Поражённая громом

Поражённая громом

Падение.

Единороги и земные просто не понимали. Сомневались, не могли поверить; ведь очевидно же — племя, чья великая сила заключалась в крыльях, с детства приучит своих жеребят к падениям, вне всяких сомнений. Повторение — мать учения, не так ли?

«Нет, идиоты», — отвечали пегасы. Чаще падая, крылатые лишь более ярко и полно могли ощутить насколько ужасным было падение само по себе. И это при том, что когда пегасы падают, они не занимаются ерундой. Как подобает члену смелого племени они смакуют падение.

Упасть с уступа больно. Упасть с крыши — верный путь сломать ногу. Упасть со скалы значит распрощаться с жизнью.

Но упасть с облака?

Сорваться с высоты самого неба?

В таком случае есть время даже залитому адреналином, обжаренному в ужасе и маринованному в кошмарной неизбежности разуму осознать не только то, что сейчас произойдёт и насколько полным это будет отстоем — на чём даже самое затяжное падение единорога или земного пони обычно переходило во что-то, о чём лучше не думать слишком долго — нет, пегасу ещё оставалось время поразмыслить над тем, с каким же оглушительным треском ты провалился в деле, которым овладевал едва выбравшись из пелёнок.

В этот момент чувствуешь отвратительный первобытный стыд. Плевать, сколько тебе лет, ты вспоминаешь свою маму, или отца, или дядю, или кого там ветер принёс быть рядом с тобой в тот самый миг, когда ты впервые по-серьёзному испытала свои крылья. Ужас; захватывающее волнение; зов, что пробуждается в первом настоящем полёте, а не ребяческом планировании… всё это оказывается предано твоей слабостью или шальной причудой.

Эти мысли смерчем заполняют твой разум — пусть даже ты ни в чём и не виновата — потому как он лишь всеми силами пытается думать о чём-то кроме: «если пони разобьётся в лесу и никого не окажется поблизости, через сколько времени её отправятся искать?..»

Спитфайр поджала губы. В такие моменты она становилась совсем угрюмой.

Падение, падение… уж кто-кто, а капитан Вандерболтов должна была знать о нём всё. Частью стольких выступлений был этот трюк — просто расслабить тело и позволить инерции вести себя; падать, пока не покажешься окончательно забывшейся, а потом распахнуть крылья и пролететь прямо над головами зрителей, выхватывая обрывки их удивлённых возгласов от твоей смелости. Однако это всё показуха, тщательно спланированное действо. Был секрет, как исполнить всё правильно: тело должно находиться в нужном положении, чтобы при финальном взмахе — Взмахе с большой буквы, какой только опытным летунам-акробатам под силу — выверенное распределение веса позволило воздушному потоку вывести тебя в резкий крен.

Может, паре жеребят даже выпадет счастье вернуться домой с пером в качестве сувенира. Всё это было тяжёлой работой! И с большой нагрузкой на крылья, несомненно. Не каждый пегас мог такое выдержать.

Даже если ты чутка не справлялся с ситуацией, рядом всегда были остальные Вандерболты, готовые поймать тебя одним из восемнадцати «аварийных финтов» и спасти твои перья даже не нарушив течения шоу. Правда, испытать такое «вмешательство свыше» было вернейшим способом спалить всей Эквестрии свои доходы: прошлые, нынешние или будущие — потому как ты всю последующую неделю обеспечивал команду напитками. А лётная акробатика та ещё работёнка, способствует жажде.

Была некая безмятежность в таком свободном падении, если ты умел её нащупать. Некая грация, скрытая красота. Всепоглощающая свобода смирения, сдачи на милость своему горькому року — гравитации, и краткий миг наслаждения её объятиями, прежде чем придёт пора скинуть с себя эту цепкую хватку самым дерзким способом, каким только получится. Иметь наивысшую власть над происходящим и благодаря этой власти без раздумий позволять моменту поглотить себя.

Падение, в копытах силы превыше себя… если оно было исполнено правильно — оно не вызывало страха сдаться этой силе. Тебе, если ты исполнял движения точно, нечего было бояться. Нечего было стыдиться.

Но сейчас?

Спитфайр хватало опыта в подобных делах, чтобы почти сразу же перестать размахивать копытами. Бесполезное занятие, пусть даже разум вопил тебе хоть что-то сделать, но выровнять своё положение; потому как было нечто — даже в пегасах — говорившее: небо находится вверху.

Её опыт и выдержка должны были во что бы то ни стало спасти ей жизнь. Но нет, там…

Она пыталась толкнуть себя выше и выровняться. Слегка отчаянно, да, к тому же исполнение подкачало, но всё же — она хотя бы смогла побороть страх настолько, чтобы попробовать сделать всё как надо.

