через несколько минут, давя сброс.
Краем глаза он перехватил взволнованный взгляд Свити. Та явно боялась услышать новости.
— Эм… Всё хорошо, Свити, всё образуется... я на это очень надеюсь, — Расмус сам понимал, сколь жалко звучит подобное утешение, но молчать не мог, выше его сил было видеть отчаяние в громадных изумрудных глазах с длинными ресницами.
— М-мы... у нас б-больше нет дома. И... и виновата... я... — севшим голосом, с ужасом произнесла Свити, словно только сейчас осознала это.
Художник присел, обнимая поняшку за шею и глядя ей прямо в глаза.
— Ты тут ни при чём, малютка. Он был сумасшедшим, и готовил взрывчатку. Втайне от всех. Ты не могла об этом знать. Мы все не могли знать об этом, — твёрдо сказал он, поглаживая пони по шее.
Дрожа, Свити уткнулась мягким носиком ему в плечо.
— Почему он это сделал? Зачем?.. – в голосе пони слышались рыдания.
— Я не знаю, Свити, — Расмус машинально поглаживал её по гриве, понимая, как бессилен он развеять отчаяние в душе маленькой поняши, — Одно я знаю точно — у Брэдли были какие-то неприятности, скорее всего, он хотел кому-то отомстить, но что-то пошло не так.
— Я должна была понять... Сказать ему, чтобы он не делал бомбу... но я не сказала, это я виновата! — Свити больше не могла сдерживать слёзы и горько расплакалась.
На мгновение Расмус даже замолчал от потрясения, но потом опомнился:
- Свити... ну как же? Если полицейские, опытные люди, не смогли узнать этого. Для нас Брэдли Хэмфорд был просто странным и добрым стариком. А как тебе было узнать, какой огонь жёг его изнутри? Чужая душа потёмки, знаешь ли.
Чуть помолчав, молодой человек продолжил:
— Это просто случайность, моя дорогая. Такое происходит порой, и ничего не поделать. Остаётся только жить дальше.
Свити только сильнее прижалась к Расмусу, продолжая плакать. Художник вздохнул. Как бы тут самому не расплакаться. Крепче обняв пони, он продолжил:
— Понимаешь, малышка, это как стихийное бедствие. Ты же не будешь винить себя в урагане? Или цунами? Даже если они загубили человеческие жизни. А сейчас — всё могло бы быть. Он мог быть арестован, и не успел бы никого взорвать. Или взорвался бы там, где никого не было. Но произошло так. Видимо, так было суждено. Но мы ведь живы. И если не можем изменить это, то нам осталось найти в себе силы жить дальше.
Свити шмыгнула носом.
— Он не ураган, он мистер Брэдли... он ведь был хорошим...
Расмус чуть прикрыл глаза, чтобы поняшка не видела, что и его взгляд застилают слёзы. Жаль было и несчастного безумца Хэмфорда, и Свити, да и, откровенно говоря, себя самого тоже немного жаль, с тем оттенком злой досады, отличающим беспомощность и неспособность что-то изменить.
— И нам теперь некуда идти... — пони делает паузу и с содроганием шепчет: — я умру, если опять буду жить на улице...
Сердце Расмуса пропустило удар. Не дать ей вспоминать об этом. Отвлечь внимание девочки на что-то другое:
— Ничего страшного, моя маленькая. Я что-нибудь придумаю, обязательно. Не может быть по-другому. А что до Брэдли — да, наверное. Я глядел ему в глаза — в них была такая страшная тоска, что я понял, что он не живёт, а доживает. Знаешь... есть ведь пони, и даже люди, которые верят в богиню Селестию, к которой светлые и чистые души попадают после смерти. Брэдли не успел нажать на кнопку, а значит, технически, он не убийца, и все, кто пострадал — пострадали из-за несчастного случая. Так что мне кажется, что если Селестия есть — она его простит.
— Селестия — это выдумка. Я видела уже двух... И они не боги. Дядя Расмус... не выбрасывайте меня, пожалуйста?
Расмус аж поперхнулся от неожиданности.
— Ты что... Свити, ты действительно думаешь, что я мог бы тебя выбросить?! После всего, что я знаю о тебе? Свити... и думать забудь. Мы вместе до тех пор, пока ты этого хочешь.
Свити Белль всхлипнула и, не в силах выразить благодарность словами, потёрлась щекой о рубашку Расмуса.
