Картины мира
Глава 9. Королева улиц
Вечерняя заря над Европейским Гигаполисом была практически незаметна среди яркого света иллюминации, прожекторов, фар транспорта и ярко освещённых окон домов. Впрочем, чем-то неспокойным, зловещим веяло в городе. Об этом напоминал холодный пронизывающий ветер, гулявший по улицам от Белого города до окраин, и светящаяся в небе ярче любой иллюминации огромная багровая луна – будто напившаяся крови.
Небольшой особнячок на окраинах Пирамид, где, судя по грохоту фейерверков и радостным крикам, за высоким забором шло разгульное веселье. Вечеринка в стиле Хэллоуина, несмотря на то, что до праздника больше месяца, но на причуды Мозеля-старшего все уже давно закрывали глаза. Полубоевой синтет-охранник, двухметрового роста детина, вместо обычного строгого костюма одетый в заляпанный искусственной кровью фартук и красный колпак палача, откровенно скучал на своём посту, опершись на древко огромного топора. Разумеется, бластер также был при нём, но раз хозяин сказал одеться в костюм палача, так будь добр соответствовать.
Внимание охранника привлекла высокая фигура, пританцовывающей походкой двигающаяся в его сторону. Вот пришелец вступил в свет уличных фонарей. Это был рослый, атлетически сложенный человек, одетый в элегантный фрак из чёрного сукна, почему-то с меховым воротником, и высокий цилиндр того же цвета. Его лицо скрывала маска-череп, а на шее висел массивный позолоченный крест. В руке у незнакомца была трость с навершием в виде золотого черепа с сигарой между зубов.
— Привет, я по приглашению, — произнёс незнакомец, расхлябанной походкой подходя ближе и протягивая охраннику какую-то карточку. Тот принял её и внимательно изучил.
— Так… Хроно Омата, приглашён в качестве барона Субботы. Ну что ж, добро пожаловать!
— Благодарю вас, мой друг, — произнёс пришелец, принимая карточку обратно и проходя в раскрывшиеся ворота.
Завернув за угол, человек в костюме гаитянского божества смерти оглядел парковку.
— Так, Бегемот, судя по транспорту, хозяин на месте. Пойдём проведаем его?
— Не думаю, — послышался негромкий мурлыкающий голос с ворчливыми интонациями. «Меховой воротник» пошевелился, развернулся и одним аккуратным движением спрыгнул на асфальт, оказавшись огромным чёрным котом породы мейн-кун с жёлтыми глазищами, подобно фарам светившимися в темноте, — Сколько раз говорить, Хлодвиг, ты слишком торопишься. Ты здорово наследил в позапрошлый раз, и хотя следующая операция с «Призраком Оперы» удалась на славу, в другой раз нам вряд ли так повезёт. Вот взять хотя бы твою манеру выбирать конспиративные имена с одними и теми же инициалами. Хроно Омата, Харальд Одвинссон, Хуго Ойстерман, Хиннес Оливарес – мы не в шпионском романе! Каждая такая зацепка – лишний шанс для ГСБ.
— Боюсь, Бегемот, ты не до конца понимаешь суть нашей миссии. Мы и не должны скрываться. Мы должны передать послание как можно более зрелищно и жестоко, причём так, чтобы все знали, что это «Паучья Сеть» — и больше никто другой. И то, что мы живы, говорит лишь о том, что до той поры мы не просто всё делали правильно – мы были лучшими в этом деле. Или стали бы одноразовыми инструментами, как остальные, только и всего. А что до имён – поверь, я и это продумал. Пока что наша задача – показать обществу, кто повинен в смертях кровопийц и подонков из Белого города. И тут мои инициалы, считай, работают как синоним словосочетания «Паучья Сеть». Говорим Х.О. – подразумеваем «Сеть», говорим «Сеть» — подразумеваем Х.О. Хо-хо-хо-хо! – рассмеялся тот, кого назвали Хлодвигом, присев и почесав кота за ухом, — А вот на потом, когда эту мою фишку просекут, у меня заготовлены определённые пути отхода. Так что не бойся, пушистик, всё будет в ажуре! Я уже и сам-то своего настоящего имени и внешности не помню, куда им-то…
— Ты уверен, что у тебя будет это самое «потом»? – проворчал кот.
— Более чем. Ладно, если ты настаиваешь – я устрою им шоу. Весёлое и зажигательное, как обычно. En avant[1]!
Хлодвиг взял кота на руки и вернул его на место. Затем извлёк из-за пазухи пару маракасов, расписанных замысловатыми цветными узорами. Сухой и трескучий шелест разнёсся далеко, на секунду перекрыв даже отдалённый гул праздника.
— Тишь ночная бьет тревогу: за порог не гляди -
Ночью бродит по дорогам тот, чье имя Самди.
Дверь захлопни в полнолунье, скрип ключа, поворот,
Тот, кого боятся люди, ходит мимо ворот!
— негромко пропел он, поигрывая маракасами.
— Необычная песня, – приглушённо хмыкнул кот.
— Ещё довоенная, мне её отец послушать дал, когда жив был. Как раз посвящена персонажу, которого мне предстоит изображать.
— Господа и дамы, в этот ужасающий день все силы преисподней вырвались наружу, но это не остановило смельчаков, разгадавших загадку особняка, — голос Хлодвига был мрачен и торжественен, а искусно подделанный южноафриканский акцент придавал ему больше колорита, – и справившихся с этим ровно на четыре минуты раньше времени! Благодарю вас за участие в квесте, а теперь настало время для раздачи призов, — с длинных рук распорядителя праздника слетели ослепительные искры, раздался треск, а за ним – восторженные возгласы зрителей, кто-то из которых обнаружил у себя на шее красивое ожерелье ручной работы, у кого-то в руках оказался зловещего вида ритуальный кинжал, украшенный рубинами. Разумеется, ничего необычного в этом фокусе не было – ослепление вспышкой плюс предусмотрительно захваченные сувениры из Чёрного Гигаполиса, в массе своей купленные у местных бокоров по дешёвке из-за проклятия или утраты магической силы. Но тем, кто получал подобные подарки, знать об этом было необязательно… — Ну, а хозяину дома лично я вручаю свои волшебные маракасы. Поверьте, масса Мозель, тот муганга, что в своё время передал их мне, не склонен врать – эти маракасы точно принесут вам удачу и преуспеяние!