И как она должна была предугадать тот порыв ветра прямо из ниоткуда…

Мысль о громком хрусте с которым её крыло провернулось в суставе под совершенно невообразимым углом до сих пор вызывала тошноту. И от животного отвращения, и от сильнейшего чувства унижения. Любые попытки пошевелить конечностью теперь вели лишь к боли, поэтому Спитфайр пришлось терпеть пульсирующую агонию своего крыла, глупо болтающегося в воздухе под свистящим ветром.

То, что она ничего не могла сделать, что её судьба просто оказалась ей неподвластна, по всем правилам должно было утешить пегаску; но нет. Это лишь…

Значит вот так великая Спитфайр, капитан Вандерболтов, встретит свой конец? Несчастный случай?

Разве небо не понимает, что лучше умереть, чем быть убитой?

Вот почему было так плохо. Вот почему свободолюбивым пегасам было так тяжело падать. Из-за ощущения, будто тебя оставило нечто, чему надлежало быть твоим другом. Ближайшим другом — окружением, которое ты знал столь близко, что оно стало неотъемлемой частью тебя как пони, которое отделяло твоё племя ото всех остальных.

Отруби рог единорогу и посмотри, как он будет себя чувствовать. Вышвырни земного в океан и не давай ступить на сушу.

Не только это, но и беспомощность, ловушка неспособного спасти себя тела — вот что ещё было пыткой за гранью разумного для пегаса. Особенно такого, который ставил тренировки и физическое совершенство превыше всего. Спитфайр могла летать, чёрт подери, могла летать, летать, летать, её тело не было слабым, она не была беспомощным мешком перьев, небеса принадлежали ей!

Сломанная, будто надоевшая игрушка, отброшенная любимым небом, Спитфайр падала.

Поражённая громом.

Ей не следовало сдаваться. Ей не следовало давать тьме поглотить себя, однако все иные пути скрылись за чёрным туманом. Теперь шторм клубился высоко-высоко над ней, вращаясь перед глазами, пока гравитация жадно тянулась к одному из своих самых непокорных врагов. Очередная капелька, разобьющаяся о жестокую холодную землю далеко внизу.

Падающая.

Поражённая громом.

Тьма начала затуманивать зрение, нежно обнимая и обещая холодное утешение забытья, перед неотвратимым концом.

Рациональная часть в разуме Спитфайр отметила, что она начала терять сознание. Приток крови к её мозгу ослаб, зрение отказывало, мысли путались, а эмоции ощущались пустыми и далёкими, словно боль в мышцах днём после тренировок.

Она падала уже целую вечность, не так ли?

Две с половиной минуты — и в то же время годы.

Выбор перестал иметь всякое значение, когда она начала падать, и не имел значения до сих пор. Оглушённая ударом по голове, несущаяся вниз лбом вперёд, рядом с вопящей единорожкой, Соарином и Рапидфайр. Всё, конечно, так и есть, однако это лишь половина правды. Нет, восьмая часть.

Поражённая громом.

Какое бы ещё слово тут подобрать?

Мир, плывущий вдалеке нечётким пятном, вдруг взорвался цветом и грохотом. Кольцо яркого света, сверкая радостной яростью расцвело перед пустыми глазами Спитфайр, и из его центра понеслась вниз, словно молния, которой она буквально была отмечена…

Она.

Спитфайр смотрела за выступлением Рэйнбоу Дэш, конечно же, и… ну, оно не то чтобы сильно её впечатлило. Было даже слегка больно наблюдать, как кто-то столь сильно страдает от волнения — будучи к тому же в тени той нелепой единорожки в странном наряде. Это почти требовало усилий.

Но в своём рывке Дэш нашла… что-то.

Преобразилась из того, к чему шла всё выступление, в то, что мчалось сейчас вниз… это было невероятно красиво.

Исчезла та неловкая и напуганная кобыла, чьё волнение причиняло почти физические неудобства. Ей на смену пришла природная сила, воплощение скорости. Она наслаждалась полётом, и теперь у неё была цель. Её глаза всегда горели огнём и страстью, однако сейчас они сверкали словно рубины, только что добытые в шахте и теперь полыхающие красным огнём в солнечном свете, наконец-то освобождённые от земных оков.

Ангел во многих цветах; о её прибытии возвещал грохот самого неба, которое не могло устоять перед величием её полёта.

Потрясающе.

Спитфайр была удостоена лишь мгновения, в которое расширились от немого удивления её глаза, прежде чем копьё прекрасного света достигло цели. И вот, в крепкой хватке Рэйнбоу Дэш она поднялась обратно в небо, которое они обе любили столь нежно.