— Спасибо... — тихо прошептала она.
Художник вышел из участка, аккуратно неся на руках невесомое тельце поняши. Свити Белль, уставшая плакать, посапывала, крепко прижавшись к нему. Мысли в голове Расмуса были в полном беспорядке. У них больше нет дома. Страховки на новое жилище, скорей всего, не хватит. А если и хватит, то в такой конуре, что его прежнее жильё покажется апартаментами в Шпилях. Конечно, Расмус много слышал о поселениях в заброшенных кварталах, в подземных коммуникациях, или на свалках. Но тащить туда маленькую пони?
Художник огляделся по сторонам. Вечерело, тени удлинялись, понемногу зажигались огни в окнах вокруг, загорались рекламные щиты и неоновые вывески магазинов. Подул прохладный ветер, заставивший художника поёжиться. Далёкая сияющая громада Белого города казалась чем-то нереальным. Подумать только, кому-то счастье на века, которое не поколебала ни история с «Оверлордом», ни кризисы, ни уличные бунты – жили себе, и живут, как у Христа за пазухой. А кто-то, как он, лишился последнего из-за совершенно нелепой случайности – и всем всё равно.
Увидев напротив участка скамейку, художник подошёл к ней. Аккуратно положив спящую поняшку и прикрыв её своей курткой, он обессилено присел на край и закрыл лицо руками.
Неизвестно, сколько времени прошло, но солнце понемногу скрылось, а художник так и продолжал сидеть, машинально гладя спящую поняшу. Рокот мотора вдалеке нарушил мрачное течение его мыслей. Расмус поднял голову, гоня прочь непрошенные слёзы.
Лёгкий, обтекаемый, непроглядно-чёрный мотоцикл затормозил на стоянке возле участка, и с него с кошачьей ловкостью соскочила знакомая фигура.
— Сильвия?
— Ну что, художник, гляжу, попал ты в переплёт, — задумчиво произнесла фурри, подходя ближе, — Ни кола и ни двора, а на руках поняшка.
Расмус снова опустил голову на руки, что-то неодобрительно и неразборчиво пробурчав.
— Похоже, настала пора мне отплатить добром на твою доброту к этой малютке.
— Ты можешь мне помочь? – недоверчиво сощурился Расмус.
— Если ты этого пожелаешь, — лукаво улыбнулась рысь, делая вид, что хочет уйти, но тут же снова повернулась к художнику, — Ты вроде не похож на идиота, так что, надеюсь, тебе хватит мозгов понять, что один ты в Сером Городе пропадёшь, как телёнок в джунглях? – видя, как Расмус нахмурился, рысь заулыбалась ещё шире, — Хорошо, примем твою недовольную мордочку за согласие. Допустим, у меня есть вариант, где разместить тебя со Свити, причём за крайне небольшую сумму и в довольно приличных условиях. Так что да, я могу тебе помочь.
Свити пошевелилась на скамейке, сонно мигая огромными зелёными глазами, выражение которых тут же сменилось с испуга на восторг при виде рыси.
— Сильвия!
Пони спрыгнула со скамейки и бросилась на шею фурри.
— Ох… тяжёлая стала, кушаешь, небось, хорошо? Ну что, малышка, хочешь скататься до одного потрясного места, а, если Расмус согласится, то и остаться там жить?
Свити развернулась, и в её огромных глазах была искренняя мольба.
— Дядя Расмус…
Художник не смог отказать:
— Ладно, убедили, тем более, выбора у нас особо и нету.
— Отлично! – воскликнула рысь, и, вскинув руку с воображаемым микрофоном, громко произнесла, изображая то ли контролёра на большом пассажирском флаере, то ли телеведущего, — Дамы и господа, наш лайнер отбывает, следующая остановка – сквот Зубастая Вольница!
Свист ветра в ушах перекрывал даже рокот мотора. Вечерние городские огни по сторонам слились в однотонные полосы. Поняшка, сидящая перед Сильвией, повизгивала, её короткая грива трепетала на ветру. Да и Расмус, несмотря на не самое удобное (при его-то росте) и не очень-то льстящее его мужскому самолюбию место за Сильвией, почувствовал, что ночная поездка на мотоцикле на скорости под двести километров в час всё меньше ощущается для него разновидностью самоубийства, как это было поначалу, и всё больше доставляет удовольствие.
Вперёд. Навстречу новой жизни. Где всё будет по-другому…