Ещё одна вспышка, и барон Суббота появился возле главы семейства. Когда сухощавые пальцы Мозеля-старшего приняли рукоятки музыкальных инструментов, Хлодвиг отметил алчный блеск с оттенком иррационального страха в глазах старого еврея. Да, досье не соврало – Мозель-старший был хорошо известен своей суеверностью, а особенно в отношении того, что могло сверхъестественным путём принести ему успех в делах.
— Благодарю вас, эм… барон. Мы с семьёй были очень довольны эм… праздником, мы даже не ожидали, что эм… подобное можно устроить в моём доме, в котором я знаю каждый уголок. Это просто волшебство! Разумеется, мы будем рады проспонсировать ваше эм… агентство. Как оно называется, напомните? – прошамкал Мозель, пожимая руку Хлодвига.
— «Полная Луна», масса Мозель, — если бы старый еврей видел блеск в глазах Хлодвига, и зловещую ухмылку на его тонких губах, он бы точно насторожился. Но маска надёжно скрывала выражение лица убийцы-комедианта…
Застолье подходило к концу. Устроитель праздника предоставил гостей самим себе, а сам отлучился в уборную.
Зайдя в ванную, он скинул фрак и цилиндр, развинтил трость и по частям сунул её в мусорное ведро, положив в карман лишь набалдашник. За ней следом полетела маска. Под ними Хлодвиг оказался одет в костюм скелета – чёрное трико с изображением фосфоресцирующих костей. Его лицо было загримировано а-ля «корпспэйнт».
— Думаю, никто не узнает, куда делся барон Суббота.
Благополучно выйдя за пределы поместья, он зашёл за угол, где уже ждал Бегемот.
— Ну что ж, пушистый, миссия выполнена.
С этими словами Хлодвиг достал из кармана набалдашник и надавил большим пальцем на цилиндр, венчающий череп…
Со стороны поместья раздался негромкий хлопок и звон разбитого стекла, а затем – вопли перепуганных гостей.
— Жиденько как-то, — проворчал кот.
— В самый раз, чтобы досталось только Мозелю. Старый жид активно поддерживал Братство, но остальные гости если и нагрешили в этой жизни, то в этот раз приговор был вынесен не им. Возможно, Сеть нас и по их души скоро пошлёт…
— А если бы он положил маракасы на полочку? Взрывчатки ты в них вмонтировал немного, так что всё было бы впустую.
— Обожди, Бегемот, дело не в технике, а в человеческом подходе. Пока технократы уверены, что их железяки делают будущее, хитрые гуманитарии правят настоящим. Это не хорошо и не плохо, это данность, с которой приходится смириться. Помнишь, я затирал ему про традицию Огненного Танца? Держу пари, ровно в полночь – а сейчас как раз три минуты первого – он бы попытался в своём кабинете сплясать с моими маракасами. Один, чтобы над его ужимками не смеялись. Так что – дата его смерти была предопределена до минуты…
«В результате покушения в своём особняке был убит владелец крупного банка Альфред Мозель. Других жертв нет. Полиция склонна полагать, что за убийством стоит «Паучья Сеть», а мотивы преступления – финансовая поддержка покойным «Фонда Патриотов Человечества», организованного Братством…»
Расмус скривился и переключил канал. Он лежал на потрёпанном временем и молью диване, слушая, как за стенкой плещется вода и раздаётся приятный голосок поняши, напевающей какую-то песенку.
Новое место. Место, которому предназначено стать их домом.
Да, во время переезда на них со Свити посматривали косо, и только поручительство Сильвии перед каким-то громадным синтетом-акулоидом, поначалу посчитавшим Расмуса извращенцем и отказавшимся его впускать, смогло развеять подозрения. Впрочем, Расмус слишком устал, чтобы обижаться на подозрительность местного населения. Но ничего такого, в целом, не произошло, хотя колоритный вид здешних обитателей художника немного шокировал. Мало того, что все поголовно затянуты в усеянную шипами и заклёпками кожу, мало того, что многие щеголяют пирсингом, светящимися татуировками и разного рода кибернетическими имплантами, так ещё и половина – синтеты и генофрики, в основном фурри, а порой в толпе ему попадалось и вообще что-то невообразимое. Ко всему прочему, многие ещё и открыто щеголяют вооружёнными до зубов – и добро бы только разрядниками и старинными огнестрельными стволами, а у некоторых ведь и бластеры видны. И нравы здесь явно самые простые. Об этом свидетельствовали и подвыпившие компании, в которых хватало несовершеннолетних, и громкая музыка, несмотря на поздний час, и граффити на стенах полуразрушенных зданий, половина которых — явно ещё довоенной постройки. Но, несмотря на это, беспорядком этот праздник жизни выглядел лишь на первый взгляд. Внимательный глаз художника подметил и отсутствие мусора на улицах, казалось бы, неизбежного при таком постоянном разгуле, и сноровисто свинтивший пьяного дебошира патруль мрачных крепких ребят в чёрной коже (патрулём, кстати, командовала маленькая девочка с синими волосами, на шее которой висело что-то серебристое). Да и граффити, если приглядеться, здесь выглядели весьма изящно и умело сработанными, являясь чем-то много большим, нежели простое уличное хулиганство. Сразу видно: эта публика, при всей бесшабашности, здесь чувствует себя как дома, и порядок в родном районе блюдёт много лучше муниципальной полиции. Да, теперь, при взгляде на Сильвию, многое становилось на свои места: сквот «Зубастая Вольница» прекрасно подходил в качестве места, где живёт такая дикая кошка, хищница городских джунглей…
Расмус потянулся и зевнул…
…Метко брошенный тапок звучно шлёпнулся о физиономию только что мирно спавшего человека.