Если бы Дэш не оказалась такой забавной, всё очарование бы закончилось прямо там, на стадионе; однако проведённый с кобылкой следующий день лишь ещё больше лишил Спитфайр баланса. Нахальная? Да. Упрямая? Точно. Любит лениться? Ага. Иногда ведёт себя глупо? О, несомненно. Но при всём этом… энергичная. Пылкая. Неукротимая.

Спитфайр повидала немало рекрутов Вандерболтов и привыкла к извечно окружающей их браваде, настолько плотной, что прорваться через неё мог только очень большой и очень острый нож. Но Дэш была другой. Такой искренней в своей потребности добиться успеха, триумфа…

Можно было простить ей всё что угодно, когда она нацепляла свою дерзкую ухмылочку, даже — нет, особенно — если было понятно, что она никак не сможет подтвердить своё хвастовство. Она, конечно, попытается в любом случае. Это было мило.

Спитфайр начала падать, совершенно неожиданно для себя.

Никакого изящного пикирования, никакого контроля. Не существовало тренировок для подобного падения — которое было столь же пугающим, давящим и головокружительным, как и реальное, усложнённое тем, что ощущения при этом были чертовски приятные.

Поражённая громом, будто молния с бедра Рэйнбоу Дэш вдруг сорвалась и ударила Спитфайр прямо в грудь.

И вот, словно жеребёнок, не знавший лётной школы — неуверенная и потерянная — она замолотила копытами. И чтобы выровнять себя, так сказать, и чтобы мир вокруг вернулся в то положение, которого она так отчаянно желала.

Почему-то это никогда не работало.

Например на том Гала, которое выдалось на удивление захватывающим. Ох, как приятно тебя здесь видеть, Дэш, какое хорошее у тебя платье! Пошли, потусуешься с нами! Только подожди пока я схожу вон туда и, эм, честно говоря, попытаюсь придумать что-нибудь кроме фразы «не хочешь завалиться ко мне домой на ночь?»

И когда она встала во главе понивилльских пегасов для организации доставки воды в Клаудсдейл — Спитфайр не удивилась, услышав, что Дэш пытается побить рекорд. Это было так на неё похоже. Что на самом деле привлекло внимание капитана, так это принятое Рэйнбоу решение, когда вместо рекорда под вопрос попало само торнадо в принципе. Мечта превзойти других отошла на второй план — у кобылки всё же была голова на плечах. Она направила все усилия на основную задачу и таки привела свой городок к успеху. Она даже отдала лавры и почести храбрости своей подруги, вместо того, чтобы забрать их все себе. Даже перед лицом Спитфайр…

Спитфайр слышала, что Дэш была Элементом Верности, но произошедшее так ярко, так характерно непринуждённо, вдохновенно и честно доказало это…

Очередной вечер с Дэш обернулся ветром в спину, совершенно выбивающим из колеи. Внезапно оказаться с ней нос к носу на свадьбе Кейденс было столь же плохо, особенно учитывая, что Соарин буквально бросил незамолкающее радужное чудо с горящими от счастья глазами Спитфайр на колени, чтобы наконец отвязаться от вопросов о сложных воздушных манёврах и продолжить свои попытки подмазаться к достойнейшим из кантерлотских девиц.

Красивая. Гордая. Верная. Честная. Бесстрашная…

Было в Дэш некое простое наслаждение жизнью, от которого она становилась такой прекрасной. Она всегда выкладывалась на сто десять процентов, даже когда жаловалась или ленилась. Она отдавала прокрастинации больше усилий, чем некоторые отдавали работе; это было практически искусство — так сладко дремать, развалившись на облаке. Как и вкладывать столь много страсти и честолюбия, так сосредоточенно, в мечту летать с Вандерболтами… летать со Спитфайр…

Конечно же Спитфайр рекрутировала Дэш в команду спустя пару месяцев.

Она утонула в ликовании Дэш, когда ту впервые представили команде. Она купалась в её энтузиазме по поводу тренировок, не угасавшем даже перед лицом строжайшей дисциплины синхронного полёта. Она упивалась несмолкающими разговорами о природном таланте Рэйнбоу.

Спитфайр почти плакала, когда вернулась домой в тот первый день. Наконец-то — вместе в команде.

Теперь они могли стать подругами!