Расмус подскочил на раскладушке и недоумённо уставился на попавший в него предмет, когда из темноты раздался недовольный шёпот:
― Ну и горазд же ты спать! Подъём, говорю – у Свити опять кошмары.
― Какого чёрта? ― шикнул художник в темноту. ― Совсем рехнулась? Сама бы к ней и подошла, раз уж не спишь.
Где-то в дальнем углу, где притулилась кровать пони, действительно послышалось характерное бормотание на грани плача – единорожку опять мучали дурные сны.
Сильвия же не уступала:
― Кому сегодня вставать в пять утра, тебе или мне? Иди, говорю!
― Нафига в такую рань?
― За надом! Марш!
― Ладно, ладно! Хватит шипеть! Чего кидаешься?
― А ты дрыхнешь без задних ног! А у меня слух, между прочим, чувствительный! Она ж пищит!
Нащупав комм, которому предстояло исполнить роль фонарика, и сползя со своего неказистого ложа, Расмус побрёл через комнату, пробурчав себе под нос: «Дожили! Кошки в людей тапками кидаются!».
Впрочем, обладательница «чувствительного слуха» отреагировала быстро – в спину ворчуну прилетел второй тапок.
Голубоватый свет экрана выхватил из темноты сжавшуюся в комок и судорожно вздрагивающую пони. Ничего нового.
Расмус протянул руку и осторожно коснулся бока Свити. Та вздрогнула, будто от удара током, издав сдавленный вздох.
Проснувшись, она подняла было голову, но тут же зажмурилась от яркого света.
― Что?..
Художник положил комм рядом и приобнял пони за плечико.
― Это я. Тебе опять снилось что-то плохое.
Пони опустила ушки и виновато прошептала:
― Я… я тебя разбудила? Прости… я…
― Не меня, Сильвию. Но не важно. Всё хорошо, ты ни в чём не виновата.
Осторожно погладив единорожку, Расмус добавил:
― Не бойся, это был всего лишь сон.
Свити устало опустила голову обратно на подушку и вздохнула:
― Я знаю… но он был страшный…
Вдруг из темноты раздался возмущённый голос:
― Вы издеваетесь, что ли? Мне выспаться нужно! Я вас обоих содержу, проявили бы хоть немного благодарности!
Недовольно покосившись в сторону Сильвии и понадеявшись, что она заметила этот укоризненный взгляд и теперь её мучает совесть, Расмус предложил Свити:
― Выйдем на улицу? Тебе не помешает свежий воздух…
Кое-как одевшись и вывалившись за дверь, человек и пони чуть не споткнулись об оставленный прямо посреди прохода мотоцикл: авторитет Сильвии среди местного хулиганья позволял ей бросать своего железного коня где угодно и не бояться угона, но иногда кошка переходила все границы.
Устроившись на притворяющемся скамейкой длинном ящике, художник и единорожка некоторое время наслаждались ночной прохладой, такой приятной после духоты комнаты.
― Так… что тебе приснилось на этот раз? ― спросил Расмус, разглядывая отблески фонарей в пыльном небе.
Свити, будто от холода, поплотнее закуталась в толстовку, заменяющую ей теперь халатик, и тихо проговорила:
― Так… пустяки…
Человек приобнял пони, и та уютно вжалась в его бок.
― Знаешь, если это для тебя пустяки, то мне страшно представить, что с тобой происходит, когда тебе снится что-то действительно страшное.
Грустно вздохнув, Свити вдруг потёрлась щекой о грудь Расмуса и прошептала:
― Спасибо.
― М? ― художник удивлённо посмотрел на единорожку.
― Ну… за то, что сидишь рядом… Спасибо.
Хотя пони и не могла этого видеть, Расмус тепло улыбнулся ей и лишний раз порадовался тому, что Свити, наконец-то, перестала скрывать свои страхи от него и Сильвии. Теперь маленькая и одинокая девочка действительно воспринимала их как друзей.
Два силуэта ещё долго сидели, неподвижно застыв, пока ночную тишину не нарушило едва слышное сопение. Пони так и уснула под боком у человека.
Утро следующего дня подарило переселенцам новые сюрпризы и интересные впечатления…
― Расмус, Сильвия приехала!
Художник, в последний раз попытавшись расплести провода от древнего компьютера, отбросил намертво спутанный клубок и вышел из комнаты. Одним из преимуществ квартиры на первом этаже была возможность встретить гостя у порога просто выйдя в коридор.
― Я слышу, Свити, давай встретим…
Рокот мотоцикла на газовом двигателе оповестил о визитёре всю округу задолго до того, как стремительный силуэт, поднимая клубы пыли, вынырнул из проулка.
На фоне обшарпанных и, местами, облезлых стен неказистых домиков в три-четыре этажа высотой, обилия окурков и прочего мусора на тротуарах, Сильвия со своим железным конём смотрелись немного чуждо. Плавные и стремительные формы, блеск металлических заклёпок на кожаной одежде и чёрного пластика корпуса – всё это на фоне окружающей унылости выглядело вычурно и дерзко.
― Хэй, погорельцы, как жизнь? ― бодро поприветствовала друзей рысь, стянув шлем.
Свити сделала несколько шагов ей навстречу и с улыбкой поведала о своих открытиях:
― Тут здорово, рядом есть большая красивая клумба и магазинчик – мне там подарили шоколадку.
Сильвия присела на колено и, потрепав пони за плечи, отметила очевидную вещь:
― Ну кто же не угостит такую милую кудряшку как ты! А домик вам как?
На этот раз Свити немного замялась и ответила уже гораздо тише:
― Ну… там пока немножко грязно и розетки не работают…
― Ну так, а Расмус тебе зачем? Пыль-то уж он протереть сумеет! ― заявила рысь достаточно громко, чтобы стоящий у порога человек хорошенько её расслышал, а затем любезно добавила: ― ну а рубильник я, так и быть, вам включу, раз уж вы сами его не нашли.
Отправив пони домой, Сильвия подошла к человеку и, поприветствовав его нещадным хлопком по плечу, хмыкнула:
― Ты что, правда рубильник включить не додумался?
На такой упрёк Расмус резонно возразил, что не знаком с допотопными технологиями.
― Неженка, ― констатировала рысь. ― Ладно, это мелочи. А в целом тут как? Соседи, шпана, ещё чего?
― Вроде бы нормально, сосед сверху какой-то крокодил, причём в прямом смысле, шуму от него вообще нет… Дети тоже не мешаются, я их и вовсе пока не видел рядом.
― Ну и ладушки! Я же говорила, что самое тихое местечко вам подобрала! ― Сильвия стала ещё жизнерадостнее и скользнула в прихожую, напоследок ткнув когтем в сторону своего мотоцикла:
― Видишь коробку? Тащи сюда, будем отмечать ваше новоселье.
Спустя несколько минут и пару вялых возмущений Расмуса, вся компания собралась за небольшим, но вполне опрятным столом в кухне. Пони уже наслаждалась своим любимым тортиком, а рысь старательно резала тупым ножом разогретую в микроволновке пиццу.
― Да чтоб его! Не, ребят, ножей вам придётся докупить…
Замучавшись безрезультатно елозить по пицце местным недоразумением, изображающим из себя столовый прибор, рысь вдруг выхватила откуда-то раскладной сталкерский нож и яростно расчленила им многострадальное тесто в один миг.
― Ого, ― Расмус покосился на нехилый тесак в лапе подруги, ― да на тебе одежды столько нет, чтобы его прятать! Откуда у тебя такой монстр?
― Ха, ты просто никогда не был девушкой! ― снисходительно улыбнулась кошка, протирая салфеткой лезвие. ― А сумочки у меня нет, вот и приходится изворачиваться.
― Нет, спасибо, меня мой пол полностью устраивает…
― Пол «ничего не умею-ничего не могу-когда Сильвия приходит краснею»? Да уж, вот радость-то!
― И это мне говорит генофрик, линяющий два раза в год?
― Только весной! И ты поосторожнее с такими словечками – у нас в сквоте живут «модификанты», так что за «генофрика» могут и по мордасам насовать.
Пока Расмус исподлобья глядел на хамку, а Свити тихонько потягивала чай, с опаской переводя взгляд то на рысь, то на человека, Сильвия запихнула в себя почти половину куска пиццы и с набитым ртом продолжила болтать:
― И фообфе, тут футь ли ни идинстфенный оствофок двуфелюбия… А вкусная пицца! Рас, если ты не хочешь, я могу и сама всё съесть… Так вот, про дружелюбие. Добро пожаловать в сквот! Здесь живут модификанты, а не генофрики, фурри, эльфы, пони и прочие, а не синтеты, люди свободных взглядов, а не… ― кошка покосилась на Свити и решила не продолжать: ― короче, расистов тут не ценят.
Расмус мысленно отмахнулся от рысьей вредности и решил просто молча поесть пиццы, но у Сильвии, собравшейся было убрать свой нож, вдруг возникла идея.
― Эй, пушистик, хочешь фокус? ― заговорщически подмигнула она единорожке.
Свити скромно улыбнулась и кивнула, приготовившись к обещанному фокусу, а рысь внезапно раскрыла клинок у самого носа человека.
Чуть не подавившись, Расмус подскочил вместе со стулом и закашлялся.
― Кху-кхе… З-зараза! Какого дьявола?!
Сильвия же тоном бывалого фокусника продекламировала:
― Вот так, дамы и господа, реагирует на нож хулигана неподготовленный ко взрослой жизни маменькин сынок! А теперь маэстро Сильвия покажет вам, что такое самостоятельная и сильная личность! Ассистент Свити, срочно найди мне, чем завязать глаза!
Через минуту Сильвия уже сидела с завязанными наволочкой глазами и протягивала нож Расмусу:
― Давай, Раська, ткни в меня этой железякой как можно внезапнее, когда будешь готов!
― Прямо «ткнуть»? ― недоверчиво переспросил художник.
― Прямо ткни! Можешь встать и походить вокруг меня, чтобы я не знала, с какой стороны ты нападёшь.
«Ну, сама напросилась!» ― усмехнулся про себя Расмус. Конечно же, бить всерьёз он не собирался, но как минимум нужно было отомстить кошке за учинённый беспредел.
Скинув обувь, человек прокрался за спиной у неподвижно замершей фурри и резко пырнул воздух, метя ей в шею.
Впрочем, даже попытайся Расмус действительно ранить Сильвию, клинок провалился бы в пустоту: обтёкшая стул одним плавным движением кошка мгновенно перехватила руку с ножом и в следующий миг уже сам человек обалдело отшатнулся от уставившегося ему в грудь лезвия.
С улыбкой до ушей, Сильвия сорвала повязку с глаз и эффектно поклонилась публике в лице замершей с широко раскрытыми глазами Свити.
Далеко не сразу пони оправилась от увиденного зрелища и, наконец выдохнув, зацокала копытцами друг о друга и восхищённо воскликнула:
― Ого… Это было круто! Он как будто сам тебе его отдал!