Ну и что с того, что она закрыла глаза на некоторые проблемы с дисциплиной? Всегда есть острые углы, которые нужно сгладить. А показуха? Ну конечно Дэш любит покрасоваться! Ты бы тоже любил, Соарин, если бы не был так занят набиванием себя едой, пока не станешь настолько жирным, что не сможешь лететь прямо. И да, я считаю Радужный удар великолепным завершением. Какая разница, что мы никогда не ставили новичков на завершение в их первый раз… сейчас особенный случай. Она особенная. Она готова.

Спитфайр размахивала копытами, беспомощная, пока пыталась справиться с силой, к столкновению с которой была совершенно не готова.

Ох, всё пошло совсем, совсем не так…

И каким-то образом, так естественно, Дэш обвинила во всём себя.

Из глаз Спитфайр, затуманенных недостатком кислорода и полным отчаянием, сорвалась и улетела вверх пара слезинок, к которым бьющий в лицо ветер не имел ни малейшего отношения.

Нет, Дэш, нет. Это я виновата. Я слишком сильно давила на тебя. Не слушай Соарина, он всегда строг к новичкам. Команда не злится на тебя. Ты выступила великолепно. Ну чуть-чуть не дотянула, бывает, это просто твой первый…

Спитфайр размахивала копытами, потерянная, совершенно бессильная перед разбитым выражением на лице Рэйнбоу. Она так хотела сделать хоть что-то. Она рассказала правду.

Почему я тогда?.. А как ты думаешь?

Но разве хоть кто-то хочет услышать, что был поднят на смех своим идолом из-за любви. Что это должен был быть подарок?

Напуганная возможным ответом Дэш, необъяснимым образом понимающая — что бы та ни сказала, это будет слишком, Спитфайр сбежала. Глубже во тьму и, что важнее, в бурю.

Там, как бывало уже так много раз, её поразил гром.

И она упала.

Всё в порядке. Она заслужила.

Спитфайр любила эту бьющую ключом жизнь, этот пыл, что составляли само естество и душу Рэйнбоу Дэш — того необузданного и вольного существа, что она увидела в тот самый день, когда семицветный луч прорезал небо и устремился к ней. Она купалась в сиянии мечты Дэш попасть к Вандерболтам, в её воли к успеху… в окружающей её чистой радости от жизни и полёта… и в своей любви, в своём желании стать источником такой же страсти и радости…

Нельзя подарить кому-то триумф. Вот в чём дело.

Рэйнбоу не хотела насильно оказаться под светом софитов, не хотела быть выставленной напоказ, словно на какую-нибудь витрину… её мечтой было преследовать ускользающий горизонт, достигать одну вершину за другой, покорять новые и новые высоты своим талантом и наслаждаться собственными победами…

Если бы Спитфайр не летела камнем вниз, не барахталась от растерянности и неизвестности… она бы поняла, что её единственной, если уж на то пошло, ролью в этой мечте было место простой попутчицы на ветрах славы.

Спитфайр чувствовала как теряет сознание, однако упрямо держала глаза направленными вверх, к небу, к своему лучшему другу и своему предателю. Поглощённая рокочущей яростью разгневанных небес за разрушение мечты их избранной пони, она едва заметила, что врезалась в облако, отчего оно развеялось белой дымкой и слегка замедлило её падение.

Потом ещё одно — отдача заставила её беспомощно пошатнуться.

И третье, на этот раз слишком большое для её веса и скорости, чтобы рассыпаться. Спитфайр тяжело приземлилась на своё вывернутое крыло, вскрикнув от боли, отпружинила обратно, перевернулась в воздухе и продолжила свой неуклюжий спуск вниз головой.

Падение было сущей пыткой для пегаса.

Получить удар, потерять всякий контроль, сорваться с волны этого головокружительного и пробирающего до сердца удовольствия от движения, скорости, свободы противостоять великой силе. Быть униженной, растерянной и такой… такой одинокой, потому как всё, что ты знала и желала растворилось жестокими ветрами, превратилось в неповторимый ад специально для тебя, в который ты рисковала попасть каждый раз, как расправляла крылья.

Но тем не менее ты расправляла их снова и снова. Таков был полёт.

Спитфайр открыла глаза и зарычала. Мокрая земля под ней отвратительно хлюпала от малейшего её движения, всё больше пропитываясь влагой под хлещущим ливнем. Яростные капли безжалостно обрушивались на её покалеченное тело.

Она пала так низко, как только можно было. Как капитан, как летун и как пони, добивавшаяся расположения другой… ниже некуда.

Но ведь и сюда пробивался лучик света, не так ли? Кусочек старинной народной пегасьей мудрости, какие обычно пишут на поздравительных открытках.

Смотря в перепуганное, перевёрнутое лицо Дэш, Спитфайр слабо усмехнулась.

Когда рухнешь на землю, у тебя останется лишь один путь. Вверх.