Рысь хихикнула и сообщила:
― Тётя Сильвия знает много фокусов, обращайся! ― затем она подошла ко всё ещё переводящему дух человеку: ― Поблагодарим же и нашего героя Расмуса, благородно согласившегося побыть реквизитом!
Затем рысь, изобразив будто обнимает друга, шепнула ему на ухо:
― А ещё в сквоте не любят слабаков, Раська. Как-нибудь мне надо будет заняться твоей беззащитностью.
Спустя мгновенье фурри и единорожка продолжили своё чаепитие, бурно обсуждая «фокус» и «ну и глупую же рожу Расмуса», а сам виновник зрелища лишь вяло жевал пиццу, мечтая как можно скорее забыть этот день. И больше всего художника возмущал такой восторг со стороны доброй и безобидной с виду лошадки!
Прошло несколько дней, и настала пора озаботиться вопросом одежды для поняшки. Расмус скептически оглядел аккуратные полимерные коробки с логотипом вездесущей сети магазинов одежды для среднего класса. До сих пор оставались неясными мотивы фурри, спустившей немаленькую, в общем-то, сумму на гардероб для малознакомого синтета. Беленькие и чистенькие, они выглядели на фоне обшарпанной комнаты чуждо, что, несомненно, раздражало вкусы художника, но гораздо больше волнения вызывало содержимое этих коробок.
Ведь удалось же позавчера уговорить несносную кошку: мерить шмотки со Свити будет она! Но после вчерашнего телефонного разговора на повышенных тонах, Сильвия уехала не уточнив куда, намекнув лишь, что отсутствовать она будет не один день.
А заставлять пони ждать возвращения рыси, каждодневно глядя на эти несчастные коробки и изнывая от нетерпения, поводов совершенно не было.
И вот – настал тот тяжкий час.
― Ладно, открывай… ― обречённо махнул рукой человек, и пони уже через мгновение зашуршала упаковочной плёнкой.
Впереди были десятки, а может быть и сотни заверений синтета в том, что очередной наряд сидит на ней отлично.
В детстве Расмус вдоволь нагулялся с мамой по торговым центрам и прекрасно представлял себе, что такое «примерка всего одного платья».
Впрочем, ещё оставалась призрачная надежда на то, что с бывшей бродяжкой всё будет проще и быстрее. В конце концов, та ни разу не жаловалась на выделенную в качестве единственного предмета одежды старую толстовку. Даже молнию, чтобы пони могла застёгиваться от шеи до живота, Сильвия перешила исключительно по собственной инициативе.
Пока художник предавался мрачным мыслям, Свити закончила шуршать коробками и, ничуть не стесняясь присутствия Расмуса, уже успела нарядиться в донельзя стандартный для пони костюмчик: простенькая светло-сиреневая блузка со скрытой молнией, и юбочка плиссе на пару тонов темнее. Одежда, которую копытное существо о четырёх ногах легко может на себя надеть.
Над поясом юбки оставалась довольно широкая открытая часть, но за последнее время единорожка немного отъелась и уже не светила рёбрами.
Пони выжидающе смотрела на человека, повернувшись к нему боком и даже приподняв немного переднюю ногу, то ли стесняясь, то ли позируя.
― Здорово смотрится, ― кивнул Расмус, даже не лукавя. Свити и вправду выглядела мило в таком наряде.
У Сильвии, которая и таскалась со Свити по магазину, определённо был неплохой вкус.
― Спасибо, ― синтет улыбнулась и подошла к одолженному у соседей зеркалу без рамы, как раз в рост пони-жеребёнка.
Немного повертевшись и поиграв в гляделки со своим отражением, она снова обернулась к человеку и спросила:
― А точно ничего не надо добавить?
«Нет, всё-таки, это будет долго…» ― вздохнул про себя Расмус. Но вслух он сказал другое:
― Нет, зачем?
― Ну… ― Свити задумалась, ― чтобы смотрелось гармонично… Красиво…
― Ты на свидание в этом, что ли, собралась?
Теперь пони глядела уже настороженно.
― Я… Нет… Я просто…
― Чего ты так напряглась-то? Всё хорошо, ― Расмус попытался говорить как можно мягче. Страх сделать что-то неправильно у кобылки проявлялся порой в самых безобидных, казалось бы, ситуациях. ― Если по дому ходить, то что-то ещё надевать просто лишним будет.
Такое пояснение успокоило пони, и на её мордочке снова появилась скромная улыбка. Свити кивнула и, обернувшись к зеркалу, тихо проговорила:
― Сильвия сказала, что если добавить сюда аксессуары, то можно идти в кино… Можно, я добавлю сюда ещё пояс и браслетик? Мы его специально покупали…
― Валяй.
Синтет вернулась к коробкам и, спустя недолгие поиски, вновь стояла у зеркала с розовым блестящим пояском и пластиковым браслетом того же цвета.
Расмус не мог не отметить, что теперь пони действительно выглядит чуть интереснее.
― Замечательно! ― одобрил художник, отчего кобылка заулыбалась ещё шире. ― Что вы там ещё купили?
― Ещё есть кофточка… Я сейчас!
Свити вернулась к коробкам, разделась, аккуратно сложила на упаковочных плёнках прошлый комплект одежды и принялась наряжаться в следующий.
Теперь это заняло больше времени, пусть даже кофта и понячий аналог штанов и были приспособлены под копыта.
Пони вновь встала покрасоваться перед человеком и добавила:
― Только мы с Сильвией решили, что сюда надо причёску, как у меня в мультфильме.
Сейчас короткая грива кобылки была уложена на один бок – просто и аскетично, и это действительно немного выбивалось из образа, создаваемого одеждой в пастельных тонах с неброскими акцентами зелёных, в цвет глаз, декоративных элементов. В таком наряде пони выглядела очень мягко, будто плюшевая игрушка, и пышная причёска «оригинала» из мультфильма действительно была бы здесь очень кстати.
― Да, пожалуй… ― задумчиво кивнул Расмус, ― но мы же не будем проверять это прямо сейчас?
― Хорошо, ― безо всяких раздумий кивнула Свити, явно уловив ход мыслей человека, после чего подошла к зеркалу.
Пока пони наслаждалась видом своего отражения, художник сообразил, что синтет явно ставит его, Расмуса, мнение превыше собственного, и сначала показывается ему старательно подбирая позу, а уж потом идёт к зеркалу, где разглядывает себя не очень-то и внимательно.
Впрочем, на фоне прочих странностей в поведении пони, такая расстановка приоритетов уже не казалась чем-то необычным.
Следующим на очереди стал костюм для прогулки в прохладную погоду: приспособленная под пони ветровка-плащ с длинными полами и молнией от шеи до живота, штаны для задних и отдельные рукава-штанины на подтяжках для передних ног и нечто среднее между кроссовками, тапочками и сапогами. Приспособленная под копыто обувь выглядела крайне необычно, но смотрелась на пони очень хорошо.
Ещё несколько заверений в успешности выбора спустя, Свити отправилась примерять следующий наряд.
Теперь это были розовые непрозрачные чулки из невероятно эластичной, судя по способу одевания, ткани, более короткая чем в первый раз юбочка того же цвета, оставляющая хвост снаружи и облегающий топик с многозначительной надписью «GIRL» из стразов. На гриве возле ушка пристроилась заколка в виде бабочки, а на задних ногах, поверх чулок, появились ещё и белые гетры.
― Сильвия сказала, что так сейчас модно, ― проговорила пони, позируя перед человеком.
Расмус кивнул и, вспоминая попадающиеся иногда на улице «образцы» моды, удивлённо сообщил:
― Ну, вам с Сильвией, по крайней мере, удалось не сделать из тебя жёванную розовую жвачку! Выглядит и вправду хорошо!
Порадовавшись своей непохожести на жёванную жвачку, Свити отошла к зеркалу и, мельком оглядев себя, вдруг отвернулась к стене и замерла.
Так и не поняв, что произошло, человек окликнул пони.
Та нехотя повернулась к нему, и Расмус увидел слёзы на глазах кобылки.
― Свити, ты чего?
В последнее время резкие перепады настроения у синтета, вроде бы, прекратились, но ждать что они исчезнут совсем было бы опрометчиво.
Пони молча отвела взгляд, явно пребывая среди своих воспоминаний, но когда Расмус хотел уже было сказать дежурное «всё будет хорошо», всё же ответила:
― Я… Можно, я сейчас ненадолго пойду?
― Куда? Свити, что с тобой?
― Ну… ― пони болезненно вздохнула, но всё же пояснила: ― так любила одеваться моя мама… Ещё когда мы жили у мистера Фергюсона… Ещё когда… всё было хорошо… когда она была счастливая…
На последнем слове Свити не выдержала и её голос дрогнул, а по шёрстке на щеках покатились слёзы.
Через силу всхлипнув «прости», пони выбежала за дверь и в следующий миг из ванной послышался шум льющейся воды.
Расмус откинулся на спинку дивана. Сейчас можно подойти к пони и сказать ей что-нибудь в утешение. Тогда у неё случится истерика, она начнёт кричать и рыдать в объятиях человека, а в итоге без сил завалится на кровать и забудется тяжёлым сном. Но можно просто оставить Свити одну со своими воспоминаниями. Как оказалось, она довольно быстро справляется с эмоциями, хотя и ходит потом как в воду опущенная, переваривая горечь слёз внутри себя… И что было лучше ни Расмус, ни Сильвия не знали.
― А, к чёрту! ― художник резко поднялся с дивана и пошёл к двери. ― Такое в себе держать нельзя!
Зелёный сектор считается дорогим не просто так – жить здесь и вправду ненамного дешевле, чем в Шпилях, но вот простая прогулка по общественным паркам – удовольствие вполне доступное даже для самых бедных обитателей Гигаполиса.
Сильвия была отнюдь не бедной, хотя Расмус о источниках большей части её доходов мог только догадываться, так что раздобыла браслеты-пропуски в один из самых известных парков. Правда, свой браслетик она, не удержавшись, сбагрила предварительно споенному соседу втридорога, даже не озаботившись переоформлением имени, так что теперь художник и пони гуляли среди благоухающих цветов и мирно шелестящих деревьев в гордом одиночестве.
Здесь не было никакой геометрии, не блестел металл и не бликовал на солнце пластик – здесь росли живые растения, которых не касались шаловливые ручки генных инженеров. Природа в этом месте выглядела так же, как и сотни и тысячи лет назад, какой её видели люди ещё в те времена, когда по соседству с ними не жили другие расы.
И хотя Расмус и сам получал огромное удовольствие от созерцания окружающих пейзажей, с эйфорией единорожки это не шло ни в какое сравнение. Свити сияла от счастья будто маленькое солнышко! И проходя мимо очередного куста, ничем не выделяющегося на взгляд человека среди своих кустов-собратьев, пони вдруг остановилась и, сладостно зажмурившись, прислонилась к широким узорчатым листьям щекой, едва качнув ветку.
― Свити? ― с трудом удержал смех Расмус. ― ты как в Эквестрии оказалась! Неужели эти кустики так тебе дороги?
Оторвавшись от приставания к ни в чём не повинному растению, кобылка обернулась к спутнику и покачала головой:
― Не-а, в Эквестрии нет таких кустиков! Я видела мультфильм, у них там очень некрасиво.
Художник удивлённо покосился на единорожку, недоумевая, чем ей не угодил красочный и пасторальный пейзаж.
Но Свити и без вопроса охотно пояснила свою мысль:
― Это всё потому что там пейзаж придумывали люди, а тут – природа. Вырастить лес красивее, чем как у природы никто не сможет! Я по фотографиям старым и картинам знаю.
― А тут, значит, не дизайнер всё сажал? ― скептически поинтересовался Расмус.
Пони уверенно притопнула ножкой и довольно заявила:
― Не-а! Сильвия же говорила – это очень старый парк, его специально не трогали, чтобы он сам рос.
Впрочем, кошка действительно упоминала нечто подобное, и художник, лишний раз оглядевшись вокруг, вынужден бы принять это сомнительное утверждение за правду: здесь не было ни пронизывающих всю территорию дорожек плиткой, ни фонарей, ни даже скамеек. Лишь кривые пыльные тропки и угрожающие таблички на входе с рисунком камеры и перечёркнутой смятой пластиковой бутылки. К слову, самих камер тоже не виднелось, и где уж они были замаскированы искать как-то желания не возникало. Наверное, из-за отсутствия удобств здесь и было так мало посетителей.
― Так… тебе нравится тут? ― зачем-то задал очевидный вопрос Расмус.
Свити вложила в слово «очень» столько нежности, что можно было подумать, будто она кому-то в любви признаётся.
Человек согласно кивнул:
― Да, тут красиво. И тихо.
Но пони вдруг мотнула головой:
― Мне не поэтому тут нравится.
― А почему же?
― Здесь всё доброе. И искреннее.
Тронув копытцем растущий возле тропинки сиреневый пушистый цветок, Свити тепло ему улыбнулась и продолжила:
― В городе все живут по выдуманным правилам, нарушают выдуманные правила, и друг про друга тоже всё время всё выдумывают. Там всё очень сложное, непонятное и быстрое. А тут… Природа так жила миллион лет назад, и будет жить ещё через миллион лет. Она всегда будет такая же неспешная и добрая, и никакими ядерными бомбами её не победить.
Расмус задумчиво глядел на маленькую пони и пытался понять, откуда у неё такие необычные мысли. Даже коренные жители Зелёного города, с которыми художник был знаком, никогда не высказывали ничего подобного.
― Ты это сама придумала?
― Нет… Это нам с мамой мистер Фергюсон говорил. Ну… немножко другими словами. Я не помню. Но ведь так и есть! Я раньше не понимала, насколько он прав, а теперь… Столько всего случилось… а в этом парке всё также хорошо. Он никогда не сделает никому ничего плохого.
― Разве ты тут уже была?
― Угу… до Великой Хартии, когда мистер Фергюсон возил нас с мамой сюда на выходные. Мама уже тогда всё понимала... Мы с ней играли в догонялки и в слова…
Взгляд единорожки потускнел, и она погрузилась в свои воспоминания, отрешённо отвернувшись куда-то в сторону.
Расмус же только удивлённо почесал затылок: сколько ещё у этой пони секретов и удивительных мыслей? Она не была ребёнком, но и не могла считаться взрослой. У неё была тяжёлая судьба, но она всё равно не разучилась быть счастливой. Она ничему не противилась, но при этом обладала невероятной силой духа. Не человек, но и не синтет…
Вдруг Расмус осознал, что теперь без этой необычной пони уже не представляет своей жизни!
― Свити?
― М? ― та быстро обернулась и подняла на друга свой неизменно трогательный и умный взгляд.
― А знаешь? Я тоже умею играть в догонялки!
На мордочке пони медленно расцвела задорная улыбка.
― Тогда… ― она вдруг легонько боднула человека в ногу, заставив отшатнуться, и кинулась по тропинке назад, на поляну, ― ты водишь!
― Хитрая какая! Ну держись!
И Расмус побежал на встречу солнцу, вслед за единорожкой…
Двое друзей сидели под деревом, привалившись плечом к плечу, и переводили дух после беготни по заросшей разнотравьем поляне.
― А всё-таки, бодаться не честно, ― снова заявил человек, тыкнув поняшку пальцем в бок.
Та вздрогнула и захихикала, но продолжала упорствовать:
― У тебя вообще длинные руки есть! Вот это не честно!
Расмус хотел было ласково потрепать Свити по плечику, как вдруг заметил усевшуюся туда бабочку.
― Смотри, кто на тебя уселся. Она думает, что ты цветочек.
Пони улыбнулась и гордо сообщила:
― Это всё потому что пони, когда потеют, пахнут цветами, а вы, люди – потом. Поэтому на тебя только мухи садятся.
― Ой, да ну тебя!
И Свити вновь задорно захихикала, уложив голову Расмусу на плечо.
― Сильвия, отойдём на пару минут?
Рысь беспечно пожала плечами и направилась за Расмусом к углу дома.
Художник встал, скрестив руки на груди, и пристально оглядел подругу, вальяжно привалившуюся к стене и выжидающе на него уставившуюся.
Любительница шипастых браслетов, чёрных чулок, облегающих топиков и мини-юбок сегодня была одета очень непривычно: толстые наручи, потёртая, явно плотная кожаная куртка-косуха, высокие берцы и свободные, но прочные с виду штаны. И, конечно же, извечное обилие шипов и клёпок. Однако больше всего Расмуса интересовала одна маленькая, но приметная деталь:
― Что за пятна у тебя на штанине?
Сильвия удивлённо оглядела ногу и, вновь подняв взгляд, загадочно улыбнулась:
― А ты как думаешь?
― Только не говори, что пролила на себя вино – не поверю.
― И не собиралась, ― хмыкнула рысь. ― Это кровь. Не моя, конечно же.
Расмус на некоторое время отвёл взгляд, сверкнув стёклами очков, и, наконец, высказал очень сильно беспокоивший его вопрос:
― Сильвия, кто ты такая?
― Спасшая твой тощий зад фурри, ― хихикнула та.
― Не надо отговорок, пожалуйста. Все эти твои боевые навыки, то, как ты обращаешься с ножом, как двигаешься… Да и сколько я не погляжу – местные перед тобой чуть ли не кланяются, а когда ты так красочно послала того бугая… я думал, он тебя прибьёт! А он только извинился и свалил.
Отлепившись от стены, рысь плавными шажками подобралась к Расмусу и легонько провела коготком ему по груди от воротника до живота, чем вызвала мурашки и смутное чувство страха.
― А ты стал наблюдательный… не зря я тобой занимаюсь.
Затем она посмотрела ему в глаза тем самым взглядом – серьёзным и немного пугающим:
― И до чего же ты додумался?
― Благотворительностью ты занимаешься только для вида.
Кошка изобразила разочарование:
― Не расстраивай меня, Рас. Я искренне хочу помочь всем синтетам, которым ищу новый дом.
― Я не это хотел сказать… ― художник немного замялся и с трудом сдержался, чтобы не сделать шаг назад. ― Это… не единственное, чем ты занимаешься.
Наконец, Сильвия перестала буравить его жутким кошачьим взглядом, снова привалилась к стене и вернула свою хитрую улыбочку.
― Я ожидала от тебя большего. Подумай ещё? Кто я?
Расмусу всё тяжелее становилось держать с кошкой зрительный контакт – она явно просто играла с человеком и с этим ничего нельзя было сделать. Тем большее облегчение он испытал, когда отвернулся в сторону, чтобы обдумать ответ.
«Я не знаю, кто ты! Боевые навыки, этот нож, уважение местных… хулиганов? Не только. Вообще всех местных. Мотоцикл, который она бросает где попало и совершенно не беспокоится за него… Да и просто она, чёрт побери, богата! Только на нас со Свити сколько кредитов извела, но так она ведь ещё и в Белом Городе нередко бывает… Что она там, кстати, делает? А тут она что делает? Она же постоянно уходит от моих вопросов, как я могу это узнать! А теперь ещё и кровь… чужая, причём…»
Когда Расмус вновь взглянул на рысь, та по-прежнему подпирала стену и выжидающе на него смотрела.
― Ты… ты член какой-то мафии?
― Ха, ну ты и сморозил! ― Сильвия искренне рассмеялась и, напоследок, добавила: ― Нет уж, я никакая не мафиози, и уж точно не член.
Это стало последней каплей для окончательно сбитого с толку человека, и он воскликнул, нервно всплеснув руками:
― Ну а кто, Сильвия? Кто?! Хватит загадывать мне загадки! Чья это кровь? Зачем ты тратишь на меня и Свити столько денег? Куда уезжаешь по ночам?
― Ах, обожаю смотреть, как ты выходишь из себя. Так и хочется тебя взять и затискать! Ну ладно… расскажу, когда найдёшь мне влажных салфеток.
― Ч… что?
― Не хочу светить перед кудряшкой окровавленные штаны, дурень!
― А… да… у меня где-то были… ― Расмус уже было двинулся к двери, как вдруг резко остановился и, обернувшись, гневно воскликнул: ― Так, слушай, ты! Хватит мной помыкать! Тоже мне, нашла себе игрушку! Я тебе не…
― Воу-воу, остынь, расслабь булки, Раська, ― со смехом выставила ладони перед собой фурри, ― ты как маленький!
― Перестань со мной…
― Сейчас как пропишу тебе успокоительный пендель – будешь знать, как с девушками себя вести.
Хотя Сильвия всего лишь отклеилась от стены и ни шагу вперёд не ступила, Расмус всё равно счёл за лучшее замолчать. Хотя рысь выглядела весёлой, её хитрость и коварство человек видел уже не раз.
― Вот видишь, как просто? Всего-то и нужно было перестать шуметь. Хочешь знать, кто я такая? Всё просто: я – Королева Улиц.
― Кто?..
― Ох, Свити, между прочим, сама догадалась! ― вздохнула Сильвия. ― Атаман всего этого уличного войска, что ты можешь видеть по вечерам на пустырях и в подворотнях. Самый главный авторитет для них, их «крыша» и идол… Их богиня, если хочешь.
Расмус стоял с отвисшей челюстью и с трудом и скрипом пытался усвоить сказанное рысью, но та не собиралась его щадить и продолжила:
― Знаешь, почему сквот не стал трущобами? Потому что здесь не творят беспредел! А знаешь, почему тут нет беспредельщиков? Их поставила на место одна твоя знакомая рысь. Все эти Кожаные – это хулиганы, панки и просто дети с шилом в попе, и если не найти им занятие – они разнесут тут всё и самих себя. И лучше они будут драться и портить городское имущество под моим присмотром, чем без тормозов вообще. Я лучше лишний раз потрачусь на отпадную дискотеку в Белом Городе, чем позволю им устраивать пьяные оргии под наркотой в ближайшей подворотне. И иногда мне приходится лично преподать урок зарвавшимся уникумам, последствия чего ты и видишь на моей штанине. Не волнуйся, кстати, все живы, просто не скоро ещё на улицу выйти смогут. Ну как, я удовлетворила твоё любопытство?
― Я? Д-да. Да… Чёрт, Сильвия, о таком я не мог бы догадаться при всём желании!
Расмус ожидал услышать что угодно, но только не подобную историю. Не так-то легко принять, что твоя подруга – самая главная хулиганка целого сквота! Но ведь Сильвия не врала…
― Ну а раз ты рад и счастлив, то тащи мне влажные салфетки! Чего встал-то?
Художник послушно побрёл прочь, а рысь, с доброй улыбкой глядя ему вслед, про себя подумала: «Бестолковый ты, Раська… как ты думаешь, зачем я тебе это рассказала?».
[1] Вперёд! (фр.)